Перед началом собственно четырёхсторонней встречи Хрущёв встретился с де Голлем. Президент был обеспокоен — последние события в Греции и недавний перехват самолёта U-2 наэлектризовали Европу, и де Голль не без оснований беспокоился, что достаточно малейшей зацепки, малейшего выражения недоброжелательности, чтобы столь долго и тщательно готовившиеся переговоры рухнули.
Никита Сергеевич и сам помнил, прочитав в присланных документах свои же собственные мемуары, что в 'той' истории, во время перелёта до Парижа он до того накрутил себя самого и всю советскую делегацию, что сорвал переговоры. Но теперь он точно знал позицию Эйзенхауэра и твёрдо решил, что срыва саммита не допустит. Поэтому он был настроен очень спокойно и доброжелательно, всем своим видом демонстрируя уверенность в себе и своих силах.
— Мы открыты для диалога, — заявил он де Голлю. — Дипломаты долго и плодотворно трудились, нельзя допустить, чтобы их работа пошла прахом.
Во время этой предварительной встречи Хрущёв и де Голль подписали межправительственное соглашение о совместной постройке космодрома во Французской Гвиане и о запуске спутников, разработанных французскими учёными, на советских ракетах-носителях. Фактически, речь шла о начале совместной с Францией космической исследовательской программы.
Основными темами на переговорах предполагались соглашения о сокращении вооружений и безопасности в Европе, а также — вновь поднятый по настоянию США германский вопрос. Дипломаты за прошедшие полгода после встречи в Вашингтоне уже довели часть соглашений о разоружении до стадии готовности к подписанию итоговых документов. По другой части ещё оставались существенные разногласия.
В подготовленном к подписанию соглашении о европейской безопасности предполагалось в течение 10 лет по частям выводить из Европы расквартированные там подразделения оккупационных войск США, Великобритании, Франции и СССР. Одновременно предполагалось отвести танковые и другие наступательные вооружения от линии границы Западной и Восточной Германий, для начала — на 100 километров.
Также дипломаты подготовили к подписанию соглашение о сотрудничестве СССР и США в космической области. Оно предусматривало разработку и развёртывание спутниковой системы поиска и спасения терпящих бедствие, а также совместную разработку стыковочного узла и аппаратуры управления сближением единой для советских и американских аппаратов конструкции. Об этом Хрущёв и Эйзенхауэр договорились в сентябре 1959 г во время визита в США. (АИ, см. гл. 04-16)
Ещё одно соглашение, спешно подготовленное дипломатами после Агадирского землетрясения, должно было документально оформить присоединение США, Великобритании и Франции к Международной спасательной службе. Фактическое сотрудничество по этой линии уже велось.
При согласовании повестки дня саммита Андрей Андреевич Громыко предложил начать сразу с подписания подготовленных соглашений.
— Это с самого начала встречи создаст благоприятный фон для последующих обсуждений.
Делегации вошли в зал, где проводилось совещание, обменялись приветствиями. Президент де Голль, как 'хозяин саммита', выступил с кратким вступительным обращением к участникам. Затем он предоставил слово британскому премьеру Макмиллану:
— Великобритания крайне обеспокоена недавними событиями в Греции и коммунистическим вмешательством в демократические процессы, — заявил Макмиллан. — Мы намерены вынести ситуацию в Греции на обсуждение в ООН.
— Это вы фашистский переворот именуете 'демократическим процессом'? — ехидно поинтересовался Хрущёв. — Интересная трактовка событий. Прямо-таки пахнуло Мюнхеном 1938 года.
— Под видом подавления путча вы, фактически, устроили в Греции коммунистическую революцию и привели к власти прокоммунистическое правительство! — продолжал Макмиллан.
— Андрей Андреич, после заседания дайте телеграмму господину Папандреу, что господин Макмиллан причислил его к коммунистам, — усмехнулся Никита Сергеевич. — Вместе посмеемся. Всё, что произошло в Греции — закономерный ответ греческого народа на попытку фашистсткого переворота.
— События в Греции являются внутренним делом Греции, и ООН неправомочна обсуждать их в какой бы то ни было форме. Единственным фактом для обсуждения в ООН являются массовые убийства по политической принадлежности, совершённые фашистской хунтой в ночь на 1 мая, — заявил в ответ Косыгин. — Как в своё время господин Лодж назвал организованный ЦРУ переворот в Гватемале 'восстанием гватемальцев против гватемальцев', так и сейчас события в Греции следует назвать 'неудавшимся мятежом греков против греков'. Греческий народ отверг притязания военных на власть и оказал мятежникам вооружённый отпор, защитив свободу и демократию. Нас удивляет, что державы, столь приверженные принципам демократии, как Великобритания, высказывают недовольство текущим развитием событий.
— Но во главе этих событий были коммунисты! — возмутился Макмиллан.
— И это неудивительно, так как на сегодняшний день самая прогрессивная партия в Греции — именно коммунистическая, — ответил Хрущёв. — Раз уж все остальные партии не осмелились возглавить народные массы и поднять их на борьбу против фашистской хунты, пришлось коммунистам уже в который раз встать на защиту демократии, как в Испании в тридцатых или в оккупированной Гитлером Европе в сороковых.
Никита Сергеевич с удовольствием смотрел, как от его слов перекосило и Макмиллана, и Эйзенхауэра, и госсекретаря Гертера, и министра иностранных дел Великобритании Селвина Ллойда. Де Голль и французский министр иностранных дел Морис Кув де Мюрвиль, уже успевшие пообщаться с Первым секретарём более плотно, также наслаждались ситуацией.
Он мимоходом отметил, что ПВО стран НАТО, судя по их реакции, не смогло полностью отследить трёхчасовой полёт 16 крылатых ракет, запущенных с подводных лодок, над Средиземным морем. Иначе в истерике бились бы все присутствующие, а не только наглы. Во всяком случае, и французская национальная ПВО, и ПВО американской базы в Неаполе были, по-видимому, застигнуты врасплох. Предельно нахальный эксперимент адмирала Кузнецова увенчался успехом — было доказано, что средства ПВО середины-конца 50-х не могли уверенно отслеживать низколетящие цели с малой ЭПР.
— По-моему, мы отвлеклись от повестки дня, — заявил де Голль. — Если все стороны готовы подписать итоговые документы по подготовленным договорам, предлагаю приступить к подписанию.
Первым подписали соглашение о совместной разработке спутниковой поисково-спасательной системы. В ходе согласования статей соглашения, в качестве третьего участника к нему присоединилась Франция, и теперь де Голль также подписал итоговый документ.
Косыгин и Эйзенхауэр подписали соглашение о совместной разработке стыковочного узла и системы сближения для космических кораблей. Затем был подписан документ об официальном присоединении США, Великобритании и Франции к Международной спасательной службе. Этот договор Никита Сергеевич считал одним из наиболее важных на текущий момент.
С договором о сокращении вооружённых сил в Европе возникла неожиданная заминка. Селвин Ллойд заявил, что появились новые обстоятельства, требующие дополнительного обсуждения и согласования, но, чтобы не задерживать обсуждение других вопросов, стоящих на повестке дня, предложил вернуться к вопросу позднее.
Хрущёв лишь пожал плечами и согласился:
— Что ещё за новые обстоятельства? — шёпотом спросил он у Громыко. — Чего этим буржуям ещё надо?
— Я пока сам не в курсе, с нами они ещё не обсуждали, — ответил Андрей Андреевич. — Подозреваю, что они нашли-таки способ сорвать подписание договора.
— Хрен с ними, подождём, — Никита Сергеевич прямо-таки излучал благожелательное спокойствие.
Он поздравил де Голля и Эйзенхауэра с первым значительным успехом в совместной программе мирного освоения космоса:
— Конечно, мы ещё не знаем, получится ли что-нибудь из нашего сотрудничества, но мы доказали всему миру и самим себе, что при желании сумеем договориться по многим вопросам, — сказал Хрущёв. — Возможно, когда-нибудь сможем договориться и о полном разоружении.
— Вашу концепцию полного разоружения, да ещё в столь сжатые сроки, лично я считаю несколько утопичной, — ответил Эйзенхауэр. — Поэтапное сокращение вооружений в Европе мне представляется более реалистичным. Вернёмся к этому вопросу чуть позднее. Сейчас я хотел бы ещё раз обратить ваше внимание на необходимость политического урегулирования германского вопроса.
— А что с ним не так? — удивился Хрущёв. — Мне представляется, что германский вопрос у нас с вами как раз урегулирован, причём именно так, как это устраивает всех наших и ваших европейских партнёров. Наших — по ОВД, ваших — по НАТО.
— Но Германия разделена! — возразил Эйзенхауэр.
— И это нас устраивает, — ответил де Голль.
— Мы считаем, что необходимо провести в Германии всеобщие демократические выборы и референдум об объединении страны, — заявил Айк, прочитав записку, подсунутую Гертером. — Это следует сделать для выполнения Потсдамских соглашений.
— Подтсдамские соглашения принимались в другой политической обстановке. СССР, США и Великобритания ещё оставались союзниками, хотя бы формально,— возразил Косыгин. — Не существовало ни НАТО, ни Варшавского договора. Сейчас всё переменилось, частично изменилась сама суть европейской политики. Бывшие союзники оказались по разные стороны, а индивидуальная политика европейских государств сменилась блоковым противостоянием. В этой ситуации правильнее было бы принять соглашение по германскому вопросу, закрепляющее современное положение.
Ваше мнение, как я понимаю, с 1955 года принципиально не изменилось, Наше — тоже. Как и мнения французской и английской сторон. Нас вполне устраивает современное состояние вопроса. Сам факт наличия или отсутствия мирного договора не мешает нам сотрудничать с ГДР, так же, как не мешает вам сотрудничать с Западной Германией. Мы согласны даже не настаивать на заключении сепаратного мирного договора с ГДР. Хотя, если нажим со стороны западных держав нас к тому вынудит, мы можем с восточными немцами и отдельно мирный договор подписать.
Эйзенхауэр и Гертер переглянулись. Они надеялись навязать Советскому Союзу политический спор об объединении Германии, но вновь, как и в 1955 году, столкнулись с единой позицией СССР, Великобритании и Франции, настаивавших на продолжении существования двух отдельных германских государств.
— На встрече в Женеве в 1955 году господин Фор уже предлагал взаимоприемлемый и устраивающий всех выход из положения, — напомнил де Голль. — Он предлагал зафиксировать раздел Германии на следующие 50 — 100 лет. Установить полноценную границу между Восточной и Западной Германией, и вокруг Западного Берлина, признать Западный Берлин нейтральной международной территорией. Заключить отдельные мирные договоры с Западной и Восточной Германиями. (АИ, см. гл. 01-32)
Вы, господин президент, тогда, с подачи покойного госсекретаря Даллеса, этот вполне разумный и устраивающий всех план решительно отвергли, заявив, что 'не можете согласиться с тем, что миллионы людей в Восточной Германии разделены со своими семьями в её западной части и лишены свободы' (см. гл. 01-32). Но, если посмотреть на сегодняшнюю ситуацию, мы видим, что французский план политического урегулирования германского вопроса де-факто уже реализован.
Смотрите сами, господин президент. Полноценная граница между Германиями и вокруг Западного Берлина построена и функционирует с 1956 года. (АИ, см. гл. 02-16) Раздел Германии, можно сказать, зафиксирован. Остались лишь чисто политические вопросы. Не заключены мирные договоры, но в этом вопросе даже советская сторона согласна не настаивать, если Соединённые Штаты не станут решение этого вопроса форсировать.
Не установлен нейтральный статус Западного Берлина, причём Западная Германия объявила Западный Берлин своей частью, а Соединённые Штаты ей в этом потворствовали. Так кто тут явно нарушает Потсдамские соглашения?
Эйзенхауэр оказался пойман в логическую ловушку, и Хрущёв поспешил её захлопнуть, хотя и сделал это с реверансом в пользу Айка:
— Безусловно, выполнять условия Потсдамских соглашений необходимо, — подтвердил он. — Но мы оказались в ситуации, когда Западная Германия, требующая их выполнения от других, сама же их и нарушает. Эта ситуация нетерпима и требует решения в соответствии с духом и буквой Потсдама. Однако, как я понимаю, американская сторона не поддерживает эту идею?
Решать судьбу своей страны должны сами немцы. Тут я с президентом Эйзенхауэром согласен. Но при этом надо учитывать уроки истории. Все мы хорошо помним, на что способна единая Германия. Для безопасности Европы будет лучше пока оставить её разделённой. Иначе мы опять окажемся в ситуации, когда часть Европы мнит себя больше целого. Забыли про немецкие танки в Париже, бомбардировщики люфтваффе над Лондоном и Ковентри, субмарины Дёница в Атлантике, у берегов Северной Америки?
Президент США в сомнении взглянул на Гертера. Тот что-то написал на листке бумаги. Айк прочитал, скривился, затем обратился к Макмиллану:
— Что скажет британская сторона?
— Мы привержены евроатлантической солидарности, — ответил британский премьер, — но лишь до тех пор, пока она обеспечивает безопасность Великобритании. Единая Германия через 15 лет после окончания мировой войны — слишком большой и непредсказуемый фактор нестабильности в Европе. В этом вопросе я склонен согласиться с господином де Голлем.
Американцы вновь, как и в Женеве, остались в меньшинстве.
— Я вижу, что здесь только Америка по-настоящему привержена идеалам свободы и демократии, — раздражённо заявил Айк.
— Нет, скорее, только до Америки не получится доехать на танке, — парировал де Голль. — Ла Манш, знаете ли, не так уж и широк.
— Считаю правильным отложить обсуждение германского вопроса до тех пор, пока ситуация в Европе не изменится кардинально, — предложил Косыгин.
— В идеале — лет на сто, — проворчал Макмиллан.
— Мы могли бы пойти на обострение отношений и потребовать от Западной Германии немедленного решения вопроса Западного Берлина, — продолжил Косыгин. — Могли бы заключить сепаратный мирный договор с Восточной Германией. Могли бы постоянно оказывать военный нажим на Западный Берлин. Мы этого не делаем, в качестве политической любезности для наших западных партнёров, рассчитывая на их ответные шаги навстречу. Но американская сторона, похоже, считает данную любезность нашей слабостью, либо просто не понимает намёков, и продолжает оказывать политическое давление.
Так как, господин президент? Будем продолжать, или всё же отложим германский вопрос до лучших времён?
— Мы вернёмся к этому вопросу позже, — буркнул припёртый к стенке Эйзенхауэр.
Один раз — в 1955-м в Женеве — он уже проиграл подобную дискуссию, практически сорвав встречу, и теперь не хотел снова быть обвинённым в срыве переговоров.
На этом первый день переговоров в 4-хстороннем формате завершился. Продолжились двухсторонние консультации. Вечером состоялся дипломатический приём, на котором делегации смогли пообщаться в неформальной обстановке.
