Пещера выглядела пустой, но это не могло меня обмануть, слишком хорошо я знала свои сны. Казалось, стоит лишь сделать шаг, и все вокруг изменится, придет в движение, оживет и обратится ко мне, не предвещая ничего хорошего.
— Здравствуй.
Звук пришел из ниоткуда, я даже не успела сообразить сверху он донесся или из-за спины. И было ли в этом звуке услышанное слово?.. Я могла просто испугаться какого-то шума, придумав в нем голос.
— Здравствуй, — теперь я отчетливо слышала голос, но вот определить его принадлежность не могла.
Внутри табунами пробегали мурашки, добавляя мне предчувствия неотвратимого.
— Здравствуй, что же ты молчишь? — на этот раз голос был явно женским, но с какими-то неестественными нотками, будто во рту у говорившей в место зубов теснились огромные металлические клыки.
— Неужели так сложно казаться вежливой? — с грустью произнесла женщина спустя несколько секунд. — От тебя же не убудет... Неужели я такая страшная?
И она шагнула ко мне...
Я услышала это движение, но не увидела саму незнакомку. Застоявшийся в пещере воздух дернулся, ударив мне в лицо холодной стеной.
— Знаешь ли ты, сколько мужчин признавалось мне в любви? — с горечью выдохнула женщина.
Она стояла прямо передо мной, я ощутила теплоту ее дыхания всего в десятке сантиметров от себя. В ужасе сглотнув, я нерешительно отклонилась назад, боясь сделать хоть шаг.
— Я тебе неприятна? — удивилась женщина. — Сотни таких как ты готовы падать предо мною ниц, лишь бы удостоиться чести оказаться среди свиты. Сотни!..
Женщина вскрикнула и толкнула меня рукой. Теперь я точно была уверена, что это не плод фантазии. Закрой глаза — и не отличишь происходящее от обычной реальности.
Я отступила на шаг, внимательно следя за пространством перед собой, и не ожидала, когда голос прозвучал сбоку, над ухом:
— Ты считаешь себя достойной? Ты считаешь, что лучше меня?
Меня передернуло. Хотелось не просто отойти, а убежать, но из пещеры не было выхода!
— Куда же ты... — выдохнула мне в лицо женщина. — Хочешь улизнуть и оставить меня здесь?
Язык распух от страха, чем и уберег от ответа.
— Здесь так одиноко... — провыла женщина, подступив вплотную, почти касаясь губами моего лба. — Поговорить совершенно не с кем... брожу... Хожу... Одна!..
Женщина медленно накрутила на невидимый палец прядь моих волос, вогнав этим в ступор, а затем, хотя я и ждала чего-то такого, больно дернула на себя, заставляя вскрикнуть от боли.
— Ты что-то сказала? — сладко уточнила женщина и крепко сжала мои руки выше локтей, не давая отойти. — Скажи еще что-нибудь!
Было страшно и я, дрожа всем телом, помалкивала.
— Хотя бы звук! — закричала женщина и до боли стиснула мои руки. Я постаралась не выдать себя стоном, догадавшись, что стоит произнести еще хотя бы один звук и эта невидимая незнакомка не отвяжется.
— Говори! — противно каркнула женщина, встряхнув меня. — Ну!
Я молчала и не ожидала, что меня так просто отпустят, но женщина отступила, давая возможность вдохнуть полной грудью. Не верилось в такую удачу.
Удар пришелся сбоку по руке, хлесткий и холодный как от куска стали. Я даже боль почувствовала не сразу, только когда рана на предплечье набухла кровью и ее края раздались в стороны под разорванной тканью платья. Новый удар настиг на уровне колен, подло преподнесенный сзади. Я вскрикнула и упала на четвереньки, сотрясаемая болезненными пульсами и толчками вытекающей из ран крови.
— Ага! — взвыла женщина и хлестнула меня по спине со всего маху. — Будешь говорить! Будешь говорить со мной!
Стремясь оказаться как можно дальше от этой невидимой сумасшедшей, я, как смогла быстро, поползла в сторону, стараясь не обращать внимания на боль.
— Куда?! Куда ты? А поговорить?
Сжавшись и ожидая нового удара, я, тем не менее, все равно кое-как передвигала ногами и руками, подбадривая себя тихими стонами, пока не ударилась со всего маху о стену... и не проснулась.
Несколько минут заполошно оглядывалась, пытаясь понять, чудится ли все это или я на самом деле дома, в своей комнате. Поверить удалось не сразу. Все представлялось, что из-за ширмы или гардины выскочит очередной монстр, чтобы растерзать меня на части.
* * *
Почему-то казалось, что я буду долго переживать и вспоминать произошедшее, с содроганием провожая каждый новый день. Но уже через неделю все сгладилось, половина событий стерлась, поглощенная подготовкой сначала к свадьбе Эвилы, а затем к ее отбытию в Ленисин. Мы с Эммой с удовольствием приняли приглашение погостить у сестры и помочь ей освоиться в новом доме.
Получилось настоящее приключение. Все мои познания об окрестных землях исчерпывались поездками в несколько деревенек, расположенных на расстоянии пары часов езды от замка, и непримечательными поездками в Эдишь и Барру. Все остальные знания я почерпнула из книг, прилежно заучивая названия городов и деревень, относящихся к Алории. И только проехав княжество насквозь, я сообразила, насколько владения отца обширны.
Целых восемь дней пути основательно измотали как меня, так и не привыкшую сидеть на месте Эмму. Изрисовав все чистые листы бумаги цветным мелом с двух сторон и измазав этим же мелом синюю бархатную обивку кареты, малышка каждые несколько минут требовала новое развлечение, чем чуть не довела до истерики тетю и двух нянек. Но все-таки нам удалось добраться до владений князя Ленисина без потерь.
Замок, в котором Эвиле предстояло стать полноправной хозяйкой, оказался в два раза больше нашего Алора, но в более плачевном состоянии. Последние лет пятьдесят князья пытались ремонтировать здание, но то усиленно сопротивлялось.
Не смотря на довольно теплую осеннюю погоду, Эмму продуло, так что малышка практически весь наш визит проболела, дуясь на тетю, что ее не пускают со мной на побережье. Стараясь как-то утешить сестренку, я покидала ее только на несколько часов, чтобы вдоволь набродиться по широким безлюдным пляжам, где так приятно было мечтать о путешествиях и плаваниях, о которых я читала в книгах. И только вспоминая дорогу через два княжества, приходилось признать, что красивыми эти рассказы выглядели только на бумаге.
По жизни я была слишком домашней, чтобы без причитаний и жалоб, да еще и по собственной воле, отправиться хоть куда-нибудь. Жалеть о поездке, естественно, было поздно, поэтому я просто почаще одергивала фантазию, когда, подставляя лицо и распущенные волосы порывам теплого ветра и солоноватым брызгам воды, видела себя на палубе быстро мчащегося корабля. Для Эммы на пляжах я собирала забавные камешки и кусочки обкатанного волнами стекла, чтобы потом, устроившись поудобнее на одеяле, долго с упоением их рассматривать. Камешков у малышки накопилось за две недели с целый тазик для умывания. Няньки хотели их выкинуть, но мы в честной борьбе отстояли наши сокровища. А уезжая из Ленисина, вытребовали у слуг отдельный сундучок под них.
Весной к нам пожаловал овдовевший князь Барры, чтобы просить руку Ольмы. Правда, делал он это так завуалировано, что отец не сразу догадался. Тетушка Севиль, узнав о цели визита соседа, ужасно расстроилась. Как мы поняли позже, она была тайно влюблена в князя много лет. Чтобы не расстраивать сестру, отец без мук совести отказал князю, не дав тому даже переговорить с Ольмой.
Сама старшая сестра долго хохотала, узнав об этом. А на следующий день заявила отцу, что хочет замуж за капитана замковой стражи. Временем для объявления Ольма выбрала обед, так что князь чуть не подавился кусочком телятины и долго приходил в себя. После чего попытался втолковать дочери, что не может заставить капитана взять ее в жены. Дядя на это предложил спросить самого молодого человека, но желающих не нашлось.
Через неделю капитан Велл сам пришел к отцу просить руку Ольмы, которую, при всей любви отца к этому парню, не получил бы, если бы девушка первая не объявила о своем желании. Отец с легким сердцем согласился, так и не узнав, что дочь собиралась устроить голодовку и побег из дома в случае отказа.
Мое шестнадцатилетие отпраздновали в тесном семейном кругу. Повар приготовил много всяких вкусностей. Подарков от родственников и княжеских семейств я в честь этой даты получила совсем немного, так что сладости стали отличным утешением. Особенно с учетом того, что пару самых больших подарков Эмма разбила в дребезги, утверждая, что не трогала коробки, а те сами собой поднялись в воздух, а потом взорвались. В выдумки сестренки мало верилось. Ну, не могли упакованные в бумагу вазы воспарить, а потом разлететься на маленькие кусочки по всей комнате.
Подарки из Легардора совсем не пострадали. Будто зная о любопытстве Эммы, легарды прислали мне отрез дорогого переливающегося шелка и много прекрасных кружев, которые нельзя было разбить. Мара, с трепетом расстилая эту красоту на покрывале кровати, шепотом считала число ночных сорочек, на которые можно будет использовать тончайшее кружево, когда ко мне прибежала Ольма и со слезами на глазах начала умолять отдать их ей. Служанка раскраснелась, сдерживая желание напомнить старшей сестре, что она поступает неправильно, но вряд ли Ольма прислушалась бы к совету. Мне не очень хотелось отдавать такой чудесный подарок, но сестра столь настойчиво уговаривала, что проще было дать требуемое, чтобы сохранить мир в семье.
Лето потонуло в приготовлениях к свадьбе, которую весело справили в самом начале осени. Ольма очень спешила с брачными обетами, больше обычного покрикивая на нас с Эммой. Причину спешки все в Алоре узнали всего месяц спустя, когда сестра надумала заказать себе несколько новых платьев со свободным покроем. К началу зимы уже ни от кого не мог укрыться округлившийся животик девушки, а ранней весной Ольма осчастливила отца первым внуком.
Князь в малыше души не чаял, но старался держаться от него подальше, уж очень требовательный у того оказался голосок, способный поднять половину замка посреди ночи по боевой тревоге.
Вот и сейчас я легко улавливала в отдалении раскаты и переливы плача, резко превращающегося в визг. Маленький Савир не давал покой никому, ни днем, ни, тем более, ночью. Ольма как-то приноровилась спать даже под его вопли, в то время как целый штат нянек сбивался с ног, пытаясь успокоить одного толстощекого карапуза с золотым вихром волос, как у новоиспеченного папаши. Капитан стражи, готовый идти в бой на любого противника, непреклонный и уверенный в себе, позорно сбегал в деревни, где квартировали или жили стражники, чтобы только быть подальше от родного сына.
Я подошла к окну, чтобы лучше видеть строки письма Эвилы. В последний год сестренка сильно подобрела, от счастливой и радостной жизни растеряв половину своих колючек. Даже не видя Эвилу, я легко могла представить ее умиротворенную улыбку влюбленной и любимой жены и почти матери. Этим летом ожидалось рождение первенца молодой княжеской четы Ленисин, что не могло не радовать.
Читая о том, как себя чувствует Эвила, и о том, что за последний месяц подарил ей муж, я не могла не смеяться, представляя, как буду зачитывать письмо вслух за ужином.
Захотелось уговорить отца, чтобы он отпустил меня к сестре хоть ненадолго. Будет замечательный повод оказаться подальше от раздраженной и не менее громкой, чем ее сын, Ольмы.
"Я так скучаю, Вир, — писала Эвила. — Здесь очень хорошо, но порой бывает очень скучно. У меня нет подруг, только слуги..."
— Леди Вирена, еще один подарок! — пропыхтела Мара, внося на подносе небольшой сверток из плотной коричневой бумаги.
— А этот от кого? — спросила я, осматривая и без того громадную гору подарков от всех родственников и от каждого из княжеств, опасаясь, как бы она не свалилась на пол, загромоздив все пространство в комнате.
В этом году все вдруг вспомнили, что дочери князя Виктора исполняется семнадцать, а еще, что она невеста киашьяра Легардора. Со дня ритуала, разделившего мою жизнь на "до" и "после". Даже получилось понемногу свыкнуться с новым статусом и с пониманием того, что однажды придется назвать Рэндалла своим супругом.
— Чего не знаю, того не знаю! Мне слуги передали, а сам подарок какой-то гонец доставил, — проворчала горничная утирая пот со лба. — Ух, ну и духотища! Не повезло вам с днем рождения!
Май в этом году выдался, правда, слишком жарким. По ночам я и без того спала плохо, но теперь и вовсе почти не высыпалась. К бессоннице привыкла легко, она стала моей обычной спутницей в эти два года, и ей я была рада больше, чем снам.
Коридор мне виделся не очень часто, но тот сон с легалами оказался единственным спокойным и нестрашным. Сны каждый раз были разными и в тоже время похожими. В них вечно присутствовали какие-то ужасные многоглазые звери странной окраски, и тьма, в которой таилось что-то, от чего хотелось забиться в угол и выть от предчувствия неизбежного. И в каждом я видела ту женщину, про которую Клант сказал, что это Ашарса. Она всегда была позади этих голодных глаз, опасных клыков и когтей. И ее голос протыкал мозг раскаленным железом.
Я просыпалась в поту, с ощущением, что с каждым разом сны все больше затягивают меня в свои объятия. Еще немного, и навсегда останусь там, звери доберутся до меня, а Ашарса добьет то, что останется от слабого и безвольного тела, некогда бывшего девушкой, по имени Вирена.
Порой начинало казаться, что я схожу с ума, потому что виделось, как Ашарса приходит не только во сне, но и на яву, хотя такое, конечно, просто не могло произойти. Ведь эта легарда, возможно, только миф, а мне сниться вовсе даже не она. Просто моя любовь к книжным историям породила эти сны, а детский страх темноты довершил дело.
— Правда, жарко. Мара, подготовь ванну, — велела я, оттягивая лиф платья на груди. — И сложи на столике возле нее самые маленькие подарки. Я их открою до праздничного ужина. Может там отыщется какое-нибудь интересное украшение.
Мара устало вздохнула, но отправилась приказать слугам, чтобы принесли горячей воды из кухни. Улыбнувшись вслед горничной, я зашла за ширмочку у сундука в углу и начала раздеваться, прислушиваясь, как гремят ведрами кухонные помощники, наполняя большую медную ванну в небольшой комнатке, примыкающей к спальне. Последним я сняла с шеи питир. Обычно с подвеской я почти не расставалась, снимая только перед купанием. Повесив подарок легардов на завиток деревянных украшений ширмы, в одной нижней рубашке я отправилась в ванную комнату, попутно сказав Маре, что ее помощь не потребуется.
В воду я добавила целую горсть морской соли и немного сушеных лепестков пиона, от чего по комнате поплыл приятный аромат. Пройдясь вокруг ванны и обдумывая предстоящий вечер, я развернула лежавший на краю столика бесформенный сверток. Загадывать, что в нем может оказаться, было бы глупо.
