— Мы согласны, — выразил общее мнение советской делегации Алексей Николаевич. — Предлагаю поручить министрам иностранных дел сегодня же разработать предварительный протокол, в котором будут изложены достигнутые сегодня договорённости, и на основе которого мы будем строить дальнейшие согласования.

— Согласен, — коротко ответил Айк. — Господин Гертер, займитесь. Протокол должен быть готов к подписанию завтра.

На этом, по общему согласию сторон, был объявлен перерыв. Во время перерыва главы делегаций ответили на вопросы репортёров. Известие о признании западными державами ГДР произвело эффект разорвавшейся бомбы. 19 мая все газеты пестрели гигантскими заголовками.

Как выяснилось позже, Аденауэр в это время лежал без сознания, иначе он бы прибежал из Бонна в Париж, волоча за собой стойку с капельницей, но не позволил бы Эйзенхауэру, Макмиллану и де Голлю признать ГДР.

(В реальной истории Аденауэр так прокомментировал выходку Хрущева [декларацию с требованием официальных извинений за полёт U-2]: 'Нам здорово повезло. Хрущев совершил большую ошибку. Он мог многого добиться от Эйзенхауэра' см. Рыбас Святослав Юрьевич 'Громыко. Война, мир и дипломатия' с. 256)

Официальные заявления о признании ГДР были опубликованы на следующий день, 19 мая. Установление дипломатических отношений и прочие формальности были завершены к концу мая. (АИ)

Вторую половину дня 18 мая посвятили обсуждению пересогласования поэтапного вывода войск с территории Германии. В сложившейся ситуации Макмиллан осознал, что после вывода американских войск британский контингент в Западной Германии в итоге останется лицом к лицу с советскими частями ГСВГ, которые будут вынуждены оставаться в ГДР, чтобы 'уравновесить' британские войска. К тому же британцам придётся действовать и против Национальной Народной Армии ГДР, вооружённой советским оружием.

Тем не менее, Макмиллан продолжал упорствовать, требуя возврата кораблей. Подписание договора о поэтапном выводе войск пришлось отложить до окончания пересогласования численности выводимых контингентов.

#Обновление 18.12.2016

Встреча в Париже официально завершилась 20 мая подписанием предварительного протокола о графике переговоров по поэтапному урегулированию статуса Западного Берлина. В протоколе были зафиксированы решения Контрольного совета от 1947 г и требования сторон, намечены основные этапы и темы переговоров, определены предварительные сроки их проведения.

Помимо этого, были подписаны подготовленные ранее соглашения между СССР, США и Францией — о совместном использовании наземных систем радионавигации LORAN и 'Чайка', а также об унификации частот американской спутниковой системы 'Transit' и советской 'Циклон'. (АИ, см. гл. 04-16). Франция также присоединилась к соглашению о совместной разработке унифицированного стыковочного узла. Де Голль с Хрущёвым подписали подготовленный дипломатами и специалистами договор о совместной разработке космических аппаратов гражданского и научного назначения. Для Франции это была наиболее реальная возможность относительно быстро войти в 'клуб космических держав', даже не имея пока собственной ракеты-носителя для вывода спутников на орбиту.

Впрочем, де Голль в кулуарах намекнул Никите Сергеевичу, что работа по созданию французской РН лёгкого класса уже начата:

— Лет через пять мы сами сможем запускать на орбиту лёгкие спутники, — сказал президент. — Запомните это название — 'Диамант'. Вы о нём ещё услышите.

Основная совместная работа с французами в космической области уже шла с января 1960 г — во Французской Гвиане началось строительство космодрома Куру. На площадке ?1 строился стартовый комплекс для РН 'Союз-2' (АИ). Британский премьер предсказуемо отклонял любые попытки сближения позиций, поставив безоговорочным предварительным условием возврат кораблей.

В кулуарах Хрущёв и Эйзенхауэр обсудили ещё один вопрос, положительного решения которого особенно опасались политические 'ястребы' с обеих сторон — возможный запрет на проведение ядерных испытаний в атмосфере. Радиоактивные осадки не радовали ни американцев, ни европейцев. У нас, в силу невероятной секретности, об этой проблеме говорили меньше, но это не означало, что Никита Сергеевич уделял ей меньше внимания.

Впрочем, Хрущёв вёл переговоры о запрете ядерных испытаний с оглядкой. Он сформулировал позицию СССР так:

— Мы предлагаем запретить ядерные взрывы в атмосфере, на поверхности Земли или воды, и под водой, а также в плоскости эклиптики, — это слово Никита Сергеевич прочитал по бумажке, — на высотах, где располагаются радиационные пояса Земли — чтобы не вредить летающим на орбите спутникам. Проводить ядерные испытания для совершенствования оружия необходимо, поэтому мы предлагаем взрывать под землёй, в глубоких шахтах, откуда радиация не сможет выйти на поверхность. Также следует оставить возможность 'технологических' ядерных взрывов малой мощности — скажем, до 10 килотонн или сколько там насчитают учёные — на поверхности земли, и в приполярных областях, в стратосфере и в космическом пространстве. В этом случае меньше вероятность образования искусственных радиационных поясов. Но 'технологические' заряды должны быть специализированными, с уменьшенным выделением радиации, насколько это вообще возможно.

— Вообще-то мне говорили, что при взрыве малой мощности плутоний реагирует в меньшей степени, и взрыв, наоборот, получается более 'грязным', — припомнил Эйзенхауэр. — Этот вопрос следует проработать подробнее.

— Из бесед с нашими специалистами я помню, что термоядерное устройство менее грязное, оно как бы 'дожигает' остаток непрореагировавшего плутония, — вспомнил Хрущёв. — Тут, безусловно, надо подключить учёных, чтобы принять обоснованные решения. Помнится, специалисты мне недавно говорили, что как раз взрывы малой мощности можно сделать 'чистыми', почти без радиоактивного заражения.

Никита Сергеевич ничего не уточнял, и президент воспринял его слова, как намёк на возможную реализацию 'гафниевой бомбы', о которой его предупредили по каналам разведки.

— Меня тоже беспокоит проблема радиоактивного заражения местности при испытаниях, — согласился Айк. — Но на меня очень сильно давят военные, мне будет сложно переломить 'атомное лобби'.

— На меня тоже изрядно давят, — 'признался' Первый секретарь. — У меня была даже идея объявить в 1958 году мораторий на ядерные испытания, но наши 'ястребы' меня уговорили. А там ещё и вы, с вашей высадкой в Ливане... Подпортили.

— Лучше не напоминайте... — скривился Эйзенхауэр. — М-да... Сколько хороших ребят погибло... Скажите, это ведь вы организовали?

— Нет, господин президент, — покачал головой Хрущёв. — Наше оружие ливанскому Сопротивлению незадолго до этих событий действительно перепало, реэкспортом через Сирию, но наших войск там не было.

— Понятно... Ваша 'сверхбомба' — лучший аргумент в пользу запрета ядерных испытаний, — признал Айк. — Я попробую продавить такое решение, но это будет очень сложно. У меня в этой связи есть одна идея. Что если мы попробуем пойти поэтапно? Для начала запретим наземные и подводные взрывы, как наиболее опасные по заражению местности, а также взрывы под землёй на малой глубине, кроме упомянутых вами 'технологических'. Временно оставим военным возможность высотных взрывов, когда огненный шар не касается земли, и глубоких подземных, а также ограничим мощность разумными пределами? Вторым этапом можно будет запретить вообще все взрывы в атмосфере, кроме 'технологических'.

— Это отличная мысль, — одобрил Никита Сергеевич. — Я согласен. Будем 'есть слона по кусочкам'. Давайте ещё обсудим этот вопрос со специалистами, и если всё обстоит так, как мы думаем, то во время вашего визита можно будет подписать соглашение.

— Пусть так, — подтвердил президент. — Пока предлагаю держать нашу договорённость в секрете, чтобы вокруг неё было поменьше лишних споров и спекуляций.

Эйзенхауэр намеревался оставаться в Париже ещё два дня, чтобы обсудить с де Голлем и Макмилланом ряд вопросов функционирования НАТО. Затем у президента был намечен визит в Португалию. Хрущёв также задержался на пару дней. 21 мая он должен был принимать в советском посольстве французских коммунистов — Жака Дюкло, Мориса Тореза и его супругу Жанетту Вермерш. Но стихия вынудила мировых лидеров частично изменить планы.

21 мая 1960 г в 6.02 по местному времени в Чили, в районе полуострова Арауко произошло землетрясение силой в 7,75 балла по шкале Рихтера. Его интенсивность оценивалась как VII степень по шкале Меркалли. Учёные, изучив сейсмограммы, насчитали 19 эпицентров, некоторые из них располагались в море.

В Чили в это время жили около 7,7 миллионов человек. Качество постройки жилья было крайне низким, 45% чилийцев жили в неприемлемых на сегодняшний день условиях. Большая часть населения проживала в сельской местности. Дома там строились из сырого кирпича, либо из каменной кладки. Низкое качество строительства и отсутствие контроля за уже возведенными зданиями способствовали увеличению ущерба.

Были разрушены в основном колокольни церквей и старые дома, со слабыми несущими перегородками, или сложенные из камней, которые своим весом раздавили сотни людей. В Консепсьоне двухкилометровый дорожный мост через реку Био-Био частично обвалился, осложнив дорожное сообщение с городами Коронель, Лота, Швагер, Ласакете, Арауко на побережье залива Арауко.

Через полчаса произошёл второй толчок, потом ещё и ещё — всего 'форшоков' перед основным землетрясением в этот раз было пять, в течение следующих 11 часов. (см. Б. Каррыев 'Вот пришло землетрясение' глава 'Мегалоземлетрясение в Чили, 1960 год'). Старые стены, многие здания с серьёзными повреждениями, но ещё стоящие, что кое-как выдержали первый удар, обрушились. На этот раз обошлось без многочисленных жертв — от разрушений при первом толчке погибло около 200 человек. После первого удара люди выбежали из сильно пострадавших зданий на открытые места — площади, парки и на широкие улицы.

Из-за оборванных электропроводов появилась опасность возникновения пожаров в любой момент. В пострадавших городах нарушилось водоснабжение, но в трубах ещё какое-то время оставалась вода. Отсутствие напора воды осознали не сразу. Люди в устоявших зданиях поначалу продолжали думать, что всё нормально, и сочли, что случилось несерьезное, маленькое землетрясение. В полдень в Консепсьон из Сантьяго прибыла помощь с медикаментами и продуктами.

Это было то самое, грандиозное Чилийское землетрясение 1960 года, точнее, самое его начало, предварительный удар. К нему в СССР тоже готовились заранее. Дипломатические отношения с Чили на тот момент отсутствовали. Они были прерваны 21 октября 1947 г по инициативе чилийской стороны. Как и предполагал Хрущёв, проамериканский чилийский 'президент', по сути — диктатор Хорхе Алессандри, и слышать не хотел о допуске советских учёных на территорию страны.

К чилийскому побережью была направлена комплексная экспедиция, состоявшая из океанологического судна, несшего батискаф 'Посейдон' и 'подводный дом', танкера снабжения, гидросамолёта и дирижабля. Официально учёные занимались многофакторным исследованием морского дна, которое включало в себя и сейсмологическую съёмку, и гидрографию, и изучение морской фауны.

Экспедиция изучала не только чилийское побережье — она прошла вдоль всего тихоокеанского побережья Центральной и Южной Америки, и вышла к берегам Чили в начале мая. Тогда же к экспедиции присоединился начальник Камчатской комплексной экспедиции СОПСа АН СССР, он же директор Камчатской геолого-геофизической лаборатории Борис Иванович Пийп. На него была возложена основная миссия прикрытия — он должен был изучить сейсмограммы от 21 мая, а специально приставленному к экспедиции резиденту 1-го Главного управления КГБ предстояло убедить учёных перестраховаться и отправить предупреждение чилийцам.

В отличие от ситуации в Марокко, где природа отвела людям неделю после первых толчков, в Чили первый же удар оказался очень силён и повлёк серьёзные разрушения, а основной толчок должен был последовать через 1,5 суток. Поэтому на раскачку времени не было.

Утром 21 мая, как только сейсмометры на дне океана зафиксировали первые два толчка, Борис Иванович, как научный руководитель экспедиции, проконсультировавшись с резидентом и запросив согласие Москвы, отправил телеграмму с предупреждением о возможном повторении землетрясения чилийскому диктатору Алессандри. Затем, 'для верности', он напрямую обратился по радио к населению Чили, предупредив о возможности повторных, очень сильных толчков в ближайшие дни.

Переводчик зачитал по радио инструкцию по поведению в сейсмоопасных районах в период угрозы землетрясений. Основной мерой по спасению населения было нахождение людей вне капитальных построек как можно дольше. Также население было предупреждено об опасности цунами. Людям рекомендовалось уйти на возвышенности и оставаться там до тех пор, пока сейсмическая буря не утихнет.

Сильное землетрясение 21 мая послужило для чилийцев хорошим шоком. Продолжавшиеся в течение 11 часов после первого удара повторные толчки не давали людям расслабиться. К предупреждению советских учёных прислушались. Весь день 21 мая и большую часть суток 22 мая жители страны постарались как можно меньше находиться под крышей. Это спасло много жизней. Правительство Чили было вынуждено отправить специальных представителей, чтобы попросить международной помощи.

Параллельно велась и политическая подготовка. Расходы на гуманитарную помощь пострадавшим от землетрясения в Марокко были значительными, и Хрущёв стремился переложить часть затрат по мероприятиям в Чили на богатые западные державы. Никита Сергеевич приложил все силы, чтобы 'продавить' подписание на саммите в Париже протокола о присоединении США, Великобритании и Франции к Международной спасательной службе. Это удалось сделать, соглашение было подписано за считанные дни до стихийного бедствия, обрушившегося на Чили.

О произошедшем землетрясении Хрущёву доложили, когда он беседовал в советском посольстве с Морисом Торезом, Жаком Дюкло и Жанеттой Вермерш. Через несколько минут у него в кармане зазвонил телефон. Телефонистка посольства спросила:

— Товарищ Первый секретарь, на проводе президент Эйзенхауэр. Могу я вас соединить?

— Конечно, — Хрущёв повернулся к стенографистке Надежде Петровне Гавриловой. — Товарища Суходрева позовите пожалуйста.

Виктор Михайлович Суходрев в период переговоров обычно всегда был рядом или в соседней комнате. Никита Сергеевич вручил переводчику свой телефон:

— Эйзенхауэр на проводе, переводите.

— Господин Первый секретарь.

— Господин президент. Рад слышать. Чем обязан?

— К сожалению, повод не слишком приятный. Вам уже доложили о землетрясении в Чили?

— Да, господин президент. Там недалеко работает наша научная экспедиция, сообщение пришло незадолго до вашего звонка.

— Как я понял, землетрясение достаточно сильное, — продолжал Айк. — Поскольку нас теперь связывает соглашение о Международной спасательной службе, и все мы сейчас удачно находимся в одном городе, предлагаю ненадолго собраться и скоординировать наши действия по оказанию помощи пострадавшим.