В глазах внезапно заплясали точки, а голова приятно закружилась, как в детстве после качелей, когда долго-долго смотришь в небо, раскручиваясь на них. Она успела удивиться, что Нотт с Флинтом одновременно бросились к ней, а потом стало темно.
Придя в себя, она с удивлением поняла, что лежит на мягкой кушетке. И только потом открыла глаза.
— Ну вот, — голос Нотта она узнала сразу. — Как себя чувствуете, мисс Прюэтт? Пить, есть хочется?
— Пить хочется, — призналась Санни и чуть скосила глаза, осознав, что всё ещё находится в кабинете ЗОТИ. Откуда уж тут взялась кушетка, оставалось загадкой. Нотт смотрел участливо и внимательно, стоя у изножья кушетки. — И съесть что-нибудь тоже хочу.
— Что-нибудь или кого-нибудь? Вы так посмотрели... Если что, я совершенно невкусный, — усмехнулся Магнус.
— Не, — Санни скривила рожицу, прислушиваясь к себе. — Я бы хотела жареного мяса и тортик со сливками. Ой, ну это я так. Вы же спросили...
Нотт усмехнулся и кому-то сказал:
— Всё слышал? Живенько, метнись, дружок, и обеспечь, — судя по характерному хлопку, выполнял его задания какой-то домовик. — Вы нас напугали, мисс Прюэтт.
Испуганным Нотт не выглядел точно, разве что чересчур задумчивым.
— Попробуете сесть?
Санни попробовала, а откуда-то подскочивший Флинт помог, придержав за плечи. И подмигнул ободряюще.
— Привстаньте, — хмыкнул Нотт, а когда Санни повиновалась, то кушетке был возвращён первозданный вид — удобное кресло за преподавательским столом. — Садитесь.
Она села, а Флинт развернул кресло к этому самому столу, где домовик в чистом полотенце уже шустро выкладывал блюда.
— Ну блин, сколько еды! — заметил Квинтус.
— Присоединяйся, — усмехнулась Санни. И тут же вскинула взгляд на Нотта. — И вы тоже, сэр. Тут на всех хватит. А мне одной всё это не съесть.
— Воздержусь, — мотнул головой Нотт, стоя посреди опустевшего класса со скрещенными на груди руками и непонятным выражением лица. — И вам, мистер Флинт, советую не налегать. Отработку никто не отменял. Даю вам пятнадцать минут на отдых.
Флинт коротко кивнул и сразу запихнул в рот маленький пирожок, который, похоже, проглотил, не жуя. Когда Магнус вышел, Санни подвинула ему одну из тарелок. А потом почувствовала шевеление и пересадила Монстрика, который вскарабкался к ней на колени, на край стола. У мелкого пушистика забавно разъезжались лапы и дёргался нос. Чувствуя столько вкусного прямо перед собой, он осторожно поглядывал на хозяйку. Санни усмехнулась и налила ему в тарелку немного густого мясного соуса, а Флинт по её просьбе нашинковал туда кусок нежной свинины. Монстрик заурчал, распробовал угощение, а после начал быстро уничтожать кусочки мяса, пачкая нос и усы в соусе и подавая пример остальным.
Хоть ей и казалось, что еды слишком много, но втроём они управились быстро. Правда, от торта со взбитыми сливками Монстрик отказался, а Флинт нет.
— Как-то мало ты съела, — проглотив большой кусок одним махом, сказал Квинтус. — Если бы я так потратился...
— Спасибо, я наелась, — твёрдо ответила Санни. Ей было немного стыдно за три свиных отбивных, которые достались на её долю. Хотя, как ни странно, объевшейся себя совершенно не ощущала. Так, лёгкая сытость. И ощущение, что ещё бы столько же съела. Даже страшно стало. Растолстеет ведь.
Флинт словно услышал её мысли и проворчал:
— Я, конечно, понимаю, что ты не какая-нибудь маглорождённая. Но... у тебя что — это впервые?
— Что впервые?
— Магическое истощение, — пояснил парень. — В следующий раз, если так выложишься, сразу гони свою домовушку за едой. Потолстеть тебе не грозит, если вдруг этого боишься, но силы еда восстановит. Особенно мясо.
Монстрик недовольно сморщил мордочку, сыто зевнул и улёгся досыпать прямо посреди стола.
— Надеюсь, вы готовы, — в конце кабинета снова материализовался Нотт. — Мистер Флинт, прошу!
Флинт сразу пошёл вглубь класса, отсалютовав Санни палочкой, которая выбросила сноп искр.
— А вы еще немного посидите, мисс Прюэтт, не будем рисковать вашим здоровьем, — Магнус развернулся к Флинту. — И пока просто смотрите. Потом кое-что попробуем.
Следующие полчаса Санни маленькими глотками пила сок и зачарованно наблюдала, как обмениваются заклятиями Флинт и Нотт, двигаясь словно в танце. Заклинания они как будто вообще не произносили, или делали это слишком тихо, только разноцветные молнии прорезали пространство, с шипением ударяясь о невидимую преграду. Видимо, боевики окружили себя щитами.
Не так удивительно было, как красиво и быстро посылает заклятия Нотт, всё-таки взрослый и опытный, а вот Флинт удивил — невероятная реакция, даже Беллатрикс не казалась теперь такой крутой. Он легко крутился, уходя от атак, падал, тут же вскакивая, подпрыгивал, пригибался во все стороны под немыслимым углом, при этом атакующие заклинания сыпались с его палочки просто с молниеносной скоростью.
Когда Нотт выпустил синий луч в потолок и всё резко завершилось, Санни даже выдохнула, поняв, что в какой-то момент просто перестала дышать.
— Понравилось? — сразу спросил запыхавшийся Флинт, подходя к ней и хватая кубок, стоящий на столе.
— Ещё как! — Санни перевела восторженный взгляд на Нотта и честно призналась: — Я никогда так не смогу!
Магнус тоже подошёл ближе и пожал плечом. Он совсем не запыхался, в отличие от Квинтуса.
— Вам и не надо, — сказал он задумчиво. — Но некоторые моменты наверстать придётся. Так что поднимайтесь, сначала кое-что проверим.
Санни встала, стараясь не показать, как восхищается теперь Магнусом. Кто же знал, что он может быть таким... нормальным, что ли.
— Слабости точно нет? А то можно в Больничное крыло прогуляться.
— Нет, сэр! Я прекрасно себя чувствую, — испугалась Санни. В Больничное крыло точно не хотелось. Мало она там, что ли, провела времени с начала года?!
— Тогда позвольте, — он что-то пробормотал, взмахнув палочкой, после чего удовлетворённо кивнул. — Простое диагностическое. Вроде в порядке, даже удивительно. Ну что ж, посмотрим, что можно сделать. Покажите твёрдый щит.
И дался им этот щит! Санни подняла палочку и продемонстрировала. И вынуждена была признать, что он по-прежнему не такой большой, как хотелось.
— Нет, вы стоите неправильно, — Нотт подошёл и встал позади неё. Его ладонь легла ей на талию, а пальцы правой руки сомкнулись у неё на запястье. — Движение от плеча, запястье неподвижно. Вот так. Умница.
А Санни внезапно стало жарко, слишком близко он стоял, слишком хорошо ощущала, как касается спиной его груди. Едва могла слушать объяснения и повиноваться спокойным указаниям.
— Итак, щит, — говорил Нотт, снова твёрдо сжимая запястье, и что с того, что от его пальцев у неё по руке разбегались горячие мурашки. — Чувствуете разницу? Вот так и вверх. Запястье неподвижно, работаете плечом. Теперь заклинание. Ну?
— Здорово! — не удержалась Санни. Тот самый щит, что у неё не получалось сделать большим, теперь получился. — Жалко, что профессор Робертс этого не видит!
Флинт хохотнул. Он сидел на столе, всё ещё прикладываясь к кубку.
— Увидит, — пообещал Магнус. — А теперь сами. Нет, мисс Прюэтт, не запястьем!
Изрядно помучившись и раза три ещё ощутив его осторожные прикосновения, она поняла, что действительно может сделать это и сама. Продемонстрировав твёрдый щит почти до потолка кабинета — а это почти четыре метра, она победно взглянула на мужчин.
— Ну как я?
— Нет слов, — усмехнулся Нотт. — Молодец!
— Ещё чуть-чуть, Санни, и я начну тебя бояться, — хохотнул Флинт, схлопотал ещё один лёгкий подзатыльник и раздосадовано засопел. — Да ладно, патрон!
— Бездельник! Мисс Прюэтт, забирайте котёнка и идите отдыхать. Вы хорошо поработали. Проводите девушку, мистер Флинт. И сообщите остальным, что я чуть позже навещу подземелья, чтобы пожелать вам всем спокойной ночи.
— Садист, — высказался Флинт, шагая рядом с ней по пустынному коридору. — Ещё и шмон устроит. Даже странно, что предупредил. Не иначе перед тобой из себя добренького строит.
— Ты же сам сказал, что он добрый.
— Ну-у, — протянул Квинтус, почесав затылок. — Знаешь, доброта разная бывает. То есть, найдёт мой схрон, так не пожалеет. И хорошо, если только сесть завтра не смогу. Но не найдёт, не бойся.
— Ну пока, — Санни открыла дверь в свои комнаты и, когда Флинт наклонился погладить котёнка у неё на руках, быстро чмокнула его в щёку. — Спасибо, Квин!
Тот сразу выпрямился, чуть покраснев, и прикоснулся пальцами к щеке.
— Блин, Санни, я так влюблюсь!
— Не смей! — засмеялась она и поспешила шагнуть в комнату и закрыть дверь.
— Пришла, — встретил её профессор Даркер с картины. — Чудесно, сейчас позанимаемся концентрацией.
— О нет! — простонала Санни, ссаживая котёнка на диван.
— О да! Если я согласился вас учить, то только потому, что вы дали обещание выполнять все мои требования! Хорошо, можете сесть на диван. Итак...
Санни послушно села. В конце концов, она действительно сама на это пошла. И только Мерлин знает, сколько времени вчера вечером она убеждала профессора Даркера, как ей нужен учитель Чар, и что никто, кроме него, её не устроит. И как радовалась, что, основательно её помучив, старик всё же согласился, убедившись, правда, что Дар у неё есть. Она не поняла как, ведь практически просто махала палочкой, действуя строго по его указаниям. Ну передвинула в итоге всю мебель в комнате и вернула потом всё назад.
А теперь, судя по удивлению Нотта и Флинта от переноса парт, начала понимать, что такое, видимо, не все могут сделать. И это здорово воодушевляло.
Спать она отправилась только в начале двенадцатого, забрав с собой котёнка, который доверчиво свернулся клубочком у неё под боком. Лакки принесла поднос с горячей булочкой и молоком, настойчиво предлагая подкрепиться после "тяжёлых трудов".
— Спасибо, солнышко, — Санни с сомнением взглянула на булочку. — Прости, но жевать я уже не могу, а молоко выпью.
— Меня так мастер Джейми называл, — растрогалась домовушка. — Дайте, я подушку поправлю.
Она что-то ещё щебетала, но Санни уже не слышала.
* * *
Антонину Долохову вставать в несусветную рань было не привыкать, несмотря на бурную личную жизнь; часто поспать удавалось пару часов от силы, а то и меньше. Приглашение тётушки Сольвейг пришлось как нельзя кстати. С последней пассией он расстался на прошлой неделе, родню навестил накануне, и чем занять свой досуг пока не решил.
Ерофеич уже ждал с огромным жбаном ледяной воды, который одним махом опрокинул на согнувшегося перед ним полуобнажённого хозяина. Отфыркиваясь и яростно растираясь полотенцем, Долохов выслушал новости, приправленные ворчанием, пообещал Ерофеичу обдумать варианты предложенных чистокровных невест, "которых пока ещё не захомутали", и сорвался на пробежку вокруг особняка и теплиц. Десять кругов по размокшей земле, потом ещё серия отжиманий-приседаний и других "выкрутасов", танец с саблями — только, чтобы потешить Ерофеича, обожающего это зрелище, а после банька.
И тут Ерофеич, похоже, воздавал по заслугам за все его промахи, нещадно проходясь берёзовым веничком по многострадальной хозяйской тушке, а острым языком по многогрешной душе. Другое дело, что Антонин терпел всё безропотно, лишь иногда беззлобно огрызаясь, и очень ценил этот прекрасный ритуал, чувствуя себя после него как заново родившимся.
— Я к Лестрейнджам, — отрапортовал он. — Мадам Лестрейндж просит с сыном позаниматься. И леди Сольвейг желает увидеться. Так что не поминай лихом. Подай сапоги и одежду попроще. Мантию боевую.
— Это к матушке Сольвейг попроще? — возмутился Ерофеич, кладя на кровать новые штаны из выделанной тончайшей кожи. — Побойся Бога, хозяин! Не хватало благодетельницу обидеть. И рубашку белую надеть изволь, я уж нагладил, да все кружева подлатал.
Антонин с ужасом осмотрел белые кружева на рубашке, но пришёл к выводу, что женской она всё же не выглядит. И сюртук был вполне удобным, пусть и старомодно-парадный, но движений сковывать не будет.
С обожаемой леди Сольвейг Гамп Антонин свёл знакомство задолго до того, как ушлый Лестрейндж заграбастал в свои загребущие лапы её обворожительную дочурку. Как сейчас помнил полутёмный подвал, запах прелой капусты и беды, куда втолкнул его, несмышлёного пацана, мрачный отец. Кто же знал, что видятся они последний раз... Несгибаемый Григорий Долохов на коленях, а перед ним маленькая решительная леди с огнём в глазах и палочкой в руке — сюрреалистичная картина врезалась в память навечно.
— Сбереги мальца, прошу! Ты сможешь вырваться, я знаю, даже помочь могу. Мне уже дороги нет. И клятвы держат, ты знаешь...
Он мало тогда понимал из слов отца, а тот говорил и говорил срывающимся, каким-то не своим голосом, умоляя на словах, в которых нет-нет, да и проскакивали нотки угрозы. А потом Антонин увидел мешок золота, что отец положил перед этой незнакомой женщиной; помнил, как вздрогнул сам и прижался к стене, когда страшным тоном она велела забрать золото и проваливать. И добавила устало, когда отец, пошатываясь, словно пьяный или раненый пошёл к дверям, прихватив его по дороге за шкирку:
— Сына оставь, довезу.
Отец вздрогнул, выпустил из рук его куртку, наклонился и поцеловал в лоб:
— Слушайся её! Прощай!
И вышел, блеснув больным взглядом.
Потом было много чего, и драли его розгами за самовольство, и удирали они от кого-то под пулями, и жили не пойми где и не пойми как. Вчетвером — Сольвейг, мелкая Бастинда, он и Ерофеич.
Выжили. А уже в Англии нашлась у него родня: дядька с семьёй и бабка двоюродная. Та приняла его к себе, воспитывала строго, но ни в чём не отказывала — достаток был. Умерла, когда ему едва шестнадцать исполнилось, оставив дом в наследство. Дядька тогда стал его опекуном, приютил, но был рад, когда племянник стал совершеннолетним. Напоследок ему мягко попеняли, что плохо он на кузенов влияет, но, если надо — пусть обращается.
Антонин, низко поклонившись, поблагодарил за хлеб-соль и кров, возможно, слишком саркастично, но как уж вышло, да и сбежал в бабкин дом вместе с домовым. Фёдор Долохов от родной крови не отказался, но виделись редко. А с Сольвейг пути и вовсе разошлись почему-то, всё недосуг было её навестить, поблагодарить за спасение. Мальчишкой он не понимал, что спасают, дважды пытался сбежать к отцу в трудном пути, за что и огребал не только от Сольвейг, но и от родного Ерофеича.
Антонин вздохнул, вспоминать себя непослушным и дерзким подростком было не то чтобы стыдно, но как-то горько. Наверное, чувствовал он, что потерял отца навсегда, вот и буянил, портя жизнь всем окружающим.
Нет, не совсем он забыл свою спасительницу, по праздникам подарки Сольвейг посылал. А как же. Ерофеич бы иного не понял. Но лично, с глазу на глаз, так и не встретились ни разу и не поговорили, а то, что виделись мельком на разных приёмах — то не в счёт.
Но теперь такой момент настал. Раз уж сама вызвала, чтобы внуку дал несколько уроков. Значит, помнит? Ценит? Настолько не по себе ему давно не было. Чувствовал себя всё тем же пацаном, когда представлял эту новую встречу.
