— Даже доброго слова для отца не найдётся?
Эйлин покачала головой, ощущая, как в горле появляется комок. И злясь на себя за иррациональный страх, возникший при виде родителя.
— Зачем ты здесь? — всё же произнесла она, невольно отмечая вполне приличную мантию и белоснежную рубашку под ней. Отец явно не бедствовал.
— С каких пор я не могу навестить собственную дочь?
— С тех самых, когда изгнал меня из рода и проклял.
— Проклятье касалось только твоего магла и ублюдка, рождённого от него, — холодно фыркнул старик. — Ты должна была вернуться.
Эйлин горько усмехнулась. Пирожные потеряли всю свою прелесть. Где же целители?
— Я заблокировал карточку, — ехидно сообщил старый маг.
Называть его отцом после всего Эйлин просто не могла.
— Неужели ты думал, что я не смогу отвести проклятие от сына?
— Смогла? — удивился последний из Принцев с толикой уважения.
— Не совсем.
— Дура, — выплюнул он зло. — Перевела на себя?
— Не совсем, — повторила Эйлин и поднялась. — Я не желаю тебя видеть, говорить с тобой и вспоминать тебя. Не ищи нас.
— Постой, — он схватил её за полу халата. — Я видел внука.
Эйлин побледнела, чувствуя, что готова убивать.
— Ты не властен над ним, — гневно сказала она, — не смей даже приближаться!
— Кто его отец? Это ведь не магл?
— Отпусти немедленно.
— Скажи! Я мог бы ввести его в род.
Эйлин вдруг успокоилась, рывком вырвала из цепких рук подол халата и усмехнулась:
— Род Принцев будет прерван, смирись. Мой сын не станет тебе наследовать, и не смей приближаться к нему. Впрочем, теперь тебе это и не удастся. Нас есть, кому защитить.
— Дочь...
— Не смей меня так называть. Не после того, что мы пережили. Уходи, в следующий раз я встречу тебя Авадой.
— Это Азкабан, — фыркнул Принц.
— Не страшно, есть вещи похуже дементоров. А о моём сыне есть кому позаботиться. Прощай.
Развернувшись, Эйлин быстро направилась к выходу.
— Вся в мать! — прошипел ей вслед тот, кого она больше не хотела видеть никогда в жизни.
— Эйлин, драгоценная, — Сметвику, вылетевшему навстречу, она была рада как никогда.
— Помните проклятие, целитель? — Эйлин мотнула головой. — Тот высокий старик. Это он проклял внука, а вышло, что меня и мой дом.
— Элиас Принц — ваш отец? — заглянув за её спину удивлённо спросил Сметвик.
— Больше нет! У меня нет отца уже восемь лет!
Целитель только глазами сверкнул и всучил ей флакон, извлечённый из кармана.
— Немедленно в палату, а это выпить до дна и спать. Всё ясно? Дойдёте?
Она кивнула и поспешила к лестнице. И откуда силы взялись.
А в палате уже находилась кровать, на которой сидела миловидная женщина.
— Здравствуйте, — улыбнулась она. — Вы, наверное, Эйлин. Я Летиция Прюэтт.
— Мне очень приятно, Летиция, рада познакомиться. Ваш муж спас мне жизнь.
— Джейсон не рассказывал, — удивилась она. — Но вам не обязательно мне сообщать. Постараюсь вам не мешать разговорами. Попросила принести книги, буду читать.
— Если хотите, расскажу, — Эйлин поставила флакон на тумбочку, решив, что обойдётся. Не о чем переживать, ничего он не сможет ей сделать, не теперь, когда к роду она отношения больше не имеет. А то, что проклял Северуса... Не простит! — Только история долгая. И совсем некрасивая.
— А я не спешу, — глаза у новой знакомой стали серьёзными. — Меня сначала в палату интенсивного наблюдения положили. Вчера, это в другом отделении. А туда никого не пускают и такая тоска, и мысли всякие... Спасибо, что согласились меня потерпеть, и Сметвик смог перевести меня сюда. Расскажите, прошу вас.
Эйлин и сама не понимала, отчего именно этой волшебнице ей вдруг захотелось открыться. И почему это казалось именно сейчас жизненно необходимым. Она поудобнее устроилась на постели и тихо заговорила, вспоминая:
— Это началось давно, когда я только закончила Хогвартс...
_________________________
1) solidum clypeus — твёрдый щит (лат)
Глава 26
— Твою Моргану! И что ты об этом думаешь? — Том Реддл нехорошо прищурился.
— Думаю? А что думать о бреднях, которые, может, никогда не произойдут? — Долохов даже приподнялся в кресле от омывшей его мощной волны магии, исходящей от взбешённого друга. Шутки и непотребный ржач Реддл сносил безропотно и даже с пониманием — в первые четыре дня интересных чтений. Но, теперь, похоже, его терпению пришёл конец.
— Да пойми ты, Тони, не было такого! — Тому всё же не удалось сохранить самообладание, и, хотя магия и отступила к своему хозяину, в комнате сильно похолодало, а Тёмный Лорд остался мрачен. Говорил он сквозь зубы: — Да я бы его тогда же в том же шкафу...
— Том, Том, Том... Это всего лишь фантастика. Слышал такое слово?
— Почаще, чем ты, — фыркнул Том, всё же успокоившись. Подошёл к бару, плеснул в бокал коньяк и вернулся в своё кресло. Грея руками бокал с янтарной жидкостью, он задумчиво уставился в пламя камина.
Долохов щёлкнул пальцами.
— Звали, хозяин? — поклонился странно одетый домовик, на домовика-то не похожий.
— Ерофеич, дружок, нам бы мяса, и побольше. Сам видишь...
— Да уж вижу. Как дети малые стихийной магией играетесь, — осуждающие покачал головой Ерофеич и исчез.
Антонин только порадовался, что Том ничего не понял.
— Понимаю теперь, с кем ты тренируешь свой русский, — качнул головой Реддл. — Любопытное создание.
— Верное и заботливое, — кивнул Антонин. — Ерофеич домовой, а не этот, как его... Эльф! Домовикам я бы так доверять не решился. По наследству достался, он и меня, и отца нянчил... О чём задумался?
— Историю пишут победители, верно, Тони? — медленно произнёс Лорд, не отрывая взгляда от камина. — А кто тут победил, мы уже давно догадались, ты мог бы и не заглядывать в конец последней книги.
— Да это сразу понятно было, сказка же. Но есть такая русская поговорка — сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок.
— Хорошая поговорка, — криво ухмыльнулся Том, — но неточная. Урок, скорее, извлекут хитрые прохиндеи, а не добрые молодцы.
— Само собой, — согласился Долохов. И хмыкнул при виде Ерофеича с огромным блюдом. От больших кусков запечённого мяса с зеленью и овощами кабинет наполнился дивным ароматом. — Подкрепимся?
— Пожалуй, такого мощного щита я у тебя ещё не видел. Сильно потратился?
— Не больше тебя, — Долохов придвинул кресло к столу и потёр руки, — боюсь, даже такой щит от твоего выброса мало бы помог. Так что и ты, Том, должен был потратиться прилично.
— Поверь, это крохи, но компанию тебе я составлю. Твой... домовой, да? Отлично готовит.
— Премного благодарен, патрон. Ерофеич на все руки мастер. А какой у него рассол... От всех болезней помогает. Ни одно зелье так не сравнится. Хм... А теперь, когда ты почти спокоен, не просветишь ли, что именно подменил Великий Светлый в воспоминаниях, показанных Гарри Поттеру о твоём детстве?
— Берём за аксиому, что это всё будет на самом деле?
— Что это может быть...
— Допустим. Только прикажи подать того вина, очень уж славное, и к мясу будет в самый раз.
— Запасы моего прадеда, — польщённо улыбнулся Антонин, отдавая приказ Ерофеичу. — За один этот погреб, оставленный в наследство, мне следует чтить его память.
Некоторое время маги молча расправлялись с поздним обедом, аппетит у обоих оказался отменным. Мясо быстро исчезало с блюда, которое вскоре опустело окончательно.
Смакуя вино, Реддл откинулся в кресле, прикрыв веки. Долохов отметил, как повезло полукровке — Тому досталась внешность красавца-магла, а наследие так и вовсе от Салазара Слизерина.
— Мне исполнилось одиннадцать лет зимой, — прервал его размышления Том, глядя на весело потрескивающие поленья в большом камине. — Но преподавателя из Хогвартса прислали ближе к лету. Доверия у меня к нему не было ни на кнат, но я сразу ощутил, что он не так прост. Магии он выпустил достаточно, чтобы я, тогда вовсе бестолковый, понял, что мне с ним не тягаться. Я лишь ощутил давление на мозг. Разумеется, окклюменцией я тогда не владел, но интуитивно принялся читать стихи на парселтанге и представлять танцующих змеек.
— Стихи? — изумился Антонин.
— Змеям нравилось, — усмехнулся Реддл. — Не думаю, что скользкие твари что-то понимали в творчестве, скорее им нравился ритм. А я тогда вычитал где-то, что заучивание стихов хорошо развивает мозг, как и изучение иностранных языков. Уже тогда, намереваясь учиться так, чтобы стать самым образованным, я посчитал, что перевод стихов на парселтанг ничем не хуже.
Том отставил пустой бокал на стол, и Долохов поспешил его наполнить вновь.
— И кто это был? Дамблдор?
— Он самый. Скривился от увиденных картинок, а тогда я думал, что просто ему не понравился. Это было странно, уже тогда я умел очаровать практически любого человека. Обработать же новое лицо в приюте — было делом чести для моего, как мне думалось, уникального дара. Запомнились ещё вопросы о необычных вещах, происходящих со мной, это было. Но признаваться я отнюдь не спешил, даже когда услышал, что я волшебник. Не знаю, откуда он узнал позднее о парселтанге, — может, именно от этих драккловых стихов. И уж точно я не был таким дебилом, чтобы признаваться, что могу подчинять себе людей. Даже в приюте мы были прекрасно осведомлены, что хорошо, а что неприемлемо в человеческом обществе. Кроме того, я вполне сознательно скрывал свои сильные стороны, считая это тайным оружием. В этой же книге описано так, словно Дамблдор напоил меня веритасерумом, прежде чем задавать свои вопросы.
— Или тебе захотелось похвастаться перед ним.
— Возможно, — нехотя признался Реддл, после небольшой паузы. — Но в реальной истории я удержался. Молча выслушал его вопросы, а в мозги мне он больше не лез. Что показательно, в Косой переулок меня повела тогдашняя профессор Чар, безобидная старушка.
— Том, я вот не пойму. В этих книгах уже столько всего было, а тебя задел какой-то дурацкий и довольно безобидный эпизод из детства.
— Ты не понял, — мрачно ответил Реддл. — Меня много чего задело, но это... Зачем? Зачем показывать этому Поттеру маленького злодея, уже в детстве готового убивать? Чтобы не побоялся руки замарать о такую мразь? Или ты считаешь, что это всё могло быть правдой?
— Всё — это что?
— Знаешь, сильно хочу найти автора этих книг. Вот до дрожи. Создание крестража в школе? Убийство родственников в пятнадцать лет? И я сейчас не о нестыковках и отсутствии логики в принципе. Я о заведомой лжи, за которую кто-то должен ответить. Нет, ты веришь, что я этому Хвосту поручил бы варить зелье для ритуала? Что за ересь вообще? Или что я мог использовать в ритуале возрождения кость отца-магла?
— Разумеется, нет! Мне тоже интересно, откуда дровишки.
— Чтобы я поверил в идиотское пророчество и попёрся к Поттерам в одиночку?! — Реддл потёр виски и продолжил уже спокойней. — Тони, ты начитанный и умный маг, твоей библиотеке завидуют даже Блэки и Малфои. Вот скажи. Ты когда-нибудь слышал о возвращении из-за грани?
— Ты как Малфой прямо. Тоже некромантией интересуется, а ведь это такая страшная...
— Тони, уволь!
— Да, бл-л-лин горелый! Даже Ерофеич знает — вызвать кого-то из-за грани — глупость редкостная. Я же тебе сразу сказал.
— Ты не сказал, ты ржал, как гиена, — поморщился Реддл. — Малефик недоделанный.
— Мастер Демонологии, на минуточку, — оскорбился Антонин. — И я просто Кощея вспомнил...
— Да не о том я, прости. Допустим, нашёл бы ты ритуал...
— Могу тебе джинна вызвать какого-нибудь. Только это чревато, и из-за грани никого он тебе не вернёт. А высшего демона вызывать не буду, и не проси. Вот про нежить и ритуалы всякие — это к Малфою. Только я бы поостерёгся. Её подчинить...
— Не умничай. Читай дальше, много там ещё?
— Порядочно, и уже на английском.
— Неважно, читай. Не хочу пока касаться этой... этого.
Только поздно вечером следующего дня Тони звучно захлопнул последнюю книгу.
— Всё! Капец Тёмному Лорду и подлым Пожирателям!
Том Реддл поморщился. Все члены затекли, а последние главы, которые Антонин читал монотонным, скучным, тягучим голосом, разобидевшись на резкую отповедь за неуместное веселье, не доставили никакого удовольствия. Вообще.
— Крестражи ещё эти, Моргана их заавадь, — Том потёр ладонями лицо. — Это ж какое воображение у автора?!
— Какое-какое — больное! — живо откликнулся Антонин. — Здесь вообще накручено всего — воз и маленькая тележка. — Долохов блаженно потянулся в кресле, разминая затёкшую спину. — Без пол-литра не разберёшься. Если и есть правда, то очень уж хитрожопая.
— Заказ это, Тони. Кандидатура заказчика у меня пока лишь одна, хотя может быть кто угодно. И заказ выполнен в будущем. Возможно, в тот момент, когда от магического мира не осталось и следа. Вся эта мура, описанная здесь, могла привести к полному уничтожению.
— Да уж, — Долохов залпом допил вино из кубка, — раз маглам такое рассказали. Вот только кто рассказал — выживший маг, колдунья?
— Озлобленный сквиб, — предположил Том.
— А может, это вообще миссис Фигг какая-нибудь, — развеселился Антонин. — Сидит старушка-божий-одуванчик, окружённая кошечками, и строчит херню по заказу Светлейшего.
— Вполне, — вздохнул Реддл, — или переметнувшийся Малфой, у которого я отнял палочку. Вот бред-то! Да одни только метки чего стоят!
— А что метки, Том, — задумчиво проговорил Долохов. — Вполне логично описано. Ты уверен, что только ты имеешь к ним доступ? Уверен, что некто очень умный не перенастроит их в ближайшем будущем? И будет магическому миру то, что здесь описано — все талантливые и учёные маги, все, кто неравнодушен к сохранению и выживанию нашего мира, — окажутся преступниками с метками. Кому-то это нужно — вот что страшно.
— Именно. Настораживает, знаешь ли, один интересный момент — фактически в этой милой детской сказке все чистокровные маги оказались крайними со своими традициями и прочим. Или вымерли, или в Азкабан загремели, или так замараны, что не отмоешься...
— А в выигрыше грязнокровки и предатели крови, — подхватил Антонин.
— И выбивать начали со старшего поколения, — Том поднялся и подошёл к камину. — Как считаешь, что скажут главы старых чистокровных родов, узнав, что через какой-то десяток лет никого из них в живых не останется?
— Да уж, если даже Блэки в одночасье вымерли... Это неубиваемое тёмное семейство!
— Кажется, у меня вырисовывается очень интересный план, — медленно проговорил Том. — Нужен Абраксас и Ричард. Тоже ведь пострадавшие. Судя по всему, их зачистили в первую очередь. И теперь точно есть предлог поговорить с Прюэттом. И с Поттером, и с Блэками.
— Звать?
— Нет, не сейчас. Сначала всё обдумаю. Пока что иди отдыхай, сколько мы уже не спали?
— Зелья ещё остались, — отмахнулся Антонин. — Что-то мне тревожно.
— И мне. Но кто предупреждён, тот вооружён. Дай мне сутки, максимум двое.
— Буду ждать, Том, и сегодня же навещу родню. Какой-то я одинокий в этой повести оказался, словно последний в роду. Да ещё в Азкабане.
