Разорвав три слоя плотной бумаги с ярким цветочным рисунком, я добралась до чего-то мягкого и скользкого, с восторгом поняв, что держу в руках перчатки для верховой езды из тонкой коричневой кожи. В свертке нашлась и небольшая карточка: "Дорогой сестренке от Эвилы".
Я радостно улыбнулась. Этот простой и практичный подарок многое мне рассказал о сестре. В другое время она подарила бы мне новые пяльцы для вышивки, не слишком сильно задумываясь о том, нужны ли они мне. Мои увлечения Эвила всегда игнорировала и осуждала.
— Видно замужество и скорое материнство на самом деле ее изменили, — с нежностью пробормотала я, забираясь в ванну.
Повалявшись в теплой воде несколько минут, я принялась разворачивать другие подарки, которые Мара взгромоздила на тонконогий резной столик рядом с ванной. Поверх всего оказался узкий легкий предмет, старательно упакованный в золотистую шуршащую бумагу. Закрыв глаза, я с восторгом представила, что может быть внутри. Мне всегда нравилась эта забава. Угадывала я, конечно, редко, но как же было приятно узнавать, что оказывалось в подарках на самом деле. В прошлом году кто-то из княжеских семейств прислал в похожем свертке чудесный браслет, украшенный маленькими агатами нежно-голубого и оранжевого цвета.
— Браслет! — загадала я быстро и начала разворачивать бумагу. Прежде всего, меня удивило то, что внутри оказалась плоская шкатулка из редкой в наших краях древесины. Мастер, сделавший шкатулку, точно знал, что сам материал произведет куда больший эффект, чем какие-либо украшения, и поэтому только лишь обработал свое изделие маслом, чтобы придать оранжево-розовой древесине вишни сияние. Я подержала шкатулку пару секунд в руках, наслаждаясь приятным моментом получения такого подарка.
В Алории много лет пытались выращивать вишни, но деревца не желали приживаться на этой почве. Ничего не помогало. Но ягоды этого дерева в княжестве очень любили, поэтому торговцы с охотой привозили их из Кравина, славящегося своими умелыми земледельцами.
Наш повар готовил из вишни удивительные джемы, которые подавались на завтрак.
— Значит, это от тетушки Марджори! — расплылась я в счастливой улыбке.
Княгиня Кравина приходилась родной сестрой маме, и, хотя тетушку я видела всего несколько раз в своей жизни, мы очень сроднились, обмениваясь множеством писем из года в год. К тому же, глядя на тетушку Мардж, во мне пробудилась надежда однажды стать такой же красивой как она. Внешне я походила на тетю больше, чем на отца и мать. У Марджори тоже были льдисто-голубые глаза, бледная кожа и очень темные, почти черные прямые волосы. И по ее рассказам, в детстве она так же, как и я, терзалась сомнениями на счет своей внешности.
За последние пару лет я стала нравиться себе куда больше, чем раньше. Не то чтобы внешне как-то слишком сильно изменилась, но хоть перестала быть костлявой девчонкой. Платья теперь сидели на мне лучше, пусть даже, как и раньше, я отказывалась надевать на себя корсет. Лицо, правда, осталось прежним. Так и не появилось у меня ни очаровательности, ни загадочности, ни яркой красоты. Ольма пыталась на этот счет втолковывать, что они и не появится сами по себе, что мне нужно работать над мимикой, взглядом. Но я с чистой совестью пропускала это все мимо ушей.
Зачем? Все равно с моим замужеством давно решено, так что стараться нет смысла!
Выбросив из мыслей переживания, я открыла шкатулку, в восхищении замерев и широко распахнув глаза. На переливающемся пурпурном атласе лежало перо для письма, выполненное из серебра и хрусталя. Его и в руки было боязно взять, не то что писать, таким оно казалось хрупким и невесомым, полупрозрачным и похожим на настоящее.
Мысленно поблагодарив тетю и пообещав себе написать ответное письмо поскорее, я взялась за следующий сверток, когда услышала, как хлопнула дверь в коридор. Через пару секунд на пороге ванной комнаты появилась Ольма, растрепанная и недовольная.
— Вира! — сестра всплеснула руками. — Пока ты тут изволишь купаться, я с ног должна сбиваться, занимаясь подготовкой к празднику!
Я удивленно глянула на Ольму, не понимая, о чем та говорит.
— Оль, подготовкой занимаются слуги. При чем здесь ты?
— А при том, что это ты, а не я должна встречать гостей внизу! — взвизгнула сестре. По ее щекам расплылся алый румянец гнева.
— Какие гости? — пришлось уточнить мне. — Мы же никого не звали. Просто семейный праздник. Самые близкие.
— Ну... Это князья Эдишь! — выдохнула сестра. — Они направлялись в Барру... Представляешь, князь Барры берет в жены Зорью, кузину князя Эдишь!
— И какое тебе до этого дело? — усмехнулась я, разворачивая большую коробку с шоколадом. — Неужели ты сама хотела замуж за Алердо Баррийского?
— Еще чего не хватало! — с отвращением фыркнула Ольма. — Ему же лет... больше, чем папе!
— Так в чем дело? — непонимающе протянула я. — Что ты так разнервничалась. Ну, приехали гости... И что?
— Я удивляюсь твоему спокойствию! — обиженно искривила губы Ольма. — У нас гостиные комнаты не прибраны, тетя не встает и к Эдишам выходить не желает, а ты ведешь себя!..
— Оль, я не хочу портить себе семнадцатилетие, — просто ответила я. — Мне хватит того, что в прошлом году Эмма чуть не спалила гостевое крыло, решив узнать, как работают фейерверки! И эти разбитые вазы. Осколки по сегодняшний день Мара из стен выковыривает.
За эти два года Эмми не только подросла, превратившись в маленькую шестилетнюю леди, но и обзавелась неконтролируемым любопытством. Ей было интересно все, начиная от того, откуда берется на кухне еда, — а, главное, как она туда перед этим попадает! — заканчивая цифрами в тетрадях управляющего.
Ни раз, и ни два малышку ловили по дороге в деревню, куда она отправлялась, чтобы лично удостовериться в рассказах повара о полях, где растут хлебные деревья и колбасные кусты. За тот случай отец чуть повара не выгнал взашей, но успокоился, послушав оправдательную речь бедного мужчины. Естественно, повар не ожидал от Эммы такого исследовательского усердия.
Потом была увлеченность Эммы картинками в книгах. Девочка трудилась несколько дней, чтобы порадовать всех однажды за ужином своей коллекцией вырванных страничек с гравюрами. Тетушку чуть удар не хватил, а отец долго сердился на малышку, потому что она успела испортить своими действиями две нижние полки в большой библиотеке.
Затем девочка довела до истерики лекаря, решив учинить разбой в его мастерской. Что именно Эмми там искала, узнать не удалось, но картина залитого снадобьями пола и лицо плачущего лекаря до сих пор вставала перед глазами каждый раз, когда малышка учиняла очередной беспредел.
Пару недель назад Эмма заинтересовалась кошками. Мы понадеялись, что ее неожиданная любовь хоть на время утихомирит буйный нрав малышки. Но не тут то было! В один прекрасный, но не для жившей в замке кошки, день, Эмма вознамерилась узнать, где у животного внутри та штука, которая все время мурчит. Кошка, к счастью, осталась жива, а мы узнали о магическом даре Эмми, сделавшей бок кошки прозрачным, так что сквозь кожу и светящийся дымкой мех можно было без труда разглядеть движение мускулов.
Эмму немного пожурили и вызвали кого-то из магической академии. Приехавший маг быстро подтвердил дар малышки, предложив отдать ее на обучение, но сама девочка не просто воспротивилась, а заявила, что никуда не поедет и учиться колдовать не хочет. Сколько мы все дружно ее ни уговаривали, Эмми своего решения не поменяла, не желая даже слышать о том, чтобы уехать из дому.
— Вот! Мне теперь одной всем заниматься! — обиженно воскликнула Ольма.
— Да все само собой уладится, — уверила я сестру. — У нас хорошие слуги, они все подготовят. К тому же Эдишь заранее нас не известили о прибытии. Если бы они выслали отцу письмо за неделю до приезда, то могли бы потом косо глядеть, а так... Сообщение с границы, уверена, лишь на час опередило княжескую карету.
— С тобой невозможно говорить сегодня, — прошипела Ольма, топнув ногой. — Вот пойду к сыну, а вы там с гостями делайте, что хотите!
И Ольма, гордо вздернув подбородок, удалилась, громко хлопнув дверью. Пожав плечами, я тщательно намылила голову, вытерла руки насухо и продолжила разворачивать подарки.
Княгиня Беллар прислала мне целый ворох дорогого кружева, окрашенного в бледно-зеленый тон. Из Вустока доставили тонкий браслетик с жемчугом.
Следующий подарок оказался из Легардора. Присланную в прошлом году ткань я использовала на чудесное платье, переливавшееся всеми цветами радуги. Им я очень гордилась и надевала лишь изредка, на самые важные торжества, и очень расстроилась, когда выяснилось, что в этом году я в него влезть не могу.
В шкатулке, обтянутой черным бархатом, на черном атласе покоилось ожерелье из усыпанных аквамаринами лилий. Я в жизни не видела ничего столь же прекрасного и завораживающего. На гранях искусно обработанных камней играли тысячи световых брызг, приковывая взгляд. Я оторвалась от созерцания украшения только тогда, когда в глазах начало двоиться от долгого пристального рассматривания ожерелья. С тихим вздохом захлопнув крышку, я отставила шкатулку на край столика и взялась за следующий сверток.
Дверь медленно отворилась и в образовавшуюся щелку заглянула раскрасневшаяся и заплаканная Эмми.
— Милая, что случилось? — обеспокоенно спросила я, откладывая в сторону подарок.
Сестренка скуксилась и всхлипнула, сдерживая рыдания.
— Опять Ольма? Или на этот раз тетя Севиль? — с сочувствием уточнила у малышки.
— Ольма! — воскликнула Эмма. — Она опять на меня накичала.
— Ты сделала что-то плохое? — на всякий случай пришлось спросила мне.
Сестренка быстро отрицательно помотала головой и пропищала:
— Я ничего такого не сделала! Посто мы с Колином и Клодией пили чай, а Ольма вовалась в гостиную и начала меня отчитывать, что я гязь азвожу. Все знают, что это моя гостиная! Моя! Туда никто не ходит! А она!..
И девочка вновь разрыдалась, прижав ладошки к лицу.
— Эмми, не плачь, — взмолилась я. — Я с Ольмой поговорю. Вот увидишь, прямо при папе, чтобы он ее тоже отчитал. Папа ведь просил Ольму сдерживаться. Возьмет и накажет сестру, тогда она будет думать, прежде сем спускать на тебе свое раздражение.
— Павда? — с надеждой уточнила Эмма.
— Обещаю! — улыбнулась я сестренке.
— Уа! Уа! — просияла малышка, вытирая слезы, и, подскочив ко мне, расцеловала в обе щеки.
— А теперь беги и постарайся не попадаться Ольме на глаза до ужина.
Эмма кивнула и со счастливой улыбкой выскочила из ванной комнаты, а я вернулась к тяжеленькому свертку. Это оказался тот самый, принесенный Марой подарок в плотной коричневой бумаге. Внутри я обнаружила очень просто выполненный маленький металлический сундучок, без каких-либо украшений и пометок.
— Наверное, Заварэй, — решила я, разглядывая коробочку. — Они ведь железную руду добывают.
Крышка сундучка открывалась со скрипом, не мало меня этим удивив, а когда удалось ее откинуть назад, то из глубины вырвалось облачко то ли пыли, то ли дыма. От неожиданности, я вдохнула этот дым, мигом закашлявшись. В ушах зазвенело, и даже показалось, что я слышу чей-то смех в отдалении. Мужской.
Ничего не понимая, я запустила руку в сундучок, нащупав что-то маленькое и круглое. Это оказалось кольцо-печатка из белого золота, с выгравированными по ободку незнакомыми рунами. В остальном кольцо показалось даже красивым, хотя и слишком массивным для моей руки. Решив это проверить, я надела его на средний палец правой руки.
И в следующую секунду с головой ушла под воду.
Несколько безумных мгновений я барахталась, пытаясь хоть как-то выпрямиться, но тело категорически не желало меня слушаться. Глаза слезились и болели от попавшего в них мыла. Их хотелось протереть, но руки, будто одеревенев, инстинктивно молотили по воде.
Осознав, что из-за паники через несколько минут могу по-глупому утонуть в ванной, я заставила себя остановиться. Кое-как открыла слезящиеся глаза и, контролируя каждое движение, качнулась вперед, садясь и вдыхая полной грудью. Вода и пена брызнули в разные стороны. Сразу стало куда спокойнее. Несколько минут я посидела неподвижно, просто вдыхая и выдыхая воздух. Аромат лавандового мыла сильно раздражал нос. Кажется, я больше никогда не буду использовать его при купании.
Задумчиво повертев головой, я остановила свой взгляд на чем-то темном, видневшемся под водой. Какое-то время непонимающе разглядывала "это", а затем решила пощупать руками. Может я просто не заметила, как скинула что-то в воду?
Протянув вперед руку, я в ужасе уставилась на эту часть моего тела. И попыталась заорать. Ванную комнату наполнил странный вой. Потеряв окончательный разум, я, не понимая как, вывалилась из ванны, расплескав половину воды, и бросилась прочь, в считанные секунды затаившись под кроватью среди клочьев пыли.
Через минуту в комнату заглянула Мара. Я безошибочно узнала ее по мелькнувшим мимо кровати черным разношенным туфлям. А еще по запаху.
"По запаху?" — подумала я и мотнула головой, зацепившись чем-то за деревянные рейки, поддерживающие матрац. Сдержавшись, чтобы не взвыть, осторожно потянула, стараясь отцепиться.
— Леди Вирена? — окликнула Мара, заглядывая в ванную комнату. — Нету... Куда она подевалась? Вроде не спускалась, я бы заметила. Воды-то сколько разлила!..
Еще немного покрутившись по комнате и, судя по звуку, что-то переложив с места на место, горничная ушла. А я, подождав какое-то время, осторожно выползла из-под кровати и, страшась с каждым мигом все больше, на четвереньках подкралась к зеркалу. Зажмурилась и долго уговаривала себя не быть трусихой, хотя и так уже представила, что увижу. Вздохнув последний раз и чихнув от набившейся в нос пыли, я решительно распахнула глаза и уставилась на свое отражение.
"Вира, твоя неудачливость перешагнула все возможные границы!" — подумала я, и попыталась вслух себя обругать, выискивая то самое кольцо, которое по глупости натянула на палец, но вместо слов получился только неприятный басистый рык, похожий одновременно на вой голодного кота и умирающего медведя. Передернув плечами, я опять посмотрела на собственное отражение, внимательно рассматривая то существо, что разглядывало меня двумя парами испуганных голубовато-желтых глаз.
Если бы оставалась уверенность, что через минуту-другую я стану прежней, то любовалась бы собой с большим удовольствием. Но не сейчас, когда в голове бродили безумные мысли о том, что теперь это навсегда, а любопытство спряталось и не желало выбираться.
Из зеркала на меня смотрел монстр из моих снов. Крупная зверюга, больше похожая на каракала или рысь, с ровным золотисто-коричневым мехом, с которого на ковер уже натекла большая лужа. Уши с кисточками, угольно-черные сзади, обвисли тряпками, придавая схожесть с собачонкой. На подбородке, груди и вдоль темного носа шерсть была светлая, почти белая, а над каждым глазом с темно-коричневыми подпалинами. Такие же метки обнаружились на животе, причудливо и симметрично перетекая на внутреннюю сторону задних ног и почти исчезая на хвосте.
