Даже сейчас вспоминать то время было горько, но Антонин улыбнулся, ощущая горячую благодарность к Ерофеичу. Ведь поднял на ноги, заставил жить, поддерживал во всём. И не осуждал за обучение у Демира Чернева, тёмного мага-боевика и малефика. Болгарин по национальности и школьный друг отца, Демир скрывался от родного аврората в Ирландии. Сейчас Антонин не жалел ни минуты, что пусть даже назло дядьке взялся тогда за учёбу. Зато сам теперь изредка мог брать учеников, назначая соразмерную плату. И жизнь наладилась, и быт — благодаря Ерофеичу. От одиночества страдать не успевал, друзья не давали, да частые романы с дамами постарше, находившими юного красавца очаровательным.
Он как раз опаздывал на очередное свидание, а тут это письмо. Первое за семнадцать лет. Ерофеич стоял над душой с каким-то узелком в руках и хмурил брови.
— Читай уже. Али сожги сразу. Чего жилы тянешь из старого домового?
— Да где ты его взял? — вздохнул Антонин, глядя на вскрытый конверт, как на врага. — Что-то я не видел совы.
— Где взял, там уж нет, — буркнул тот, — читай!
Пришлось пересилить себя, отогнав воспоминания, открыть дракклов конверт с магловскими печатями. И листок, испещрённый убористыми строчками, был явно магловский: белый, плотный.
"Здравствуй, племянник, — начиналось оно. — Так вышло, что обратиться нам не к кому, а дело семейное, и не хотелось бы доверять его чужому человеку".
— Ишь ты, — хохотнул Антонин. — Родство вспомнили.
— Не ёрничай, — хмурился Ерофеич. — Читай!
Он прочитал. Оказалось, что Долоховы, живущие теперь в Праге, несколько лет назад удочерили девчонку-сироту, дальнюю родню из Польши. Чистокровная Агнешка поступила в этом году в Дурмстранг, однако навещать её не позволяли. Не принято было в этой школе принимать родственников. Дядька надеялся, что у Антонина остались там знакомства, так что покорно просил уважить просьбу и навестить её. Передать кое-что из вещей да узнать, как она там, и не обижает ли кто сиротинушку. Долохов поскрипел зубами, позлился и выдал покорно ожидавшему Ерофеичу:
— Отправляемся в Дурмстранг. Показывай, что передали родственнички этой девчонке. Ведь это для неё?
Домовой торопливо выложил на стол узелок, в котором оказалась тёплая одежда, сапожки и три галеона мелочью, увязанные в носовой платок.
Антонин фыркнул, вспоминая, как сам учился в той школе, пока после путешествия с Сольвейг Гамп не перевёлся в Хогвартс.
— Заверни обратно. Нет, стой! — не глядя выгреб горсть монет из кармана, развязал платок и, всыпав серебряных сиклей в жалкую горсть медяков, завязал снова. — Пирогов неси, что напёк сегодня. Тех, что с мясом, я обойдусь. И наливочку для наставника, ту, что на пробу давал давеча.
Ерофеич спорить не стал, притащил пирогов, ещё горячих, от которых дух плыл по всему дому. Румяные, один к одному, блестевшие промасленными боками. Долохов не удержался, снял пробу, жуя горячее лакомство и спешно отписывая записку Демиру. Остальные пирожки Ерофеич упаковал в короб, не дающий остыть долгое время. Бутылку наливки вручил нехотя, проворчав, что осталось мало, надо новую заготавливать, а ему некогда, дел невпроворот.
Антонин ворчание пропустил мимо ушей. Ему в самом деле легко было попасть в защищённый замок. Демира около десяти лет назад пригласили туда преподавать "Основы тёмных искусств", простив разом все грехи, так что бывший наставник периодически принимал Антонина у себя в гостях — уютной гостиной в стенах Дурмстранга. И наливочки от Ерофеича сильно уважал.
В итоге о свидании Долохов забыл напрочь, сразу отправившись в путь.
Девчонка вошла в кабинет Демира строевым шагом и замерла, не поднимая глаз.
— Звали, профессор Чернев?
Воробушек, право слово. Щупленькая, в чём душа держится, волосы соломенные, заплетённые в короткую косу. Форма смотрится новенькой, всего два месяца, как учёба началась. У Антонина аж ностальгия проснулась, но поспешил задавить.
— А, Мнишек, — Демир стянул с носа очки и отложил книгу, что Долохов привёз ему в подарок — библиотека, оставленная бабкой, была богатой. — Проходи, проходи, Агнешка. Кузен твой пожаловал, знакомься.
И снова уткнулся в подаренный фолиант.
А потом это чудо подняло на него взгляд больших ярко-синих глаз, и Антонин пропал. Представился скомкано, всучил короб с пирогами и узелком, упрятанным внутрь. Девчонка смотрела настороженно, но короб взяла.
— Ты правда Антонин Долохов? — спросила вдруг ясным звонким голосом. И, удовлетворившись кивком, деловито полезла в короб, поставив его на пол. — Пироги? А это? Это не надо, тёплая одежда у меня есть. Да и нельзя домашнее, всё равно отберут. А это?
Долохову вдруг стало очень стыдно за носовой платок в маленькой ручке девчонки.
— Погоди! — он поспешно достал свой кошель и пересыпал монеты в него. Маленький дорогой мешочек из драконьей кожи вместил всё без остатка. — Держи, мелкая.
— Я не мелкая! Я Агнешка! — она серьёзно взвесила мешочек на ладони. — Что он может?
Под пытливым взором синеглазки Антонин подробно объяснил, что кошель снабжён чарами расширения пространства, необнаружения, и может вместить в себя содержимое обычной школьной сумки, набитой учебниками сразу по всем предметам.
— Только активировать надо. Капельку крови моей и твоей, тогда только тебя слушаться будет.
Деловито кивнула, приняла у него тонкий кинжал и безбоязненно ткнула в ладонь. Пришлось ему перехватить её кисть, чтоб лишней кровью не поить артефакт. Закончив привязку, он сразу залечил её ранку.
— Красивый кинжал, — хмыкнула она, спрятав кошель в карман форменных брючек.
— Хочешь, подарю? — сразу предложил он, с жалостью глядя на тонкую шейку с синей жилкой сбоку.
— Не, — мотнула головой Агнешка и вдруг пытливо уставилась на него. — А ты богат?
— Можно и так сказать, — хмыкнул он. — Не бедствую.
— А ещё приедешь?
— Да, — ответил, не моргнув глазом. — Приеду.
— Тогда лучше метлу привези в следующий раз.
— Какую метлу? Первокурсников уже в сборную принимают?
— Ты чего? Нет, конечно. Но тренироваться лучше на своей. Я на будущий год попробую пробиться в сборную. Только общественных мётел всем не хватает, и только по часам, раз в две недели. А на своей хоть каждый день можно тренироваться.
Она прятала глаза, поэтому он заподозрил неладное.
— И сколько уже налетала?
— Один раз, — ответила твёрдо, — но потенциал есть, ты не думай...
— Я не думаю. Пойдём-ка, проверим. У вас же занятий нет сейчас? — он вообще не собирался с ней возиться. Вручить гостинцы да взглянуть, что за ребёнок такой. И сам не знал, с чего вдруг такое участие. Ведь даже не улыбнулась, смотрела испытующе, не по-детски. А вот ведь, задела что-то в груди, себя вспомнил, мелкого. Тоже доверия ни к кому не было у тогдашнего первокурсника.
— Да кто же позволит, — заторопилась мелкая, кусая губы. — Да не надо мне метлу!
— Пойдём-пойдём, — строго сказал он, подхватывая короб. — Не будем мешать профессору.
Девчонка надулась, короб у него отобрала, сама понесла. В женское общежитие, занимающее целый корпус, его, конечно, не пустили. Остался ждать, бросив Агнешке:
— Ты только недолго, темнеет уже. Или трусишь?
— Да я... Я быстро!
У завхоза, старого Антипыча, добыть две метлы проблемы не составило.
— Долохов! — узнал тот, подслеповато щуря глаза. — Копия отца! Каков вымахал! А это твоя, что ли?
— Сестрёнка, — коротко ответил он. — Мы недолго.
— Да уж летайте, сколько вздумается. Ну, надо же... А ведь таким щуплым пацаном был. Куда-то запропал после третьего курса, если не ошибаюсь.
— Перевёлся, — беседовать со стариком долго не стал, видя, как нервничает девчонка.
Догадка оказалась верной. Метлу Агнешка откровенно боялась. Но упорно оседлала, выжидательно на него глядя. В синих глазах плескался страх пополам с упрямством.
— Неправильно держишь, — словно не замечая её страха, сказал он. — Так же неудобно. Вот, смотри.
И он стал подробно объяснять, показывать, как надо, судорожно вспоминая все нюансы. Слушали его внимательно. А потом они полетели. Медленно и печально. Он держался рядом, страхуя. Сначала летали низко по кругу тренировочного дворика. Потом поднялись выше, но почти сразу Агнешка потеряла управление. Поймал, посадил девчушку перед собой, направив её метлу в полёт в сторону склада. Лёгкая была Агнешка, худенькая.
— А теперь покажу, как это здорово, — предупредил он. — Держись, мелкая.
И показал класс. Как же они летали! Это надо было видеть. Внизу собралась маленькая группа зевак, но Антонину было всё равно. Главное было добиться отклика от девчонки. И добился же. Визжать перестала после третьего виража. Может, правда, охрипла просто. А потом вдруг ахнула счастливо при особенно удачном манёвре, озираться начала, пальцы на древке чуть расслабились. И, когда обернулась к нему, на лице наконец появилась улыбка. С отсветом в глазах и ямочками на щеках. И после она уже нарочно кричала на виражах, залихватски, с удовольствием, явно рисуясь перед детишками, глядящими снизу.
С метлы слезала медленно, неуклюже, но помочь не позволила.
— Замёрзла?
Помотала головой, глядя сияющими глазами.
— И куда тебе метлу? — вздохнул он. — Расшибёшься же, а меня рядом не будет.
— Ничего, костерост в Лазарете всегда есть, — пожала она плечом. — Ты так и скажи, что денег нет. Я же знаю, что это дорого. Или жалко на меня тратить? Я ведь тебе никто?
— А подзатыльник? — поднял он бровь.
Агнешка залилась краской, — так, что даже в сумерках было заметно. Замолчала, уткнувшись взглядом в землю.
— Это они тебя попросили, — в голосе явственно звучали слёзы.
Антонин вздохнул и подтолкнул метлу в сторону склада, куда та сама полетела — удобно было с манящими чарами, не то, что в Хогвартсе. Сам подхватил мелкую на руки, не обращая внимания на протест, и понёс ко входу в здание. Ничего, выпрямилась сразу, обняв его за шею. Горделиво смотрела на расступившихся школьников. Только когда внутрь зашли, сразу попыталась высвободиться.
— Отпусти!
Антонин поставил её на пол и сам опустился на колени, чтобы вровень быть.
— Значит, слушай и не перебивай. Ты Агнешка Мнишек, моя кузина, а по-русски — сестра. И плевать, что двоюродная, да не по крови, другой у меня нет и уже никогда не будет, усекла? И либо я буду за тобой приглядывать и баловать, как хочу, а ты меня ждать и письма долгие и сопливые писать раз в неделю. Либо расстаёмся сейчас и навсегда. Я твоим опекунам никогда не нравился, хоть и родня, так что пойму, если тебе тоже не подхожу. Решай!
Сопела девчонка долго, глядя под ноги, потом всхлипнула и спросила:
— А письма обязательно? Ну, — очередное шмыганье носом, — раз в неделю?
— Обязательно, — кивнул серьёзно. — И что-то сопливое тоже обязательно.
— Это как? — влажные глаза уставились удивлённо. На реснице ещё дрожала слезинка, но Агнешка явно справилась с собой, восхитив Антонина.
— А так, — ответил он серьёзно. — Жаловаться будешь по-разному — кто за косу дёрнул, за что двойку схлопотала, в кого влюбилась, и всё такое.
— Ну уж нет, — фыркнула она. — Ни в кого я не влюблялась и не собираюсь.
— Вот когда соберёшься, захочешь кому-нибудь рассказать, а некому. Тогда и оценишь, что мне можно всё. Во-первых, уж я точно смеяться не стану, во-вторых, совет могу дать дельный, в-третьих, с удовольствием всю фигню прочитаю, какую напишешь и посочувствую. А потом ещё вкусняшек куплю и тебе передам, чтобы утешить — ну сплошная же выгода, как считаешь?
— Ладно, — прищурилась она, — коли не шутишь.
— Такими вещами не шутят, мелкая. Ты ещё с Ерофеичем познакомишься, вот уж кто тебя баловать будет почище, чем я.
— А кто это? Ерофеич?
— Домовой мой. Вредный старикашка, но заботливый.
— Ах, — выдохнуло создание. — А когда я его увижу?
— Как в гости приедешь. Вот хоть на Рождество. Хотя сомневаюсь, что опекуны тебя отпустят ко мне.
Она покивала печально, соглашаясь:
— Ты опасный тип.
— Вот оно как! — вроде и понимал, что так о нём родня думает, но из уст этого ребёнка слышать было неожиданно неприятно. — И чем же это я так опасен? Детей ем на завтрак?
Она фыркнула, одновременно шмыгнув носом.
— Неа, — и пытливо заглянула в глаза. А потом страшным шёпотом осведомилась: — Правда, что ты тёмный?
— Правда, — кивнул он. — А ты ведьма, и что такого?
— Научишь плохому, — нудным голосом ответила Агнешка, явно за кем-то повторяя. — Мне с тобой разговаривать не следует. Взять, что принёс, и вежливо поблагодарить. И сразу уходить, в глаза не смотреть. Не улыбаться и не пытаться понравиться.
— А ты пыталась? — заинтересовался он, давя в себе злость.
— Немножко, — застенчиво призналась Агнешка. — Ты такой красивый. Я думала, что страшный.
— Ну спасибо, — скривился он. — А если бы страшный был, то не посмотрела бы?
— Не знаю, — пожала она плечом. И спохватилась: — Ты же не расскажешь дяде и тёте?
— Я с ними уже семнадцать лет не общаюсь. А кроме того, не привык как-то чужие тайны кому-нибудь доверять. Так что всё, чем со мной поделишься, никто больше не узнает.
— Правда?
— Клянусь, что все секреты Агнешки Мнишек унесу с собой в могилу!
Открыв рот, она полюбовалась на светящийся шарик и, только когда он погас, выдохнула, приблизив рот к его уху:
— У моей мамы был тёмный дар! — и посмотрела испытующе.
— Значит, и у тебя может быть, — спокойно ответил он. И подмигнул ей: — Будем на пару тёмными магами детишек пугать. Кстати, — он вызвал Темпус и с сожалением глянул на внезапно обретённую сестрёнку, — у вас уже ужин через пять минут, тёмная ведьма. Так что пора прощаться. Тем более что плохому я тебя уже научил.
— Разве?
— Ну а как же, на метле кататься. Разве дома разрешали?
— Не-е. Да ну тебя. Разве это плохое?
— А это уже тебе решать. Чай, не пять лет, соображать должна. Ну, беги, а то останешься голодной. Или с посещением столовой у вас не так строго теперь?
Она хитро прищурилась:
— А у меня пироги есть! Горячие. С мясом. Я один уже съела.
— И всё равно мне пора, — он заметил, что школьники, да и преподаватели на них косятся, проходя мимо. Но не это беспокоило. Боялся привязать её к себе слишком сильно. — Не забудь про письма.
— А если забуду? — она уже отошла на несколько шагов, и он поднялся с колен.
— Значит, тебе это не нужно.
Она вдруг подбежала обратно и тихо попросила:
— Наклонись!
— Что?
— Наклонись же!
И когда он пригнулся, поцеловала в щёку, смачно так, по-настоящему.
— Колючий, — хихикнула Агнешка. — Всё, Антон, спасибо, я побежала.
— Я Антонин, — произнёс он ей вслед, но девчонка уже свернула за угол, не слышала.
Первое письмо пришло на следующий день. Принесла его замученная школьная сова, которая долго грелась у печки, прежде чем лететь в обратный путь.
"Дорогой брат Антонин! — писала Агнешка корявым почерком на клочке пергамента. Обратная сторона была исчиркана какими-то рожицами и содержала пару формул по трансфигурации. — У миня всё путём. Сапливвава пока ничо не было. Ну только палец прищемила дверью. Распух. Но уже всё нормально. Пока".
