Утраченный покой. (Divinitas-2)

— Ну, иди... Я подожду тебя в машине или прогуляюсь туда-сюда по дороге.

Видя, что он разрывается между желанием броситься на поиски отчима и необходимостью быть вежливым ко мне, почти приказала:

— Иди.

Тони выскочил из машины и мягкой пружинистой походкой умотал к коровнику. Я вышла из машины и примостилась на ограде загона.

Солнышко припекало... Мне вдруг стало не хватать запаха цветов, и начало раздражать еле слышное амбре навоза. Надо же, не так уж часто я бывала на своей цветочной ферме, однако успела привыкнуть к сочетанию солнца и ароматов цветов. Тут же вспомнила о флерсах — как там Лиан без меня... все последние дни он усиленно кормил Пижму сам, не подпуская меня к нему, будто неосознанно ревновал, мол, нечего тебе на него время и силы тратить. Я не сдержала смеха, вспомнив эпизод, произошедший на прошлой неделе: Тони увидел кормление Пижмы. Лиан привычно 'разбудил' того поцелуем в лоб — рацио, а после напоил, ну, конечно же, в поцелуе. Вид целующихся флерсов заставил Тони разве что не плеваться. Причём закончивший кормление Лиан так и не понял, что вызвало такую бурную негативную реакцию оборотня.

Всё же Тони в нашей компании единственный почти-человек, к тому же абсолютно гетеросексуальный, если не сказать гомофоб. Ну да ладно, за последние годы это перестало быть недостатком в моих глазах. Я сочувствовала геям до сексуальной революции и рок-н-ролла, когда их тихо или не очень тихо линчевали в нищих западных штатах. Они были меньшинством, не такими, как все, мишенью для человеческой злобы и дурости. На их месте могли быть 'ведьмы'-divinitas, да и были раньше. Но последние годы... Это что-то невообразимое. Выпячивать свои сексуальные предпочтения и гордиться ими — это как минимум пошло. А требовать себе каких-то благ на этом основании! Да, столкнувшись с таким лицом к лицу, легко пополнить ряды гомофобов. А ещё этот растиражированный типаж 'тонко чувствующего, всегда готового прийти на помощь, скрывающего за юмором свою ранимость' гея... Не знаю, где эти 'идеальные геи'? Мне отчего-то попадались лишь мелочные, манерные, насквозь двуличные типы — сборища всех женских недостатков, но без наших достоинств. Хотя... может, я и предвзято к ним отношусь, оттого что толку мне от них никакого.

За этими мыслями я и не заметила, как у дороги показались Тони и... Чак. Приземистый, крепко сбитый мужчина лет за сорок со светло-русыми выгоревшими волосами и такими же, как бы выцветшими, серо-голубыми глазами не мог быть никем иным. Рядом с ним Тони вдруг стал напоминать подростка. Мой обманчивый и опасный волк улыбался во весь рот и нервничал, как пятнадцатилетний паренёк на знакомстве с родителями своей девушки.

Я спрыгнула со своего насеста.

— Здравствуйте, мэм, — обратился Чак и протянул руку. Пришлось крепко пожать. Я переключилась на vis-зрение и замерла на мгновение — Чак был белым... Белее моего Вика, а подобных Вику я мало видела за свою довольно долгую жизнь.

— Ти сказал мне, что вы его босс.

— Да, как это ни странно, — ответила я с улыбкой.

— Тогда я приглашаю вас, мэм, в мой дом. Очень прошу не погнушаться моим гостеприимством и разделить с нами ленч, — глаза его при этом сверкнули весёлой хитринкой.

— Чак, это грязный удар, — выдал Тони. Ну точно, возмущающийся подросток.

Правильно, куда босс, туда и охранник...

Вот мужики, опять всё на меня свалили — нет, чтобы разобраться между собой. С одной стороны, Тони не хочет видеться с матерью, с другой — Чак жаждет их свести вместе и хоть немного примирить. Не увидев чёткого отказа в глазах ТиГрея, а скорее гремучую смесь из страха и надежды, я произнесла:

— С удовольствием, — и я взяла Чака под руку, как леди из девятнадцатого века. Таким старомодным и, наверное, смешным образом мы поковыляли по грунтовой дороге к дому. Тони постоял, подумал, а потом нагнал нас.

Когда мы подходили, на крыльцо выбежала девушка, копия Чака, с криком:

— Па, ты уже закончил? — и осеклась, уставившись на Тони. Потом, словно не веря своим глазам, она медленно спустилась по ступенькам, а после с криком бросилась к нам.

— Ти! Господи Иисусе! Ти, братец! Какой стал! В армии был, да? — она тискала его, как плюшевого мишку.

Тони улыбался и прятал глаза.

Тут она заметила меня.

— Ой, а вы, наверное, его девушка, да? Он вас знакомить привёз? Я Джинни! — выпалила она на одном дыхании.

— Я его босс, но девушка у него тоже есть. Я Пати. Пати Дженьювин, — ответила я сходным потоком сознания.

— Босс! Holy mackerel!

— Джинни, и где ты набралась такого! — Чак и Тони произнесли это в унисон, но девушка уже зажимала себе рот рукой без всякого раскаяния.

— Пойду, Джуди найду и маму, — с этими словами она скрылась.

— Джуди поспокойнее, — как бы в оправдание произнёс Чак.

— Угу, — подтвердил Тони.

Меня происходящее стало забавлять, поверилось, что ничего плохого не случится... Хм... Похоже, это присутствие 'белого' Чака на меня так действует.

Мы вошли в дом, гостиная оказалась маленькой, аккуратной и на удивление современной. Приятно удивил вкус владельцев дома и отсутствие дешёвых кричащих вещей.

— У вас хороший дом, Чак, добротный и красивый.

— Спасибо, мэм, я не люблю вещей, которые нельзя передать по наследству, -полушутя, полусерьёзно ответил он.

— Это чувствуется.

— Привет... — это прозвучало настороженно и с надеждой. В дверях стояла девушка, похожая и не похожая на Джинни, как будто ту же форму наполнили другим содержанием. Она была не просто спокойнее, она была мудрее и пессимистичнее. Джуди не подбежала тискать Тони, а медленно подошла, всматриваясь, ища в его лице ведомые лишь ей признаки.

— Привет, сестричка, — нерадостно отозвался ТиГрей.

— Привет, братец, — согласилась она и обняла его, Тони аккуратно ответил на объятия.

— Ты изменился...

— Ну, должен же я был когда-то поумнеть, — попытался отшутиться он.

— Я рада, — произнесла она искренне. — Я очень рада за тебя.

— Спасибо, — Тони окончательно смутился и отвернулся, наткнувшись взглядом на меня.

— Джуди, это мой босс — Пати Дженьювин.

— Очень приятно. — И девушка протянула руку для крепкого рукопожатия. — Кофе? Молоко? Или, может быть, чай? — вспомнила она об обязанностях хозяйки.

— Чай из пакетика, — тут же уточнил Тони, зная моё пристрастие к этому благородному напитку и нетерпимость к надругательству над ним.

— Кофе, — отреагировала я. Мужчины заказали молоко.

Мы расселись на диванчике, Чак занял кресло почти напротив нас.

— Ну что, я так понимаю, нет смысла спрашивать тебя, — обратился он к Тони, — как ты провёл все эти годы?

— Нет, — согласился ТиГрей.

— А вот мисс Пати... или миссис?

— Мисс.

— Мисс Пати обронила, что у тебя есть девушка...

— Ну... Это громко сказано. Мы недавно начали встречаться... Совсем недавно.

— Тони считает, что она захочет себе кого-то получше, а я считаю, что он достаточно хорош для неё.

— Ну, мэм, если она не ваша дочь, да даже если бы и дочь, вы можете считать что угодно, а её мнение останется её мнением, — ответил Чак.

Я рассмеялась.

— Вы совершенно правы. Но мне думается, я её неплохо знаю и разбираюсь в её желаниях.

— Вот, значит, как... — Чак задумался, поглядывая на Тони.

Тот занервничал, не понимая, что происходит.

— Пати, ты зря об этом заговорила. Мне действительно нечего ей дать. Она девушка из высшего, — он выделил голосом, — общества.

— Но ведь и ты теперь не шпана, — ответила я со значением, намекая, что он уже не рядовой волк, а оборотень, и похоже, оборотень светлый.

Тони понял намёк и задумался.

— Да, ты изменился, — вдруг резюмировал Чак. — Тот Ти, которого я знал, совсем не так реагировал, когда кто-то ему перечил. Тот Ти не давал себе труда задуматься.

— Мне было пятнадцать.

— Не было. Оставалось полтора месяца до пятнадцатилетия, когда ты удрал. Мы обратились в полицию, и они проследили тебя до Нью-Йорка, тот парень, что подвёз тебя, хорошо тебя запомнил.

— Этот извращенец! Пусть радуется, что жив остался.

Чак грустно покивал каким-то своим мыслям.

— Мог бы хоть открытку прислать... — вдруг грустно произнёс он. — Если уж не хотел ни с кем по телефону говорить.

— Для чего, Чак? Меня ведь наверняка разыскивали из-за того ублюдка-дальнобойщика.

— Ну, нашли бы и оправдали.

— А вот в этом я не уверен.

— Ну ладно, прости меня, я не прав в своих упрёках. Хвала Господу, что ты объявился. И ещё большая хвала тому, что ты изменился и....

— Его только могила изменит. И то вряд ли, — раздался полный горечи голос. Красивая, но преждевременно состарившаяся женщина стояла на пороге комнаты.

— Минни!

— Что, Чак?! Вот он пришёл, такой спокойный, такой хороший, а надолго ли он такой? В какой момент он превратится в зверя? Это случится, когда ты и девочки расслабитесь и меньше всего этого будете ждать!

— Ладно, я пошёл. Зря вы всё это затеяли.

— Останься! — попросил Чак. Тони, не слыша, шагал к двери.

— Тони, остановись, — приказала я. Он замер, но не обернулся.

— Если ты сейчас вот так уйдёшь, то никогда уже не вернёшься. А главное, неужели ты не понимаешь, что, убегая, ты подтверждаешь её слова.

— Пати! — он развернулся, — Да! Она права! Права, будь всё проклято! И не закрывай глаза на произошедшее во время боёв. Если бы на твоём месте была другая...

Крыть тут было нечем. Похоже, мы проиграли...

— Ты копия своего отца, — сказала, как выплюнула, мать.

— Нет, — хором отозвались я и Тони.

— Он тоже делал зло, а потом жалел об этом. Но он его делал.

Опять крыть нечем.

— Неправда, мама, — вдруг возразила Джуди, — Ти может себя контролировать.

— Может? Он сбежал, потому что не мог себя контролировать. Единственный правильный поступок. Я благодарила Бога каждый день за то, что вам перестала грозить ежедневная опасность.

— Неправда, — чуть не плача отозвалась Джинни. — Он защищал меня всегда! И мне его очень не хватало! Ти, не уходи!

Джуди обошла Тони и заглянула ему в лицо.

— Я верю, что ты никогда не причинил бы нам вред.

— Я уже его причинил, Джуди. Тогда... — горечь его тихих слов, казалось, затопила комнату. — Глупцом я был, когда забыл об этом и пришёл сюда.

— Не уходи. Прошлое в прошлом. Разве сейчас ты можешь сделать мне больно? — она легонько приобняла его, будто почувствовав, как он нуждается в прикосновении.

Тони молчал, разбираясь в себе.

— Нет.

— Ну вот...

— Его отец тоже уверял, что больше не причинит боли, а после снова и снова...

— Я не мой отец!

— Ну, давай, разозлись, как следует!

— Минни!

Но на окрик Чака никто не среагировал.

Тони высвободился из объятий сестры.

— Хорошо, мама, я разозлюсь, как следует. Когда Чак был в поле, а сёстры — в театральном кружке, ты часами изводила меня, внушая, что я копия отца, что я псих, не способный себя контролировать, что моё место в тюрьме или психбольнице.

— Минни? — неверящий возглас Чака.

— Ты перенесла на меня всю ненависть, ты топила меня в ней, — продолжил Тони. — Топила так часто, что я научился в ней плавать, и пусть прошли годы, но я всё же всплыл и выбрался на берег. Мне жаль, мама, мне очень жаль, что ты изуродовала свою жизнь и пыталась изуродовать мою. Мне жаль, что ты не могла и не хотела отпустить прошлое и жить настоящим. Жить Чаком и дочерьми.

— Ты! Ты был ежедневным напоминанием о кошмаре!

— Да. Прости, наконец, меня за это, или потеряешь всех и всё.

Не выдержав накала эмоций, женщина расплакалась, а любимый муж и дочери, только что узнавшие неприглядные подробности, не спешили её утешать. Чак разрывался между Тони и нею. Увидев это, Ти махнул рукой, мол, 'давай, успокой её, я в порядке'. Я подошла к моему оборотню и обняла его, постаравшись, чтобы данный жест, в глазах людей, не казался сексуальным. Тони прильнул ко мне, можно сказать, завернулся в меня и мою силу, как замерзающий в пуховое одеяло. Чак тем временем взял жену за руку, а сёстры поглядывали то на мать, то на Тони; чувствовалось, что они немного обижены тем, что брат предпочёл утешение от меня, а не от них.

— Прости меня, — сквозь рыдания произнесла женщина.

— Минерва, ты у меня просишь прощения? — в голосе Чака послышался сдерживаемый гнев.

— У всех. Я была не права.

Услышав это, Чак оттаял.

— Ну, может, вы обниметесь, как мать и сын.

Минни напряглась.

— Не просите слишком много так быстро, — подала голос я. — Главное, лёд сломан.

Мать Тони благодарно и согласно закивала: может быть, она и осознала, что была очень не права, но обниматься с сыном, которого ненавидела годами, была ещё явно не готова.

— Да, — согласился Тони и, высвободившись из моих объятий, подошёл к сёстрам.

— Джуди, — он легко и спокойно обнял её. — Спасибо, что поняла и простила.

— Джинни, — более крепкие тискающие объятия, сестра в ответ повисла у него на шее. — Если какая собака, на четырёх ногах иль на двух, на тебя не так взглянет, ты только скажи. И вообще старайся по возможности меньше влипать в неприятности.

— Я-то стараюсь... А ты что, уходишь?

— Да, мы и так потеряли много времени, сделав крюк.

— Может, всё же останетесь на ленч? — Чак обращался к нам двоим.

— Нас действительно ждут дела, — ответила я. — Но если вы дадите нам с собой то, что так вкусно пахнет на кухне и вот-вот пригорит...

Джинни, ойкнув, выбежала в кухню.

Тут как-то все зашевелились, Тони обменивался телефонами с Джуди, отвечая кричавшей с кухни Джинни, сколько и чего нам с собой давать, Чак тихо благодарил меня за то, что я уговорила Тони зайти, а после удержала. Было видно, что у него язык чешется задать вопрос о моей оговорке о боях, но он не рисковал, следуя поговорке 'Не хочешь расстраиваться — не задавай вопросов'. Я в свою очередь заверила, что как только у Тони будет выходной, я пинками отправлю его домой на побывку.

И вот такой большой разноголосой компанией мы вывалили за двери. Мне сунули в руки с полдюжины свёртков из фольги с дразнящими ароматами, и я неловко прижимала их к себе. Мама Тони тихонько, но вполне искренне поблагодарила 'за всё', сестрички сверлили меня любопытными взглядами, Чак и Тони строили какие-то планы на его следующий приезд.

Наконец, все со всеми попрощались, за исключением Тони и матери. На мгновение повисла тишина, женщина опять напряжённо замерла, но ТиГрей сам подошёл к ней, легонько и быстро обнял, даже, кажется, мимолётно поцеловал в щёку.

Удивительно было видеть в его глазах грусть, понимание и прощение, а в её — вину и облегчение от того, что не требуют демонстрации раскаяния.

В конце концов, мы всё же добрались до своей машины и, помахав из окон, отправились прочь из прошлой жизни в настоящую.

Не выдержав пытки запахом, через двадцать минут мы сделали остановку и умяли всё, что Джинни запаковала нам.

— Эх, а ведь это новые проблемы, — со странной радостью констатировал Тони.