Утраченный покой. (Divinitas-2)

— Неужели ты обычно кормился от них? — раздосадованно спросила я. Никому нельзя нарушать обеты, а слугам Единого тем паче.

— Нет. Они же были Его слугами, — успокоил меня Шон. — Не как обычно, всегда по капле: взглядами, мыслями. Мне редко удавалось даже коснуться их. А мужчина, тот боролся с собой, и иногда от него приходило много силы, иногда почти не было. Было очень тяжело настроиться, ведь женщины боялись своей реакции на меня и тоже боролись с собой... Приходилось маскироваться... А ещё всё время, всюду, была разлита сила Единого и вспыхивала, когда его кто-то усердно поминал или призывал. Мне по-прежнему всегда было больно, но хоть не горько. Да и обращались со мной они всё же лучше, чем вампы.

— Тебя не раскрыли? Считали человеком?

— Да.

Инкуб выжил в монастыре... Похоже на пошлый анекдот, на самом же деле это трагедия. Для всех.

— Почему ты не сбежал? Тебя как-то удерживали?

— Нет, не удерживали. Я сбегал раза три, когда становилось уж совсем невмоготу, и от голода я мог натворить глупостей. Несколько дней... куролесил и возвращался.

— Почему? — удивилась я.

— Бесхозный инкуб — лёгкая добыча. Я опять попал бы в плен к вампам или, если бы повезло, в рабство к filius numinis.

Помолчав, он продолжил:

— Я возвращался, меня наказывали... Поста и молитвы я бы не вынес, но я выкрутился: меня били плетьми и прощали довольно быстро.

Выкрутился... Да, для инкуба физическая боль слабее мук голода.

— Так как вы сражались с вампами?

— Когда они поняли, кто их убивает, начали войну. За стены монастыря, на освящённую землю, они сунуться не могли, но нам была нужна еда, и за запасами приходилось ездить в городишко, а это почти сутки пути на телегах. Они убили всех в первом обозе — нам рассказали об этом крестьяне. Отправили второй обоз, и когда он возвращался, то ему навстречу вышел наш отряд, помочь продержаться ночь.

— Каждый получил по вере его... — после паузы задумчиво произнёс Шон. — Остались только брат Петер и я. Он молился, а я, уже привыкший к силе Единого, его защищал. Он их замедлял или не подпускал, а я вцепился в него — единственную надежду не попасть снова к мертвякам — и отбивался, как только мог. Мы доставили продукты, — скупо закончил он.

— Так вот и стали с ними бороться: кто веровал и мог сиять силой Единого, был как бы щитом, от него зависело всё, а уж 'клинки' должны были постараться отсечь вампу всё, что можно, а лучше сразу голову.

Мне вспомнился его вчерашний удар, убивший неизвестного вампа: без малейших сомнений, мгновенно, отработанно.

— Сколько ты жил в доме Единого?

— Несколько лет... Лет пять или даже больше.

Ясно: у инкубов, как и у всех divinitas, плохо с чувством длительного времени, зато мы все замечательно чуем время суток.

— А что случилось потом? Как ты от них ушёл?

— Я не ушёл. А что случилось, я так и не понял. Что-то произошло... Они расстроились, и сила Единого перестала беспрекословно им подчиняться. Они ослабели.

— Возможно, их объявили еретиками, — размышляла я вслух. — Отказались от этого ордена или монастыря... Тем более, там были не только мужчины, но и женщины.

— Никто не ломал обетов, — тут же вскинулся инкуб, защищая тех, кто когда-то его приютил.

— Я и не говорю этого, — успокоила я. — Так что же случилось? Неужели их выкосили вампы?

— Нет, — гордо ответил он. — Многие ушли, бросили нас, перешли в другой монастырь, наверное. А оставшиеся... Мы дали бой и победили. Нас было десятеро, пять щитов и пять клинков, вампов было тридцать или более. Обезумевший мастер понаделал звероподобных детей, и пока мы, три двойки, бились с этими зверьми, четверо бились с мастером. Он убил их всех... но настоятель Лука, умирая, убил его, испепелил лишь силой. Я всегда боялся настоятеля, ему даже не надо было ничего произносить вслух. Вот уж кто был любимым слугой Единого — его Господин никогда не жалел для него силы. — Говоря это, Шон транслировал страх и уважение, было ясно, что он старался вообще не попадаться на глаза настоятелю.

— А кто-то выжил?

— Да, те две женщины, ещё одного ранили-погрызли, но он попросил отрубить ему голову, боялся стать вампом. Мы похоронили всех как положено, и женщины ушли в монастырь отшельниц, сказав, что сделали всё, что должно. А я остался один... ушёл в город и стал жить сам, прячась на ночь ото всех в доме Единого. Я долго так жил...

'Какая странная история', — подумала я. Хотя те же волки становились на службу к Единому, вернее, его слугам... Но волки почти люди, а инкубы — vis-существа.

— Шон, а ведь говорят, что инкубы не могут себя сдерживать, что вы не можете противостоять своему голоду, насыщаетесь, даже если понимаете, что всё кончится очень плохо, причём для всех. А ты годами сдерживался в монастыре...

— Правильно говорят. Мы потому и вымерли почти, а новых, хвала Всему Сущему, давно не появлялось.

— А как вы появляетесь? — перебила я его, не сдержав любопытства.

— Проклятие, — удивлённо отозвался он. — Мы когда-то были людьми, суккубы и инкубы, и каждого из нас кто-то проклял.

— За что?

Он пожал плечами

— Отвергли, растоптали любовь, убили тех, кто нас любил, или сотворили страшное зло из-за похоти, желая кого-то. Да мало ли за что.

— Ну как же? — удивилась я. — Такое страшное проклятие... Я не знаю ничего страшнее, — подумав, сказала я.

Шон опять пожал плечами.

— Каждый из нас это заслужил. Хорошо хоть никто не помнит своей человеческой жизни.

— А вы что, мёртвые? — спросила я, ощущая себя глупой девочкой.

— Ну да, инкубами и суккубами становятся после смерти, мы духи, обрётшие плоть. Мы истаиваем, а не обращаемся в землю. Так вот, про дом Единого: я мог там сдерживаться, потому что Его сила здорово прочищала мозги, боли не снимала, но соображать я мог и глупостей не делал. А до этого и после... я делал глупости от голода. Глупости и подлости, — со вздохом добавил он.

— Все их делали, — тихо отозвалась я, вспомнив о цене моего прибытия в Новый Свет.

— Ну и подарок Уту, — вдруг закончил какую-то мысль Шон.

— Что?

— Подарок Уту всегда помогал мне сдерживаться, вот как сегодня, — объяснил он.

— Подарок Уту — это белая сила, запертая в тебе, благодаря которой ты похож на divinitas? — поняла я.

Шон кивнул.

— Да, это было так давно, что я почти ничего не помню, я был молод... Уту обладал ужасной мощью и мудростью, — я поверила его словам безоговорочно. — И он был также богом справедливости... Он не развеял меня, а сделал мне подарок...

Повисло задумчивое молчание.

— Может, меня несправедливо прокляли? — тихо сам себя спросил Шон.

От этих слов у меня мороз прошёл по коже, а в горле встал ком... Сколько же раз он задавал себе этот вопрос, не находя ответа?

Я легко коснулась уже не пышущей жаром желания кожи.

— Ты очень силен и умён, — попыталась утешить я.

— Я инкуб. Я любого могу заставить желать меня и истекать силой: люди, волки, прочие оборотни, divinitas красные и зелёные — никто не может устоять передо мной, если есть время и я подобрался достаточно близко. Никто не может оторваться от меня, если я сам этого не хочу.

От этих слов мне стало страшно, и он почувствовал этот страх.

— Рабская метка — достаточная защита. Семейная или слуги тоже, — добавил он. — Но мы действительно опасны. При Элэйни я был также и палачом, наказывая бунтовщиков и неугодных. Она, конечно же, не творила зла сверх необходимого, но и не позволяла покушаться на свою власть, а я был рад защищать её и быть полезным.

— Ты травил зелёных красной силой, а красных заставлял генерировать сверх меры, пока они не калечились, — сама себе сказала я.

Но Шон понял мои мысли вслух по-своему.

— Да, хоть я и не вижу силы, но хорошо чувствую её вкус и умею дозировать. Я знаю, когда divinitas или человек просто перетрудится, а когда покалечится. Вы можете полагаться на меня.

Не выдержав, я соскочила с дивана.

— Свет и Тень! Надеюсь, я никогда не дойду до того, чтобы держать штатного палача!

Шон с осуждением смотрел на меня.

— Вы не поняли. Защита от врагов предполагает и их наказание, чтобы другие боялись.

— Да всё я понимаю, Шон. Всё...

Я влипла. Я серьёзно влипла в нашу политическую жизнь. И дальше отсиживаться в изоляции уже не выйдет.

И теперь я прекрасно поняла, что он имел в виду вчера, предлагая себя, предлагая свою свободу. Какой кошмар так жить — мало того, что ежедневные муки и голод, так ещё и вечная жертва, вечный раб, единственный выбор которого — между злым господином и не очень злым. Тут мне кое-что пришло в голову...

— Шон, а всё же почему инкубы вымерли, и как дела у суккубов? Они отличаются от вас?

— Суккубы разве что чуть слабее... Но я давно о них не слышал. Если и остались где-то, то я о них не знаю.

— А двести лет назад меня приняли за суккуба... — сказала я, вспоминая судьбоносную встречу в Париже с неизвестным filius numinis.

— Скорее всего, это была попытка оскорбить. Двести лет назад нас всех уже почти не осталось.

— Почему?

— Потому что вампы, кормясь от нас, обретали возможность питаться не только кровью людей, а и их похотью. Они становились сильнее. А их пленники-инкубы рано или поздно истаивали. Раньше, до вампов, мы были орудиями убийства, охранниками или кормильцами, то есть обычными слугами, вернее, рабами, потому что все хозяева старались максимально обезопаситься. А с приходом вампов мы стали витаминным, — он выделил это слово, — кормом. Деликатесом, которым вскармливали особо ценных птенцов.

У меня голова шла кругом от обилия абсолютно новой информации, сдобренной эмоциями и чувствами Шона.

— Если вас все боятся, то почему вас так легко подчинить? — пытаясь собраться с мыслями, спросила я.

Шон удивлённо уставился на меня.

— Потому что мы беззащитны перед чуждой силой...

Я чуть не треснула себя по лбу, ну да — как инкуб может переработать чёрную, белую или зелёную силу? Никак — он имеет дело только с красной, другие vis-цвета его травят.

— ...и если не успели настроить жертву, то та может отбиться. А вампы, они подчиняют всех, чью кровь отведали.

— Не всех! — я вспомнила вампира Абшойлиха и его позорную смерть.

— Ну, белых divinitas они и не кусают.

Кусают... Иногда уже совсем незаметное место укуса на руке беспокоит меня. Когда рухнули башни и люди были в страхе и отчаянии долгие дни, оно ныло и не давало сосредоточиться.

— Шон, а зачем ты попросил меня выпить твоей крови, если вамп укусит тебя? — вспомнила я то, что хотела спросить ещё вчера.

Инкуб смутился, а я разозлилась, поняв, что если бы хлебнула его крови, то, скажем так, была бы переполнена плотским желанием.

— Ну-ка расскажи подробно, что было бы, если бы я выпила твоей крови?

— Для красных, особенно красно-чёрных, наша кровь — это вход в боевое безумие. Я думал, если станет совсем плохо, если вы не сможете больше сиять, то это наш последний шанс.

...Обратить силу плотского желания в агрессию... Смогла бы я жить и управлять белой силой после такого? Неизвестно.

— Шон, — в моём голосе прорезался металл. — Никогда больше не принимай такие решение за меня.

— Да, госпожа.

Я сидела, обхватив голову. Я не глупая, многое могу понять и выучить, но когда много всего: информации, чужой силы и чужих эмоций, то я путаюсь. Мысли скачут... Какая-то важная мысль... Наконец, я ухватила её за хвост.

— Ты сказал 'раньше, до вампов', разве они не столь же древние существа, как вы и оборотни? Разве в древности вампирами не становились после смерти и страшного проклятия?

Шон задумался.

— Неупокоенные мертвецы были всегда и везде. В случае если бог загробной жизни не принимал душу и отсылал её обратно в тело, или душа не хотела посмертного покоя. Такое было. И тогда либо немёртвый сам упокоевался, выполнив то, что должно, либо обладающие силой разрывали его связь с телом, упокоевая. А вот эти... твари Тьмы, готовые пожрать нас всех, — это заслуга Единого.

Я без слов уставилась на него. Голова отказывалась выдать что-либо, кроме удивления.

— Вы не знали? — немного удивился Шон. — Когда Единый вытеснял старых богов, он был очень суров. Люди очень боялись Его, но всё равно нарушали обеты, грешили... А потом год за годом пошли волны чумы, и мир погрузился в страх и тьму. Люди умирали и умирали. И некоторые из них настолько боялись Его суда, что сами обращали себя в живых мертвецов. Кровь — самый грубый носитель силы, вот ею они и стали питаться.

— А откуда ты знаешь всё это?

У меня в книге почему-то ничего не было сказано о вампах, и я о них знала лишь то, что мне вот так рассказали.

Шон пожал плечами.

— Нас всех сила Единого ослабляет как чужая, а их убивает. Они все Его боятся. И среди этих вампов нет по-настоящему старых. Самые старшие умерли — нельзя долго жить на одной лишь крови. Но они оставили удачное потомство, — зло произнёс он. — По сути, они люди, мёртвые люди, и потому опасны. Люди всегда были опасны, а обрётшие власть смерти — во сто крат. Вампов надо уничтожать всегда, когда есть хоть малейшая возможность, — убеждённо произнёс он. — И Майами тому пример! Люди умнее нас, и, следовательно, мёртвые люди, вампы, тоже умнее нас. Они нас обыграли. Сделали. Забрали город, не потеряв никого из своих, а мы разбрелись, как псы после пожарища.

— Люди умнее нас... — эхом отозвалась я.

— Да, они хозяева этого мира. Единый помог им такими стать.

Моя голова, казалось, лопнет от бешено крутящихся в ней мыслей.

— Мне хватит на сегодня новостей, — каким-то больным голосом отозвалась я. — Хочу побыть одна...

— Гос... Пати, что прикажете?

— Занимайся своими делами, а к закату подходи в ресторан.

— Спасибо... Пати.

Я недолго оставалась в четырёх стенах: мне нужно было уединение, а пять флерсов его не подразумевали. Я нашла амулеты-накопители зелёной силы, отдала пришедшим в себя близнецам Ландышам и ушла в Центральный Парк. Забившись там в самый тихий и дальний угол, я приходила в себя, переваривая то, что узнала от Шона.

Ну да, всё верно. Впервые за многие годы я задумалась о глобальных вопросах — о мире, о прошлом и будущем. В отличие от большинства divinitas, я не менялась в лице при упоминании Единого и не называла его Узурпатором. Как-то так вышло, что я научилась сосуществовать с Ним, тихо собирая крохи с Его стола. Я привыкла считать Его союзником, за чью широкую спину можно спрятаться от врагов. Так, падре, Его слуга, сам того не зная, спас нас этой ночью. Я привыкла считать Единого белым, и совершенно напрасно. Он многоцветен, как многоцветны люди. Он — это они. Костя верил в Него, я всегда видела радужный шар в его сердце, и от этого источника перепадало и мне. Дениз верит, и её 'душа' в голове. Когда я ставила над ней эксперименты, радужный шар лишь пару раз мешал, но в большинстве случаев никак не реагировал на мою силу и позволял ей воздействовать на тело Дениз. У Герба МакФлоренса радужный шар силы Единого был в сердце и маленький-маленький... Но Герб был отличным человеком... У нас, divinitas, естественно, нет этих радужных шаров, но ведь есть и люди без них... А ещё — шары радужной силы есть не только у христиан... Как это всё понимать? Что думать?