Утраченный покой. (Divinitas-2)

Со стоном я закатила глаза. Ну что за вечер сегодня?!

— Тони, я ничего не буду обещать. Выкладывай, а не то я разозлюсь, а там уж посмотрим — наказывать или нет, кого и за что.

Он тяжко вздохнул.

— Хорошо. Ну, понимаешь, я и Ники... Нам снесло башню друг от друга.

— Угу, девочка хочет стать перевёртышем, и ты ей в этом пригождаешься.

— Нет, Пати, мы любим друг друга, по-разному, конечно. Она такая ещё мелкая по вашим меркам и такая глупенькая. Да, она хочет стать перевёртышем, и, занимаясь со мной любовью, тянула из меня силу и перекидывалась. Полностью.

Я в удивлении уставилась на него. Полностью? Она УЖЕ перевёртыш?

— Это случайно увидел Чери, и у него была истерика с припадком. Мы даже подрались из-за того, что он замахнулся на Ники. Орал, как свинья недорезанная. Заявлял, что ты повесишь Ники на столбе и будешь права, я же уверял, что ты не такая.

— Тони, Ники браконьерствовала. За такое в рабство отдают. И ещё она скрыла от своего лорда, то есть меня, свой уровень силы, скрыла, что перекидывалась полностью. Соврала умолчанием. Это знаешь ли, крайне нелояльно.

— Пати, не виновата она! Не виновата. Мы не понимали, что творим.

— Ну, Ники наверняка понимала, что перекидывается. Что тянет из тебя силу совсем не по чуть-чуть.

— Нет, — твёрдо сказал Тони. — Только после криков Чери она поняла, что именно делала. После того, как он ей напомнил о каком-то эпизоде в Майами, тогда она перепугалась и вообще отказалась заниматься любовью. Но я-то отказаться не могу. Я шизею от неё. А когда она говорит: 'Мы не должны. Нам нельзя', это просто взрывает меня.

— Да, я помню, три раза за полдня, кажется.

Тони польщённо улыбнулся — самец! — и продолжил:

— Чери тогда сказал, что ты рано или поздно узнаешь обо всём и, как бы ни была добра, всё равно накажешь, и что надо как-то обезопаситься. Это он заставил Ники при первой же возможности предложить себя в слуги, и он заставил нас учиться перекидываться. Ну, чтоб Ники мне помогала в полнолуние, а не ты. Он нас притащил тогда к тебе...

— Угу. Макиавелли. Инкуб-Макиавелли. Так чего вдруг ты раскололся и выдал весь ваш заговор? Неужто Ники тебя перекинула?

— Нет, было далеко до полнолуния. Мы хотели завтра ночью попробовать. И если всё выйдет, значит, мне надо биться с Сугавой. Пойми, если я справлюсь с ним, никто не посмеет со мной связаться. Я смогу спокойно жить.

— А если не справишься?

— Значит, вернёмся к уже имеющемуся варианту — комнатная собачка за юбкой.

— Угу, если жив останешься. Есть второй вариант — ты просто задаёшь трёпку сильному волку из Седриковских или свободных, и к тебе тоже никто не лезет.

— Но тогда Тод умрёт и противный старикашка Ник тоже.

Я глянула на мускулистого 'старикашку', погружённого в глубокий сон моей силой.

— М-да. Последний вопрос. Такой, вовсе не обязательный... Перед дракой надо будет быстро перекинуться, и что ты будешь делать? Заниматься сексом с Ники?

— Я думаю, ответ мы узнаем завтра.

— Ладно. Отложим всё до завтра. Будь наготове, я их разбужу.

Сначала я привела в чувство Тода, как более рассудительного, и рассказала ему всё как есть, что завтра ночью мы узнаем, в какой кондиции Тони, и дадим окончательный ответ. Потом 'разбудила' Стивенсона. Оказалось — он ничего не помнит. Помнит только, как они ждали меня, но как я пришла и что было потом — нет. Мы поспешили их выпроводить, предоставив Тоду пересказывать всё своему приёмному отцу.

В полуобморочном состоянии я собралась домой.

— Пати, — Тони перегородил дверь, — не наказывай её, прошу. Умоляю.

Я настолько устала, что сказала правду, как есть.

— Тони, её надо припугнуть для её же блага. Никто бы не простил подобного. Будь на моём месте кто-то другой, с вас троих, браконьеров и заговорщиков хреновых, шкуру бы спустили. И не только шкуру. Дай пройти, я устала.

Оставив за спиной обеспокоенного ТиГрея, я ушла домой. К флерсам. И Ландышам.

Ландыши не спали, и меня это напугало. Они ждали меня на кухне, и, зайдя туда, я замерла, как замирают, завидев хищника.

— Мы узнали, как можно обезопаситься... В какой-то мере, — произнёс мальчик. И тут я, наконец, увидела странные деревянные украшения на них. Обручи на лбу, массивные бусы из наломанных палочек и такие же браслеты.

— Осина? — догадалась я.

— Да. Она их глушит, отдаляет.

— Это хорошо, — я судорожно соображала. — Вам уже довелось проверить её действие?

— Да.

— Хорошо. Вам ведь ничто не угрожает у меня дома? — спросила я с надеждой. Какая же я всё-таки дура, так рисковала, ведь их могли похитить у меня из-под носа.

— Да. Лаборатория закрыта, поэтому мы здесь.

— Вы не голодны?

— Нет. Объелись фруктами и мёдом, — с улыбкой ответила девочка. — У вас хороший мёд.

— Ну, раз так, я пойду, открою лабораторию.

— Не надо бояться, — выдал мальчик.

— Я не боюсь, я опасаюсь. После того, что случилось в этой кухне, это вполне нормально, не так ли? — я нашла в себе силы ответить с достоинством.

Они молча кивнули.

Я устроила их в лаборатории, наскоро приняла душ и, посмотрев на свою кровать, поняла, что мне страшно. Страшно спать в собственном доме. Дожила.

Схватив подушку и лёгкое одеяло, я на цыпочках побежала в флерсную, тамошняя тахта была жёсткой, зато широкой.

Лиан и Пижма спали, касаясь друг друга. Лиан с краю на боку, свесив крылья, держа в своих руках ладонь Пижмы, а тот на животе наискось тахты. Постояв с минуту, я всё же решилась и отодвинула его от Лиана, скользнув на освобождённое место. Почему-то мне показалось неправильным отворачиваться от Пижмы, и я легла на бок лицом к нему, положив одну руку ему на плечи, а другой взяв его ладонь вместо Лиана.

'Ну вот, теперь ты спишь с флерсами, как ребёнок с плюшевыми мишками', — эта ехидная мысль была последней за тот ужасно долгий день.

Утром мне снился сон: я на росистом лугу, а луг почти весь зарос пижмой. Все горчавки любят полдень, тогда они пьянят воздух своими ароматами, однако и утром запах пижмы был приятен, но он диссонировал и даже боролся с тонким запахом лилий. Как странно, подумала я, лилия и пижма вместе. Лилия и Пижма...

Я проснулась, вспомнив, что вчера уснула не в своей постели и сейчас лежу между двумя флерсами. Лиан пошевелился, плотнее прижимаясь ко мне, и почти раскрыл крылья; привычный аромат утреннего луга и лилий победил. Я с улыбкой обернулась на спящего собственника и полюбовалась искристыми белыми с нежно-зелёной окантовкой крыльями, а после придвинулась к Пижме, вдыхая его запах. Отчего-то аромат горчавки казался очень приятным и родным, близким. Ну конечно, Календула... В полудрёме я погрузилась в воспоминания, перебирая бледно-жёлтые волосы Пижмы. Отчётливо я помнила только наше прощание, когда Календула передал мне свою силу, до этого — только чувства и ощущения: что-то родное, радостное, надёжное и тёплое, но никаких событий или эпизодов.

Из задумчивости меня вывела какая-то перемена, что-то произошло. Я закрыла глаза и прислушалась, не услышав ничего, решила, что мне показалось, и... ойкнула раньше, чем успела что-то понять.

Пижма смотрел на меня. Не вдаль, не сквозь, а на меня. Лиан, проснувшийся от возгласа, уставился на Пижму, выглядывая из-за моего плеча. Флерс перевёл взгляд на него.

— Урра! — белый вихрь взметнулся с тахты. — Ура! Ура! Ура! Очнулся!

Лиан скакал взбесившейся бабочкой, и мы с Пижмой, удивлённые в равной степени, таращились на него. Не знала, что Лиан способен так радоваться... как Фиалочка до взросления.

— Очнулся! — финальный прыжок окончился на тахте. — Ты нас помнишь? — тут же насел он на Пижму, тот отрицательно покачал головой.

— Я Лиан, Лилия. Это наша матушка-хозяйка Пати.

Я опять вздрогнула при слове 'матушка'.

— А Календула? — спросил Пижма, и Лиан враз 'потух'. — Мне показалось, тут был Календула, хотя как такое возможно?

— Пижма, — я обняла такого несчастного и беззащитного флерса. — Календула — мой младший отец, но его давно нет на этом свете.

— Значит, показалось, — от этих слов я не выдержала и вспыхнула холодноватым светом жалости, Лиан безотчётно поймал и разделил силу на троих.

Пижма принял подарок, но явно был не в восторге от него, слишком холодным он вышел.

— Ты расстраиваешь её. Она... Нельзя так. Не надо, — от переполнявших его эмоций речь Лиана стала совсем бессвязной. Всплеснув руками, он схватил Пижму и вынудил его подняться, они встали на колени друг против друга, Лиан прижался к нему и заходил крыльями. Я переключилась на vis-зрение, Лиан накачивал в Пижму свою силу, наполняя все его vis-центры, пытаясь пробиться в рацио. Вены и артерии горчавки усохли и с трудом пропускали vis, стоило Лиану поднажать, как сила начинала просто гулять по телу. В конце концов, через четверть часа или даже более, три нижних центра Пижмы были наполнены, и Лиан отдал приказ своей силе. И она двинулась вверх, в рацио. Наполнив его, vis потекла к своему владельцу Лиану, и рацио флерсов как будто соединились. Это было красиво и пугающе одновременно. Вот так слиться разумом с кем-то, да что там, позволить себя наполнить чужой силой, позволить этой силе выполнять приказы — такое доверие у меня вызывало оторопь. Хотя умом я понимала, что если и можно кому-то так довериться, то это флерсу, существу, которое не способно навредить, особенно себе подобному. Минут пять Лиан и Пижма обменивались мыслями и опытом в этом единении разумов, мне надоело это наблюдать, и я вернула обычное зрение. Флерсы стояли, крепко-крепко обнявшись, застыв в поцелуе, ну да, а как ещё заставить циркулировать такой объем vis. 'Жаль, Тони не видит', — хихикнула я. Он плевался и фыркал от краткого поцелуя-кормёжки, то-то бы он отмочил, увидев такое. Смешной... Мысли перескочили на вчерашний разговор с моим волком. Ники, ребёнок-то ребёнок, но неизвестно, действительно ли она отказывалась или дразнила его. Надо будет к ней присмотреться. С divinitas никогда не знаешь, чего ждать, это люди просты и предсказуемы... и волки.

Флерсы вдруг расстыковались и свалились на меня, выдернув из раздумий. Первой мыслью было отругать за такую бесцеремонность, но потом до меня дошло, что они включили меня в свой vis-обмен. Меня затопила горькая, спокойная и жаркая сила Пижмы, она как будто искала во мне что-то. И нашла. Сила — цветок календулы в сердце — вновь появился. Он выглянул, узнав своего, как бы оглянулся, проверяя, всё ли в порядке, и снова свернулся куда-то.

— 'Он может вызывать твой резерв', — услышала я Лиана.

— 'Я думала, я его исчерпала, спасая тебя'.

— 'Как видишь, нет'.

— 'Вы удивительные существа', — вырвалось у меня, я до сих пор не могла до конца понять, что именно сделал Календула.

— 'Он живёт в тебе', — эхом услышала я, Лиан принимал мысли Пижмы и передавал их мне. Горчавку переполняла тихая светлая радость, но радовался он не только и не столько мне, сколько тому, что его отец, какая-то его часть живёт во мне.

Странно, наверное, я должна была испугаться или разозлиться от того, что во мне спала какая-то vis-сущность, и я о ней ничего не знала. Но наоборот, меня переполняли радость и ощущение, что теперь я не одна и никогда не буду одинока, и есть кто-то, кто поможет в трудную минуту.

Может, все эти мысли и чувства были навеяны флерсами, и, протрезвев от их силы, я буду думать иначе, но в тот момент я была истинно счастлива.

Вдруг и Пижма, и Лиан замерли в каком-то благоговейном восторге: я и не заметила, как мои чувства, моё ощущение счастья заставило меня сиять силой. И не вспышками, а ровным, чистым и тёплым светом. Флерсы купались в нём, онемевшие от восторга.

Счёт времени потерялся, и как-то так вышло, что мы все трое, опьянённые силой друг друга, провалились в светлую дрёму.

Проснулись мы уже в полдень, вернее, проснулась я и разбудила моих дурашек.

Происшедшее утром казалось какой-то светлой сказкой, которая ушла совсем недалеко; её сейчас нет, но она рядом и может вернуться в любой момент. От этого становилось легко и радостно. Флерсы убежали на кухню готовить еду мне и Ландышам, а я ушла в ресторан, не работать, а так — показаться для виду, да собрать дань фруктами с кухни.

Управившись за четверть часа, я выскочила из ресторана, неся по пакету в обеих руках, и направилась к себе. Вчерашний день, а вернее, грубая реальность поджидала меня на лестнице. Ники и Шон сидели на ступеньках плечом к плечу, повесив головы, то ли изображая раскаяние, то ли размышляя о перспективах наказания.

А я была совсем не в настроении общаться с ними. Ну вот совсем. Ни объяснять, что они неправы, ни тем более как-то наказывать, и уж совсем мне не хотелось вспоминать о том, что через пару дней Тони, возможно, рискнёт своей шкурой и кого-то убьёт, или сам сильно пострадает, или и то, и другое. Но эти двое сидели на моей лестнице, и я не могла пройти, сделав вид, будто не заметила их, хоть мне и очень этого хотелось.

Завидев меня, Шон плавно опустился на колени, в своём дорогом костюме на грязный асфальт.

— Госпожа, — заговорил он, повесив голову и смотря прямо в землю. — Я виноват, что скрыл от вас браконьерство своей бывшей подопечной. Мне нет извинений, и я готов понести любое, — на этом слове его голос дрогнул, — наказание. Но, госпожа, Ники ещё не в полном разуме и иногда просто не понимает, что делает, и не понимает последствий своих поступков. Я прошу снисхождения для неё, — тихо закончил он и приподнял голову, чтобы взглянуть на меня.

А я стояла и размышляла о том, как странно, что в коленопреклонённом Шоне куда больше достоинства и силы, чем в скукожившейся Ники, так и оставшейся сидеть на ступеньке. Тем временем инкуб, подняв голову, не только посмотрел мне в лицо, но и вдохнул запах, рассказывающий ему куда больше, чем он мог видеть. На его лице отразилась какая-то странная смесь эмоций, и он, наплевав на этикет, с силой втянул воздух ещё, и ещё, подавшись ко мне.

— О, всё сущее во всех мирах, — выдохнул он потрясённо. Ники от его слов подняла голову и, наконец, посмотрела на меня. Потом её взгляд расфокусировался — она переключилась на vis-зрение, и... опустилась на колени и пошла ко мне, потянувшись руками, как в трансе.

Это меня отрезвило: вдруг кто-то увидит, что эти двое ведут себя, как христиане при явлении Девы Марии, я ж потом замучаюсь своему персоналу мозги чистить.

— Ладно! За мной. Дома поговорим, — и я, обогнув Шона, быстренько побежала вверх.

Инкуб пришёл в себя быстрее Ники, подхватил её и двинул за мной, таща на буксире спотыкающуюся divinitas. Я как раз успела сунуть ему в руку пакет, чтобы открыть ключом дверь, пропустила их внутрь и оглянулась, как заправский супер-агент, не следил ли кто за нами. Вроде бы не следил, но отчего-то полной уверенности не было.

Зайдя домой, я взглянула в по-прежнему ошарашенные лица Шона и Ники.

— Что? — задала я очень конкретный и по делу вопрос.

— Вы белая, — выдохнула Ники. — Истинно белая.

— А, — я отмахнулась, — Пижма пришёл в себя, и мы... Ну... Вы поняли.