— Наш директор когда-то... — Рита задумчиво покусала губу. — Когда-то давно Дамблдор открыл двенадцать способов применения крови дракона. Неужели продолжает работу над этим?
— Ну а зачем ещё держит столько кровищи? — резонно заметил Артур. — Там в одной колбе литра полтора будет. А их с полсотни было, с разной маркировкой.
Рита встрепенулась:
— Так это ж здорово! Медведик, у нас есть своя лаборатория!
— Эта, что ли? — Уизли зябко передёрнул плечами. — Там, наверное, всё под чарами стазиса теперь. И вообще, ту дверь не взломать, точно тебе говорю. И директор может обнаружить. Точно же, не мог он не повесить на дверь сигналки.
— А зачем нам та дверь? — ласково спросила Рита. — Доставай палочку! Что-то мне подсказывает, что не случайно сюда выведена труба. Может, стена тонкая, а может, и дверь какая имеется. Так что ищем!
И они принялись искать. Артур даже не удивился, что повезло именно Рите. Засветившийся контур был так похож на дверь, и такой яркий, что Рыжик сразу бросил свои попытки и поспешил к подруге.
— Держу, — палочка в её руках подрагивала, но контур и не думал гаснуть. — Давай, попробуй сначала на обнаружение. Есть! Теперь Алохомору — начнём с простого.
Как ни странно, простого хватило. Щелчок — и проявленная коричневая дверь приоткрылась с противным скрипом. Только вот с планировкой в лаборатории не повезло. Тяжеленный металлический стол с внутренними полками для хранения котлов и прочей утвари был как раз приставлен к этой стене. Магией Рита пользоваться запретила — мало ли как на стазис повлияет. И пришлось попотеть, прежде чем удалось освободить довольно узкий проход.
— Шикарно, — Рита стояла посреди просторной лаборатории, цепко оглядывая бесконечные полки с ингредиентами и готовыми зельями. Кое-где имелись пустые пространства в ровных рядах. И при общей аккуратности и чёткости в расстановке оборудования и прочих флаконов — это было странно. — Ну ясно, что-то директор прихватил, остальное накрыл стазисом, ты был прав. Поблёскивает очень знакомо. Видимо, то, что осталось, вполне подлежит хранению.
— Будешь варить зелья? — Артур не спешил восторгаться лабораторией. Зельеваренье он в лучшем случае терпел, с трудом перебиваясь с "удовлетворительно" на "выше ожидаемого". — Не думал, что ты этим тоже увлекаешься.
— Ну и зря не думал. Между прочим, под настроение я иногда люблю побаловаться каким-нибудь сложным зельем. Дома, разумеется. В школе других дел хватает. Но есть у меня на примете один гениальный зельевар, не чета Вестерфорду. Нет, Дамиан, разумеется был талантлив. А вот Забини — безусловно, гений. Причём из потомственных итальянских зельеваров. Там любой из семьи может в ладошке яд смешать, антураж ему не так важен. Вестерфорды никогда такой славы не имели, они потомственные торговцы и купцы, а не аристократы, и в высшее общество выбились чуть больше столетия назад с помощью удачной женитьбы. Поверь, я в этом разбираюсь.
— Подумать только, — удивился Артур. — Но Лаудан Забини? Ты доверишь ему такую тайну?
— Не боись, Медведик! У меня для красавчика-итальянца есть очень сочная морковка. Согласится как миленький.
— Это какая?
— Не всё сразу, милый. Для начала перенесём этот жуткий стол к той стене, раз всё равно эта дверь директору больше не нужна. Но... Погоди, погоди, не надрывайся. Сними сначала все котлы. А я пока попробую запечатать эту дверку ещё изнутри. Мало ли, вдруг директор передумает. Заодно опробую одно хитрое заклятье. Так что дорогого директора будет ждать весёлый сюрприз.
Перетаскивание стола без оборудования прошло гораздо легче. Артур расставил обратно все котлы и огляделся. Рита уже успела что-то предпринять, и в лаборатории стало светлее и как будто уютнее.
— Ну что? — Рита раскинула руки и покружилась на свободной середине комнаты. — Зельевар умер, да здравствует Зельевар! Медведик, мы гении, пошли укреплять и маскировать ещё сильнее вход в "логово". Боюсь, из временного, оно только что превратилось в постоянное и стратегически важное. Ты рад?
— До безумия, — усмехнулся Рыжик. — Особенно тому, что зелья варить буду не я, и что мой диванчик не придётся никуда тащить.
— Очень правильные эгоистичные мысли, милый. Я совсем забыла про завтрак. Пойдём в Большой зал, как раз успеваем. А после встречаемся здесь. Прежде чем говорить с Забини, мне надо продумать план. А ты поможешь.
— Понял.
— Иди, поцелую! Заслужил!
Похоже, вчерашнюю ссору можно было считать исчерпанной. Да и могло ведь не быть её, если бы вчера Артур под вечер не соблазнился ностальгией — захотелось подняться на самую высокую башню Хога — Астрономическую, разумеется. И буквально минут на пять, не больше. Только прогулка вышла боком. А всё несчастный рэйвенкловец с четвёртого курса, Рой Миллиган. То есть это сейчас Артур знал его имя, а тогда... Парнишка сиганул за перила в тот момент, как Уизли уже заходил на площадку. Только усиленные тренировки на скорость и прыгучесть, которые Рита ему рекомендовала и всячески поощряла, помогли Артуру отреагировать мгновенно. Чары левитации, казалось, просто выхватили парня из воздуха, возвращая обратно на смотровую площадку.
— Сдурел? — навис Артур над трясущимся вороном. Вид жалкий, лицо всё в грязных разводах, опухшие губы искусаны, глаза мутные какие-то, узкие, как бывает после бодуна, или долгих рыданий, подбородок в засохших бурых пятнах. — Рассказывай, пацан. Легче будет. Ну упал бы ты с самой высокой башни, мозги бы на метр по камням размазались. Ещё то зрелище. Кому жизнь облегчить хотел? Или никого нет, кто бы огорчился? Ну?
Он присел рядом на корточки, внимательно вглядываясь в осунувшееся лицо. А ведь мальчишка таким симпатяжкой был, подлюга Бен Хиггинс ещё как-то ржал, что у красавчика скоро не будет отбоя от поклонников, когда Лора, маглокровная фифа из барсуков, умилилась на юного "ворона", мол, какой лапочка. Неужто правда, нашёлся говнюк?
Вместо ответа пацан, хотевший что-то сказать, извернулся, переворачиваясь на живот и принялся блевать так, что у Артура самого подкатил ком к горлу. Он не знал, как помочь мальчишке, только неуклюже придерживал за плечи и раздумывал: вести в Больничное крыло или обойдутся своими силами.
Хорошо, что по бытовым чарам он теперь был дока. Эванеско и пара других чистящих более-менее справились с желчью — блевать пацану было нечем, вот и выходило из него не пойми что. Стакан Артур трансфигурировал из смятого клочка пергамента. Мальчишка жадными глотками осушил его, пришлось наполнить снова. А потом намочить платок — теперь у Артура всегда был при себе запасной, чистый, благоухающий лавандой. Это раньше можно было по неделе не менять, а то и вовсе забывать про платок. Жениху такое уже непозволительно.
— Вытри лицо, — сказал строго. — Или давай умою?
— Я сам, — судорожно выдохнул четверокурсник, и принялся оттирать лицо. Дрожащий голос был тонким и ломким: — Оставь меня. Я помощи не просил.
— Угу, уйду, а ты опять вниз. Потом мне с этим жить: не уберёг, мол. Совесть замучает, глядишь, и я сигану.
— Можно... — хрипло ответил пацан и закашлялся, — можно... воды?
— Опять же блеванёшь... Ты когда ел нормально? — но воду наколдовал, полстакана.
Ворон допил и опять судорожно вздохнул, глядя исподлобья. Потом спохватился, хотел встать, но передумал. Только подполз к стене, прислонился к ней спиной, обнял колени и зажмурился.
Артур колебался. Что делать? Позвать на помощь? Кого? Никогда он не умел утешать. Да и не приходилось как-то. Но сделав для вида шаг к выходу, всё же вернулся и решительно уселся рядом. Впрочем, не нарушив личное пространство пацана, Рита очень толково про это объясняла. Полметра между ними точно было.
— Когда я был помладше тебя, — глухо сказал он, — один мужик хотел меня изнасиловать...
И замолчал. Угадал? Нет? Блин, не хотелось такое о себе рассказывать каждому встречному. Но как ещё-то?
— Он не насиловал, — глухо ответил мальчишка, закрыв ладонями лицо. — Я сам...
— Ну да, ну да. Сам... А меня вот не спрашивали.
Молчание затягивалось. Но Артур чувствовал, что надо подождать, не торопил.
— И что? — шёпот был еле слышен, да и поднявшийся ветер мешал. — Он тебя...
— Магическим выбросом я разнёс полдома, — вздохнул Артур, плотнее кутаясь в мантию. — Вместе с тем уёбком. Кровищи было на обломках... Значит, всё же сам? И никто не принуждал тебя?
— Только в первый раз, — тихо пробормотал мальчик, — он ещё хотел память стереть...
— Что ж не стёр? — Артур сжал зубы — угадал. На душе стало так муторно, что захотелось разбить что-нибудь об кого-нибудь. Знать бы об кого.
— Передумал, — глухо произнёс пацан, и взглянул на Артура. Лицо больше не напоминало грязную маску. А длинные ресницы, слипшиеся стрелочками, делали большие глаза четверокурсника ещё выразительнее. Вот повезло же уродиться таким хорошеньким... на радость разным уродам. — Сказал, за всё надо платить... Он со мной зельями сначала занимался, декан попросил помочь... Сначала всё хорошо было, а потом... Потом и случилось, прямо там, у котлов.
Отстранённый голос вызвал холодок в позвоночнике. А не поздновато ли разговаривать? Артур едва не подпрыгнул от внезапного крика:
— Ненави-и-и-ижу! — и мальчишка опять захлебнулся слезами.
— Кого? Ну, ненавидишь? — ровно спросил он, когда воронёнок затих. Обнять его он так и не осмелился. Не после того, как с ним что-то творили!
— Его... себя! — горячечно забормотал парень. — Себя ненавижу! Я сам, сам, понимаешь? Он... сказал, иначе сестру. Она маленькая совсем, на Гриффиндоре. Я же не мог быть всегда рядом. А он ей в библиотеке помогал... Я сам пришёл во второй раз. Сам, понимаешь? — и добавил громко и вызывающе: — Тебе не противно? Вы, грифы, не стали бы терпеть, да?
— А почему не сказал никому? — Артур устало потёр виски. Сдерживался, чтобы не начать трясти запутавшегося малого. Имя бы подонка вызнать. Но нельзя давить. Четырнадцать лет всего пацану, если не меньше.
— У него колдография была, — всхлипнул тот. — Того, первого раза. Сказал, всем покажет. И маме пошлёт.
— И ты поверил?
— Ты не знаешь... Он — послал бы! А во вторник, три дня назад, он что-то сделал у меня на спине, что-то страшное, казалось, кожу режут или сдирают. Я кричал, а он смеялся. Я в душ ходить теперь боюсь, я не знаю, что там такое. Он сказал, что просто татуировка. Но я не верю.
Хотелось наорать на мальчишку, чтобы не говорил таким торопливым виноватым голосом, возразить, что можно было что-то сделать, что-то доказать... Артур несколько раз вздохнул:
— Когда началось? Как часто это было? И почему именно сейчас?
— В сентябре... Каждый вторник и субботу, после отбоя, — похоже, пацану надо было выговориться. — Он порядок любит, и чёткость. Я заболел один раз... и он... и он... розги, это больно. Я плакал, а он меня, ну там, сзади, где всё горело. Потом он всегда сам лечил, кроме субботы — в выходные и потерпеть можно... И сегодня было нужно идти... Суббота. А он... Ты знаешь, знаешь, он обещал, что сегодня будет весело... Я не могу. Я больше не могу! Для Дамиана весело — это страшно!
Всё встало на свои места, Артур медленно выдохнул, решительно придвинул к себе парня, прижимая к боку. Тот совсем окоченел, и даже сопротивляться не стал.
— Вестерфорд мёртв, — твёрдо произнёс он. — Его убили сегодня. Надеюсь, что убили. Сходил бы на ужин, сам бы услышал. МакГонагалл объявляла. И ваш декан сказал пару слов.
Пацан неверяще уставился на него, глаза стали ещё больше и выразительнее.
— Не врёшь? Это правда?
— Да у кого хочешь спроси. Делать мне нечего врать о таких вещах! Поклясться?
— Мерлин..., — мальчишка со стуком ударился головой о стену, закрывая глаза.
— Эй, ты чего?
— Нормально всё, теперь нормально, — как-то умиротворённо произнёс пацан. — Расскажешь обо мне всем, да? А мне, знаешь, мне всё равно уже.
— Было бы всё равно, не рвался бы вниз, — грубо ответил Уизли. — Дурачок! Маму не жалко? А сестрёнку? Да у тебя вся жизнь впереди! Вот у подонка всё уже. Больше он никого не замучает. Не будет зелья свои поганые варить, не будет гулять, не будет — ничего! Понимаешь? А у тебя всё будет, что сам захочешь! Нет его, понял? Нет, и никогда больше не будет!
— Нет..., — блаженно улыбнулся четверокурсник. — Нет его.
— И не будет!
— Кушать хочу, — признался воронёнок. — Холодно так...
— К домовикам сходи, — посоветовал Артур, и объяснил, как пройти, как грушу пощекотать. — И... Скажи, как тебя зовут. Я за сестрёнкой твоей присмотрю. Я с Гриффиндора.
— Миллиган. Рой. А её Софи. Она на первом курсе. Правда присмотришь?
— Обещаю! — черноглазую малышку он помнил, оказывается. С такими косичками смешными. И тоже хорошенькая.
Рита появилась, когда затихли бодрые шаги Роя Миллигана где-то внизу.
— Нет уж, — сходу сказала она. — Он своё и после смерти получит. Тварь!
— Что ты сказала? — Артур вскочил с места, поглядел сверху вниз, схватив за руку. — Что ты хочешь сделать?
— Все узнают, что творил подонок! Ты не считаешь, что...
— Нет, — рявкнул он. — Не считаю! Не смей, Рита! Нельзя!
— Медведик...
— Да раздери всё Мордред! Ты что, не поняла? Или считаешь, что он мало вытерпел?
— Не ори на меня!
— Ты всё слышала?
— Никто про твоего Роя не узнает, чего кипятишься?
— Не смей, — прошептал он, отступая на шаг. Она стала тереть руку, наверное, он сделал ей больно. — Не прощу...
— Да я только слух пустить...
Он и не знал, что может на неё злиться — не теперь же! Когда всё так наладилось. Шагнул вперёд, сжимая кулаки. Рита отшатнулась, отступив. И его сразу отпустило, когда на мгновение почудился страх в её глазах.
— Вот ты какой, — проговорила она устало. — Заканчивай распаляться. Не скажу никому, ничего не сделаю. Доволен?
Тяжело дыша, он кивнул.
— Мальчишку жаль.
Он опять кивнул.
— Медведик! Артур!
— ...никому, — договорил он с трудом. А в следующий миг притянул её к себе, впиваясь поцелуем. Не оттолкнула. Даже ответила, пусть не сразу. — Спасибо...
Фразу о том, что без неё он вполне мог превратиться в такое же уёбище, как Дамиан Вестерфорд, Артур не закончил, испугался.
А потом он молча проводил невесту к вороньей башне. И простились молча. Как хорошо, что она не затаила обиду.
* * *
Главный аврор Поттер покинул больницу Мунго в скверном настроении. В кабинет были вызваны авроры, которые допрашивали обитателей борделя. Руфус Скримджер застыл, широко расставив ноги и сложив руки за спиной. Это была его первая операция в роли командира подразделения, и парень явно нервничал. Остальные понуро стояли перед массивным столом, молча ожидая вопросов. Поттер не спешил, задумчиво вертя в руках несуразный вредноскоп, доставшийся ему по наследству.
Со сменой начальства стена справа опустела и портретец суровой вдовушки Прюэтт больше не украшал своим видом аскетический кабинет. "Старина Шелдон", а точнее Максимилиан Боунс, вряд ли подозревавший о своём прозвище в рядах подчинённых, забрал портрет с собой на новое место. Оба портрета. Огромный книззл презрительно скалился с колдографии в красивой рамке на столе Максимилиана. И редко какой аврор не мечтал спалить адским пламенем эту рамку вместе с содержимым, слыша яростное шипение Боунса, тыкающего в своего питомца: "Остолоп, даже старина Шелдон не допустил бы такой ошибки!". Поттер бы лично и с большим удовольствием спалил эту колдографию, достанься она ему в наследство. А сам поостерёгся вообще заводить какие-либо портреты, во избежание. Вызнать собственное прозвище иногда хотелось до зубовного скрежета, но с этим стоило подождать хотя бы несколько месяцев, до нового призыва, и уже тогда расколоть какого-нибудь молокососа, как бы невзначай.
