Спасти Ссср

Видимо, придется брать за основу не американскую, а немецкую систему банкинга. У них есть (по крайней мере, сейчас) банки общегерманского уровня, они занимаются крупным кредитованием, инвестбанкингом и всем прочим. Есть земельные банки — немцы в основном кредитовались именно там, это и снижает риски перекредитования, и страхует от возможных пузырей вкупе с жесткими нормативами по капиталу. И отдельно — у немцев были стройсберкассы. Основная застройка послевоенной Германии финансировалась именно через стройсберкассы, а не через ипотеку. Здесь это кооперативы, просто надо перевести их под крыло специализированного строительного банка.

Впрочем, забегать вперед тоже не стоит. Интересно, что думает Геращенко — он ведь банкир в поколениях, может сравнивать...

Целый день прошел, как говорится из пустого в порожнее — но я уже привык к тому, что тут форма превалирует над содержанием, а мерилом работы считают усталость. После работы я отправил ЗИЛ домой и неожиданно для всех сел в цэковскую Волгу своего помощника, приказав ехать на Воробьевы горы. Только потом я пойму, какая это ошибка по местным меркам — здесь все ходят только по строго установленным правилам, как фигуры в шахматах, причем чем старше фигура, тем правила жестче. Но так я еще мерил свою жизнь мерками самой свободной страны мира.

По пути заметил гастроном — одна из многочисленных стекляшек, которые выстроили в Москве в ожидании Олимпиады. Похлопал по плечу водителя

— Останавливаемся...

Деньги у меня были. Специально у Раисы Максимовны попросил сто рублей. Четвертаками — фиолетовыми бумажками по двадцать пять с профилем Ильича. В том мире, где я сейчас живу — деньги почти не нужны. Еду привозят на дом из спецраспределителя, машина прикреплена. Единственно, где деньги нужны даже члену Политбюро кстати — это столовая ЦК. Сегодня я заплатил за обед два рубля семнадцать копеек, причем там стоял кассовый аппарат и надо было почему то расплачиваться сразу, хотя проще было бы, наверное, как в США — подписать счет и чтобы потом вычли из зарплаты.

Ан, нет.

Надеюсь, меня тут не знают еще — тем более что уже темнеет. Надвинул поглубже шапку — ее потом горбачевка назовут — и вперед...

Ступени, замызганный пол, толчея. Почти забытая обстановка советской торговли — прилавки с товаром, но товар так не продадут. Стоишь в кассу, говоришь, сколько и в какой отдел, тебе пробивают чек. Потом с чеком подходишь в отдел, и там тебе дают товар. Весь весовой товар упакован в бумагу, никаких пакетов, есть такая специальная плотная, серо-коричневая бумага. Пакеты тут за роскошь, особенно если импортные — их берегут, стирают. А вот с хлебом почему-то самообслуживание — берешь с таких наклонных полок и уже с хлебом идешь в кассу. Картошку отпускают с такого специального короткого конвейера, продавщица нажимает на кнопку — и сыплется картофель с землей. Не устраивает — совсем без картошки останешься. В вино-водочном мат — перемат, но все же заметно, что это не девяностые. Мужики хоть и матерятся — а меру знают и в выпивке и в мате. Соки — воды — там специальные конусы с соками...

Прошелся, посмотрел. Много рыбы, а вот колбаса только одного сорта — колбаса есть, и ту расхватывают. Много консервов. Хлеба несколько сортов, и он явно останется — впрочем, в УК РСФСР даже есть статья — скупка хлеба для скармливания скоту и птице. Есть баранки и еще пара сортов пряников — но они развешиваются в кульки. Сметана из бидонов и ее уже нет. Молоко — вот-вот кончится, оно в таких треугольных пакетах. Кефир в стеклянных бутылках с зеленой крышкой из фольги, еще какие-то есть крышки полосатые. Сыра нет никакого.

Ну... не все так плохо. Но и хорошего мало.

Эх, взять, что ли кефира... вспомнить детство... тут кефир, наверное, хороший — а в Америке кефира нет совсем, там и йогуртов тоже нормальных нет, есть какие-то греческие, безвкусные, с ними салаты делают. А тут — можно взять кефира, и вспомнить детство, как мать посылала в магазин, и как ты обязательно потом мыл и сдавал кефирные бутылки...

Сколько там копеек за бутылку

Заметил — зашли прикрепленные из девятки, держатся настороже...

Встал на кассу — она была как бы над залом, на возвышении. Кассирша там — как в обороне.

— Четыре бутылки кефира. Нет, пять.

Залязгал кассовый аппарат, мне дали сдачу и чек. Народ посмотрел неодобрительно — тут на всех кто берет много, смотрят неодобрительно.

Пошел в отдел.

— Пять кефира.

— Рупь пятьдесят

Кефир мне выдали. И тут я столкнулся с проблемой — у всех авоськи, такие сетчатые сумки, а у меня нет ничего.

И как нести?

Подскочили прикрепленные

— Помочь, Михаил Сергеевич?

— Держите.

Продавщица, которая до того рассматривала меня скорее оценивающе, как на хорошо одетого и явно не последнюю должность занимающего мужика — сильно занервничала, это сразу было видно. Но ждать директора я не собирался

— Пошли.

Так мы и вышли из магазина — с руками, занятыми кефиром. Перед машиной я остановился, сковырнул крышечку...

— Михаил Сергеевич, нельзя... — попытался воспрепятствовать старший смены

— Думаете, отравят?

— Вряд ли, но инструкция...

— К черту... инструкцию. Партийные деятели не должны отрываться от трудящихся масс, раз люди такой кефир пьют — то и я попробую. А то пошла мода — молоко из спецеха.

...

— А вы что стоите? Пробуйте.

На Воробьевых горах — гуляла поземка, уже совсем стемнело. У серой Вольво — переминаясь с ноги на ногу — ждал, постоянно смотря на часы хорошо одетый, полноватый человек средних лет. В руках он держал портфель.

На подъехавшую Волгу он посмотрел мельком — но тут же подъехала еще одна, выскочили телохранители, обеспечивающие периметр, и Геращенко понял — это к нему. А когда из первой Волги выбрался член Политбюро ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, допивая кефир из бутылки — Геращенко едва не упал от удивления. Чтобы член Политбюро кефир из горла пил...

Впрочем, не водку — и то хорошо.

Геращенко мне был интересен не только как почти готовый, да чего там почти — готовый международный банкир. Но и тем, что на нем можно ставить и решать вопрос — а что делать с детьми и внуками элиты. Проблема, которую никто особо не ставил — но которая внесла немалый вклад в развал СССР.

Вот — он. Отец — бывший заместитель председателя правления Госбанка СССР, и он пошел по стопам отца. Международный банкир, заместитель председателя ВЭД-Банка (в 1988 году его переименуют в ВЭБ). Одет во все импортное, ездит на Вольво, не вылезает из-за границы. Наверное, имеет нетрудовые доходы и неплохие — если учесть что именно его банк выдает и отоваривает те самые знаменитые чеки Внешпосылторга, на которые в Березках торгуют импортными товарами. Короче говоря, передо мной наглядный пример коммунистического барина, при виде которого у кондового советского работяги должны руки в кулаки сжиматься. Как, помните в одном советском фильме — сидит такой в трусах у стола и спрашивает — у тебя простой работяга сколько получает?

Вот только есть нюансы. Геращенко — он что-то из себя представляет, верно? А есть и другие... например, семья Алхимовых. Отец — фронтовик, Герой, а дочь ... ну если не шэбэ, как молодежь говорит — то нечто близкое к тому. Устроила на даче в Барвихе что-то вроде литературного салона с отчетливым антисоветским душком, покровительствует всяким... непотребным людям, и как венец сего повествования — свалила на Запад с новым мужем, ни разу не подумав, как за все за это будет отдуваться папа, член ЦК КПСС. Как вам такое — лучше? А с виду и не скажешь... такая деточка — конфеточка в дорогой шубке, как ее потом опишет в своем байопике ее нынешний муж.

Это что ли лучше? А?

Вообще, теория Маркса — она на вопросах менеджмента — сразу начинает безнадежно пробуксовывать. В теории — управлять может любой. Ленин довел это до абсурда — кухарка может управлять государством. Ага, щаз... Ну, посмотрите — каждый ли может открыть собственный бизнес и не прогореть? Нет, далеко не каждый. И возникает вопрос — а как оценивать и вознаграждать работу менеджеров, особенно в советском обществе?

Да, раньше верили. И верили искренне, готовы были по горло в ледяной воде плотины строить. А сейчас не верят! И изменить это уже не получится — народ другой, городской, не крестьянский, с высшим образованием — каждый второй. И уже пора думать о том, что менять в стране, которую унаследовал совсем другой, с другими мотивациями народ. А тут не думают.

Ладно...

— Виктор Владимирович.

— Михаил Сергеевич — удивленно произнес будущий центральный банкир

— Он самый, Долго ждете?

— Да нет. Признаюсь, удивлен

— Чему? Тому, что встречаетесь с членом Политбюро или тому, что здесь встречаетесь?

— Да... и тому и тому, в общем.

— Ясно. Пройдемся?

Мы медленно пошли по дороге. Тут лес, считай, тихо. Еще застройки никакой, только вдали, через реку — стадион Лужники. Он совсем новый, построен к Олимпиаде.

— А вот я про вас слышал.

— Надеюсь, хорошее, товарищ Горбачев?

— Ну, всякое. Например, что вы порой такое выскажете, что хоть стой хоть падай...

...

— В этом ничего такого нет. Скорее это показывает, что вы душой за дело болеете. Куда хуже если человеку все равно. И на дело, порученное страной и партией, и на жизнь...

...

— Вы кстати, болеете? — я кивнул на Лужники

— Я, скорее по баскетболу

— А вот я за Спартак болею. Жаль, на матчи нет времени ходить, не говоря уж про выезды...

Но схожу. Если завтра слухи не поползут по Москве, что Горбачев болеет за Спартак — еще пару раз где-то проговорюсь. Потом и на матче появляюсь.

Причина? Ну помимо того что Спартак на взлете — это народная команда. В отличие например от того же Динамо. Или ЦСКА. А это важно — когда народ видит, что будущий глава государства болеет за ту же команду, что и они. Нормального пиара тут нет, и долго видимо еще не будет — а мы врубим пиар партизанский...

— Виктор Владимирович... вы знаете о хозрасчетном эксперименте? Еще при Брежневе начинался по пяти министерствам.

— Что-то слышал — настороженно ответил Геращенко.

— Так вот, сейчас продолжается изучение итогов этого эксперимента. Уже пятый год. Понимаете, почему так происходит?

...

— Потому что итоги эксперимента неутешительны. Значимого роста по всем показателям — не получено. Уперлись в тупик. И это несмотря на то, что министерствам, которые участвовали в эксперименте, немного подыграли, так скажем. Не помогло.

...

— Сейчас результаты эксперимента у нас на столе. В Политбюро образованы две комиссии. Я — в них председатель. И, спрашивается, как я должен поступить. Как ленинец, как коммунист. Виктор Владимирович... вы можете назвать себя ленинцем?

— Да, наверное — после заминки сказал Геращенко, не зная, где здесь подвох

— Это хорошо. Быть ленинцем — высокое звание. На мой взгляд, далеко не все коммунисты могут так себя назвать. Чтобы быть ленинцем — надо не просто идти проторенным путем и выполнять директивы партии — нужно болеть за дело, нужно думать о нем! Владимир Ильич встал у руля страны, когда она была на пороге гибели. Пятнадцать стран напало на нас, и никто не пришел к нам на помощь. Но большевики победили в войне. Спрашивается, почему?

...

— Потому что они не искали готовых ответов. Владимир Ильич, когда это было необходимо, шел против товарищей по партии, против большинства — это было не раз. И оказывался в итоге прав. Вот и мы сейчас — должны поступить принципиально, по-ленински, а не закрывать глаза...

...

— Как вы считаете, товарищ Геращенко? Советская банковская система — нуждается в глубоких реформах? И как мы должны смотреть на проблему ссудного процента в социалистической экономике? Так как это написано в учебнике? Или мы должны уйти от догматического подхода и обратиться к ленинскому опыту? Ведь при Ленине была развитая банковская система и работала она на вполне коммерческих принципах

* * *

. Почему мы не используем ленинский опыт? Может, мы считаем, что мы умнее Ленина? Тогда почему у нас не развивается экономика?

Геращенко смотрел себе под ноги.

— Ответьте, Виктор Владимирович. Если вы ленинец?

Геращенко долго молчал, перед тем как ответить

— Советская теория в области экономики — выдавил он — не соответствует требованиям времени.

— Боюсь, что не только теория. Но и практика. Товарищ Геращенко... не надо подбирать слова, как на допросе. Есть проблема, ее надо решать.

Геращенко посмотрел на меня

— В Политбюро это понимают?

— Пока что это понимаю я. Есть еще люди в партии, которые это понимают. Или мы предпримем действительно радикальные и смелые шаги для того чтобы выйти из тупика. Или мы и дальше будем бездарно растрачивать и пробалтывать наследие Ленина. Пока в один прекрасный день не потеряем страну.

Геращенко вздрогнул, я это видел.

— Виктор Владимирович, вы человек опытный. Напишите, скажем, записку о финансовой системе Германии. В сравнении... скажем с американской. Как там организованы банки. Откуда они берут деньги. Как, например, в Германии организовано взаимное и кооперативное кредитование. Сильные и слабые стороны. Что мы можем позаимствовать, а что не стоит.

...

— Пока так. Справитесь?

Я понимал, что думает Геращенко. Со времен Брежнева — наверх поднимались не те, у кого были победы, а те, кто не наделал ошибок. Но каждый профессионал — он тщеславен. И за внимание, проявленное именно к нему — готов на многое.

— Сколько есть времени, Михаил Сергеевич

— Месяц. Пойдет?

— Для кандидатской мало, но для большой, развернутой статьи... пойдет.

— Вот и договорились.

— На кого писать записку?

— Пока на меня. Председателю комиссии по подготовке экономической реформы при ЦК КПСС Горбачеву М.С.

По пути домой — я думал о НЭПе. О Бухарине.

Считается, что после Ленина сразу был Сталин. Это не так. После Ленина было коллективное руководство, причем с 1926 по 1929 годы главой советского государства стоит, вероятно, считать Николая Бухарина. Собственно, до Сталина понятия "генеральный секретарь" как глава советского государства не было. Ленин рулил благодаря своему интеллектуальному превосходству, но при этом он никогда не отходил от идеи коллективности советского руководства. После смерти Ленина — реализовалась как раз идея коллективного руководства, и Сталин был всего лишь "одним из". Причем его победа не просматривалась, его дурачком вообще считали.

Почему тогда Сталин победил?

Двадцать девятый год — это год не случайный. Это год начала Великой Депрессии. До того момента — весь мир наслаждался экономическим взлетом двадцатых во главе с его локомотивом США. Росли цены на экспортные товары, росла инвестиционная активность. СССР в этом празднике жизни хоть косвенно, но принимал участие, но главное — был наглядный пример, почему следует двигаться в сторону рыночной экономики. Ленин ведь в двадцатом году отказался от военного коммунизма серьезно и сознательно, это потом придумали, что вынужденно и на время. Причины этого отказа — голод, отказ крестьян сеять хлеб, забастовки, начавшиеся восстания на селе, в Кронштадте. В какой-то мере это было разочарование в народе, понимание, что народ не готов к коммунизму, к честному труду на благо общества, К НЕСТЯЖАТЕЛЬСТВУ. Говорят, что последней каплей для Ильича был выкрик из толпы работяг на одном забастовавшем заводе. Когда Ленин спросил, вы что, опять царя хотите, из толпы выкрикнули — а пусть и царя, лишь бы пожрать чего было. И Ленин понял всё.