Спасти Ссср

— Циничным и несправедливым перераспределением союзных средств в республики, вызывающим постоянное раздражение русских секретарей

— Нарастанием антисемитизма в интеллигентской среде

— Ростом уровня жизни, позволившим массовый туризм, в ходе которого трудящиеся РСФСР могли сравнивать свой уровень жизни и уровень жизни южных республик

— Вызывающая массовое раздражение спекуляция цветами, овощами и фруктами жителями юга в городах РСФСР

Русский национализм был подспудной скрепой, который начал скреплять разложившееся общество, тайным кодом и языком, опознанием своих. Русские оказались внутри единой страны одиночками, у них не было национальных сетей, диаспор, групп поддержки. Национализм давал все это — и если первоначально он имел ярко выраженную антисемитскую окраску (фильм Тля, типичное додумывание фамилий) то постепенно он все более начал разворачиваться в сторону гостей из южных республик, слишком богатых, наглых, и мгновенно образующих стаю из своих. Появился вопрос, зачем мы кормим этих. И возник вопрос — как русские могут прийти к власти в своей же стране. Одним из ответов была... демократия. Свободные выборы — на них можно просто задавить числом, Россия имела пятьдесят один процент избирателей от всего числа избирателей СССР. Пока мало кто так думал — но на пленуме ЦК у русских было еще более значимое большинство...

А ведь именно пленум утверждал Генерального секретаря. И большой ошибкой было бы считать, что они автоматически проголосуют за любого, кого подсунет Политбюро.

— Да, но если он молод, значит, у нас есть время провести его на самый высокий пост в СССР, так?

— Вероятно, да, сэр

— В таком случае, я хочу, чтобы вы занялись этим.

В коридоре, вице-президента догнала Кондолиза Райс

— Сэр...

— А, Конди... — остановился Буш

— Вы голодны? Здесь неплохой буфет.

— Если ты приглашаешь...

В буфете — они взяли по кусочку торта и кофе. Буфет был похож на обычный университетский, если не считать картины Кремля на стене

— Я что-то не знаю, сэр?

— Прости?

— Чем вам приглянулся этот Горбачев?

— А тебе он не приглянулся?

— Обычный советский партократ. Ничем не выделяющийся

— Я навел о нем справки. Он взяточник.

— Хотите посадить его на крючок?

Буш подмигнул

— Понимаешь, Конди. Может, я и не такой умный, как многие здесь, но мы, техасцы, славимся здравым смыслом. А он подсказывает нам — опасайся фанатиков. Самые жестокие и отвратительные диктаторы — обычно не коррумпированы, по крайней мере, лично. Власть им нужна для другого.

...

— Горбачев берет взятки? Окей. Просто отлично. Значит, у него голова варит, и он не упускает возможности немного отщипнуть от пирога, пока пирог в его досягаемости. По-моему — с таким человеком проще вести дела, он понятнее. Некоторые русские — смотришь им в глаза, а там классовая ненависть...

...

— С ним можно будет договориться. Вот и все.

Москва ЦКБ

Час — Ч

10 марта 1985 года

Как умирал Константин Устинович Черненко, шестой генеральный секретарь ЦК КПСС.

Шестого марта — Черненко посетили Горбачев и Лигачев по заданию Политбюро — заболевших полагалось проведывать. По словам Лигачева Черненко выглядел хорошо, насколько это было возможно в его состоянии и даже думал скоро выйти из больницы.

О чем они говорили — ни тот ни другой не упоминают. В протоколе Политбюро было написано что с Черненко обсуждали подготовку будущего съезда партии — но Генсек был в таком состоянии, что вряд ли бы его на это хватило.

Вскоре после визита, Черненко стало хуже, из-за болезни легких развилась гипоксия, то есть стойкое кислородное голодание мозга. Чазов позвонил Горбачеву и предупредил, что Черненко скоро умрет.

Утром десятого — пришла супруга Черненко, Анна Дмитриевна. Легостаев описывает это так

Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: "Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?". Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: "Да". Она сказала: "Ты борись. Ты сопротивляйся". Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: "Да". Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум...

Потом события разнятся у разных очевидцев. Кто-то говорит, что Анна Дмитревна уехала и приехала через пару часов по вызову (это была вторая половина дня), кто-то — что она находилась рядом с палатой все это время. Время смерти разнится — от часа дня до 19-20, как в официальных документах.

Меж тем эти несколько часов играют огромную роль. Чазов и не отрицал, что созванивался с Горбачевым. Если он несколько часов скрывал факт смерти Черненко от всех кроме Горбачева — значит, он давал ему фору, чтобы сколотить команду и договориться о поддержке...

А я, вернувшись в Кремль, в очередной раз подсел на измену.

Куда я, б... лезу?! Куда?

Зачем мне все это? Проще уйти... сказаться больным. Потом дождаться, пока все вальнется, уйти туда... или просто уйти туда. Я же помню все графики — Доу-Джонс, НАСДАК. С этими знаниями я за двадцать лет стану долларовым миллиардером.

И что дальше? Я что не помню, как я попал сюда? Перед войной, которую спровоцировали политики — равны будут все. Можно сколько угодно скупать землю в Новой Зеландии — хрен ты туда успеешь добраться. А если и успеешь — ядерная зима не пощадит никого. В ядерной войне не только не будет победителей. Отсидеться тоже не удастся. Ты или среди тех, кто с ней борется, или ты один из тех, кто в ней будет виновен. Третьего не дано.

И да, а как же Чернобыль? Пусть взрывается?

А как же Спитак?

Да, но какой народ. Какой тут народ!

Ну и какой? Ли Куан Ю достался народ еще хуже. Но он не струсил, не сдрейфил, руки не опустил. Взялся и сделал. А что я — тем более что про него то я знаю, что он делал и как. И могу даже съездить и посмотреть.

Да... чтобы побороть коррупцию, начни с того что посади троих своих друзей. Они будут знать, за что — и ты будешь знать, за что.

Золотые слова...

Ли Куан Ю (не рано ли я лавры на себя примеряю?) оставил великий урок: модернизация обществ восточного типа, не гражданских обществ — успешно проходит только авторитарным путем. Капитализм в экономике — и авторитаризм в политике. Ли Куан Ю никого не расстреливал — но его правилом были драконовские наказания за любую мелочь. Бросил окурок — двести долларов. Надел местную вышиванку не в праздник — три года. Национализм Ли Куан Ю давил жестоко — он европеизировал страну как и Ататюрк, но в отличие от Ататюрка он жестоко подавлял любые проявления национализма. И даже внешне безобидному фольклору места не было — или мы делаем дело или пляшем.

Тут такие правила ввести — все взвоют. К разгильдяйству привыкли.

И все-таки — не рано ли?

Если не я за себя, то кто за меня? А если я только за себя, то кто я? И если не сейчас, то когда?

Это Гилель, мудрец и толкователь Торы. Израиль — еще одна страна, которая сделала себя сама. Еще одна жестокая пощечина всем профессиональным плакальщикам и всепропальщикам. У нас были войны и потому мы у разбитого корыта?

А у них не было войн?

С...а.

Главное доказать самому себе...

Нет, не так. Самому себе я все доказал в той жизни. Эту — можно дожить и для людей. Как получится

Как надо.

Как должно прожить!

Но все же с...а стремно.

Звонок — это правда — раздался чуть ранее одиннадцати. Звонил Чазов, он сообщил, что Константин Устинович Черненко только что скончался.

Что сделал я? Я попросил не сообщать о смерти до того, как будет подготовлено обращение Центрального комитета (конечно, конечно, Михаил Сергеевич... как все тут рады услужить, пока ты в силе) а сам тут же пошел к Лигачеву. Который за счет организованности и работоспособности — весил намного больше, чем его должность — фактически он был на уровне члена Политбюро, не меньше. Тем более на нем были уже не только кадры — он во многом организовывал повседневную работу аппарата, по американской терминологии — старший операционный директор

Лигачев все понял с первых слов — и между нами повис вопрос

Кто?

И первым молчание нарушил Лигачев

— Ну вот что, Михаил Сергеевич — сказал он — партия без руководства оставаться не может... думаю, надо тебе идти.

Я покачал головой

— С такой нагрузкой я не справлюсь

— Справишься — требовательно смотрел Лигачев — а если не ты, то кто? Кто, Михаил Сергеевич? Щербицкий, который спит и видит? Или кто-то из нацменов? Хватит уже этого, партию должен возглавлять русский человек! И это не только мое мнение, это мнение большинства секретарей ЦК.

Так вот оно что!

А потом — думали-гадали, как так — Горбачев. А так. Из предыдущих генсеков — точно русским был только Ленин. Хрущев — он вообще непонятно кто был, по крови вроде русский, но вся жизнь его была связана с Украиной, он там секретарствовал, там же и воевал, там людей набирал. Брежнев — он в анкете писал — украинец. А где секретарствовал? Украина, Молдавия, Казахстан. Черненко — сибирский украинец из переселенцев.

Проблема была не столько в том, кто по национальности генсек, сколько в том, откуда он набирал команду. Команду они все набирали оттуда, где работали раньше — и это всегда была не Россия. Россию обходили постоянно — а ведь там было под восемьдесят первых секретарей, и многие — крутые мужики, обтесавшиеся на работе, чувствующие в себе силу идти выше. А им не дают!

В этом смысле для многих Горбачев — единственный шанс. Из Ставрополя, своей команды нет — значит, шанс многие получат. Плюс — русский, никогда вне России не работал...

— Под огонь вы меня ставите — скорее для проформы сказал я

— Ничего — сказал Лигачев — партия поможет, мы поможем. Не всё сразу, должность понятно, тяжелая...

— Хорошо — сказал я — пишите решение.

Вот так вот.

— ... И подумайте — продолжил я — о первоочередных назначениях. Мне разблюдовка полная нужна хотя бы на полгода. Как можно быстрее.

По пути в кабинет — я наткнулся на Громыко. Обменялись взглядами, он все понял без слов.

А дальше все пошло как то просто и по накатанной. Громыко сел на телефон, обзванивать товарищей. Щербицкий, который должен был быть еще после Брежнева — был в США и ему звонок задержали. Я пошел вниз — встречать. Советский союз — это страна символов, знаков и умолчаний. И когда люди подъезжали и видели — встречает Горбачев, сразу все понимали — все решено, все учтено и рыпаться не стоит.

Как только набрали кворум — собрались. Почтили Константина Устиновича минутой молчания, потом выступил Громыко — первым. Ни слова не говоря о мотивах, он коротко сказал, что предлагает избрать генеральным секретарем Горбачева Михаила Сергеевича.

Все понимали, что главный кандидат на должность сам Громыко. И если он отказывается и предлагает Горбачева — значит, так уже решено. В полном молчании проголосовали — было видно, что для некоторых это неожиданность. Ожидали еще одного "временного секретаря", а получилось вот как.

Обменялись взглядами с Громыко, я кивнул едва заметно — помню и благодарен, свой фунт мяса ты получишь. Теперь выступать мне.

— Товарищи...

...

— Благодарю вас... и в вашем лице всю партию, за оказанное доверие. Обещаю продолжить борьбу за наше общее дело...

Я сбился... а потом решил — скажу как есть.

— Не буду скрывать, товарищи — впереди очень много работы. Возможно больше, чем когда-либо...

— Что ты несешь?! Идиот!

— Помолчи!

— В стране... имеются нездоровые явления, пятилетки выполняются с большим трудом, а по некоторым показателям и вовсе не выполняются. Каждый из нас и я в том числе — виновен в этом. Нужно сделать очень многое для того, чтобы переломить ситуацию. Рассчитываю на помощь каждого из вас, кто сидит в этом зале.

Повисло тяжелое молчание. Несмотря на внешне полную безобидность -это выступление означало не меньше, чем в свое время выход на Красную площадь диссидентов. В этом зале возможно никогда не признавали, что в стране есть хоть какие-то проблемы. Можно было говорить об отдельных недостатках, но не о проблемах.

И тут — встал Громыко

— Товарищи — сказал он — то, что сказал Михаил Сергеевич, очень правильно. Нельзя закрывать глаза на тот факт, что программа партии, предполагавшая строительство коммунизма к восьмидесятому году не выполнена, искать оправданий этому — нельзя. Пора признаться самим себе, что мы до сих пор не можем догнать ведущие страны Запада по некоторым показателям, и в сельском хозяйстве и в промышленности. До сих пор не все трудящиеся обеспечены нормальным жильем, имеются очереди на жилье, на автомобили, на телевизоры. Предлагаю поддержать товарища Горбачева, его здоровую критику и самокритику, принципиальное отношение коммуниста к имеющимся недостаткам и, засучив рукава, взяться за работу...

Тяжелое молчание прервал Гришин

— Надо организовать комиссию по похоронам товарища Черненко, товарищи...

И все, думаю, поняли, что впереди — проблемы...

Из зала заседаний я снова прошел в кабинет Лигачева. Тут же появился и он сам...

Во времена оные — наверное, выпили бы коньяку, но тут с молчаливого согласия обоих — пили крепкий чай. Ни Лигачев, ни я — непьющие и это так и надо оставить.

— Зря сказал? — спросил я

Лигачев резко рубанул ладонью воздух

— Не зря!

...

— Михаил Сергеевич, мы с тобой оба — первые секретари. Я что — не понимаю, что ли? Я сам как приезжал сюда раньше — у меня порой в глазах темнело. У меня целая область, люди в бараках еще живут, дороги надо, вторую очередь ДСК — надо, больницу новую надо, и ты еще на театр изыщи, а то люди совсем озвереют. А тут бла-бла-бла. Бла-бла-бла. Обо всем о чем угодно — только не о деле. Деньги просишь — а попробуй, кому правду скажи, что у людей до сих пор туалет на дворе! Тут же и заклюют.

...

— Так что все ты правильно сказал. Молодец. И в обиду мы тебя не дадим, так и знай!

Вот так вот, оказывается. Сложно всё. Одна партия — а какие разные люди. Есть секретари на местах — трудяги при деле, у кого душа за дело, за людей болит, как они живут. А есть и другие... старые маразматики, есть просто проходимцы, есть словоблуды, есть откровенные воры. А есть уже и сепаратисты — предатели, которые нож за спиной держат...