Спасти Ссср

Я сделан из такого вещества

Из двух неразрешимых столкновений

из ярких красок полных торжества

И черных подозрительных сомнений

Я сделан из находок и потерь

Из правильных и диких заблуждений

Душа моя распахнута как дверь

И нет в ней ни преград, ни ограждений

Я сделан из далеких городов,

В которых, может, никогда не буду.

Я эти города люблю за то,

Что люди в них живут и верят в чудо

Я сделан из недаренных цветов

Я из упреков, споров, возражений

Я состою из самых длинных слов

а так же из коротких предложений

Я сделан из бунтарского огня

Из силы и могущества горения

Я из удач сегодняшнего дня

но большей частью все же из падений...

Сергей Сарычев

Я сделан из такого вещества

Спасти СССР

Антисоветский попаданец

Аэродром "Каменный ручей" (Алексеевка)

Декабрь 1990 года

Экстренная встреча президентов США и СССР

Протокол не ведется

Декабрь — месяц тяжелый, а здесь — в особенности. Сырость, грязь, от океана постоянно несет соленую влагу, которая смешиваясь со снегом, превращается в нечто невообразимое. Низкое, серое небо, на дальнем горизонте уже светло. Хвостовые плавники невиданных здесь Боингов-707 в светло-синей окраске — как акулы в море.

— Михаил Сергеевич, вам нельзя идти одному

Генерал Вадим Медведев, он же возглавлял охрану Брежнева. Профессионал, и он прав, но...

— Вы что же, генсека будете учить?

— Михаил Сергеевич...

— Там меня не съедят. У нас с американцами — новые отношения...

— Правильно. Так ты их. А то вон что удумали — генерального секретаря жизни учить! Не бывать этому!

— Опять?

— Молчу, молчу. Сказать уж нельзя.

— Нельзя. У меня встреча с президентом США и ты тут под руку...

Трапа нет, к заднему люку самолета у самого хвоста — спустили временный. Около него — два сотрудника Секретной службы США, один открыто держит УЗИ.

Охрана отстает.

Десять минут спустя — сидим в президентском салоне, и пьем виски. Один на один. По моему настоянию — Брента Скаукрофта, помощника по нацбезопасности — Буш выгнал. Пошел на уступки, раз я пошел.

И для него и для меня эта встреча чрезвычайно опасна — по внутриполитическим причинам.

— Миша — Буш называет меня уменьшительно-ласкательным вариантом имени, так ему выговорить проще — ты пойми нас правильно. Никто не ставит под сомнение политику новых отношений между СССР и США. Но этот Хусейн... он же бандит. Форменный бандит.

— Джордж...

— ... ты неправ насчет Саддама Хусейна. Он не бандит. Он нацист. У него портрет Гитлера в кабинете. Он уничтожил больше двадцати тысяч иракских коммунистов, в Ираке эту партию так и называют — партия расстрелянных. Он бредит наяву.

Этого Буш явно не ожидал. Чтобы скрыть замешательство, он берет бутылку виски — добавить по стаканам. Потом берет щипцами лед, и щипцы его выдают — по стуку о край, я понимаю, что у него подрагивают руки.

— Миша... но почему вы дружите с ним?

— Мы с ним не дружим. Мои предшественники пытались продавать ему оружие — как и вы кстати. И исходя из этого, закрывали на все глаза. Но больше закрывать нельзя. Джордж, мы вскормили нового Адольфа Гитлера.

— Миша, вы же все равно... сотрудничаете с ним сейчас? Продаете ему оружие.

— Мы не сотрудничаем — резко говорю я — этот тип держит нас за яйца! Знаешь же, если ты должен банку сто рублей, то это твоя проблема, а если должен миллион — то это уже проблема банка. Мы поставляли ему оружие и закрывали глаза на то, что он делал с коммунистами, а он обещал, что когда-нибудь расплатится и будет вести себя прилично. Не случилось ни того ни другого, он теперь напал на соседей и вот — вот пойдет дальше. У него либо есть ядерное оружие, либо вот-вот будет. И он уже разрабатывает ракеты, способные достичь, в том числе Москвы.

Буш осторожно, словно это граната с выдернутой чекой, ставит на столик недопитый бокал.

— Означает ли это — осторожно говорит он — что СССР готов присоединиться к международной коалиции?

Я качаю головой

— У меня тоже есть обязательства, Джордж. И есть люди, которые не поймут резкого изменения нашей политики на Ближнем Востоке.

Буш кивает

— Понимаю. Но мы можем рассчитывать на благожелательный нейтралитет СССР в этом вопросе? Мы поймем, если вы сделаете жесткое заявление.

Я снова качаю головой

— Заявлениями тут не обойдешься, проблему Хусейна надо решить. Если это наша зона ответственности, решить ее должны мы.

Буш инстинктивно сглатывает, я вижу, как судорожно дергается его кадык.

— Это означает...

— Это означает, что иракский народ достоин лучшего правительства, чем у него есть сейчас.

— Мы не можем допустить второго Афганистана — задумчиво сказал Буш — только не сейчас, когда найдено решение по первому. Не сейчас, когда наши отношения только-только начали налаживаться.

— Его и не будет — сказал я — иракский народ сам должен решить свою судьбу. От вас мне нужно два согласия и одна помощь.

— Какие же?

— Согласие с двумя вещами. Первая — Ирак останется республикой, там не будет предпринято попытки восстановить монархию и иракские коммунисты получат широкое представительство в правительстве национального спасения.

Буш кивает

— Если они подчинятся резолюциям ООН и выведут войска из Кувейта, на это можно будет пойти. Мы и не думали вмешиваться в их внутренние дела, нам хватает арабов...

— Решение вопроса Кувейта возможно на межарабской конференции, но... скажем так — мы, то есть СССР и США будем играть на одну руку. Второй вопрос — долги перед СССР, безусловно, признаются и должны быть погашены.

Буш впервые улыбается

— Это несомненно. Мы не можем позволить себе, чтобы кто-то не погашал долги. Это все плохо скажется на мировой экономике...

Как ты запел.

-... А как насчет помощи?

— Остановите Мэгги. Пусть она умерит свой праведный гнев. Не педалируйте события. Нужно время на то чтобы со всем разобраться.

Джордж Герберт Уокер Буш, сорок первый президент США задумался. Он не срабатывался с Тэтчер в отличие от Рейгана. За десять лет премьерства Маргарет, и без того жесткая — изменилась и не в лучшую сторону. Она стала... безапелляционна, скажем так. Безапелляционна и фанатична. С ней тяжело иметь дело, потому что у нее фанатические убеждения ее папаши — проповедника методистской церкви, и огромный политический опыт, помноженный на десять лет премьерства. Относительный экономический успех, которого она добилась, делает ее еще более агрессивной. Дошло до того, что когда он крайний, раз был в Лондоне, с ним отказались встречаться некоторые люди, неофициально передав через Чарли Прайса*, что Маргарет замыкает все отношения с США на себя, и достаточно просто проявить какую-то личную инициативу, чтобы стать ее врагом. А у врагов Маргарет судьба незавидная.

Когда они говорили про вторжение в Кувейт — его снова поразила готовность Тэтчер развязать войну в одном из самых опасных мест этого мира, не задумываясь, что против них будет четвертая армия мира. У которой уже точно есть химическое и возможно, есть ядерное оружие. Плюс неопределенная позиция СССР — конечно, новые отношения есть новые отношения, но тигр травой питаться не будет. И сложно поверить, что в Москве не воспользуются возможностью устроить для США новый Вьетнам. Тем более, после того, как они устроили Советам Вьетнам в Афганистане.

Буш был директором ЦРУ одно время. Но это лишь научило его осторожности и осмотрительности — джунгли полны хищников. А вот Маргарет... она, похоже, искренне верит, что если ты выступаешь за правое дело, то тебе сам Бог помогает.

Чушь какая.

Джордж Герберт Уокер Буш ждал от своего московского визави всего чего угодно. Но только не такого — Москва сама убирает Саддама, после чего стартует процесс дипломатического урегулирования. Только не такого.

Но решение надо было принимать. Сейчас.

— Скажем так, Майкл — Буш поднял бокал и посмотрел его на просвет, как будто там был философский камень, а не виски и лед — остановить военные приготовления мы не можем, слишком многое поставлено на карту. Мы будем продолжать собирать группировку в Саудовской Аравии. Но я могу гарантировать, что мы не предпримем ничего без звонка тебе.

Я кивнул

— Как бы не повернулось дело, я могу гарантировать еще вот что. Интересы СССР будут учтены в любом случае. Свои деньги ты получишь. Это будет справедливо в обмен на справедливое отношение к нам.

— Сколько у меня времени? — спросил я

— Месяца... два. Дальше ситуацию... сложно предсказать. Мы по-прежнему не знаем, что у него в голове.

Я протянул руку

— На связи. Звони в любое время.

Президент США поколебался, но руку пожал.

Мы идем от самолетов — я и охрана. Чайка и несколько Волг, на которых мы приехали, впереди, прямо на бетонке. За спиной запускают двигатели — заправляться американцы отказались, сейчас полетят в Японию.

— Летим в Шереметьево — бросил я Медведеву — пусть собирают Совбез к нашему прилету...

Обязательства я на себя взял... конечно те еще. Но... а как было иначе? Надо быть нужным, надо решать вопросы — тогда тебя будут уважать, тогда к тебе будут прислушиваться. Если я уберу Хусейна, то окажу услугу, за которую попрошу услугу у США в свое время. Я даже знаю, какую — по Югославии.

Но пока надо решить, как убрать Саддама — при том, что нас в Ираке прессуют капитально, нормальной сети у нас там нет, Альфу как в Кабул в семьдесят девятом не пошлешь. Дураков больше нет. Сильно нам аукнулась та командировка. Сильно...

— И тебе не стыдно? Только что ты сдал капиталистам прогрессивного государственного деятеля, одного из наших главных друзей в третьем мире...

— Прогрессивного? Ты знаешь, что у него в кабинете портрет Гитлера висит? Ты знаешь, что Майн Кампф изучается членами иракской БААС в обязательном порядке**? Это, по-твоему, прогрессивный деятель?

— То, что ты говоришь — это ложь. Поклеп.

— Это правда. И я только что показал как надо отстаивать свои интересы. Свои, понимаешь? Возврат долгов Ирака под гарантии США — раз. Участие иракских коммунистов в переходном правительстве — два. Народ там настроен прокоммунистически, в основном, если все сделаем правильно, Ирак останется в лагере левых, и отношения будут даже лучше чем при Саддаме. Третье — на международной конференции по Кувейту я добьюсь того чтобы СССР признали одним из гарантов независимости Кувейта и направлю туда миротворческие силы — хоть роту, хоть батальон. А это значит, что СССР будет иметь долю в послевоенном восстановлении Кувейта. И в поставках туда промышленного и нефтедобычного оборудования. А там, глядишь, и пару скважин обломится. Ты хоть понимаешь, что это такое — наши войска на побережье Персидского залива?

— Все равно так не делается. Это не по-нашему.

— А как по-нашему? Выразить глубокую озабоченность по телефону? Словоблудием заниматься на пресс-конференции, пока американцы делают что хотят? Это — по-нашему? Или с Саддамом в десна — когда у него на руках кровь иракских коммунистов, которых он истребил?

— Ты оппортунист!

— От идиота слышу.

Когда президент СССР покинул борт номер один — президент США, немного подумав, подвинул к себе бокал и налил до краев. Его потряхивало.

Запускали двигатели.

В кабинет вошел советник по вопросам национальной безопасности Брент Скаукрофт, без спроса сел напротив. Налил и себе.

— Что он сказал?

— Он предложил разобраться с Саддамом

— Как?

Вместо ответа президент США провел пальцем по горлу. Скаукрофт побледнел

— Он что, того?

— Не знаю.

Буш сделал большой глоток

— А ты что ему сказал?

— Ничего. Приготовления продолжаются.

...

— Но если так подумать, если кто и может подобраться к Саддаму со спины, так это русские. Многим будет легче, если он уйдет.

— Подожди, подожди. Если Саддам по тем или иным причинам уйдет, но система будет жива...

— А если мы пойдем на поводу у Мэгги, то рискуем вторым Вьетнамом. Который мы не можем себе позволить! Мы только что разобрались с инфляцией и только что вышли на более — менее уверенный рост. Мы не можем отвечать за каждый угол этого гребаного земного шара. Если Мэгги забыла, что у нее больше нет империи, то пусть рискует в одиночку.

Самолет начал выруливать на взлет, их качнуло. Оба придержали свои бокалы

— Господи — сказал президент США — Мэгги говорила, что с Майклом можно иметь дело. Это же второй дядюшка Джо в костюме с Сэвилл-Роу. Если не похуже...

* Чарльз Прайс — посол США при Букингемском дворце, самый популярный посол США в Лондоне в 20 веке

** Это правда. В иракской БААС было семь ступеней членства, начиная с определенного уровня все должны были изучать труды нацистских идеологов, в частности Майн Кампф и Недочеловек Гиммлера

Нортхэм, штат Северная Каролина

Лето 202... года

Америка — она очень разная. И потому, когда говорят, что знают Америку, мне всегда хочется спросить, а какую Америку вы знаете?

Нью-Йорк — это одна Америка, глобальный хаб, перекресток миров и путей, средоточие цивилизации. Чикаго, где я живу — другая, это настоящая Америка, с политической мафией и великим бизнесом, с белыми и черными, Чикаго — это самый американский из крупных городов. Лос-Анджелес, или Лос, как зовут его мои армянские друзья — это третья Америка, это негры и мексиканцы, это дорогие виллы и бездомные на улицах. Ну а здесь — Америка провинциальная. Средоточие показухи, горя, нищеты и упущенных возможностей...

Этот городок, в котором когда-то был распределительный центр Уолл-Марта и крупный завод — сейчас не имеет ни того ни другого. Уолл-Март потихоньку гибнет под натиском Амазона и других магазинов интернет-торговли, завод давно закрылся, потому что его продукция не выдержала конкуренции с Китаем. На главной улице — восемь автомагазинов, но их продукцию никто не покупает по той простой причине, что американцы все чаще обходятся без машины. На стеклах машин — крики о помощи в виде написанных мелом огромных скидок, на стеклах бывших кафе — надписи rent, чуть в стороне шумит проходящая стороной междуштатная автострада, и все медленно умирает под палящим солнцем ...

Здесь, в этом городке — отчетливо, как нигде чувствуешь глобальный проигрыш Америки, две проигранные войны за океаном, поднимающиеся Китай и Индию, новую Холодную войну, на которую у США нет ни средств, ни сил (у России тоже нет). Где то там ведутся дискуссии о том, что жизни черных имеют значение, а криптовалюта с собакой стоит больше, чем компания Форд — а тут все просто деградировало всего за одно поколение. Говорят, что за Трампа тут было больше девяноста процентов.

Мне хорошо знаком этот город, потому, что тут была первая моя недвижимость, которую я хорошо продал. Сейчас она не стоит и пятой части того что я за нее выручил — это был 2006 год, и тогда все было иначе. Потому-то я и назначил тут встречу. Мой Джип Коммандер стоит на стоянке закрытого торгового центра, чуть в стороне от припаркованных моторхоумов сезонных рабочих. Это машины тех, кто работает на сезонных работах в местном национальном парке. У этих людей нет дома, и в Америке они представляют собой современный эквивалент цыган. Таких — все больше и больше.

Джип Коммандер старый, куплен на подставное лицо, в нем нет лишней электроники. Это одна из моих двух машин, купленных на случай неприятностей. В США нет налога ни на машины, ни на бензин. И это радует.

Смотрю на часы. Пора. Часы кстати, Китай, у меня есть интернет-магазин по их продаже. Полная копия нового Ролекс Айр Кинг, механизм Миота, такого же качества корпус и стекло, водонепроницаемость сто. Продаю по 89-99 без скидок, уходят как горячие пирожки. Оригинальный стоит по моему двадцать тысяч долларов, при том, что мой ничуть не хуже по функционалу. Раньше Ролекс были tool watch для путешественников и инженеров, а теперь в этой роли Китай. Теперь понятно, почему Китай растет, а мы в такой ж...

На дальнем въезде появляется машина с открытым верхом. Там негры.

Машинально проверяю пистолет — без пистолета лучше не ездить ни по Чикаго, ни здесь, Америка — страна опасностей. У меня сейчас с собой не Глок, а купленный по дешевке СИГ-226, я заплатил за него всего двести восемьдесят девять — девяносто девять как за неликвид. Германская, а не американская сборка, полностью сталь, неликвид он, потому что нет rail под стволом и нельзя повесить фонарь — иначе бы он стоил в три раза дороже. Но меня он устраивает и такой. Калибр 357 sig, патрон Техасской дорожной полиции и Секретной службы США, пробивает бронежилеты. При мне еще два магазина — на всякий случай. Если что еще Ругер со скрытым курком в кармане. Живым меня не взять.

Кто я? Я американский гражданин. Домовладелец. Со своим бизнесом. Плачу налоги...

И больше вам знать про меня не стоит...

Нужный мне человек появляется вовремя. Он паркует машину на другой стороне улицы, выходит. На нем черные очки, а это значит, что он думает — слежки за ним нет. Но то что он думает, и то что есть на самом деле — две большие разницы, и потому я просто сижу и наблюдаю, как он медленно идет по раскаленной от жары улицы мимо обшитых профнастилом курятников, которые тут по каким-то непонятным мне причинам зовутся "домом"...

Америка — богата только с вида, когда я попал сюда из России, приходящей в себя от ужасов девяностых — меня потрясли здешние дома. Большинство из них сейчас строится так — на легком фундаменте, который заливают за пару часов, строится каркас из стали или даже из конструкционного алюминия. После чего, на нем размещают готовые панели из утеплителя и инертного материала и с обоих сторон обшивают настилом. И все — дом готов. Ах, да, крыша. В северных штатах — еще делают что-то наподобие крыши, в южных часто кладут готовые панели из чего-то наподобие пенопласта, и поверх еще что-то вроде толя, против дождя. На такие крыши нельзя вставать — провалишься.

Гораздо дороже самого дома — выходит земля, а так же подводка всех коммуникаций. Просто потому, что не смогли придумать дешевле — все остальное смогли.

И все эти курятники — стоят безумных, по нашим меркам денег, намного больше, чем наш бревенчатый дом.

Все эти курятники стоят очень тесно — земли помимо той, на которой стоит дом, хорошо, если сотки две, не больше. Лужайка, которую надо стричь — некоторые тупо кладут асфальт, чтобы не стричь. Во многих городах разводить на участке огород — запрещено законом.

В этих курятниках, живут люди, которые нам не друзья и не враги. Часто они вообще не имеют ни малейшего представления о России — кроме как водка и медведи. Но эти люди голосуют за конгрессменов, которые вот-вот начнут войну от их имени. Войну с Россией. Не знаю, почему — для меня все стало понятно, когда я увидел, каким успехом пользуются книги Джоан Роулинг. Нет, это не про то, что Мордор это Россия. Это про то, что если взрослые люди начинают читать сказки, добром это не кончится.

Я не читал Джоан Роулинг. Я сейчас высматриваю движение — в полумертвом городке оно хорошо будет заметно и если мой контактер не оторвался от ФБР — я это замечу. А дроны тут использовать нельзя — закрытая территория для полетов...

Встречаемся в придорожной закусочной — до нее пешком более шестисот ярдов, ни один американец не проделает такой путь пешком, если есть машина. Но мы русские, нам семь верст не крюк...

В закусочной тихо, работает кондиционер. Никого нет, кроме пары водил и негритянки с семейством. Все такие толстые, что непонятно, как они вообще передвигаются. Негритянка на костылях — диабетчица. Тут у многих диабет из-за отвратительной привычки поливать всю еду каким-то сладким сиропчиком.

Наверное, я американцем так никогда и не стану.

Мой контактер уже сидит в углу. Спиной к стене. Я сажусь справа. Через окна видно всю трассу, если гости — то мы просечем сразу.

Подходит официантка — тут не самообслуживание. Почти такая же толстая, как эта негритянка. Я заказываю вегетарианское меню — местное мясо лучше не есть, если ты его сам не купил и не приготовил...

Мой контактер примерно моего возраста. Усталое, терпеливое лицо. Я его знаю — незнакомого не послали бы. Только это все равно ничего не значит.

— Как дела, Бык?

— Привет — сбиваю разговор я

Оба улыбаемся. Мы оба — дети одной страны и одной системы, выпускники Военно-дипломатической академии. Только судьбы у нас разные.

Когда Мебельщик начал громить ГРУ — а тогда реально стоял вопрос о закрытии военной разведки и ее слиянии с СВР — короче, тогда во время погрома все шло под нож. Всё и все. У меня была легенда, кое-какие наработки, я психанул, написал рапорт и покинул стены ведомства. Меня отпустили — тогда с этим было просто: не нравится — отваливай.

Здесь — я просто применил навыки, которым меня обучили и быстро, всего за несколько лет — вышел в высшую часть среднего класса. Не миллионер — но у меня больше одного объекта недвижимости и пара интернет — магазинов в качестве собственного бизнеса. Мне хватает.

А вот моим коллегам — нет, судя по всему. Их можно понять. После нескольких волн высылок и жесткого прессинга ФБР у них и не осталось по сути никого. Ни в поле, ни в посольстве. ФБР отслеживает и высылает тех, кто пытается закрепиться быстрее, чем они хотя бы немного закрепляются и обрастают связями. А работу делать надо. Особенно сейчас, когда две страны на грани войны.

Приносят заказ. Мой контактер — я его Витей буду называть, потому что именно под этим именем он учился в ВДА — переходит прямо к делу. Неудивительно — он всегда плохо учился, если его сюда кинули — значит, совсем по дну скребут.

— Ты нам нужен.

Я делаю ироническое выражение лица

— Вы меня уволили, забыли?

— Сейчас ситуация изменилась

— В чем она изменилась?

Виктор не говорит

— Вот что, Витя. Не пори чушь, ей больно. Ничего не изменилось, иначе бы я это увидел. Вы легли в постель с Китаем и лежите в ней, но поверь, горько пожалеете.

— У нас не было выбора

— Выбор есть всегда.

Я ем вегетарианское мясо, в котором настоящего мяса нет даже запаха, и злюсь. Еще товарищ Ленин сказал — нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Ну, вот. Сейчас я познаю это на своей шкуре — в покое они меня не оставят. Зовет мать ее, Родина...

— Ладно, Вить. Говори конкретно, что надо.

— Чикаго. У нас там никого не осталось.

— Ну, допустим. И что предлагаешь?

Вместо ответа Виктор достает телефон, находит нужное фото. Он что, совсем дебил.

— Телефон без СИМки — упреждает он вопрос

То-то это поможет. Я с собой даже фитнесс-трекера не ношу, не говоря о часах. Вот они, Ролекс за 89-90. Мне хватает, и вам советую...

— Знаешь?

— Ну.

— К этому человеку есть интерес.

Чикаго — это вероятно самый коррумпированный крупный город США, коррупция там не преступление, а образ жизни. Мэр Дейли был мэром пять сроков подряд и сейчас мэром его сын. Но в федеральной политике — Чикаго представлен довольно слабо, крайним выходцем из Чикаго был Обама, но у него в основном была нью-йоркская и калифорнийская команда, а до него был Форд. Форд пытался перенести не только финансовый, но и политический центр страны в Чикаго, для чего едва не угробил Нью-Йорк. Но у него не вышло, а больше никто не пытался. Но это не значит, что чикагцы смирились со своим статусом.

Человека этого я знаю. Бизнесмен, застройщик, владелец недвижимости. Что интересно, он стопроцентный еврей.

Чикаго — это город диаспор, причем — восточноевропейских диаспор. Здесь примерно три сотни тысяч поляков, несколько десятков тысяч украинцев, сто пятьдесят тысяч сербов и так далее. Лавировать в этом бурном море — надо уметь, но человек на фото — как раз умеет.

Трамп номер два, в общем

— И что?

— Надо поддерживать с ним связь. Официально. Он намеревается выдвинуться в мэры — это первый шаг.

— Не лучшая идея.

Да, не лучшая. Сильно не лучшая. Но я своему бывшему начальству этого объяснить не смогу.

Дело в том, что сейчас в России у власти люди, для которых нет общения с избирателями, а есть пиар. Нет общения с народом, а есть электорат. Есть выборы, но нет выбора. Это люди — манипуляторы с глубоко укорененной психологией подполья. И они в этом качестве полностью несовместимы с политическими элитами Запада. Для которых выбор — все-таки есть, как не крути. И про них можно сказать много плохого, очень много плохого можно сказать — но они все же политики, а не КГБшные подпольщики во власти.

Вот они и пытаются все время вербовать вместо того чтобы договариваться. Но это еще полбеды. Главного они не поняли — человек, избирающийся на любую публичную должность в Америке должен вести себя соответствующим образом, а не как пожелает его левая пятка. Ну не может даже президент страны повернуть политику на сто восемьдесят градусов. Здесь не может быть ни Горбачева с его перестройкой, ни Ельцина с его Беловежской пущей. Потому вербовать бессмысленно, вербовка не даст результатов. Как не дал результатов Трамп. Был ли он завербован? Вряд ли. Это человек, чужой для американской политической элиты, и более того — за время работы с выходцами из Восточной Европы, из бывшего СССР многое от них усвоивший и многого понабравшийся. Правление Трампа -это трагедия для американо-российских отношений, потому что на примере Трампа американские элиты сделали в отношении России определенный и очень неприятный вывод. И заключается он в том, что проблема не в Путине. И даже не в коммунизме. Проблема в самом русском образе жизни, в обществе, в русской политике и русском бизнесе. Которые строятся на совершенно неприемлемом для США фундаменте морально-этических норм. И более того — которые прямо угрожают Америке и здешнему образу жизни. От которых надо не просто отгораживаться стеной, а агрессивно защищаться.

Заметили, что происходит в последнее время? Американцы не выдают визы, закрыли визовый отдел в Москве, в посольстве — подобного не было никогда, в самые горячие моменты Холодной войны такого не было. Американские ВУЗы практически перестали принимать русских студентов, причем деньги их не интересуют. Только по направлению Госдепа в рамках программ. Дело Марии Бутиной показало, что Минюст принял практику нулевой терпимости по отношению к любым попыткам русских приблизиться к системам принятия решений в США. Подобная практика раньше применялась только к байкерам, да наркоторговцам, сейчас к этому добавились гомофобы и русские. Американские политики уже давно отказывают российским журналистам в самых безобидных просьбах поужинать или поланчевать. Любое появление на публике с кем-то из русских — может стоить карьеры. В Силиконовой долине в некоторых фирмах начали увольнять русских программистов. Подобного отношения нет ни к одной национальной группе, если так относиться, скажем, к армянам или евреям — можно сесть за дискриминацию.

Но мы не только не желаем понять, что мы натворили — но и продолжаем творить...

Я раздумывал, что и как ответить — но тут мое внимание привлек экран, он был за барной стойкой, чтобы можно было сидеть, попивать и смотреть телевизор. На экране что-то горело, и сильно горело — а потом появился президент. Звука не было, но там шла бегущая строка. И из этой бегущей строки следовало, что в катастрофе виноваты русские хакеры, пытавшиеся саботировать систему управления воздушным движением, и "that's enough" и будут приняты меры. Принято решение разорвать дипломатические отношения с Россией и потребовать...

Мне это не понравилось. Сильно. Американцы — не склонны к демонстративным жестам, и если они что-то задумали, то это, скорее всего, будет выполнено, и никакие переговоры, никакие попытки размена баш на баш — тут не помогут. Разрыв дипломатических отношений — это последний шаг перед открытой войной.

Самое интересное, чем ответим мы. Скорее всего, мы примем все в штыки и предпримем какие-то шаги, направленные на дальнейшее обострение, по крайней мере, демонстративные. И это взбесит американцев еще больше. Потому что в их понимании это — наказание, которое мы должны принять. Шериф и судья наказывают преступников, но у преступников нет права наказывать шерифа и судью. А преступники — это типа, мы.

Действительно ли это мы натворили? Ой, вряд ли. По крайней мере, не государство, точно. Это могли и в самом деле быть хакеры — пытались же они придумать какой-то вирус, который вызывает мерцание экрана компьютера, чтобы вызвать повреждение глаз, а то и мозга. А могли и другие государства, которые нас ненавидят. Таких хватает. Помните, первая заповедь польской Солидарности. Если ты не можешь поднять груз, попроси помочь других. Вот, они не могут сами справиться с Россией — но они могут стравить Россию и США. Украина крайне заинтересована, страны Прибалтики. Они, в самом деле, могли что-то сделать. В расчете, что свалят на нас.

— Глянь.

...

— Ты под дипломатической крышей?

Виктор слегка сбледнул с лица

— Да.

— Тогда твоя крыша накрылась. Только что.

А дальше я сделал глупость. Одну из. Но ожидаемую. Мне было насрать на службу, с которой меня уволили. Мне было насрать на долг — кому и что я там должен. Но мне было не насрать на то, что передо мной — был свой. Как в пацанском босоногом детстве — своему надо было помочь, своих надо было защищать. Тот, кто это не делал — не просто становился изгоем, но и сам себя потом не мог никем считать. Ничего в моем мире детства так не презиралось, как предательство.

— Есть куда пойти?

Молчание и было самым красноречивым ответом. Профессионалы, е...

— Я выхожу первым, ты за мной. Машину свою бросишь. Камер тут нет. Доедем до меня, отсидимся, потом перекину через границу. Можешь не благодарить...

Через границу — если ты живешь в Чикаго и знаешь ходы-выходы — перейти можно. Если нет чипка* — то и с толпой, с то стороны целая куча развлекательных комплексов рассчитана на американских приезжих. Но и если чипок перейти можно. Граница в основном лесная, нормального прикрытия нет. С той стороны — и наливают, и казино подпольные, и чего только нет. Много фермеров и охотников и просто темных людей туда — сюда шастает. Или тупо — арендовал легкий самолет и полетел на рыбалку или охоту...

* Чрезвычайное положение

Де Мотт, близ Чикаго

Лето 202... года

Северная Каролина давно осталась позади, вместе с ее убогими городишками — и вот, мы подъехали к Де Мотту, городку в южных окрестностях Чикаго, в котором я живу.

Место это сугубо провинциальное, rural, несмотря на близость одного из крупнейших городов США. Бескрайние поля кукурузы, вышки, фермеры с их пикапами. Один из домов мой, это бывшая ферма. Я купил его с землей, но землю сдаю соседу под кукурузу для его скота.

Дом двухэтажный, с огромными пристройками под технику — но не испанского типа, как те что южнее. В нем нет внутреннего двора, а крыша едва ли не вдвое выше самого дома. Метраж тут больше трехсот, но для здешних мест такое нормально, это у нас принято — ютиться. Подъездная дорожка короткая, засыпана гравием и больше ничем. Я не асфальтирую принципиально — чтобы видно было, кто едет...

— Пошли — я бросил машину, прошел в дом. Отпер два замка, а потом еще отключил сигнализацию. Еще одно, что в моем доме есть нетипичного — дверь стальная, ее пинком не выбьешь. Американцы обычно ставят полустеклянные, какие никого не удержат.

Пока ехали, слушал радио, и мне не понравилось, что там передавали.

Если верить сказанному, то русские хакеры вломились в систему управления воздушным движением и саботировали ее. Прежде чем американцы успели взять обратно контроль, произошли две тяжелые аварии. Столкнулись два самолета в Атланте, и потерпел аварию при посадке самолет в Нью-Йорке. Во всех случаях — были человеческие жертвы...

Америка взбесилась. Уже говорили про новое 11 сентября. В США падение самолета стало событием чрезвычайным, не то, что в России. Бизнес отлажен до мелочей, после 9/11 крупных аварий и не было почти, и у американцев в голове сидит, что летать самолетом даже безопаснее, чем путешествовать поездом или машиной. И если происходит такое...

И еще — когда американцы что-то говорят, это не с целью "попугать". Тут вообще принято думать, что говоришь — иначе многомиллионные иски. И если они говорят про новое 9/11...

— Проходи.

Я отключил сигнализацию, откинул диван и достал оттуда автомат Калашникова. Затем прошел к сейфу, открыл его -замок на отпечатке пальцев, плюс секретка — и достал охотничий Ругер. Обычное дело на севере Канады — кто-то револьвером обороняется от медведей, а кто-то и автоматом. Но безоружных в лесу нет, совсем.

— У тебя размер какой?

— Что?

— Шмотье какое носишь, говорю. Надо на тебя костюм подобрать, а то одет как одер. Не поверят, что на охоту едем...

— Там, на улице!

Черт бы все побрал...

Стараясь не светиться в окне, чтобы не было видно снаружи, выглянул — так и есть. Черный Субурбан, типичный для нынешних времен "федеральный автомобиль". Люди в бронежилетах и с винтовками. И точно не управление местного шерифа — я всех там знаю.

Ну, вот, собственно и допрыгались.

В том, что будет дальше, я не сомневался — интернирование как минимум. Времена расслабухи и прав человека тут прошли, сейчас тут наполовину тоталитаризм с государственным контролем населения. А если учесть, что у меня дома гости...

Ну...

Я ведь никогда не верил, в то, что местная жизнь — это навсегда. Это все — не более чем прикрытие, не более чем легенда. Я всегда понимал, что я здесь чужой. Я не родился здесь, я не ходил в здешнюю школу, я не праздновал Хэллоуин и День благодарения с семьей, я не продавал бойскаутское печение и не трахнул свою первую девчонку на заднем сидении отцовского автомобиля, ключи от которого я взял без разрешения. Я не один из них, и в фильме Схватка я всегда болел за Роберта де Ниро, а не за Аля Пачино. И уже это — делает меня по американским меркам немного ненормальным. Здесь ненормально болеть не за полицейских, а за преступников...

— Слушай меня. Я выйду. Ты не высовывайся. Попробую от них избавиться. Если что, автомат заряжен...

Выхожу за дверь. Трое. Все трое с винтовками, но так как я не веду себя агрессивно — они не целятся в меня. А у меня на почтовом ящике нет номера и вообще нет ничего на дороге, на чем было бы написано мое имя...

— Прошу прощения — говорю я так, как сказал бы любой американец и лендлорд. У них на бронежилетах надпись DHS — значит, безопасники. Это типа местного КГБ.

Значит, точно за мной.

— Сэр, вы Джеймс Валле... — говорит один из них, в очках, худощавый. У него в руках планшет, к нему подколоты не документы, а какой-то гроссбух как у налоговиков. Валили бы вы отсюда...

— Нет, извините, вы ошиблись

Отвлеклись. Чистая психология -обычно если у человека спрашивают его имя, он на автомате признает.

И улыбка. Важно улыбаться. Американцы улыбаются

— Простите, как вы сказали, Валле? Это дальше по дороге через два дома...

Заминка. Их привел сюда навигатор, но они не уверены, потому что навигатор бывало, что и врал. И здесь принято верить людям на слово, если нет оснований не верить.

Валили бы вы отсюда...

Времени у меня будет немного. Но будет.

— Сэр, вы позволите осмотреть дом?

— Да, если у вас будет ордер. Или если вы придете с местным шерифом.

Машина у них одна. Пока они ищу шерифа...

Пятьдесят на пятьдесят.

Я видел, я черт возьми, видел как этот очкастый решил для себя — уезжать. И тут один, что стоял справа — приподнял винтовку в "патрульное положение" (ствол на 45 градусов от земли) и резко спросил.

— Сэр, у вас кто-то дома?

Придурок. Придурок долбанный, засветился в окне, поди еще и с Калашом.

— Мой брат. Он только что приехал...

Пистолет уже в руке. Стреляю от бедра, на выхвате. Долго тренировал этот прием — чтобы опередить полицейских. По одной на каждого, времени нет. Трое федералов валятся, не успев ничего предпринять. Приседая за машину — всаживаю еще по одной, прицельно.

Перехватываю винтовку того, очкастого— RRA, федеральный контракт, с автоматическим огнем. Значит, точно Department of homeland security, внутренняя безопасность.

Предохранитель на автомат — понеслась.

Падаю плашмя, укрываясь за своим джипом. Вовремя — водитель выскакивает из Субурбана, но его ноги видны мне, и я не промахиваюсь. Он с криком падает, и получает еще две пули.

Все что ли?

Не поднимаясь, меняю магазин на полный. Все что ли?

Впереди — дорога, блокпосты, оружие и страх попасться, но сейчас — на земле лежат они, а не я. Я выиграл эту драку — один против четырех.

Поднимаюсь... и тут мне в спину попадает пуля... потом еще одна. Так и не успев ничего понять, и испытав почему-то не боль, а обиду от нечестно сыгранной со мной игры — я проваливаюсь в темноту...

Хотя когда я сам играл честно?

Ближнее Подмосковье

20 февраля 1985 года

Сознание вернулось как то сразу — я будто проснулся от дурного сна. Разом открыл глаза и вскочил с постели, тяжело дыша.

Стоп. С какой постели?

Огляделся. Ни хрена не понимаю — куда я попал.

Мысли надо сказать скверные — я хорошо помнил, что я сделал. В Америке за это вышка гарантированно. И все же

Где я?

Комната. Довольно большая, отделанная деревом.

Ковер на стене!

В США никто не повесит ковер на стену, там это не принято.

Кроме меня — никого рядом нет.

Надо посмотреть, что на сотовом.

Короткие поиски — привели к мысли, что сотового нет. Но есть очки, которые я никогда не носил.

В процессе поисков я набрел на документы — партийный билет и удостоверение депутата Верховного совета СССР. Открыл

Это что за...

Начал как дурак щупать себя, попутно думая — что могло со мной произойти такого, чтобы я начал спать в похожем на женский халате. Тело было не мое. Лицо было не мое. Совсем не мое — а чье тогда?

Шарахаясь, начал искать ванную комнату. Какого хрена здесь нет ванной комнаты* что это вообще за издевательство такое?! Ванную комнату я так и не нашел, но нашел зеркало... та-та-та-там... финальный аккорд. Из зеркала — на меня пялилось смутно знакомое лицо... и это было не мое лицо. А лицо того, чье имя написано в том долбаном удостоверении, будь оно неладно.

Горбачев Михаил Сергеевич. Депутат Верховного совета СССР какого то там созыва.

Приехали...

Итак, что мы имеем с гуся...

А имеем с гуся мы то, что я думал, что это все бред сивой кобылы, попаданчество, и все такое. И вот тебе — попал! И в КОГО!!!

В кого, б...

Мелькнула мысль — да меня все ненавидеть будут, как Федю Смолова после того не забитого. А мне это надо вообще? А? Я это просил?!

Горбачев Михаил Сергеевич. Последний советский генсек. Автор крупнейшей геополитической катастрофы двадцатого века.

И если это теперь я — то я не хочу "этим" быть. Пошло все к черту!

Как известно, согласно модели Кюблера-Росса, принятие смерти можно разделить на пять стадий — отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. В моем случае — все их я проскочил менее чем за секунду, но появилась никем не предусмотренная шестая — воскрешение. А я этого не просил. И я далеко не Иисус. Уж точно — не заслужил своей предыдущей жизнью...

Пришел в себя (кстати, интересное словосочетание в смысле моих злоключений — пришел в себя) я примерно через полчаса. Все стадии модели Кюблера-Росса удалось уложить в те же полчаса — экспромтом. Время по часам сверил — как оказалось, МС носил обычную советскую "Ракету-Ноль", даже не позолоченную. Скромный, однако...

К счастью, меня пока никто не теребил, и время подумать, прикинуть, что делать дальше у меня было.

Назад никак. Ни разу не читал, что попаданец вернулся назад. Значит и мне не грозит. Успокойся, и попробуй это принять. Потом иди дальше.

Что в плюсах. В плюсах — я либо генсек, либо вот-вот им стану. Надо кстати, по календарю проверить — гикнулся товарищ Черненко или... дышит еще. Насколько я знаю тот период времени — мое избрание практически безальтернативно, и не потому что мне ворожит ЦРУ или МИ-6 или кого-то там в Вашингтоне задержали. Просто альтернатив нету, геронтократия брежневского призыва повыдохлась. Пленум ЦК не даст снова протащить в генеральные секретари старика, чтобы тот через год — два умер. Все понимают, что стране нужно ускорение, и старая гвардия его не придаст. Никаких новых мыслей у них нет. А я кандидат, устраивающий всех... из провинции, практически без команды — значит, много мест на самом верху освободится, двинутся изрядно заржавевшие карьерные лифты. Если избрать что Романова, что Гришина — у них своя давно наработанная команда, ловить там нечего.

В плюсах то, что у меня есть какой-никакой жизненный и управленческий опыт, но самое главное — я могу делать реформы, потому что я своими глазами видел, своими руками щупал, и своими карманами ловил деньги в системе капитализма. Я знаю про другую систему если не все — то многое. Это огромный плюс, в СССР с моими знаниями мне можно давать доктора по экономике без защиты. Одна из причин того что реформы с треском провалились — было как раз то, что реформаторы не имели целостного знания о той системе, которую они строят. Даже если предположить, что Горбачев сознательно ломал систему социализма чтобы вернуться к капитализму — а знал ли он вообще что такое капитализм? Мог ли он что-то знать, если весь его опыт исчерпывался несколькими зарубежными поездками. Помните, как во время визита в США он с восторгом юного дебила расспрашивал Рейгана о том, сколько тут стоят дома и как их покупают и продают? Он ничего не знал про капитализм — и в том то была проблема. Нельзя строить то сам не знаю что. Советники Горбачева тоже ничего не знают — они жили при социализме, квартиры получали, а отоваривались в распределителях — откуда им что-то знать? А я знаю.

Еще в плюсах — у меня неразваленная сверхдержава. Не знаю, плюс это или минус, потому что сверхдержава — означает кучу нахлебников на шее. Цена на нефть уже рухнула, остатки валютных резервов совершенно бездарно потрачены на помощь братской Польше, которая нас ненавидит. В разгаре Холодная война.

Небольшой плюсик — это мое послезнание о том, что Звездные войны — это великий блеф и его не стоит бояться. Технологии, способные защитить от массированного ответно-встречного удара не появятся и через сорок лет, можно будет защищаться только от одиночных пусков. Но это не сильно поможет — вопреки общераспространенному мнению, военные расходы, а равно как и страх перед Звездными войнами сыграли лишь небольшую роль в решении идти на новую разрядку и договоренности с Рейганом. Главным было понимание того, что страна в застое, экономика тормозит и без получения новых технологий — уже в девяностые грянет полномасштабный кризис, усугубленный уже неоспоримым стратегическим отставанием. А технологии можно было получить только с Запада. Врагу никто не даст ни инвестиций, ни технологий.

Ну и мое послезнание, основанное на том, что произошло и понимании, почему это произошло. Я даже книгу об этом написал — так, на досуге.

Все остальное — минусы.

Сгнившее, полностью разложившееся население страны. Это потом все это благополучно забыли и советские времена стали казаться этаким временем без забот, без проблем, без кредитов которые надо погашать. Добавлю от себя — без мяса, без нормальной одежды, без нормального жилья и еще много чего "без". Хронический дефицит всего и вся, очереди и распределительная система, при которой нельзя просто прийти и купить за деньги — породила неведомый доселе человеческий тип homo soveticus. Говорим одно, думаем другое, делаем третье, ты начальник я дурак, на работе ты не гость, унеси хотя бы гвоздь — и так далее. Советские учреждения превратились в рассадники интриг, по сравнению с которыми Венеция отдыхает, советские торговые базы превратились в рассадники воровства, советский комсомол — в рассадник цинизма и бессовестности. Никто уже ни во что не верит, но ради финских сапогов готовы мать родную продать. Потом, уже в девяностые, кто уедет, кто погибнет, кто сломается. Но это все — это не с неба упало, и не было такого что "ни за что". Это мы сотворили сами с собой и в каждом эпизоде виноваты.

Советский человек сейчас — в реальности, не в мечтах — это либо угрюмый крот — подкаблучник, прячущийся от жены на гаражах, если есть, или на дворе, бухающий все от одеколона до тормозухи, ворующий на работе и из него мужик как из г...а пуля. Или жирная озверевшая бабища, прущая напролом в очереди, готовая убить за кило мяса с костями или за свое дитятко-хулигана. Вот что такое советский человек. Озверевший от недостатка всего, забывший про совесть, трамвайный хам и алкоголик.

Ну или интеллигент с фигой в кармане, тихо пьющий на кухне, читающий самиздат, делающий вид что работает, и знающий что так нельзя, а как — ни хрена не знающий.

Полностью неадекватная ситуации система власти — и конституция, которой можно простите подтереться. Да еще и с "минами" в виде права свободного выхода любой республики, которое можно реализовать... простым большинством голосов Верховного совета. Потом спохватятся, примут закон, с множеством рогаток — но будет уже поздно.

Система власти — набор говорилен, но я, по крайней мере, знаю, что делать. В восемьдесят пятом здесь, на даче будет обсуждаться два варианта реформы политической системы. Один предложит Яковлев, бывший посол в Канаде — тупо скопировать американскую систему. Избираемый президент, Верховный совет, двухпартийная система — потом это все урывками появлялось. Второй вариант реформы — предложит ни кто иной, как Анатолий Лукьянов, тот самый "плачущий большевик". Именно он предложит смертельную комбинацию — усиление роли советов (говорилен) сверху донизу, и на самом верху пирамиды — громадный Съезд народных депутатов СССР, численностью в 2250 человек, избираемых соответственно: 750 человек от территориальных округов (то есть как сейчас... тьфу, как будет потом), 750 от национально-территориальных, и 750 от общественных организаций — то есть вообще келейно. Этот орган должен был избирать Верховный совет СССР, действующий на постоянной основе — идея была в том, что каждый депутат сможет за свою каденцию и в Верховном совете поработать, и основное время — с избирателями на местах. То есть система была рассчитана на непрофессиональных политиков. МС принял тогда сторону Лукьянова, и это было страшной ошибкой. Время, когда было можно спокойно избраться президентом СССР, было упущено, а вместо реформ — МС был вынужден больше года укрощать адскую депутатскую говорильню, куда по квотам от общественных организаций проникли такие уникумы как Афанасьев. Потом он признал свою неправоту, бросил Съезд на его создателя — Лукьянова, и начал реализовывать идеи Яковлева. Но на всенародные выборы президента СССР уже не пошел, избрался от Верховного совета (в качестве исключения) — и это была уже агония МС как политика. Так не делается.

Так что надо сразу принимать программу Яковлева и избираться президентом СССР в 1985— максимум в 1986 году. И избираться, скорее всего, надо от социал-демократической партии, от реформистов. Таким образом, надо как можно быстрее избавиться от Политбюро, которое может снять генсека в любой момент, и приобрести собственную, не зависящую от "товарищей" легитимность.

Однако, проблем хватает и без этого. Партия не выполняет той роли, которую собственно должна выполнять — прокладывает путь, определяет цели и мотивирует людей. Часть первых секретарей стали чистыми хозяйственниками, и их лучше сделать кем-то вроде губернаторов, сняв с ним всю идеологическую нагрузку. Часть тайно или явно фрондирует. Во власть с одной стороны проникают шестидесятники — шестидерасты, как их потом назовут. С другой стороны — у власти прямо сейчас -сталинисты. Сейчас, при Черненко — за идеологию фактически отвечает академик Ричард Косолапов, редактор журнала Коммунист, у него в кабинете телефон прямой связи с Черненко, минуя вертушку. Он матерый сталинец, как и помощник Черненко Вадим Печенев. Только тяжелая болезнь Черненко сдерживает их вариант "реформ".

А так — КПСС это все что угодно, но только не политическая партия. Это и карьерный лифт для самых наглых и бессовестных. И инструмент расправы — угроза положить партбилет на стол еще как то сдерживает миллионы мужиков. И севшая на страну банда, где все "по понятиям" — потом они разбредутся по обслуге олигархов.

Внешняя политика — это ад адский. На бумаге у нас полмира в союзниках, но по факту... частично это просто нахлебники, которых мы финансируем, частично — циничные юзеры, торгующие своей благосклонностью в обмен на поставки ресурсов по внутренним ценам. Когда вся Западная Европа мерзла в тисках нефтяного кризиса 1973 года, когда люди отапливали только одну квартиру в доме и стояли в очереди на заправках, Восточная Европа была в шоколаде, там был экономический рост. За счет нефти и газа, который мы гнали им по внутренним ценам. По сути СССР проморгал величайшую возможность — заменить поставки ближневосточной нефти поставками своей и получить за это валюту, да еще и поставить по высокой цене. От нефтяного бума — а цена тогда взлетела в четыре раза— мы ничего не получили. И долгами бывшие соцстраны не опутали — поставляли по тем ценам, как и было.

Потом они нас предадут.

Во внешней политике полный бардак, нет внешнеполитической доктрины, вообще не сформулировано, в чем заключаются интересы СССР во внешнем мире. Отношения с внешним миром разделены между тремя ведомствами. МИД занимается капиталистическими странами и странами неприсоединения, социалистическими занимается международный отдел ЦК КПСС. То есть не профессиональные дипломаты, а партийцы. Это нездоровое разделение сохранится и в новой России— странами бывшего СССР будет заниматься Администрация Президента, не МИД. И именно на этом направлении нас постигнут тяжелые провалы, включая самый тяжелый — Украину. Но и сейчас на совести международного отдела — Ирак, Иран, Афганистан, Польша, Южный Йемен, война между Сомали и Эфиопией, Венгрия в 56-м, Чехословакия в 68-м. Но никто никаких выводов не делает — отсутствие профессиональной дипломатии, подмена ее партийным эрзацем резко увеличивает шанс утраты контроля над ситуацией и развитием кризиса с тяжелыми долгоиграющими последствиями. Что еще хуже, послами часто назначают людей, от которых хотят избавиться здесь — то есть не лучших а худших. Ну и министерство внешней торговли. Еще один рассадник...

Ладно, не будем.

Национальная политика. Тут пока вроде как тишь да гладь, но в целом проблем полно, единственное преимущество — я эти проблемы знаю поименно. С персоналиями как то разберемся поодиночке, Назарбаева например надо поднимать в Москву, как и Алиева — а вот Кравчука как бы и не валить. Потому что толку от бывшего секретаря ЦК КПУ по идеологии на хозяйстве не будет, он профессиональный лжец и демагог. Ни единого дня он не проработал на производстве, ничего не сделал своими руками — только врал и врал и врал. Но как бы не решай проблемы тех или иных личностей, остается главное — по сути, внутри СССР сформировались нации. Сформировались они уродливо, в ходе борьбы за перераспределение бюджетных потоков, а не рынков, и вместо нормальных национальных элит — там чиновные кланы. Но свои интересы они блюдут почище капиталистов и готовы предать в любой момент, как только это покажется выгодным. А население тупое и оболваненное, им скажи, что москали съели наше сало — они и поверили, болезные. Им и в голову не приходит, что москали для их сала — это рынок, и чем больше рынков — для их сала, их автомобилей, их самолетов, их турбин, их кораблей — тем они богаче. Но они этого не понимают. Они думают, что москали, съев их сало — их обделили, а на самом деле — они обогатили, потому что купили. Но здесь никто так не думает, это потом, когда начнут останавливаться заводы...

Если я хочу перебить влияние национально-романтических и одновременно чиновно-клептократических элит, мне надо вбить в мозг каждому или, по крайней мере, большинству, что СССР — это единый, большой рынок. И у СССР есть внешние рынки. И если мы начнем делиться — мы потеряем этот рынок, эти рынки и угробим промышленность. Во всем мире снимают границы — а мы их ставим. Но для этого надо чтобы именно большинство людей — это поняло, и прочувствовало ж... как говорится. Камлания про дружбу народов уже не работают, они просто раздражают.

Ну и на сладкое — военные. Конфликт в Афганистане — но мы зачем то клепаем ускоренным порядком танки вместо того чтобы развивать спецназ. Десантники на самолетах, которые собьют при любом более — менее серьезном конфликте. Флот, в котором стремятся по тоннажу догнать и перегнать, но в котором нет ни одного приличного авианосца — да и неприличного тоже. И постоянное требование денег — дай, дай, дай.

Вот в принципе — всё как есть. Всё с чем придется иметь мне дело. Можно сразу — вешаться, да как то не комильфо это. Ведь для чего-то меня сюда сунули, так? И отказаться от этого...

Конечно, у меня есть преимущества. Я знаю, например про Чернобыль. Там всего то — надрать хвоста, чтобы не смели, мать твою, проводить хоть какие-то эксперименты на работающем, б... реакторе! Что реактор мать твою — не научный прибор для опытов, е...ть. Да даже просто продавить своей властью решение по повышению безопасности, в частности — все системы безопасности на реакторах переделать на неотключаемые. Казалось бы всего ничего — а пользы! Огромные деньги сохранятся, сколько людей останется живо и на своих местах, такая трагедия предотвратится. И более того — продолжится строительство атомных реакторов, а это большое подспорье для экономики.

С Арменией будет посложнее — там все равно какие-то жертвы будут. Но что-то можно придумать — подкинуть например пару дохлых кошек, объявить карантин по чуме или оспе и провести эвакуацию. Разрушения будут массовые, но хоть людей в основном спасти.

Но в целом... страна гнилая. Очень. Это все косметика, не более...

Задумался и вдруг понял — а почему я так мрачно на все смотрю. Ведь все не так плохо.

Наряду со страшной позднесоветской биомассой — в СССР полно и нормальных, более того — отличных людей. Здесь есть офицеры, которые служат за идею и такие же врачи. Здесь есть куча изобретателей, которым не дают развернуться. Здесь еще сохранилась та когорта великих директоров, которые небо и землю местами поменяют, если им такое задание дать. И многие воспитали учеников. Здесь куча людей, которые в будущем станут великими бизнесменами — могут и тут стать, если правильные стимулы сделать. Есть отличные хозяйственники — тот же Ельцин. В Москву его, наверное, рано пока, но он на своем месте результатов немалых добивается — хозяин области с ВВП как у иной союзной республики. И работяги тоже есть неплохие и немало — народ учить с нуля не надо, как в Китае, руки все же есть кому приложить. На селе есть колхозы-миллионеры, есть сильные председатели, секретари райкомов, есть села которые стали маленькими городками, в которых уже по два — три предприятия местной промышленности, своя пекарня, кирпичный заводик или чего. Если развязать руки, дать самостоятельность — они многого добьются. В Китае многие гиганты выросли как раз из таких сельских заводиков. Но главное — на селе нет той разрухи, которая осталась после девяностых, с заросшими полями и пьяным мужичьем. Людям не все равно, люди не сломлены.

У нас нет резервов, это да — но мы и кредитов не успели нахватать. СССР по-прежнему считается первоклассным заемщиком. У нас сделаны громадные вложения в инфраструктуру и не порваны связи. Не успел раскрутиться маховик инфляции и в рубль пока верят. У нас все еще есть потенциально огромные рынки. Но главное — Китай еще не раскрутился. Место мировой фабрики свободно. Если мы вовремя начнем правильные реформы — то успеем частично занять место Китая. Романов, кажется уже выходил с идеей сделать Ленинградскую область союзной республикой — а там не это надо делать, там надо свободную экономическую зону. И в Калининграде тоже. И в прибалтийских республиках. Берег Балтики идеальное место — так мы получаем быстрый доступ к крупнейшим рынкам Европы — Скандинавия, Германия, Франция, Великобритания. Пошитая в Ленинграде или Риге вещь — может на вторые сутки уже оказаться в порту Гамбурга, на третий в магазине Берлина или Мюнхена, о такой логистике Китаю только мечтать. На Дальнем Востоке еще одну зону — на США и Японию.

Но надо работать. Много работать. И главное — правильно работать. Когда мерилом работы служит усталость — это нехорошо.

И тут в голове прозвучал голос

— Ты кто такой? Ты как сюда вошел вообще?

Я нервно оглянулся. Никого

— Ты как сюда вошел вообще?

— Сам не знаю. А ты кто такой?

— Я Горбачев Михаил Сергеевич, член Политбюро!

— А я... ну неважно, в общем.

— Ты как здесь оказался? Уходи отсюда!

— И рад бы, да не знаю, как.

— Что значит, не знаю как? Охрана! Вадим!

— Не ори. Все равно никто не услышит. Ты лучше мне скажи, зачем ты гад страну развалил, а?

— Что это значит? Ты как смеешь так со мной разговаривать?!

— А как еще с тобой разговаривать? Из-за тебя СССР развалился!

— Как это понять?! Что значит, СССР развалился?! Не бывать такому!

— Может, если бы ты болтал поменьше и не бывать. А так - бывать. В девяносто первом СССР развалился.

— Это в тринадцатой пятилетке?

— Да не было никакой пятилетки. Просто страны не стало, и все.

— Война случилась?

— Да какая война. Ты случился, краснобай. Ну и еще несколько товарищей.

— Каких товарищей?

— Ельцин. Кравчук.

— Погоди. Ельцин — первый секретарь в Свердловске? А Кравчук... погоди, это же секретарь украинского ЦК.

— Хорошая у тебя память.

— И они страну развалили?!

— Ага. И ты тоже.

— Так их надо...

— Их надо... тебя в первую очередь надо.

— Погоди... а откуда ты это знаешь? Ты провокатор?! Партийных товарищей очерняешь.

— Нужны вы мне — очернять. Жил я, видел.

— Как жил?!

— Ну сначала плохо. Потом получше. Как в Америку переехал, совсем стало хорошо.

— Так ты американец...

— Какой я американец. Русский я. Просто переехал.

— Как переехал? Ты что — невозвращенец?

— Какой невозвращенец. Слушай, иди нахрен, а? Задолбал. Ты знаешь, как я сюда попал?

...

— Война там, похоже, началась. Третья мировая.

Заснуть нормально так и не удалось. Я лежал, закрыв глаза и думал. Все время возвращался к одному и тому же вопросу — непройденный цикл Кюблера-Росса давал о себе знать.

За что?

Почему — понятно. Там, похоже, война начнется вот-вот. Как то подкралась, когда никто не ждал... эти типы из DHS — они не конкретно за мной, они по списку работали. Тот гроссбух — список, там не один я. Значит, началось массовое интернирование...

А значит — война.

Я прожил в Америке достаточно долго, чтобы понять — да, могут. Могут напасть. Они от англичан переняли дурную привычку — без предупреждения бить в челюсть. И у нас проблема лидерства. Они лидеры, а мы на это х... забили.

Вот мы, русские — не напали бы. Мы можем делать гадости, мы можем угрожать и давить. Но Россия очень редко на кого-то сама нападала. А вот США нападают постоянно. Нам для такого поведения никогда не хватало уверенности в своем праве. А у них ее в избытке.

Хотите пример? Афган. Когда США ушли оттуда — двадцать лет спустя, потратив триллион долларов — ведь никто не покаялся. Мы уходили из Афганистана с четким пониманием того что мы были не правы. А американцы и сейчас считают, что они были правы. Это афганцы были неправы, что убивали их.

Почему я?

Неужели нет никого другого?

То что произошло в том мире, откуда я... короче, это еще не произошло здесь. Но сам факт того что я тут появился — говорит о том, что почему то именно мне тот кто свыше — доверил исправлять напоротые ошибки.

А с Ним — не спорят.

А потом — я вспомнил притчу.

Одному человеку казалось, что он живёт очень тяжело. И пошёл он однажды к Богу, рассказал о своих несчастьях и попросил у него:

— Можно, я выберу себе иной крест?

Посмотрел Бог на человека с улыбкой, завёл его в хранилище, где были кресты, и говорит:

— Выбирай.

Зашёл человек в хранилище, посмотрел и удивился: "Каких только здесь нет крестов — и маленькие, и большие, и средние, и тяжёлые, и лёгкие". Долго ходил человек по хранилищу, выискивая самый малый и лёгкий крест, и, наконец, нашёл маленький-маленький, лёгонький-лёгонький крестик, подошёл к Богу и говорит:

— Боже, можно мне взять этот?

— Можно, — ответил Бог. — Это твой собственный и есть.

К утру — я не выспался, но по крайней мере был в определенном ладу сам с собой и уже намечал, что делать.

К счастью — в доме почему-то не было Раисы Максимовны. Не уверен, что я смогу этот пережить, да и Раиса Максимовна может оказаться человеком наблюдательным. Хотя чего тут...

Еще раз подошел, посмотрел в зеркало. Да... бей жида политрука, морда просит кирпича. За что мне все это?

Спустился вниз, по пути наткнулся на дежурного офицера девятки. Тот встревожился.

— Михаил Сергеевич. Вам плохо?

— Завтрак готов? — спросил я чтобы хоть что-то спросить

Офицер замялся. Я посмотрел на часы — господи, пяти еще нету.

Угораздило же меня.

— Кофе сварите — буркнул я — я у себя

Конечно, домик тут... у меня в США лучше был. Хотя на дворе всего лишь восьмидесятые, середина, но все же...

Вот мне интересно. Зачем он и народ в черном теле держали и сами...

— Мы скромные люди... коммунисты.

— Мы. Николай Второй...

— Что?!

— За себя говори, скромник. Ты знаешь, что в магазинах ни мяса, ни рыбы, ни товаром нормальных — ничего нет

— Это ложь! Ты что, Радио Свобода наслушался?

— Не веришь, сам иди и посмотри, пропагандист. Знаешь, что такое — зеленое, длинное и колбасой пахнет

— Антисоветчик!

— Я реалист. Вы, коммунисты — забыли про то, что людям иногда и кушать надо. И не картошку, а иногда и фрукты. И обувь с одеждой нужны, да не один костюм на сезон

— Обрастание имуществом!

— Опять лозунги. Сам то ты...

— У меня ничего своего нет!

— В том то и проблема, Михал Сергеич. В том то и проблема. Знаешь, как мне один умный человек сказал?

...

— Прежде чем доверить кому-то свои деньги, спроси, а как у него со своими. Если у него со своими никак — значит и у тебя скоро тоже будет. Никак.

Рабочий день — в СССР кто не работает, тот не ест. Пора и на работу.

Подали машину. Мне как члену Политбюро полагалась не Чайка, а ЗИЛ. Правда, небронированный.

С интересом огляделся. Береза карельская, кожа. Но садиться неудобно, мотор слышно даже через звукоизоляцию. Не Мерседес, в общем.

Ладно, у других и этого нету. Главное сейчас вести себя тише воды ниже травы — я уже сказал старшему смены прикрепленных, что у меня голова раскалывается и спал плохо — он понимающе покивал, водитель поделился аспирином. Какие-то косяки можно списать на головную боль и недосып, но не все. Пока надо быть предельно аккуратным — к счастью актерствовать в чужой стране меня научили хорошо.

— И что ты делать собираешься?

— Пока по обстановке посмотрю. Предложения есть?

— Убирайся из...

— Откуда? Из твоей головы? Ты понимаешь, что если кт-то узнает, что в одной голове нас двое, наше бренное тело запрут в психушку. И не стать тебе... то есть нам Генеральным секретарем...

...

— Что притих?

— Каким Генеральным секретарем?

— Советского союза. Черненко недолго осталось. Следующий ты. То есть я. Получается, мы двое.

— А Романов? Громыко?

— Обломаются. С Громыко ты договоришься — на Председателя Президиума Верховного совета. Он тебя и поддержит на Политбюро.

— Михаил Сергеевич...

...

— Может врача вызвать? Вы бледный совсем

— Не надо врача. Пройдет.

Но все равно — думаю, вызовут.

— Так ты говоришь, я Генеральным стану. Это хорошо. А ты не испортишь все?

— Постараюсь не испортить. Ты подскажи, что и как если что.

— Если генсеком стану... станем.

— Ничего хорошего не будет.

— Почему?

— Страна в ж...

— Э... вот это не надо. Конечно, есть отдельные недостатки, но...

— Отдельные недостатки сливаются в общую неприглядную картину. Сколько у тебя сейчас ЗВР?

— Не понял

— Золото-валютные резервы какие сейчас.

— Золото... ну надо посчитать, запросить справку в госбанке.

— Ты покупаешь зерно для производства хлеба за золото и валюту. Кормите главного противника и это при том, что СССР владеет четвертью мирового чернозема. И это отдельный недостаток? Ты собрался стать генсеком, но не знаешь, какие у тебя ЗВР, как ты завтра будешь расплачиваться по внешнеторговым контрактам.

— Ты так со мной не разговаривай!

— Отстань. Надо подумать. У меня голова по-настоящему заболела. От тебя. От вас от всех.

Перед ЗИЛом раскатили "зеленую волну", едем с ветерком, хотя и без "крякалок". Я с любопытством смотрю на проносящуюся за окном Москву. Пустые дороги — машин и так не очень много. Нет никакой рекламы, только кое-где Аэрофлот и еще что-то. Народ весь одет довольно примитивно и давится по автобусам-скотовозам (ЛИАЗ-677). Квартиру в центре Москвы с радостью сменяют на иномарку.

Довели страну коммунисты...

— Да как ты смеешь!

— Ты еще скажи, щенок. Козел ты безрогий.

— Ты и есть щенок!

— Я не щенок. Я в США приехал, когда мне за сороковник было. И успеха я там добился. Жил в собственном доме, без ипотеки. Дела какие-никакие делал. А ты чего добился? Ты же с юности на государственном коште. Ты ни одного живого дела не возглавлял, ты все бла-бла-бла. Сначала в комсомоле. Потом во главе области. Ты хоть что-то своими руками сделал, хоть что то? Хоть чего -то добился сам, чужие заслуги не приписывая. Нет? Ну, так и заткнись. Пристрелить бы тебя, да не выйдет. Одна у нас голова теперь похоже — на двоих. А так пристрелил бы.

* В США обязательно к каждой спальне пристроена ванная комната, пусть даже небольшая. Без этого дом не продать.

Москва, Кремль

20 февраля 1985 года

Кабинет я нашел с трудом. Свернул не туда, но охранник поправил. Он всерьез забеспокоился, так что врача не избежать.

Кабинет... ну скажем так, в США это уровень руководителя среднего звена. На сиене портрет Ленина, причем люди с политическим весом заказывали себе необычные, в одном экземпляре нарисованные портреты — тут же он стандартный, какой в школе висит.

— Не любишь Ленина Михаил Сергеевич?

— Да как ты смеешь, мальчишка!

— Ладно, молчу.

Мебель примитивная. Дерево, тяжелая, суровый канцелярский дизайн. В США такую раньше делали в федеральных тюрьмах. К счастью нет двух примет типичного советского начальственного кабинета. Дверь ради утепления не обита войлоком под слоем кожи молодого дермантина и с фигурными шляпками гвоздей, и на стене нет обязательной карты во всю стену. Но и компьютера нет. Вот как я должен работать, товарищи, если нет компьютера?

Задумался, вспоминая. В принципе, я это время почти уже не застал — когда я повзрослел, компьютеры уже были, правда, их большей частью использовали как печатные машинки, потому что не было интернета. Точнее, он был, но стоил очень дорого, да и там мало чего тогда было. Тогда ни Амазона, ни Алиэкспресса, ни соцсетей не было, большинство фирм не имели там своих сайтов, не говоря о том, чтобы что-то продавать в интернете. Это сейчас — по сути, любой товар, какой только есть — можно купить в любом уголке свободного мира...

— То-то проблему создал, Тебе сейчас принесут расписание на день и бумаги на подпись. Бумаги подпишешь. А дальше по расписанию.

— Ясно, спасибо. А если мне, к примеру, информация будет нужна?

— Какая информация?

— Ну, скажем, размер ЗВР.

— Вызовешь помощника, закажешь справку.

— И когда она будет, справка?

— Когда как бывает. Но ЗВР тебе вряд ли дадут, это секретная информация

— Как секретная? А как вы с инвесторами разговариваете? Как они принимают решения об инвестициях, если не знают даже базовых макроэкономических параметров...

— С кем разговаривать?

— Ясно...

— Михаил Сергеевич...

В проеме двери показался прикрепленный, за ним женщина в белом халате с чемоданчиком. Ясно, охрана забеспокоилась и позвала врача...

Медосмотр ничего серьезного не выявил, за исключением повышенного давления. Я попросил аспирина и мне дали — немецкого, баеровского...

— Слушай, а какой у тебя функционал вообще?

— Что?

— Зона ответственности. Работа какая короче? Что надо делать?

— Ну, есть работа по линии Верховного совета. Там я председатель комиссии законодательных предложений...

— Ясно, и что делать?

— Там надо рассматривать поступающие законопроекты. Но там юристы в основном рассматривают, к каждому законопроекту приложена справка. Ты просто подписываешь, и бумага уходит дальше.

— Как так — просто подписываю? Так можно так наподписывать...

— Взялся ты на мою голову... юристы опытные, ничего такого не пропустят. Ты просто санкционируешь внесение законопроекта в Верховный совет от имени партии.

— Ну, допустим. А еще чего?

— Еще рабочая группа по подготовке экономической реформы. Там надо собираться. Но не каждый день. Там опытные товарищи, Рыжков и Долгих. Рыжков заведует экономическим отделом, он всю работу тащит.

— А вы собираетесь, и чего?

— Рассматриваем полученные результаты.

— Ты можешь кратко сказать, до чего сейчас дошли. Чтобы я дураком не выглядел.

— Ну, если кратко... еще при товарище Брежневе был проведен экономический эксперимент по внедрению расширенного хозрасчета. Сейчас ведется подготовка по его внедрению уже в масштабах всех экономики. Ну и рассматриваются варианты рабочего самоуправления.

— Рабочего самоуправления?!

— Ну, да.

— А это как, прости?

— Это больше полномочий Совету трудового коллектива. Сейчас вообще решается вопрос о том, чтобы и директора избирать на собрании трудового коллектива. Некоторые товарищи считают это преждевременным, но...

— Слушай. А директор — он вообще кто?

— Как кто?

— Ну, так? Он чьи интересы защищает на предприятии?

— Какие интересы?

— Кто собственник предприятия?

— Социалистического? Советский народ.

— Ф-ф-ф...

— Ты чего?

— Да голова опять разболелась. Народ не может быть собственником чего-то, народ это мнимая категория.

— Как так мнимая!

— Дослушай. Собственник — это тот, кто имеет право определять судьбу находящейся у него в собственности вещи. В данном случае, кто конкретно распоряжается предприятием? Кто решает — дать денег или не дать, или вообще закрыть?

— Министерство тогда... наверное. Для местной промышленности — обком или райком, смотря по принадлежности.

— То-то и оно. Директор на предприятии — в первую очередь должен проводить в жизнь те цели и задачи, которые поставит перед ним собственник. Если контроль со стороны собственника ослаблен или отсутствует — директор превращается в квази-собственника и распоряжается чужой собственностью как своей.

— Это Ленин говорил! В сегодняшних условиях остро стоит вопрос перерождения директоров, управляющих госпредприятий в буржуйчиков и защиты интересов трудящихся от их нанимателей...

— Ленин много чего говорил. Но не суть. Если ты делаешь должность директора выборной — значит, квази-собственником становится трудовой коллектив, а директор будет вынужден работать на него. Точнее, он будет работать на себя.

— Почему? Будет больше ответственности за результат... на себя же работаешь.

— Не будет. Тут появляется постоянный конфликт, Ты выбираешь директора на собрании. Но контролировать его ты не сможешь, потому что ты работник этого предприятия и директор может тебя уволить, если будешь задавать неудобные вопросы.

— Как уволить? А Совет трудового коллектива? Партком? Профком?

— С ними директор договорится. Понимаешь, ты своими действиями создаешь взаимозависимость директора и трудового коллектива. И одновременно — ты размыкаешь связь между министерством и предприятием. Если директор избран и его снять нельзя — значит, ему и подчиняться смысла нету.

— Как то ты неправильно говоришь.

— Я говорю как есть. Директору будет выгодно коррумпировать, по крайней мере, лидеров трудового коллектива — СТК, профком, профсоюз, самых активных и авторитетных рабочих. Он это и сделает — квартиру по очереди, кому машину, кому просто кусок мяса со столовой. И понятно, в первую очередь он про себя не забудет. Будет воровать, тем более что министерство ему теперь не указ.

— Как воровать? У рабочих?

— Наивный ты человек. Что, рабочие это видеть будут? А если и будут — пойдут против директора? На такое мало кто решится. Директор кого уволит, кого запугает, кого купит. А так как денег на все на это надо будет откуда-то взять — он будет повышать цены на производимую продукцию. Так начнется инфляция, а вы в течение года вообще потеряете контроль над экономикой.

— Не верю я во все в это. Неужели народ это допустит?

— Оставь в покое народ. Народ мечтает о прибавке в тридцать рублей. И о джинсах на прилавке. Личный интерес всегда будет сильнее общественного. И дон кихоты тут не родятся — климат не тот.

— Это ты злобствуешь, потому что в Америку уехал.

— Я не злобствую. Я просто не верю в сказки. Еще там что?

— Сам разбирайся!

— Ну, вот. Обиделся. Я добра хочу. Тебе и стране. Вы идете наобум. И напролом. А я все видел. И то, что получилось в итоге здесь. И то, как надо. Вместе мы сможем, по крайней мере, ошибок избежать. И научиться чему то вы сможете. Вот что такое инвестор. Ты не знаешь, Михаил Сергеевич, и никто тут не знает. А это между прочим одно из базовых понятий современной экономики. Хотите в болото идти? Или выбираться из него?

...

— Ну что, мир?

Пришла секретарша принесла расписание на день, там к счастью ничего такого не было. Подумал — надо менять, хорошая секретарша знает начальника лучше чем мужа — жена.

Как оказалось, помимо партийной нагрузки — я совмещал две должности. Председатель комиссии Верховного совета по подготовке законодательных предложений, и председатель рабочей группы по подготовке экономической реформы. В последней кроме меня было еще двое — Рыжков, завотдела ЦК по экономике (кстати, до него такого отдела в ЦК не было, совсем, то есть экономикой никто не занимался) и Долгих, бывший директор Норникеля. Оба матерые практики, крупные директора, оба сейчас секретари ЦК. Проблема в том, что в экономической реформе оба разбираются не больше чем дикарь во французской кухне.

У обоих в общем то набор идей сводится к тому чтобы дать социалистическому предприятию больше самостоятельности. То есть разрешить на экспорт выходить, часть выручки валютной оставлять, больше свободы в перераспределении фондов. Оба в общем то понимают природу хронического дефицита, но идеи скудные. Рыжков предлагает вернуться к сталинской практике артелей и кооперативов, не предполагая, что это приведет к резкой дестабилизации экономики в целом, а кооперативы превратятся и в инструменты обнала и в источник социальной напряженности. Большинство кооперативов будет торгово-сбытовыми а не производственными, а те что производственные — чаще всего цех госпредприятия, рубающий бабло.

Главное, чего они не понимают — в стране нет ИНСТИТУТОВ. Свобода, данная без институтов — обернется хаосом и бардаком. Неизбежно!

В стране нет нормальной налоговой системы. Вообще. То есть, бюджет живет за счет эмиссии, доходов от водки, внешней торговли и того что наработают предприятия — в конце каждого года положительное сальдо списывают в бюджет. Налогов на заплату — по сути, тоже нет, но главное — нет налоговой инспекции. И стимулов нет. Хочешь жни, а хочешь куй все равно получишь...

Нет нормальной банковской системы. Для предприятий нет понятия "кредит" и процент по нему. Деньги, по сути вообще ничего не стоят, у них нет цены. Потребкредитование кстати, есть — но его совсем немного. Нормального банковского финансирования, нормального банкинга, при котором банки берут ресурсы у ЦБ или на рынке или у вкладчиков и раздают в качестве кредитов под более высокий процент — тут нет. Потребы тут называются "товары в рассрочку", а ипотека — "жилищно-сберегательные кооперативы". Больше одного потреба на один товар взять нельзя. Только когда погасил предыдущий — бери следующий.

Нет товарно-сырьевых и обычных бирж. То есть, нельзя нормально ни купить ресурсы, ни продать продукцию. В Китае, к примеру, через пару лет будет 1200 бирж. Отсутствие бирж делает невозможным определение справедливой цены и реального спроса на любой товар. Что сейчас происходит? А происходит то, что в стране двадцать лет не поднимали цены на ТНП, но при этом цены на продукцию промышленного потребления, то есть сектор В2В — все это время росла. Один пример — электровоз Тбилисского завода за двадцать лет поднялся в цене с двухсот с чем-то, до почти миллиона рублей. Но ТНП, которые производятся на постоянно растущем в цене промышленном оборудовании — в цене не растут. Закупаемое оборудование не окупается. И это значит, что экономика разделилась на два сектора и производство ТНП для многих предприятий является убыточной нагрузкой. Их и не производят! Под любыми предлогами. Или производят, но снижают себестоимость другими способами. Либо упрощают процесс производства. Либо сырье — подешевле. Либо оборудование эксплуатируют на износ. Так теряется качество.

Реформа цен долгое время была невозможна по политическим причинам. К ней придут, но будет поздно. Да и не решается по факту эта проблема тупым поднятием цен...

Но многие верят что решается.

Ближе к концу дня я понял, в каком я тупике нахожусь.

П...ц просто.

Самое результативное действие за день — сходил, пообедал. В цековской столовой — все было и вкусно, и недорого. И вкусно по-настоящему — в США так наверное и в дорогом ресторане не накормят. Там вообще по сути нормально не питаются. Негры, бедные — они все едят в фастфудах, там принцип один — максимум калорий на минимум еды. То есть если гамбургер — там жир, жир, еще и соусом сладким польют — оттого бедные все поголовно диабетчики и жирные (и не так как у нас — а по 200-300 килограмм люди есть, которые и ходить не могут). В хорошем ресторане — там будет упор на названия продуктов, на внешний вид и на необычность блюда — ну и цена, конечно. Но им не наешься. А дома американцы не готовят — покупают готовые блюда разом на целую неделю, и размораживают в микроволновке. Если жена готовит по-настоящему — это русская или украинка. Настоящий борщ с мозговой косточкой — большинство американцев ничего подобного не ели и поесть такое негде, даже за большие деньги. Только тут я осознал, как соскучился по нормальной кухне, а не по эрзацам. И еще понял, почему диаспоры свои рестораны открывают, а американцы по ним ходят. Хотя и тут... например, когда китайцы попробовали продавать "цыпленка генерала Цо" в самом Китае, ресторан закрылся, так как сами китайцы это есть не хотели*.

А в остальном же...

Нет интернета. То есть нельзя ни получить информацию, ни быстро связаться с кем-то, ни переслать что-то — вообще ничего нельзя. На столе нет даже компьютера — письма диктуются, секретарь стенографирует, потом они отдаются на машинку... бред. Если надо получить информацию — запрашиваешь справку и ждешь. Каждого руководителя обслуживает целый штат — стенографистка, машинистка, личный помощник и скорее всего не один. И при этом — все еле движется.

Я не рискнул поинтересоваться, есть ли в здании компьютер. Примут за шпиона.

Главный помощник у меня Болдин, бывший заведующий сельхозотделом газеты Правда. Начинал работать монтером, закончил потом Тимирязевку. Кандидат экономических наук. Мрак, но ничего другого тут все равно нет. Есть и похуже.

Мобильных телефонов нет — есть спецсвязь в машинах, а так только стационарные. Ни до кого не дозвониться, всех вызывают. Полдня сидеть в приемной — это тоже считается работой. Нормального контроля тоже не сделать — для этого нужен компьютер и программа, но нет ни того ни другого.

Мрак...

Вечером пришел за чем-то Рыжков — а время было хорошо за пять уже, даже за шесть. Перекинулись парой слов, а когда Рыжков собрался уходить, я его остановил

— Николай Иванович...

...

— А как вы к Сталину относитесь?

Рыжков не побледнел, он посерел — мне на какой-то момент показалось, что сейчас врача придется звать. Снова не учел — в советском обществе есть много вопросов, которые табу и даже задавать их не стоит. А то можно человека до смерти довести.

Рыжков справился с собой

— Товарищ Сталин... архитектор нашей Победы.

— Ясно. Домой не собираетесь?

— Да еще ... поработать хотел.

— Ясно. Тогда проводите меня...

Так мы и вышли из здания — я и наскоро накинувший на себя пальто и шляпу Рыжков. Было холодновато, потому я дальше не пошел, так и остановились у здания. Правительственный корпус желтыми своими стенами уходил ввысь, в быстро темнеющее небо...

— На самом деле что думаете, Николай Иванович. Давайте поговорим как товарищ с товарищем. По-большевистски откровенно. Что думаете о Сталине и его политике?

Рыжков помялся, потом сказал

— Много конечно бед тогда набедили. Вы про двадцатый съезд, Михаил Сергеевич?

— Да если бы. Это все... слова. Проблема в том, что мы в экономике до сих пор мало что сделали, чтобы отойти от сталинских норм.

Рыжков с удивлением посмотрел на меня. Я начал загибать пальцы.

— Труд у нас дешевый — это раз. Все ресурсы — нефть, уголь, электричество — так же очень дешевые. Тем самым мы поощряем расточительное использование всех ресурсов — труда ли, энергии ли.

Рыжков покачал головой

-Да я бы не сказал.

— Сравните цены на мировом рынке и здесь. Это рано или поздно придется сделать и задуматься. Поставщик ресурсов у нас РСФСР в основном.

Дальше я продолжать не стал, но все и так понятно.

— Дальше. Основной потребитель у нас где? В основном это центральный регион страны, ограничивающийся рамками Ленинград-Тбилиси-Одесса-Киев. Примерно в этом квадрате. А где у нас предприятия, работающие на этого потребителя? В Сибири, на Урале, на Дальнем Востоке? Зачем мы так размещаем промышленность? Чтобы потом все это возить железной дорогой?

Рыжков протестующе качнул головой

— Все же утверждается комиссией Совмина... для равномерного развития...

— Николай Иванович... зачем нам равномерное развитие?

...

— Вот, например, у нас уже есть автозавод в Грузии, в Кутаиси и заказали проектирование еще одного, в Гяндже. Зачем? Вы знаете, сколько нареканий идет на кутаисскую технику. Зачем нам еще один автозавод в Гяндже. Для того чтобы Азербайджан был не хуже Грузии и Армении, где ЕРАЗ делают? Сам Ераз по качеству...

— Но там же... люди живут.

— Прекрасно. Там курортная зона, надо это развивать. Там надо развивать сельское хозяйство. Если там добывают нефть, то там же надо развивать и нефтяное машиностроение. Зачем там автозавод?

Вообще то я думал еще кое-о-чем. СССР почему то изначально развивал не только свои республики, но и своих сателлитов так, чтобы у каждого была в основном самообеспечивающая экономика. Связи развивали, это да. Но скажите — зачем с Украины, с КБ Антонова в Польщу передали проект легкого самолета на замену Ан-2? Ан-28 по моему и Ан-14 назывался. Почему не развивали экспорт, зачем например, в ГДР до сих пор клепают Трабант, на который без слез не взглянешь?

А в итоге это облегчило развал.

— Я как то ознакомился со старыми документами. Еще времен царских. И что меня удивило — у нас сейчас совсем не такое территориальное размещение промышленности. При Царе было — Польша, Украина, центральный регион, Москва. Там где потребитель рядом, там где дешевые водные пути есть, близко к портам. А мы — как мы при Сталине эвакуацию сделали, так по сути из нее и не вернулись.

Рыжков смотрел на меня с подозрением — и я вдруг понял, чего он боится.

— Николай Иванович. Группу А, особенно оборонку — наверное есть смысл размещать в глубине страны. А вот с группой Б, которую мы подзапустили... ее надо размещать максимально близко к рынкам сбыта...

Судя по лицу Рыжкова я сказал что-то не то

— К потребителю — поправился я — и вообще мы группу Б подзапустили, верно?

Рыжков явно замерз, я похлопал его по плечу

— Николай Иванович. До завтра подумайте, что можно еще сделать по группе Б и где это разместить.

И — пошел к фырчащему мотором ЗИЛу...

А вечером — меня ждало новое испытание. Вернулась Раиса Максимовна. Первый вопрос — почему не позвонил.

Я как-то старался сглаживать — но видимо вышло не очень. Потому что когда мужик сначала подкаблук, а потом отказывается от этой роли — женщина все это прекрасно понимает.

Короче, семейный ужин вышел несколько скомканным, и я отговорился тем что еще надо поработать. А как только закрылась дверь кабинета, зло сказал про себя

— Ну, спасибо, Михал Сергеич.

— Это за что?

— Да за все хорошее. Ты не мог бы не быть подкаблуком, а?

— Что?

— Подкаблучником. Так понятнее?

— Я не подкаблучник!

— Каждый подкаблучник считает, что он не подкаблучник. Что она хотела, можешь перевести на русский.

— Она просила помочь нашим друзьям Волгу выписать по спецочереди

— А ты согласился.

— А что такого?

— Да ничего. Только это противозаконно.

— Поглядите какой законник!

— И еще Раиса Максимовна тебя использует. Для своих друзей — тем выпиши, этих устрой

— Ты про Раису Максимовну так не смей!

— Ладно, не буду. Волга — невелика вещь, а там посмотрим. Ты мне лучше скажи, Рыжков что на меня взъелся.

— А ты не понял?

...

— Он со Свердловска. А ты предлагаешь промышленность в центр переносить — ему в лицо.

— Но так же выгоднее.

— Кому выгоднее?

Ну, да. Я как то не привык мыслить такими категориями.

В США, как и в любой нормальной стране — любой губернатор будет рад видеть у себя инвесторов, потому что они создадут рабочие места и будут платить налоги. Для этого он выделяет безвозмездно землю, создает систему сопровождения инвесторов через все препоны бюрократии, и возможно, сможет дать налоговые льготы.

Но в этой системе инвестор тоже оценивает свою выгоду. Он никогда не разместит предприятие там, где например, нет рабочей силы или она дорогая, или — самое главное зачастую плохая и дорогая логистика. Самая дешевая логистика — в портах, и чем больше порт, тем лучше. Поэтому кстати, в мое время само понятие "размеры страны" потеряло прежний смысл — размеры страны стали больше обузой, чем преимуществом. Конечно, это не совсем верно в отношении России — ее территории богаты полезными ископаемыми и землями, которые можно пустить в сельскохозяйственный оборот. То что досталось России никак не сравнить скажем, с Пакистаном, в котором при большем чем Россия населении большая часть территории страны — это горы, на которых ничего не растет. Или Египет, где пятьдесят миллионов человек уже живут в долине Нила, в глобальном мегаполисе между Каиром и Александрией. Карачи, Каир — это мегаполисы нового времени, реакторы нищеты и экстремизма, и нет такой армии, которая могла бы взять их под контроль. Если в Египте скажем начнется настоящее исламское восстание — даже у американской армии не хватит сил контролировать каирскую зону. Это будет Багдад-2005, но в десять раз больше.

Но это одна крайность. СССР впал в другую — он пытается развивать территории, где люди не могут и не должны жить постоянно. Пытается создавать постоянные города за Полярным кругом, хотя их снабжение обходится очень и очень дорого...

В этой системе — при размещении тех или иных предприятий — идет бюрократический торг, и искусственно развиваются те территории, которые нет смысла так развивать. Если, к примеру, первый секретарь тюменского обкома влиятелен — то завод по производству чего-то там разместят у него, и пофиг что его продукцию придется возить по железке долго и дорого.

Сначала заманиваем людей на север длинным рублем, потом пытаемся создавать там промышленность, потому что там есть люди и их надо чем-то занять.

Рыжков как раз представитель этой когорты — он родился в Донецкой области, но так он свердловчанин, представитель мощной когорты уральских и сибирских директоров огромных предприятий. И если возникнет вопрос, где строить СЭЗ — то они понятное дело будут тянуть одеяло на себя, и плевать, что с логистикой будут проблемы, а это обесценивает проект в целом. Всю свою бюрократическую мощь они обернут на то чтобы потопить ленинградско-прибалтийский проект.

Нда...

— Я не предлагаю переносить промышленность. Я предлагаю построить новую. За счет инвесторов.

— Им все равно. Кстати, кто такие все-таки инвесторы

— Вы их зовете капиталистами.

— И ты хочешь их в страну пустить?!

— Ну а что делать, если вы людям не смогли обеспечить элементарного? Впрочем, не переживай, инвесторы в основном будут работать на Европу, товары будут продаваться в основном там. Знаешь, что джинсы Ливайс теперь в Венгрии шьют, а Дизель в Югославии? Вот и у нас так будет.

— Да... может, в этом и есть здравое зерно.

— Это и есть здравое зерно. Ваша ошибка в реформах — одна из — заключалась в том, что государство должно всем всех обеспечить — от автомобиля, до простите, трусов. Так нигде не делается. Есть инвесторы, они вкладывают деньги, строят предприятия — на свои заметь. И если предприятие прогорит — рискуют тоже они.

— Это же капиталисты!

— Заладил — капиталисты, капиталисты. Не надо словами бросаться, надо везде свою выгоду искать. Ты знаешь, например, что в мое время Китай уже перегнал США по размеру экономики.

— Китай! Да быть не может.

— А ты значит, в моей памяти рылся избирательно, только чтобы выяснить, кто тебя скинет. А надо было о другом думать. Вел бы ты политику как в Китае — хрен бы тебя кто скинул.

Надо спать идти — утро вечера мудренее. И надо подумать, что делать чтобы все-же переманить Рыжкова на свою сторону. И с Раисой как-то надо мириться. Волга Волгой, но она кандидат наук, социолог. Фактически готовый политический консультант, хотя этого слова тут и не знают, И недооценивать ее тоже нельзя. Когда Лигачев решил устроить антиалкогольную кампанию — против была как раз Раиса Максимовна, но ее никто не послушал. И какой итог?

* Цыпленок генерала Цо — вероятно самое известное блюдо американской китайской кухни - это куриное мясо в соевом соусе с сахаром и перцем чили. Сами китайцы это блюдо действительно не едят и никакого отношения к генералу Цо (вероятно Цзо Цзунтану)оно не имеет.

Москва, Кремль

21 февраля 1985 года

Утром на завтрак была паровая рыба, которую я терпеть не могу. Но пришлось давиться ради сохранения легенды.

Сейчас многое придется делать, что я не хочу.

Я уже выходил к машине, когда за мной увязалась супруга.

— Михаил Сергеевич!

Я обернулся. Как я потом узнал — она всегда меня так звала, если рядом есть хоть кто-то чужой

...

— Все в порядке?

Глаза "жены" смотрели на меня — хотя какие кавычки. Придется привыкать — жена она мне, получается.

— Да. Почему спрашиваешь?

Она подошла ближе.

— Ты какой-то не такой сегодня.

— Голова просто болит

— В поликлинику записать?

— Нет, меня в Кремле посмотрят.

Она фыркнула

— Там посмотрят...

И тут как то на меня... накатило что ли.

Всю жизнь я был один. Заботился о себе сам, как мог, а если бы не позаботился так и сдох бы как пес под забором, никому не нужный. А сейчас... есть хотя бы один человек на свете, которому не все равно на меня.

И разве это не... хорошо?

— Михаил...

Я сдержал эмоции.

— Все нормально. Кстати, про Волгу напомни...

— Скорость сбавить, Михаил Сергеевич? Нехорошо вам?

— Нет, нет. Все нормально.

Да что я как институтка...

— Михаил Сергеевич. Ты тут?

— Куда я денусь. Из своей заметь головы

— Раисе Максимовне что подарить?

— Этого не хватало.

— Ну извини. Иначе никак. Представим, это ты даришь. Раз ты мне советуешь.

— Духи... она Елисейские поля любит.

— Понял. А украшения. Может, браслет купить. Или брошку? Карат хотя бы на десять

— Да ты что

— А что? Она, по-моему, носила.

— Носила. Это бижутерия все. Чешская.

— Блин. Тогда извини.

— За что?

— Да есть за что...

А про себя подумал... господи, что за времена непуганые были.

Впрочем, один из первых моих учителей в моей невеселой профессии как то сказал, как припечатал: дурак хуже предателя!

Так оно и вышло.

Второй рабочий день был похож на первый — я не дождался нужных справок и заказал еще. Какие-то будут завтра, какие-то не будут — и все это изрядно раздражало. Зато — на столе была куча бумаг, в которых я ничего не понимал, какие-то решения принимались "вкруговую", то есть опросным путем — и все это производило впечатление вращающейся вхолостую бумажной машины, не производящей ничего кроме вороха бумаг. Плюс мои бумаги — по законопроектам.

Еще раз задумался над тем — а что должна делать эта машина в реальности?

Частично партаппарат выполняет функции Конгресса, конгрессменов и его помощников. Частично аппарата правительства, частично — контроля. То есть, в основном, функционал, который должен исполнять аппарат парламента — нашего Верховного совета. У нас же — парламент по сути трехступенчатый: съезд, Верховный совет, Президиум Верховного совета. Из них постоянно и профессионально своей работой занимается только президиум Верховного совета. Съезд собирается раз в несколько лет, Верховный совет — на сессии, на которых они наскоро голосуют уже готовые законы, без прений, без поправок и проработки. У депутатов Верховного совета нет оплачиваемых помощников на полный день, часто это случайные люди, не политики, и по идее должны большую часть времени проводить в округах, где принимать наказы и разбираться с жалобами избирателей. И вся эта система в корне ущербна и блокирует нормальную парламентскую работу...

Я как то раз был у друга в очень успешной компании, с оборотом более миллиарда долларов в год. Меня поразило то, что у него каждый продажник имеет одного, а то и двух коммуникаторов, которые берут на себя всю черновую работу. Я спросил — зачем так. Он ответил — хороший продажник стоит дорого, и надо следить, чтобы он во время рабочего дня выполнял только ту работу, которую не может исполнить никто кроме него. Всю черновую работу может выполнять и другой человек, с меньшей квалификацией и жалованием. И если продажник не справляется, то надо внимательно смотреть — он не справляется со своей работой или с чужой? Кого надо нанять — продажника или еще помощника? Кроме того, обычно помощник хорошего продавца со временем тоже становится хорошим продавцом.

Так и тут. Хороший депутат должен иметь офис и не заниматься ничем кроме законодательной и политической работы. Еще один офис должен постоянно работать у него в округе для приема жалоб и связи с избирателями — но сам он работать с избирателями не должен. Для этого у него должен быть штат помощников. Но здесь этого просто не понимают. Здесь считают очень важным, чтобы парламентарий не просто не терял связи с народом — но и сам был из народа, и оставался таковым. Потом эти, "из народа" проголосуют за ратификацию Беловежских соглашений, и даже не дрогнет ничего.

Еще одна ошибка, которую и в России не исправили, и которую надо бы исправить здесь — парламент должен иметь собственных следователей и иметь право не только проводить уголовные расследования, но и приговаривать людей в административном и даже в уголовном порядке.

Конгресс США — имеет право не только надзора, но и следствия, причем в очень широких пределах. Он имеет право не только вызывать для дачи показаний любых свидетелей — но и назначать им уголовное наказание за неуважение к Конгрессу. Сроки там небольшие, максимум пара лет — но именно возможность парламента самостоятельно вести следствие — дорогого стоит. Многие конфликтные вопросы во власти — разбираются именно в Конгрессе на слушаниях.

У нас прямо скопировать систему вряд ли получится. Но вот передать... скорее всего прокуратуру — в прямое подчинение Верховного совета — со временем может и надо будет сделать. Только так можно будет обеспечить не только реальные полномочия Парламента — но и лишить круговой поруки спецслужбы...

Разобравшись в бумагами, я вызвал поговорить заведующего международным отделом ЦК.

Заведующим международным отделом ЦК КПСС был Борис Пономарев, настоящий политический динозавр, на этой должности он был с пятьдесят пятого года. Вообще мне повезло на динозавров. Например, как можно было назначать на должность мининдела бывшего грузинского комсомольского босса Шеварднадзе, когда был жив и готов был работать Анатолий Добрынин, бессменный посол СССР в США? Он ведь не просто посол, он основатель целой школы дипломатии своего имени. Шеварднадзе при назначении не знал английский язык!

Хотя как — я понимаю. Комса рванула во власть.

Короче говоря, вызвал я Пономарева, послушал его минут десять. Мне было не интересно, что он говорит — но вот как человек Пономарев мне был интересен. Прежде всего, своей твердой антисталинской позицией, которую он не менял.

Почему я подбираю людей с антисталинской позицией? Потому что у сталинистов есть в голове некий набор догм, на основе которых можно построить только лагерь ГУЛАГа. Например — у любой проблемы есть фамилия, имя и отчество. Или: надавил и есть результат. Но с такими мыслями можно только в тупик зайти — что тут и сделали. А у меня нет времени и сил перевоспитывать людей.

Вот я послушал Пономарева, а потом ему и сказал.

— Борис Николаевич... а что Советскому союзу дает сотрудничество с французской коммунистической партией? Или итальянской?

Пономарев уставился на меня. Видимо, такой простой вопрос ему в голову не приходил: есть зарубежная компартия, надо поддерживать.

Здесь вообще много чего делается потому что "так надо" и никто не задает вопроса, кому надо и зачем — надо?

— Не понял вопроса, Михаил Сергеевич

Вижу что не понял.

— Вопрос стоит так, что в двенадцатой пятилетке нам придется строить Автоваз-2 и возможно даже Автоваз-3. Ситуация со снабжением трудящихся персональным транспортом неудовлетворительная, люди стоят за машинами в очередях, процветает спекуляция. Решить проблему можно только увеличив производство автомобилей, причем значительно, на несколько сот тысяч в год. Мы не должны отставать от капстран в вопросах обеспечения трудящихся.

Пономарев покивал. Видно, что начинаю осваивать местный жаргон — тут все время надо упоминать или Ленина или трудящихся.

— Если итальянская компартия имеет определенное влияние, возникает вопрос — можно ли, используя ее связи, провести переговоры с концерном ФИАТ например.

— Такие вопросы перед итальянскими товарищами мы не ставили, но... у них налажены связи с профсоюзами, а у профсоюзов с промышленниками...

— Так поставьте. Вопрос стоит так же и в том, может ли французская компартия помочь нам скажем, в вопросе обеспечения трудящихся одеждой. Обувью.

Пономарев записал

— Вопрос в том, товарищ Пономарев — важно сказал я — что отпускаемые на помощь коммунистическим партиям средства тоже должны давать результат. Мы не можем расточительно расходовать средства партии.

Пономарев покивал

— Если уж мы помогаем братским партиям, то в ответ вправе ожидать не обещания, а какую-то реальную помощь в решении наших проблем, не так ли.

Пономарев покивал, видно было, как он озадачен

— Но товарищи и так помогают, как могут.

— Перед нами стоит задача улучшить снабжение трудящихся. Ее надо решить как можно быстрее. И для этого нам потребуется вся помощь, какая только возможна. В том числе и помощь братских партий.

С одной стороны, говорю и думаю — бред, господи, какой все же бред. С другой стороны...

Через семь лет, если мне не удастся все изменить — треть элиты будет клясться словами "бля буду!", а на улицах Москвы будут греметь автоматные очереди. Это что — лучше что ли?

И может не стоит даже в душе смеяться над этими отставшими от жизни, многого не знающими не умеющими — но искренне желающими своему народу добра людьми? Может, стоит помочь, чем получится?

Нда...

Ближе к вечеру пришел Рыжков. Принес свои соображения по развитию производства товаров группы Б. Они, мягко говоря, не слишком радовали.

Еще со времен Брежнева существовало правило, от которого был освобожден только Минсредмаш — на один рубль военной продукции предприятие должно было выпускать как минимум на один рубль гражданской, потому что содержать чисто военные производства слишком дорого. Везде было по-разному. На Ижмаше например — этот коэффициент Иван Федорович Белобородов довел до девяти, превратив военный оружейный завод в мощный многопрофильный машиностроительный концерн западного типа, причем выпускали тут не сковородки — а автомобили и мотоциклы. Но это Белобородов, человек штучный, директор, который за двадцать семь лет своего руководства увеличил оборот своего предприятия вдесятеро. Обычно — оборонные заводы выпускали жуткие по качеству и примитивные изделия типа солдатиков или кастрюль или еще чего. Понятно, что это никому было не нужно, и так и лежало по сельским кооперативным магазинам.

При Сталине производством несложных товаров народного потребления занимались кооперативы и артели. При Сталине вообще было много интересного, что потом погубил Хрущев — например, в артелях и кооперативах трудилась четверть трудоспособного населения. Потом все это накрыли, и производством ТНП начали заниматься либо предприятия местной промышленности, либо в нагрузку крупные предприятия. Там все это шло в нагрузку и никто этим особо не занимался.

Проблема у нас в том, что разрешать кооперативы одновременно и надо и нельзя. Надо — потому что действительно ситуация со снабжением аховая, то одного нет, то другого, то третьего. Нельзя — потому что в стране уже сформировалась мощная теневая экономика и разрешение кооперативов всего лишь послужит делу ее легализации. А это очень скверная основа для любой экономики — мафиозная среда. По сути, все перипетии России последних тридцати лет проистекают из этого — в основу вновь создаваемого капитализма легла криминальная среда.

— Николай Иванович — сказал я, смотря на материалы — все вы конечно хорошо говорите, но. Давайте будем откровенны, теневая экономика у нас уже есть. Процветает спекуляция. По сути большая часть торговли поражена вирусом рвачества и стяжательства. Предлагаемые меры не создадут новое, они скорее послужат делу легализации всего этого безобразия, которое мы сейчас не видим, не замечаем.

Рыжков кивнул, но было видно, что он не знает чем парировать.

— С другой стороны, у нас по сути есть форма, которая в общем то и есть кооператив. Только по обработке земли. Это колхоз, верно?

...

— У нас уже давно не решается вопрос о развитии сельских территорий. Честное слово, сердце болит, как иной раз видишь, как там люди живут. Двенадцатая пятилетка на носу — а у нас есть еще негазифицированные села, без нормальной дороги. В малых городах молодежь бежит, в селах я и не говорю, что там творится. Вы то сами откуда?

Рыжков вздохнул

— Из Донецкой области. Шахтерский поселок

— Давно были?

— Был, Михаил Сергеевич. Там хоть и шахта помогает, а все равно ваша правда — люди лучше должны жить.

— Вот то-то и оно.

Я выдержал паузу

— Можно вместо артелей и кооперативов разрешить колхозам заниматься определенными видами промышленного производства. Например, пошивом. Промышленную швейную машинку купить несложно, прокредитовать прокредитуем, научиться тоже несложно — раньше в селе швейную машинку в приданое давали. Найти помещение в селе или малом городе можно, швей еще легче найти. А товар пойдет хоть и через рынки, хоть через торговую сеть. А то в магазине костюма нормального не купить, стыдобина!

Рыжков молчал. Я продолжал развивать мысль.

— За колхозной системой есть присмотр. Есть финуправление, есть отчетность. Всякие спекулянты на село не поедут. Дать клич — кто хочет, тем даем кредиты на развитие. Строго добровольно. В каждом районе найдется как минимум два — три передовых хозяйства, которые возглавляют мужики с хозяйской жилкой. Им и карты в руки. Швейка, несложное производство. Те же прищепки — много ли надо для того чтобы делать прищепки, там всего то — деревяшка и пружинка. А прищепок дефицит. Ту же одежду в любом областном центре с руками оторвут.

...

— Так мы еще две задачи решим — удержим молодежь на селе и дадим селу ресурсы для развития. В конце концов, если предприятие будет процветающим — за этот счет и ДК построят, и школу и жилье нормальное. Тут главное почин дать. Как считаете, а, Николай Иванович?

Рыжков молча сидел, потом кивнул

— Я все понял, Михаил Сергеевич. Внесу исправления.

— Не спешите. Подумайте, какие виды деятельности разрешить, как помочь в самом начале, какие кредиты дать, откуда.

— Я понял. Все сделаю.

Рыжков пошел к двери, но на пороге обернулся

— Михаил Сергеевич...

...

— Вы это сами придумали?

Я кивнул

— В Ставрополе была еще мысль. Не успел, правда

Рыжков ничего не сказав, молча вышел.

Вот так вот, товарищи. Если думать — рано или поздно что и придумается. Мне легче, потому что я итог предыдущих исканий знаю. Но все равно — можно было бы и предположить, чем кончится разрешение кооперативов в стране, на которую уже прыгнул лев.

А не подумали.

Вечером я уже собрался уезжать — когда ко мне зашел заведующий отделом ЦК, сибиряк Егор Кузьмич Лигачев. Влияния у него было побольше чем у иного члена Политбюро — он заведующий отделом организационно-партийной работы. В переводе с новояза — это кадры.

Лигачев...

Егор Лигачев — по должности младше меня, но тут кстати еще играет роль возраст. Лигачев по возрасту старше и это дает ему право с высоты своего возраста наставлять меня, как "старший товарищ". Ну и понятное дело, его влияние связанное с кадровыми вопросами. Он так же один из секретарей ЦК.

Будущий лидер антиперестроечных сил.

Возможно, от него потом придется избавляться, но может и нет. Я не собираюсь вести политическую реформу, так как она была проведена. А экономическая — еще не факт, что Лигачев будет против нее. Подадим как продолжение идей Косыгина. Ведь мало кто знает, что Косыгин пытался получить статус наибольшего благоприятствования в торговле с США и вопрос был близок к разрешению. Если бы не еврейское лобби и поправка Джексона-Вэника. Если бы не эта поправка — может, американские инвесторы пришли бы в СССР еще при Брежневе. Так то Лигачев проявил себя в Томске именно как технократ, пытался даже внедрять ЕГАИС в области после того как его зарубили на самом верху. А это один из прообразов интернета.

— Михаил Сергеевич...

— Егор Кузьмич... чаю будете?

— Нет, воздержусь...

С истинно большевистской деловитостью Лигачев почти сразу перешел к делу.

— Ко мне заглянул Николай Иванович. Рыжков...

Ясно...

— Он прямо напуган. Говорит, вы собираетесь фонды обрезать на Сибирь и Урал.

Вот стадо идиотов, а.

— Егор Кузьмич. Ну не надо из мухи слона то делать. Кто я такой чтобы обрезать утвержденные уже фонды...

Сказал — и вдруг понял... они боятся, что я начинаю лоббировать интересы своего Ставрополя и вообще юга и южных республик. Ай, молодцы какие.

А ведь из этого, пока внешне безобидного перетягивания одеяла на себя— потом пойдет такое... Практически вся история СССР и России — это история бюджетной сверхцентрализации — сначала все отправляем в центр, потом ездим и выпрашиваем трансферты. А ведь это плохо, из этого целый букет потом болячек вырастет. В том числе и непонимание республиками, сколько они на самом деле зарабатывают, и сколько им дает центр. Если бы большая часть заработанного оставалась в самой республике и были бы нормальные отношения между ними — не получил бы такого распространения лозунг "Хватит кормить центр", и не выходили бы на площадь грузины, которые потребляли в четыре раза больше чем производили.

Да... если в мире и есть что бесконечное, то это глупость людская.

— Да Николай Иванович сам не понял, испугался больше — поспешил отступить Лигачев

— Да я уж понял. Кстати, Егор Кузьмич. У вас с Новосибирском ведь связи остались?

— Как не остались, работал я поблизости, Михаил Сергеевич. Помнят меня

— А я помню, был в свое время такой академик Глушков. Он, по-моему, продвигал идею автоматизированной системы управления.

Лигачев заинтересованно потянулся

— Да, но ее потом ... признали несвоевременной.

— Разве? Ну сейчас это вполне своевременно. Посмотрите, как мы работаем, сколько времени тратим на переписку, на справки. Штат не увеличивают, работы все больше и больше.

— Это да — согласился Лигачев — даже технических работников ставки не дают. Как тут экономический отдел пробивали, с каким боем...

— Так может пойти по пути технического прогресса. Автоматизация. Хранение данных. У вас там целые институты, поговорите с людьми. А то ведь работать невозможно.

По пути домой подумал о том что еще можно сделать, не разгоняя смертельную спираль инфляции и не размыкая контуры денежного обращения.

По идее, американцы выиграли научно-техническую гонку одним решением — они разрешили научным коллективам патентовать изделия, полученные в рамках научных программ на государственные средства на свое имя и использовать эти патенты для предпринимательства. И — всё. Дело было сделано. Вопрос не в том, что американцы придумали больше чем мы. Или быстрее чем мы. Просто мы все что придумали — так и похоронили на складах и в запасниках. А они вывели на рынок.

Получается, наряду с колхозами еще одно место, где можно разрешить заниматься коммерческой деятельностью — это ВУЗы и НИИ. С одной стороны — в СССР полно безответственных болтунов и мудаков, которые считают себя учеными. С другой стороны — хватает и гениев, а ректоры и директора НИИ — среди них много приличных управленцев. Пусть берутся, пусть коммерциализируют свои разработки, пусть строят малые предприятия. Ведь еще одна наша проблема извечная — внедрение. Большинству директоров нахрен ничего не надо — план выполняется и ладно, дефицит такой что возьмут и старое. Единственный способ разрубить этот гордиев узел — предоставить ВУЗам и НИИ право самим делать малые предприятия и выводить свой продукт на рынок.

И я, кстати, прекрасно понимаю риски и там и там. И в случае с колхозами и в случае с ВУЗами и НИИ — когда в руках людей окажутся большие деньги, многих это испортит. Но, во-первых — многих и не испортит. Во-вторых — самой системе это вряд ли будет угрожать, не то, что наскоро разрешенные кооперативы. А в третьих — нам все равно надо учиться плавать. И пока в бассейн не нальешь воду — все равно ничему не научишься...

— Ты говорил, что война начинается. Это правда

— Ты опять тут?

— Это моя голова в конце то концов!

— К сожалению. Ты не думал, за что боженька тебя так наказал — меня подселил? Может, есть за что?

— Какой боженька?

— Проехали.

— Ты так говоришь странно... по-русски, но как и не по-русски.

— Ой, вот кто бы говорил. Вот кому уроки грамотной речи давать — только не тебе. Сорок лет прошло — а твои перлы все еще помнят. Процесс пошел.

— Правда?! Меня помнят?!

— Да и матерятся каждый раз при этом.

— Матерятся это нехорошо.

— Еще бы нехорошо. Ты хоть понимаешь, каких бед ты наделал? Ты страну развалил!

— Как так? СССР что — нет?

— А ты только что понял? Нет.

— А что есть?

— Россия. Все пятнадцать республик теперь отдельные государства.

— Как отдельные? А СССР?

— Ты тормоз или как? Нету СССР, распустили в декабре девяносто первого в Беловежской пуще. Потом в Алма-Ате подтвердили.

— А как же... партия...

— Запретили. Потом КПРФ сделали.

— Армия! КГБ!

— Все промолчали в тряпочку! Впрочем, ты и тут отличился. Тебе предлагали собрать чрезвычайный Съезд. Ты ничего не сделал. Впрочем, как всегда*.

Вечером — решил поговорить с Раисой Максимовной. С Волгой вопрос пока не решил, но ее любимые Елисейские поля раздобыл. Через помощника, а то ведь я и знать не знаю, откуда в СССР такие вещи добываются , дорогу к партийному распределителю не найду...

Уже стемнело, где-то вдалеке светились огоньки, было холодно, но уже мягко холодно. По-весеннему...

И я не чувствовал здесь себя чужим, как чувствовал много лет назад в другой стране...

— Рая... — сказал я

Она повернулась. Думаю, она поняла, почему я ее позвал гулять — здесь всё прослушивается

— Рая — сказал я — я решил бороться за пост Генерального секретаря.

Она смотрела на меня. И я видел, что она за меня боится.

— Ты, правда, так решил? — сказала она

— Да. Стране нужны перемены. Еще один — два старика — и всё. Конец.

Ветерок задул и почти сразу стих

— Ты как то изменился... — сказала она

— Я принял решение, Рая. Ты со мной?

— Ну а как иначе

Мы обнялись. Целоваться не стали... как то нехорошо... да и я понял, что они были скорее друзьями и соратниками, чем мужем и женой.

Но честными друзьями и соратниками

— Пошли?

Мы пошли к дому. И тут вдруг Раиса сказала задумчиво и с каким-то подтекстом

— Ирина...

Я не понял

— Что?

— Хорошо, что успели выдать. Она под другой фамилией...

Господи...

И тут я понял... до печенок осознал, во что я ввязываюсь. Что это не просто политика, не просто выборы. Всего сорок лет назад — тут могли всю семью...

А потом пришла мысль — может, меня для того сюда и забросили, как разведчика без возврата? Чтобы попробовать все это изменить, чтобы оставить эту страну лучшей, чем я ее нашел. И чтобы навсегда изгнать из людских душ этот страх, оставив их свободными.

Ведь свобода здесь — это, прежде всего свобода от страха. И вот это-то и надо менять.

* Потом Горбачев заявил, что ждал решения Верховного совета — пусть парламент решает. Но все три парламента — России, Украины и Белоруссии — роспуск СССР одобрили.

Москва, Кремль

22 февраля 1985 года

Плохо спится...

Все это... безумие, это не так просто принять. Вот представьте себе — вы живете в стране свободных и отважных, у вас какой-никакой бизнес, свой дом, машина, вам не надо бояться просрочить очередной платеж за дом. И хотя бояться есть чего — например того, что меня можно арестовать только на основании незаконного въезда в страну по чужим документам... но если ты в США живешь тихо и ни во что не лезешь, не выделяешься, тихонько платишь местные и федеральные налоги... то так можно и до конца жизни дожить, не возбуждая никаких подозрений.

И тут — бах!

И ты в другой стране, в другом времени... и не в своем теле.

Мне все время кажется, что это дурной сон, и что я в какой-то момент проснусь.

Другой момент — проснусь где? В морге? В ФБР? В федеральном коррекционном центре, откуда выход — только на тот свет. Ну, или в душевую, где уже поджидают черные братья...

Моя ли это страна?

Мы ведь совсем другие. Девяностые — это разлом, за ним другое время, другой народ, все другое. Я здесь чужак, только наблюдателем быть не получится. Да и... совести не хватит смотреть, как все здесь идет к черту.

Интересно, где здесь сейчас я?

Заканчиваю школу. В голове... а что в голове? Девчонки, да записи западных групп, которые доставали из-под полы, переписывая на использованные рентгеновские пленки. Мать говорит, думай, куда ты поступать будешь, и вообще кем ты будешь. Но у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает...

Впереди Афган...

Впереди возвращение из Афгана.

Впереди ВДА.

Впереди развал страны.

Впереди оперативная работа.

Впереди Турция. Потом дальше.

Опыт, который я получил — какой ценой я его получил?

А может, все же не надо?

В каких жизненных университетах мы защищали свои диссертации?

Единственно, что знаю про себя — свою защиту я не провалил. И теперь не должен провалить.

Утро порадовало простуженным горлом — все-таки привык к Америке, где простудиться сложно. Но решил, что горячий чай поможет — и надо на работу. Чисто американская привычка — это тут чуть что на бюллетень. Там не поболеешь.

По приезду на работу обрадовали — оказывается мне надо вести Политбюро! Вести Политбюро — вы представляете?

Пришлось с повинной, точнее с больной головой идти к Лигачеву — секретарь ЦК, он был ответственен за техническую подготовку заседаний Политбюро. Тот оценил сразу.

— Бери больничный.

— Егор Кузьмич, сегодня заседание...

— Опросным путем проведем...

Как потом оказалось — больным своим горлом я избежал серьезных неприятностей — настучали доброжелатели Тихонову, что я вмешиваюсь в деятельность Совмина. Он, сам стоя одной ногой в могиле — решил мне с ходу дать бой.

А пока я засел за работу, только чая с лимоном и варением попросил.

Итак, колхозы и НИИ. Это первые шаги, направленные на то чтобы развязать руки частной инициативе там где это можно сделать, не угробив экономику, не вызвав инфляционный бум. Это первое.

Что можно сделать со спросом?

Вообще, в экономике уже скопился инфляционный навес, пусть не такой катастрофический как в 1991 году — но серьезный. Он вызван хроническим поступлением в экономику лишних денег в результате описанных Валовым схем завышения вала, чтобы получить больше денег на ФОТ. Валовой насколько я помню — кстати, надо поискать записку, поданную им на имя Черненко, она, по-моему, у Аганбегяна должна быть на проверке — оценил дутый ВВП в сорок процентов. То есть, именно столько лишних денег каждый год поступает в экономику и это еще одна причина дефицита. Советские рубли не исполняют инвестиционной роли, они все идут на потребительский рынок, здесь нет ни нормального накопления ни инвестиций. А товара они там не встречают. Оттого они идут на черный рынок, где определяют цены.

Советский наличный рубль — это не более чем квитанция на покупку чего-то не более. А если товаров произведенных нет — то...

Вот кстати еще одно направление, где можно отпускать потихоньку вожжи — сфера услуг. Легализовать частников, которые и так этим занимаются — парикмахеров, репетиторов, ремонтников. Тех кто выращивает овощи в теплицах, цветы, пасечников. Большого вреда от них не будет, перепродажей они заниматься не смогут — но в обмен на налоги получат легальный статус. В конце концов, это все есть, подпольная сфера услуг, не надо самим себе врать. Но по крайней мере, легализовав это они смогут в случае вымогательства обращаться в милицию, а потребители смогут сравнивать качество услуг и идти туда где лучше. И это съест часть накопленных денег.

Да, пойдет. Что еще. Услугами пузырь не сдуешь, ем более что и надуваться он сразу не перестанет. Нельзя просто так взять и обрезать сорок процентов ВВП и вместе с этим зарплату людям...

Что еще?

По идее — самый надежный и безопасный способ — стройка.

Стройка в СССР — и сейчас островок капитализма — мало ли бригад шабашников по стране шатается. Но стройка хороша сразу с нескольких сторон. Во-первых — она довольно низкотехнологична и не требует огромных первоначальных вложений. Не надо покупать завод у ФИАТа, все находится на земле — дерево, глина. Нужны руки и свобода строить — остальное пойдет.

Что можно сделать? Во-первых — отменить правило, по которому если у тебя есть квартира, ты не имеешь права владеть домом. Во-вторых — отменить или значительно расширить ограничения по метражу строящихся в сельской местности домов. Шестьдесят метров — бред же. Сделать сто пятьдесят. Или двести.

Третье. Увеличить размер мичуринских участков с трех до шести, а может и до двенадцати соток, и разрешить строить на них капитальный дом и баню. А почему нет то? Часть продовольственной проблемы решится самим же людьми.

Четвертое — разрешить при покупке машины получать участок и строить гараж

В целом — эти меры и свяжут значительное количество накопленного теневого капитала, и дадут высокооплачиваемую работу людям и частично снимут жилищную и продовольственную проблему. В США, кстати, один из важнейших экономических показателей — это housing starts, количество начатых строительством новых домов. Чем оно больше -тем больше у людей денег, тем увереннее они себя чувствуют...

— Снимут, как же.

— Ты тут?

— Ты играешь на руку ворам и стяжателям

— Каким ворам и стяжателям.

— Которые будут воровать стройматериалы. И вообще люди работать перестанут, будут сидеть по своим теплицам и помидоры выращивать, чтобы потом продать втридорога. У нас в Ставрополье было такое.

— Что было?

— Один негодяй устроился в колхоз, получил приусадебный участок, построил на нем большую теплицу и выращивал помидоры. В три яруса! А бригадиру взятки платил, чтобы тот отмечал его на работе.

— Почему подонок то.

— Потому что не хочет работать как все.

— Так все работают так, что помидоры не купишь. Отгадай загадку — и зимой и летом ни хрена нету! Ответ — продукты в магазине.

— Как тебе не стыдно.

— Это не мне, это вам должно быть стыдно. Сколько зерна закупаете, до четверти бывает?

— Это продовольственная пшеница. Нам хватает своей, только качество низкое — третий, четвертый класс. Она идет на корм скотине.

— Стесняюсь спросить, почему тогда нет мяса. Но дело не в этом. За что вы его посадили то? Имя кстати не помнишь?

— Помнить еще. За спекуляцию!

— Насколько я помню, спекуляция это перепродажа чужого, а он помидоры сам выращивал.

— Все равно спекулянт! А если каждый так будет, кто в колхозе работать будет? Что тогда будет

— Не знаю, может, продукты на прилавках будут. Проехали...

Вообще, кстати, тема интересная, заставляет задуматься. Главное — чтобы работал как все, пусть и продуктивности этой работы — ноль. Но главное — как все.

Продолжаем. По домам все понятно, самый простой и действенный способ связать лишние деньги и занять людей на несколько лет — ну и показать, что власть отпускает вожжи. Но это не единственная проблема.

Несвятая советская троица. Торговля — гостиницы — общепит. Еще четвертое наверное забыл — такси.

Вот что с ними делать — убей не приложу.

По-хорошему — там можно напалмом все выжечь — не ошибешься. Рассадник воровства и коррупции, общесоюзный гнойник. Честных людей там днем с огнем — если и есть кто честный — его выживают. Там кормится вся организованная преступность, оттуда идет спекуляция и мошенничество. Именно на этом споткнутся реформы Горбачева, а потом и Ельцина — многомиллионная армия воров и кидал просто не сможет вести дела честно, не приучена. Вся эта орда здесь — она никуда не делать. Теневые капиталы все там. Корчевать — Андропов пытался.

С такси понятно — разогнать все таксопарки пусть выкупают машины и ездят как частники. А с остальным — что?

Проблема тут в том, что приватизацией это все не привести хоть к какой то норме. Кстати как думаете — кто начал приватизацию? Чубайс? Нет. Приватизацию начали Горбачев и Рыжков в восемьдесят девятом, выкупать магазины и парикмахерские стало можно уже тогда. Когда пришел Чубайс — малая приватизация была уже во многом завершена.

И вот эта вот вся масса воров, деловиков с теневыми капиталами — она будет вредить любой реформе. Подчеркиваю — любой! Они привыкли работать на постоянном дефиците, из-под полы. И так они в общем то и будут работать. В тесном контакте с криминалом, разбираясь с конкурентами незаконными методами... вот как думаете, почему несмотря на то что в девяностых в общем то была полная свобода, в стране в общем то не появилось конкуренции, и все производители при прочих равных предпочитают не бороться за рынок, а поднимать цены? А все оттуда же — это менталитет. Менталитет унаследованный от фарцы, от торговли из-под полы.

Коли уж время есть, расскажу вам историю из жизни— как компания Форд пришла в Россию, и как она из нее ушла. Форд первым из американских производителей пришел в Россию, и не просто пришел — а построил завод во Всеволжске и представил самую современную на тот момент малолитражную модель — Форд Фокус. Машина пошла. В какие-то годы она была лидером рынка, для многих Фокус стал первой иномаркой. Форд не задирал цены, проводил всякие акции, в общем — все работало. И так было до того, как в этот проект вошел российский партнер. Его по имени называть не стоит, он и сейчас работает...

Так вот, с тех пор — машина стала из самой доступной в классе одной из самых дорогих, все акции, распродажи, скидки ушли в прошлое — начали "скирдовать бабло". Скирдовали недолго — машина резко потеряла в популярности и всего за три — четыре года дошло до того, что Форд принял решение свернуть проект и уйти. Нашим достался завод, но выпускать там было нечего, и завод встал никому не нужный...

Это вопрос менталитета. По той же самой причине Россия не смогла повторить путь Китая, хотя после 2014 года рубль стал очень дешевым, а юань наоборот слишком дорогим. Если китаец делает новый продукт — то он делает тысячу а затраты на освоение раскладывает как на миллион. Его выгода в том, что он научился, заказчик проконтролирует качество, а он сможет делать то же самое уже для себя и продавать. У нас же предприниматель обязательно заложит в затраты собственный джип и коттедж, который он хочет за год себе позволить. Потому его товар никто и не купит.

А все это оттуда. Из эпохи вечного дефицита, фарцы, диких цен на телевизоры Сони и джинсы Ливайс — того давно уже нет, но мы никуда не делись, и мы — прежние.

Я здесь, в самом начале пути, но что с этим делать — решительно не знаю...

Примерно через час постучался Рыжков. Глаза виноватые.

— Михаил Сергеевич...

— Ну?

— Тихонов имеет на вас зуб.

...

— Это как понять?

— На этом Политбюро он намеревался выступить против вас.

Я положил ручку

— Откуда знаешь?

Молчание и было ответом.

— Сдал?

Сдал...

Вот смотрю я на него и думаю — взрослый мужик, директор. А жесткости — никакой.

Играет — так играл бы до конца. В наше время если сдавали кого — то играли до конца, и чаще всего — до могилы в лесу. Потому что труп мстить не станет. А тут...

Раз мужчинка, два мужчинка:

пузо, лысина, ширинка,

корм, диван, футбол, газета,

пиво, геморрой, диета...

Может, наше поколение не таким и плохим вышло? Мы если и гадили, то — фатально.

С другой стороны — сам пришел, признался. А с кем работать?

— А зачем пришел?

...

— Только честно.

— Понял, что вы правы — Рыжков поднял глаза

Эх, повинная голова...

— Больше чтобы этого не было.

Дальше произошла удивившая меня пантомима. Рыжков достал из кармана пиджака партбилет, положил на стол, положил на него руку и торжественно-трясущимся голосом произнес

— Клянусь, Михаил Сергеевич. Больше не будет.

Как мне это развидеть...

Москва, ул Правды

22 февраля 1985 года

Комбинат Правды, расположенный на улице Правды — был одним из крупнейших производственных зданий Европы, и один из виднейших памятников архитектуры русского авангарда. Восьмиэтажный редакционный корпус, вытянутые этажи, закругленные углы, делающие здание похожим на огромный корабль. Памятник надежд молодого советского государства — того, где еще не горел Вечный огонь на Красной площади.

Два человека стояли у стекла в одном из кабинетов и смотрели на зимнюю Москву. Один из них был еще при делах, другой — нет, персональный пенсионер союзного значения. Оба в прошлом не раз конфликтовали — но теперь конфликты были забыты перед лицом опасности, объединяющей их. Как говорится, лучше всего дружится не просто так — а против кого-то и здесь эта истина работала на все сто процентов...

— Кучер все, да? — спросил Георгий Цуканов, бывший личный помощник Брежнева и один из лидеров Днепропетровских. Под Кучером — конечно понимался Константин Устинович Черненко

— Да — ответил академик Ричард Косолапов, редактор журнала "Коммунист" и один из теневых идеологов и серых кардиналов режима — я у него в больнице был. Не выйдет уже...

Цуканов ударил кулаком по стеклу, оно глухо задребезжало

— Как упустили, а?

Предыстория всей этой встречи была мрачной и мало известной даже профессиональным "кремленологам".

В конце семидесятых годов, когда стало понятно, что дни Брежнева сочтены — на высотах власти началась грызня нескольких сплоченных группировок за пост генсека. Группировки были самые разные, некоторые складывались по национальному признаку, некоторые — по личной лояльности лидеру. Но всех их объединяло одно — готовность на все ради своих целей.

Сам Брежнев, кстати, понимал, что чувствует он себя плохо, работать нормально не может — но те же самые группировки все как один уговаривали его не уходить — ибо борьба за власть не была закончена.

Изначально, Брежнев рассматривал два варианта с своим преемником — оба предусматривали, что для Брежнева создается какой-то церемониальный пост, а всю текущую работу должен будет выполнять другой человек. И первоначально — Брежнев рассматривал совсем необычную кандидатуру — Шарафа Рашидова, главу узбекских коммунистов. Рашидов кстати перерос свою должность, он был не только хозяйственником, но и дипломатом, на его счету — урегулирование третьей и последней по счету войны между Индией и Пакистаном, подписание мирного договора в Ташкенте, который больше не был нарушен. Брежнев надеялся, что Рашидов добьется урегулирования конфликта в Афганистане на приемлемых для СССР условиях и помирится с Ближним Востоком. Мусульманин во главе СССР, причем из уважаемого всеми мусульманами места, из Бухары и Хорезма — сильный ход.

Однако, цепочка подозрительных событий — обрушение трибуны на Ташкентском авиазаводе, когда Брежнев едва не погиб, убийство Ибрагимова, скандал с хлопком и взятками — закрыли Рашидову путь наверх.

Вторым претендентом был Щербицкий, глава компартии Украины. Назначение должно было произойти в ноябре 1982 года, но за несколько дней до этого Брежнев уснул и не проснулся. При том, врачи считали, что его здоровье улучшалось.

Русская партия проиграла изначально — ее единственный оставшийся наверху представитель, Андрей Кириленко был так плох, что не мог связать двух слов. Через несколько дней после смерти Брежнева его отправили на пенсию.

Выиграли КГБшники. Юрий Андропов — неожиданно для всех занял кресло Генерального секретаря. И так же неожиданно для всех умер спустя всего шестнадцать месяцев после того как занял этот пост. Хотя для осведомленных людей это неожиданностью не было — Андропов был болен настолько, что еще в семидесятые предпринимались попытки оформить ему инвалидность, что закрыло бы ему дорогу наверх. После андроповской встряски — консерваторы взяли свое и следующим генсеком стал Константин Устинович Черненко, ничем не примечательный украинец родом из Сибири, бывший "второй человек" при Брежневе.

Время Черненко отнюдь не было вторым изданием застоя. При нем продолжалась разработка планов экономической реформы, начатых еще в семьдесят девятом, была создана комиссия по совершенствованию управления, планировалось повышение роли профсоюзов, местного самоуправления (местных Советов) и разрешение кооперативов (Рыжков пользовался наработками, сделанными еще при Черненко). В основу экономической реформы был положен венгерский опыт, планировалось снизить долю госсектора в экономике до пятидесяти процентов, тридцать должны были составлять кооперативы и двадцать — мелкие предприниматели, кустари на патентах. Планировалось так же дать право некоторым предприятиям на самостоятельную внешнеэкономическую деятельность. Продолжалась борьба с коррупцией, просто не так громогласно, как при Андропове. При этом — во внутренней политике Черненко проводил курс на реабилитацию Сталина и сталинизма, был восстановлен в партии с вручением партбилета В.М. Молотов...

Однако, никто не ждал и не предполагал, что Черненко, этот еще крепкий, сибирского здоровья старик — вдруг сляжет. Говорили, что он слег от рыбы, которую ему преподнес министр внутренних дел Федорчук — но кроме него, эту рыбу ели еще несколько человек, а отравился почему-то один Черненко?

Таким образом, все противоборствующие кланы вновь оказались перед проблемой выбора. От Черненко — ждали хотя бы двух — трех лет спокойной жизни, такой как при Брежневе, на остатках былого величия и старого Политбюро. Но оказалось что год — и снова надо решать, снова подвергать опасности систему, потому что в ней — любая смена первого лица была стрессом и испытанием на устойчивость.

— Как упустили, как упустили. Решать надо. Решать сейчас.

Косолапов зачем-то посмотрел на часы

— Сколько.

— Двух нету.

...

— У них кто, как ты думаешь?

— И гадать не надо — Горбач.

— С...а — Косолапов зло выругался — он еще ведь щенок. Лиха не видавший.

— Щенок не щенок. У нас и такого нет.

— Как нет? А Щербицкий? Гришин? Романов в конце концов...

— Щербицкий не пойдет, у него сын наркоман. Гришин стар... давай, не будем обманывать себя, а? Никто больше не проголосует за генсека на год — два, всем надоело. Романов...

...

— Мы не успеем выдвинуть Романова. Просто не успеем. И никто не выберет человека не из Москвы, это надо понимать.

— Горбач в Москве без году неделя!

— Он проживет как минимум лет десять.

...

— На твоем месте Ричард, я бы думал, что с него попросить.

Расстроенный Косолапов сел на один из гостевых стульев, начал мерно стукать кулаком по столу. На лице его было написано отчаяние

— Надо. Надо.

— Надо. Только знаешь, что?

...

— У нас нет выбора — и это самое плохое. Горбач чужой, я это кожей чувствую. Для него ленинизм — это просто слова.

Цуканов зло посмотрел на академика

— А для нас что — дела что ли?

Косолапов изумленно уставился на собеседника

— Ты чего?

— Того! Надо хоть иногда в народ то выходить. Смотреть, слушать. Что сейчас творится. Все хищничают, спекулируют, веры нет никакой. На партсобраниях спят. Громыхают словами — а веры, веры настоящей — нет.

— Ну, так очернять тоже не стоит.

— Стоит. Стоит, стоит...

Цуканов зло смотрел на Москву за стеклом

— Знаешь, я все больше уверяюсь в том, что Андропов был прав — мы не знаем общества, в котором живем. Может, мы заблудились. А может...

— Что — может?

— Может, мы должны потерять то что имеем — чтобы оценить это.

— Ты что говоришь то.

— Говорю как есть. Юрий Владимирович, чтоб его, был человеком умным, как не крути. При нем готовились самые разные варианты обновления партии...

Цуканов осекся

— Теперь это все в наших руках...

Москва, Кремль

22 февраля 1985 года

Как, оказалось, простыл я прилично — что было некстати. Поставили диагноз — ангина. Мне вполне официально в поликлинике, к которой я был прикреплен дали больничный на три дня и я отправился домой. Еще подумал — не коронавирус ли... а потом вспомнил — ну какой сейчас коронавирус.

До этого кошмара еще надо дожить...

Бюллетень — дал возможность спокойно посидеть, поработать, подумать.

Вообще жаль, очень жаль, что не удалось застать живым и работающим Алексея Николаевича Косыгина, вероятно, самого квалифицированного специалиста в экономике во всей позднесоветской верхушке. Многое из того что задумывал Косыгин — так и не было реализовано ввиду либо противодействия, либо того что все это входило в неустранимое противоречие с политикой и идеологией.

У него всегда был конкурент, хотя никогда они прямо не конкурировали. Дмитрий Федорович Устинов — управленец, государственник, производственник. Но Устинов был просто отличным менеджером, у него никогда не было широты видения экономических проблем страны, какое было у Косыгина. И Косыгин был больше чем просто премьером — он лично вел переговоры с банкирами, промышленниками мировой величины, несколько раз встречался с Рокфеллером. Сорок два года в правительстве, из них шестнадцать премьером. С Брежневым у него был нейтралитет, и это видимо и было ошибкой — Косыгину не нужна была политическая власть, а Брежнев ничего не смыслил в экономике. Однако мало кто знает что в 1967 году во время Шестидневной войны и кризиса на Ближнем Востоке переговоры с президентом Джонсоном — вел не Брежнев, а именно Косыгин.

Что Косыгину не дали сделать? Во-первых — именно он, еще в качестве Зампреда Совмина отвечал за эксперимент по переводу части предприятий на хозрасчет. Да, это понятие впервые появилось в последние три года правления Сталина и в одной из последних работ Сталин выступал за перевод на хозрасчет и против огосударствления всей промышленности, как это произошло при Хрущеве. В конце шестидесятых — начале семидесятых годов Косыгин вел переговоры в США об углублении разрядки, предоставлении СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле с США и привлечении инвестиций. По сути это было венцом усилий по расширению инвестиционной привлекательности СССР — ведь именно при Косыгине был заключен ряд стратегических сделок. Итальянцы получили свой ФИАТ на Волге, в Перми они же строили огромный завод по производству стиральных машин, готовилось соглашение по Даймлер-Бенц.

Во-вторых — Косыгин готовил продолжение экономических реформ — конвергенция, то есть слияние или, по крайней мере, сближение двух систем — были для него не пустым звуком. Сейчас уже сложно сказать, к чему все привело бы — но Косыгин принимал в СССР первых лиц мира экономики. И если бы не Пражская весна 1968 года...

Впрочем, и Прага не стала концом. Концом стала отставка Никсона. Никсон, циник и прагматик — не хотел продолжения Холодной войны после поражения во Вьетнаме, он придерживался модели "пяти полицейских" то есть раздела мира между пятью державами. Ни один президент после него — не был готов дать СССР зону влияния и не посягать на нее. После Никсона — конфликты по самым разным поводам возобновились с новой силой.

Тем не менее, при Косыгине был заложен фундамент современной, мощной экономики — и жаль, что на нем не удалось построить дом. Инфраструктура у нас такая, что в чем-то и США превосходит.

Ну и Афган. Что делать с Афганом...

То, что это надо прекращать — это факт. Проблема в том, что генералы начали использовать Афганистан как полигон для молодняка, и ставят себе задачи "обкатать войной" как можно больше призывников. Афганцы цинично пользуются нами, понимая, что мы не можем отступить, не потеряв лица.

— Не потеряв лица — это как?

— Не опозорившись

— Разве это главное

— А что главное?

— Мы оказываем интернациональную помощь братскому афганскому народу.

— О...

— Мы должны гордиться...

— Слушай!

...

— Я тебе скажу, что там было. Когда зеленые шли в атаку, многие стреляли в молоко. Умышленно. А почему?

...

— Потому что они не могли убить людей, исполняющих волю Аллаха. Это было выше коммунизма, социализма, долга, чести и совести...

— Опять очерняешь? Мы многое сделали, чтобы открыть афганским товарищам глаза...

— Только ни черта не открыли. Знаешь, в то время, откуда я родом — почти весь Ближний Восток делится на две части. В первой господствуют исламисты - людям головы рубят, взрывают, жгут. Это все происходит день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Вторая часть — это страны, в которых как бы ты, наверное, сказал правореакционные режимы. Есть те, которые зарабатывают на нефти. Есть те, которых либо нефтяные державы содержат, либо Америка. А есть еще такая страна как Сирия — в ней уже десять лет идет война.

— А Афганистан?

— Там тоже идет война.

— Постой... это сколько же лет она идет?

— Больше сорока. Война в Сомали не прекращается сорок лет. Война Палестины с Израилем — так и возобновляется время от времени. В Ирак как вломились американцы в две тысячи четвертом — там ни дня спокойного не было, за три года до миллиона человек вырезали. Вот так вот.

...

— Что молчишь?

— Как же вы так. Как же вы живете?

— Да вот так и живем. В Чечне тоже война была. И может, еще будет. Последние годы спокойно было, а так — взрывы, теракты. Школу захватили и заминировали в Беслане, больше трехсот человек погибло. Дети в основном. В Буденновске бандиты больницу захватили, согнали туда людей, кого на улицах нашли. Тоже больше сотни погибли.

— А Союз? Зачем же вы его развалили? Чтобы вот так жить?

— Так не мы разваливали. Хотя и мы тоже виноваты. Все думали, вот не будет СССР, и не будет всей этой дури. Смотри фильмы, какие хочешь, читай книги, какие хочешь. Джинсов хотелось, колбасы не по праздникам... да чего там говорить. Каждый свое хотел, личное. Украинцы, например, страну себе хотели, только свою, для себя. И латыши, литовцы, эстонцы. Сейчас украинцы полякам задницы в больницах подтирают, клубнику собирают. А прибалты бегут в Европу на любую работу, потому что у себя работы никакой нет. Но заметь — в СССР обратно мало кто хочет.

— Как же так...

— Много было глупостей в СССР. Причем — глупых глупостей. Вот это бы убрать... теперь понимаешь, какая работа нам предстоит? Нам с тобой.

Настроение было ни к черту. Но я помнил расклад в Пешаварской семерке. Из всех пятерых, непримиримыми можно назвать только двоих — однозначно Халеса и скорее всего — Хекматьтяра. Правда, последнему подчиняется треть всех боевиков семерки. С остальными пятерыми можно договориться, и однозначно надо договариваться с муллами. И надо уже сейчас решать, на каких условиях выводить войска. С юга Афганистана выходить надо полностью, на севере можно оставить аэродромы, базы спецназа. Но срочников оттуда надо убирать всех.

Еще не мешало бы вспомнить пару интересных планов. Разделение Афганистана на южный и северный — не такая утопия как может показаться. Там разные языки, разные народы доминируют. Юг — вотчина пуштунов, север — меньшинств, в основном говорящих на дари. Пусть разбираются друг с другом, чем с нами.

Второй план — это предъявление от имени Афганистана претензий на населенную пуштунами пакистанскую зону племен. Столкнуть лбами афганских националистов и исламистов. В Пакистане — мечети в основном находятся под контролем местных спецслужб, но если муллы заявят что афганские претензии на Зону племен не от Аллаха — то они тут же потеряют всяческий авторитет в среде пуштунов, любой пуштун будет плеваться, проходя мимо мечети. Наша ошибка была в том, что мы все время выводили Пакистан за скобки проблемы и все время пытались вести себя прилично. Но если пакистанские "ястребы" на своих Ф-16 то и дело шакалили в афганском воздушном пространстве, сбивая наши штурмовики — почему бы и нам не пошакалить? У нас тоже есть новые самолеты — Миг-29 и Су-27, и почему бы не проверить их в боевых условиях?

Ладно, Афганистан в сторону. Пока. Похоже ко мне пришли.

Болдин не подвел, нужного человека мне нашел, привез на цэковской машине ко мне на дачу.

Валовой, Дмитрий Васильевич, экономист и политэкономист, с 1962 года журналист, возглавлял еженедельник ЦК КПСС "Экономическая газета", с 1972 года — заведующий экономическим отделом Правды, заместитель главного редактора. Автор нескольких книг на экономическую тематику, в течение двадцати с лишним лет присутствовал на каждом (!!) заседании Совмина СССР. Как и Егор Гайдар отлично знает югославский опыт, был там в длительной командировке — но в отличие от Гайдара воспринимает его критически и с опаской. Член Комитета народного контроля СССР, участвовал во множестве ревизий министерств и ведомств. Доктор экономических наук. Человек, ведущий обширную переписку со множеством не последних людей, которые на любительском уровне занимаются макроэкономикой и осмыслением экономических проблем СССР. Автор той самой записки на имя Черненко, в которой он сообщил что сорок процентов ВВП СССР — туфта. Записка — я ее кстати еще не нашел — ушла Аганбегяну и тот ее замотал. Причина проста — у него уже была готова своя концепция экономической реформы, а предложения Валового серьезно ей противоречили. Кроме того — Аганбегян давно наверху, и согласиться с выводами Валового — значит, расписаться в некомпететности всего экономического блока Совмина и всех НИИ, обеспечивающих его. Потому что вывод, что ВВП на сорок процентов дутый — он убийственный.

Но с Горбачевым — Валовой не виделся ни разу. До того момента.

— Присядьте, Дмитрий Васильевич. Только вон там, подальше, а то еще заразу подхватите, какую. Не болели этой зимой?

— Нет, признаюсь, пронесло

— А я второй раз. Никак организм не может к холодам привыкнуть.

Валовой боролся с упрощенным универсальным показателем оценки "по валу" в советской экономике еще с шестидесятых годов. Я знаю, что он предлагает — это не рыночная экономика, это усложнение показателей оценки, которое мы не факт что и потянем — компьютеров то нет. Но он вскрыл проблему, которую надо решать. И первое — вопрос: как?

— Дмитрий Васильевич. Ваша записка на имя товарища Черненко. Вы можете поручиться за достоверность изложенных в ней цифр?

— Абсолютно, товарищ Горбачев. Все цифры перепроверены, источники готов предоставить.

— Если все так обстоит... почему тогда мы еще не рухнули?

А правда — почему?

Вопрос интересный, мое мнение таково. Искажения накапливались на протяжении длительного времени, не аккордно. Как и лишние деньги. В конечном итоге их абсорбировала теневая экономика — уровень цен в ней определялся именно наличием "лишних денег" на руках у населения. Часть денег уходила на Кавказ, в Среднюю Азию и оседала там в наличной форме. Самое главное — теневая экономика не раскручивала инфляцию, инфляция существовала как бы в параллельном измерении, и рядовой советский человек сталкивался с ней только если хотел джинсы Ливайс купить. Причем теневой характер этой торговли не порождал и социальную напряженность. Горбачев, разрешив кооперативы, всего лишь вывел эту инфляцию на свет божий, люди поняли, что их зарплата — условно на один ужин в кооперативном ресторане. И разозлились. Кроме того, открытие кооперативов открыло вполне легальные шлюзы перекачки ресурсов из госсектора в теневой и их освоения там — остатки товаров перекочевали туда. Кто же будет продавать товар по госцене, если есть возможность продать по свободной?

— Так ведь рухнем, товарищ Горбачев! По моим подсчетам, если сейчас ничего не предпринять, то необратимые процессы начнутся к девяносто пятому году

Политика запустила их еще раньше.

— Дмитрий Васильевич. Я читал ваши предложения... вы предлагаете разработать более совершенную систему показателей, которые не дадут искажать реальные результаты работы предприятий. У меня два вопроса — как быть с зарплатой работников этих предприятий, после того как мы увидим реальные цифры. И второе — как быть с тем сектором экономики, в котором уже набрали силу весьма и весьма нездоровые экономические процессы. Я говорю про торговлю, всю сферу общественного питания, про гостиницы, профилактории. Ведь там ситуация такова, что если людям не платить, они все равно будут продолжать ходить на работу. Вы сами писали в одной из статей про ресторан, в котором не рады посетителям, потому что все что не съедено — можно будет перепродать на черном рынке. Что будем делать с ними?

Валовой явно сбивается с мысли

— Товарищ Горбачев, вы читали ту мою статью?

— При Политбюро работают две комиссии, одна по планируемой реформе, вторая по совершенствованию управления. Разумеется, мы читали ваши статьи.

На самом деле — я подозреваю что в Политбюро никто их не читал. Даже несмотря на то что опубликованы они в Правде.

— Мы можем организовать широкую дискуссию в Правде...

— Пока рано.

...

— Выносить такие вопросы на всеобщее обсуждение, в то время как у нас нет даже общего понимания, что делать — означает взбудоражить общество и усугубить и так идущие в нем нездоровые процессы. Давайте так, — Дмитрий Васильевич. Подумайте над теми двумя вопросами, какие я только что назвал. Хорошо подумайте, и возможно не в одиночку. С привлечением товарищей, но только тех кому можно доверять. А я подумаю над тем, как и в каком качестве подключить вас к работе в комиссии при Политбюро. Договорились?

Интересные дела. В США консультация человека с таким пониманием экономики — стоила бы сотен долларов в час. Здесь люди не молчат, они готовы помогать, причем помогать "за идею", не в расчете залезть во власть и там обогатиться. Почему тогда их никто не слушает и не желает слушать?

Мне конечно проще, я знаю все наперед. Но неужели трудно вчитаться в записку, поданную на имя генсека и выслушать человека, который каждую неделю присутствует на заседании Совмина? Что сложного то? А?

Болезнь все-таки создает некоторые неудобства — горло болит и все такое, надо пить лекарства и ходить на прием к врачу — правда, в моем случае, это врачи ходят на прием ко мне. И, кроме того, если у тебя ангина, то по лесу, по полю не прогуляться. Остается только стоять на пороге, закутанным в шарф и смотреть — на лес, на поле, на сосны, на нетронутый еще весенним солнцем снег...

— Миша...

Раиса Максимовна выскочила из дома, как увидела

— Михаил, ты что? Тебе нельзя...

— Подожди...

Она и сама была легко одета

— Нет, нельзя. Иди в дом, сейчас же...

Я позволил себя увести. На первом этаже было что-то вроде холодной прихожей, не холл, а так — ноги от снега обтрясти. Вот тут мы и присели — я со своими думками, Раиса со своим беспокойством обо мне. И надеюсь, что без третьего — товарища майора в наушниках...

— Ты какой-то не такой все последние дни — сказала вдруг Раиса Максимовна — изменился... даже говорить стал как то иначе.

Вот. То-то и оно. Никто не знает мужика лучше его жены. А какой-то не такой — это еще мягко сказано

— Какой?

— Не знаю... ты каким-то... суровым стал. Даже глядишь иначе.

— Я много думаю, Рая.

— О чем?

— О себе. О нас.

...

— О стране.

...

— Помнишь, Хрущев сказал, что к восьмидесятому году мы построим социализм? Ведь я тогда поверил. А ты? Поверила?

Раиса Максимовна повела плечом

— Наверное, да. Поверила — неуверенно сказала она

— А сейчас? Сейчас кто-то верит?

...

— Что с нами со всеми случилось, Рая? Почему мы больше ни во что не верим?

Раиса Максимовна посмотрела на меня

— Я верю.

— Ты — хорошо. А другие?

...

— Посмотри, хоть кто-то вспоминает что такое — быть коммунистом? Во что превратилась партия? Комсомол?

Раиса Максимовна смотрела на меня, явно не понимая

— Помнишь, Юрий Владимирович сказал в своем докладе. Мы не знаем общества, в котором живем. Боюсь, никто не понимает, насколько он был прав. Я не уверен, что это уже социалистическое общество.

Надеюсь, что тут прослушки все же нет.

— Рая, нужно изучать общество. Я не верю тем докладам, которые идут наверх, в политбюро. Не верю докладам КГБ и МВД. Я уже никому не верю.

— Да, но что я...

— Рая, ты же социолог. Настоящий. Сделать институт...

Раиса Максимовна удивленно посмотрела на меня

— Обвинят же

Да. Скорее всего.

— У тебя же остались связи с однокурсниками. Пусть не ты возглавишь.

Раиса Максимовна задумалась.

— Юра. Юра Левада. Он занимается прикладной социологией.

— Отлично. Когда сможешь связаться?

Я все никак не могу привыкнуть что тут нет ни электронной почты, ни скайпа, ничего такого. Человека тут можно не один день искать.

— Постараюсь побыстрее, если он в Москве.

— Только никто ничего знать не должен, поняла?

— Поняла, но... зачем он тебе?

— Хочу предложить создать что-то типа... службы общественного мнения при Политбюро. Чтобы постоянно опрашивали людей, проводили исследования, как они относятся к тем или иным нововведениям...

В СССР такой службы не было. Были, конечно, институты, занимающиеся обществом — но ни один из них не занимался оперативным реагированием и обработкой информации "с колес". Все были нацелены на исследование долговременных изменений.

Причин, почему не было такой службы, было две. Одна из них фундаментальная - в Политбюро, да и во всей КПСС были уверены, что история может идти только в одном, правильном направлении. Это породило очень опасную иллюзию того, что какие ошибки не совершай, все равно ничего не изменится, коммунизм выживет, и будет продолжать существовать. Вторая - в СССР не было конкурентных выборов, и как таковой не было рекламы. Потому в загоне была практическая психология, как воздействие на поведение людей. В США же прикладная психология сначала развивалась исключительно в направлении рекламы — как наиболее эффективно заставить людей купить твой товар. И только потом — методы коммерческой рекламы перешли в политику.

Но если мы не хотим выпустить ситуацию из-под контроля, как в реальной жизни произошло, такими инструментами, как психология, мониторинг общественного мнения, продвижение — надо заниматься уже сейчас. Потому что когда выйдет из-под контроля толпа, как в том же Андижане или Тбилиси, или начнут стрелять как в Карабахе — будет поздно.

Путин как говорят, каждый день получает результаты исследований общественного мнения. И не сказать, что это плохо.

— А разве КГБ не дает вам материалы?

— Дает, но не те. И не вовремя. Вот скажи, ты ходила по дворам в Ставрополье, опросами занималась. Сколько времени это заняло?

— Разве ты не помнишь? Больше года.

— Вот. А нам нужно принимать решения и получать результаты социологии по ним за несколько дней.

— Миша, это невозможно

— Почему. Если подумать, все возможно

Или в Америку на практику съездить

— И еще. Помнишь, был в вашей группе такой Мераб?

— Конечно.

— Это ведь Мамардашвили. Он сейчас кто? Кандидат? Доктор?

— Кандидат, по-моему

— Мне бы и с ним повидаться

— Но он же занимается историей. И философией. Совершенно не прикладными вещами

— Поговорить есть о чем.

...

— Да и просто... за чаем посидим. Вспомним старые времена.

На самом деле Мамардашвили мне был нужен, чтобы начать, пока концептуально, на философском уровне решать проблему грядущего распада СССР.

Жизнь подкинула мне задачку, на которую я и рассчитывать не рассчитывал — подселила в чужую голову, вместе с моими невеселыми знаниями и опытом. Я знаю, что СССР рухнет, и я знаю, что он рухнет не просто так. Причина тому — отнюдь не слабый Горбачев и своекорыстный Ельцин, если бы не было ни того, ни другого — он бы все равно рухнул или, по крайней мере, находился бы под угрозой распада. В СССР сформировались отдельные политические нации (и их, кстати, больше чем пятнадцать), и у них есть свое представительство. По сути это уже наполовину государства, только без дипломатического признания. И если просто действовать силой или, к примеру изменить конституцию, запретив выход — можно на выходе получить югославский вариант развода.

Причина развала СССР — отсутствие понимания того, почему мы должны жить вместе и вместе тащить нелегкий воз сверхдержавы. Отсутствие этого понимания — дало например девяносто процентов на референдуме за независимость Украины — когда говорят, что трое в Беловежской пуще предали страну, как то забывают, что вообще поводом для разговора стали шокирующие результаты украинского референдума, где девяносто процентов населения проголосовали за независимость — в том числе более восьмидесяти процентов дали Донецкая и Луганская области. Без такого результат референдума — и Кравчук бы не осмелился говорить о полном отделении, и Ельцин вел бы себя иначе.

Как купили украинцев? А так же как и всех нас — дешево. Отделимся и будем все сало себе оставлять — и заживем! А русских купили иначе — хватит кормить тех и этих, мы сами по себе, у нас всего много, уйдут нахлебники — нам больше достанется. Украинцам еще скормили сказку про золото гетьмана Полуботко — и многие поверили кстати. В Белоруссии рассказывали про то что было вот Великое княжество Литовское на территории Белоруссии и столица его у нас была и жили мы куда богаче чем сейчас.

Проблема распада СССР не политическая и не экономическая — она философская. Ни элиты ни народ не понимали, что распад единой, веками складывавшей матрицы — приведет не к национальному и экономическому возрождению, а наоборот, к одичанию. И национальная интеллигенция, которая боролась и выбарывала, не понимала, что настоящая, европейского типа интеллигенция, интеллектуалы европейского уровня — востребованы лишь в общей, большой стране. В национально однородной стране — будет не культура, будет фольклор. А ему интеллигенция не нужна. И распад СССР загубит много культурных феноменов. Начиная от грузинского и прибалтийского кино, которые были востребованы только в большой, общей стране — и заканчивая уникальными, многонациональными городами, со сложной состоящей из нескольких культурами. Одесса, Львов, Тбилиси, Баку, Вильнюс. Все эти города пострадают от вражды, от неустроенности, от массового отъезда, но больше всего — от культурной агрессии титульной нации, которая уничтожает, а не сосуществует с другими культурами. В Одессе не станет евреев, из Баку изгонят армян, из Тбилиси русских — и кто выиграет? А никто. Только те кто раньше и стишка не мог напечатать, а теперь стали "духовными отцами нации", совестью и моралью — сами ни совести ни морали не имеющие.

Зачем нужен Мамардашвили? Затем что он единственный из всей мне известной национальной интеллигенции, который во время националистического ража сохранил здравый рассудок. Это он, когда Гамсахурдиа считали спасителем Грузии, сказал — я не могу понять, как во главе правозащитной Хельсинкской группы Грузии стал человек, не имеющий ни малейшего представления о правах человека. И если народ Грузии проголосует за этого человека — я пойду против своего народа.

Проголосовали.

Мамардашвили начали травить, сделали врагом Грузии. Он умрет от сердечного приступа, когда на него во Внуково набросятся опознавшие его сторонники Звиада Гамсахурдиа. Те самые полусумасшедшие, которые бьются в истерике на митингах, заявляя: "ему не нужны интеллигенты, он сам интеллигент". Потом оказалось что интеллигенты ему все-таки нужны. Такие как составитель сказок Гурам Петриашвили, который на премьере оперы Верди "Аида" заорал "Нам тут не нужны эти ваши русские оперы!" и предлагал бегать босиком. Или доктор наук, профессор и вор в законе Джаба Иоселиани, который создал единственную в мире армию уголовников (Мхедриони) и заявил "Демократия это вам не лобио кушать. Кто не подчинится расстреляем." Но это будет уже потом — Мамардашвили не увидит ни вора в законе во главе страны, ни артиллерии на проспекте Руставели, ни уличных боев за Сухуми.

Мамардашвили сейчас изучает культуру Вены до Первой мировой и искренне считает, что единственный шанс для Грузии и других республик цивилизоваться — это выйти из состава СССР. Но он не понимает, что это путь не к цивилизации, а наоборот к одичанию. Что только в большой стране, возможно то существование интеллигенции, и тот объем интеллектуальной работы, который проделывается сейчас. После развала денег на науку просто не будет, а на место культуры придет "Кто не скачет тот москаль". Табор в центре столицы, именуемый майдан — это и есть самое что ни на есть наглядное выражение культурной деградации.

С этим надо бороться на уровне интеллигенции, придумывать новые смыслы, говорить с людьми, разъяснять — без этого все остальное, как укрепление армии, появление единой, общесоюзной политики — это все будет впустую.

Поймет ли меня Мераб Мамардашвили? Не знаю. Но попытаться я должен.

Москва,

Центральная клиническая больница

Четвёртого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР

22 февраля 1985 года

А в это время — в Центральной клинической больнице, под неусыпным надзором врачей — медленно умирал человек. Он знал что он умирает и осталось недолго. Не знал он того что вместе с ним — умирает и целая эпоха.

Константин Устинович Черненко, как и положено советскому вождю — был родом не из интеллигенции, с самых низов. Украинец, сын родителей переехавших в Сибирь. Его звездным часом оказалось решение о переводе его в Молдавию, точнее — о ссылке в Молдавию. Он был первым секретарем в Пензе, готовилось решение о переводе его в Москву — но доброжелатели настучали о "нестойком моральном облике"— то есть гулял от жены. Перевод отменили и вместо Москвы послали в Молдавию, заведующим отдела агитации и пропаганды. Главой советской Молдавии был тогда Леонид Ильич Брежнев. Два мужика, любящие погулять и не чурающиеся никаких радостей жизни в теплом и солнечном краю, подальше от Москвы. Так они и шли с тех пор — рука об руку.

Черненко никогда не был политиком — для этого он был слишком прост. Но брал другим — аккуратностью, точностью, исполнительностью. Все знали, что если надо быстро провести документ по всем инстанциям — надо идти к Черненко. Брежнев это тоже знал и держал Черненко при себе, как орговика и канцеляриста — но многое из того что Брежнев задумывал, не получилось бы без него, Черненко. Со своей стороны — Черненко никогда не рвался наверх. И это мнительного Брежнева более чем устраивало.

Черненко полностью поддерживал политику своего шефа, и если бы он был жив — так бы и шел в его фарватере. Но шефа не стало. И пришлось ему...

Сейчас он, всесильный вождь страны с атомным оружием, который не мог жить без баллона с кислородом рядом — лежал на кровати и мучительно думал о будущем. Он понимал не только то, что он умирает. Но и то что сменить его — некому.

Нормальный процесс смены элит в Советском союзе — сорвался с момента разгрома группировки Шелепина, опасной до начала семидесятых. Шурик Шелепин, молодой вождь советского комсомола— претендовал на высшую должность в стране, и тогда было слишком для него рано. Брежнев сожрал его и его соратников в аппаратной борьбе — но выигрыш сиюминутный обернулся проигрышем. Застой — люди не сменялись на своих местах по десять, двенадцать, пятнадцать, двадцать лет. Партаппарат наслаждался покоем после сталинского ужаса и хрущевского раздрая — но никто вовремя не заметил, что скамейка запасных то — пуста. Именно из того, отставленного от власти поколения — идет большинство диссидентов, антисоветчиков, просто людей держащих фигу в кармане. И когда в восьмидесятых оглянулись — увидели за собой кадровую пустоту...

Андропов это понимал — но кого он мог привести к власти? Только людей из своей системы — КГБ*. А по негласному правилу это было запрещено — как кстати и занятие кгбшником высшей должности в стране. Но и Юра долго не задержался — а следом он.

Надо ему было? Да нет, конечно. Анна Николаевна — в голос рыдала, умоляла не соглашаться. Но он был партийцем. Настоящим. Если партия сказала "надо" — отказываться нельзя.

Но он думал, лелеял в давно огрубевшей душе надежду, что хоть два — три годика... может, пять. Кто же знал...

Он понимал, что все — скоро. По глазам врачей понимал. Не выберется он отсюда. Понимал он и то что у него осталось единственное, что он еще может.

Преемник.

Он лежал и ждал. Пока к нему не зашел прикрепленный — в медицинском халате

— Константин Устинович, к вам Громыко

Черненко показал глазами — зови

Громыко после него — оставался за старшего... возраст все же много значил. Он был последним из поколения сталинских наркомов, мистер нет, лицо советской дипломатии на протяжении не одного десятилетия. И тоже — с виду бодрый старик, а как на деле...

— Константин Устинович...

Черненко показал — сядь поближе...

— Андрей... — он экономил слова и дыхание.

— Костя... смотрю, ты порозовел что-то. Скоро весна, потом лето

Черненко отмахнулся рукой

— Не... доживу

— Да ты чего, Костя. Чего ты сдаешься то.

Черненко снова махнул рукой. Ему надо было сказать... когда он последний раз был в квартире, он упал в прихожей, Анна Николаевна с плачем его поднимала, провела в гостиную, сказала — уйди ты на пенсию, гробишь себя. Он сказал, едва дыша — нельзя, оставить некого. Тогда показывали по телевизору какой-то визит, встречал Горбачев — вот Анна Николаевна и сказала — пусть он работает, а ты уйди.

Тогда ему показалось, что — рано, но сейчас он понимал — времени у него нет. Совсем.

— Андрей...

...

— После меня... должен быть... Горбачев. Понял?

— Да ты чего... Костя, ты чего говоришь то.

— Слушай меня. Страну... угробим... нельзя так... Горбачев.

...

— Горбачев

Силы оставили Черненко, говорить он больше не мог, но он был в сознании и требовательно смотрел на Громыко. И кивал.

Горбачев. Горбачев.

На обратном пути, мчась по обледенелой трассе, Андрей Андреевич Громыко напряженно думал.

Он знал, что Черненко тяжело болен, и рассчитывал воспользоваться этим. Всю первую половину семидесятых — советская дипломатия крайне успешно разыгрывала козырь больного Брежнева, слухи о болезнях которого сама же и поставляла на Запад. Западу нравился Брежнев — после внушающего ужас Сталина и придурковатого Хрушева, который мог снять ботинок на заседании ООН и начать бить им по столу — к власти в СССР пришел понятный Западу барин, сибарит, с понятной биографией, и явно не кровожадный. Послание Громыко западным контрагентам было простым — Брежнев болен. Спешите решить назревшие вопросы, пока он жив, пока он у власти, потому что кто придет после него — непонятно. Так удалось решить важнейшую стратегическую проблему советской дипломатии — заключить Хельсинкский акт, который зафиксировал сложившийся в Европе после Второй мировой войны миропорядок и признал Восточный блок как полноценного участника системы международных отношений. Немало сделали и для разрядки с США — ограничение стратегических наступательных вооружений началось именно тогда, все понимали, что так дальше нельзя.

Но вот потом Брежнев заболел по-настоящему.

Сейчас у власти был Рейган. Громыко только что встречался с ним, в сентябре восемьдесят четвертого. Надежды повторить трюк с больным Брежневым не было — Черненко был болен и так что не перенес бы перелета. Рейгану нужно было хоть что-то, чтобы справиться с кандидатом от демократов Мондейлом — нужны были какие-то гарантии мира и прекращения гонки ядерных вооружений. Хорошо получилось поговорить с госсекретарем Шульцем — тот явно был более приемлем, чем его предшественник Хейг. Вообще, Громыко больше боялся предыдущего президента — Картера. В его команде был Бжезинский, были другие ястребы — а сам он был каким-то непонятным, не имеющим никакого опыта — но с опасными, несгибаемыми моральными принципами. Там где другой поопасался бы, просто из чувства самосохранения — этот пошел бы вперед.

Горбачев...

Громыко понимал, что один из претендентов после Константина Устиновича — он сам. Но понимал он и то что шансов у него немного — за ним ни поддержки силовиков, ни региональных кланов. Он никогда и в стране то толком не работал — все по заграницам. Его не выберут.

Почему Горбачев? Просто хочется покоя — без похорон, без постоянных перетрясок — как при Брежневе. Занял пост — это надолго.

С другой стороны...

Он по своей службе хорошо знал, что происходит на Западе, как там ведется политика. И его не покидала мысль, что выборы первого лица на всенародных выборах — это не так то плохо.

С одной стороны народ спускает свой пар недовольства. За кого проголосовали — тот и рулит. С другой стороны — в регулярных встрясках система закаляется, смена первого лица не становится чрезвычайным событием как у нас.

Трое похорон. Двое — но Константин Устинович похоже и впрямь — не жилец. И что делать? С этим его поручением?

Как то доработав день, Громыко поехал домой. Посоветоваться.

Настоящим министром иностранных дел СССР — ну или хотя бы половиной министра — была Лидия Дмитриевна Громыко.

Сам Громыко был относительно честным (в смысле, сам лично он взятки не брал) — нечестной была Лидия Дмитриевна. Ее появление в любом посольстве — а она рыскала в поисках картин и антиквариата — расценивалось как стихийное бедствие, про хамство этой женщины — ходили легенды. Сам Громыко едва не слетел из-за дела, ушедшего к американцам Шевченко, советского посла при ООН. В коридорах МИД шептались, что за назначение Лидия Дмитриевна взяла брошь с бриллиантами — а когда она приезжала в Нью-Йорк, то они вместе с Линой Шевченко ходили по магазинам, и та покупала ей меха и драгоценности на большие суммы. Деньги, скорее всего, были от ЦРУ. Дело пахло государственной изменой — но Громыко проскочил.

Но с тех пор Громыко вел себя крайне осторожно и американцам старался не перечить — после побега Шевченко у него дома изъяли ценностей на сумму более миллиона рублей, и Андрей Андреевич понимал, что Шевченко там, у американцев, и значит он — у них на крючке.

За окном машины мелькали знакомые улицы... проулки... рогатые троллейбусы, осторожно пробирающиеся во тьме...

Андрей Андреевич подумал некстати — просрали державу...

Дома — был готов ужин, но аппетита не было. Громыко тоскливо поковырял в тарелке, показал жене — пойдем, на лоджию выйдем...

Лидия Дмитриевна появилась в собольей шубе... и Громыко, глядя на ее простоватое, жирное лицо внезапно почувствовал тоску и глухое раздражение... вырядилась... как на корове седло! Это из-за нее все! Ей все мало!

— Я сегодня в больнице был.

На лице Лидии Дмитриевны отразился живейший интерес

— Костя... плохо совсем. С меня взял слово, что я проголосую... за Горбачева.

Лидия Дмитриевна моментально взбеленилась

— Что? Этот сопляк!? Да кто он такой!

— Помолчи! — грубо сказал Громыко — рот закрой!

Пораженная грубостью мужа, Лидия Дмитриевна замолчала. Говорят, что это ей принадлежала хамская фраза "На все посольство два с половиной дипломата!". А может и не ей. Важно то, что именно она стояла во главе системы махровой кумовщины и групповщины, пронизывающей все министерство.

— Просто так я не выполнить просьбу генерального секретаря не могу.

— Да он из ума выжил...

— Помолчи, сказал!

...

— Кто знает, может, он не одного меня обработал. За Горбачевым все андроповские, вся свора. Они нас в момент сожрут и не подавятся!

— Андрей, но как так. Он совсем молодой, ему не по возрасту.

— Не по возрасту, значит, ему наставник нужен. Которому по возрасту.

Лидия Дмитриевна навострила уши

— Кроме Горбачева других кандидатур, по сути, и нет. Потому надо договариваться — кто первый, тот и в дамки. Ты Раису Максимовну знаешь?

— Нет, она ... не по нашей части. Не знаю, где работает.

— Так узнай! И быстро!

— Хорошо, Андрюша, я поняла.

Громыко с тоской посмотрел на темноту за окном. Сколько он не ездил — а все сюда возвращался. И неужели в этом во всем был смысл...

* Так или иначе того короткого андроповского времени все же хватило для того чтобы КГБшники предприняли свой бросок к власти. Нынешнее время принципиально отличается от советского появлением нового дворянства — силовиков, в отличие от тех партийцев готовых реально лить кровь.

Несколько ранее

Вашингтон, округ Колумбия

Военно-морская обсерватория

Январь 1985 года

Бывший директор ЦРУ, а ныне вице-президент США Джордж Герберт Уокер Буш, вернувшись с заседания Совета национальной безопасности, приказал немедленно собирать свою команду. Она по-прежнему была интегрирована в ЦРУ и проходила там как "Команда Б" — команда по альтернативной оценке угроз. Прежде всего, советской угрозы. В нее вошли люди, которые до этого делали скорее академическую, нежели разведывательную карьеру. А так же несколько человек из команды сенатора Голдуотера, который сказал: умеренность при защите свободы — не добродетель*. Экстремизм в защиту свободы не есть зло. В нее входили, например такие люди как Элиот Абрамс, заместитель госсекретаря США, ответственный за наиболее грязные внешнеполитические акции администрации Рейгана. Или Кондолиза Райс, специалист по СССР, ученый, внештатный сотрудник ЦРУ, аналитик по советской угрозе.

Мало кто знал, что Буша как вице-президента — Рейгану навязали. Рейган был чужаком, киноактером, да еще и из Калифорнии, его поддерживали совсем не те люди, которые обычно дают деньги на предвыборные кампании республиканцев. Но партия была тяжело ранена сначала делом Никсона, а потом еще неожиданным выигрышем, по сути, случайно оказавшегося в Белом доме Джимми Картера**. И все прекрасно понимали, что партия должна измениться — иначе она может погибнуть.

Так в пару Рейгану встал техасец Буш, бывший директор ЦРУ и конгрессмен, бывший посол в Китае. У каждого из них — у Рейгана и у Буша — были свои команды, ориентированные только на них. Проблемами СССР занимался в основном Буш, а не Рейган, как и всей внешней политикой, особенно в связи с разведкой. Внимательные наблюдатели — подмечали, что со временем люди Буша исподволь перехватывали рычаги управления. Причин было две — у них были источники финансирования, и в целом они выглядели представительнее и хорошо умели выступать. В отличие от бывшего актера — Буш в политике был не новичок.

Сейчас, смотря со второго этажа обсерватории, как съезжаются его люди, как идут по саду замерзшие под январским ветром автоматчики с собаками — Буш с досадой думал — как не вовремя. Ситуация в Москве на самом деле не была в приоритете у администрации, хватало и других забот. Они пытались решить проблему с Тегераном, одновременно ожидая смерти престарелого аятоллы Хомейни и гадая, что будет после него. Как то пытались отслеживать обстановку в Бейруте. Пытались не допустить реализации теории домино в Латинской Америке — а заодно и что-то сделать с потоком наркотиков. Во Франции пришли к власти коммунисты. В Афганистане продолжали сопротивляться моджахеды. В Турции все менее приемлемым становился режим генерала Кенана Эврена. На всем этом фоне старых и новых болячек — русский медведь выглядел привычным пугалом, если бы не одно "но". Из Москвы поступило сообщение, что их генеральный секретарь Черненко может умереть в любую минуту. И надо было понять, кто будет следующим и какие риски влечет это для США.

Ситуация с Андроповым была всем памятна, нового воцарения главы КГБ никто не хотел...

Из такси выбралась женщина в ветровке, безошибочно посмотрела наверх, увидев хозяина обсерватории — помахала рукой

Конди...

— Итак...

Собрались у камина в неофициальной обстановке. Решили согреться пуншем, приготовленным лично Бушем — он пошел помочь Конди Райс, которой доверили эту работу как младшей в группе. Бущ выделял эту женщину не столько за ее острый ум, сколько за способность объяснять сложные вещи простыми словами. Обычно — люди сыплют терминами, пытаясь выглядеть умнее, чем они есть на самом деле. Конди была не такой...

Когда Буш был директором ЦРУ, в коридорах шептались, что у долговязого техасского конгрессмена и молодой чернокожей барышни из провинциальной Алабамы отношения более близкие, чем это допустимо. Это было не так. Буш и Конди Райс сошлись по многим причинам. Оба провинциалы — Техас ведь тоже провинция, и Буш всегда неуютно чувствовал себя рядом с умниками с побережья, которые одним своим видом давали понять, что они думают о неотесанном техасском мужлане. Когда его назначили директором ЦРУ, Буш думал что это финиш, последнее его политическое назначение, особенно после катастрофы, которое Агентство пережило при Колби, и кровопускании при Тернере. В Агентстве, заполненном выпускниками с Лиги Плюща, он мало на кого мог опереться. Конди — лично была в Польше и СССР, говорила по-русски, но при этом она была провинциалкой с Алабамы, говорящей на том же языке, что и бывший посол в Китае. Потому то Буш ей и доверял — как мало кому

* * *

. Но кроме интеллектуальной близости — никакой иной не было.

— Есть что-то новое? — негромко спросил бывший посол, когда Конди смешивала напиток

— Мы близки к цели — сказала она

Бывший директор ЦРУ кивнул, достал бутылку виски, откупорил и щедро долил стаканы. Конди Райс с ужасом посмотрела на бывшего директора, тот подмигнул. Про проблемы с алкоголем в семье Бушей она знала — старший был заправским алкоголиком

* * *

...

— Итак, джентльмены — ввел всех в курс дела Буш — согласно последним данным, поступившим из Москвы, их лидер настолько плох, что из больницы он уже не выходит. Станции во Франции и Германии сообщают о консультациях советских специалистов с местными врачами и закупках современной аппаратуры для искусственного дыхания. Мы, разумеется, не препятствуем этим попыткам, но развитие ситуации таково, что мы должны быть готовы к любому развитию событий в Кремле. И разумеется, по возможности, способствовать избранию выгодного для США человека. Конди, кто там у нас есть?

— На первом месте, конечно для нас Громыко. На втором — Горбачев...

Почему Громыко — Бушу не надо было объяснять, он знал, что Андрей Андреевич уже несколько лет находится на крючке американских спецслужб. С уходом на Запад заместителя министра иностранных дел Аркадия Шевченко — американские спецслужбы получили уникальную возможность заглянуть на грязную кухню советской дипломатии, с огромными взятками за поступление в МИМО, за назначения в хорошую страну за границу, со спекуляцией ценностями, с контрабандой в обе стороны. За границу в дипломатической почте вывозили и продавали картины, иконы, украшения (покупателями иногда выступали сотрудники ЦРУ, хотя часто этого и не требовалось), обратно везли дорогую одежду, аппаратуру, ввозили иностранные машины. Со всего этого шли отстежки всем вплоть до министра. Буш категорически запретил часто упоминать побег Шевченко на Радио Свобода, а так же публиковать любую информацию о нечистоплотности советских дипломатов. Американцы давно поняли, как можно влиять на советские кадровые назначения в негативном ключе — достаточно обдать кого-то грязью на Радио Свобода, и этого человека точно уже не назначат. Потому что советские — очень ценят внешнюю благопристойность — на любую должность должен назначаться человек с незапятнанной репутацией. Причем неважно — он может быть полным идиотом, он может провалить дело — но он должен верно понимать политику партии и правительства и про него чтобы нельзя было сказать дурного слова. Несмотря на то, что в СССР прослушивание Радио Свобода наказывалось в уголовном порядке — они на практике несколько раз убедились в том, что запущенная через Радио Свобода компрометирующая информация быстро достигает самых верхов управленческой пирамиды. Буш приказал с этим инструментом обращаться осторожно и использовать его редко — русские не должны понять, что ими манипулируют.

Спецслужбы США даже начали поддерживающую кампанию по дезинформации, представляя Громыко как хардлайнера, сторонника жесткой линии, "мистера Нет". На самом деле это было не совсем так, и если разобраться в действительных достижениях Громыко на своем посту, то они достаточно скромные. Самое главное — это конечно Хельсинкский заключительный акт. В остальном же... вместо нормальной дипломатии, и с США и с ФРГ использовались тайные каналы. Не удалось закрепить и сделать необратимой разрядку, подписав юридически обязывающие документы. Не удалось документально закрепить особые отношения ни с ФРГ ни с Италией ни с Францией, хотя там у власти частенько оказывались то социал-демократы, то даже коммунисты. Не удалось, не только расшатать, но даже поставить под сомнение необходимость НАТО

* * *

*. Наконец, главные провалы Громыко -это традиционно недооцениваемое южное и восточное направление. Не удалось нормализовать отношения с Китаем — ситуация дошла до того что Китай начал поставки оружия афганским моджахедам. Допущены один за другим четыре страшных провала. Афганистан. Пакистан — военный переворот, сочувствующий СССР премьер Бхутто казнен военными, к власти пришел генерал Зия-уль-Хак, у которого были руки в крови еще с Иордании.

* * *

** В Турции генерал Кенан Эврен совершил правый военный переворот, значительно усугубив ситуацию на южной границе СССР и начал казни левых и сочувствующих СССР политиков и активистов.

* * *

* * *

В Иране не удалось предотвратить скатывание в теократическую диктатуру, и обеспечить приход к власти коммунистов или левых демократов. В 1979 году Китай напал на социалистический Вьетнам.

В целом — внешняя политика СССР при Громыко характеризовалась клинчем на Западной границе, и целой серией тяжелых провалов на южной. К середине восьмидесятых — на южных границах СССР сформировалась враждебная СССР дуга государств, причем в Пакистане и Турции власть прямо контролировалась Госдепартаментом США и ЦРУ. Так что Громыко никак нельзя было назвать успешным министром. Но США исподволь делали ему рекламу, порой даже ценой незначительных уступок.

Так что для США Громыко был наиболее приемлемой кандидатурой на пост Генерального секретаря. А вот второе...

— А кто такой этот... Горбачев?

Конди как всегда была готова к ответу.

— Самый молодой в их Политбюро, родом из Ставрополя, небольшого города на юге. Юрист, специалист по сельскому хозяйству.

— Он связан с КГБ?

— Нет.

— Похож на Джимми Картера — тяжеловесно пошутил Абрамс

— У нас есть его интервью?

— Он не публичный человек. В Политбюро он с восьмидесятого.

Буш задумался

— А сама что думаешь, Конди?

— На хардлайнера он не похож. Если он занимался сельским хозяйством, у нас его кое-кто должен знать.

Речь шла о некоторых людях с юга. На поставках зерна в СССР они стали миллионерами. СССР закупал зерно в огромных количествах, в начале восьмидесятых был даже скандал— СССР обвинили во взвинчивании цен на зерно и лишении зерна тех, кто действительно в нем нуждался. Никто просто поверить не мог что бывшая Россия — закупает зерно, так как не может вырастить его сама.

— Да, хорошая идея. Я это выясню. Пусть Госдеп через посольство найдет все его выступления и статьи

— Сэр, там пропагандистская чушь.

— Плевать. Психологический портрет составят и по ней.

...

— Кто там у нас еще?

— Региональные лидеры, сэр. Прежде всего, лидер Украины Щербицкий, лидер Москвы Гришин и лидер Ленинграда Романов. Но у них шансов намного меньше, несмотря на то что они более подготовлены к принятию власти, нежели Громыко или Горбачев. Каждый из них имеет значительный опыт хозяйственного управления крупным регионом, а Щербицкий — страной, размером с половину Европы.

— Почему же тогда у них нет шансов — поинтересовался один из ЦРУшников

Конди скосила глаза на своего директора, тот неприятно улыбался — краем рта...

Шансов не было, потому что ЦРУ воцарение любого из них было крайне не выгодно, особенно связанного с ВПК Романова. Именно по нему пришелся первый удар — в Мюнхене подготовили и слили и информацию о том, что на свадьбе дочери Романова пьяные гости перебили дорогой сервиз, взятый из Эрмитажа. Помимо того что была свадьба и Григорий Романов на ней был — все остальное было ложью. Не было ни пьяных гостей, ни сервиза, ни даже сам Романов на свадьбе не задержался. Это был суровый, принципиальный человек, довольствовавшийся малым, не жравший сам и не дававший другим. Ему и в голову бы не пришло взять на свадьбу сервиз из Эрмитажа. Но если об этом рассказали по Радио Свобода — то на следующий день об этом судачили все.

Гришина выключили примерно так же — подпустив слух о том, что он причастен к московской торговой мафии, обыски и аресты по делам которой шли до сих пор. Сложнее всего было оклеветать Щербицкого — у ЦРУ не было значимых активов в Киеве, никто не знал, какой слух запустить, чтобы поверили. Работа шла, но, по мнению аналитиков — Щербицкий и так имел мало шансов по причине накопившегося раздражения, которое вызывали в Москве выходцы с Украины. Хрущев, потом Брежнев, потом еще Черненко — какой-никакой, но тоже — украинец. Аналитики предположили, что следующим генсеком должен стать русский и даже запустили еще одну долгоиграющую операцию — "русская партия в Кремле".

— Шансов нет, потому что мы этого не допустим — весомо сказал вице-президент США — нам нужна вся информация, какую мы можем собрать о здоровье Громыко. Продержится он хотя бы пять лет или нет? Уже несколько лет не было встреч на высшем уровне, это неправильно. Дальше — нужна вся информация на Горбачева. Насколько он связан с внешней торговлей СССР... там ведь изрядный шахер-махер творится, верно?

...

— Нужно так же проработать варианты, как мы сможем поддержать наших кандидатов на первое время.

— По обоим кандидатам, сэр?

— Да, по обоим — после секундного размышления сказал Буш

Отправив остальных участников нелегального брифинга, он попросил остаться Райс и еще одного участника совещания, Бертона Гербера, начальника советского отдела ЦРУ. То, что он собирался им сказать — было не для чужих ушей...

— Нам надо найти канал на Москву — сказал бывший директор — желательно на Горбачева или кого-то предельно близкого к нему. То, что у нас всплыла эта кандидатура, и мы ничего о нем не знаем — это плохо. Кто у нас сейчас в Москве?

— Натирбофф, сэр

Мюрат Натирбофф, сын царского полковника кавалерии действительно был резидентом в Москве. Он работал по документам журналиста, особенностью его прикрытия было то, что он и в самом деле был неплохим журналистом. Прессинг КГБ был таков, что резидент не мог эффективно работать даже под дипломатической крышей.

— Он справится?

— Рисковать им мы не можем. Но мы можем послать человека с хорошим прикрытием. Журналистским, скажем

— Сделайте это. Конди, собери всю открытую информацию на Горбачева, какая есть. И я — кое с кем переговорю...

* Сенатор Голдуотер, с треском проигравший на президентских выборах 1964 года, тем не менее сильно повлиял на американскую политику следующих пятидесяти лет. Именно в его команде + начинали практически все известные неоконсерваторы, многих он пригрел в сенате, где занимался международными делами. Внешнеполитические команды Рейгана, Буша и Буша-младшего — это птенцы гнезда Голдуотера

** Джимми Картер помимо того что он выиграл очень неожиданно, является одним из самых непонятых и самых загадочных президентов в истории США. Несмотря на его катастрофический проигрыш на перевыборах Рейгану (в общем то не запрограммированный, если бы освободили заложников в Тегеране он мог выиграть), Картер привел в политику несколько звезд первой величины (самый яркий конечно Бжезинский) и непонятно, что он мог предпринять во время своего второго срока. В СССР предполагали, и не без оснований, что он готовится напасть на СССР — Картер, а не Рейган.

* * *

На встрече с Горбачевым Буш представил Кондолизу Райс и сказал — все что мне известно про СССР, известно благодаря ей

* * *

Будущий президент США

* * *

* Если кто не помнит, США планировали как минимум три оборонительных союза — НАТО, СЕАТО и Багдадский пакт. Два из трех СССР удалось разрушить, но НАТО — нет.

* * *

** В Иордании генерал, служа как наемник (практика найма пакистанских офицеров была широко распространена до 80— х годов) возглавил танковую атаку на лагеря палестинских беженцев. Эти события стали известны как Черный сентябрь и привели к долгосрочному росту террористической угрозы. По сегодняшним меркам это тяжкое преступление против человечности. Уже во время военной диктатуры генерал приказал применить против восставших в горах пуштунских племен химическое оружие. При нем же при полном молчании Запада разъяренная толпа разгромила и сожгла американское посольство, погиб гражданин США

* * *

* * *

Дальнейшая судьба Эврена интересна - в 1982 году он был избран президентом по новой конституции на 7 лет и на второй срок не пошел. В 2012 году арестован по требованию Эрдогана, в 2014 году признан виновным в преступлениях против государственной власти и приговорен к пожизненному заключению с разжалованием в рядовые. В 2015 году умер в возрасте 98 лет.

Подмосковье

24 февраля 1985 года

В моё время в верхах настоящих марксистов, по сути, не существовало

Академик Ричард Косолапов

Поработать спокойно мне в очередной раз не дали — заявился без спроса и записи некий академик Косолапов, редактор журнала Коммунист. Как я понял — провентилировать ситуацию.

Настучали уже, что ли?

Академик Косолапов — был преемником крайне зловещей в советском руководстве фигуры — фигуры Михаила Суслова. Многолетнего главного идеолога партии, замеченного и выдвинутого как раз Сталиным.

Суслов был больше чем просто идеологом — в 1946 году Сталин назначил его зав международным отделом ЦК, то есть Суслов имел самое прямое отношение к формированию внешней политики СССР в отношении дружественных стран — и в этом качестве именно его решения обусловили великое множество проблем для СССР — это и Польша, и Чехословакия, и Венгрия и Югославия и многие другие. Не меньше вреда Суслов причинил и в области идеологии — при нем практически прекратился идеологический поиск, были выдавлены из системы все кто пытался искать что-то новое, а не просто славить партию и генсека. Суслов категорически запретил искать пути сближения не только с социал-демократами, которые кое-где в Европе были и у власти — но и с еврокоммунистами, он запретил даже изучать еврокоммунизм, сказав — нечего изучать, дрянь и все. Под руководством Суслова партия быстро покрывалась плесенью, не решались самые насущные идеологические задачи. Например, партия позиционировала себя как партия рабочих и крестьян — но непонятно было что делать с технической интеллигенцией. А ее с развитием страны было все больше и больше, и кое-где, например, на АЭС, не получалось сформировать даже партийную первичку — ввиду отсутствия рабочих. И что было делать? Суслов не делал ничего. Он был догматиком, мыслил и говорил лозунгом — но сойти с проторенной дороги не мог.

Косолапов помнил свой первый разговор с Сусловым. Михаил Суслов — пожилой, высоченный, одетый в старый, видавший виды костюм говорил короткими, странными фразами — казалось, он экономит каждое слово. Причем чувствовалось, что все слова как из партийной агитки, и это был скорее не разговор, а митинг с одним человеком и непонятно было, верит сам Суслов в лозунги, которые произносит — или нет? Разговор с главным идеологом партии оставил у Косолапова очень тяжелое впечатление. При том — Суслова опасался сам Брежнев, хотя и говорить о том, что Суслов был теневым генсеком не стоит — Брежнев, человек властный, такого бы не потерпел. Просто Брежнев не вникал в вопросы идеологии совсем, оставив ее на откуп Суслову и подписывая все что он скажет.

Сам Косолапов был сталинцем, человеком твердой и истинной веры, и за годы работы на самом верху советской идеологической машины начал многое подмечать. Например, сам Суслов только прикидывался догматиком — все связи с братскими партиями он отдал Борису Пономареву*, опасному человеку, ревизионисту и скорее социал-демократу, чем коммунисту. Много было и других перевертышей — Яковлев, Александров-Агентов...

Сейчас, Косолапов в одиночку, понимая, что времени нет совсем, что им не удастся реализовать ничего из того что они задумали (успели только верхушки, например, восстановили в партии Молотова и начали сажать за концерты на квартирах всяких рокеров) — ехал к Горбачеву. Он понимал, что шансы невелики, что Горбачев вряд ли окажется таким стойким и убежденным борцом, как Черненко. Но так хотелось верить! Верить в то, что не погибла та настоящая, сталинская молодежь, готовая штурмовать небо!

Ведь сколько в нее вложили...

Академик Косолапов догматиком не было. Равно как и лжецом самому себе. Он прекрасно понимал, сколько при Сталине было совершено преступлений. Но он понимал, и для чего они были совершены. Вот для них, тех кто сейчас только вошел в силу, кто не понесет грехов отцов, но унаследует на костях, на крови, на смерти — но построенную державу. Неужели не повезет, неужели все было напрасно...

— Михаил Сергеевич...

Косолапов был среднего роста, с простецким лицом колхозного бригадира — но именно с ним и следовало держать ухо востро. Он теоретик и журналист, а я в местной теории — чуть больше чем ноль. Я только знаю, куда она в итоге привела...

— Ричард...

— Иванович

— Не ждал вас, если честно. Товарищи навестили проведать больного?

— А вы...

— Да. Завтра на работу. Ангина будь она неладна. Где только подхватил.

Лечения кстати здесь нормального не было — антибиотики все старые. Но полоскание с содой и еще с чем-то давало ощутимый эффект.

— Товарищ Горбачев...

...

— Редакция журнала Коммунист хотела бы заказать вам статью

— Соглашайся. Потом объясню.

— Какая тема?

— А тему я приехал обговорить с вами. Читателям, скажем так, будет интересно, что думает о марксизме, о наследии Ленина будущий...

Опа...

— Новый член Политбюро.

Оговорочка по Фрейду. И судя по тому, что зеленых тут нет, тут все седые — оговорочка отнюдь не случайная.

— Думаю я, товарищ Косолапов, что расточительно мы относимся к наследию Владимира Ильича, не бережем совсем. Я вот работаю сейчас над реформой — а знаете, сколько теряется зерна на пути от поля до прилавка?

...

— Двадцать процентов. Каждое пятое зерно. А ведь еще товарищ Ленин говорил о том, к чему приводит бесхозяйственность. И именно товарищ Ленин первый поднял вопрос о хозяйственном расчете на предприятиях, который мог бы предотвратить такие случаи и заставить рабочих бережливее, рачительнее относиться к своему труду...

Нэпман — подумал Косолапов...

— Давайте, тогда мы вам об этом статью и закажем. О ленинских принципах хозрасчета в экономике...

Косолапов ушел минут через двадцать. Никаких договоров заключать не стали, но руки пожали...

— Зря ты ему про это начал говорить.

— Почему? Про Ленина, по-моему, удачно ввернул

— Он сталинист. Ретроград. Он тебя сразу раскусил

— Зубы обломает. А что при Сталине кооперативов не было? Это Хрущев все поломал и обобществил.

— Он тебе подложит свинью, вот увидишь.

— Да кто он такой? Редактор журнала?

— Ничего то ты не понимаешь. В нашей стране редактор журнала почище иного министра будет. Если он поместит в Коммунисте статью, в которой будет критиковать тебя — тут не то, что генсеком, тут и в Политбюро можно не задержаться.

— А осмелится? Статью то разместить?

— Не знаю. Мне не понравилось, как он смотрел. Он фанатик. Он что-то от тебя ждал и не получил этого.

— Понятно чего — сталинизма

— Не играй с этим. Даже в мыслях. Это минное поле. Наживешь врагов.

— Да понял я...

...

— Что-то у нас разговор не в ту сторону пошел, тебе не кажется. Мало того что болеешь — еще и это выслушивать. Может о чем другом поговорим?

— Давай, поговорим. Ты значит, в США уехал и там жил?

— Было дело.

— И как там в США?

— В смысле — как?

— Ну... лучше чем в СССР?

— Как в СССР я не помню, мал еще был соображать. Если сравнивать с Россией... сложно сказать. Мне удалось бизнес замутить и с недвижимостью пару дел провернуть. Потому после 2008 года я уже неплохо жил. Лучше чем многие. Там вообще жизнь не так как здесь складывается.

— А как? Расскажи.

— Ну... вещи дешевле стоят. Машину, например можно за пару тысяч взять еще приличную. Еда дешевая есть, но только если ты не боишься за свое здоровье — там жирные не богатые, а бедные, потому что едят всякую калорийную дрянь. По недвижке разница очень сильная — все что в Нью-Йорке дорого даже для меня было, а в Детройте можно дом за несколько сотен купить. Труд — любой труд — стоит очень дорого, и делают все в основном плохо, на отвали. Я как то раз вызывал сантехника, были проблемы с трубами. Он взял полторы тысячи и проблему не решил. Вообще, надо понимать — они там получают по две, по три тысячи долларов в месяц — но богатых там процентов десять, не больше. Богатые, это те, кто имеет в собственности дом без ипотеки, и могут откладывать. Остальные все живут от зарплаты до зарплаты. Накоплений у них нет. Все деньги уходят на выплаты — за дом ипотека, за две машины, они не в собственности, а в лизе... ну это как рассрочка примерно. Детям фонд на образование, пенсионные планы — ну, в общем, все деньги и разошлись. Для среднего американца проблема бывает найти даже несколько сотен долларов на непредвиденные расходы.

— Ужас. А они не протестуют против этого? Это же эксплуатация.

— В Америке не принято надеяться на кого-то кроме себя самого. Хотя в последнее время это сильно меняться стало. Все больше американцев стало требовать сделать как в Европе. То есть, чтобы везде были профсоюзы, чтобы бесплатная медицина и государственная пенсия была. И может, еще образование. Америка вообще раскололась на middle America и liberal America. Либералы в основном левые, причем сильно левые.

— Бессознательные коммунисты.

— Как?

— Бессознательные коммунисты. Они коммунисты, но они сами этого не сознают.

— Может ты и прав. Там есть такой сенатор Сандерс, очень левый. Демократ. Так вот — на последних двух выборах — демократы в лепешку разбились, чтобы не допустить его к власти. Он как раз предлагал социал-демократическую программу перемен.

— Понятно. Уолл-Стрит никогда не допустит честных выборов.

— Напрасно словами громыхаешь. Все совсем не так. Уолл-Стрит решает далеко не все, они дорого бы дали, чтобы урезонить некоторых активистов. В последнее время, перед тем как я... обратно сюда переехал в Америке то и дело бунты вспыхивали. То БЛМ. То ЛГБТ.

— А это что такое.

— БЛМ — это черные активисты. И им сочувствующие. А ЛГБТ... догадайся, кто это такое.

— Л — это Ленин, наверное? Ленинцы?

— Ой, е...

...

— Ленинцы, б...

— Чего ругаешься?

— Не знаю, то ли смеяться, то ли плакать. Ленинцы — герои битв трудящихся. Гомосеки это!

— Какие гомосеки?

— Ну, пидарасы. Не понимаешь?

...

— Это которые вместо баб друг с другом, понимаешь?

...

— Это... извращенцы, что ли?

— Во-во. Они.

— Погоди, ты... серьезно? Извращенцы?

— Ага. Требуют себе прав. Вот у нас тут демонстрации — первое мая, девятое мая, седьмое ноября. А там победу над Гитлером не отмечают — зато проводят парады пидарасов. Это парад гордости называется. Идут пидарасы по центральной улице, с флагами, мужик с мужиком, баба с бабой, тут же сочувствующие...

— И что... везде так?

— На Западе везде. У нас нет. В России даже не пытаются. В Грузии был один гей-парад, там весь Тбилиси поднялся, чуть не убили этих. На Украине такое теперь каждый год, но под охраной армии, иначе убьют. В Сербии министр внутренних дел сказал, что гей-парад в Белграде можно провести только ценой человеческих жизней. В США на выборы президента пытался заявиться откровенный пидарас, у него не жена, а муж был. Или как там принято говорить — супруг. Это там сейчас так и есть, свадьба, а брачующиеся — два мужика. Или две бабы. И они хотят, чтобы везде было такое, и у нас тоже. Там сейчас и с родителями не все ладно. Вместо "мать" и "отец" надо говорить — родитель один и родитель два. Это потому что гомосеки тоже детей усыновляют. Внук и внучка тоже нельзя говорить — надо говорить "внукоребенок". Есть места, где нельзя говорить "он" и "она" — ко всем надо обращаться одинаково — "оно". В Калифорнии детям в школах вместо истории преподают историю гомосексуализма. Вся эта зараза расползается сначала по стране, а потом и за границей. Если кто не хочет чтобы дети на такие уроки ходили — в тюрьму.

...

— Я почему за все за это взялся? Думаешь, мне нравится Советский Союз? Не нравится он мне. Мне Америка нравится. Я хоть и американцем настоящим не стал — а все же там лучше, чем здесь. Но — когда-то было лучше. Как СССР не стало — так и Америка стала гнить заживо. Сами американцы плюются от того во что превратилась их страна. Нарушилось равновесие силы. Не стало никаких смыслов. Люди не знают, зачем жить, ни во что не верят.

— Развалили страну.

— Да. Развалили — сначала одну, потом и другую. Получается, что если разваливается СССР, то и США не жить. Плохо от этого всем, и на Востоке, и на Западе. Вот я и попытаюсь сделать так чтобы СССР сохранился. Чтобы не было всего этого... чего я понавидался.

...

— Чего молчишь?

— Мы попытаемся.

— Чего?

— Мы — попытаемся.

— Как знаешь. Мы — так мы.

Москва

24 февраля 1985 года

Пара дней передышки была как нельзя кстати — я читал подобранные для меня материалы, наспех написанную на нескольких листах записку Валового и думал, думал, еще раз думал.

Если Перестройку нельзя проводить так как ее провели — то как ее проводить?

Две главные ошибки Перестройки — разомкнули денежный контур, сделав возможным поступление в экономику огромных сумм наличными через кооперативы и комсомольские ЦНТТМ и потеряли контроль за принадлежащими государству производственными предприятиями, когда ввели выборность директоров трудовыми коллективами, что сделало директоров несменяемыми сверху (как снять директора, выбранного трудовым коллективом?), и неподконтрольными — но заинтересованными в "раздаче подарков" в виде неконтролируемого роста зарплат. Этого мы конечно, делать не будем. Идеи с большей экономической самостоятельностью для колхозов и совхозов, и права на расширенную экономическую деятельность для НИИ (попробуем создать технико-внедренческие команды и несколько Силиконовых долин) — но это все полбеды, как говорится. Рано или поздно — но перестройку придется проводить в полном объеме, то есть с предоставлением предприятиям экономической самостоятельности и в последующем — с приватизацией. Конечно, не такой, какая была проведена Гайдаром — Чубайсом, и не при таких обстоятельствах — но приватизировать все же надо. Для меня ориентир в реформах — Китай, а там бывшие госпредприятия спокойно выходят на IPO, и никого не корежит, как и то что их акции покупают иностранные инвесторы. Покупают и покупают, что с того?

По сути, единственное, что можно начать делать прямо сейчас — это создавать инфраструктуру на будущее. Успех или неуспех реформ — в огромной степени зависит от наличия или отсутствия инфраструктуры. Пример Польши, например — там реформы прошли куда более быстро и менее болезненно, потому что там была инфраструктура. Там был нормальный банкинг, и польское государство, даже социалистическое — никогда не отказывалось брать с граждан и предприятий налоги — то есть там была налоговая инспекция и были налоговые законы. В СССР не было ни того ни другого, ни привычки платить налоги, все приходилось создавать "на ходу", причем в сильно дезорганизованном и не испытывающем уважения к закону обществе. Социальная катастрофа девяностых — в большей степени вызвана развалом страны, нежели экономическими реформами.

То есть, если мы не хотим катастрофы — нормальную налоговую и банковскую систему надо начинать создавать вот уже прямо сейчас...

Председателем правления Госбанка СССР был на тот момент Владимир Сергеевич Алхимов. Фронтовик, Герой Советского союза, корректировщик огня, то есть почти смертник. Героя получил за то, что вызвал огонь на себя, остановив атаку тридцати пяти немецких танков. С должности он вот-вот слетит — его дочь, Алхимова Наталья и ее муж, пианист и дирижер Андрей Гаврилов попросили политического убежища в Великобритании. Кстати, в тот раз им помог как раз Горбачев, выдав Гаврилову уникальный документ, "свободный заграничный паспорт" позволяющий свободно выезжать из СССР. Я этого делать не собираюсь, и спасать Алхимова тоже не собираюсь. Хотя бы потому, что мне довелось прочитать книгу, которую напишет господин Гаврилов уже в нулевые. Про его браки с целью выехать из СССР, про то что "в милиции ему показали документ за подписью Андропова, что с ним, Гавриловым должен случиться несчастный случай" (вы уже ржете или еще нет? Можете себе представить такой документ, да еще за подписью Андропова, да еще в милиции?*). Мне он не был интересен, мне был интересен зампред правления банка ВЭД Виктор Геращенко. Он еще только начинал путь наверх — но за ним уже были посты в Лондоне, Ливане, Франкфурте — на — Майне и Сингапуре. Он один из немногих советских банкиров, который не только представляет себе, как должна выглядеть и работать современная банковская система, но и глубоко в теме по очень скользкой и щекотливой проблеме — экспортного финансирования. Если мы хотим не только выжить, но и развиваться — нам надо занять место Китая. А это значит — ставка на экспорт. Просто так же экспорт не появится — надо решать вопросы лицензирования, ценообразования, скорее всего вводить "инвалютный рубль", примерно так как в Китае есть целых две валюты для экспорта — конвертируемый юань (а юань есть и не конвертируемый) и гонконгский доллар, который вообще эмитируется не государством, а консорциумом из трех банков, как и доллар США. Это вообще интересная тема на будущее, с частными деньгами, и в России прецеденты уже были — Русско-Азиатский банк имел право эмитировать собственные деньги и печатал свои доллары**. С Геращенко можно предметно разговаривать о будущем советской банковской системы.

Следом, конечно, встанет вопрос — в какой мере отпускать вожжи в плане кредитования.

В плане юридических лиц, реальной экономики — все конечно должно быть так как на Западе — есть кредиты, есть процент, есть залоги. Конечно, все сразу не получится, но идти надо к этому — нормальный банкинг должен дать мощный толчок развитию экономики. Сложнее с физиками. Я ведь своими глазами видел, что такое закредитованность, и как девяносто процентов американцев работают на то чтобы погасить кредиты банкам. В СССР все может быть еще хуже — люди не привыкли к кредитам, не понимают, что кредиты надо отдавать. Дать советскому человеку кредитную карту — он такого натворит...

Видимо, придется брать за основу не американскую, а немецкую систему банкинга. У них есть (по крайней мере, сейчас) банки общегерманского уровня, они занимаются крупным кредитованием, инвестбанкингом и всем прочим. Есть земельные банки — немцы в основном кредитовались именно там, это и снижает риски перекредитования, и страхует от возможных пузырей вкупе с жесткими нормативами по капиталу. И отдельно — у немцев были стройсберкассы. Основная застройка послевоенной Германии финансировалась именно через стройсберкассы, а не через ипотеку. Здесь это кооперативы, просто надо перевести их под крыло специализированного строительного банка.

Впрочем, забегать вперед тоже не стоит. Интересно, что думает Геращенко — он ведь банкир в поколениях, может сравнивать...

Целый день прошел, как говорится из пустого в порожнее — но я уже привык к тому, что тут форма превалирует над содержанием, а мерилом работы считают усталость. После работы я отправил ЗИЛ домой и неожиданно для всех сел в цэковскую Волгу своего помощника, приказав ехать на Воробьевы горы. Только потом я пойму, какая это ошибка по местным меркам — здесь все ходят только по строго установленным правилам, как фигуры в шахматах, причем чем старше фигура, тем правила жестче. Но так я еще мерил свою жизнь мерками самой свободной страны мира.

По пути заметил гастроном — одна из многочисленных стекляшек, которые выстроили в Москве в ожидании Олимпиады. Похлопал по плечу водителя

— Останавливаемся...

Деньги у меня были. Специально у Раисы Максимовны попросил сто рублей. Четвертаками — фиолетовыми бумажками по двадцать пять с профилем Ильича. В том мире, где я сейчас живу — деньги почти не нужны. Еду привозят на дом из спецраспределителя, машина прикреплена. Единственно, где деньги нужны даже члену Политбюро кстати — это столовая ЦК. Сегодня я заплатил за обед два рубля семнадцать копеек, причем там стоял кассовый аппарат и надо было почему то расплачиваться сразу, хотя проще было бы, наверное, как в США — подписать счет и чтобы потом вычли из зарплаты.

Ан, нет.

Надеюсь, меня тут не знают еще — тем более что уже темнеет. Надвинул поглубже шапку — ее потом горбачевка назовут — и вперед...

Ступени, замызганный пол, толчея. Почти забытая обстановка советской торговли — прилавки с товаром, но товар так не продадут. Стоишь в кассу, говоришь, сколько и в какой отдел, тебе пробивают чек. Потом с чеком подходишь в отдел, и там тебе дают товар. Весь весовой товар упакован в бумагу, никаких пакетов, есть такая специальная плотная, серо-коричневая бумага. Пакеты тут за роскошь, особенно если импортные — их берегут, стирают. А вот с хлебом почему-то самообслуживание — берешь с таких наклонных полок и уже с хлебом идешь в кассу. Картошку отпускают с такого специального короткого конвейера, продавщица нажимает на кнопку — и сыплется картофель с землей. Не устраивает — совсем без картошки останешься. В вино-водочном мат — перемат, но все же заметно, что это не девяностые. Мужики хоть и матерятся — а меру знают и в выпивке и в мате. Соки — воды — там специальные конусы с соками...

Прошелся, посмотрел. Много рыбы, а вот колбаса только одного сорта — колбаса есть, и ту расхватывают. Много консервов. Хлеба несколько сортов, и он явно останется — впрочем, в УК РСФСР даже есть статья — скупка хлеба для скармливания скоту и птице. Есть баранки и еще пара сортов пряников — но они развешиваются в кульки. Сметана из бидонов и ее уже нет. Молоко — вот-вот кончится, оно в таких треугольных пакетах. Кефир в стеклянных бутылках с зеленой крышкой из фольги, еще какие-то есть крышки полосатые. Сыра нет никакого.

Ну... не все так плохо. Но и хорошего мало.

Эх, взять, что ли кефира... вспомнить детство... тут кефир, наверное, хороший — а в Америке кефира нет совсем, там и йогуртов тоже нормальных нет, есть какие-то греческие, безвкусные, с ними салаты делают. А тут — можно взять кефира, и вспомнить детство, как мать посылала в магазин, и как ты обязательно потом мыл и сдавал кефирные бутылки...

Сколько там копеек за бутылку

Заметил — зашли прикрепленные из девятки, держатся настороже...

Встал на кассу — она была как бы над залом, на возвышении. Кассирша там — как в обороне.

— Четыре бутылки кефира. Нет, пять.

Залязгал кассовый аппарат, мне дали сдачу и чек. Народ посмотрел неодобрительно — тут на всех кто берет много, смотрят неодобрительно.

Пошел в отдел.

— Пять кефира.

— Рупь пятьдесят

Кефир мне выдали. И тут я столкнулся с проблемой — у всех авоськи, такие сетчатые сумки, а у меня нет ничего.

И как нести?

Подскочили прикрепленные

— Помочь, Михаил Сергеевич?

— Держите.

Продавщица, которая до того рассматривала меня скорее оценивающе, как на хорошо одетого и явно не последнюю должность занимающего мужика — сильно занервничала, это сразу было видно. Но ждать директора я не собирался

— Пошли.

Так мы и вышли из магазина — с руками, занятыми кефиром. Перед машиной я остановился, сковырнул крышечку...

— Михаил Сергеевич, нельзя... — попытался воспрепятствовать старший смены

— Думаете, отравят?

— Вряд ли, но инструкция...

— К черту... инструкцию. Партийные деятели не должны отрываться от трудящихся масс, раз люди такой кефир пьют — то и я попробую. А то пошла мода — молоко из спецеха.

...

— А вы что стоите? Пробуйте.

На Воробьевых горах — гуляла поземка, уже совсем стемнело. У серой Вольво — переминаясь с ноги на ногу — ждал, постоянно смотря на часы хорошо одетый, полноватый человек средних лет. В руках он держал портфель.

На подъехавшую Волгу он посмотрел мельком — но тут же подъехала еще одна, выскочили телохранители, обеспечивающие периметр, и Геращенко понял — это к нему. А когда из первой Волги выбрался член Политбюро ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, допивая кефир из бутылки — Геращенко едва не упал от удивления. Чтобы член Политбюро кефир из горла пил...

Впрочем, не водку — и то хорошо.

Геращенко мне был интересен не только как почти готовый, да чего там почти — готовый международный банкир. Но и тем, что на нем можно ставить и решать вопрос — а что делать с детьми и внуками элиты. Проблема, которую никто особо не ставил — но которая внесла немалый вклад в развал СССР.

Вот — он. Отец — бывший заместитель председателя правления Госбанка СССР, и он пошел по стопам отца. Международный банкир, заместитель председателя ВЭД-Банка (в 1988 году его переименуют в ВЭБ). Одет во все импортное, ездит на Вольво, не вылезает из-за границы. Наверное, имеет нетрудовые доходы и неплохие — если учесть что именно его банк выдает и отоваривает те самые знаменитые чеки Внешпосылторга, на которые в Березках торгуют импортными товарами. Короче говоря, передо мной наглядный пример коммунистического барина, при виде которого у кондового советского работяги должны руки в кулаки сжиматься. Как, помните в одном советском фильме — сидит такой в трусах у стола и спрашивает — у тебя простой работяга сколько получает?

Вот только есть нюансы. Геращенко — он что-то из себя представляет, верно? А есть и другие... например, семья Алхимовых. Отец — фронтовик, Герой, а дочь ... ну если не шэбэ, как молодежь говорит — то нечто близкое к тому. Устроила на даче в Барвихе что-то вроде литературного салона с отчетливым антисоветским душком, покровительствует всяким... непотребным людям, и как венец сего повествования — свалила на Запад с новым мужем, ни разу не подумав, как за все за это будет отдуваться папа, член ЦК КПСС. Как вам такое — лучше? А с виду и не скажешь... такая деточка — конфеточка в дорогой шубке, как ее потом опишет в своем байопике ее нынешний муж.

Это что ли лучше? А?

Вообще, теория Маркса — она на вопросах менеджмента — сразу начинает безнадежно пробуксовывать. В теории — управлять может любой. Ленин довел это до абсурда — кухарка может управлять государством. Ага, щаз... Ну, посмотрите — каждый ли может открыть собственный бизнес и не прогореть? Нет, далеко не каждый. И возникает вопрос — а как оценивать и вознаграждать работу менеджеров, особенно в советском обществе?

Да, раньше верили. И верили искренне, готовы были по горло в ледяной воде плотины строить. А сейчас не верят! И изменить это уже не получится — народ другой, городской, не крестьянский, с высшим образованием — каждый второй. И уже пора думать о том, что менять в стране, которую унаследовал совсем другой, с другими мотивациями народ. А тут не думают.

Ладно...

— Виктор Владимирович.

— Михаил Сергеевич — удивленно произнес будущий центральный банкир

— Он самый, Долго ждете?

— Да нет. Признаюсь, удивлен

— Чему? Тому, что встречаетесь с членом Политбюро или тому, что здесь встречаетесь?

— Да... и тому и тому, в общем.

— Ясно. Пройдемся?

Мы медленно пошли по дороге. Тут лес, считай, тихо. Еще застройки никакой, только вдали, через реку — стадион Лужники. Он совсем новый, построен к Олимпиаде.

— А вот я про вас слышал.

— Надеюсь, хорошее, товарищ Горбачев?

— Ну, всякое. Например, что вы порой такое выскажете, что хоть стой хоть падай...

...

— В этом ничего такого нет. Скорее это показывает, что вы душой за дело болеете. Куда хуже если человеку все равно. И на дело, порученное страной и партией, и на жизнь...

...

— Вы кстати, болеете? — я кивнул на Лужники

— Я, скорее по баскетболу

— А вот я за Спартак болею. Жаль, на матчи нет времени ходить, не говоря уж про выезды...

Но схожу. Если завтра слухи не поползут по Москве, что Горбачев болеет за Спартак — еще пару раз где-то проговорюсь. Потом и на матче появляюсь.

Причина? Ну помимо того что Спартак на взлете — это народная команда. В отличие например от того же Динамо. Или ЦСКА. А это важно — когда народ видит, что будущий глава государства болеет за ту же команду, что и они. Нормального пиара тут нет, и долго видимо еще не будет — а мы врубим пиар партизанский...

— Виктор Владимирович... вы знаете о хозрасчетном эксперименте? Еще при Брежневе начинался по пяти министерствам.

— Что-то слышал — настороженно ответил Геращенко.

— Так вот, сейчас продолжается изучение итогов этого эксперимента. Уже пятый год. Понимаете, почему так происходит?

...

— Потому что итоги эксперимента неутешительны. Значимого роста по всем показателям — не получено. Уперлись в тупик. И это несмотря на то, что министерствам, которые участвовали в эксперименте, немного подыграли, так скажем. Не помогло.

...

— Сейчас результаты эксперимента у нас на столе. В Политбюро образованы две комиссии. Я — в них председатель. И, спрашивается, как я должен поступить. Как ленинец, как коммунист. Виктор Владимирович... вы можете назвать себя ленинцем?

— Да, наверное — после заминки сказал Геращенко, не зная, где здесь подвох

— Это хорошо. Быть ленинцем — высокое звание. На мой взгляд, далеко не все коммунисты могут так себя назвать. Чтобы быть ленинцем — надо не просто идти проторенным путем и выполнять директивы партии — нужно болеть за дело, нужно думать о нем! Владимир Ильич встал у руля страны, когда она была на пороге гибели. Пятнадцать стран напало на нас, и никто не пришел к нам на помощь. Но большевики победили в войне. Спрашивается, почему?

...

— Потому что они не искали готовых ответов. Владимир Ильич, когда это было необходимо, шел против товарищей по партии, против большинства — это было не раз. И оказывался в итоге прав. Вот и мы сейчас — должны поступить принципиально, по-ленински, а не закрывать глаза...

...

— Как вы считаете, товарищ Геращенко? Советская банковская система — нуждается в глубоких реформах? И как мы должны смотреть на проблему ссудного процента в социалистической экономике? Так как это написано в учебнике? Или мы должны уйти от догматического подхода и обратиться к ленинскому опыту? Ведь при Ленине была развитая банковская система и работала она на вполне коммерческих принципах

* * *

. Почему мы не используем ленинский опыт? Может, мы считаем, что мы умнее Ленина? Тогда почему у нас не развивается экономика?

Геращенко смотрел себе под ноги.

— Ответьте, Виктор Владимирович. Если вы ленинец?

Геращенко долго молчал, перед тем как ответить

— Советская теория в области экономики — выдавил он — не соответствует требованиям времени.

— Боюсь, что не только теория. Но и практика. Товарищ Геращенко... не надо подбирать слова, как на допросе. Есть проблема, ее надо решать.

Геращенко посмотрел на меня

— В Политбюро это понимают?

— Пока что это понимаю я. Есть еще люди в партии, которые это понимают. Или мы предпримем действительно радикальные и смелые шаги для того чтобы выйти из тупика. Или мы и дальше будем бездарно растрачивать и пробалтывать наследие Ленина. Пока в один прекрасный день не потеряем страну.

Геращенко вздрогнул, я это видел.

— Виктор Владимирович, вы человек опытный. Напишите, скажем, записку о финансовой системе Германии. В сравнении... скажем с американской. Как там организованы банки. Откуда они берут деньги. Как, например, в Германии организовано взаимное и кооперативное кредитование. Сильные и слабые стороны. Что мы можем позаимствовать, а что не стоит.

...

— Пока так. Справитесь?

Я понимал, что думает Геращенко. Со времен Брежнева — наверх поднимались не те, у кого были победы, а те, кто не наделал ошибок. Но каждый профессионал — он тщеславен. И за внимание, проявленное именно к нему — готов на многое.

— Сколько есть времени, Михаил Сергеевич

— Месяц. Пойдет?

— Для кандидатской мало, но для большой, развернутой статьи... пойдет.

— Вот и договорились.

— На кого писать записку?

— Пока на меня. Председателю комиссии по подготовке экономической реформы при ЦК КПСС Горбачеву М.С.

По пути домой — я думал о НЭПе. О Бухарине.

Считается, что после Ленина сразу был Сталин. Это не так. После Ленина было коллективное руководство, причем с 1926 по 1929 годы главой советского государства стоит, вероятно, считать Николая Бухарина. Собственно, до Сталина понятия "генеральный секретарь" как глава советского государства не было. Ленин рулил благодаря своему интеллектуальному превосходству, но при этом он никогда не отходил от идеи коллективности советского руководства. После смерти Ленина — реализовалась как раз идея коллективного руководства, и Сталин был всего лишь "одним из". Причем его победа не просматривалась, его дурачком вообще считали.

Почему тогда Сталин победил?

Двадцать девятый год — это год не случайный. Это год начала Великой Депрессии. До того момента — весь мир наслаждался экономическим взлетом двадцатых во главе с его локомотивом США. Росли цены на экспортные товары, росла инвестиционная активность. СССР в этом празднике жизни хоть косвенно, но принимал участие, но главное — был наглядный пример, почему следует двигаться в сторону рыночной экономики. Ленин ведь в двадцатом году отказался от военного коммунизма серьезно и сознательно, это потом придумали, что вынужденно и на время. Причины этого отказа — голод, отказ крестьян сеять хлеб, забастовки, начавшиеся восстания на селе, в Кронштадте. В какой-то мере это было разочарование в народе, понимание, что народ не готов к коммунизму, к честному труду на благо общества, К НЕСТЯЖАТЕЛЬСТВУ. Говорят, что последней каплей для Ильича был выкрик из толпы работяг на одном забастовавшем заводе. Когда Ленин спросил, вы что, опять царя хотите, из толпы выкрикнули — а пусть и царя, лишь бы пожрать чего было. И Ленин понял всё.

И уже вскоре он говорил, что социализм — это строй цивилизованных кооператоров.

Так или иначе — но НЭП какое-то время работал. Прекратились крестьянские восстания. Прошел голод, появился хлеб. В городах появились какие-то товары, стали открываться кооперативы, артели. Появились концессии.

И тем не менее, НЭП тогда провалился.

Главное разочарование, приведшее к сворачиванию НЭПа и колхозизации страны — было в том, что власть в какой-то момент осознала — крестьяне не ведут расширенного производства. Оказавшись, в общем-то, в рынке, они повели себя вопреки его законам. На своей земле они начали производить ровно столько хлеба, сколько надо для питания себя и семьи — ну и на продажу для уплаты налогов. Если у них появлялась возможность сделать больше — они просто начинали меньше трудиться. Единственно, кто производил больше — классово чуждые кулаки.

Раз — хлеб для СССР был тогда важнейшим экспортным товаром.

Два — в случае неурожая эти крестьяне начали бы голодать и требовать у государства помощи. А с чего помогать?

Три — крестьяне были заинтересованы не в росте урожая, а в росте цен на зерно. То есть, подрывалась база советской власти в городах.

Ну и четыре — к советской власти, крестьяне особой благодарности не испытывали.

А ведь на пороге уже была война — в двадцать седьмом, по-моему, ждали нападения Англии. Учитывая тогдашнюю мощь РККА — думаю, страну захватили бы за несколько месяцев.

А кризис — похоронил и надежды на индустриализацию за счет западного капитала.

Ну и был еще немаловажный психологический фактор. Военный коммунизм провалился, а военные коммунисты — остались. Ядерный электорат как бы потом сказали — НЭПманов они просто ненавидели.

Именно они на первом этапе составили ударную силу Сталина — и в индустриализации и в коллективизации. И почти все полегли.

Что сейчас можно позаимствовать из НЭПа? Немногое и осторожно — все-таки основой экономики служит крупная индустрия, а колхозы при всех недостатках состоялись — надо развивать крупные формы, а не гробить их. Конечно, надо разрешить мелким частникам заниматься каким-то простыми производствами, от помидоров до бельевых прищепок. Условно говоря, хочешь — бери гектар и на нем хозяйствуй, ставь теплицы.

Другой вопрос. Сталин ведь пришел к власти на плечах тех, кто был недоволен неравенством, порожденным как раз бизнесом. А тут — как сглаживать общественные противоречия? А ведь они будут...

Сидеть без помидоров?

* Там гноя еще больше. Для Наташи Алхимовой это был второй брак. Первый раз она вышла замуж за Григола Вашадзе, своего сокурсника по МИМО, будущего министра иностранных дел Грузии, соратника Саакашвили и лидера Грузинской мечты. У них родился ребенок, влиятельный тесть помог устроиться в МИД. Потом Наташа влюбилась в пианиста Гаврилова и вместе с ним сбежала в Англию, бросив Вашадзе.

Вся эта история — заставляет задуматься о том, как мы сгнили, когда и почему. Как один человек мог пройти путь от вызова огня на себя в сорок четвертом — до вот этого вот. Это ведь путь не лично Алхимова, в какой-то степени это путь всей страны.

** Это правда. Русско-Азиатский банк печатал боны привязанные к мексиканскому доллару, а так же свои доллары, фыни, цани и лани.

* * *

Об этой системе — ниже в сноске. У нее были проблемы, но нерешаемых — не было. Банковская система первых лет Советской России была осознанно убита Сталиным ради индустриализации. Индустриализация — предполагала предоставление промышленности средств на некоммерческой основе — без возврата и без процента, в неограниченном количестве. А вместо вкладов в банк — люди должны были покупать облигации сталинских займов (платить по которым никто не собирался). Сталинская система уже в конце 30-х подошла к тяжелому кризису, который мы не помним по причине разразившейся войны

Информация к размышлению

... В середине 1921 г., с окончанием гражданской войны, наметился четкий перелом в экономике. Сущность новой экономической политики заключалось в восстановлении товарно-денежных отношений, но не в стихийных формах, а на основе регулирования государственной властью. Необходимость нэпа обусловливалась тем, что национализации в 1918 — 1920 гг. была подвергнута лишь центральная часть хозяйственного аппарата: промышленность, транспорт, кредит. Сельскохозяйственный сектор и торговля остались вне огосударствления и фактически сохранили частнохозяйственную собственность. Поскольку немедленное вытеснение из этих сфер товарно— денежных отношений с заменой их национализированным хозяйством было экономически невозможно, экономика страны имела двойственный характер: сохраняла элементы частнохозяйственных и товарно-денежных отношений. Поэтому новая экономическая политика требовала перевода государственных предприятий на коммерческий расчет. Тресты стали выступать на рынке как самостоятельные хозяйственные единицы, способные к заключению разного рода сделок, в том числе и кредитных. Так как период нэпа был обусловлен как переходный период к социализму, то восстановление товарно-денежных отношений должно сопровождаться построением и регулированием хозяйственного оборота в таком направлении, чтобы хозяйственные единицы, основанные на частной собственности, могли последовательно, безболезненно для общества замещаться государственным хозяйством.

Таким образом, нэп не только создавал базу для восстановления кредитно-денежной системы, но и предопределил направление кредитной политики.

Банковская система продолжала функционировать. Во время "военного коммунизма" некоторые операции, осуществляемые банками, фактически не прекращались. Расчетные и зачетные обороты по сметам, производившиеся по чекам (приказам на перечисление), составляли одну из главнейших функций бюджетно-расчетного аппарата. Централизация финансово-сметного управления предрешала широкое распространение расчетных операций, проведение которых составляло одно из главных назначений банков. Еще в период, когда изменение экономической политики не было возможным, под давлением требований практической целесообразности восстанавливались отдельные операции, обычно производящиеся банками или требующие их участия. Некоторые банковские операции постепенно проникали в хозяйственный оборот, что подготовило почву для решения вопроса о кредитно-банковском аппарате в полном объеме.

В это время стали создаваться различные кредитные учреждения (Покобанк, Дальбанк), что носило во многом стихийный характер. Банки возникали в силу практических требований и интересов данной отрасли хозяйства, причем и здесь случайные обстоятельства, при отсутствии определенной системы учредительства, играли свою роль. Трудно сказать, была ли эта стихийность неизбежным путем эволюции кредитно-банковской системы, в которой тенденции к единству с течением времени опять взяли перевес. Нельзя, однако, отрицать, что в первые годы нэпа необходимость всемерного развития производительных сил на основе хозяйственного расчета и инициативы, задача их максимального финансирования в значительной степени предопределяли политику множественности банков.

В период гражданской войны и военного коммунизма практически прекратилось промышленное производство товаров широкого потребления. В упадок пришла вся российская промышленность. К началу 1924г. объем промышленной продукции составил 17% уровня 1913г. Для выхода из кризиса и подъема экономики следовало перейти от сугубо централизованных методов управления экономикой к региональным. И в марте 1921г. правительство приняло решение о переходе к новой экономической политике — НЭПу.

Для восстановления и развития торговли требовалось широкое использование товарно-денежных инструментов: денег и кредита во всех отраслях хозяйственной жизни страны. Необходимо было добиться устойчивости денег и организовать кредитование восстанавливаемого хозяйства. С этой целью в октябре 1922г. правительство учредило Государственный банк, который был призван содействовать при помощи кредита развитию производительных сил города и деревни, товарооборота и установлению правильного денежного обращения.

Когда создавался Госбанк России, предполагалось, что он будет единственным кредитным учреждением России. Однако уже первый год нэпа показал, что быстрое и всестороннее развитие товарно-денежных отношений в стране диктовало необходимость создания ряда кредитных организаций для обслуживания потребностей экономики вместе с Госбанком.

Такая необходимость обуславливалась следующими обстоятельствами:

Привлечение в максимально полной мере всех свободных средств кооперации и населения для кредитования хозяйства, так как один Госбанк не мог справиться с этой огромной задачей; он мог привлечь средства лишь в порядке вкладов и открытия счетов, тогда как имелась еще одна возможность привлечения средств, а именно: создание кредитных организаций путем формирований их капиталов за счет реализации акций и создание организаций кредитной кооперации;

Наиболее полная аккумуляция временно свободных средств государственных предприятий. Эта задача могла быть успешно разрешена лишь при условии конкретизации форм и методов аккумуляции средств применительно к разным отраслям хозяйства и при условии хорошей осведомленности банков о состоянии финансов предприятий соответствующих отраслей народного хозяйства;

Важная роль дифферентации форм и методов кредитования с учетом особенностей деятельности отдельных предприятий.

Таким образом, необходимость создания кроме Госбанка еще нескольких кредитных учреждений вызывалась специфическими условиями начального периода нэпа: слабым развитием товарно-денежных отношений и острым недостатком оборотных средств. Госбанк не мог один создать разветвленную сеть, мобилизовать денежные ресурсы.

Поэтому в целях более полной мобилизации внутренних ресурсов, поднятия уровня обеспеченности кредитами народного хозяйства, равно как и дифференциации форм и методов кредитования, в течение 1921-1925 гг. под эгидой Госбанка в стране создается разветвленная система специализированных банков и кредитных учреждений других видов. В ее состав вошли (по состоянию на 1 октября 1925 г.): Госбанк; акционерные банки (Промбанк, Электробанк, Внешторгбанк и др.); кооперативные банки; коммунальные банки (Цекомбанк и местные коммунальные банки); система сельскохозяйственного кредита. (Центральный сельскохозяйственный банк, республиканские банки и общества сельскохозяйственного кредита); кредитная кооперация; общества взаимного кредита; сберегательные кассы.

В своей преобладающей части советские кредитные учреждения являлись государственной собственностью. Меньшая часть — принадлежала кооперативам. И только общества взаимного кредита были учреждениями капиталистического типа.

В складывавшейся кредитной системе страны второе место (после Госбанка) занял Торгово-промышленный банк (Промбанк), основанный в октябре 1922 г. в форме акционерного общества. Его главной задачей стало обеспечение кредитования государственной промышленности. К концу 1926 г. он имел 89 филиалов. В 1923-1926 гг. в операциях этого банка преобладали краткосрочные кредиты. По состоянию на 1 октября 1926 г. им было выдано ссуд на общую сумму 350 млн руб, в том числе краткосрочных на 322 млн руб, а долгосрочных на 28 млн руб. Кроме того, вслед за Промбанком был создан Электробанк (1924 г.), который за счет бюджетных, ведомственных и собственных средств осуществлял финансирование и кредитование работ по электростроительству. В его кредитных операциях преобладали краткосрочные ссуды.

В целях содействия восстановлению и развития сельского хозяйства, равно как и преобразованию его на новых началах, в 1923-1925 гг. создается система сельскохозяйственного кредита — по схеме: Центральный сельскохозяйственный банк СССР — республиканские банки сельхозкредита (в республиках) — общества сельхозкредита (в губерниях). Как союзный, так и республиканские банки организовывались на акционерных началах с преобладанием государственных средств. (Основными учредителями, например, Центрального сельскохозяйственного банка являлись Наркомфин СССР и наркоматы земледелия союзных республик). Центральный сельхозбанк выдавал ссуды (долгосрочные и краткосрочные) предприятиям или организациям непосредственно или через республиканские банки и общества сельхозкредита. Трудовому крестьянству и колхозам ссуды отпускались на льготных условиях. Кредитные вложения Центросельхозбанка в 1925 г. возросли по сравнению с 1924 г. в 3,4 раза. При этом большая часть средств (89,3%) была выдана на производственные цели.

Важным звеном кредитной системы времен нэпа являлись кооперативные банки. В целях содействия кредитами развитию потребительской кооперации в 1922 г. был организован на паевых началах Банк потребительской кооперации РСФСР (Покобанк). В 1924 г. он был преобразован во Всероссийский кооперативный банк (Всекобанк). Последний осуществлял кредитование (как долгосрочное, так и краткосрочное) всех видов кооперации.

Достаточно большое внимание, которое Советская власть уделяла организации и развитию кооперативных банков, объяснялось тем, что, при их содействии намечалось образование и расширение сети кооперативных предприятий и организаций в стране. "Ряд привилегий, — писал В.И. Ленин, — экономических, финансовых, банковских — кооперации; в этом должна состоять поддержка нашим социалистическим государством нового принципа организации населения".

Особенности нэповской экономики вызвали к жизни, кроме банков, также ряд других кредитных институтов. Так, в начале 1922 г. возникла кредитная кооперация (в форме кредитных товариществ). Целью создания кредитной кооперации было обслуживание производственных нужд мелких и средних производителей путем предоставления льготных ссуд, целесообразного объединения денежных средств как отдельных членов товарищества, так и сторонних юридических и физических лиц. Также, кредитно— кооперативные товарищества покупали, продавали и хранили ценные бумаги, выдавали ссуды на непроизводственные цели, осуществляли снабженческо-сбытовые и торговые операции, что, безусловно, играло существенную роль в восстановлении товарно-денежных отношений.

Наличие в период частного сектора в промышленности и торговле обусловило то, что 1922 г. с разрешения властей, были образованы частные кредитные учреждения — общества взаимного кредита. В них объединялись средние и мелкие промышленники, частные торговцы, некооперированные ремесленники и кустари. В уставном капитале обществ 51% его суммы принадлежал пайщикам — государственным организациям и 49% — представителям частного капитала. В соответствии с Уставом общества взаимного кредита: а) аккумулировали временно свободные средства частного капитала; б) выдавали краткосрочные ссуды клиентам. Вся их деятельность в этом отношении находилась под контролем Наркомфина и Госбанка и регулировалась ими.

Наконец, в декабре 1922 г. в стране были вновь открыты государственные сберегательные кассы. В порядке обслуживания населения сберкассы стали выполнять операции по приему вкладов, страхованию зарплаты, по выдаче вкладов и т.д. Свободные средства, аккумулировавшиеся в сберкассах на текущих счетах вкладчиков, пополняли ресурсы государства, которые использовались им (в разных формах) на народнохозяйственные нужды.

В ноябре 1922 г. как первый шаг в привлечении иностранного капитала, для работы в приемлемых для него условиях, был учрежден Российский коммерческий банк — Роскомбанк. Акционерный капитал банка был определен в 10 млн. рублей золотом. Акции приобреталась шведскими юридическими и физическими лицами. Основная цель учреждения Роскомбанка заключалась в содействии российским торгово-промышленным организациям в деле их коммерческих оборотов с зарубежными странами. Однако фактически он осуществлял преимущественно кредитование частной внутренней торговли.

В 1924 г. акции, принадлежащие шведским юридическим и физическим лицам, были выкуплены Наркомвнешторгом и Госбанком, и вскоре Роскомбанк был преобразован в банк для внешней торговли — Внешторгбанк, которому было разрешено открыть контору в Ленинграде, а также ряд отделений в промышленных центрах.

В январе 1923г. местным органом власти было предоставлено право организовать коммунальные банки в акционерной форме при обязательном сохранении за собой не менее 51% общего числа акций. В последствии коммунальные банки были преобразованы в городские. На 1 октября 1925г. в СССР насчитывается около 40 городских банков, среди них первое место занимал Мосгорбанк, имевший в Москве и московской губернии 83 отделения. В этом же году начали функционировать еще 9 городских банков, крупнейшим из которых был ленинградский.

В 1925г. начал свою работу Центральный банк коммунального и жилищного строительства — Цекобанк. Он был организован с целью содействия развитию жилищно-коммунального строительства и объединения деятельности всех уже существующих городских банков....

https://economics.studio/bank-delo/kommercheskie-banki-sssr-period.html

Москва

24 февраля 1985 года

Дом-2

КГБ СССР, Главное здание

Председателю КГБ СССР

Тов. Чебрикову В.М.

Секретно

Спецдонесение

26 февраля 1985 года член Политбюро ЦК КПСС тов. Горбачев М.С. после окончания рабочего дня отказался ехать домой на закрепленном за ним а/м Зил и сел в а/м Волга, закрепленную за помощником тов. Горбачева тов. Болдиным В.И. Примерно в 19.30 тов. Горбачев потребовал остановиться у обочины по адресу Комсомольский проспект 25, и зашел в универсальный магазин. В универсальном магазине тов. Горбачев купил пять бутылок кефира маложирного 2,5 % по 30 коп. и распил вместе с охраной. Затем тов. Горбачев потребовал следовать дальше и примерно в 19.50 прибыл в район Воробьевых гор, где встретился с мужчиной лет сорока. С указанным лицом тов. Горбачев говорил примерно 25-30 минут, содержание разговора установить не удалось. Затем тов. Горбачев потребовал ехать на дачу, куда и прибыл примерно в 21.30.

Старший смены охраны тов. Горбачева, майор Мальцев В.И. за допущенное нарушение инструкции, а именно, допущение распития тов. Горбачевым кефира, купленного в продуктовом магазине для населения и не прошедшего проверку, временно отстранен от исполнения служебных обязанностей, проводится проверка. Установить лицо, встречавшееся с тов. Горбачевым не удалось.

Докладываю на Ваше усмотрение

Начальник Девятого управления КГБ СССР

Генерал-лейтенант Плеханов Ю.С.

Председатель КГБ СССР, генерал армии Чебриков Виктор Михайлович, еще раз перечитал спецдонесение.

Старший смены охраны тов. Горбачева, майор Мальцев В.И. за допущенное нарушение инструкции, а именно, допущение распития тов. Горбачевым кефира, купленного в продуктовом магазине для населения и не прошедшего проверку, временно отстранен от исполнения служебных обязанностей, проводится проверка.

Захотелось материться и стучать кулаком по столу. Они кого в нем видят — дурака? За то, что член Политбюро распил купленный в магазине кефир вместе с охраной, старшего смены под арест. А за то, что он через полчаса встретился неизвестно с кем на Воробьевых горах, и охрана похоже даже номер машины не записала...

Паразиты.

Впрочем, чего еще говорить... девяточники они и есть девяточники. Пригрелись при начальстве... козлы.

Впрочем, он знал — бесполезно. Он тут чужой.

С самого начала — в советском государстве встала в полный рост проблема контроля за собственными спецслужбами. Отсутствие этого контроля — могло в любой момент привести к повторению ужасов тридцать седьмого.

Контроль в общем то не изменился — с заводов в органы направляли молодых коммунистов. Верхушка КГБ — это в основном бывшие партсекретари — они получали звание полковника или генерала в соответствии с партийным стажем, который заменял выслугу лет — и вперед.

Как думаете, помогало?

Единственный партиец, который приручил и влюбил в себя органы — это Андропов. Его до сих пор тут называли Председатель, без имени. Бывший посол в Венгрии со странной биографией, не участник войны. Органы — сделали его Генеральным.

Он сам, участник войны, минометчик, награжденный орденом Александра Невского — был тут чужим. Кстати, Андропов, когда занял пост — отдал негласную команду убрать из органов всех ветеранов войны. Кого-то удалось, кого-то нет. Но показательно.

Чебриков был кадровик, человек Андропова — но не из ближнего круга. Он попал на должность председателя после того как Андропов, став генсеком — тут же убрал из КГБ Федорчука, человека небогатого интеллекта, бывшего военного особиста. Все знали, что Брежнев поставил на КГБ Федорчука с должности председателя КГБ УССР чтобы обеспечить переход высшей власти к Щербицкому. И все знали, что органы предали его — на Лубянке слушали только Андропова.

Сейчас Федорчук доламывал МВД после Щелокова, а Чебриков должен был ступать по минному полю. И не подорваться.

Подумав, он вызвал одного из своих замов, Гения Агеева. Это имя его было такое — Гений. Официально он заменил Чебрикова на кадрах, неофициально он был одним из самых доверенных лиц Юрия Владимировича. В КГБ реальная расстановка сил не соответствовала штатному расписанию — Агеев числился начальником транспортного управления, но в реальности он приглядывал за Крючковым на внешней разведке — и курировал группу А, последний резерв Председателя. Чебриков подозревал, что Агеев был личным агентом Андропова — во время, пока тут хозяйствовал Андропов, тут было почти что подполье — вербовались агенты, существовали нелегальные тройки, пятерки...

Агеев явился почти сразу — высоченный, в очках. Он увлекался волейболом

— Надо посоветоваться. Садись.

...

— Читай.

Агеев пробежал текст

— Разгильдяи — сказал он

— Я про другое.

...

— Горбачев. Кто он?

Агеев недоуменно посмотрел на Председателя

— Не прикидывайся. Он наш или не наш?

Агеев задумался

— Председатель говорил, это наш человек — наконец сказал он

— Хорошо. Тогда я бумагу на тебя отписываю. Разберись.

— Есть.

...

— Могу идти?

— Иди.

Чебриков зло выругался вслед закрывшейся двери

Сбрехнул какой-то лиходей,

Как будто портит власть людей,

Не замечая (вот напасть!),

что чаще люди портят власть...

Юрий Андропов

Агеев, вернувшись себе на место, сел за стол, задумался.

Он и впрямь был прямым человеком Председателя, одним из доверенных лиц. Бывший второй секретарь Иркутского обкома партии, брошенный в органы на усиление, он встретил такого же партийца Андропова. И так как учить премудростям разведки его было просто некому (Андропов учился сам, но это Андропов) — Агеев принял решение свято следовать курсу Председателя. Что Председатель скажет, то и надо делать. Без разговоров и без раздумий.

Председатель это заметил. Оценил...

Горбачев безусловно был человеком Председателя. Так получилось, что Председатель любил отдыхать на Ставрополье — там был такой санаторий с водой, очень хорошо для его почек. А раз в область приезжает отдыхать высокий московский гость — то по обычаю встречает его глава области. Андропов и Горбачев быстро нашли общее — оба они были интеллектуалами (или по крайней мере считали себя таковыми), любили хорошую книгу, хороший разговор, посидеть у костра с песнями. Как и Председатель — Горбачев не пил.

Председателю вероятно даже нравилось — взять своего рода опеку над провинциальным партсекретарем, советовать, какие книги стоило бы прочитать, на какие фильмы сходить. Председатель вообще держал марку интеллектуала посреди плебеев крестьянского происхождения. Свободно владел английским, читал Теодора Драйзера в подлиннике. Писал стихи, покровительствовал театру. Такие например...

Да, все мы смертны, хоть не по нутру

Мне эта истина, страшней которой нету.

Но в час назначенный и я, как все, умру,

И память обо мне сотрет седая Лета.

Ничто не вечно в этом мире под луной,

Жизнь — только миг, небытие — навеки.

Кружится во Вселенной шар земной,

Живут и умирают человеки.

Но сущее, рожденное во мгле,

Неистребимо на пути к рассвету.

Иные поколенья на Земле

Несут всё дальше жизни эстафету*...

Председателя больше нет, он ушел и ушел ох как невовремя. Но они есть. Люди Председателя. Люди правды, как их называли в одном романе. Горбачев — один из них, раз его благословил сам Председатель. И значит...

Агеев вызвал секретаря

— Плеханова ко мне. Срочно.

Генерал Юрий Сергеевич Плеханов тоже был из людей правды. Секретарь Андропова еще в ЦК, он перешел за ним в КГБ и там вырос до генерал-лейтенанта и начальника управления охраны. Его назначили в восемьдесят третьем и всей расстановки сил он еще не знал.

Агеев, когда явился Плеханов, толкнул ему по столу документы.

— Это как понимать?

...

— Встать!!! — истерически заорал Агеев**

Ничего не понимая, Плеханов вскочил

— Как вы смеете — сказал Агеев — следить за членом Политбюро и выяснять, с кем он встречается. Вы что себе вообще позволяете? С кем встречается с тем и встречается. Ваша задача охранять, остальное не ваше собачье дело, ясно!?

— Так точно.

— Смену заменить. А того кто это доложил

Агеев показал на бумажку с видом, как будто показывал на таракана

— ... а начальника смены который тебе это доложил — вон из органов, в двадцать четыре часа. Чтобы и духу его тут не было, ясно?!

— Так точно.

— Распоясались, паразиты. Завтра доложишь лично.

— Есть.

— Иди.

Когда Плеханов не вышел, а выскочил, генерал Агеев обошел стол, взял двумя пальцами бумажку и порвал. Потом еще раз. И еще.

Люди правды...

* Это действительно стихи Юрия Андропова

** Автор если и выдумывает, то немного. Сцена списана с событий кажется в алтайском крае, только так себя повел другой зампред КГБ — Пирожков. Тоже кстати бывший секретарь обкома. В то время — во главе органов были партийные секретари с партийным стажем, переведенным в чекистский, и потому КГБ категорически запрещалось проводить любые разработки высокопоставленных партийцев и даже просто докладывать о том что творится под носом. Пока был жив Андропов — докладывали ему на ухо так как он собирал компромат. А после смерти Андропова — перестали делать и это. Так что не надо задавать вопросов, где было КГБ в 1991 году.

Чикаго, США

Вице-президент США в отличие от президента — имеет куда меньше полномочий (есть такая поговорка, что должность вице-президента не стоит и ведра теплых соплей), но при этом у него куда больше и возможностей. Он председательствует во всяких комиссиях, заседания которых можно и отложить, и если надо выкроить немного свободного времени — он всегда готов. Он предупредил протокольную службу Белого дома, что пару дней его не будет — и вылетел во второй по значимости город Америки — Чикаго. По пути — он припоминал все, что знал о зерновой торговле с СССР — он, как директор ЦРУ знал о ней намного больше, чем публиковали в газетах. Это была одна из важнейших операций США по подрыву экономической мощи Советского союза, по масштабам превосходящая, например операции по саботажу поставок газа в Европу.

Зерновая катастрофа в СССР была куда более масштабной и влекла куда более тяжелые последствия, чем это принято представлять. Началась она в шестидесятые годы, когда Хрущев ликвидировал кооперативную хлеботорговлю, которая ранее отвечала за помол и выпечку хлеба во всех городах, кроме разве что самых крупных. Так называемая промысловая кооперация была ликвидирована, а ее предприятия национализированы. В результате исчезла материальная заинтересованность сотрудников, что моментально сказалось на качестве и объемах выпускаемой продукции. Все это накладывалось на упадок русской деревни, изнасилованной сталинскими реформами. Как по том посчитали — по некоторым позициям государственные закупочные цены были таковы, что не покрывали даже стоимость транспортировки.

В 1963 году Советский Союз впервые был вынужден закупить за границей двенадцать миллионов тонн зерна. А в 1964 году из импортного зерна выпекалась каждая третья буханка хлеба. Вопреки мировой тенденции урожайность зерновых в СССР не росла, а падала. В семидесятых годах — СССР закупал зерно в США уже на постоянной основе.

1972 год — знаковый для США. Бушует нефтяной кризис, цены на нефть взлетели вчетверо. В этот год СССР закупает для себя рекордные партии американского зерна — сначала восемь миллионов тонн, потом еще одиннадцать. Ричард Никсон сообщает о рекордной для США экспортной сделке по зерну в эфире национального телевидения. Помимо того что США продали зерно по рекордно высокой цене — в перерыве между сделками они вымогательски заставили СССР поставить крупные партии нефти в обход эмбарго, причем по цене на 12-15 % ниже рынка. Так СССР мало того что закупал дорого зерно и продавал дешево нефть — так еще и подорвал к себе доверие среди арабских нефтяных монархий, саботируя нефтяную блокаду.

Что еще круче — СССР не только покупал, но и продавал зерно, а так же поставлял его порой бесплатно своим союзникам по всему миру. Например, страны Восточной Европы, получали от СССР зерно по внутренним дешевым ценам и за рубли, расплачиваясь поставками своих порой не совсем качественных товаров и по завышенным ценам. А сам СССР закупал зерно у США за доллары или даже за золото, причем по завышенным ценам.

За 1973-1975 гг. советские закупки зерна на Западе превысили в целом 55 млн. тонн.

Весной семьдесят пятого года президент США Джеральд Форд заявил, что вскоре будет подписан долгосрочный взаимовыгодный договор с Москвой о поставках зерна. Двадцатого октября такой договор был подписан, сроком на пять лет. Важность этой сделки была такой, что о ней говорили все американские газеты, потому что такие закупки обещали благополучие всем фермерам Америки, что было особенно важно в нелегкие, поствъетнамские времена.

Согласно договору СССР обязался ежегодно закупать в США шесть миллионов тонн зерна на сумму около миллиарда долларов. Причем применялся принцип "бери или плати" то есть СССР должен был закупать это зерно, даже если оно ему в какой-то год не было нужно. Обычно в такие годы закупленное зерно просто сгнивало в кораблях или элеваторах или раздавалось бесплатно нищим союзникам СССР из третьего мира. СССР еще и переплачивал за фрахт кораблей — зерновозов, причем тоже валютой.

В 1977 году было заключено дополнительное соглашение, согласно которому СССР разрешал США проводить инспекции своих зерновых полей, а так же проводить съемки своей территории с военных спутников. Понятно, что эти "новшества" по полной программе использовались ЦРУ США, засылавшим под видом зерновых инспекторов своих агентов, колесивших по СССР*.

В восьмидесятые годы — закупки зерна еще раз удвоились, достигнув в 1985 году 45,6 миллионов тонн. СССР вынужден был платить за поставки золотом, кроме того Госдеп США каждую поставку сопровождал угрозами. В частности США угрожали прекратить поставки в 1982 году в случае вмешательства СССР в войну в Ливане или в кризис на Фолклендах (советские бомбардировщики уже были тайно переброшены в Перу).

В восьмидесятые годы — директор ЦРУ Уильям Кейси колесил по странам — зернопроизводителям, пытаясь создать антисоветский зерновой картель и поднять мировые цены на зерно. В отличие от падения цен на нефть (случившегося, кстати, не благодаря усилиям ЦРУ, а благодаря разбуриванию Северного моря) — ему это сделать не удалось. Но и при текущих ценах СССР расходовал на покупку зерна примерно 15 % всех валютных поступлений за год, причем процент этот год от года увеличивался.

Это была катастрофа.

Сам Джордж Буш был техасским бизнесменом (он торговал мексиканской нефтью в компании Запата холдинг и часть средств отправлял на нелегальные операции ЦРУ в Латинской Америке) и происходящее внушало ему глубокую тревогу. Он никак не мог понять, где здесь подвох. Зачем русские так поступают — финансируют американских фермеров долларами и золотом, вместо того чтобы финансировать своих. Почему громадная страна, владеющая четвертью мировых пашен — год от года закупает все больше и больше зерна. Он говорил об этом с Конди — может, они пытаются вызвать на зерновом рынке кризис, чтобы продовольствие резко поднялось в цене, что вызвало бы революции в третьем мире? Может, они этого добиваются. Ну не могут же они быть такими идиотами, чтобы год от года покупать дорого и продавать дешево, в чем вообще смысл всего этого. Если у них неэффективное сельское хозяйство — почему бы не попытаться сделать его эффективным, почему бы не пригласить специалистов? Ну, хорошо, может не американских — канадских, аргентинских, французских. Если они сами не могут заниматься этим — почему бы им просто не сдать свои поля в аренду и получать деньги или часть урожая? Хорошо у них нет Конгресса, перед которым надо отчитываться за расходование средств, но есть же здравый смысл, в конце концов. Ну, никто так не хозяйствует, если не хочет чтобы страна рухнула!

Ответа не было.

Февральский Чикаго встретил пронизывающими ледяными ветрами, на вертолетной площадке стояли черные лимузины. Буш припомнил — этот город борется с Нью-Йорком за титул экономической столицы США.

Розовощекий толстяк в тяжелом, плотном, черном пальто шагнул навстречу

— Как долетели, мистер вице-президент?

— Признаюсь, чудом.

— Это всегда так в феврале. Прошу.

Распластанные, похожие на гигантских черных скатов лимузины — рванули по великолепному шоссе в сторону города: в Чикаго в отличие от Нью-Йорка все дороги бетонные. Здесь находится самая широкая автомобильная трасса в США — десять полос в каждую сторону. Есть и еще одна "фишка" — в свое время городской совет приказал поднять все дороги на один этаж** так что первые этажи оказались под землей. Теперь весь город, весь его деловой центр — он как бы двухуровневый, под землей — проложены бесконечные дороги — дублеры надземных, есть тротуары и даже некоторые заведения, где можно пропустить стаканчик. Это очень по-чикагски — город с двойным дном...

Столица мафии. С той стороны озера, на котором он стоит — Канада, потому именно тут начиналась контрабанда виски для всего севера, да и в местных барах выпивка никогда не переводилась. Мелвин Первис тоже отсюда

* * *

. Столица национальных меньшинств — город за сто лет вырос от четырех тысяч жителей до двух с половиной миллионов. Англичане тут в явном меньшинстве. Мясная и зерновая столица, город начинался вокруг гигантских боен. Много лет городом бессменно правил мэр Дейли, который превратил мэрию в филиал мафии

* * *

.

Буш ехал и думал, пока сопровождающий излагал список мест, где вице-президента ожидали увидеть. Ротари-клуб, торгово-промышленная палата, Чикагская товарная биржа, мэрия...

Для чего русские упорно скупают зерно у нас себе же в убыток...

Прибытие вице-президента США — внесло легкий ажиотаж в местную деловую и политическую жизнь, тем более что город был непоколебимым бастионом Демократической партии США и с этим следовало считаться. Однако, если в твой город прибывает вице-президент США, то и вести себя надо соответствующим образом и так будет лучше для всех. Так что вице-президенту США устроили подобающий прием, скорее пригодный для встречи президента. Понятное дело, Буш не ездил по улицам, махая рукой как идиот — он выступил перед местными республиканцами, перед бизнесменами, местные ротарианцы дали в честь него ужин.

На этом ужине — он встретился с человеком, который в обмен на то что государство закрывало глаза на некие его проделки с недвижимостью — регулярно пополнял черную кассу ЦРУ. И сказал, с кем ему хотелось бы встретиться в Чикаго.

Только на третий день — Буш встретился с нужным ему человеком. Который входил в советы директоров четырех компаний из "большой шестерки" — ADM, Bunge, Cargill, COFCO, Louis Dreyfus Company и Glencore Agriculture. Все они имели долю в поставках зерна в СССР, объединившись в неформальный холдинг под контролем Госдепартамента США и министерства торговли. Это надо было, чтобы получить наилучшие условия и не допустить конкуренции по ценам.

Человека этого звали Майк Косторски, и он был бывшим высокопоставленным сотрудником Министерства торговли США, а сейчас пасся на вольных хлебах. Был он и агентом ЦРУ — но не в том плане, что он за кем-то шпионил. Просто он выполнял просьбы ЦРУ, например, когда агентству нужны были наличные или надо было крышу для какого-нибудь отправляющегося за границу агента. У него и сейчас во всех его компаниях работало больше десятка человек, которые никогда не приходили на работу...

Жил он в Джоллиете, что по шоссе 66 в сорока милях от Чикаго в собственном доме. Первое, что бросилось в глаза вице-президенту — бассейн. Он был частью гостиной, а не отдельным от дома.

Пятьдесят метров...

Дурной, очень дурной вкус — подумал Буш, но не сказал это вслух.

— А я то думал, что только в Техасе любят все большое...

— Жизнь одна, сэр. К чему себя ограничивать.

Косторски — был среднего роста, моторный, он ненавидел сидеть на одном месте и у него в час рождалась как минимум одна идея как кого-нибудь кинуть. Русский человек сказал бы, что он даже внешне похож на Остап Бендера. Косторски разлил виски по бокалам, вопросительно посмотрел на Джорджа Буша

— Техасцы пьют чистый

— Окей, сэр. Так о чем мы будем говорить?

— О русских. И об их закупках зерна. Ты мне сказал в машине, что тоже удивляешься таким условиям сделок.

— Да. Точно. Конечно, это все полный бред. Что происходит. Если бы я заключал такие сделки, Совет директоров приколотил бы мой скальп над камином, а мою задницу отправил бы на биржу труда без шансов. Но это же не их деньги, а их правительства.

Буш отхлебнул виски. У Косторски не было никакого Совета директоров, все его компании были непубличными. Если бы он хотя бы одну из них вывел на биржу — SEC приколотил бы над камином его скальп. А его задницу отправил бы в тюрьму.

— Много мы им платим?

— На удивление немного, сэр. Русскому дать тысячу долларов и высадить перед универмагом Мейси — он и рад. Иногда мне даже жаль их становится. Коммунисты довели страну до ручки.

— А их не проверяют?

— Проверяют. Но проверяющие тоже хотят кушать.

...

— Как то раз на нас наехала страховая и сильно. Вы же знаете, сэр, чего только не сделаешь ради Америки. Мы отправляем зерно с землей, с камнями, с сорняками. Но перевозки надо страховать, верно? Как то раз нагрянула страховая и составила акт — что мы отправляем по документам пшеницу первого класса, а по засоренности она и на пятый не тянет. И мы покупаем страховку, указывая первый класс. А это мошенничество. Нам уже светил хороший иск в федеральный суд, но нас спасли советские инспекторы, дав показания под присягой, что это была отличная пшеница

* * *

.

Буш допил виски, посмотрел на бокал.

— Чего не сделаешь ради Америки, это точно. Ты когда-нибудь слышал про человека по фамилии Горбачев?

— Как? Горбачев?

— Именно.

— Нет, сэр.

— Ты уверен? Он занимается сельским хозяйством у коммунистов.

Косторски покачал головой

— Если он занимается сельским хозяйством, то вряд ли он имеет отношение к закупкам зерна, там этим занимаются совершенно разные люди.

— Но у тебя есть выходы на русских, верно? Надежные выходы.

Буш внимательно смотрел на Косторски, давая понять, что за этим он сюда и приехал

— Да, сэр.

— В таком случае, поговори с ними, позадавай вопросы. Меня интересует, кто такой Горбачев. И есть ли возможность подобраться к нему или к тому, кто знает его лично.

...

— Меня это крайне интересует...

* Это все правда

** Это тоже правда

* * *

Глава Чикагского отделения ФБР, создатель отряда "неприкасаемых"

* * *

Ричард Дейли был мэром Чикаго с 1955 по 1976 год, он умер на своем посту. Под его руководством Чикаго превратился в город, бросивший вызов испытывающему тогда кризис Нью-Йорку, апофеоз взлета Чикаго был во второй половине 70-х. когда страну возглавил Джеральд Форд, выходец из Чикаго. Он отказался помогать находящемуся в состоянии банкротства Нью-Йорку. С 1989 года и по 2011 год мэром Чикаго был сын Ричарда Дейли. Тоже Ричард Дейли. Еще один сын мэра Дейли был министром торговли в администрации Клинтона и главой администрации у Обамы. В целом Дейли проправили Чикаго сорок три года.

* * *

И это правда

Москва

26 февраля 1985 года

Как говорится, посидел дома — пора и честь знать.

Пора на работу.

Охрана у меня сегодня была новая, значения я этому не придал. Быстро разучиваю правила здешней жизни — есть люди и есть обслуга.

Ничего по этому поводу не испытываю — холуи были есть и будут всегда, и это едва ли не самое мало из зол с которым мне придется столкнуться.

На работе меня обрадовали тем, что прибыла большая часть материалов, посвященная давно готовящемуся, да так и не готовому уже семь (!!) лет пленуму ЦК КПСС по новым технологиям*.

Сел разбираться...

Как известно мне с моими послезнаниями, проблема катастрофического отставания СССР в вопросе новых технологий — родилась незаметно, но в новом, двадцать первом веке привела к катастрофическим результатам. По факту — США достигли мирового доминирования за счет того, что они полностью контролируют мировую систему расчетов, естественно в долларах США и мировые коммуникации через WWW. Они могут отключить любую страну от пресловутой SWIFT, могут до крайности затруднить торговлю за счет экстерриториальных санкций. Что такое экстерриториальные санкции? Любой международный платеж — практически любой — рано или поздно проходит через доллары и через американские корсчета. Если лицо под санкциями — американский банк остановит платеж. Все, точка. Обойти систему можно, но при этом резко повышаются транзакционные издержки и товар/услуга становится просто невыгодной, если она не уникальна, конечно. Современный мир — то есть мир откуда я пришел — это мир изобилия всего. На каждый товар есть два, три, а то и больше поставщиков. И мало есть товаров по-настоящему уникальных. Ну, есть к примеру кубинские сигары, их контрабандой и в США провозят — и то их частично заменили доминиканские. Есть белужья икра из Ирана. И в общем то все. Кому надо связываться с иранской нефтью и рисковать — если есть другая. Ну если конечно не дать огромную скидку — но тогда ты систематически недополучаешь деньги от внешней торговли. Это как бежать с рюкзаком с камнями за плечами.

Плюс — американцы получили возможность перехватывать и читать любое электронное письмо на планете — за счет того что они держат базовую инфраструктуру интернета. Теперь понимаете, что нам светит? А ведь там закончилась холодная война и России дали недискриминационный доступ ко всему к этому. А если тут не закончится?

Проблему я поделил на две части. Потом подумав — на три.

Первая — железо. Самая неподъемная и капиталоемкая часть. Тут мы уже сильно отстаем и быстро не догнать.

Вторая — программы. Вот тут что интересно — СССР имеет возможность вырваться в мировые лидеры за счет сильной математической школы и в целом высокого уровня подготовки потенциальных программистов. А без программ железо — ничто.

Третье — это инфраструктура. Интересное кстати дело — она в США намного хуже чем в России, а сам интернет намного дороже. Я ведь там жил, знаю. Большинство жилых помещений подключено по телефонным линиям, а не выделенкой. Сам интернет дороже в 5-10 раз, безлимитных тарифов как у нас там нет, а где есть они дико дорогие. Причин тому много, но это тоже сыграет на руку СССР. Если надо — к девяностым мы первыми начнем прокладывать базовую инфраструктуру интернета, первыми создадим базовые сайты интернет-торговли и хорошо на этом заработаем.

Но все равно, при прогрессирующем отставании в железе — нам не выиграть эту гонку.

— Поднял трубку

— Валерий Иванович, загляните...

— Как считаете, как было бы правильнее — пригласить председателя КГБ сюда или самим съездить на Лубянку?

Болдин чуть не упал

— Вероятно... товарищ Чебриков член партии и...

— Прекрасно. Значит, заедем...

Остаток дня провел с Рыжковым, вместе разбираясь в планах по созданию микроэлектронной промышленности.

Заводы в Риге, Ереване и новый, в который деньги вбухиваются — в Кишиневе.

Гениально, Ватсон!

Я вот никак не пойму — они специально что ли? Или издеваются.

Вообще, я коснулся еще немногого, но увиденное настораживает. Союзные республики упорно пытаются заполучить все новые и новые производства в ущерб РСФСР и центр их в этом поддерживает. По крайней мере, не препятствует.

По пути на Лубянку, я думал, а что делать с центром России? Со старым центром — Рязань, Ярославль, Калуга, Тверь, Новгород, Иваново, Владимир.

По сути, самые обделенные территории в Союзе. Заступиться за них некому, лоббировать тоже — только если кто-то проберется на самый верх. Снабжение по остаточному принципу — все забирает Москва. Мечта — в ту же Москву, лимитчиками.

По сути, тут ситуация выходит за рамки экономических проблем. Там еще в царские времена была жуткая перенаселенность и на эти же территории — пришелся страшный удар всего двадцатого века. Голод, гражданская, Великая отечественная, индустриализация — черпали черпали из резервуара. И — вычерпали. У России больше людского потенциала нету — двух и то хорошо если рожают.

По идее... знаете что? Эти земли легко превратить в одни из самых богатых и изобильных во всем Союзе, но при одном "но". Если раздать людям по сколько-то земли и разрешить мелкое частное хозяйство. Кому свиней держать — и не одну, а десять, двадцать. Кому пяток коров. Кому теплицы с цветами и помидорами.

Москва съест всё.

А знаете, почему сейчас вся левая морковь в Москве — не отсюда, а из Казахстана и Киргизии, там китайских гастарбайтеров на поля нанимают. А потому что там человек человеку — свой. Все — ОБХССники, председатели — смотрят сквозь пальцы. Только у нас щемят.

Что же мы за суки, прости господи. Друг другу худшие враги, грыземся как...

Народ...

Чебриков — не уезжал с работы, ждал. В очках, седой, в нем не было ни грамма импозантности Андропова. Похож был на управдома.

— Виктор Михайлович...

— Михаил Сергеевич, вот не ждали

Адъютант внес чай, печение...

— Виктор Михайлович — я отодвинул дымящийся стакан в подстаканнике — у вас тут есть ленинская комната?

Чебриков удивился

— Конечно, есть.

— Давайте там поговорим

В ленинской комнате, несмотря на статус самого здания, все было очень просто. Жесткие стулья с красной обивкой, на стенах портреты, небольшая трибуна. Хитрый, ухмыляющийся Дзержинский, рядом с Лениным...

— Собрания часто проводите?

— Как положено. Секретарь Парткома у нас товарищ Агеев...

— Наверное, интересные тут партсобрания...

...

— Люди не раз бывавшие на Западе, которые могут сравнивать.

— Это да, Михаил Сергеевич. Но это только придает уверенности в том, что наш путь единственно верный.

— Да. Это хорошо...

...

— Это очень хорошо.

Я встал. Резко.

— А вам не кажется, товарищ Чебриков, что мы как то ... легкомысленно относимся к наследию Владимира Ильича? Проматываем его, как пьяный купчик...

Чебриков тоже вскочил... в его глазах было недоумение и даже страх. Я уже понял... просек, как здесь можно добиться всего чего угодно... ну или почти всего. Они же все... не то что запуганные... хотя и запуганные тоже. Они все время живут в каких-то жестких рамках... им предписано буквально все на свете. Где жить, как жить, что носить, что одевать, что говорить, что положено, что не положено. И если кто-то резко выходит за рамки... как бы сказали в двадцать первом веке, выбрасывает их из зоны комфорта — они моментально цепенеют. Никто из них ни к чему не готов.

Они так и страну просрали в девяносто первом. Никто не был готов действовать в совершенно незнакомой, быстро меняющейся обстановке. Никто не был готов отвечать насилием на насилие. Что произошло девятнадцатого августа девяносто первого года? Чудовищная по своей глупости демонстрация. Почему то в СССР была такая идиотская по самое не могу традиция — если принималось какое-то важное политическое решение, в ознаменование того что оно окончательно вводились танки в город. Это было при снятии Берии, потом Хрущева. В девяносто первом — кое-какие силы, хотя не такие конечно, вошли в город и в январе. Потом — Вильнюс, Тбилиси. И как финал всего этого — Грозный. Они и там ввели танки в город не для того чтобы воевать, а для того чтобы продемонстрировать решимость. Как то никто не рассчитывал, что у чехов есть гранатометы, и они расхреначат ни к чему не готовые силы к чертовой матери.

Что говорить — если бы ГКЧП не двинули танки в город, у них могло бы и получиться. Танки — все это дало перевороту визуальную картинку и поставило на дыбы, как Запад, так и москвичей. Это породило сопротивление — потому что было чему сопротивляться.

А теперь представьте — Горбачев арестован, но танков в городе нет. Есть спецназ, но его не видно, он не бросается в глаза. Кто-то будет выходить на улицы, строить баррикады? Может, пойдет на штурм Кремля? Зачем, если Горбачева все уже ненавидели?

Вопрос тогда оставался только один — как договориться с Ельциным и Россией. Единственное действительно кардинальное отличие той ситуации от сегодняшней — не только республики, но Россия, РСФСР — осознали себя, и быть просто строительным материалов — уже не готовы. В сущности бунт Ельцина против союзного руководства очень напоминает бунт американцев против Короны — no taxation without representation. Россия должна была играть в новом союзном объединении не просто ключевую, а безусловно доминирующую роль, чего Горбачев не хотел и смириться с этим не мог. Но договориться можно было одним гениальным шагом — заменить Горбачева на Ельцина. Ельцин второй президент СССР — не самый невероятный вариант. И многие потом — в частности Шаймиев — говорили что Ельцин не потерял бы страну как Горбачев. Думаю, он прав. С Ельцина — хватило бы и танки бросить на непокорных. А остальные бы сделали выводы.

— Товарищ Чебриков. Наша страна — отстает по ряду важнейших направлений научно-технического прогресса, причем отставание это — все нарастает. Микроэлектроника, некоторые направления химии. У нас провалы по целому ряду направлений производства товаров народного потребления. У нас провал даже по сельскому хозяйству. Как это понимать?!

Я сел. Показал Чебрикову.

— Да вы садитесь, садитесь...

...

— Маркс говорил о том, что в обществе должен быть достигнут некоторый минимально необходимый уровень технического прогресса для того чтобы стал возможен переход к коммунизму. Как вы считаете, он у нас достигнут?

...

— Смелее. Нет ведь.

— Нет — вынужден был согласиться Чебриков

— А почему? Вот вы председатель КГБ, фронтовик. Информированный человек. Не могли же не задаваться таким вопросом.

Чебриков взял паузу

— Аппетиты у людей растут — сказал он — нам так много было не надо.

— Верно. Мир развивается, развивается человечество, вместе с этим растут и потребности людей. Это нормально. Идет глобальное соревнование систем. Коммунизма и капитализма. Мы не сможем выиграть в этом соревновании, если не сможем лучше удовлетворять насущные нужды человека, чем капиталисты.

— Да, но... Мы же жертвовали.

Да. Жертвовали.

Вот этот разлом проявился уже в семидесятые. Поколение Брежнева, фронтовики — пожертвовали для будущего всем. Многие — жизнями. Не меньшим пожертвовало и ленинское поколение.

А новое поколение сказало — а мы не будем ничем жертвовать. Мы будем жить здесь, сейчас и для себя.

Вот этот вопрос и разломил пополам семьи и поколения, а 1991 год только конституировал этот разлом. Но еще до того было заметно, что отцам и детям просто не о чем поговорить. Если не переходя на крик....

— Виктор Михайлович... жертвы, которые принесли ради нас наши отцы и деды святы. Но рано или поздно — пора переходить от надрыва и жертв к нормальной работе. Не согласны?

— Что-то я не пойму, о чем вы, Михаил Сергеевич...

— Чертеж секретного истребителя выкрасть намного сложнее, чем чертеж стиральной машины нового поколения. Но стиральная машина тоже нужна советским гражданам. Понимаете?

— Начинаю понимать.

— К сожалению, мы не могли да и сейчас не можем вкладывать в НТР столько, сколько капиталистический Запад. Мы только-только подняли страну из руин. Только-только закончили реализовывать планы по инфраструктуре. Но мы можем за счет рационального использования ресурсов производить тот же товар дешево и большими партиями. Это раз. Второе — что у нас происходит с ценами на нефть, с ценами на зерно, с ценами на все то что мы продаем и покупаем. Почему то что мы продаем дешевеет, а то что мы покупаем — дорожает. Нет ли тут какого-то... заговора что ли

Заговора тут не было это я точно знал. Я своими глазами видел, как Россия начала не покупать, а продавать зерно, и как в короткое время захирел весь американский центр и юг. Они ведь жили этим, питались этим, и не так плохо жили. Сейчас там ржавая пустыня. Хорошо имеет тот кто работает на федеральное правительство, служит в армии или работает в тюрьме — а все остальное медленно вымирает. Трамп обратился именно к этим людям, он был против глобализации и против вмешательства в дела других стран не потому что его подкупил Путин. Он рассуждал просто — демократизация других стран в случае ее успеха создает США не друга, а конкурента. Причем США последовательно создали себе конкурентов: Германию, Южную Корею, Японию и вот теперь Китай. Россию тоже можно включить в этот список — США боролся с СССР и победил, но итогом победы стало то, что Россия продает на экспорт то что раньше покупала. Побережья то живут — они в основном на услугах и хайтеке. А вот индустриальный центр... Чтобы США стали снова великими — надо перестать помогать другим странам и плодить себе конкурентов, вот и всё.

— Михаил Сергеевич. Чем КГБ может помочь?

— Ну... скорее я жду предложений от вас. Например, можно было бы создать некий комитет... с одной стороны по поиску новых, прогрессивных технологий, а с другой — товарищи из промышленности по их внедрению. Предложения по покупке разорившихся предприятий... при Сталине скупали целые заводы, почему сейчас это не делаем? Что мешает?

Особенно если я знаю, что надо покупать, а что не надо. В принципе, меня удивляет то что СССР скупает только новое оборудование. А если есть целые заводы, продающиеся с молотка по причине банкротства? Их что купить мешает?

...

— А с другой стороны — цены на предметы экспорта устанавливаются на бирже. Что нам мешает или самим попробовать повлиять на торги или по крайней мере помочь тем кто влияет в выгодную для нас сторону.

...

— Тут тоже надо создавать рабочую группу. И не одну.

— Сделаем, Михаил Сергеевич

Вот теперь он понял. Проникся.

— Это не приказ. Это поручение партии.

— Все понятно. Я сам член партии

— С какого года

— С сорок четвертого.

Да...

— На войне принимали?

— Да... там проще было. Сказал — прошу считать меня коммунистом. Выполнил задание — и все.

...

— Меня после форсирования приняли. Вместе с теми, кто жив остался.

Вот так вот. И как обманывать таких людей?

А надо. Придется.

— Еще, Виктор Михайлович...

...

— Что-то слышали про станцию Тримайл-Айленд?

— Признаться, нет.

— Это атомная станция. У них пожар был и чуть ли до взрыва не дошло.

...

— Вот мне и тревожно. Атомщики наши. Военные понятно — а гражданские. Я недавно услышал — мол атомная станция все равно что ТЭЦ. Это же уму непостижимо так думать. Люди, в руках у которых мирный атом — так безответственно относятся к своей работе, к тем силам, что держат в руках. Просто уму — непостижимо.

Одной из причин, почему стала возможной чернобыльская катастрофа — была как раз самоуспокоенность. Была принята крупная программа строительства АЭС, люди нервничали, их убеждали что это безопасно — и поверили в это сами атомщики.

Но пара слов — и завинтится колесо, и под него попадут и невиноватые, но главное — Чернобыль так и останется никому не известен

— Может, КГБ взять под контроль атомные станции и их персонал. Как опасные объекты. Проверить персонал надо бы, кто чем дышит. Кто антисоветчину читает, кто опасно разгильдяен на работе... ну не мне вас учить

— Сделаем, Михаил Сергеевич

— Вот и хорошо. Вы кстати заходите к нам с Раисой Максимовной, не стесняйтесь. Посидим... Юрия Владимировича вспомним. Не хватает его нам, ох как не хватает...

На обратном пути снова пристал Михаил Сергеевич

— КГБ верить нельзя

— Вот как? Это почему?

— Они себе на уме. А товарищи, если узнают, что ты навещал Чебрикова — станут творими врагами. Так не принято.

— Да... обстановка тут у вас... нездоровая.

— Кстати. А что такое ГКЧП?

— При чем тут это?

— Ну, ты упоминал...

— Государственный комитет по чрезвычайному положению. Путчисты. Скинуть тебя хотели в девяносто первом.

— Путчисты? Это как в Чили?

— Да нет, не как. Труба пониже и дым пожиже — но идея та же.

— Мерзавцы! А кто это был?

— Да все, все руководство. Главный у них Янаев был.

— Янаев?! Этот пьяница?

— А можно тогда вопрос. Зачем ты этого пьяницу своим замом сделал?

— Замом? У генсека нет замов.

— Вице-президентом.

— Как вице-президентом? У нас нет этой должности. Ты ничего не путаешь? Может, с Америкой...

— Да нет. Не путаю. Ты первым президентом СССР стал. И последним.

...

— Чего молчишь?

— Понять пытаюсь. Как так?

— Это тебе Яковлев посоветовал, посол в Канаде. Ты его совету последовал, но поздно уже. Тебе надо было избираться в восемьдесят пятом или восемьдесят шестом. И обязательно на всенародных выборах.

— А я как избрался?

— На Съезде. В виде исключения.

— Ну, это правильно.

— Нет, неправильно. Причем дважды. Первый раз, что в виде исключения. Второй раз — что Съездом. Президент должен иметь собственную легитимность, а не исходящую от Съезда.

— Легитимность?

— Мандат. Так понятнее?

— Да. Но так неправильно. Съезд это высшая власть в стране...

— Съезд это большая говорильня. Митинг. Он не может принимать управленческие решения. Их принимает кто-то один и несет за них ответственность. Полную.

— Нет, ну так нельзя. С товарищами надо посоветоваться... один ум хорошо, а два...

— А два это уже говорильня. Б..., если на предприятии не один директор, а несколько, что будет? Если в министерстве несколько министров что будет?

— Так нельзя сравнивать...

— Это почему нельзя то. Принцип один и тот же. Кто-то должен принимать решения и нести за них ответственность. Если решения принимает группа, то большую часть энергии и времени придется тратить на согласование вопросов и обеспечение единства группы.

— Это разве плохо.

— Плохо. Если решения приходится принимать быстро.

...

— Вот Чебриков, например, решения принимать не может. Надо менять.

— На кого?

— Надо смотреть. Лучше кого-то брать из Афганистана с боевым опытом. Потому что в Афганистане приходится видеть мир таким, каков он есть и принимать решения и быстро. Иначе ты труп.

— Чебриков тоже воевал.

— Когда это было. Он пенсионер. Органы надо омолаживать. Вообще все надо омолаживать, хватит застоя. Вопрос — на кого.

* Этот пленум так толком и не провели

Москва

28 февраля 1985 года

Через день — на меня вышли.

Точнее, не на меня, а на Раису — она ездила в дом моды, в ателье, заказывать себе что-то. Там ей сунули конверт, сказали — товарищу Горбачеву.

В конверте было приглашение встретиться...

Почти сутки я искал повод — здесь, кстати, для всего нужен повод, политика, по сути, под негласным запретом снизу и до самого верха. Надо — заметят, выдвинут — а так сиди и не дергайся. При этом — подковерной политикой тут все занимаются с превеликим удовольствием. Грызя, подставляя и кидая друг друга.

Тут — я это уже понял — главное чтобы внешне все выглядело прилично. За фасадом же может скрываться любое дерьмо...

Повод придумал мой верный помощник (кстати, начинаем срабатываться) — посетить МИД, чтобы узнать подробности заключенных СССР внешнеторговых сделок, в частности на поставку зерна. Там кстати уже сходу были "поводы для радости" — почему то история с зерном зависла между МИДом и Минвнешторгом. И кто за что отвечал — было совершенно непонятно.

Министр иностранных дел сидел на Смоленской площади, в одной из сталинских высоток, отданных под МИД, но к моему удивлению, когда мы подъехали — у ворот стоял ЗИЛ. Вышел Громыко, раскрасневшийся как будто на грудь принявший (я потом понял, что это так и есть)

— Михаил Сергеевич!

— Андрей Андреевич...

— А мы тут выехать решили... на природу, можно сказать. Составите компанию?

— Отчего не составить.

Как оказалось, понятие "природа" у МИДовцев довольно своеобразное.

Прошли МКАД. Кстати, МКАД — без слез не взглянешь, никакого сравнения ни с тем, во что оно превратится в годы Путина, ни с чикагскими бетонными трассами. Вообще, я только сейчас начинаю понимать, в каком жутком, убогом состоянии сейчас Москва — и это шокирует...

Подумайте, в некоторых местах за МКАД просто зеленая трава, лески, лужайки. Прямо хочется бежать и покупать, покупать, под любыми предлогами покупать землю здесь, зная, сколько она будет стоить в будущем. И понимаешь, как поднялись некоторые из тех, которым было можно покупать тут — хотя другим было нельзя.

Тут не "кто смел тот и съел", тут кому положено. Тебе не положено — и стой в сторонке, смотри как богатеют те кому положено. Путь бывшего СССР в капитализме сильно отличается от американского — в США этого просто понять не могут.

— Как это так в жутком, убогом состоянии Москва, Как тебе не стыдно так говорить?

— Что вижу то и пою. Ты просто не видел, что через тридцать лет тут будет

— И что будет?

— Тут все застроено будет. Метро тут будет, саму дорогу сильно расширят. Метро в будущем дойдет даже до аэропортов.

— До аэропортов? Сколько же человек в Москве будет жить?

— Точных цифр нет. Говорят, с приезжими двадцать миллионов, может даже двадцать пять.

— Двадцать пять?! А куда милиция смотрит?

— В смысле?

— Кто их в Москве прописал? Это же уму непостижимо.

— Прописки не будет в будущем

— Как не будет? Езди куда хочешь, живи, где хочешь?

— Да.

— А кто будет на заводах работать, если все в Москву ринутся? А как же Камаз, Ваз, там кто работать будет.

— Вот удивляюсь я вам, Михаил Сергеевич. Вместо того чтобы подумать, как людям условия создать — вы их в Москве не прописываете. Приехали, кажется.

Место это — было уже за МКАД, там деревня сплошная уже шла. Перелески, снег где-то и по пояс. Деревушки, грузовики, даже трактора. В сторону, в лес уходила вычищенная дорога — другие вычищены не были, просто снег, как попало спихнули трактором на обочину...

— Что он хочет?

— О чем-то серьезном говорить. Если в кабинете не говорит, прослушки боится

...

— Если Черненко вот-вот умрет, значит, вербовать тебя хочет

— Зачем?

— Как зачем? Ты член Политбюро ему твой голос нужен.

— А мне что делать?

— Как что? Соглашаться.

— А если я не хочу?

— Как не хочешь?

— Так. Может, я сам хочу.

— Ты это брось!

— Почему?

— Молод еще. Ты. То есть я.

— А не надоело генсеков хоронить?

— Ты не скажи кому!

— Нет, серьезно. Почему генсеком обязательно должен быть старик?

— Опытный. Мудрый.

— Помимо этого еще силы нужны.

— Ну смотри. Я предупредил.

— Спасибо. А кстати — а почему нельзя голосованием решить? Даже Папу Римского голосованием избирают.

— Сравнил тоже — Папу. Голосование должно быть единогласным.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы коммунисты видели единство рядов Политбюро.

— Не обижайся, но от этого единства всех уже тошнит.

— Ты это! Без году неделя, а рассуждаешь.

— Вот увидишь.

ЗИЛы остановились около старинного особняка, крашенного бледно-желтым, с белыми колоннами. Первым вышел Громыко, жестом гостеприимного хозяина показал — прошу!

Да-с... Судя по всему это тут роскошью считается. По американским меркам высший средний класс. Надо смотреть в каком состоянии кладка, фундамент, коммуникации. Но в принципе — такое жилье может позволить себе владелец небольшой фирмы, богатый адвокат или представитель уважаемой семьи получившей наследство. Конечно, если есть историческая ценность — цена взлетит. Похож на южные особняки, они сильно страдают от сырости. Вообще, в США на удивление большую роль в цене недвижимости играет не сама недвижка, а ее расположение. В Нью-Йорке, например надо спрашивать про комьют — как быстро, удобно и дешево добраться до города. Хороший комьют может сразу поднять цену в полтора раза. В Калифорнии сарай на берегу океана может стоить миллион долларов — все от вида зависит. Я как то жил в таком пару дней — сарай сараем, крашеная в один слой доска — цена...

Хотя о чем это я вообще. Той жизни нет, ее надо забыть, из нее меня выкинули. Обратного хода нет. А если и есть — то возможно, в федеральную тюрьму Терре-хот, до исполнения приговора. Потому что за убийство сотрудников федеральных правоохранительных органов по головке не погладят. А если еще выяснят, что документы мои фуфло...

А вот если бы сказали — давай назад и ничего тебе не будет — пошел бы? А знаете — нет. И вопрос не в том, что я русский. Здешний мир — он пусть беднее, примитивнее, проще, иногда и фальшивее того -но его можно исправить. Там исправить ничего нельзя. Развратились люди, сгнило общество. Разложилась страна. Причем не только Россия — но и США тоже, они прошли свой путь на эшафот. Я жил там, я знаю, сколько американцев ненавидят свою страну. Ни в восьмидесятые, ни в девяностые этого не было. Американская мечта сломалась, Свой дом все дороже, банки все наглее, зарплаты все меньше, работа все хуже. В школах детям преподают гомосексуализм, негры лупят полицию, на заборах портреты Че Гевары и Ленина. Это конец... и мне не хочется при нем присутствовать ни как наблюдатель, ни тем более как участник.

Но хочется это предотвратить. Здесь, там... везде. Нет сил жить в том мире. Просто — нет сил.

— Чего задумались, Михаил Сергеевич?

— Красиво у вас тут.

— Дача МИДа, Сейчас ленч подадут как в Штатах

— Надеюсь, не гамбургеры?

— Нет... сейчас что-то сочинят.

Я демонстративно обвел глазами комнату, и Громыко моментально понял, кивнул.

— Потом погуляем. Воздухом подышим. В Москве дышать нечем...

Покормили нас хорошо — как видно, привезли с собой в судках из столовой МИДа. Я отказался от кусочка торта, чем навлек на себя подозрения — в США просто торты ужасны, не то, что наша Прага. А я привык в США отказываться от всего сладкого, чтобы не заработать диабет.

Потом оделись потеплее, пошли на улицу, протоптанной тропинкой — в ельничек. Никак не привыкну к здешней одежде — пальто да на пуговицах. Хотя в США хорошо сшитое из дорогого материала пальто может мало кто себе позволить — все носят китайский флис.

Темнело...

— Красиво, да? — спросил Громыко

— Да, нет ничего лучше русской природы — сказал я — у нас не так. Степь да степь кругом, только недавно начали насаждения делать... но не выросли еще...

Громыко остановился.

— Миша — сказал он — я сейчас говорю с тобой как старший товарищ... по партии, по работе. Время пришло, дальше откладывать вопрос нельзя. Следующим Генеральным должен стать ты.

— Не соглашайся!!!

— Андрей Андреевич, да вы что. У меня опыта совсем нет, я в Политбюро без году неделя.

— Миша!

...

— Это не мое мнение. Это мнение Константина Устиновича.

Вот так — так...

— Вот как?

— Да. Я был у него.

— Как он?

— Плохо, Миша. Очень плохо. Уже не встает.

— А врачи что говорят?

— А что врачи говорят? Правду они не говорят, это точно. Как не сказали правду про Леонида Ильича. Как не сказали ничего про Юрия Владимировича — он ведь инвалидом оказывается был, по почкам, уже много лет.

...

— Обстановка и в стране и в мире нездоровая. Про экономику ты и сам лучше меня знаешь, что мне говорить. Уже не выполнили две пятилетки, подогнали цифры. Третью тоже наверное не выполним. Международная обстановка напряженная, в Европе размещаются ракеты. На Ближнем Востоке возможно перерастание войны Ирака и Ирана в международный конфликт. В Афганистане все плохо. В Польше окончательно стабилизировать ситуацию не удалось — все до разу как говорится. В таких условиях, генеральный секретарь для нашей партии нужен не просто работоспособный — двужильный нужен. Я не справлюсь, здоровья и сил не хватит.

Я лихорадочно размышлял. Просто так такие предложения не делаются, и в любом таком предложении есть двойное дно.

— В одиночку мне не справиться.

— Не в одиночку, Миша, мы поможем. С нас никто обязанностей не снимал, поможем разобраться...

Нет, не то.

— Андрей Андреевич, в одиночку я партию и государство не потяну. Ни сил не хватит, и такая ответственность. Партию... положим на меня, государство... возьмите вы, хотя бы временно. Почувствуете, что не справляетесь, поставите вопрос.

Громыко выждал приличествующую паузу, кивнул

— Хорошо, Михаил Сергеевич. Если ты так настаиваешь...

— Кого на ваше место?

— Я ... подберу.

Так...

— Если у нас такие сложные отношения с США, может... Анатолия Федоровича?

Громыко — не знаю, ждал он этого предложения, или оно стало для него неожиданностью — снова выдержал несколько секунд.

— Добрынина? Ну... может и так, он посольскую должность перерос давно, но что мои замы скажут...

Но тут же Громыко дезавуировал себя

— А пусть говорят, что хотят.

На обратном пути я прикинул — проработал ситуацию вроде бы правильно, и Громыко получил то что хотел — важный пост на старость. Плюс — такого человека терять нельзя, тридцать лет в политике. А ставить Шеварднадзе — это издевательство над дипломатией. Куда, если он английского не знает?

Вопрос — кого на премьеры. Рыжков не просто слаб морально, у него есть недостаток, который никто не осознает. Он не макроэкономист, он как был, так и остался директором завода. И когда он творил то, что творил — он просто пытался убрать ограничения, которые ему мешали как директору завода в свое время. Не думая, а зачем были эти ограничения. И если даже ты лично честный — а что если кто-то нечестный?

Вариант первый — Борис Ельцин.

А почему нет? Строитель по образованию, а строить придется много. Долгий опыт управления огромным промышленным регионом. Вполне потянет на кандидата в члены Политбюро.

Когда на Ельцина все цыкают, как то забывается, что он пришел уже на готовое, на то что натворили до него Горбачев и Рыжков. Уже запустили инфляционный механизм, уже развалили связи в производстве своими реорганизациями. Уже приняли закон о кооперативах и создали механизмы обнала. Уже расшатали страну. Ельцин не мог действовать иначе, он не мог ни остановить обвал разумными средствами ни создать хоть сколь-либо социально-ориентированную экономику. Общих фондов для этого не было — все растащили и проели.

Минус Ельцина как я понял — резкость и порой необдуманность. Но если держать его в руках.

Номер два — Виктор Черномырдин.

Специалист по газу, фактический организатор одной из крупнейших в мире компаний. Он неплохо проявил себя не один раз. И когда первым превратил свое министерство в частный концерн. И когда несколько лет рулил откровенно кризисной экономикой. И когда став премьером, ему хватило ума продолжить а не прервать реформы — хотя Дума его ставила в расчете именно на прекращение реформ. Нужен именно орговик, премьер — это дирижер оркестра. К тому же — он бывал на Западе, не может не понимать что нужны реформы, не Лукашенко в конце концов, хотя мог спихнуть больного Ельцина и стать как Лукашенко.

Кстати про Лукашенко. Тоже надо в Москву подтягивать, агропромышленным вице-премьером...

Лукашенко самодур и диктатор, по натуре своей. Но у его есть два важнейших качества, которые мне сильно импонируют. Первое — он понимает, что экономика — это не снабжение, и только при расширенном производстве, сильном экспорте и вообще торговле — можно чего-то добиться. Надо экспортировать, а при нем Беларусь продавала свою продукцию более чем в сто стран мира, порой чего только не придумывая. Например, Лукашенко придумал экспортировать услуги по безопасности — белорусские спецназовцы охраняли шейхов Персидского залива, а в белорусских военных академиях кто только не учился, от Африки до Латинской Америки. Второе — он в отличие от очень многих диктаторов очень восприимчив ко всему современному — это редкое качество. Ну никто же не заставлял его в Беларуси делать компьютерный кластер. Но он сделал. И кластер заработал.

Номер три — Павел Федирко.

Преемник Долгих, вторым секретарем при нем работал. Опыт как у Ельцина — самый молодой первый секретарь Союза, в сорок один год. Руководил крупнейшей промышленной областью, много строил. Но в отличие от Ельцина нет заскоков, судя по всему, не так сильно пьет, и есть два очень интересных качества. Первое — секретаря в Красноярске, Федирко большое значение уделял культуре, строил Театр оперы и балета, Дворец пионеров, реконструировал филармонию. Это важно, люди не должны опускаться. Второе — свободно владеет английским и немецким. Ну и фамилия... своим будет и для России и для Украины, хотя по происхождению он — казак.

В общем, думать надо...

Дома меня ожидал сюрприз — с коньяком и с конфетами, приехал Юрий Александрович Левада, сокурсник Раисы и запрещенный социолог, в 1969 году лишенный звания профессора. Ставился вопрос об исключении Левады из партии, что означало гражданскую смерть. Все семидесятые его преследовал Гришин. Причина? На поверхности — слишком мало упоминал в своих лекциях основоположников. На деле же — боялись правды.

Как сказал Юрий Владимирович? Мы не знаем общества, в котором живем. Вот это — правда, но ее он смог сказать только став генсеком. И даже в этом случае не было сделано ничего. Требования приличий, а так же теория о том, что мы идем к коммунизму разрешала признавать отдельные недостатки — но не систему. В том числе и потому что до сих пор действует правило товарища Сталина: у каждой проблемы есть фамилия имя и отчество. Если кто-то встанет и скажет как есть на самом деле — его же и спросят: а ты куда смотрел?

А правду знать надо — наивность руководства в начале перестройки обошлась чрезвычайно дорого. И времени — нет.

Посидели, повспоминали. Песни попели.

Потом я кивнул на кухню. На кухне включил радио на полную и воду пустил...

— Раиса сказала, ты чуть ли не диссидентом стал...

Левада махнул рукой

— Да какой там диссидент.

— Ну, взыскание по партийной у тебя есть.

...

— Хочешь, сниму?

Левала уставился на меня, потом шепотом сказал

— Зачем?

— Ну как... нехорошо, когда в личном деле взыскание по партийной линии. Проблемы будут, изо всех очередей уберут.

— Так и так убрали.

— Поставят?

Левада подумал, потом криво усмехнулся

— Нет, Михаил Сергеевич, не надо.

— Почему?

— Скажут: продался?

Теперь настала пора криво и многозначительно улыбаться мне

— От оно как. Партийное взыскание — как знак отличия в определенных кругах. Только мне вот что непонятно. У тебя совесть чиста. И ты это знаешь и знать будешь. Так в чем проблема?

— Другие то не знают.

— А что другие? А... у вас совесть коллективная. Одна на всех.

Левада посмотрел на меня странным, каким-то загнанным взглядом

— Зачем звал, Михаил? Знаешь же, что я рискую даже сюда приходя. И плетью обуха не перешибить.

— Знаю. Разговор есть. И по совести и по душам. Помощь твоя нужна.

— Тебе?

— Народу. Партии. Мне.

— Э, как...

— То что ты мне сейчас можешь сказать, для меня не новость. Да, в партии были и есть перегибы. Да, есть и такие люди, которых заставь Богу молиться — и весь лоб себе расшибут. Но прошлое не может определять будущее.

— Погоди, ты в этом уверен?

— Да, уверен.

Я и Юрий Левада смотрели друг на друга. Русский интеллигент еврейского происхождения — который как всегда больший интеллигент, чем любой русский — и непонятный гибрид, человек с телом советского человека и разумом адаптировавшегося американца, который искренне не понимает, как это так — прошлое определяет будущее.

Американцы тем и были сильны — сильнее всего мира — что они умели оставлять прошлое в прошлом. Их гениальная отмазка во внешней политике — господа, это все были обязательства предыдущей администрации. И когда они начали копаться в своем прошлом — это и было началом и симптомом конца. Кем был Томас Джефферсон? Гениальным политиком, поборником свободы — или рабовладельцем и лицемером? Если так подумать — а какая разница то? Томас Джефферсон давно умер, оставив своим потомкам сверкающий град на Холме. Его дела говорят сами за себя, и это и есть истинная мера его жизни.

А у нас скоро начнут копаться в сталинских могильниках. Это совсем другое прошлое — черное и страшное. Но потому еще важнее оставить прошлое в прошлом. Советский народ — рождался в грязи и крови Гражданской, и никакая гражданская война — не может оставить крайне дурного отпечатка на всех гражданах, на всей стране. Прецедент братоубийства, войны внутри общества — он просто так не проходит, не зарубцовывается. А потом была Великая отечественная — и как наказание и как искупление. Но эти люди, надрывавшиеся, страдавшие, голодавшие, поднимавшиеся в атаки, жертвовавшие собой и убивавшие — их дела тоже говорят сами за себя. Они оставили нам сверхдержаву. Которую сотворили, как умели и как им позволили. И какой смысл сейчас копаться в могильниках и определять вину, растравливая общество. Не лучше ли и нам — оставить прошлое в прошлом.

— Юра, я в этом уверен, потому что раскопки прошлого ничего не дадут. Только поссорят нас.

— Да, но должен же народ знать правду!?

— Должен? Кому — должен? Зачем — должен?

...

— Что даст эта правда нам — сейчас живущим? Сказать правду о том, что происходит сейчас — это одно. Сказать правду о том, что происходило сорок, пятьдесят лет тому назад — это что-то изменит к лучшему? Скажи, только честно?

Левада долго думал, и потом сделал очень тяжкое для любого интеллигента признание

— Не знаю...

— А я знаю. То что произошло сорок, пятьдесят лет тому назад — там уже ничего не изменить и не поправить. Перестать закрывать глаза на происходящее сейчас — совсем другое. В последнем — я прошу тебя помочь.

— Как?

— Твои наработки в области социологии. Юрий Владимирович правильно сказал — мы не знаем общества в котором живем. Так нельзя, общество нужно изучать, изучать научными методами, а не отговариваться привычными фразами про неизбежность прихода коммунизма и про то что учение Ленина бессмертно потому что оно верно. Мы должны знать, что на самом деле думают люди по самым разным вопросам.

— То есть, ты хочешь, чтобы я у людей в голове ковырялся. Кто что думает на самом деле.

— Примерно так. Это твоя работа.

— А потом? Психушка? Сто первый километр?

— Юра, ты дурак?

Левада и сам смутился.

— Нет — после паузы сказал он — ты сажать не будешь. Вот ты — и не будешь. А товарищи твои.

— А товарищи мои витают в облаках. Ты понимаешь, сколько первых секретарей можно снять одним твоим опросом.

Левада испуганно замолчал. Он вдруг понял, каким оружием он обладает.

Провели, скажем, такой вот опросик с десятком — другим хитрых вопросов, да данные наверх и отправили. А там возьми — выходит, что народ ни хрена ни в какой коммунизм не верит. И что будет?

Как что — оргвыводы. Первого секретаря за развал работы — нах... с пляжа. И какому первому секретарю такое надо?

— Теперь понял?

Левада кивнул. Он понял, что Гришин, прежде всего, его боялся, потому и нападал. Они все боятся...

— Ты хочешь, чтобы я... то есть мы...

— Ошибаешься. Использовать социологию как оружие в ведомственных или политических войнах я не хочу. Грызни и так более чем достаточно. Если начать бросаться обвинениями — раздеремся, и добром это не кончится. Я хочу выйти...

Чуть было не сказал — из зоны комфорта. Хотя тут так никто не выражается — просто не поймут.

— ... из тумана идеологии и посмотреть трезво на наш народ. На то что он на самом деле думает. Во что верит. Чему и кому он верит

Теперь Левада смотрел на меня с ужасом.

— Михаил. Тебе зачем это? Как только выйдет первый опрос... ты же понимаешь

— Это не для прессы — раз. Два — от того что мы спрячем голову в песок как страусы — ничего не поменяется. Тем более что под ногами у нас бетон. И больно и не спрячешь.

...

— Ну, так что?

— Как это будет оформлено?

— Сначала спецсектор. Потом отдельный институт.

Я не сказал — когда я стану генсеком.

— И можно брать кого захочу?

— После проверки КГБ можно.

...

— А ты как думал. Темы секретные. Стоит хотя бы одному отчету просочиться на Запад, на Радио Свобода будет праздник.

...

— Я серьезно, Юра. Использовать полученную информацию, чтобы шатать страну — не выйдет. Такие случаи будут жестко пресекаться.

— Тогда многие не пойдут.

— Понимаю. Только вот над чем подумай.

...

— Есть люди, которые живут с фигой в кармане. Так и живут — фигу в кармане держат, небо коптят, рак от злости зарабатывают. Потом так и на тот свет отправятся — премудрые пескари, премудрость которых никому не нужна. А я предлагаю пусть косвенное, но участие в принятии важнейших стратегических решений. Понимаешь?

...

— Пусть каждый выбор делает. Либо тихо гадить. Либо менять. Пусть не сразу. Не напрямую. Но менять. У кого как совесть позволит...

— Он согласился?

Я покачал головой

— Не знаю.

Мы сидели за чаем — вдвоем с Раисой. Стемнело совсем, к чаю было какое-то варение — домашнее, с югов

— Я с ним поговорю

— Не надо!

...

— Каждый должен принимать такие решения сам. Как совесть позволяет. Или ее отсутствие.

Раиса смотрела на меня

— А ты изменился

Я невесело улыбнулся

— Жизнь заставляет. Дальше будет только хуже.

— Но тебе оно надо?

Я выдержал паузу

— Надо Рая. Надо.

Из дневников Анатолия Черняева

Помощника Генерального секретаря ЦК КПСС

Брежнев — министру черной металлургии Ивану Казанцу

Хвалитесь, что выплавляете больше США... А качество металла? А то, что из каждой тонны только 40% выходит в продукцию по сравнению с американским стандартом, остальное — в шлак и стружку?!

Брежнев - министру легкой промышленности Николаю Тарасову

У вас на складах миллион пар обуви валяются. Их уже никто никогда не купит, потому что фасоны лапотные... Так ведь можно скупить все заграничное сырье и пустить под нож.

...

5 января 1979-го. Мороз до 45 градусов. "В Москве целые районы оказались без электричества и в холоде... Два дня в булочных не было хлеба. Не было молока".

...

Экономика: мяса поступает в розничную продажу 1,5 кг на человека в год; скармливаем около 100 млн тонн пшеницы скоту... 120 млрд рублей на сберкнижках плюс 40 млрд рублей в кубышках. Товарной массой покрывается это на 40%

...

В Лондоне гнездо "одаренных детей" "больших родителей". Завотделом МИДа пожаловался как-то мне: я, говорит, превратился просто в блатмейстера — внук Суслова, зять Громыко, сыновья трех замзавотделами ЦК — Киселева, Соловьева, Щербакова.

Москва, Кремль

28 февраля 1985 года

На следующий день — меня все-таки подловили враги... точнее, те, кто считал меня своим врагом.

Надо было вести заседание Политбюро. Меня трясло, в прямом смысле слова — я перед заседанием, хлебнул какой-то настойки на травах, чтобы не так заметно было. Зашли, расселись — и тут подал реплику Тихонов, предсовмина. Восемьдесят лет, на кладбище прогулы ставят, а все туда же.

— А почему это у нас Политбюро товарищ Горбачев ведет?

Все замерли. Как в детской игре "замри". Потом подал голос Лигачев

— Товарищ Горбачев замещает товарища Черненко, который болеет.

— Нет, а почему все-таки товарищ Горбачев ведет? — упорствовал Тихонов — почему товарищ Гришин не может вести?

— Товарища Горбачева назначил вести заседания в его отсутствие сам товарищ Черненко.

— Могли бы опросным путем провести — упорствовал этот едва дышащий старик — и вообще, что это за моду взяли, справки запрашивать, с людьми встречаться без ведома аппарата совмина. Так не делается...

Вот оно что...

Откуда все это пошло — поняли? Тихонову доложили про мою активность в вопросе экономической реформы, и он встал на дыбы. Зачем встал на дыбы? А просто так — не лезь не в свое дело, молод еще.

Хотите, расскажу про Тихонова? Когда он работал на партийной работе — он и его жена почти всю зарплату отдавали на покупку автобусов для школ. Потом, когда не стало СССР — у него не осталось ничего, он был совершенно нищим, существовал на одну пенсию, охранники скидывались чтобы купить старику фруктов.

Суслов часть заработной платы отдавал на покупку книг для сельских библиотек. Но именно он окончательно угробил теорию, превратив живую при Сталине и даже при Хрущеве теорию, ищущую ответы на вопросы, заданные самой жизнью — в догматизм, начетничество и славословие Генеральному секретарю. Именно этот бессребреник...

Как-то раз мне в Америке дали совет, который я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Если ты хочешь доверить какому-то человеку свои деньги — сначала поинтересуйся, как с деньгами у него самого. Если у него денег нет — то и у тебя их скоро не будет.

С тех пор я никогда не доверял бессребреникам.

Короче говоря, скандал по меркам Политбюро совершенно хамский, привел к тому, что место председательствующего занял Михаил Соломенцев, при этом он пару раз явно демонстративно упомянул "товарища Горбачева" отчего Тихонова всего перекосило. Интересно, где Алиев — в условиях, когда Тихонов практически ничего не соображает, именно он — премьер.

Но нет, не пришел. Отсиживается в тени.

После Политбюро, на котором мы как то все высидели и остались живы — меня догнал уже по ходу Рыжков.

— Михаил Сергеевич...

— Ну? — я остановился

— Моя вина...

Нет, ну что за человек. И как такого премьером поставили.

— Не бери в голову. Без борьбы не бывает и победы

— Егор Кузьмич предлагает у него собраться.

Собрались — могучая кучка. Интриганы, мать их е...

Точнее — нас. А что делать?

Подошел и Соломенцев. Переговорили... что интересно, в выражениях относительно Тихонова никто не стеснялся. Злословили так, что за пределами Кремлевской стены можно и в милицию попасть за такие слова.

Еще что я понял — здесь, в Политбюро, и в самом Политбюро и в аппарате существует группа бывших первых секретарей РСФСР, которая друг друга поддерживает и в обиду не дает против всяких нацменов. И я как бывший первый на Ставрополье — в нее вхожу.

Не так и плохо, кстати. Но и не хорошо. Интриганство в чистом виде.

Посидели, чаю с сушками выпили и, заверив друг друга в верности — разошлись.

Поработал с документами. Потом зашел Болдин, сказал, что у него сидит Воротников...

Виталий Иванович Воротников — был человеком, которого я немного знал, потому что в той, другой жизни читал его воспоминания. Он был типичным партийцем — выдвиженцем, начинал в Воронеже. Потом работал послом на Кубе и замом, потом и предсовмином РСФСР. Я помнил о нем, что он Брежневу сказал — хватит затюкивать Россию*.

Судя по всему, о произошедшем на Политбюро стало известно многим и быстро. Любой конфликт — это повод выбрать сторону и вообще — лучше всего дружится против кого-то. Так что Воротников зашел не просто так. Либо с той стороны послали на разведку, что маловероятно. Либо сам сообразил, что пора искать место в стае и пришел принести оммаж.

Ну, раз так...

Начали с заносов — благо зима выдалась на диво суровая и снежная, дороги замело, и приходилось большую часть зимы разруливать ситуацию на железных дорогах в ручном режиме — объявлять авралы, селекторы, проталкивать поезда с зерном и углем, расчищать полотно... в общем геройствовать приходилось. Занимался этим как раз Горбачев... ну я, то есть. И так как это все ударило по РСФСР в основном, есть повод поговорить...

— Виталий Иванович... а такой вопрос. Почему в РСФСР так неблагополучно в центральных регионах...

Воротников насторожился

— Поясните, Михаил Сергеевич?

— Деревни пустуют. Люди бегут в Москву лимитой. В город бегут. Общаги переполнены, преступность, пьянство...

...

— Я вот был у Эдуарда Амбросьевича. И что заметил — у него тоже проблем много. Но грузинское село живо, оно живет. Как же так?

Воротников покачал головой

— Да как же людям не уезжать, если снабжение по минимальной категории и денег на социалку совсем не выделяется. Дорог нет нормальных, снабжение — хорошо, если автолавка, да и что в той автолавке. В городе... там хоть работа интереснее. Вот и бегут люди из села, из малых городов, готовы в общагу, но только не к себе на родину. Колхозы сколько молодых специалистов заманивают и дом сразу и на учебу целевым набором, а сколько на селе остается...

Воротников умолк, понимая, что наговорил слишком много.

— А думаете, в Грузии так уж хорошо со снабжением на селе?

...

— Люди оторвались от корней. Скоро комсомольский призыв придется объявлять не на Бам и Заамурье, а центральные области поднимать. Я это говорю не к тому, чтобы упрекнуть бюро по РСФСР в недоработках. А к тому, что центральной России придется уделить в будущем самое пристальное внимание. Иначе нас ждет провал там, где мы не ждали — в самом центре страны. Вот я и говорю, Вам, — Виталий Иванович... подумайте, что можно сделать для этих областей. Как улучшить снабжение, какие отрасли надо развивать. Может, повысить статус бюро вашего?

— Михаил Сергеевич, повышение статуса бюро ничего не даст. Нужно больше полномочий в облисполкомы, больше местной промышленности — а то все что ни есть союзного подчинения. Союзное подчинение — оно и на местном уровне ничего не оставляет, им фонды не выделяют или выделяют в последнюю очередь. Если промышленность на местах — будет больше зависеть не от союзных министерств, а от исполкомов. А то для этих директоров председатель облисполкома — он кто? Никто, он Москве подчиняется...

Интересные дела, не правда ли?

Разговоры были о том, что в РСФСР не было своей компартии, и потому она была так обделена. На самом деле вопрос не в партии, а в министерствах.

Само правительство РСФСР — оно кастрированное, ущербное, там нет важнейших звеньев. Например, нет ни КГБ РСФСР, ни МВД РСФСР. Но дело не в этом, а в подчиненности экономики. Большинство министерств СССР имеют какие-то дублирующие в республиках, но не в РСФСР. В итоге, когда разверстывается план — начинается схватка за фонды, в Москву едут ходоки. РСФСР оказывается обделенной — ехать некому. Плюс — союзные министерства как бы подсознательно считают, что должны распределить все фонды, но забывают о самих себе, а следовательно — и о России.

Хотите, скажу чего в этом хорошего? А то, что экспериментировать нам будет проще именно на РСФСР, где нет мощной, обсевшей все прослойки чиновников. Чиновники — способны убить любое начинание.

— Виталий Иванович... я вот думаю, почему бы нам не взять несколько областей и не поэкспериментировать с послаблениями.

Воротников насторожился

— С какими, Михаил Сергеевич?

— Да вот пока сам думаю. Вы ведь послом на Кубе были?

— Совершенно верно.

— Друзей много там осталось?

Воротников заулыбался

— Еще каких. С товарищем Кастро мы лет двадцать знакомы...

Я послушал несколько минут про товарища Кастро, потом вывернул беседу в нужное русло

— А если, к примеру, надо будет сахар достать, сможете?

— Так они и так нам его поставляют — недоуменно сказал Воротников — надо и больше поставят. Только дорогой он

— Я к чему, Виталий Иванович... Каждый человек — ну если конечно способности есть — поработав в каком-то посольстве год, два, три, допустим, вторым или третьим секретарем, неизбежно обрастает связями, как то учит язык, присматривается, знакомства заводит. Так ведь?

...

— Ну... если совсем не рохля, то так, Михаил Сергеевич?

— Допустим, мы берем несколько областей РСФСР, находим там людей, которые могут занять пост первого секретаря в области, и отправляем их — как вас — на два — три года на дипломатическую стажировку в ведущие капстраны. Великобритания, ФРГ, Франция, США.

Историю эту я придумал буквально на ходу... я долго думал последние дни — почему все-таки так плохо прошла перестройка в той, еще не наступившей реальности.

Думаете, не придумал?

Как думаете, если например, венгр хочет открыть в Будапеште ресторан французской кухни, настоящей — что ему делать? Правильно, пригласить французского шеф-повара? А если нет денег или француз не поедет в Будапешт?

Тогда есть еще один выход: надо самому поехать в Париж, устроиться во французский ресторан, дорасти там до шеф-повара — а потом вернуться.

Как Перестройка вообще могла увенчаться успехом если ее делали люди, которые не понимали даже азов западной экономики? Что такое кредит, процент, налог, частная собственность. Академики — а академики откуда это все поймут? Они знали не больше, чем средний советский человек, которого власть всю жизнь вела за руку.

У Китая потому и получилось, что институты — им дали в готовом виде. Пришли американцы и дали — китайцы дали свою территорию и предельно дешевые рабочие руки, а американцы пришли и создали все остальное. Им не надо было ничего придумывать — они точно знали, что они делают, потому что делали это и не раз. А вот потом уже китайцы, посмотрев на них, начали делать сами. Уже имея опыт и пример перед глазами.

В СССР ситуация иная, но отличается она не слишком. Говорят, что советскому рабочему платить придется все равно больше, чем китайцу. Чушь! Во-первых — советский рабочий и работает лучше, он более профессионален, его не надо учить азам, он не от сохи. Одно из важнейших достижений СССР — в стране создан большой, хорошо обученный рабочий класс, готовый к самым сложным работам. Во-вторых — наша логистика на Европу, кроет китайскую как бык овцу. С Америкой — как минимум равная, если речь про Дальний Восток. В третьих — более высокая зарплата означает и то что советский рынок сможет потребить часть произведенного товара. В четвертых — у нас инфраструктура все-таки сильно получше чем китайская. Сильно.

Но начинать надо с того что мы должны знать их, а они — нас. Нужны личные знакомства и связи. Вот именно поэтому — надо отправить потенциальных первых лиц областей, где будут первые советские СЭЗ — в страны — потенциальные инвесторы для заведения контактов и презентации своих возможностей. Потом, вернувшись, они уже будут работать с теми, кто придет к ним из тех стран, в которых они были. Нельзя просто объявить — вот тут будет СЭЗ — и ждать манны небесной. Это все работа на личном уровне, вкладывают туда, где есть свои, кому можно доверять...

-... потом они возвращаются уже в свои области с наработанными связями и начинают работать. Схемы можно обсуждать... возможен даже вариант концессий. А почему бы нет то?

Воротников осмыслил, потом почти шепотом поинтересовался

— Михаил Сергеевич? А это с Политбюро согласовано?

— Мы прорабатываем варианты в рамках комиссии по подготовке экономических реформ. Рассматриваем разные варианты... югославский, венгерский, румынский опыт. Румыния не просто активно скупает лицензии — с Францией у нее налажено приоритетное сотрудничество по развитию машиностроения. Маленькая страна — а у нее есть, например, свой пассажирский самолет. В Венгрии отшивают американские джинсы, которые у нас потом продают втридорога спекулянты. Про Югославию я не говорю. Почему мы не поступаем так же? Что нам мешает помимо нежелания и неумения сделать что-то полезное? Если не можем что-то сделать сами — давайте привлекать других, кто может, кооперироваться. Джинсы у спекулянтов двести рублей — за какие-то штаны. Нельзя же так!

* На самом деле это был М. Соломенцев

Москва

28 февраля 1985 года

В разгар Холодной войны — выйти на одного из лидеров противостоящей страны было не так то просто. Нельзя просто прийти, скажем, на площадь Ногина в пресс-бюро и сказать — я хочу взять интервью у товарища Горбачева. Однако, заинтересованность в интервью именно с товарищем Горбачевым проявили сразу две структуры — ЦРУ США и чикагские зерновые трейдеры. Причем аргументы последних были даже весомее.

В Москве — разрешения ждал Николас Данилофф, корреспондент UPI*. Один из основных корреспондентов в Москве, он прекрасно понимал все проблемы и ограничения, связанные с журналистикой в советской столице — и потому просто ждал.

Тем временем — нужные люди задействовали нужные рычаги, и через МИД и через Внешторг — чтобы добраться до нужных кабинетов на площади Ногина и согласовать нужные решения. Соединенные штаты Америки и их отдельные представители — уже научились влиять на принятие в СССР тех или иных решений. Оставалось только немного подождать...

Как и у многих в Советском союзе — у меня было как бы две, как говорили много раньше — нагрузки. Рабочая — то есть работа — и партийная или общественная. Причем в моем случае, трудно было разобраться, какая нагрузка считается работой, а какая — чисто общественной нагрузкой.

Помимо прочего, я был депутатом Верховного совета СССР и в таком качестве возглавлял комиссию по законодательным предложениям ВС. Это значило, что у меня есть еще один аппарат по линии Верховного совета, и он занимается проработкой законодательных предложений, выносимых на сессию Верховного совета. Проработка заключалась в определении того, не нарушают ли вносимые предложения Конституцию, и какие взаимосвязи с другими нормативными актами существуют, или их надо установить. Условно говоря, любое новшество — предполагает внесение изменений порой в десяток и более разных нормативных актов. А если учесть тот факт, что компьютеров не было, кодификации как таковой с контекстным поиском проведено не было — можете себе представить объем работы: ведь надо знать, где искать возможные несостыковки. Ну и вишенка на торте — в связи с "борьбой с бюрократизацией" не только не выделяют дополнительных ставок, но и сокращают существующие. Приходится отбиваться.

Я своими глазами не видел — но немного знал, как работает Конгресс США. Огромную работу выполняют там стажеры — выпускники юридических ВУЗов последних двух лет обучения, которые выполняют эту работу бесплатно, в обмен, засвечиваясь в тусовке и коллекционируя визитные карточки и номера телефонов политических тузов — потом они пригодятся в юридической и лоббистской работе, и почти все конгрессмены и министры так начинали. У нас ничего подобного не было. И что еще хуже — депутаты в основном не имели юридического образования, и законодательные предложения подавались в совершенно безграмотном виде, так что их, по сути, приходилось переписывать заново.

И как это все работало — я с трудом представлял. Но как то работало.

И вот, в тот самый день я просматривал документы, пришедшие по линии Верховного совета, и вместе с ними кто-то (хотя сразу понятно кто) положил "вкруговую" записку "о развитии советов как формы народной демократии" автором которой был ни кто-нибудь, а зав общим отделом ЦК КПСС, доктор юридических наук А.И. Лукьянов. В записке я сразу выделил суть — речь шла о передаче полномочий в советы и образовании по типу съездов партии — Съезда народных депутатов как постоянно действующего органа власти.

Съезд!

К чему это все привело — я еще помнил. К гигантской и ничем не ограниченной говорильне на всю страну. Причем если съезд партии это, в общем-то декоративный орган, который заслушивает доклады и послушно голосует, но юридически обязывающих решений не принимает — то Съезд конституируется как высший орган власти вообще, находящийся вне системы и над ней, не сдерживаемый никакими противовесами и имеющий право принимать решения по любому вопросу. По сути — съезд приравнивался к народу в целом...

Нигде, ни в одной стране мира такого нет. Такие собрания — имели место только несколько раз в истории — как конституционные ассамблеи, чья задача принять конституцию и передать власть конституционным органам. Здесь же предполагалось, что съезд будет постоянно-действующим органом. Он будет избирать из себя верховный совет, а те депутаты съезда, которые не избраны — будут работать в округах.

Как думаете, почему в США запрещены референдумы? А вот как раз поэтому — очень опасно играть с прямым народовластием. Поэтому в США даже президент избирается не прямым голосованием, а через коллегию выборщиков, хотя заседание коллегии превратилось в простую формальность.

Как то раз в США мне довелось прочитать небольшую, но очень важную книгу про политику, где в крайне доступной форме разъяснялась разница между демократией и республикой, и почему в США политический строй — именно республиканский, а не демократический. Демократический строй, это строй, при котором народные представители могут решать и решают любые вопросы связанные с обществом и государством.

Республика же предполагает, что есть определенный набор прав, и определенный перечень вопросов, которые не могут быть ни пересмотрены, ни отняты никаким большинством голосов*. Это важно. Такая система закрепляет некий набор прав личности, которые власть и общество не могут отнять ни при каких условиях. И определенный набор констант, которые делают устойчивыми систему власти, поскольку так же не подлежат отмене или изменению.

Почему это лучше демократии? Ну, хотя бы по причине осознания того горького опыта, через который прошло человечество. Гитлер пришел к власти законным путем, и когда он начал лишать своих сограждан или их часть тех прав и свобод, которые не могут быть отняты — скорее всего, большинство немцев поддержали бы его. По крайней мере, мало кто возразил и много кто защищал режим до конца. Не помню кто сказал — в фашизме страшна не его ложь, а его правда. Очень точно.

Ленин пришел к власти при поддержке очень значительной части населения. И явно большинство — активно выступало за "раскулачку" богатых и "поравнение". Они просто не предполагали, что завтра с такой же легкостью лишат и имущества и жизни их самих. Когда Сталин вел свои кровавые чистки, большинство общества не так уж не знало о происходящем и активно поддерживало борьбу с "врагами народа". Все это — обратная сторона демократии, вырвавшиеся наружу темные инстинкты человека и в целом — человечества, с которыми надо бороться. Записка Лукьянова под соусом народовластия продвигает очень опасную вещь — вседозволенность. Именем народа можно все и никаких сдерживающих факторов.

Я это вижу. А остальные нет.

И что делать?

А ведь Лукьянов не просто зав общим отделом ЦК, он один из авторов конституции 1977 года, в которой заложена мина практически свободного выхода республик, и не одна она...

Пока придумал только задержать у себя. Но потом с этим надо будет что-то решать. Один дурак может такого натворить, что и десять шпионов и предателей не наделают.

Затем — как нарочно — попросился на прием чиновник из общего отдела ЦК. Неприметный, но по всем признакам — относящийся к советской элите. Ботинки приличные и чистые — значит, не на метро передвигается. Щеки сытые. Костюм не Большевички, индпошив.

Кстати, спросите меня — ненавижу ли я таких? Не-а. Их ненавидит рабочий класс, давящийся на тесной кухоньке хрущобы водкой, и пролетарским чутьем выносящие вердикт — нет хозяина. Я больше американец уже и я спокойно отношусь к наличию элиты. Нарочитый эгалитаризм меня скорее ... заставляет подозревать, что тут не все чисто. Но меня бесит другое — понимание, что вот эти вот все — они все одного поля ягоды. Они не создали массовый автомобиль как Форд или массовый компьютер как Билл Гейтс. Все их умение — вовремя поддакнуть, научно обосновать и преданно смотреть в глаза, когда это нужно. И за это они получили смешной по американским меркам, но вполне весомый по советским меркам кусочек сытого потребительского счастья.

Скоро они побегут. В девяносто первом они будут эвакуироваться из своих кабинетов через строй, под вполне ими заслуженные пинки и плевки. Никто из них не умрет на посту. Никто из них не выполни т то в чем они клялись. Я читал воспоминания одного из них. Летом девяносто первого, когда рушилась страна, его больше всего заботило одно — не заставят ли выехать со служебной дачи...

Вот такая плесень.

Но с ними я разберусь в последнюю очередь. Переоценивать их тоже не надо. Как сказал один белогвардейский генерал — не трогайте извозчиков, актеров и проституток — они служат любой власти...

— Товарищ Горбачев...

— Слушаю вас.

— По линии МИДа пришел запрос в общий отдел. Готовится визит...

Я кивнул

— В рамках подготовки визита американцы просят взять интервью у ряда советских политических и общественных деятелей. В списке, который предоставили американцы, значитесь и вы.

Мне было сложно. С одной стороны — я прожил в США немало лет и прекрасно знал, каких ответов могут ждать американцы, как их можно купить. С другой стороны — я должен был понимать все красные линии, все проблемы и ограничения и не заходить за них.

- Товарищ Данилов. Если партия сочтет необходимым, я разумеется выполню ее приказ и встречусь с американскими журналистами

Данилов вскочил

— Спасибо товарищ Горбачев, большое спасибо. Я так и передам товарищу Лукьянову.

— Вы когда увидите товарища Лукьянова?

— Сегодня же.

— Тогда передайте товарищу Лукьянову, что я хотел бы переговорить с ним по его записке. Он поймет.

Данилов кивнул.

— Обязательно, товарищ Горбачев...

Зашевелилась помойка...

Вечером, явно забеспокоившись, пришел сам Анатолий Иванович. Своими глазами — я мог лицезреть одного из лидеров Перестройки, который причинил не меньше вреда, чем Рыжков и Горбачев. Но если Рыжков не справился — то этот по дури и по наивности такого наделал...

— Михаил Сергеевич...

— Анатолий Иванович... не ждали, не гадали...

— Да вот, решил сам зайти. По записке.

— Это правильно. Кофейку?

— Лучше чайку.

— Чайку так чайку...

Одернул себя — с кофе надо завязывать. Никто его тут не пьет особо.

— Илья Дмитриевич, передал по записке...

— Да... она у меня лежит...

...

— И вот я думаю — не слишком ли большой у нас высший орган власти получается... Тот что вы предлагаете вместо Верховного совета — Съезд. У нас и так чиновников пруд пруди...

Лукьянов тут же кинулся в атаку

— Наоборот, Михаил Сергеевич! Не вместо Верховного совета — а вместе с Верховным советом. Я придумал такую систему для того чтобы преодолеть отчуждение между депутатами и трудящимися, какое существует в буржуазных парламентах. Смотрите!

...

— В моей системе депутаты избираются на местах и потом они уже — избирают из своей среды Верховный совет. Верховный совет сможет работать постоянно, а не как сейчас сессиями. При этом, большое количество депутатов — гарантирует, что депутат будет ближе к своим избирателям, сможет услышать каждого, внести его пожелания в свой депутатский наказ. И в то же время — Верховный совет будет избираться на год или даже на полгода, и каждый депутат сможет поработать и в Верховном совете и на местах!

Да... а я пожалуй об этом и не думал. И только попав внутрь системы — начал понимать ее проблемы.

Классическая власть делится на три ветви — законодательную, исполнительную и судебную. С судебной у нас все относительно нормально, а вот с остальными проблемы.

Высший орган законодательной власти — Верховный совет, но при этом он не может работать как Конгресс на постоянной основе. Он собирается на сессии, потому что депутаты работают на полупрофессиональной основе, у них нет офиса, штата помощников — и есть другая работа. Здесь просто не понимают, что законодательная работа — это тоже работа, и сложная, а парламентарий — это профессия. Немного зная работу Конгресса — я понимаю, какую огромную работу ежедневно проделывает каждый конгрессмен лично и весь штат его помощников. А тут эту работу просто некому нормально выполнять. Верховный совет собирается на короткие сессии, за которые только и успевает без обсуждения одобрить все, что успел подготовить аппарат. А потом депутаты разъезжаются по своим округам и выходят на постоянную работу. В принципе, в таком парламенте вообще нет смысла — одобрямс он и есть одобрямс. Но надо понимать, почему все так происходит.

На постоянной основе работает Президиум Верховного совета, и у него есть Председатель, который формально выполняет функции главы советского государства. Но этот орган и его аппарат выполняет не только работу по подготовке законопроектов на рассмотрение и прочую парламентскую, а частично и ту работу, которую в США выполняет президент США с его многочисленным аппаратом Белого дома. А другую часть этой работы выполняет Генеральный секретарь ЦК КПСС с аппаратом ЦК. А теперь скажите, как в такой системе не будет бардака?

И при этом — если просуммировать аппарат Белого дома и аппарат Конгресса — то они намного превзойдут и по численности и по оснащенности аппараты ЦК КПСС и аппарат Президиума Верховного совета. Там уже сейчас ведь есть компьютеры. А я еще не беру многочисленных лоббистов — ведь чаще всего лоббисты подают законопроект или поправки на него в уже готовом виде, то есть сами и за свои деньги выполняют часть работы госаппарата. Если взять еще и лоббистов, да еще и тех юристов и экспертов, которых содержат политические партии, которые сидят в разных фондах с частным финансированием, если взять тот же РЭНД, который финансирует Минобороны — то американская система власти и по численности и по оснащенности превосходят советскую систему власти в разы! И при этом у нас еще борются с бюрократией и сокращают ставки, а во второй половине восьмидесятых выражения "расплодившиеся чиновники", "были сборы недолги сели в черные Волги" стали настоящим мемом.

Лукьянов и пытается создать некое подобие профессионального парламента, при ограничении, что в советском парламенте должны быть обязательно рабочие и крестьяне, а не профессиональные парламентарии. И с этой целью он закладывает еще одну мину — треть депутатов Съезда должно избираться от общественных организаций. Учитывая, что общественные организации это синекура — именно эти депутаты, скорее всего и будут раз за разом избираться в Верховный совет. У них ни станка ни хозяйства, они как та жена прапорщика — рот закрыла и пошла. А теперь представьте, сколько среди них будет антисоветчиков (это ведь на сто процентов интеллигенция с кухонь) и чем все это кончится.

А все ведь с благими намерениями.

— Анатолий Иванович. Это все, конечно понятно, но идея с таким большим съездом... мне кажется сомнительной. И с точки зрения расходов на него, и с точки зрения управляемости. Я высказываю свою точку зрения — надо реформировать существующий Верховный совет. Возможно, расширить президиум. Возможно, вообще перевести Верховный совет на профессиональную основу или сделать две палаты — палату профессиональных депутатов и палату условно... ну вы поняли меня.

Лукьянов явно обиделся. Но согласно неписанным правилам — заведующий отделом ЦК никак не может обижаться на члена Политбюро.

— Я все понял, Михаил Сергеевич. Буду думать, как сделать аппарат поменьше. Наверное, вы правы, надо экономно относиться к народному достоянию и не плодить чиновников.

По пути домой опять пристал Михаил Сергеевич. Настоящий

— А почему ты товарища Лукьянова отфутболил? По-моему дельные предложения.

— Потому что я своими глазами видел, к чему это привело. Полный Верховный совет антисоветчиков.

— Это ты очерняешь.

— Если бы.

— Да как же они в депутаты пройдут антисоветчики то?

— Легко. Сейчас в СССР, чем больше образован человек — тем больше он настроен антисоветски.

— Не согласен я с тобой!

— Да мне какая разница. Вот, заработает институт Левады— сам увидишь.

— Этого еврея?

— А так ты еще и антисемит

— Я не антисемит. Но евреям доверять нельзя, они все на ту сторону смотрят. А если он в отказники пойдет, или в невозвращенцы***. А ты с ним яшкался

— Это твой друг, между прочим, не мой. Не стыдно?

— Ты меня не стыди! Ты где жил — там?! Поживи с мое тут потом и выводы делай!

— Героически преодолеваем трудности, которые сами и создали. Ладно. Ты мне тогда скажи — а чем в принципе плох профессиональный парламентарий?

— Как чем? Такие есть только в буржуазных странах, они оторвались от народа...

— Так, стоп. Ты юрист — сколько своему ремеслу учился?

— Как понять?

— Сколько в МГУ учился лет?

— Пять лет.

— Во. Пять лет учат применять законы — при том что внешне в этом ничего такого нет. все законы написаны, знай себе читай. А сколько тогда надо учить писать законы?

— Нет, погоди, постой. Депутат законы не пишет.

— Правильно. Он их голосует. Примерно прикинь, сколько законов должно быть проголосовано за одну сессию Верховного совета. Вообще, средний депутат их хотя бы прочесть — не то чтобы осознать — но прочесть то успеет? А если нет, зачем вообще нужен депутат? К чему это голосование за то, что даже не читали.

— И все равно ты не прав.

— Обычная отговорка если нет аргументов. Ладно, это сейчас не главное. Главное — занять пост и подобрать команду. Не такую как у тебя.

— Почему не такую?

— А потому что все кого ты подобрал — тебя или предали. Или политически утопили. Ты в восемьдесят шестом, когда все увидели Генсека который говорит не по бумажке — тебя наверное поддерживали девяносто процентов населения. А десять лет спустя, когда ты пошел на выборы президента в уже независимой России — ты набрал... ты даже одного процента голосов не набрал.

— Как же так.

— Вот и задайся этим вопросом. Как так. Пока не стало поздно.

Вечером "подсела на измену" Раиса Максимовна. У женщин так часто бывает — под настроение, сгоряча согласилась, потом начала думать и передумывать...

— Миша...

Уже по тону я почуял неладное. А только поужинали хорошо...

— Я подумала... соглашаться тебе не стоит.

Я выдержал паузу

— Это почему?

— А ты не понимаешь? Посмотри! Юрий Владимирович умер — он ведь долго жил со своими диагнозами, но раз— и умер. Константин Устинович...

— Рая, Рая...

...

— Мы ведь с тобой оба комсомольцы. Ну если не мы, то — кто? Вон, молодежь на Бам, в тайгу едет — едет, не боится ничего.

— Так там тайга — всхлипнула Раиса Максимовна...

Я сел поближе. Обнял. Сказал на ухо.

— Рая. В доме ничего не говори, слушают...

...

— Послушай меня. Страну пора спасать уже, все плохо...да ты и сама это видишь. Если прождать еще несколько лет, будет уже поздно...

...

— Помнишь, как мы с тобой приехали на Ставрополье? Дорог нормальных не было, грязь везде, вода из колодца и ты — городская. Но — выдержала же.

...

— Так и тут. Надо выдержать.

Вашингтон-Москва

28 февраля 1985 года

Несмотря на то, что Раису Максимовну вроде как успокоил, у самого настроение было ни к черту. А утром на работе — оно еще ухудшилось.

У меня на столе лежали две совсекретные справки. Первую подготовило МВД — о массовых беспорядках и иных нарушениях общественного порядка, имевших место с 1955 по 1985 годы. Вторую подготовило КГБ — об отрицательных проявлениях национализма в СССР за тот же период.

Как оказалось, массовые беспорядки в СССР имели место довольно часто, в благополучные семидесятые их число сократилось, но сейчас оно снова идет в рост. Схема беспорядков примерно одна и та же — совершено тяжкое преступление, или милиция кого-то задержала и что-то случилось с ним в отделении, или произошла драка — после чего разъяренная толпа устраивает погром. Почти всегда погром нацелен против органов власти — отделение милиции, райком партии. Но бывает, что погром сопровождается избиениями и поджогами по национальному признаку — правда это менее десяти процентов от общего числа. Почти никогда беспорядки не происходят по экономическим причинам, Новочеркасск — трагическое, но исключение.

Я задумался. В США такое тоже бывает, точнее — бывало в последнее время, когда жизни черных стали иметь значение. При нормальных обстоятельствах — беспорядки такого рода в США — нонсенс. Никто не пойдет громить полицию, зная, что полиция откроет огонь. В США полиция носит оружие постоянно, и имеет право его применять даже по безоружным в случае неподчинения. Причем в последние годы, когда я жил в США полицейский беспредел значительно усилился, в полиции появились люди, которые искали законную возможность кого-то застрелить (в США, кстати, предупредительных не делают, стандартная практика — два выстрела в голову, некоторые департаменты практикуют контрольный выстрел по лежащему, если у него видно оружие — и это не шутки и не выдумки). Нельзя говорить про все США — страна очень разная, и полиция очень разная не только в разных штатах, но и в разных графствах и департаментах. Скажу, например, что город имеет полные права на свои налоги решать проблему безопасности — он может нанять своего шерифа (а может и уволить), может заключить договор с соседским, если у того хорошая репутация, может заключить договор с управлением полиции соседнего крупного города, а может вообще ничего не делать, и тогда полиции в городе совсем не будет — и такие города тоже есть и немало. Я сам и оружие имел, и шерифу по мере надобности помогал в счет местных налогов... и я не понаслышке знал, что в стране существуют департаменты полиции или шерифа, которые возглавляют либо психопаты, либо люди с уголовным менталитетом, и такие департаменты превратились в банды, терроризирующие население. Тем более что законодательство США последнего времени этому сильно способствует. Например, дикая концепция "вины собственности". Если вы сдали дом человеку, а он торговал там наркотиками — у вас могут отнять дом, причем без суда (потом по суду могут вернуть, но доказать что ты ничего не знал и не мог знать должен ты сам. Презумпция невиновности, важнейший принцип юриспруденции — отменен). Если вы сдали гараж человеку, а он там разбирал на запчасти угнанные машины — у вас могут отнять гараж. Вы может и знать не знали, что тут делается, и сами и близко этим не занимались — но ваш дом "виноват", что в нем торговали наркотиками. Представляете, какой простор для деятельности? Подговорил торчка сказать, что там то торгуют, при обыске подкинул дурь — и забрал дом. Что еще круче — полиция не обязана продавать изъятое на аукционе, а имеет право использовать конфискованное по своему усмотрению. Понравился джип — подошел, обыскал, дозу подкинул, владельца посадил — а джип изъял и катайся. Нормально? А ведь есть еще круче. Например, нашумела история, как агенты полиции штата (у штатов есть своя полиция, у некоторых даже свое мини-ФБР есть) в каком-то месте, где торговали наркотиками, останавливали людей и отнимали все деньги, причем у них были терминалы, и они списывали деньги с карточек! Это неслыханный беспредел — но в США тех лет нормально было и это. Раз человек пошел с деньгами туда где продают наркотики — значит, он пошел купить наркотики!

До такого и при Сталине не додумались. Ну и на сладкое — в США не существует федерального закона о полиции, и даже законов штатов нет. Вопросы взаимоотношений полиции и гражданина регулируются либо судебными прецедентами, либо правилами работы, которые принимает... сам полицейский департамент. То есть, деятельность полиции регулируется актами, принимаемыми самой же полицией?

Ну, как вам такое?

А вот в СССР ситуация прямо противоположная — при Хрущеве МВД даже пытались ликвидировать совсем! Обосновывалось это тем, что при коммунизме не будет преступности. Через два года воссоздали, а потом за шестнадцать лет — великий министр Щелоков создал мощнейшее министерство. Достаточно сказать, что в середине семидесятых милиции удалось свести практически на нет воров в законе — это и Сталину не удалось. Однако, министр был в контрах с Андроповым, и Юрий Владимирович придя к власти, решил уничтожить МВД, направив туда дуболома Федорчука с заданием навести там порядок. Одновременно в министерство высадился десант сотрудников КГБ.

Тридцать тысяч самых опытных оперов и следаков выкинули, многих посадили. Били по площадям — сажали и увольняли за машину, за приусадебный участок, просто по недоверию, ничего не объясняя. Устраивали хамские разносы на аттестациях. Надо сказать, что в милиции невиновных оперов не было — дикая система, при которой надо было показывать раскрываемость не менее девяносто процентов (некоторые брали на себя социалистические обязательства довести раскрываемость до 101-102 % — за счет раскрытий прошлых лет!) привела к массовому укрывательству преступлений от регистрации. Менты просто отказывались брать заявления у потерпевших. И если в чем-то и был виноват министр Щелоков, покончивший с собой в декабре восемьдесят четвертого — это не в половиках и досках на дачу. И не в украшениях жены. А вот в этом. Знать — знал, а сказать на Политбюро, что пора прекращать очковтирательством заниматься — не посмел. Так все это и продолжается — милицейское подполье борется с криминальным подпольем. Честные менты не выдерживают и либо увольняются, либо их увольняют, а то и сажают — попадаются то те, кто не уничтожает сокрытые заявления в надежде все же помочь потерпевшему. Криминал все отчетливее понимает свою безнаказанность. Если убийство никак не скрыть — то кража, грабеж, изнасилование — запросто. Раз остались безнаказанными, два, три, начали что-то понимать. Что бывает дальше за этим пониманием — надо?

Не надо.

Все участники этой драмы — почти все — мертвы. Умер Юрий Владимирович. Только что покончил с собой Щелоков. Довели до смерти Крылова — начальника штаба МВД при Щелокове, серого кардинала министерства, идеи которого выводили МВД как орган правопорядка едва ли не выше КГБ. Но первым застрелился Папутин. История темная — он ездил с проверкой в Афганистан, там как раз были советники из милиции. Есть предположения, что Амин, Хафизулла Амин, прекрасно понимая, что Брежнев избегает с ним встречаться не просто так — пошел на отчаянный шаг и передал через Папутина письмо Брежневу. Может, советники подсказали, что Щелоков имеет прямой выход на Брежнева и Андропова ненавидит. А КГБшники — просекли ситуацию, и попросили отдать письмо. А Папутин не отдал. Вот и застрелился. Это было как раз в те дни, когда мы штурмовали дворец Амина, положив начало бесконечной афганской трагедии.

Они все мертвы — но преступники никуда не делись, и менты никуда не делись. Творит дела Федорчук, ломают систему. За пару лет работа двух десятилетий пущена псу под хвост. Девяностые — это не случайность. С одной стороны из системы выброшены тысячи военных и ментов — куда им податься, с их навыками. С другой стороны — те самые отморозки, которых вовремя не наказали за первую квартиру, за жестоко избитого сверстника, за сорванную шапку. Именно они станут поколением бандитской пехоты, вышедшей на улицы городов уже открыто...

А в милиции процессы прямо противоположные — каждое применение оружия считается ЧП и влечет прокурорскую проверку. А так как нюансов слишком много — в Нижнем Тагиле не счесть тех, кто неправильно применил оружие. Потому то многие решают, что лучше пройти мимо и ничего не заметить — чем подставляться. А некоторые начальники уже сейчас приказали выдавать оружие только на задержания. Безоружный милиционер — это полмилиционера, а может и меньше. А ведь уже сейчас начало поступать нелегальное оружие из Афганистана, да и в южных республиках у всех, кто хочет — оно есть.

Любой американский полицейский, если ему сказать что он будет нести службу без оружия — тут же напишет рапорт и уйдет.

Развал системы МВД надо прекращать сейчас — пока не стало слишком поздно. До того, как начнутся неприятности — криминальная мобилизация подросшего поколения, появления целой прослойки "афганцев" привыкших к насилию и появлению в криминальной среде профессионалов, изгнанных из правоохранительных органов и перешедших на другую сторону. К этому ко всему прибавятся проявления национализма — они тоже не случайны. Новое поколение, которому не пришлось мерзнуть, голодать, воевать, но уже не верящее в идеалы социализма — удовлетворит свои потребности по первым этажам пирамиды Маслоу — и ему захочется "странного". В России это будут подростковые группировки, потом неонацисты — это в стране, которая потеряла двадцать шесть миллионов. А в союзных республиках — это все уйдет в "независимцев". Потом они поймут что не все так просто — но будет поздно, да и сложно признаваться в собственных ошибках прежде всего самому себе.

А самые активные... самые активные конечно выиграют. В столице новоиспеченной страны — американское посольство, британское посольство. Можно идти туда, тусоваться, там какие-то гранты раздают, бесплатно на обучение молодых лидеров отправляют. На край можно получить визу и уехать. Потом гордо писать домой — я устроился в отель, начинал туалетчиком, а теперь я уже менеджер. Карьеру сделал...

Нет не то чтобы стыда — нет понимания. Я получил грант, освоил, на халяву в Брюссель съездил. А то что твои сверстники нищие, работы нет, перспектив нет — это пофиг. Мне хорошо — и слава Богу...

Так получилось, что во время Арабской весны я оказался в Египте. У меня была уже американская грин-кард. И это было последнее мое задание — но... попросили помочь. Я был там, в гуще событий, я знал лидеров этой весны. Знаете, что меня поразило в них? Арабскую весну начинали такие же "яппи", "молодые профессионалы" как и у нас (в России то есть). В основном это были люди которые отучились там, которые работали на международные компании, не вылезали из Дубая и Абу-Даби, и неплохо зарабатывали. Но что меня поразило — и чем они очень отличались от наших, СНГовских мутил — они искренне любили свой народ. Они отличались от этого народа не меньше, чем наш московский манагер отличается от дяди Васи из глубинки. И народ им любовью в общем то не ответил — на первых же свободных выборах большинство проголосовало за радикальных исламистов, которые тут же начали свободы сворачивать. Но они все равно его любили. Они любили тех кто роется в помойках, чтобы выжить. Тех кто катает туристов на верблюдах по шестнадцать часов в день и живет на чаевые от туристов. Тех кто не может найти работу и в тридцать лет живет с родителями. Они всех их любили, они считали себя частью этого самого народа, они не делили страну на то что внутри МКАД и то что за ним. И да, они сильно разочаровались, и не просто так после этого всего так сильно выросла эмиграция из Египта. Но все равно...

Там было то чего у нас нет и близко.

Ну, что ж. Справка КГБ. Они ее сделали как краткий список осужденных по "профильным" статьям. В основном антисоветская литература, к которой относится и националистическая. Время от времени — попадаются самосожженцы, или например, в седьмое ноября вывесили флаг Украины — националистический. Кого-то отправили на принудительное психиатрическое лечение — в Днепре целая больница под это...

Истинной опасности — уже обособившихся и осознавших себя как национальные элит — КГБ не видит в упор.

Ну что — будем восстанавливать равновесие силы. Перекос в пользу КГБ — это большая ошибка, необходимо как можно быстрее усилить МВД. Причем усилить и розыск, оперативные подразделения — через пару лет иначе прервется цепь обучения, старшие уже не смогут передать младшим свой опыт, а настоящих. И нужно с нуля создавать ОМОН. Как на местах — так и центральные органы, причем достаточно мощные, чтобы справляться с конфликтом типа карабахского. Нужно уже сейчас готовиться к неприятностям по типу Северной Ирландии. Нужно уже сейчас создавать оперативные подразделения по борьбе с мафиозными структурами, нужно вообще признать что в стране есть организованная преступность и с ней начинать бороться не исподтишка — а открыто.

Начинать надо как всегда — с человека. Ни в коем случае это не должен быть человек из КГБ. Не должен это быть и гражданский — нужен кто-то, кто сразу будет пользоваться доверием у рядового состава и сможет под свое имя вернуть в органы тех, кого вышвырнули. И кто сможет вышвырнуть из органов лишних — например, генерал-полковника Чурбанова. Которому в органах точно — не место.

Кадровый состав МВД я знал плохо. Но чем дальше — тем больше всплывала только одна кандидатура.

Генерал Олег Еркин. Бывший начальник МУРа, с 1983 года на пенсии по болезни. Ему немного за пятьдесят. Насколько я помню, он вылечится, и в девяностые вернется в МУР уже внештатно. Так он — опер с юности, с шестьдесят девятого — один из оперов центрального аппарата, которые командируются в регионы на усиление по самым громким и сложным делам. Но главное не в этом, а в том, что если в МВД что-то еще не обосрано, то это — МУР. Человек, которому поверят — должен быть оттуда.

Проблема в том, что Еркин — действительно болен. А работать вполсилы он не сможет, не те сейчас люди. Но, по крайней мере — если и не сам, то пусть порекомендует. И поможет. Оформим какую-то должность хотя бы в отделе административных органов.

Решился, снял трубку

— Зайдите.

Когда появился Болдин, написал записку

— Нужно устроить встречу с этим человеком. Как можно быстрее и в неофициальной обстановке. Слышал, он сейчас болеет, может в санатории МВД лежит, или дома. Как бы то ни было, внимания не привлекать.

— Понял.

Настучит? Не думаю. Здесь у всех аппаратное чутье непропорционально развито. Черненко при смерти, у всех вопрос на уме — кто. А обслуга прекрасно умеет оценивать шансы хозяина в аппаратной борьбе. У меня они есть, хотя бы потому что я — борюсь. Потому — стучать не будет, наврет в отчете. Место в стае нужно всем...

Дальше особо рассказывать нечего. А к вечеру — появился Болдин, сияя как медный грош и сказал — человек в Москве, готов встретиться.

Дальше расклад такой — Болдин заказал машину из гаража. Но когда Волга пришла, я сел в Волгу — а Болдин — в ЗИЛ и отправился в распределитель за продуктами и шмотьем. Список покупок составила Раиса Максимовна.

Как то так. Если и заметят — то сделать ничего не успеют. Черненко осталось несколько дней...

Москва, Москва...

Уже темнеет — но не так как зимой, весна совсем близко. Знакомая — и в то же время незнакомая. Почти нет реклам, у обочины мало машин, уродливые оранжевые снегоуборщики сгребают снег. Снег тяжелый, мокрый, весенний. Надеюсь, что последний и верю в весну...

Остановились у обочины, за нами встали две Волги — охрана. Я выбрался из машины на снег, подлетели прикрепленные...

— Михаил Сергеевич

— Мне надо встретиться с одним человеком. За мной не ходить, если только краем, чтобы я вас не видел

— Так же нельзя. Нам надо проверить...

— Человек, с которым я встречаюсь — ветеран МВД. Что, по-вашему — нельзя доверять милиции?

Девятиэтажки, новые совсем, на первом этаже — стекляшка. Очередь, но небольшая. В глубине дворов — хоккейная коробка, неосвещенная. Растительности нет — не выросли пока деревья. Но освещение хорошее — лампы пока не перебили...

На одной из скамеек у подъезда — сидит человек. Я подошел

— Присяду?

— Да, пожалуйста...

Несколько секунд оба помолчали, глядя на фонарь и на снежинки в луче света...

— Олег Александрович...

Рядом со мной — сидел кадровый сыщик, МУРовец, человек с земли. Пока он был на своем месте — это были едва ли не самые спокойные годы за всю историю Москвы...

— Михаил Сергеевич...

Сыщик был удивлен — и даже скрыть того не пытался.

— Удивлены?

— Признаться, да. Даже попросил проверить на телефонной станции — сказали, да, звонок из ЦК КПСС.

— А чему именно? Удивлены?

— Ну, тому, что нас в Политбюро знают.

— Кто же МУР то не знает.

Я посмотрел на часы... черт, стрелки не светятся. Привык ко всему хорошему...

— Олег Александрович...

...

— О нашем разговоре — ни слова. Никому. Даже жене.

Сыщик ничего не ответил, но это и был ответ

— Процессы, которые сейчас происходят в МВД — прямо угрожают безопасности и общества и государства. Если немедленно не прекратим ломать систему — немедленно — через лет пять на улицу не выйдем.

Мы повернулись друг к другу. Сыщик смотрел на меня с недоверчивой надеждой

— Вы, а так же ваши товарищи, должны узнать и запомнить — у вас есть друг. Он не считает вас взяточниками, бездельниками и лжецами

Еркин тщательно обдумал ответ

— Я в отставке — сказал он

— Это неважно. Бывших сыщиков не бывает.

— Михаил Сергеевич... что вам нужно.

— Мне? Чтобы кто-то сел и написал реформу МВД.

— Закажите в НИИ МВД

— И получу холуйскую отписку.

...

— Олег Александрович... любым делом должен заниматься профессионал. Я мало кого знаю в вашей системе и мне не к кому обратиться. Но я хочу помочь. Прекратить погром и восстановить МВД таким какое оно было при товарище Щелокове. Может, даже и лучше. Реабилитировать тех, кто был необоснованно уволен с работы и может даже привлечен к уголовной ответственности.

— В ЦК есть люди готовые нас поддержать?

Я разозлился

— Олег Александрович... а кто, по-вашему, работает в ЦК? Холуи? Идиоты? Вредители? Кто, ответьте.

...

— В стране высокая латентная преступность. Процветает насилие — малолетки друг друга лупят уже арматурой. Будем ждать, пока количество перерастет в качество? Или все-же что-то предпримем на утверждение?

На самом деле — я знал опыт Роберто Джуллиани, бывшего прокурора, ставшего мэром Нью-Йорка именно на обещаниях побороть преступность. Обещание он выполнил. Как? Теория разбитого окна — если разбито одно окно, и его быстро не вставить — то вскорости разбитыми будут все окна. Применительно к Нью-Йорку это значило, что полиция и прокуратура стали жестко бороться именно с мелкими правонарушениями. В итоге за несколько лет они выдавили из Нью-Йорка всю шпану, от которой и стоило ждать преступлений. В итоге у них по моему в 2018 году был промежуток, когда в многомиллионном городе двенадцать дней не было не только ни одного убийства — но вообще ни одного насильственного преступления. Это кстати к тому, можно ли побороть преступность — можно, если бороться. Понятно, что это все было до того как жизни черных стали иметь значение — в 2021 году в Нью-Йорке ввели чрезвычайное положение из-за стрельбы на улицах, число насильственных преступлений возросло в короткое время более чем в сто раз по некоторым составам.

Кстати, в продолжение темы — в истории успеха Джуллиани была и своя оборотная сторона. Бандиты, всякая шпана — они ушли недалеко. Буквально сто миль от Нью-Йорка отъедешь — и полно городков, где раньше был завод или еще что-то и этим они жили — а сейчас все закрылось и городки умерли. В них нет средств для того чтобы нанять шерифа и заплатить полиции, полно брошенной недвижимости, а та что еще не брошена ничего не стоит. Вот туда-то и отступили из Нью-Йорка бандиты. Я в таком городке был — глушь, нищета, разбитые окна, почти ничего не работает, идешь — стоит машина, водилы нет, а двигатель молотит. Это типичная манера "черных братьев"— сами ушли на разборку, а машина работает, чтобы в случае чего сразу по газам. Живут там на пособия, на то что заработали наркоторговлей. Как только жизни черных стали иметь значение — все черные братья из таких вот городков — моментом оказались в Нью-Йорке. Но здесь не США, здесь везде советская власть и такого можно не допустить.

— Сколько у меня времени? — спросил Еркин

Есть!

— Немного. Месяца хватит.

— Этого достаточно. Кого можно привлекать к работе?

— Тех, кому доверяете как себе.

— Понятно, Михаил Сергеевич...

— В ЦК не звоните. Мой помощник — Болдин Валерий его зовут — сам наберет вас... скажем через неделю. Скажете, что вам нужно для работы и как работа продвигается. Дальше... начните прикидывать новый состав коллегии министерства. Тех, кто способен будет выполнить то, что будет написано в вашем плане реформ.

Еркин остро глянул на меня, но ничего не сказал. Он долгие годы работал на грани, знал цену словам и понимал — что просто так такие слова не говорят. И в занюханном дворе с членом Политбюро не встречаются.

Расскажет ли он кому-то? Нет! Они все сейчас озлоблены... все разочарованы тем как с ними поступили... гнусным, принародным надругательством над системой, которой они служили, публичным выворачиванием корзины с грязным бельем, явным недоверием с назначением КГБшников на посты. Но они все — волчья стая. Куда опаснее, чем КГБшники — те привыкли с кем дело иметь? Антисоветчики, анекдотчики, сектанты всякие типа адвентистов седьмого дня. Я как то читал воспоминания одного генерала КГБ — как он описывал главное дело, после которого его заметили и начали продвигать. Он нашел подпольную типографию баптистов! Е-моё! За каждым серьезным опером — задержанные бандиты и убийцы, да не один, шрамы от ножей и пуль, а тут — типография! Все они ходят по краю, все они привыкли силой на силу. И если их снова призвать, поставить в строй, исправить несправедливости — за меня они глотку кому угодно порвут. МВД в системе — в ближайшее время должно стать важнее КГБ. И правильные люди типа Еркина — это обеспечат.

— Все понял.

— Тогда не прощаюсь. Помните, Олег Александрович. Наше дело правое. Мы люди правды. С этим и победим.

Москва

06 марта 1985 года

День шестого марта — это был последний день, когда я видел Константина Устиновича Черненко.

Правила в Политбюро были такими — если врачи не запрещали, то кто-то должен был навещать заболевших, причем это определяло Политбюро. Бывало, что навещал и сам Брежнев — например, он ездил к Косыгину и как говорят, первым делом спросил, когда он дачу освободит. Впрочем, ладно нам...

Настроение у меня было мягко говоря, не из лучших, и погода тому не способствовала — низкое небо и мокрый снег. Мы ехали с Егором Кузьмичом Лигачевым, секретарем ЦК в одном ЗИЛе — как я с удивлением узнал, даже у секретарей ЦК нет закрепленных машин и надо вызывать из гаража и ждать, пока придет. По американским меркам дикость, там все кроме разве что президента и нескольких чиновников ездят на своих. Но на аппарат здесь тратится мало, перестроечные истерики были явно не к делу. Впрочем, даст Бог, не допустим перестройки...

— Егор Кузьмич — сказал я — я думаю, пленум откладывать надо. Мы не готовы.

— Да... — согласился Лигачев — наверное.

И все понимали, почему. Кстати, на этом пленуме должен был быть блок вопросов, посвященных научно-техническому развитию. Этот вопрос тянулся со времен Брежнева, переходя с пленума на пленум, потому что никто не знал, как к нему подступиться.

Потеплело ночью. Серая хмарь, под ногами — грязная снежно-ледяная каша, вчера выпавший снег тут же начал таять. Чуть не плюсовая.

У крыльца было прибрано, в дубленке, наброшенной на плечи — нас ждал Чазов, главный врач Четвертого управления. Немало людей он на тот свет спровадил...

Сволочь.

Доказательств у меня нет, но... как умер Брежнев? Ровно за день до того как он планировал уйти со своего поста, оставив вместо себя Щербицкого. Как умер сам Андропов? Да как то так — до этого пятнадцать лет почками болел, а тут — на тебе! Почему умирает Черненко? А черт его знает — то ли рыбки откушал, то ли что.

Про Юрия Владимировича разное говорили. Говорят, ему в открытую сказали — больше на Украину не езди, живым не вернешься, там свой КГБ есть. Щербицкий точно знал про намерения Брежнева — и не простит. Нет — поехал в Крым. И оттуда вернулся живым трупом...

— Здравствуйте.

— Добрый день.

С такими надо улыбаться. Пока нет доказательств для ареста.

Прошли тихими, хорошо отремонтированными коридорами, зашли в кабинет главврача.

— Как чувствует себя товарищ Черненко? — спросил Лигачев

— Состояние товарища Черненко стабильное, делаем все возможное. Сегодня состоится консилиум...

То, что Чазов врет, это я определил сразу — жизнь, знаете ли, научила распознавать лжецов. А чему не жизнь — тому ВДА, Военно-дипломатическая академия. Так что — хрен я буду тут лечиться, ищите лохов в другом месте. Себе дороже.

— Мы пройдем?

— Только на несколько минут, не больше. Товарищу Черненко нельзя долго заниматься делами...

Как рассказать про Черненко?

Знаете, потом это все извратили сильно. Все смеялись над Брежневым, сиськи — масиськи. Как то не замечая, какую махину выстроили при нем. Сколько дорог, сколько жилья, сколько заводов построили. Не верите? Посмотрите старые фотографии, годов где-то шестидесятых. Я смотрел. Сколько деревянного жилья. Даже в городах, не говоря уж о селе — дороги не заасфальтированы, дома-сталинки — и грязь, люди как по колхозной улице идут, в дождь хоть резиновые одевай. А после Брежнева нам осталась страна первого мира. Нормальные дома, асфальт, машины. Более тысячи крупных заводов построили! И все это за два десятка лет, и еще с учетом того, какой страшный удар по стране нанесла война. Сколько мужиков не вернулось. В Германии поступили просто — напускали турок. А мы? Сами, все сами.

Я ведь попутешествовал по миру, знаю, что чего стоит. Например, в Лондоне полно домов, где нет нормальной центральной канализации, а сама канализация построена в своей основе в конце 19 века и так ей и пользуются. В Нью-Йорке полно домов, которые не подключены к центральному отоплению, даже небоскребы. Как тогда? А так — в подвале стоит бойлер огромный на мазуте, а через весь дом — труба. Когда в Нью-Йорке холодно, то и дело видишь — дым над домами столбом. Это как печка в деревянном доме. А там где центральное отопление — оно паром, и по часам. Дороги убитые — но это не потому что денег нет, просто профсоюзы обнаглели и проще не чинить совсем. В сельской местности многие комьюнити не могут себе позволить нормальную асфальтированную дорогу — ездят по гравию, сверху битум. И все нормально, так и живут.

Брежнев умер в семьдесят шесть совсем развалиной. Трамп в те же годы — еще ого-го с молодой женой. А почему? Да Брежнев, сука, всего себя стране отдал, на войне под пули лез, после войны восстанавливал, работал на износ, пока мог. А мы над ним ржали.

И Черненко — из той же когорты. Пока мог — работал. Честно работал, как мог, как умел — тоже всего себя отдавал. Сейчас вот умирает. Думаете, он за власть цепляется — ради себя, что ли? Да ни хрена подобного. Боится он — что следующее поколение руль не удержит. И как показали последующие события — не зря боится...

Константин Устинович сидел на кровати, было видно, что ему тяжело. При помощи охранника встал, пожал руку Лигачеву, потом мне. Снова сел, точнее — почти упал на кровать.

Лигачев достал из папки самые нужные бумаги, Черненко с трудом подписал — прямо на кровати. Было видно, что он не видит, чего подписывает.

Но при этом он то и дело косился на меня.

Потом я кратко доложил об обстановке на Политбюро, о принятых решениях. Не знаю, понял ли Черненко...

Заглянул врач — понятно. Мы начали собираться, и тут Черненко сказал

— Михаил Сергеевич...

Я остановился

— С тобой Андрей Андреевич говорил?

Я кивнул

— Хорошо...

Больше Черненко ничего не интересовало...

В машине Лигачев очень проникновенно так молчал — ждал, пока я начну разговор, уж очень ему знать хотелось. Но я тоже — молчал.

Москва

Вечер 09 марта 1985 года

Первым узнал о том, что состояние Черненко внезапно резко ухудшилось (еще пару дней назад Черненко планировал, когда он выйдет из больницы) — Андрей Андреевич Громыко.

Это не было случайностью — информацию ему по своим каналам подкинуло ЦРУ, у которого были доверенные люди в кремлевской больнице. Завербованы они были тогда, когда закупали для своей больницы импортное дорогостоящее медицинское оборудование. Связь с ними держали под видом консилиумов и консультаций, местная станция ЦРУ ничего не знала — они напрямую выходили на центр. Приказ "играть на Громыко" исходил из Совета национальной безопасности США и "группы Б" — команды аналитиков, предоставляющих "второе мнение" как это называлось в медицине. Сам Громыко не знал или не хотел знать — американцы играли его втемную, потому что рассчитывали что именно он займет кресло Генерального секретаря. Они не знали, что игра ими проиграна еще до ее начала — Громыко либо узнал, либо заподозрил игру, а может, просто не хотел связываться. Как бы то ни было — он готовился отступать на заранее подготовленные позиции, послав сына с новостями на дачу Горбачева, уточнить все ли в силе.

Сейчас он сидел за столом, перед открытой бутылкой водки, из которой не отпил ни капли, сцепил кулаки, так что костяшки побелели. Он думал, вправе ли он поступать, так как он постукает.

Он был из Белоруссии. Стране, по которой катком прокатился фашизм. Многие его родственники погибли на войне. Его знаменитая неуступчивость — была потому, что он на всех переговорах вспоминал тех, кто полег в той войне.

И понимал, что их жертвы не должны быть напрасны...

Решившись, он начал набирать номер...

Москва

Час — Ч

10 марта 1985 года

День десятого марта — это был час — Ч. День, когда все решалось.

Ночью подморозило, даже до зимних температур — но уже с утра стремительно теплело. Вчера пришли новости из ЦКБ — состояние Черненко крайне тяжелое, ждать можно всего. На всякий случай, я решил вообще никуда не отлучаться, дом — работа и больше ничего.

Сейчас накрыли стол на завтрак. Кстати, насчет гастрономических пристрастий товарища Горбачева — они довольно просты. На завтрак либо каша либо омлет. Кипяченое молоко. В принципе, я ничего не изменил, да и опасно что-то менять, и так сидишь и думаешь — замечает ли кто-то что товарищ Горбачев не совсем товарищ Горбачев, или нет. Потому я просто попросил в кашу добавлять мясо, как в армии, а молоко заменил на обычное, сырое. Омлет я не слишком то люблю. А Раиса Максимовна следит за своим весом и завтракает кофе с жирными сливками, больше почти ничего не ест.

Когда только сели, зашел Медведев, сказал на ухо. Я тут же поднялся, пошел на выход. Раиса Максимовна проводила тревожным взглядом, но ничего не сказала — она уже привыкла к тому, что я постоянно молчу.

От Андрея Андреевича прибыл гонец. Он спросил только одно — в силе ли договоренность. Я ответил, что в силе, и мы разъехались — я в ЦК, он по своим делам...

Лэнгли, штат Виргиния

10 марта 1985 года

Бывший директор ЦРУ Джордж Буш — приехал в ЦРУ после нервного совещания в Белом доме. Нервного, потому что никто не знал, что делать — а президент не только не предлагал ничего дельного, но и вносил разлад и сумятицу. Это кстати потом его назовут одним из величайших президентов в истории США, что будет насмешкой и над США и над институтом президентства. Историю вершили совсем другие люди и другими методами...

Машина вице-президента, на которой он прибыл — это была неприметная машина с гражданскими номерами — припарковалась в подземном гараже ЦРУ. Вице-президенту все тут было знакомо — сколько раз его самого привозили в этот гараж. Он стал директором ЦРУ при Форде, сменив ставшего политически токсичным Уильяма Колби. Тогда шел разгром ведомства, и Буш, бывший посол в Китае — его фактически спас, огородив от критики и перестав увольнять персонал только потому, что это политически выгодно и хорошо выглядит. Мало кто знает, что Джимми Картер хотел оставить его на посту директора ЦРУ, и если бы это произошло — он бы не пошел на выборы в паре с Рональдом Рейганом и должность директора ЦРУ, скорее всего — завершила бы его карьеру.

В гараже было светло, все было на своих местах. Длинный ряд черных Олдсмобиль-98 на местах для руководства — ЦРУ было единственным правительственным ведомством, приобретавшим автомобили этой марки. Лифт — из гаража на директорский этаж был отдельный лифт. Знакомые неудобные, плохо отделанные коридоры с зеркалами на углах. Знакомые кабинеты — в ЦРУ было удивительно плохо спланированы рабочие места и кабинеты, как будто архитектор был тайным коммунистом.

Вице -президент прошел в кабинет Роберта Гейтса, заместителя директора по разведке на данный момент. Там присутствовали люди из советского отдела и кое-кто из команды Б,

— Господин Директор... — из уважения к Бушу в этих стенах обращались только так

— Сразу к делу — Буш сел на свободный стул и не во главе стола — у нас есть информация, что генеральный секретарь Черненко умер. Что с этим делать?

— Сэр, материалы перехвата пока это не подтверждают, нет признаков приведения в готовность подмосковных частей. А именно это верный признак смены лидера СССР. Да, секретарь Черненко тяжело болен, но информации о его смерти пока нет.

— Что у нас по его преемникам?

ЦРУшники переглянулись

— Сэр, наибольшие шансы имеет Андрей Громыко, министр иностранных дел и член Политбюро. Аналитики сходятся...

— Я бы хотел услышать про шансы Горбачева...

ЦРУшники снова переглянулись. Затем заговорила Конди Райс, присутствовавшая в кабинете как советолог и представитель научного сообщества.

— Сэр, Михаил Горбачев самый молодой из всех, ему чуть больше пятидесяти. Он темная лошадка. Юрист по образованию, никогда не работал в советских карательных органах, комсомолец. Но выдвигал его Юрий Андропов, глава КГБ. Согласно существующему порядку, должность генерального секретаря ЦК КПСС должен занимать старший по возрасту член Политбюро. Иногда это правило нарушается...

Буш хлопнул по столу

— Окей. В таком случае, я хочу услышать, как мы можем помочь мистеру Горбачеву стать генеральным секретарем до того как ему исполнится семьдесят лет

В ошеломленном молчании кабинета заместителя директора ЦРУ по разведке, Буш вспомнил вчерашний разговор...

Несколькими днями ранее

Джорджтаун, штат Мэриленд

В Вашингтоне сложно где-то с кем-то встретиться, чтобы это не стало всем известно. Кругом репортеры, ловцы душ и жареных фактов, и все бармены города знают, куда позвонить, чтобы получить пятьдесят долларов за информацию о том, кто встречался и с кем. Ну а если не нагреют репортеры — то все жители этого города делятся на республиканцев и демократов, и черт его знает, кем является тот кто в данный момент на тебя смотрит. Здесь все занимаются политикой, а политика — дело чертовски грязное...

Вице-президенту США назначили встречу в Джорджтауне, на берегу реки Потомак. Для того чтобы эта встреча состоялась — пришлось искать контакты и договариваться через лоббистские фонды. Осложняло ситуацию и то что армяне традиционно, как и большинство меньшинств (кроме евреев и русских) поддерживают демократов, а нынешняя администрация — республиканская. Но если обезьяна стала царем — пляши перед ней, и потому армяне согласились прислать своего представителя.

В тот вечер — водитель остановил такси недалеко от университета Джорджтауна. Пассажир — садясь в машину, Буш надел каскетку с длинным козырьком и темную ветровку — и не подумал расплачиваться. За рулем сидел сотрудник Секретной службы.

— Сэр, мы присматриваем за вами

— Только не переусердствуйте.

— Если что — кнопка в часах сигнал тревоги. Она бесшумная.

Перед тем как выйти из такси, Буш проверил, на месте ли револьвер*.

Предосторожность была не лишней. Страну захлестывала преступность. Конечно, было не так страшно, как в семидесятые, когда сотрудницу Конгресса изнасиловали и убили на стоянке перед Конгрессом — но тем не менее. Черные братья раздобыли УЗИ и переключились с гражданских прав на разбои. В Бостоне орудовала ирландская мафия, в Нью-Йорке сицилийская, в Чикаго польская и еще хрен знает, какая. В сущности, никто не был застрахован от того что к тебе не подскочит наркоман и не потребует десятку на дозу. И не факт, что даже если ты дашь — останешься в живых.

Так что идея встретиться в парке под вечер была не лучшей.

Вице-президент США шел по дорожке, то и дело на что-то натыкаясь. То пакет с пустой бутылкой** то шприц, то недоеденный гамбургер. Очевидно, Секретная служба США действовала быстро и жестко, и много кому пришлось сменить планы на вечер...

Впереди — ночные фонари играли на водной глади черной как нефть реки. Стемнело...

Вице-президент, который никогда не любил ни Вашингтон, ни Восточное побережье, вдруг подумал — а неплохо было бы взять на несколько дней пароход и пройтись по этим местам. Что он о них знает? Тут начиналась Америка, настоящая, и что он о ней знает — выходец из Техаса. В Техасе до сих пор всех остальных американцев именуют "янки" и кличка эта недобрая. Они все — чужаки в этом городе, о том можно судить хотя бы по их одежде. Его отец, сенатор Прескотт Буш научил его, как важно всегда быть одетым "с иголочки". На фоне выпускников "Лиги Плюща" этой истинной аристократии этой страны это смешно — те и драные джинсы надеть могут. Он и сам учился в Йелле, и понимал, что своим для них так и не стал, остался техасским посмешищем...

Да...

В кармане заработала рация...

— Две машины на правой стороне улицы, внимание...

— Шесть... нет, семь человек

— Номера...

— Проверь их.

— На одном дипломатические номера. Франция...

Буш включил рацию

— Похоже, что это друзья...

И на что только не пойдешь ради дружбы...

Армяне — народ уникальный. Сравнимый разве что с евреями.

Их дом — в Советском Союзе, там у них есть своя республика, этакое квази-государство у подножья Кавказа. Но большая часть армян — живет не там, а в трех странах — в Ливане, во Франции и в США. В целом — за границей армян живет больше чем на родине.

Администрация Рейгана -наладила контакты с армянами через французов. Причиной был Бейрут — страшное место, разрушенное более чем десятью годами гражданской войны. Армянские христиане в Бейруте имели сильные отряды самообороны и укорененную сеть агентов — это нужно было для того чтобы выжить, чтобы не повторился геноцид. Белый дом использовал эти контакты для поиска американских заложников в Ливане, для контроля обстановки в зоне конфликта и даже — хотя об этом знали считанные люди в самом Белом доме — для контактов с Ираном. Контакты с Ираном были в политическом смысле слова просто смертельными — но реалии этой жизни заставляли искать диалога и с фанатиками аятоллы, которые еще вчера ворвались в американское посольство и унизили США на весь мир. У иранцев было собственное и весьма странное представление о том, кто их друзья и кто — враги, но армян они врагами не считали, так как в отличие от евреев в шариате про армян не сказано, ни слова. Так что армяне неожиданно стали очень важными и влиятельными лоббистами в Вашингтоне, к которым внимательно прислушивались. Но сейчас Буш встречался с военным атташе посольства Франции по совсем другим причинам — он должен был привести человека, который по его словам хорошо знает Горбачева...

Группа людей, которая шла по дорожке парка — состояла из трех человек. Одного из них вице-президент знал — это был человек известный как Леон Анри, связной между французскими спецслужбами и ЦРУ, и ЦРУ и Сафари-клубом

* * *

, который работал под гарантии графа Александра де Маранша, сейчас живущего в США и являющегося тайным советником Рейгана по вопросам борьбы с коммунизмом. Второй был ему не знаком, хотя вице-президент помнил его по партийной конференции, просто его не представляли. Третьего он не знал совершенно.

Когда до них было шагов двадцать, из темноты выступили двое, с УЗИ в руках. Троицу обыскали, Анри сам сдал пистолет, после чего их пропустили дальше...

— Леон... — вице-президент протянул руку. Анри пожал ее, рука была в перчатке... он все время носил перчатки и Буш знал почему. Когда-то Леон Анри, тогда еще молодой капрал французской армии — попал в плен к вьетконговцам, после той истории у Дьен-Бьефу. Допрашивал его офицер, он курил, а пепельницы у него не было. Через какое-то время его освободили — и с тех пор Леон посвятил жизнь истреблению коммунистов.

— Сэр...

— Представишь своих друзей?

— Одного вы и так должны знать.

— Да... Вы были на том вечере по сбору средств в Эл-Эй. Простите, не запомнил вашего имени.

— Кардашьян

* * *

.

— Да, очень приятно. А это...

— Это Роберт. Скажем так — у него есть родственники и интересы по ту сторону Железного занавеса.

Буш насторожился. Он был политиком и прекрасно понимал, сколь опасны могут быть такие встречи с теми, о ком ты ничего не знаешь. Буш неофициально курировал линию контактов с Ираном и вынужден был пожимать очень грязные руки. Например, Манучер Горбанифар

* * *

* — который просто не умел говорить правду.

— Откуда вы, Роберт?

— Из Вены.

Буш насторожился еще больше — настоящий европейский рассадник шпионов, наряду с Берлином.

— Леон, можно тебя на пару слов.

Они отошли. От воды пахло сыростью, недалеко, на мосту остановился какой-то старый кабриолет, послышалась пьяная ругань...

— Кого ты привел?

— Ты же просил человека со связями там.

— Мне он не нравится. От него несет за милю.

— Ради Бога. В нашей работе чистые руки исключение, а не правило...

Буш вдруг понял. Те пьяные в кабриолете — возможно, пока один горланит пьяные песни, другой снимает. Французы играют в свою игру, они уже сильно сталкиваются лбами в Африке, в Азии и главное — в Китае. Франция — всегда играла грязно... и компромат на вице-президента США — им как раз впору. Сукины дети.

Но и выбора не было.

— Ты уверен, что он знает людей там?

— Абсолютно. Мы через него сами... в общем, это проверенный источник. У него жена по фамилии Туманян.

— И что?

— Такая же фамилия была у жены Микояна...

Буш выругался про себя.

— Хорошо.

Они вернулись к ожидающей их группе людей. Кардашьян почему то занервничал

— С вашего позволения, я дождусь в машине...

Плохой признак.

— Так что вы можете сказать о Горбачеве?

— Горбачев...

Армянин улыбнулся

— Это хороший, очень хороший человек

Буш разозлился, но виду не показал

— В чем это проявляется?

— Ну... он долгое время был кем-то вроде... губернатора, скажем так. Штат, в котором он губернаторствовал — хороший штат, теплый, на самом юге. Там всегда наши жили. Вы кстати знаете, что в СССР нельзя заниматься бизнесом?

Буш кивнул

— Знаю. Хотя поверить сложно.

— Ну, коммунисты пуритане, а пуритане — одна из самых садистских и зловещих категорий людей на земле. Но в Советском союзе тоже можно дела делать. Благодаря таким как Михаил Сергеевич...

Буш потерял терпение

— Вы хотите сказать, что он взяточник?

Армянин закатил глаза

— Зачем так грубо? Это не взятка, это благодарность, дорогой. Ты сегодня мне немного помог, завтра я тебе немного помогу. Михаил Сергеевич — хороший человек, с пониманием к людям относится. Его люди звали "Миша-конвертик".

Буш допил свой виски. Миша-конвертик, значит...

— Собственно, это все что я хотел знать...

Когда они хотели уходить, вице-президент США придержал за рукав французского атташе

— Играешь в игры? — прямо и жестко спросил он — откуда этот клоун?

— Джордж... ты можешь не верить, но это отнюдь не клоун. Просто вы помешаны на чистоте рук, а в нашей профессии есть только помойка и то что на ней, понимаешь? Трудно уговорить кого-то продать родину, если этот кто-то не является подонком.

— Кто он?

— Работает по обе стороны железного занавеса. Помогает нам по возможности. Хорошо контактирует с румынами.

— У него точно есть связи в СССР?

— У него есть связи везде. Армяне — торговая нация, они не уступят в этом евреям. На той стороне — люди тоже хотят хорошо одеваться, слушать музыку. С той стороны привозят коньяк... если купить скажем в советском магазине столовое серебро — здесь оно уйдет дешевле в три или в четыре раза. Чешский хрусталь, косметика...

— Хватит. Я не сомневаюсь, что ты своего не упустишь.

— Что есть то есть. Эй, Джордж...

...

— Оставь этих русских медведей нам

Буш, уже собиравшийся уходить, остановился

— Это ты к чему?

— Оставь их нам. У нас президент коммунист, но он такой же коммунист как я балерина. Думаю, это лучший способ борьбы с коммунизмом. Если вы начнете бороться в своем стиле — от мира камня на камне не останется. Наши методы пусть не так эффектны, но в долгосрочной перспективе они дадут куда больший эффект. Оставь медведей нам.

— Говорят, у тебя тоже членский билет компартии имеется.

Вместо ответа, Леон достал свой французский дипломатический паспорт — ярко-синий с гербом

— На это имя у меня членской карточки компартии нет — серьезно сказал он — будь уверен.

Буш хотел сплюнуть от досады и отвращения — но понимал, что на его французского визави это не произведет никакого впечатления. Они там все — им плюнь в лицо, и они будут улыбаться, но только пока ты не повернешься к ним спиной.

Европа...

* По закону президент США как и любой другой гражданин может носить оружие. Буш, как техасец — имел в семье и ружья и револьверы, он сохранил свой старый армейский револьвер, который потом передал в музей. Рейган тоже иногда носил револьвер, когда был на ранчо — стрелять в змей. Секретной службе не нравится, когда охраняемый вооружен, но у нее нет права запретить охраняемому носить оружие

** по закону во многих местах запрещено публично употреблять спиртное, но если бутылка в пакете, то все ОК

* * *

Тайное совещание руководителей ряда африканских и ближневосточных спецслужб под эгидой Франции, имеющее целью борьбу с советским влиянием и подрывную деятельность. Через Сафари-клуб координировалась помощь моджахедам в Афганистане, эта же организация стояла у истоков Аль-Каиды.

* * *

Адвокат и бизнесмен Роберт Кардашьян, отец всемирно известной Ким Кардашьян — станет известен десятью годами позже, когда вернется в юриспруденцию и возьмется за защиту своего друга О Джей Симпсона, знаменитого бейсболиста, обвиняемого в убийстве своей жены и его любовника. Несмотря на казалось бы неопровержимые улики О Джей Симпсон был оправдан, а семья Кардашьян стала знаменитой

* * *

* Позже во время расследования Конгресса Горбанифар во время допроса на полиграфе даст уникальный результат — за время почти двухчасового допроса не было ни одного вопроса, на который Горбанифар не солгал бы. Стопроцентная ложь.

Лэнгли, штат Виргиния

10 марта 1985 года

Продолжение

Здесь, в ЦРУ — если бы кто только знал — была уникальная интеллектуальная атмосфера. По крайней мере в старые добрые времена. Здесь мысль превращалась в действие и наоборот, здесь часто писалась история мира. Убить какого-нибудь мелкотравчатого диктатора или вмешаться в выборы в третьесортной стране — это одно. Ставки бывают намного выше — тут планировали переворот в Турции и кампанию террора в Европе, тут создавали тайные сети на полмира, тут организовывали покушение на преемника Франко, свержение Моссадыка, террор в отношении Кастро и убийство братьев Дьемов. В то время как другие изучали историю — тут ее создавали. И в то же время, тут работали сильнейшие историки и аналитики, способные размотать любой исторический клубок...

— Горбачев, сэр? Вряд ли его можно возвести на трон. По крайней мере, сейчас.

— Почему?

— Слишком молод, не занимал важных постов, не имеет весомой территориальной группы поддержки.

В этом аналитики ЦРУ фатально ошибались — группа поддержки у Горбачева была: все первые секретари из РСФСР, почти все. "Восстание русских" советологи, привыкшие к "днепропетровским временам" банально просмотрели. Как и вообще рост русского национализма— его не видели в упор. А стоило бы.

Рост русского национализма отмечался с начала семидесятых и поддерживался следующими факторами

— Исчерпанием русских центральных областей как источника рабочей силы для городов, и вынужденным привлечением "лимиты" из южных республик, а так же из социалистических стран. Вот эти вот "миграционные процессы" прозевали все — а они сыграли немалую роль в том, что произойдет потом. Китайцы на сборочном конвейере Зила, ангольские гастарбайтеры в ГДР, массовый завоз вьетнамцев в Польшу — все это сыграло немалую роль в подспудном росте ксенофобии и национализма.

— Длительным пребыванием на посту Брежнева с его явным предпочтением кадрам из Украины, Казахстана, Молдавии

— Нарастанием разочарования и неверия в социализме, ростом цинизма и агрессивности в обществе, поиском новой идеологии, позволяющей объяснить и победить несправедливость.

— Циничным и несправедливым перераспределением союзных средств в республики, вызывающим постоянное раздражение русских секретарей

— Нарастанием антисемитизма в интеллигентской среде

— Ростом уровня жизни, позволившим массовый туризм, в ходе которого трудящиеся РСФСР могли сравнивать свой уровень жизни и уровень жизни южных республик

— Вызывающая массовое раздражение спекуляция цветами, овощами и фруктами жителями юга в городах РСФСР

Русский национализм был подспудной скрепой, который начал скреплять разложившееся общество, тайным кодом и языком, опознанием своих. Русские оказались внутри единой страны одиночками, у них не было национальных сетей, диаспор, групп поддержки. Национализм давал все это — и если первоначально он имел ярко выраженную антисемитскую окраску (фильм Тля, типичное додумывание фамилий) то постепенно он все более начал разворачиваться в сторону гостей из южных республик, слишком богатых, наглых, и мгновенно образующих стаю из своих. Появился вопрос, зачем мы кормим этих. И возник вопрос — как русские могут прийти к власти в своей же стране. Одним из ответов была... демократия. Свободные выборы — на них можно просто задавить числом, Россия имела пятьдесят один процент избирателей от всего числа избирателей СССР. Пока мало кто так думал — но на пленуме ЦК у русских было еще более значимое большинство...

А ведь именно пленум утверждал Генерального секретаря. И большой ошибкой было бы считать, что они автоматически проголосуют за любого, кого подсунет Политбюро.

— Да, но если он молод, значит, у нас есть время провести его на самый высокий пост в СССР, так?

— Вероятно, да, сэр

— В таком случае, я хочу, чтобы вы занялись этим.

В коридоре, вице-президента догнала Кондолиза Райс

— Сэр...

— А, Конди... — остановился Буш

— Вы голодны? Здесь неплохой буфет.

— Если ты приглашаешь...

В буфете — они взяли по кусочку торта и кофе. Буфет был похож на обычный университетский, если не считать картины Кремля на стене

— Я что-то не знаю, сэр?

— Прости?

— Чем вам приглянулся этот Горбачев?

— А тебе он не приглянулся?

— Обычный советский партократ. Ничем не выделяющийся

— Я навел о нем справки. Он взяточник.

— Хотите посадить его на крючок?

Буш подмигнул

— Понимаешь, Конди. Может, я и не такой умный, как многие здесь, но мы, техасцы, славимся здравым смыслом. А он подсказывает нам — опасайся фанатиков. Самые жестокие и отвратительные диктаторы — обычно не коррумпированы, по крайней мере, лично. Власть им нужна для другого.

...

— Горбачев берет взятки? Окей. Просто отлично. Значит, у него голова варит, и он не упускает возможности немного отщипнуть от пирога, пока пирог в его досягаемости. По-моему — с таким человеком проще вести дела, он понятнее. Некоторые русские — смотришь им в глаза, а там классовая ненависть...

...

— С ним можно будет договориться. Вот и все.

Москва ЦКБ

Час — Ч

10 марта 1985 года

Как умирал Константин Устинович Черненко, шестой генеральный секретарь ЦК КПСС.

Шестого марта — Черненко посетили Горбачев и Лигачев по заданию Политбюро — заболевших полагалось проведывать. По словам Лигачева Черненко выглядел хорошо, насколько это было возможно в его состоянии и даже думал скоро выйти из больницы.

О чем они говорили — ни тот ни другой не упоминают. В протоколе Политбюро было написано что с Черненко обсуждали подготовку будущего съезда партии — но Генсек был в таком состоянии, что вряд ли бы его на это хватило.

Вскоре после визита, Черненко стало хуже, из-за болезни легких развилась гипоксия, то есть стойкое кислородное голодание мозга. Чазов позвонил Горбачеву и предупредил, что Черненко скоро умрет.

Утром десятого — пришла супруга Черненко, Анна Дмитриевна. Легостаев описывает это так

Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: "Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?". Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: "Да". Она сказала: "Ты борись. Ты сопротивляйся". Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: "Да". Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум...

Потом события разнятся у разных очевидцев. Кто-то говорит, что Анна Дмитревна уехала и приехала через пару часов по вызову (это была вторая половина дня), кто-то — что она находилась рядом с палатой все это время. Время смерти разнится — от часа дня до 19-20, как в официальных документах.

Меж тем эти несколько часов играют огромную роль. Чазов и не отрицал, что созванивался с Горбачевым. Если он несколько часов скрывал факт смерти Черненко от всех кроме Горбачева — значит, он давал ему фору, чтобы сколотить команду и договориться о поддержке...

А я, вернувшись в Кремль, в очередной раз подсел на измену.

Куда я, б... лезу?! Куда?

Зачем мне все это? Проще уйти... сказаться больным. Потом дождаться, пока все вальнется, уйти туда... или просто уйти туда. Я же помню все графики — Доу-Джонс, НАСДАК. С этими знаниями я за двадцать лет стану долларовым миллиардером.

И что дальше? Я что не помню, как я попал сюда? Перед войной, которую спровоцировали политики — равны будут все. Можно сколько угодно скупать землю в Новой Зеландии — хрен ты туда успеешь добраться. А если и успеешь — ядерная зима не пощадит никого. В ядерной войне не только не будет победителей. Отсидеться тоже не удастся. Ты или среди тех, кто с ней борется, или ты один из тех, кто в ней будет виновен. Третьего не дано.

И да, а как же Чернобыль? Пусть взрывается?

А как же Спитак?

Да, но какой народ. Какой тут народ!

Ну и какой? Ли Куан Ю достался народ еще хуже. Но он не струсил, не сдрейфил, руки не опустил. Взялся и сделал. А что я — тем более что про него то я знаю, что он делал и как. И могу даже съездить и посмотреть.

Да... чтобы побороть коррупцию, начни с того что посади троих своих друзей. Они будут знать, за что — и ты будешь знать, за что.

Золотые слова...

Ли Куан Ю (не рано ли я лавры на себя примеряю?) оставил великий урок: модернизация обществ восточного типа, не гражданских обществ — успешно проходит только авторитарным путем. Капитализм в экономике — и авторитаризм в политике. Ли Куан Ю никого не расстреливал — но его правилом были драконовские наказания за любую мелочь. Бросил окурок — двести долларов. Надел местную вышиванку не в праздник — три года. Национализм Ли Куан Ю давил жестоко — он европеизировал страну как и Ататюрк, но в отличие от Ататюрка он жестоко подавлял любые проявления национализма. И даже внешне безобидному фольклору места не было — или мы делаем дело или пляшем.

Тут такие правила ввести — все взвоют. К разгильдяйству привыкли.

И все-таки — не рано ли?

Если не я за себя, то кто за меня? А если я только за себя, то кто я? И если не сейчас, то когда?

Это Гилель, мудрец и толкователь Торы. Израиль — еще одна страна, которая сделала себя сама. Еще одна жестокая пощечина всем профессиональным плакальщикам и всепропальщикам. У нас были войны и потому мы у разбитого корыта?

А у них не было войн?

С...а.

Главное доказать самому себе...

Нет, не так. Самому себе я все доказал в той жизни. Эту — можно дожить и для людей. Как получится

Как надо.

Как должно прожить!

Но все же с...а стремно.

Звонок — это правда — раздался чуть ранее одиннадцати. Звонил Чазов, он сообщил, что Константин Устинович Черненко только что скончался.

Что сделал я? Я попросил не сообщать о смерти до того, как будет подготовлено обращение Центрального комитета (конечно, конечно, Михаил Сергеевич... как все тут рады услужить, пока ты в силе) а сам тут же пошел к Лигачеву. Который за счет организованности и работоспособности — весил намного больше, чем его должность — фактически он был на уровне члена Политбюро, не меньше. Тем более на нем были уже не только кадры — он во многом организовывал повседневную работу аппарата, по американской терминологии — старший операционный директор

Лигачев все понял с первых слов — и между нами повис вопрос

Кто?

И первым молчание нарушил Лигачев

— Ну вот что, Михаил Сергеевич — сказал он — партия без руководства оставаться не может... думаю, надо тебе идти.

Я покачал головой

— С такой нагрузкой я не справлюсь

— Справишься — требовательно смотрел Лигачев — а если не ты, то кто? Кто, Михаил Сергеевич? Щербицкий, который спит и видит? Или кто-то из нацменов? Хватит уже этого, партию должен возглавлять русский человек! И это не только мое мнение, это мнение большинства секретарей ЦК.

Так вот оно что!

А потом — думали-гадали, как так — Горбачев. А так. Из предыдущих генсеков — точно русским был только Ленин. Хрущев — он вообще непонятно кто был, по крови вроде русский, но вся жизнь его была связана с Украиной, он там секретарствовал, там же и воевал, там людей набирал. Брежнев — он в анкете писал — украинец. А где секретарствовал? Украина, Молдавия, Казахстан. Черненко — сибирский украинец из переселенцев.

Проблема была не столько в том, кто по национальности генсек, сколько в том, откуда он набирал команду. Команду они все набирали оттуда, где работали раньше — и это всегда была не Россия. Россию обходили постоянно — а ведь там было под восемьдесят первых секретарей, и многие — крутые мужики, обтесавшиеся на работе, чувствующие в себе силу идти выше. А им не дают!

В этом смысле для многих Горбачев — единственный шанс. Из Ставрополя, своей команды нет — значит, шанс многие получат. Плюс — русский, никогда вне России не работал...

— Под огонь вы меня ставите — скорее для проформы сказал я

— Ничего — сказал Лигачев — партия поможет, мы поможем. Не всё сразу, должность понятно, тяжелая...

— Хорошо — сказал я — пишите решение.

Вот так вот.

— ... И подумайте — продолжил я — о первоочередных назначениях. Мне разблюдовка полная нужна хотя бы на полгода. Как можно быстрее.

По пути в кабинет — я наткнулся на Громыко. Обменялись взглядами, он все понял без слов.

А дальше все пошло как то просто и по накатанной. Громыко сел на телефон, обзванивать товарищей. Щербицкий, который должен был быть еще после Брежнева — был в США и ему звонок задержали. Я пошел вниз — встречать. Советский союз — это страна символов, знаков и умолчаний. И когда люди подъезжали и видели — встречает Горбачев, сразу все понимали — все решено, все учтено и рыпаться не стоит.

Как только набрали кворум — собрались. Почтили Константина Устиновича минутой молчания, потом выступил Громыко — первым. Ни слова не говоря о мотивах, он коротко сказал, что предлагает избрать генеральным секретарем Горбачева Михаила Сергеевича.

Все понимали, что главный кандидат на должность сам Громыко. И если он отказывается и предлагает Горбачева — значит, так уже решено. В полном молчании проголосовали — было видно, что для некоторых это неожиданность. Ожидали еще одного "временного секретаря", а получилось вот как.

Обменялись взглядами с Громыко, я кивнул едва заметно — помню и благодарен, свой фунт мяса ты получишь. Теперь выступать мне.

— Товарищи...

...

— Благодарю вас... и в вашем лице всю партию, за оказанное доверие. Обещаю продолжить борьбу за наше общее дело...

Я сбился... а потом решил — скажу как есть.

— Не буду скрывать, товарищи — впереди очень много работы. Возможно больше, чем когда-либо...

— Что ты несешь?! Идиот!

— Помолчи!

— В стране... имеются нездоровые явления, пятилетки выполняются с большим трудом, а по некоторым показателям и вовсе не выполняются. Каждый из нас и я в том числе — виновен в этом. Нужно сделать очень многое для того, чтобы переломить ситуацию. Рассчитываю на помощь каждого из вас, кто сидит в этом зале.

Повисло тяжелое молчание. Несмотря на внешне полную безобидность -это выступление означало не меньше, чем в свое время выход на Красную площадь диссидентов. В этом зале возможно никогда не признавали, что в стране есть хоть какие-то проблемы. Можно было говорить об отдельных недостатках, но не о проблемах.

И тут — встал Громыко

— Товарищи — сказал он — то, что сказал Михаил Сергеевич, очень правильно. Нельзя закрывать глаза на тот факт, что программа партии, предполагавшая строительство коммунизма к восьмидесятому году не выполнена, искать оправданий этому — нельзя. Пора признаться самим себе, что мы до сих пор не можем догнать ведущие страны Запада по некоторым показателям, и в сельском хозяйстве и в промышленности. До сих пор не все трудящиеся обеспечены нормальным жильем, имеются очереди на жилье, на автомобили, на телевизоры. Предлагаю поддержать товарища Горбачева, его здоровую критику и самокритику, принципиальное отношение коммуниста к имеющимся недостаткам и, засучив рукава, взяться за работу...

Тяжелое молчание прервал Гришин

— Надо организовать комиссию по похоронам товарища Черненко, товарищи...

И все, думаю, поняли, что впереди — проблемы...

Из зала заседаний я снова прошел в кабинет Лигачева. Тут же появился и он сам...

Во времена оные — наверное, выпили бы коньяку, но тут с молчаливого согласия обоих — пили крепкий чай. Ни Лигачев, ни я — непьющие и это так и надо оставить.

— Зря сказал? — спросил я

Лигачев резко рубанул ладонью воздух

— Не зря!

...

— Михаил Сергеевич, мы с тобой оба — первые секретари. Я что — не понимаю, что ли? Я сам как приезжал сюда раньше — у меня порой в глазах темнело. У меня целая область, люди в бараках еще живут, дороги надо, вторую очередь ДСК — надо, больницу новую надо, и ты еще на театр изыщи, а то люди совсем озвереют. А тут бла-бла-бла. Бла-бла-бла. Обо всем о чем угодно — только не о деле. Деньги просишь — а попробуй, кому правду скажи, что у людей до сих пор туалет на дворе! Тут же и заклюют.

...

— Так что все ты правильно сказал. Молодец. И в обиду мы тебя не дадим, так и знай!

Вот так вот, оказывается. Сложно всё. Одна партия — а какие разные люди. Есть секретари на местах — трудяги при деле, у кого душа за дело, за людей болит, как они живут. А есть и другие... старые маразматики, есть просто проходимцы, есть словоблуды, есть откровенные воры. А есть уже и сепаратисты — предатели, которые нож за спиной держат...

И вот как — разделить?

— На Совмин пойдешь? — в лоб спросил я

Лигачев подумал, потом покачал головой

— Нет. Извини, Михаил Сергеевич, нет.

— Почему?

— Здесь не все сделано — это раз. Два — не потяну я.

— Это почему?

— Потому что Совмин — это не областью рулить. Там хитрости есть, которые мне не под силу. Был Косыгин, вот он понимал.

— Но его — нет. И кого теперь?

Лигачев помолчал

— Надо кого-то с сильным директорским опытом. Очень сильным.

— Найди.

Лигачев кивнул

— Хорошо. А чем Рыжков не годен?

Интересный кстати вопрос.

— Внутренне он слабоват — сказал я — не потянет

Лигачев подумал, кивнул

— Тут ты, наверное, прав. Рыжков все-же интеллигент слишком. Нужен такой, который кулаком по столу — и мать-перемать. По-хорошему с ними никак.

Ну, вот. Похоже, я и серого кардинала себе нашел. В будущем возможно и вице-президента.

Вернулся к себе в кабинет. Домой ехать нельзя, мало ли что. Пока на Пленуме не утвердят — из Кремля ни ногой!

Думаете, удалось покемарить? Как же...

— Ну ты дал! А я не верил, думал, врешь ты все. Молодец. Молодец!!!

— Чему радуешься Михаил Сергеевич. Должность расстрельная ошибешься — эти же тебя и схарчат, которые сейчас ладони отбивают.

— Ничего-ничего, справишься. То есть справимся. По одному на пенсию отправим, своих людей поставим.

— Предают только свои, Михаил Сергеевич. Ты вот лучше мне скажи — с Афганистаном что делать? Там каждый день кто-то гибнет.

— Это ты разберешься. У тебя же опыт есть, как я понял.

— Здорово съехал. По-комсомольски, прямо.

— Это ты на что намекаешь?

— Да ни на что. Знаешь такое выражение — многие знания умножают скорбь. Проблема в том, что ты не знаешь, чем закончились твои инициативы — и потому можешь экспериментировать. А я точно знаю — чем.

...

— Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Ты кого на Совмин предлагаешь?

— Как кого? Рыжкова.

— Почему?

— Он же тебе в верности поклялся. Директор крупного завода, поработал в ЦК...

— Ты что, не видишь, что он слабый.

— Не вижу. Что значит, слабый?

— Понимаешь, люди реагируют на сложности по-разному. Есть те, кто в ответ на сложности будет условно кулаки применять. Есть те, кто будет болтать, уговаривать. Есть и те, кто расплачется.

...

— Так вот, Рыжков — в нем нет внутренней силы, чтобы обстоятельства и людей под себя ломать. Не знаю, почему это другие не видят. Он не справится со сложностями. И решения — он принимать не умеет.

— Ну, Николай Иванович интеллигентный человек. Но зачем так очернять то.

— В том то и дело. Интеллигентный.

— А тебе кто нужен? Бандит какой-то?

— Александр Македонский проверял воинов так — взмахивал перед лицом мечом. Кто краснел — тех брал. Кто белел — тех нет. Белеют от страха, а краснеют от злости. Мне нужны люди со здоровой такой злостью. Спортивной может быть. Кто рвать будет.

...

— Такие есть в ЦК?

— Ну, это подумать надо. То как ты описал.

— Вот потому вы страну то и потеряли. Потому что рвать за нее никто не стал. А клялись революционными идеалами. Эх, вы. Революционеры...

Потом были похороны.

Описывать похороны всегда тяжело. Неприглядное это дело. Ну, подготовили место у Кремлевской стены, лафет (гонка на лафетах), написали некролог — ушел из жизни стойкий борец... я подписал, как и другие.

В этих мрачных приготовлениях, я вспомнил себя в прошлом. Удивительно, но я никогда не праздновал свой день рождения. А что праздновать то? То что ты еще на один год ближе к смерти?

Как говорила моя бабушка: жизнь пережить — не поле перейти.

Вычитывая казенные — с души воротит — фразы некролога, я задумался о том, почему в СССР так слаб пиар и коммуникации. Любой американец, любой кто побывал в Америке двадцать первого века, поварился в бизнесе, моментально поставит такой диагноз — слабые коммуникации на всех направлениях. Нет никакого пиара. Тут и слова то не знают такого, есть пропаганда... но и она откровенно слаба. Непонятно, к кому и с чем она обращается — затверженные фразы, которые никого не интересуют.

Почему нет нормальных воспоминаний людей, которые строили эту страну? Почему никого не интересует их труд? Магазины Америки завалены воспоминаниями крупных бизнесменов, управленцев, директоров фирм — их покупают, на них учатся, на них равняются. Почему ничего этого тут нет — ведь советским капитанам производства приходилось и приходится решать тяжелейшие задачи, по уровню менеджмента они ничуть не уступают американцам, а где-то и впереди. Но про это молчат — хотя именно их повседневный труд обращается во все, что находится вокруг нас.

Говорите, нескромно? Ну, хорошо, а где книги, где рабочие нормально, интересно рассказывают про свой труд. Нет и их!

Почему нет нормальных воспоминаний о ВОВ? И тех, кто сражался, и тех кто ковал победу в тылу, тяжелейшим трудом, в условиях эвакуации, без крыши над головой, порой — давал стране продукцию. Почему только после падения СССР начали как-то собирать и публиковать воспоминания ветеранов. Откуда вообще браться патриотизму?

А ведь ветеранов еще много. Они живы и наверняка многие готовы поделиться своими воспоминаниями с новым поколением.

Посмотреть бы, как еще живут те ветераны, в каких условиях...

Удивительно, но в стране, которая признана самой читающей в мире — по факту... нечего читать. Огромными тиражами выпускается классика (при этом не хватает!) — но вот про современность, про дела сегодняшнего и вчерашнего дня — молчание. По факту, про жизнь СССР нет ни нормальных художественных, ни документальных книг — а те что есть, в основном фальшивка, сразу видно.

Вообще, если так задуматься, существует какой-то исторический провал, литературный облом. В литературе прекрасно описан девятнадцатый век, на этом учатся дети. Но именно это обучение — закладывает в них подспудно представление о том, что реальность — это не СССР, это Россия, СССР это что-то временное, миф, фикция, о чем, и говорить не стоит. И рано или поздно...

Интересно, да...

Похороны государственного деятеля, калибра Черненко — это еще и повод приехать, выразить соболезнования, встретиться. Как только ТАСС сообщил о кончине выдающегося деятеля международного коммунистического движения — так в Москву со всех концов засобирались ходоки...

Их взял на себя Громыко, по молчаливому уговору я ему не мешал — это был еще и намек, что в новом раскладе, он займет более высокое положение. Прилетели Франсуа Миттеран, Джордж Бущ, Маргарет Тэтчер. Но один человек мне был нужен в первую очередь, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. С американцами я еще наговорюсь, но этот нужен.

Вон — стоит. Среднего роста, глаза — маслины, офицерские усики. Красив... похож на Дудаева. Это диктатор Пакистана, Мухаммед Зия уль-Хак.

Крови на нем много. Как тогда и было принято — на Ближнем Востоке во многих странах дивизии и армии возглавляли не свои, а пакистанские офицеры. Уль-Хак служил в Иордании. Вот он и бросил в семьдесят первом танковую дивизию на уничтожение лагерей палестинских беженцев. События эти — получили название "Черный сентябрь" и стали еще одной трагедией в длинной цепи трагедий и потрясений палестинского народа.

В семьдесят девятом он совершил государственный переворот и пришел к власти, приказав повесить законно избранного премьер-министра Бхутто.

А всего год назад — он приказал подавить восстание пуштунских племен Африки и Шинвари — выполняя его приказ, армия Пакистана сбросила на деревни пуштунов бомбы с нервно-паралитическим газом. Американцы все прекрасно знали и были не против — африди и шинвари грабили караваны моджахедов, требуя денег за проход. И еще он в настоящее время предпринимает усилия к созданию атомной бомбы и средств доставки, в том числе и таких которые могут угрожать к примеру Новосибирску. Или Алма-Ате...

Не кажется ли вам что это слишком? Мне вот кажется...

И потому я пошел к нему... уль-Хак, мучивший бокал понял это мгновенно, как то подобрался — военную косточку не скроешь. Поняв момент, ко мне пошел и Павел Палажченко, переводчик... рядом с уль-Хаком мы оказались одновременно...

— Павел Русланович — сказал я на английском — переводчик тут не нужен

Палажченко, который в детстве жил в Англии и английский у него был родной, он русский потом учил — с изумлением посмотрел на меня, но слово Генерального секретаря — закон, и он отошел. Но недалеко, чтобы быть под рукой

— Господин уль-Хак — сказал я, беря диктатора и убийцу за руку и увлекая в сторону окон, завешенных шторами с черным крепом — рад что вы нашли время и прибыли в СССР. Конечно, повод для визита не самый радостный

Пришел в себя и уль-Хак

— Позвольте — сказал он — пользуясь случаем, выразить сочувствие от всего пакистанского народа и от себя лично советскому народу. Аллаху ведомо все и жизненный путь каждого из нас рано или поздно закончится...

Помолчал бы про Аллаха, безбожник...

— Полагаю, господин уль-Хак, что вы выражаете нам сочувствие не только от палестинского, но и от афганского народа. По крайней мере, от той его части, которая в большом количестве скопилась в Пешаваре и его окрестностях.

Диктатор зло посмотрел на меня, понимая, куда выруливает разговор

— Вы прекрасно говорите по-английски — сказал он — а что касается тех, лишенных крова и ищущих спасения на нашей земле мусульман, я не уполномочен говорить от их имени.

— Полагаю, от их имени уполномочен говорить Бурхануддин Раббани — сказал я — кстати, вы знаете, что он вынужден был скрыться из Кабула после того, как правоверные узнали, что он совращал своих учеников, пришедших изучать Коран, и решили убить его. Вряд ли его можно назвать мусульманином, ведь его ждет огонь...

...

— Или это Гульбеддин Хекматиар, который вместе с вашей женой Шафики Зия и генералом Насраллой Бабаром расхищает гуманитарную помощь и продает ее на рынках. Можно ли его назвать мусульманином после такого гнусного поведения? Вряд ли он угоден Аллаху. А что если правоверные узнают, сколько на самом деле приходит гуманитарной помощи?

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите — сказал уль-Хак

— Я хочу поделиться с вами жизненной мудростью — сказал я — одно из правил, обеспечивающих долгую и счастливую жизнь таково — живи так, чтобы у окружающих тебя людей не возникало желание тебя убить. Пакистан живет совсем не так. Индия желает вашего уничтожения. Афганистан имеет к вам территориальные претензии, ведь Зона племен — это территория, которая отдана вам в аренду на сто лет, и скоро срок истекает. Наконец мы ненавидим вас, потому что вы продались американцам, убили прогрессивного премьер-министра, который хотел быть другом Советского союза и сейчас с вашей помощью афганские негодяи и бандиты убивают советских солдат. Ваша роль во всем в этом не является тайной для Советского союза. Как и роль конгрессмена США Чарльза Вилсона, который с каждым годом выбивает все больше и больше финансирования для бандитов, закрывая глаза даже на то, что половина этих денег разворовывается пакистанскими генералами и разведчиками. И разумеется, вами лично. И я размышляю над тем, чтобы сбросить на Пешавар атомную бомбу, чтобы прекратить все это. Или помочь палестинцам, которые сейчас появились в Пешаваре — найти своего давнего врага и поквитаться с ним. Или помочь бойцам африди отомстить за гибель их женщин и детей, которых вы отравили химическим оружием.

Пока я произносил этот спич — уль-Хак серел. У него была кожа оливкового цвета, с въевшимся загаром — и он самым натуральным образом посерел от сказанного. Палажченко, чувствуя неладное сделал шаг вперед, но я жестом приказал ему держаться подальше

— Господин... мистер Горбачев... мы ... наше правительство, наш народ... не держат зла к великому северному соседу. Мы с уважением относимся к Советскому союзу и никогда не хотели войны с вами.

— В таком случае, вспомните арабскую поговорку: если хочешь чтобы у тебя были друзья — будь другом. Вероятно, вы знаете арабский язык, по службе в Иордании. Это хорошо, потому что и я говорю по-арабски. Может, не так хорошо как вы — но тем не менее. Мы понимаем, что если вы откажете от дома американцам — вас убьют и поставят кого-то посговорчивее. В Пакистане хватает генералов, пусть они и проиграли все войны, которые вели. Выполнять указания американцев можно по-разному. Можно со старанием, а можно и иначе. Например, что вам мешает разворовывать не пятьдесят процентов помощи, а семьдесят или восемьдесят. Или сделать ставку не на отморозков, таких как Хекматияр или Юнус Халес а на более умеренные и готовые к переговорам группы. Или сказать генералу Бабару, чтобы он больше не передавал моджахедам разведданные, а ваши пилоты, чтобы не мешали нашим в воздухе. Тогда мы будем знать, что у нас в Исламабаде есть друг. И если скажем американцы, или палестинцы задумают расправиться с вами, и мы о том узнаем — мы вам сообщим... по неофициальным каналам. А если же вы не прислушаетесь ко мне... то пусть Аллах простит вам ваши прегрешения, и примет ваши ибадаты, и повысит вашу степень и введет вас в высшее общество... если конечно вы того заслужили.

Мне показалось, что уль-Хак сейчас грохнется в обморок*.

— И да... если американцы узнают о нашем разговоре, я буду считать, что друга в Исламабаде у нас нет.

Я похлопал его по плечу и отошел.

Почти сразу ко мне подошел Громыко, он заметил, но мешать не рискнул. Взгляд у него был обеспокоенный

— Что ты ему сказал, Михаил Сергеевич? Это уль-Хак, президент Пакистана. Он сейчас прямо тут упадет. Почему Палажченко не переводил?

— Моя вина, Андрей Андреевич. Я с ним по-английски попытался поговорить.

— По-английски?!

— Да, я английский по самоучителю учу. Видимо, сказал что-то не то, вы извинитесь за меня, хорошо...

Громыко с озабоченным видом пошел в сторону уль-Хака, но тот, увидев его, метнулся к выходу, по пути кого-то толкая и на кого-то натыкаясь. На него стали смотреть...

Громыко догонять не стал, а то совсем неприлично — министр иностранных дел бегом за чужим президентом бежит. Вернулся ко мне

— Я поговорю с их послом, Амином, попрошу извинений. Ты, Михаил Сергеевич больше так не делай, а то можно таких дров наломать. Слово не так сказал — и все на дыбы встали...

— Хорошо. Мне бы какого-то преподавателя по-английскому, чтобы заниматься. Хотя бы по полчаса в день.

— Зачем тебе это?

— Чтобы мозги не засыхали. И Раиса Максимовна бы позанималась по-возможности.

Громыко кивнул

— Хорошо, организуем

— Вот, спасибо. И мне бы еще с Миттераном переговорить хотя бы час — полтора. Неофициально.

А потом ко мне подошла дама, с которой я и раньше мечтал познакомиться. В общем то архитектор того мира, в котором жил я, до того как все пошло наперекосяк. Творец неокапитализма девяностых и нулевых. Маргарет Тэтчер. Именно она построила новый Запад, Рейган и Буш глубоко вторичны, ни у того ни у другого — нет ни знаний ни убеждений, как у Маргарет.

А у нее все это есть. И знания, и что более важно — убеждения. Она, дочь методистского пастора — искренне, даже истово верит в то, что делает.

Самая значимая фигура в публичной политике Великобритании со времен Уинстона Черчилля. Думаю, она масштабнее Черчилля — тот так страну не ломал, как ломала она.

Маргарет Тэтчер — это дочь своего отца. Небогатого лавочника, который всего добился тяжким трудом. У методистов — священников как таковых нет, служит уважаемый член прихода, и все службы, все молитвы делаются строго в отведенное время как у мусульман, методично — потому и методисты. С детства она трудилась в лавке, упаковывая и разнося товары, а потом шла слушать проповеди отца. Отец надевал стихарь и всегда говорил о двух вещах — о грехе и о долге. Никогда о сострадании. Никогда о прощении. Только о долге.

С этим она и выросла. С верой в труд и долг и в то, что труд и есть долг каждого перед обществом. Ответственность. Когда она приехала в Париж на празднование юбилея французской революции, то недовольно заметила, что свобода, равенство и братство — это далеко не всё. Нужна еще и ответственность. По-моему такое же замечание она отпустила и про Статую Свободы.

Никто ничего не должен получать бесплатно. Никто не должен сидеть на шее у общества — по крайней мере, те, кто может трудиться. Став министром просвещения, она лишила детей бесплатного молока. Она как то резко сказала одному из своих министров — нет никаких государственных денег. А есть деньги налогоплательщиков. По моему в трех четвертях стран на земле для правительств это откровение.

В ее первом кабинете не было ни одной женщины. Только мужчины.

Горбачева в свое время — она обработала и морально сломала. Это не новость — точно так же она сломала и Рейгана, хотя тот и не заметил этого. Она привыкла помыкать мужчинами — но при этом и хозяйничать. Ее сильная сторона — она ведет дела как здравая британская домохозяйка. Это очень сильная сторона — многие политики в облаках витают.

Крайний раз, когда мы виделись, я высказывал восхищение британским сельским хозяйством. К счастью, я не пробовал британский хлеб, который продают в упаковке — есть это нельзя. Он во рту по консистенции как опилки становится. И не видел, как в Британии садят овощи. А вот потом, много позже — мне как то довелось увидеть. Идут два мигранта, у них в руках что-то среднее между кувалдой и ломом. Земля как камень, ее не копают, а этим молотом пробивают дырки. Потом идет еще один мигрант, у него на поясе банки с разноцветными гранулами — таблетками. Он бросает в каждую дырку по несколько таблеток резных цветов — удобрения, гербициды, всякая химия. Потом бросает семечко и закапывает. Это интенсивное хозяйство называется...

— Михаил...

Да, опасная женщина. Смотрит в глаза, моментально выбирает правильный тон. Возможно, владеет какими-то практиками типа НЛП... хотя по моему все женщины чем то владеют на инстинктивном уровне.

— Миссис Тэтчер

Подошел Палажченко

— Не думала, что мы свидимся так скоро. Мои соболезнования.

— Да... все мы не молодеем, верно? Надеюсь, к вам с такой печальной миссией придется ехать еще нескоро

— ???

— Ее Величество...

— О, Ее Величество в великолепной форме.

— Передайте ей мои пожелания здоровья

Глаза Тэтчер сузились. Она вдруг поняла, что я владею неприятным английским юмором. Она не понимала откуда и ей это не нравилось.

— Что вы сказали бедному уль-Хаку что он вылетел отсюда как ошпаренный?

— Вероятно, он был в шоке от моего знания английского. Я пытался поговорить с ним по-английски

— Вы знаете английский, Михаил?

— Да, как и все в объеме школы. Вы кстати знаете, что в Российской Империи учили французский, при Сталине в основном немецкий, а сейчас, более семидесяти процентов советских детей учат в школе английский язык?

На самом деле — одно из мероприятий, которые я задумал в сфере образования — усиление языковой практики. Каждый выпускник ВУЗа должен владеть английским свободно. И это не преклонение перед кем-то или чем-то. Это просто деловая необходимость. Знание языка — это просто знание языка и ничего более. Но если у нас к девяностому году будет хотя бы несколько миллионов специалистов с разговорным английским -многие вещи пойдут проще.

Тэтчер медленно кивнула

— Я этого не знала, Михаил. Что ж, это радует. Наши дети смогут понимать друг друга... хотя вряд ли.

— Почему?

— Можно знать слова, но не понимать их сути.

— Например?

— У нас разное понимание слова "свобода", Михаил.

— Вот как? В чем же?

— Например, в том, что вы не выпускаете евреев в Израиль, как мы говорили.

Не помню, но ладно.

— В Израиль? Миссис Тэтчер, на вашем месте я бы навел справки. Сколько евреев из тех, кто прибывают в Вену, а потом в Рим — действительно едут в Израиль единицы, в основном все едут в США. Выезд в Израиль как национальный очаг — это миф, предлог.

Тэтчер явно не ожидала такого ответа

— Да но это их право, выбирать куда поехать.

— Да, но ложь не делает им чести. В любом случае мы будем работать над этим, в том числе с правительством Израиля.

— Да, но у вас нет дипломатических отношений!

Опа...

— Отношения все равно есть, пусть и не дипломатические.

Тэтчер явно насторожилась

— Вы хотите идти на сближение с Израилем? А как же арабы?

— Я сторонник мирного урегулирования на Ближнем Востоке. И палестинцы должны получить свою землю назад — именно ту, с которой их согнали. Это же нарушение права собственности!

Тэтчер опешила

— Признаюсь... это весомый аргумент — сказала она — необычно слышать его от ... коммуниста.

— В нашей стране тоже есть собственность и права на нее, как и в любой другой.

— Да, но эти права намного менее... весомы, чем у нас.

— В чем же?

— У вас, например нельзя заниматься предпринимательством.

— Возможно, это стоит исправить.

...

— Ленин не был против предпринимательства. А я ленинист, я много читал Ленина и размышлял над написанным.

— Но против чего тогда был Ленин?

— Против эксплуатации. Кооператив, например — любого рода, когда рабочие одновременно и собственники, и работники — это не эксплуатация. Если человек или семья работает сам на себя — это тоже не эксплуатация. Мы должны вернуться к ленинским принципам, от которых вынужденно отступили когда-то. Впрочем, Ленин допускал и бизнес — это называлось НЭП, новая экономическая политика.

— Я не знала про это — сказала Тэтчер

— Ленин долгое время жил в Европе, он вовсе не отвергал европейский опыт. Кстати, Капитал был написан в Лондоне.

— О, да, вы упоминали это.

— В целом мы постараемся исправить недочеты и как можно полнее воплотить в жизнь ленинские принципы. Которые, признаюсь, несколько подзабыты...

— Подзабыты кем? — атаковала Тэтчер — кажется, его звали Джозеф Сталин...

Я спокойно кивнул

— Верно, Иосиф Сталин. Это был человек, который не был готов к управлению такой страной, образование и опыт не позволяли. Партией были изучены и осуждены порочные практики Сталина и те, кто их воплощал в жизнь. Сталин и то, что он делал — не имеют ничего общего с ленинскими принципами построения общества и государства. И мы никогда больше не совершим ошибки, которые совершил Сталин...

Согласно внутренней инструкции, Палажченко обязан был докладывать в КГБ о содержании разговоров, которые он перевел для генерального секретаря. Это считалось обычным, нормальным делом. Здесь и сейчас — Павел Палажченко решил, что сегодня напишет в отчете неправду. Все равно проверить никто не проверит — а прослушивания тут точно нет.

И дальше он тоже будет писать неправду всякий раз, когда это возможно.

Потому что так будет правильно. На Горбачева он доносить не будет.

Франсуа Миттеран сорвался в Москву неожиданно, в общем-то, даже сам для себя — в те дни, когда умер Черненко, в Москве был с визитом министр иностранных дел Франции Роланд Дюма, он и сообщил о смерти Черненко и Миттеран, человек с потрясающим чутьем решил — надо ехать. Тем более что Дюма сообщил — новым советским лидером будет Горбачев, человек которому немного за пятьдесят. Миттеран понял — самое время делать ставку.

Миттеран был человеком — хамелеоном, это проявлялось во многом. В сороковые годы он входил в состав крайне правой партии, поддерживал полковника де ля Рока, а избрался в президенты от Коммунистической партии Франции. Жил на две семьи, про вторую семью и про незаконную дочь знали все в Париже. Знали, да помалкивали.

Миттеран пришел к президентству в очень непростое время для Франции. За спиной было славное тридцатилетие, 1945-1975 годы, когда Франция стала европейским экономическим лидером, полностью оправилась от войны и потери колоний, построила собственные ядерные силы и атомную промышленность — в Европе собственная атомная бомба была только у Франции. Но все это померкло под грузом скандалов, политических пертурбаций и проблем. Страшным ударом стала отставка генерала де Голля и провал продумываемого им и Брежневым единого европейского пространства до Владивостока. Вырос извечный конкурент — ФРГ, а в последнее время неожиданно лихой старт взяла Великобритания Маргарет Тэтчер — в семидесятые ее считали "больным человеком Европы" и предсказывали крах. В то же время — рост Франции резко остановился, что вызывало целый спектр проблем...

Миттеран понимал, что будущее Европы — в ней самой, и для того чтобы обеспечить это будущее — будет лучше если США покинут европейский континент. Нагнетаемая враждебность по линии НАТО, размещение ракет в Европе — все это США делают для того чтобы остаться покровителем и сеньором Европы.

Альтернативой может быть снижение напряженности и стратегическое партнерство в самых разных областях. Например, по типу немецкого "Газ в обмен на трубы" или стратегического партнерства Франции и Румынии, в рамках которого Румыния купила лицензию даже на пассажирский самолет. Сейчас развивалось несколько новых проектов — с Югославией, например, но Миттеран понимал, что главный, еще не охваченный рынок Европы — это Советский союз. Нужно продолжить линию де Голля — Брежнева и искать подходы к новым советским лидерам.

Миттеран был достаточно циничен, чтобы понимать вот что — коммунизм уже не тот, что прежде. Из действия он превратился в риторику и набор догм. Нет больше Коминтерна. Несмотря на разгул левого терроризма в Европе, французские спецслужбы определенно сообщали — СССР не только не поддерживает леваков, но и осуждает их в соответствии с доктриной Ленина, осуждающей индивидуальный террор. СССР такая же страна, как и Франция, ну а то, что революция... ну а что, Франция отказывалась от наследия своей революции? Нет, день взятия Бастилии по-прежнему празднуется как национальный праздник, хотя с тех пор каких только загогулин Франция не выписывала...

И все же...

— Как думаешь, что он хочет?

Миттеран спрашивал своего министра иностранных дел, Ролана Дюма. Ролан Дюма был своим в Москве по двум причинам — он был левым, социалистом, и активным участником Второй мировой. Его отца расстреляли нацисты за участие в Сопротивлении, после чего за оружие взялся сам Дюма (ушел в маки, как тогда говорили, то есть стал партизаном), с автоматом в руках он брал Париж вместе с американцами и бойцами Сопротивления. Сейчас в СССР у власти были в основном участники войны, и они с теплотой относились к тому, кто принес такие же страшные жертвы, как и многие в этой стране.

Дюма пожал плечами

— Я неофициально поговорил с Громыко, он тоже не знает. Вероятно, просто хочет представиться.

— Мне?

— Ну, он только что избран. Почему бы и не вам. Тем более что у нас левое правительство, мы можем выступить в качестве своего рода их представителей в Европе...

— А зачем это нам?

— Я так понимаю, американцы полностью перекрыли им доступ ко многим высоким технологиям. А мы могли бы поставить им свои по неофициальным каналам...

— Американцы просто взбесятся... — мрачно сказал Миттеран

— Их бесит уже сама ваша личность — сказал Дюма — в их понимании, вы брешь в линии обороны. Они никогда не примут президента от компартии в западноевропейской стране. Посмотрите, во что превратилась Италия. А наши правые спят и видят...

— Да, ты прав...

Встреча с Горбачевым — на которой не было даже повестки дня, состоялась в одном из домов приемов МИДа в очень усеченном составе. С Миттераном не было ни одного из министров (Дюма не поехал) и не было экспертных групп. Сам Миттеран настроился отдать визит вежливости и не более того. В крайнем случае, дать несколько ни к чему не обязывающих обещаний...

Но все пошло наперекосяк.

Первое, что удивило Миттерана — это походка советского лидера и его рукопожатие. Он вошел в небольшую, шикарно обставленную комнату упругой, почти спортивной походкой, а его рукопожатие было настолько крепким, что это было почти на грани приличия**.

Подумалось — да, интересного лидера выбрали себе русские. Подобного не было со времен... Хрущева, наверное.

Сели за стол. Миттерану переводил этнический русский, потомок казаков, бежавших из России после 1917 года. По странной прихоти судьбы — переводчик Горбачева приходился ему дальним родственником — кто-то уехал, но кто-то и остался...

Горбачев произнес несколько вежливых, положенных по протоколу фраз, а потом сказал такое, на что Миттеран даже ответ сразу найти не смог.

— У вас есть мечта, месье Миттеран?

...

— Вероятно, она у вас есть. У меня тоже есть мечта. Мечта о том, что однажды Европа станет единой. От Лиссабона до Владивостока. Что уйдет в прошлое колючая проволока на границах, пограничники. Что больше не будет ракет, нацеленных друг на друга, и французы смогут прилететь на выходные в Москву, а советские люди — в Париж. Что мы сможем доверять друг другу, и не таить камня за пазухой.

Миттеран закашлялся, изобретая ответ. Про свой диагноз — он уже знал

* * *

...

— Это... очень достойная мечта, месье Горбачев.

— Давайте будем называть друг друга по имена. Я — Михаил. Или Мишель, по-вашему

— Что ж, давайте. Разумеется, Франция всегда поддерживала советские инициативы по установлению мира и доверия на континенте.

— Но... всегда есть какое-то "но", верно? И это "но" не из двух букв, а из трех.

США

Миттеран понял, что надо брать диалог в свои руки, иначе он окончательно упустит нить разговора

— Михаил — решительно сказал он — я восхищен твоей мечтой. Это действительно великая мечта, ради которой стоит пойти на многое. Но давай взглянем в глаза реальности. Континент разделен на две части Железным занавесом. В Германии стоят ваши войска — огромная группировка. В других странах Советского лагеря — то же самое. Вы вошли в Афганистан. Тебе не кажется, что вы должны что-то предпринять для того чтобы твоя мечта хоть немного стала реальностью.

Я кивнул

— Кажется, еще как кажется. Но у нас есть такая поговорка — нельзя ставить телегу впереди лошади. По-моему, ты как раз поставил

— Поясни.

— Все просто. Железный занавес, о котором ты сказал — он появился не просто так. Он появился из-за страха, ненависти и непонимания. Ты сейчас стоишь на своей стороне, стороне Европы — но попробуй встать на нашу сторону. Когда мы совершили свою революцию — а у нас вовсе не было кровожадных замыслов и Ленин даже отменил смертную казнь на какое-то время — нас ведь никто не поддержал

* * *

. Четырнадцать стран напали на нас только за то, что мы хотели выйти из войны. А как насчет фашизма? Знаешь, кем был первый европеец, которого я видел в жизни? Это был нацистский солдат, гитлеровец, пришедший в мое родное село.

Миттеран не нашелся что ответить

— Но я все же верю в Европу и в наше общее будущее. Я несмотря ни на что верю в конвергенцию систем

* * *

*. Я верю в разрядку, похороненную Рейганом. Просто для действительно надежной разрядки, которую не похоронит никто, даже президент Соединенных штатов — нужно прочное экономическое основание. Фундамент.

— Прости, не мог бы ты пояснить.

— Я говорю о совместных предприятиях. О взаимной торговле, которая находится на неприемлемо низком уровне. О тесном экономическом партнерстве между ЕЭС и странами СЭВ. Не про отдельные договора на поставку того или этого, даже такие крупные, как строительство АвтоВАЗа. А о постоянном сотрудничестве, которое будет осуществляться не на уровне правительств — а на уровне отдельных заводов и даже граждан. Если будет такое сотрудничество — военное противостояние прекратится само собой, в нем больше не будет никакого смысла.

Миттеран откинулся назад, скрестив пальцы

— То, что ты говоришь, очень необычно, Михаил. Необычно и смело. Ты знаешь, что такое ЕЭС?

— Да, европейское экономическое сообщество.

— Мы сейчас пытаемся снять торговые барьеры внутри самой Европы. Это сложный и долгий процесс...

— Почему бы нам к нему не подключиться?

Миттеран явно колебался. Я нажал.

— Процесс пойдет куда быстрее, если в нем будет больше интереса для всех. Чем больше стран — тем больше потенциального интереса. Вместе мы сможем создать единое пространство, в котором в самом ближайшем будущем будет проживать миллиард человек. Миллиард — с нажимом повторил я

— До получения хоть каких-то реальных договоренностей могут пройти многие годы — предупредил Миттеран

Я наклонился вперед.

— В прошлом веке был такой французский маршал Лиотей. Когда его назначили в Алжир, наместником, он заметил, что у дороги, по которой он шел — нет деревьев, и потому солнце бьет по путникам. Он распорядился обсадить дорогу деревьями. Кто-то из его сопровождающих сказал — но ведь до того времени, пока деревья вырастут и начнут давать тень пройдет много лет! Именно поэтому — ответил маршал — приказываю начать работы сегодня же. Те работы, которые мы можем начать — закончатся спустя много лет. Но начать их нужно сейчас. И люди будут вспоминать именно нас — как начинателей великого дела.

Этого Миттеран вытерпеть уже не смог

— Хорошо — сказал он — вижу, ты настроен очень серьезно. Я поговорю с профессором Аттали, он отвечает за европейское объединение, он настоящий фанатик единой Европы. Думаю, с твоим настроем вы быстро найдете общий язык. Он и понятия не имеет, что в Москве у него есть такой единомышленник...

— Я буду рад принять профессора Аттали

* * *

** в любое время...

После того, как Миттеран уехал, на крыльцо вышел Громыко, несмотря на весну он был одет совсем по-зимнему, тепло. Я коротко пересказал содержание разговора, Громыко покачал головой

— Придержи лошадей, Михаил — сказал он, обращаясь ко мне как старший по возрасту

— Почему?

— Чего ты хочешь добиться? Миттеран коммунист только на словах, его не удастся переманить на нашу сторону

— Я не хочу переманивать его на нашу сторону. Я хочу, чтобы он занялся своей стороной...

...

— Европа должна освободиться от опеки Соединенных штатов.

Громыко раздосадовано покачал головой

— Невозможно. Американцы не дадут этого сделать.

— Дадут, если мы правильно разыграем игру. Франция не член НАТО. Пусть в будущем они предложат создать объединенные вооруженные силы Европы — в дополнение к экономическому союзу и взамен НАТО.

Громыко только покачал головой со скорбным видом

А я подумал, что и внешняя политика нуждается в серьезной корректировке. На противостоянии с США выросло целое поколение дипломатов — и они в упор не видят то, что происходит в Европе. В Европе — по крайней мере, Западной — антиамериканские настроения являются хорошим тоном и частью патриотизма. Американцев терпят из-за нашей угрозы — но в Европе они чужие, они не "одни из", как и англичане. Если не будет угрозы — то и американцам в Европе будет делать нечего. Как и англичанам.

А это будет великое дело. Европа должна быть единой, это безумие — Железный занавес, Берлинская стена, нацеленные ракеты. Но объединение должно проходить под нашу диктовку и на наших условиях...

* Это не выдумки. На похоронах Черненко Горбачев действительно отозвал уль-Хака в сторонку и сказал, что собирается сбросить на Пакистан атомную бомбу. По возвращении у уль-Хака случилась истерика, он потребовал, чтобы американские советники покинули страну. Американцам стоило больших усилий и денег привести его в чувство.

** Эдуард Сагалаев в своей книге, например, упоминает, что Горбачев был физически сильным, что никак не вязалось с его обликом

* * *

Миттеран умер от рака

* * *

История о том, что на самом деле хотели большевики и к чему они пришли в итоге — до конца еще не написана. Ленин ведь действительно отменил смертную казнь — и обратно она была введена, только когда поток кровавых расправ захлестнул страну, то есть озверевший народ ввел свою смертную казнь явочным порядком. Довоенные и дореволюционные планы большевиков, изложенные в статьях и предвыборных программах — полностью не соответствуют тому, что получилось в итоге. Большой вопрос возникает, кем пополнились ряды большевиков после 1917 года. Троцкий, например — он ведь никогда не был большевиком, и даже вступив в партию, до конца не стал им. И именно он стал автором политики военного коммунизма, в то время как Сталин тогда был ее ... противником. Еще более сложный вопрос — в какой степени вся последующая деятельность большевиков стала результатом травмы Гражданской войны и разрухи. В какой степени большевики были вынуждены принять результаты самоуправного решения жизненных вопросом самых разных групп населения. Ответов на эти вопросы пока нет.

* * *

* Имевшая большой вес в семидесятые годы теория, согласно которой социализм и капитализм постепенно будут сближаться друг с другом, и в конце концов, создадут что-то среднее, общее и для Востока и для Запада. Несмотря на то что в девяностые годы эта теория была официально похоронена, происходящее сейчас в США и ведущих странах Запада, фактическое внедрение там элементов социализма и требование еще большего социализма говорит о том что теория конвергенции возможно была верной.

* * *

* Профессор Жак Аттали — один из отцов Европейского союза, на тот момент — специальный посланник президента Франции. В будущем — глава ЕБРР. Внес огромный вклад в создание ЕС.

Москва

11-12 марта 1985 года

Джордж Буш приехал в Москву официально для того чтобы отдать дань памяти умершему генеральному секретарю Черненко. Неофициально — для того чтобы попытаться разобраться, что произошло, почему генеральным секретарем стал не Громыко, как хотели в Вашингтоне, а Горбачев. И посмотреть на самого Горбачева, который неожиданно стал лидером сверхдержавы.

Понятно, что о визите Рейгана не могло быть и речи. И даже не столько потому что слишком много чести — сколько потому что Рейган чувствовал себя все хуже и хуже, президентская кампания* обошлась ему слишком дорого, и полученное от убийцы в восемьдесят первом пулевое ранение сказывалось до сих пор — президент так до конца и не восстановился. Президент с трудом переносил перелеты, и все большее влияние в Белом доме приобретала Нэнси Рейган. По неофициальной договоренности — всю внешнюю политику по максимуму взял на себя вице-президент Буш**.

Когда Борт номер один — огромный 707 в синей ливрее рулил по заснеженным дорожкам Шереметьево, Буш думал о том, как дать понять Горбачеву что он знает про его делишки. Ну не называть же его "Миша-конвертик"...

Миша-конвертик. Надо же...

Поскольку визит был спешный и неподготовленный, Буш прибыл с минимумом охраны и обслуживающего персонала. Приехал его встречать посол Артур Хартман. Бывший посол во Франции, он уже несколько лет работал в СССР. Набирая скорость, разбрызгивая лужи — Кадиллак посла помчался к выезду из аэропорта...

— Погодка тут... — сказал Бущ. Действительно, было не ниже минус десяти по Цельсию, возможно даже выше — но низкое, серое небо и смесь воды, песка и снега на дорогах внушали уныние.

— Просто ужасно — отозвался Хартман — самое мерзкое время года, это поздняя осень и ранняя весна. Ужасно.

— А зима?

— Зима не так плоха, по крайней мере, погода стабильная и можно что-то делать. Например, походить на лыжах или покататься на санях?

— Вы катались на санях?

— Да, было такое.

— А водка? — подмигнул вице-президент

— Да вы что — сказал посол — водки тут намного меньше, чем думают. При Юрии Андропове если тебя поймали пьяным на улице, можно было отправиться в тюрьму.

— Даже так...

— Русские действительно пьют немало, но всегда за закрытыми дверями. Культура общения за бокалом виски тут отсутствует. Кроме того, у них просто нет выбора. Водка или ничего. Мы, например, имеем возможность закупать грузинские вина — они отличные, но их мало.

— Тут всего мало.

— Коммунизм... — сказал посол — у вас есть время отдохнуть? Или сразу — с корабля на бал?

Буш посмотрел на часы

— Заедем в посольство, я переоденусь. Времени мало...

— Хорошо.

— Как так получилось, что лидером стал Горбачев?

Хартман пожал плечами

— На этот вопрос ответа нет ни у кого, все произошло слишком быстро. Это серьезное нарушение традиций.

— Его кто-то знает?

— Почти никто. Но может это и к лучшему. Люди Брежнева дискредитированы. Над ними все смеются.

— Чем же?

— Лизоблюдство, постоянные награждения, презентации книжек, которые не они написали. Люди это все видят. Горбачев, по крайней мере, не успел засветиться среди этих стариков.

В посольстве — Буш быстро переоделся в традиционный черный костюм для похорон. Выходя к машине, обратил внимание на пустующее здание из красного кирпича

— Так и не используете? — спросил он сопровождавшего

— Нет, сэр. Там везде подслушивающие устройства, даже в кирпичах. Там что-то вроде склада, но так это все просто стоит...

После похорон — традиционно давался поминальный ужин, для всех присутствующих гостей, устраивали его в Кремле, но от имени МИД. На ужин давали какие-то традиционные для таких случаев блюда, сытные и тяжелые, потом было еще что-то вроде фуршета на ногах, чтобы можно было переговорить, обменяться соболезнованиями, помянуть. У всех русских и некоторых гостей на рукаве были черные, траурные повязки.

Буш практически ничего не ел, на фуршете взял бокал красного, поминального вина — ему нужно было увидеть Горбачева. Он увидел его — Горбачев на мероприятии присутствовал. И то что Буш увидел — ему сильно не понравилось.

Если вам нужны профессиональные стрелки — вряд ли вы найдете лучше место чтобы с ними познакомиться, чем штат Техас. Оружие в этом штате для многих было так же привычно, как карандаш. Сам Буш не был стрелком — но видал таких с самого детства, как и всякий техасец знал историю штата и хотел походить на своих кумиров детства. Потому Буш, агент ЦРУ, конгрессмен и вице-президент — мог отличить просто человека от человека, знающего что почем. И он с удивлением заметил в своем советском визави привычки, которые его насторожили. Причем дважды.

Первый раз — когда садились за стол, Буш заметил что Горбачев инстинктивно, быстро — глянул назад. Привычка летчиков-истребителей, карманников и профессиональных стрелков — всегда оглядываться назад, знать, что у тебя за спиной. Откуда она могла появиться у советского партийца? Он ведь не участник войны — слишком молод.

Он бы мог счесть это за случайность, если бы не второй инцидент, случившийся почти сразу же. Как только они встали из-за стола и перешли в соседнюю залу, Буш заметил, что Горбачев, когда говорит с собеседником — инстинктивно встает так, чтобы за его спиной была стена, вынуждая собеседника поворачиваться к нему. А это откуда?

Ведь насколько он понял собранное ЦРУ досье — Горбачев не служил в армии, потому что в СССР была отсрочка или освобождение для студентов.

Он решил не подходить в этот раз. Нельзя играть вслепую, надо все выяснить. Последствия могут быть очень и очень невеселыми — на кону интересы двух сверхдержав.

Зато подошли к нему. Железная леди, миссис Тэтчер. В Вашингтоне ее хорошо знали — она была ближе к американскому президенту, чем любой другой британский премьер со времен Черчилля. И даже события на Фолклендах — дружбе не помешали.

— Надо поговорить — процедила она — после всего этого борделя...

Буш заметил, что она подходила к Горбачеву и отошла быстро и явно в недобрых чувствах. Он специально пропустил ее вперед — и теперь убедился, что был прав. Не надо торопиться на рыбалке...

Взаимоотношения Великобритании и США были больше чем просто союзничеством. Эти две страны были связаны множеством связей. Начать стоит может быть с того, что еще в начале века для многих британских аристократов едва ли не единственной надеждой поправить дела был брак ребенка с богатым наследником или наследницей с той стороны океана. У двух стран была фактически общая система образования, причем это не ограничивалось посылкой американских недорослей учиться в Англию. Между британским и американским преподавательским составом существовали тесные, многосотлетние связи, неофициальные группы для согласования интересов, взаимные стажировки и совместные работы. Что интересно, в американской традиции партия, проигравшая выборы, до следующих отправляет своих политиков в основном на преподавательскую работу — там же эти политики присматриваются к студентам и вербуют самых достойных из них в политику

* * *

. Поэтому британский профессорско-преподавательский состав имел прямой доступ к американским политикам — и следовательно к американской политике.

В восьмидесятом — при сходных обстоятельствах возглавили свои страны Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган. Оба они пришли можно сказать на руины. В США — это были все еще последствия Вьетнама, разгром ЦРУ, катастрофическое падение режима Пехлеви в Иране, история с американскими заложниками в Тегеране и провалом попытки их освобождения, падение Никарагуа, инфляция под 20 % годовых. В Великобритании — это было время профсоюзов, забастовок, шахтерского движения, самой острой фазы конфликта в Северной Ирландии, высоких цен на всё. Оба они — президент и премьер — решали одинаковые задачи. Но лидером все же была Маргарет Тэтчер. Согласовывая действия в Белом доме — она никогда не давала понять Рейгану, что умнее его и лучше знает что делать — но всегда манипулировала им. Из кризиса — США и Великобритания стали выходить синхронно, их внешняя политика по отношению к СССР так же ничем не отличалась — но это была лишь надводная часть айсберга.

Подводная часть была куда более интересной. Придя к власти, Маргарет Тэтчер начала дерегуляцию Сити — финансового сектора — и снижение налогов. Одновременно с этим — начали поступать деньги от скважин Северного моря, сильно улучшился платежный баланс и появился интернет, намного упростивший трансграничные банковские операции. Инвесторы из США кинулись скупать Британию, но почти сразу схема стала куда более интересной. В США со времен Великой депрессии действовали ограничения на спекулятивную деятельность, в частности закон Гласса-Стигала, запрещающий одновременно занимать классическим банкингом (выдавать кредиты) и инвестиционным (играть на бирже). Интернет и дерегулирование в Лондоне сделали возможными обход этой схемы — американские инвесторы выводили деньги в Лондон и инвестировали оттуда, но подчиняясь британскому, а не американскому законодательству. Все это привело к тому, что Клинтон отменил закон Гласса-Стигала как не имеющий смысла — но британцы ответили еще большей либерализацией банковского и инвестиционного сектора.

Так, шаг за шагом — и пришли к кризису 2008 года, потрясшему основы западного финансового мира и последствия которого давали о себе знать и десять лет спустя...

Буш и Тэтчер встретились в британском посольстве, окна которого выходили на Кремль, находившийся совсем рядом, на другом берегу реки. Никакого протокола не велось, оба политика должны были в течение ближайших нескольких часов покинуть страну...

Маргарет Тэтчер с бокалом любимого виски стояла на балконе второго этажа и смотрела на светящийся в темноте Кремль. За спиной — с едва слышным шелестом колыхался британский Юнион Джек, горели окна посольства — зная что тут премьер, большинство сотрудников было на своих местах. В сыром, морозном воздухе — пробили куранты...

— Маргарет... — Буш вышел на балкон, одетый в теплую форменную куртку ВВС США — как тебе вид...

— Мне это не нравится — зло сказала Тэтчер

— Что он тебе сказал?

— Ничего хорошего — отрезала Маргарет — но дело не в этом. Мы виделись всего несколько месяцев назад. И я его не узнала...

— Власть меняет людей. Часто не в лучшую сторону.

— Нет-нет. Здесь что-то не то.

Тэтчер была бойцом, политическим бойцом и бойцом по жизни. И для нее было важно, является ли человек напротив нее таким же бойцом. Среди мужчин такие попадались редко. Особенно среди британских аристократов — она вынуждена была взять в кабинет некоторых из них, того же сэра Дугласа Херда. Но она была невысокого мнения о них. Если бы кабинет набирала она, без обязательств перед партией — она бы взяла только выходцев из низов, которые прогрызали путь наверх зубами и ради власти готовы были на все — предать, растоптать, убить. Горбачева она просекла с самого начала — типичный лейборист, который умеет красиво обещать рабочим и за счет этого выезжать. Таких полно, и именно они довели Великобританию до такого состояния, обещая и распределяя, вместо того чтобы работать. Профсоюзы привыкли доить и шантажировать бизнес, а шахтеры — государство. Но тут она увидела перед собой совсем другого человека, пусть и похожего внешне.

Бойца.

— Может, это двойник?

Буш засмеялся

— Перестань, Маргарет это уже слишком. Чтобы подготовить двойника нужно несколько месяцев как минимум. А Горбачев год назад был всего лишь одним из Политбюро.

— Тут что-то не так.

— Что планируешь делать?

— Ты заметил, как он говорил с уль-Хаком. Тот чуть не упал.

— Понятно о чем.

— Нет, не понятно. Уль-Хак военный, он не робкого десятка. Генерал или даже фельдмаршал, не помню. Чем его можно было так напугать?

— Я попробую выяснить через посольство.

— Хорошо. Надо попробовать его на зуб. Интересно такой ли он, каким хочет выглядеть.

Буш благоразумно промолчал. Совсем недавно было планирование по Афганистану — проблема доставки грузов. Часть грузов расхищалась пакистанскими военными, еще часть — агрессивными племенными милициями (караваны были в опасности по обе стороны границы) — а на той стороне границы свирепствовал спецназ. Возникла идея управляемой парашютной доставки — сбрасывать грузы с самолетов С-130 при прикрытии их американскими и пакистанскими F16. Один из аналитиков Совета национальной безопасности спросил — а что если русские собьют наши самолеты и начнут Третью мировую войну? Ответа не нашлось и обсуждение тем самым сошло на нет.

— Это будет твоя попытка, Маргарет.

Тэтчер презрительно посмотрела на долговязого техасца

— Разумеется. Но только до того момента, пока вечеринка не станет по-настоящему крутой...

А я, после поминок, в двенадцатом часу ночи приехал домой...

Там никто не спал. Ирина... с мужем. Раиса. Я в очередной раз понял, что подставляю их и ставлю на кон не только свою судьбу, но и их.

Они все были в большой комнате... там люстра была. Большая, с абажуром. Я пошел на свет из комнаты... и так и остановился на пороге. Я смотрел на них, а они — на меня.

Молчание прервала Раиса Максимовна.

— Миша, ты... ужинать будешь?

— На поминках... поел — сказал я

Раиса Максимовна не выдержала — бросилась ко мне, расплакалась. Нам с большим трудом удалось усадить ее за стол.

— Все нормально... ну что ты... так. Работа есть работа. Мы в Москву, когда переезжали, обо всем говорили, так?

— Миша, ты поешь — каким-то странным голосом сказала Раиса — с поминок... так нельзя. Ты поешь ... обязательно поешь. Мы приготовили...

Когда часы давно пробили полночь и Раису Максимовну удалось в комнату увести — подошла Ирина. У них уже в семье пополнение было, внучка родилась. Настоящий Горбачев мне все это подсказал — спасибо ему.

— Папа... как же... мне с работы увольняться?

— Зачем?

— Но как же...

— Работай, как все работают. Ты многого добьешься.

— Дочь генерального секретаря...

Теперь расплакалась и она

— Пап, зачем...

— Сам не знаю — просто сказал я

— А отказаться было нельзя?

— Нет — вот это я сказал твердо — нельзя...

Надо ложиться, но сна ни в одном глазу. Не знаю, как завтра работать буду. Как то придется.

Открыл альбом, смотрю старые фотографии. Вот... я, дед, бабка. Дед — председатель колхоза. В тридцать седьмом арестовали за троцкизм. Не расстреляли — вернулся, снова стал председателем.

Какую страну они строили?

Понятно, что не ту которую построить получилось. Никто и никогда не узнает, какой была бы советская страна без войны. Те, кто погиб... это не просто цифры потерь. Погибли те, кто верил. По-настоящему верил. Те кто готов был отдать все что у него было — жизнь в том числе — за будущее счастье, причем не просто счастье — а счастье в равенстве.

Комунна Макаренко — это ведь не сыграешь.

А еще эти люди верили в братство труда, в то что народы больше не должны воевать, тем более так страшно, как в Великую войну. Они и в самом деле верили, что народы за границей, трудящиеся — ждут что их придут и освободят.

Дорого обошлась эта наивность.

Разбитого не склеить. Той страны не вернуть. Вероятно, коммунизм как они мечтали — уже не построить.

Но есть страна. Неплохая страна. С поголовно грамотным и хорошо образованным населением. С мощной промышленностью и каким-то, но сельским хозяйством (земли, по крайней мере, вдоволь). С армией, которая проиграла только одну войну — Польше.

Это ведь дорогого стоит. И позволить этому всему развалиться...

Дед, не мой дед — сурово, как и все люди того времени — смотрел на меня с фотокарточки. И я даже не мог сказать ему "прости" за то, что предаю то, ради чего он клал свою жизнь. Это ведь был не мой дед, верно?

* Интересно, что в этой кампании впервые номинировался Джо Байден. Демократы в тот момент выставили Уолтера Мондейла, который с трудом победил даже в родном штате. Возможно, что более опасным соперником был бы как раз Джо Байден.

** Это правда. Рейган например, приехал в Боливию, а назвал боливийцев "граждане Бразилии". К концу второго срока он был почти неработоспособен

* * *

Что интересно, такая система отличается от всего что есть, например, на постсоветском пространстве. У нас проигравшие политики остаются в политике, пытаются избраться депутатами и ведут партизанскую или открытую войну против победившей стороны по принципу "чем хуже, тем лучше". То есть, кто бы ни пришел к власти — все остальные будут мешать ему или им проводить в жизнь свою программу в расчете на то, что тот провалится и избиратели откажут ему в доверии. Несложно догадаться, что при такой системе вообще мало что можно сделать. Примером такой вот демократии является Украина и первые десять лет постсоветской России — и там и там реформы были сорваны, а страны превращены в руины. В США эта система сломалась после избрания Трампа, когда проигравшие демократы повели против него войну.

В принципе, здесь находится и ответ на вопрос, почему на постсоветском пространстве так силен авторитаризм — а попробуйте чего-то добиться при такой демократии

Москва

14 марта 1985 года

На работу я приехал уставшим как собака (нормально поспать так и не удалось), в расстроенных чувствах и еле живой. При том, что и пил то вчера крайне умеренно.

Надо было выбирать кабинет — но на это не было, ни сил, ни желания. Генсек по традиции каждый раз выбирает себе кабинет, я бы — будь моя воля — не только бы не выбирал кабинет, но и выехал бы из Кремля. Пока обосновался бы на площади Ногина, потом построили бы специальный город по типу Вашингтона, удобный для работы и современный — а в Кремле создали бы музейно-туристический комплекс. Но — так нельзя.

Потом пришли Громыко и Пономарев. Западные гости разъезжались, а вот лидеры стран Восточного блока, СЭВ — оставались. По традиции им надо было встретиться с новым Генеральным секретарем.

А мне надо было решать, что делать.

Ярузельский. Самый проблемный из всех. Во-первых — Польша капитально влезла в долги, живет не по средствам даже сейчас. Долги в основном номинированы в долларах. Никакого заговора тут нет и в помине — просто польский гонор никуда не делся и не денется, наверное. Польские власти, понимая негативное к ним отношение — пытались задабривать население социальными взятками. Население продолжало бунтовать — на каждой забастовке терялись деньги. Потом пришли кредиторы и потребовали деньги назад. Кстати, в этом тоже не было заговора — в США разбушевалась инфляция, долги были в долларах, получить их надо было как можно скорее.

Потом, когда стало понятно, что партия не справляется — Ярузельский устроил государственный переворот, ввел чрезвычайное положение. Сейчас ситуация в своеобразном клинче -активисты кто уехал, кто сидит, расстреливать никого не стали. Самый популярный политический деятель в стране — Иоанн Павел II. За ним — рабочий Лех Валенса. Народ требует построить католический храм в образцовом городе Гута Сталове, где храма изначально не проектировалось (это был город, построенный с нуля рядом с огромным металлургическим комбинатом). В страну поступает копировально-множительная техника по линии церкви, печатаются листовки, пропаганда, воззвания. В общем ситуация на грани потери контроля и страна по-прежнему не сводит концы с концами.

Хонеккер. Второй по проблемности. ГДР так же в долгах как в шелках, разница в том что основной кредитор ФРГ, а денег они пока не потребовали. Но если потребуют — будет дефолт. Есть и плюсы — вторая экономика СЭВ. У них производится полно потребительских товаров, которые имели бы большой спрос в СССР. Если с кем и обсуждать реформы СЭВ по модели ЕС, то это с Хонеккером.

Густав Гусак. Третья экономика СЭВ, с ними тоже можно наладить адекватный обмен. Проблем у них меньше чем в ПНР, а долгов меньше чем у ГДР. Но вопрос 1968 года никуда не делся — это все висит между нашими народами как темная туча. Интересна его "политика нормализации" — отказ от политики в обмен на сносное материальное существование. Гусак кстати интересен многим — в тридцать третьем он, еще двадцатилетним опубликовал хамский фельетон на Сталина, после войны сел в тюрьму как поддерживавший словацкий фашизм, в шестидесятом вышел из тюрьмы, а уже в шестьдесят девятом стал главой государства. Но мне более интересен его премьер — Любомир Штругал, который сумел перезапустить экономику в условиях социалистических ограничений и обеспечить приличный экономический рост, который в общем то и стал тем бархатом, который обеспечил исключительно мирный характер событий 1989 года. Ни Гусака ни Штругала ни кого либо еще даже не судили, а реабилитированный Александр Дубчек был реальным конкурентом Вацлава Гавела на высший государственный пост в стране.

Янош Кадар. Самый веселый бардак в социалистическом лагере, ВНР тоже с трудом сводит концы с концами — но именно венгерский опыт у всех на слуху наряду с югославским как направление реформ. Интересно узнать, чем же он так интересен.

Тодор Живков. С Болгарией проще всего, взять с нее особо нечего, разве только овощей и фруктов побольше и активизировать выездной туризм в Болгарию. Болгария интересна другим — именно там жил и работал Никола Гешев, основатель теории "гэбэшной демократии", который сказал — и через пятьдесят лет мои последователи будут править Болгарией. Суть его теории проста — к выборам можно допускать любого политика, у которого есть куратор, и который дал расписку о сотрудничестве. На территории бывшего СССР — история, в общем-то, опровергла Гешева — не счесть гэбэшных стукачей, которые возглавили народные фронты, которые надрывали глотки на митингах и потом становились отцами нации и голосами совести, мать их.

Ну и Николае Чаушеску. Диктатор Румынии, бывший карманник. Он не наш ни на грамм, ни на йоту. Но он играется в смертельные игры на Востоке и может быть неожиданным нашим союзником. В страну он впустил террористов с Ближнего Востока, на территории Румынии есть лагеря их подготовки, во главе этой системы стоит Андрута Чаушеску, брат президента. Сам Чаушеску относится к типу национал-коммунистов как Энвер Ходжа или Тито — то есть таких которые готовы на жесткий разрыв с Москвой. Сейчас в его стране зреет недовольство, которое может вылиться во что угодно — а армия играет в свою и очень опасную игру. По воспоминаниям участников событий 1989 года, армия поддержала восстание после того, как только что назначенному министром обороны генералу Виктору Стенкулеску позвонил директор ЦРУ. До этого Стенкулеску приказал открыть огонь по людям в Тимошоаре, а теперь он приказал армии вступить в бой с войсками госбезопасности и боевиками Андруты Чаушеску и сыграл ключевую роль в аресте, судилище и расстреле Николае Чаушеску и его жены. Как видите, румынский министр обороны готов воевать и со своим народом, но только пока ему не позвонит директор ЦРУ. Ну не мразь ли.

Решили так — распределяем между нами троими по два человека — а потом общая формальная конференция. Был риск, что тот, кто не попал ко мне, обидится — но товарищи Пономарев и Громыко сказали, что уладят этот вопрос, кроме того — будет и общая встреча, где будут участвовать все.

При распределении я взял себе Ярузельского и Густава Гусака. Почему не Хонеккера? Гусак не менее интересен в плане перспектив реформ, а если бы я встретился с Хонеккером — то все поняли бы, что есть большие страны — ПНР и ГДР — и есть все остальные и именно по этому критерию и распределяется "доступ к телу". А именно этого я и хотел избежать.

Ярузельский приехал первым. Перед ним я поговорил с Пономаревым, так как встреча должна готовиться. Пономарев дал Ярузельскому крайне отрицательную оценку — бонапартист, сталинист, отодвинул партию от управления государством, ситуацией не владеет. Как по мне, такая характеристика скорее негативно характеризовала самого Бориса Николаевича*, воспитанника Отто Куусинена. Если оценивать Пономарева как менеджера, которому доверен участок работы — какой же он менеджер, если так отзывается о тех с кем контактирует по работе. Если Ярузельский его клиент — он должен горой за него!

Ладно, посмотрим...

Ярузельский приехал на площадь Ногина, в аппарат ЦК. Без охраны, традиционная военная шинель, глаза скрыты за стеклами очков — но это не американские Пилоты, похожи на какие-то лечебные, в роговой оправе. Может, глаза болят. По росту он немного выше меня...

Первых десяти минут мне хватило, чтобы понять, кто он. Умеренный националист, скрывающийся за военной формой, основная мотивация действий — чтобы хуже не было. Скорее всего, у себя пытается держать позицию центриста и арбитра, но получается плохо. Неглуп, интересуется искусством. Не сапог армейский.

Валенса кладет его на обе лопатки. Потому что у Валенсы другая мотивация — хотим как лучше. Сейчас общество взбудоражено и Валенса — его народный трибун. Поляки не знают и не хотят знать, что они теряют — да и что им терять, во что они страну превратили своими "страйками". Валенса не пройдет перевыборы — он проиграет перекрасившимся коммунистам, бывшим польским комсомольцам, оперативно ставшим социалистами. Страйковать — это одно, но даже довольно щадящая и проведенная при массированной американской и европейской помощи шоковая терапия за пять лет дискредитировала власть, которая до того взяла в парламенте девяносто девять мест из ста. Валенса не только ушел — он не смог вернуться ни в каком качестве, а его сторонники перегрызлись между собой. Польша — ее рывок к свободе закончился довольно странным кунштюком: безусловно, рыночная, открытая экономика при политике, полной ксенофобии, кликушества и агрессивного консерватизма.

Стоило ли ради такого придурка как Качиньский**...

Но сейчас Ярузельскому надо перехватывать инициативу в противостоянии

— Генерал, а вы верующий человек? — спросил я

Ярузельский привстал, потом снова плюхнулся в кресло?

— Я?

...

— Я давно не был в костеле... не знаю. Наверное...

Но я видел, что он боится сказать.

— Пан генерал — сказал я — искусство политика не в том, чтобы ломать свой народ. И не стоит во всем повторять наш путь — в нем были и ошибки. Польский народ почитает Деву Марию? Ну что тут поделаешь. Откройте храмы, пустите в них людей. Придите в храм сами, если чувствуете потребность в этом.

— Но как же...

— У нас есть Патриарх — сказал я — с ним встречался товарищ Брежнев, и я собираюсь встретиться. Постепенно мы ослабим религиозные ограничения, и не будем вмешиваться в выбор людей, во что им верить. Следует опасаться не верующих, а тех, кто ни во что не верит. Вот это страшные люди, способные наделать бед.

...

— Сам Сталин молился в сорок первом, когда больше ничего не оставалось.

Ярузельский кивнул

— Хорошо. Но вообще-то остался вопрос об экономическом взаимодействии.

— Денег больше не будет — сказал я

— Мы и не просим, но...

— Предлагаю подумать над расширением товарообмена. Учредить польско-советский банк для кредитования

Ярузельский достал платок и вытер лоб

— Это интересное предложение, но...

— СССР больше не будет поддерживать союзников деньгами на межгосударственном уровне, это исключено. Мы можем прокредитовать какие-то поставки. Мы можем вложить деньги в совместные проекты строительства, в совместные предприятия. Но отныне ни о каком кредитовании не может идти речи. И те деньги, что Польша уже получила, вы должны понимать, что они возвратные...

Ярузельский вышел от меня с таким видом, как будто кто-то умер. И это я ему еще не сказал о том, что после назначения правительства я поставлю задачу постепенного пересмотра политики в области цен на сырье и топливо с постепенным подтягиванием их до мирового уровня. И не только на внешнем, но и на внутреннем рынке.

А иначе нельзя. Все эти плакаты — выключайте свет, когда уходите и все такое прочее — это бла-бла-бла. Советская экономика стоит на двух китах и оба порочные. Это дешевый труд и дешевое сырье. Чтобы экономили — и то и другое надо делать дорогим.

А следом у меня был Густав Гусак, некогда лучший друг Леонида Ильича. Сейчас он можно сказать, уже думает о вечности, но поговорить с ним было бы интересно...

Оказалось — ни черта не интересно. Не буду даже пересказывать.

Гусак — типичный социальный националист с примесью подлости. Он в 1968 году был рядом с Дубчеком, но как только пришли танки — он переметнулся на сторону сильного, и в благодарность за это — получил пост главы государства. На благодарности Брежнева он и выезжал — Брежнев умел быть благодарным. Точно так же он в свое время терся рядом со словацкими фашистами, а потом резко стал коммунистом.

Почему он держится? По факту есть две страны — Чехия и Словакия. Именно Гусак объявил Братиславу второй столицей, начал закачивать в сельскую, по сути, Словакию ресурсы, строить там промышленные предприятия. Словаки ему за это и благодарны. Типичная, подленькая игра на национализме. Словаки его поддержат, потому что свой, а чехи... хоть кто-то поддержит — и будет большинство.

Кстати, Чехословакия так и раскололась. В Братиславе, когда в Праге была бархатная революция — особых восторгов не было. А потом, пару лет спустя, чешские политики сами инициировали процесс разделения, потому что из Словакии пошел на Прагу одиозный бывший министр внутренних дел Владимир Мечьяр. И Вацлав Гавел и другие чешские политики прекрасно поняли к чему идет — в Словакии его поддержат все, потому что свой, а в Чехии хотя бы ностальгируюшее по сильной руке меньшинство — но хватит и этого. Потому то и решили — лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Единственно, чем удалось заинтересовать — это проектом трансграничной зоны на Карпатах. Зоны в которой можно развивать и туризм, и сельское хозяйство. И возможно, какую-то промышленность.

Под вечер появились Громыко и Пономарев. Хонеккер все-таки обиделся и собрался уезжать, пришлось дать обещание, что с новым Генеральным он увидится перед отлетом.

Я коротко изложил Громыко и Пономареву что собираюсь говорить на общем заседании. Удивились, особенно Пономарев. Громыко может, сдержался лучше, но...

— Это интересные идеи, Михаил Сергеевич — сказал он — но воплотить их будет очень нелегко...

— Мы не сможем придать экономике ускорение без действительно резких, радикальных мер. Все полумеры уже испробованы, результата они не дали. Борис Николаевич, что думаешь? Только честно?

Пономарев кивнул

— Интересно. Но будут саботировать.

— Почему?

— У всех своя гордость.

— Работать по собственным стандартам вместо общих это часть гордости?

Пономарев не ответил. Но я знаю, о чем он подумал — да, это часть гордости.

Послал же нам Господь союзничков. Все — свидомые, национально ущемленные, получившие относительно недавно независимость и с болезненным нарциссизмом оберегающие свои "манечки" от зловредного покушения на них со стороны империализма — любого империализма. В том числе советского. Кажется, потом термин придумают — нарциссизм малых различий. СССР они ненавидят не за что-то, а почему то — потому что большой и сильный, какими никогда не стать им самим. Потому да, они все инициативы по созданию единых пространств по типу ЕС — воспримут в штыки. Они и в ЕС то пошли потом, потому что хотели денег, а как только немного отъедятся — так такое полезет...

Ну что делать — легких путей мы не ищем...

Конференция должна была быть завтра. Поехал пока домой...

— Гусака ты зачем оскорбил? К чему такое чванство?

— Я его не оскорблял

— Ты с ним как со слугой разговаривал.

— Я с ним разговаривал вежливо — насколько это возможно. Не люблю попрошаек, но больше чем попрошаек -не люблю пустозвонов.

— Это Гусак то пустозвон?

— Он самый.

— Да... тяжело тебе придется. Может теперь поменяемся?

— И не мечтай

— Я у тебя совета буду спрашивать, клянусь.

— Не надо клясться. Проблема не в советчиках, их тут полно. Проблема в том, что некому эти советы в жизнь воплощать. Вот ты, например

— А что — я?

— Помнишь, межколхозные предприятия. Так ведь и не довели до ума...

— Так там... а откуда знаешь?

— Я тоже в твоей памяти покопался. Так вот, оправданий может быть множество. Но есть люди которые в лепешку — но сделают. А есть те у кого оправдания. Ты — из какой группы?

— Так там знаешь, какое началось. Каждый председатель — он царь и Бог, то что какой-то техникой придется пользоваться по очереди...

— Во! Ты сам на вопрос и ответил. Все в людях. Либо ты можешь организовать людей — убедить, заставить, поменять — или нет. Извини, но ты то как раз — нет. И все последующие исторические события — это как раз показали.

...

— Ладно. Без обид.

А дома меня ждал очередной сюрприз. Рая нашла и притащила домой — Мераба Мамардашвили...

Мераб был ее однокашником, они учились в одной группе -как и Юрий Левада. Но с Левадой мы уже договорились о чем-то, а теперь вопрос был с Мерабом. Который видимо на этот момент является самым авторитетным философом СССР. Антисоветским правда.

Но антисоветскость Мамардашвили — довольно сильно отличается от обычных антисоветчиков. Обычные антисоветчики не любят СССР по бытовым поводам (не выпустили куда-то, не продали машину) или политическим (вторглись в Чехословакию) поводам. Мамардашвили ненавидел СССР потому что он так сильно отличался от выпестованного им образа Европы, старой, еще до Первой мировой — Европы. Он был специалистом по довоенной Вене.

Надо сказать, что я бы согласился с Мерабом по поводу того, что СССР сильно отличается от Европы, от той, старой Европы, и не факт что в лучшую сторону. Вопрос — кто виноват и что делать. Революция совершилась со всей ее кровью, со всеми эксцессами, тут ничего не поделаешь. И той старой Европы, по которой скучает Мамардашвили — нет и ее, ее унесло черной бурей фашизма. Он в своей интеллигентской мечтательности предлагает идти в то место, которого уже давным — давно нет. В Вену, где мужал и набирался ненависти и обид Адольф Гитлер.

Опасности — настоящей, не выдуманной — он не видит в упор. Если все пойдет как пойдет — его родину, Грузию скоро возглавит педераст Звиад Гамсахурдиа, сын знаменитого грузинского писателя Константина Гамсахурдиа. Но проблема будет не в Гамсахурдиа и не в его клевретах — а в том, под какими лозунгами они пойдут к власти сами и поведут толпу. В девяносто втором, один из клевретов Гамсахурдиа, сказочник Гурам Петриашвили выбежит на сцену оперного театра в Тбилиси, где собирались давать "Аиду" Верди и заорет — нам тут не нужны эти ваши русские оперы! Мамардашвили тоже был за независимую Грузию — но ему независимость нужна была для того чтобы Грузия могла обновиться, цивилизоваться по европейским меркам и идти в Европу. Таким как Гамсахурдиа и Петриашвили независимость нужна была для того чтобы подчеркивать и лелеять собственное убожество. Чтобы не сливаться с высокими культурами — неважно, советской ли, европейской ли — а создать свою культурку. Маленькую, приземленную, убогую, но свою. В которой они будут отцами нации, академиками, членами Союза Писателей, чтобы на госсредства издавали их графоманию, чтобы все восхищались их мазней только потому, что она своя, родная.

Потом, много лет спустя — не помню, кто-то из грузинских режиссеров сказал — потеряв русский язык, мы потеряли и грузинскую культуру. Потому что высокая национальная культура должна стоять на мощном культурном фундаменте. Нельзя, к примеру, стать великим режиссером, если не знать Шекспира. А как его узнать? Пока все знали русский — с ним на русском и знакомились, потому что в русской культуре была проделана гигантская работа и по переводам и по постановкам. Некоторые переводы не только не уступали, но и превосходили оригинал. И только поняв и почувствовав это — грузинские режиссеры возвращались к своим корням, снимали про свою страну — но перенося на свои работы опыт великих. Потому и про Грузию — рождалось великое, грузинское кино знали далеко за пределами Грузии, грузинский балет так же был известен, и столько грузинских балерин было на сцене Большого. А потеряв этот фундамент, отказавшись от него — Грузия осталась со сказочником Петриашвили, который предлагал ради слияния с народом ходить по траве босиком(?!)...

Мамардашвили этого пока не понимает. Он считает сегодняшний уровень нормой, от которого надо стремиться вверх, он не понимает, что все это можно потерять и за несколько лет скатиться к войне, дикости и буржуйкам, к ворам в законе во главе страны. Он потом прозреет и скажет — если мой народ проголосует за этого человека (Гамсахурдиа) — я пойду против своего народа. И умрет от сердечного приступа — после того как его в аэропорту в Москве опознали и набросились сторонники Звиада Гамсахурдиа.

Как сказала одна из сторонниц Гамсахурдиа (возможно, одна из тех, кто и набросится на Мамардашвили в аэропорту) — ему не нужны интеллигенты, он сам интеллигент! И все грузинские интеллигенты это покорно проглотят — все те, кто с такой яростью были против советской власти, кто выходил на пикеты и демонстрации. Чудны дела...

Хоть я как всегда уработался (дела с избранием меня генеральным секретарем пошли под гору бегом, план у меня был, но для того чтобы хотя бы начать реформы, потребуется минимум полгода работы на износ — господи, тут текст законопроекта надо набирать на машинке, а если где-то ошибка, то с того листа и до конца перепечатывать все заново! А в Политбюро ставок технического персонала не хватает — борьба с бюрократизмом!). Но так как у меня дома был гость — я принял его как подобает, посидели, поговорили о том о сем.

Потом пошли поговорить в кабинет. В США при таких случаях наливали виски со льдом, но у нас был чай. Я уже начал продумывать, что делать с антиалкогольной кампанией и как ее предотвратить — и начал борьбу с зеленым змием с себя. Так то я ошибку эту повторять не хотел — просто планировал начать последовательное повышение цен на водку и крепленые вина, но оставить цены на натуральные вина и пиво, чтобы люди переходили на менее крепкие напитки и учились пить по-европейски (то есть понемногу, в Европе бутылка водки или виски на большую компанию это нормально). И понятно, вырубать виноградники — это варварство и безумие. Но это потом.

— Что скажешь, Мераб — сказал я когда мы устроились друг напротив друга — готов принять критику...

Мамардашвили огляделся

— Да чего тут критиковать то?

— Ну как. У интеллигента — не найдется критики по адресу власти?

Мамардашвили уставился на меня своими совиными глазами через толстые стекла очков

— Ты это сейчас для чего говоришь?

— Как затравка для разговора — не растерялся я — мне твоя помощь вообще то нужна

— Какая помощь?

— Помощь такая. Вот скажи, Мераб — ты грузин, советский человек или европеец?

Вопрос застал врасплох.

— Я не могу отказаться от своих корней — сказал после обдумывания Мамардашвили

— Дерево не отказывается от своих корней. Но растет не в землю, а вверх, к солнцу и свету. Я это к чему. У нас в стране слишком мало свободы и слишком много запретов. Погоди, Мераб, дай договорю. Большинство запретов — никто даже не знает, зачем они введены, просто чтобы чего не вышло. Я намерен это изменить. Не сразу. Но изменить. Но дело в другом. Вот вы — боретесь за свободу и права человека. Хельсинская группа... ну допустим. Я готов это принять. Но ты видишь, что свободу многие понимают по-разному?

— Это как?

— По-разному. Для кого-то свобода — это права человека и гражданина. Я гражданин, а гражданство предполагает права. И обязанности тоже. Но я — гражданин, один из многих, я не лучше и не хуже других. Это я готов даже принять. Но есть другие. В том числе в грузинской Хельсинской группе. Они считают, что свобода — это свобода быть грузином в Грузии. И тот факт, что они грузины — делает их лучше других. Не замечал?

...

— Молчишь. Такая вот свобода — это свобода за чей-то счет. Я заслуживаю свободы, а ты — нет, потому что у тебя фамилия неправильная, ты приезжий и тебе вообще нечего здесь делать. Так за какую свободу вы — боретесь?

...

— Говори, Мераб, я слушаю. Вы же не раз говорили, что вам рот затыкают. Ну, вот, перед тобой генеральный секретарь. Скажи, что думаешь.

Мамардашвили покачал головой

— Умно, Михаил. Очень умно.

— И?

— Ты пытаешься нас разобщить. И делаешь это умно, умнее, чем КГБ

Я удивился. И разозлился одновременно

— Слушай, Мераб. Я понял твою мысль. Государство так сильно, что против него допустимы любые средства — вранье в том числе. И можно стакнуться с любыми союзниками. А тебе не мерзко? Тебе не мерзко понимать, с кем ты на самом деле находишься в одной лодке? И тебе не страшно думать о том, а что будет, если вы каким-то чудом победите. И государства, которое запрещает — больше не будет. А вы окажетесь наедине с сами собой. Союзники, которые союзники только пока есть общий враг. И больше — ничего общего, а так — глотку бы друг другу перерезали. Ты знаешь, кто такой Гамсахурдиа, но молчишь. И это ... как у вас там — жить по совести?

— Да, по совести. И я понимаю, что у нас совесть уже не чиста. Но знаешь, я не так уж отличаюсь от Гамсахурдиа, я тоже считаю, что национальное возрождение Грузии должно начаться с ее освобождения. И знаешь, почему?

...

— Потому что вы, большевики — как тот черный кобель, которого не отмоешь добела. Вы играли и играете на низких чувствах толпы. Вы — ее вожаки. Вы не воспитываете, вы потакаете. Что вы принесли в Грузию? Низость и дикость.

— И деньги — сказал я

— Да, и деньги — согласился Мамардашвили — на эти деньги у нас цветет наркомания, двадцатилетние бросают институты и разъезжают на Волгах, идет спекуляция. Это все — дикость, дикость народа, дикость общества и в основе всего — вы. У нас просто нет хорошего примера для подражания — а есть дурной. То есть вы. Поэтому, извини, Михаил, но я не буду с вами, с тобой сотрудничать. Не хочу испачкаться. Не хочу. Мне жаль тебя. И жаль Раису. Может ты и хочешь изменить что-то к лучшему, но у тебя не получится. Лучшее что ты можешь сделать — идти в Европу. Вот все что я имею сказать.

Мамардашвили, наконец, высказался и умолк. А я смотрел на него и думал — да... Прав был Ленин, говоря про то, что интеллигенция это не мозг нации, это ее ...

Но последнее слово — я все же оставил за собой.

— Ты прав, Мераб. Знаешь, я тебе могу без задней мысли это сказать — ты прав

Мамардашвили смотрел на меня через очки совиными, удивленными глазами

— Да, у нас было много ошибок в прошлом и вероятно, будут и в будущем. Без ошибок просто не получается управлять.

...

— И вот ты сейчас сказал мне в лицо все что думаешь, и правильно сказал — только дальше то что? Ты пойдешь домой с осознанием собственной моральной правоты и непогрешимости. Ты будешь уважать себя за то, что сказал все это в лицо члену Политбюро, генеральному секретарю — то, что многие думают, да высказать не рискуют — а ты взял и сказал, молодец. Но ты встал и ушел — а я остаюсь здесь. У кого мне спросить совета в трудную минуту?

...

— Поверь, желающие дать совет — найдутся. И не только дать совет, но и воплотить его в жизнь, засучив рукава. А вы так и будете в сторонке. В своей недосягаемой моральной правоте. И потом снова будете сидеть в тюрьме или психушке, и думать — как так. Почему ничего не меняется. Да потому что когда вам дается возможность что-то изменить — вы все просираете. И ты сейчас — просрал. С этим вот — и живи.

После того как Мераб ушел — подошла Рая. Уже по моему лицу, она поняла, чем закончился разговор.

Оба мы молчали. Я вспомнил стихи... не помню, откуда. В памяти всплыло.

Звезды синеют. Деревья качаются.

Вечер как вечер. Зима как зима.

Все прощено. Ничего не прощается.

Музыка. Тьма.

Все мы герои и все мы изменники,

Все одинаково верим словам.

Что ж, дорогие мои современники,

Весело вам

* * *

?

— Его тоже можно понять — прервала молчание Раиса

— Нет — качнул головой я — нет, не понимаю.

— Если он примет твое предложение — он станет изгоем. Ему и руки никто не пожмет.

— Ах так?! То есть, в Сибирь в каторгу — можно! На плаху — можно! В ГУЛАГ — можно! А вот что-то реально попытаться изменить — нельзя?! У него что, совесть избирательного использования, только для взаимоотношений с государством, так что ли? Друг с дружкой можно и без совести прожить?

Раиса ничего не ответила

* Пономарев был выдвинут на должность видимо Димитровым и Куусиненом. Он кстати был сильным специалистом, иначе, чем официальная точка зрения оценивал многие события на Востоке — Ирак, Иран, Афганистан. Но при этом он — и это признают многие после 1991 года - намного ранее 1985 года отошел от коммунистической идеологии и перешел на позиции скорее меньшевизма

** Качиньского придурком назвал сам Валенса

* * *

Георгий Иванов

Исламабад, Пакистан

13-14 марта 1985 года

Генерал уль-Хак был напуган. Так как никогда в жизни не был напуган. И то что они уже взлетели, что проклятая советская земля осталась позади — его ничуть не успокаивало.

Генерал родился в семье военного, офицера британской армии, он родился еще во времена раджа, когда Британия осуществляла свою власть над Индией и был свидетелем раскола страны и конца раджа. Но для него, для его семьи — изменилось немногое. Они были частью армии, у его отца был вице-королевский офицерский патент. Кстати, именно вице-королевский. Индийская армия не была частью британской, была отдельная индийская армия, и патенты на звания выдавал не король — а вице-король. Была так же и отдельная Армия границы — племенное ополчение феодалов, которое содержали сами феодалы в обмен на британские титулы и звания.

Они все были одного круга. Все они родились в особых районах в которых жилье было только для военных. У всех были английские няни, все они подрастя — отправились в пехотное училище в Сандхерсте. Армия осталась той же самой, не стало только вице-короля. Армия владела огромными участками земли, которые сдавала крестьянам в обработку — изначально это была земля для заготовки корма для лошадей кавалерийских полков. Армия имела все свое — жилье, банки, землю. Когда британцы ушли, они, офицеры — просто заняли их место. Но они оставались и мусульманами. Это было глубоко в душе, это не переделаешь.

И сейчас генерал пытался понять, с чем же он столкнулся. Советский лидер вряд ли знал бы английский и точно не знал арабский.

Немного подумав, генерал понял — его осенило. С ним разговаривал сам шайтан, вселившийся в советского лидера. Только так можно все это объяснить, шайтану все ведомо. И значит, надо прибегнуть к защите Аллаха для него самого и страны. Значит, Аллах в гневе на него и на всю страну за ту безбожную жизнь, какую они ведут.

И если он не прекратит — Аллах покарает.

Это откровение — как ни странно успокоило генерала. Теперь по крайней мере ситуация укладывалась в его картину мира и он знал, что делать.

Он толкнул в бок своего адъютанта

— Найди мне четки, живо...

У адъютанта четок не было и он отправился искать их по салону — но нашел и принес генералу. Пакистанский генералитет особой набожностью не отличался

Получив четки, генерал уль-Хак успокоился и отвернувшись к окну, забормотал

— Бисмилло и рахмону и раджим...

Адъютант понял, что генерал молится, это было непривычно, но понятно, и из уважения он даже отсел подальше, на другое место, чтобы не мешать.

Генерал уль-Хак читал фатиху все оставшееся время полета. Согласно хадисам — это самый верный способ сделать так чтобы шайтан от тебя отвязался...

Когда приземлились — генерал уль-Хак неожиданно приказал ехать не во дворец и не домой, на виллу — а к генералу Абдур-Рахман Ахтару, генеральному директору Межведомственной разведки...

Генерал Ахтар был одним из ближайших союзников и друзей уль-Хака. Он возвысился на том, что когда еще до переворота 1979 года группа офицеров задумала облить грязью и добиться отставки уль-Хака, Рахман об этом рассказал уль-Хаку и когда переворот совершил сам уль-Хак — оказанной ему услуги он не забыл и назначил верного соратника начальником разведки — в этой должности он и пребывал с семьдесят девятого года.

Генерал Ахтар, предупрежденный звонком — ждал президента в крикетном клубе. Зелень, поле, небольшие трибуны, утопаюшие в цветах небольшие здания — все это как нельзя лучше подходило для серьезного разговора.

Ахтар, увидев подходящего президента, сразу обеспокоился — тот был каким-то нервным, с бегающими глазами. В глазах был... страх.

— Что произошло в Москве? — спросил Ахтар, когда президент сел рядом на простенькое кресло трибуны. Гулял ветерок, на поле разминались члены любительской команды...

— Неважно — сказал президент — как думаешь, новый советский лидер Горбачев говорит по-английски?

— Пока ЦРУ не дало досье на него, но вряд ли. Там мало кто говорит.

— А по-арабски?

— Практически исключено.

...

— Что произошло, раис?

Президент отмахнулся, как будто отгонял комара

— Ничего. Я вот думаю, мы неправильно живем.

— О чем ты, раис?

— Ты когда последний раз был в мечети? Когда вставал на намаз?

— Я хожу каждую пятницу — сказал Ахтар и соврал

— Намаз положен пять раз в день.

— Но путникам, а так же тем кто не может совершить...

— Это отговорки!

...

— Отныне я сам буду совершать салат* как и подобает правоверному и хочу чтобы ты и твои люди тоже это делали.

— Хорошо, но...

— И предоставь мне справки на семерку**, кто из них самый религиозный, кто совершил хадж. Только не вздумай врать! Ты думаешь, я не знаю, как Раббани совершает харам с мальчиками? Из-за таких как он — Аллах и не дает победы над неверными!

— Хорошо...

— Таким как Раббани — больше не помогать. Ни деньгами, ни оружием — ничем. И тем, кто привержен национализму или берет деньги у бывшего Короля — тоже. Только те, кто сражается на пути Аллаха — заслуживают помощи. И то если руки их чисты.

— Такие люди... ты же знаешь, что их мало. Американцы поддерживают в основном бывших феодалов и националистов.

— Американцы неверные!

Ахтар подумал — какого черта, какая муха покусала раиса? Он в Москву съездил или в Тегеран какой-нибудь? С какой стати он стал таким богобоязненным? Может, у него накануне серьезную болезнь обнаружили?

— Больше мы не будем помогать неверным. Мы будем хитрить. Не зря в Коране сказано, они будут расходовать на то, чтобы отвратить верующих от пути Аллаха. И они израсходуют, потом они потерпят убыток, потом они будут повержены. Так все и будет, и мы будем смеяться, радоваться неудачам неверных...

Ахтар лихорадочно соображал. Только что он встретился с руководством новой организации, она отличалась тем, что не только не требовала денег — но и сама готова была платить, потому что ее поддерживали богатые саудовские шейхи. Эта организация — занималась тем, что переправляла в Пакистан, а оттуда в зону боев тех, кто хотел сражаться на пути Аллаха, а так же уголовников, которых освобождали из всех ближневосточных тюрем в обмен на отправку на джихад. Эти люди нуждались в помощи на пути, и организация выполняла эти функции — она покупала билеты, продовольствие, снабжала деньгами и распределяла добровольцев по подразделениям. Организация эта называлась "аль-Каида", то есть основа.

Ахтар не хотел говорить об этом президенту, по крайней мере, сейчас — тот не доверял саудитам и не любил их, вероятно из зависти. Но раз он стал таким соблюдающим...

— Я встречался кое-с-кем из Саудовской Аравии...

Ахтар, как и многие другие директора разведок восточных стран — были объединены в Сафари-клуб, который создал начальник французской разведки, граф де Маранш, ныне тайный советник Рейгана. Само название — Сафари-клуб — намекало на то что его членов объединяла страсть к охоте и они нередко встречались на организуемых клубом охотах. Нередко — охоты организовывались в Пакистане, здесь удобно было травить лис ловчими соколами.

Кое-кто — это мог быть принц Турки аль-Фейсал, коварный и опасный человек, начальник внешней разведки Саудовской Аравии. Он тоже был охотником и участвовал во всех мероприятиях клуба. Были у него и ловчие соколы.

— И что он сказал

— Кое-кто... — Ахтар показал глазами наверх — сильно недоволен тем, как сильно упала цена на нефть. Очень сильно они недовольны

— И что они предлагают?

— Они пока думают. Шейх Ямани пытается сделать так чтобы цена выросла хотя бы до двадцати долларов. Но это непросто. Добыча в Северном море и эти негодяи из Африки роняют цену. Ограничения добычи больше не работают... как только кто-то начинает снижать добычу, выпадающие объемы замещает кто-то другой.

— И как же поступить?

— Пока плана нет, они надеются на шейха Ямани и его красноречие, но кое-кто считает, что красноречие не принесет результата. Надо что-то сделать...

...

— Например, если террористы начнут сбивать американские самолеты, и след приведет в Иран...

Революционный Иран был парией, изгоем в исламском мире. Все дело было в том, что во всем мире большинство составляют сунниты, но в Иране большинство — составляют шииты, ответвление ислама, ведущее свое начало от Али, родственника Пророка, павшего на равнинах Кербелы. Жестокий клерикальный режим аятолл — пришел на смену относительно либеральному шаху Пехлеви и вел уже много лет кровавую войну с Ираком Саддама Хусейна. Несмотря на то, что войну начал Ирак — у Ирана тоже было рыльце в пушку: они не раз заявляли о том, что намерены в самое ближайшее время "освободить" Кувейт, а затем идти в Саудовскую Аравию, на освобождение Мекки и Медины. Их доктрина — сочетала исламский фанатизм с ужасом глобальной революционной войны. Они уже создали вооруженные отряды внутри страны — Корпус стражей исламской революции и орудие внешней агрессии, аналог Коминтерна — Хезбалла (партия Аллаха).

Уход американцев из Ирана стал для них тяжелой катастрофой, в восьмидесятом году они искренне считали, что вторжение СССР в Афганистан — есть только мера по обеспечению фланга перед нанесением главного удара — по Ирану. Имелись косвенные, но серьезные подтверждения этого плана — в Азербайджане был построен подземный командный центр стратегического уровня, заговорили об освобождении Иранского Азербайджана и Гулистана — туркменской провинции Ирана. Если советские войска ворвутся в Иран — по оценкам американских аналитиков уже через две недели советские солдаты подойдут к Ормузскому проливу и возьмут Запад за глотку: через это бутылочное горлышко транспортировалось пятнадцать процентов мировой нефтедобычи. Сама иранская армия была сильно ослаблена -не было советников, некоторые офицеры бежали, в командном составе армии шли чистки, свирепствовали шариатские суды — так что Советской армии не составило бы труда разгромить остатки иранских вооруженных сил уже в пограничных сражениях, а часть населения встречала бы советские войска как освободителей от религиозной тирании.

В качестве мер противодействия — США рассматривали возможность начать атомную бомбардировку Ирана. Однако время прошло, СССР так и не вторгся в Иран, сам Иран с трудом сдерживал натиск армии Хусейна, иракские стратегические бомбардировщики бомбили Тегеран — а американцы старались держаться от всего этого подальше. Истекающий кровью режим аятолл продавал нефть по любой цене, только бы купили, задорого покупал у посредников боеприпасы и запчасти к американскому оружию. На этом фоне — администрации Рейгана вовсе не хотелось рисковать вторым Вьетнамом, тем более у границ СССР.

Но американцев можно и подтолкнуть. Если Хезбалла начнет террористические атаки — американцы будут вынуждены по крайней мере нанести удар силами авианосцев Шестого флота. Это будет напоминать удар палкой по осиному гнезду — обезумевшие фанатики — хомейнисты и без всяких дальнейших провокаций начнут творить такое, что мир померкнет. И понятно, на фоне всего этого — цена на нефть вырастет.

— И они предлагают сделать это нам

— Скажем так, они не готовы сами ссориться со своим гарантом безопасности...

Да все верно. Только американский корпус на саудовской земле есть какая-то гарантия, что никто не покусится на их нефтяные поля. А это не только иранские клерикалы. Усатый бандит Саддам Хусейн, исповедующий совершенно иную форму злобного безумия — баасизм (арабский фашизм) — не менее опасен. Рахман потратил много времени вместе со своими коллегами по Сафари-клубу, чтобы заполучить перебежчика из Ирака достаточно высокого уровня, который мог бы рассказать о творящемся в стране. Наконец, иорданцам удалось заполучить полковника саддамовской охранки — он ушел после того, как за участие в одном из заговоров, реальном или мнимом — схватили его брата, и он понял, что дальше — его очередь. Рассказ этого полковника о царящем в Ираке кошмаре — вызывал у опытных волков разведки восхищение пополам с ужасом. Саддам, этот полуграмотный бандит с улиц Тикрита, никогда даже в армии не служивший (на Ближнем Востоке армия была важнейшим социальным лифтом) — построил такое... Несколько видов разведки, в том числе партийная. Тройки в армии на всех уровнях — если кто-то предаст, то расстреляют всю тройку. За измену, участие в заговоре — Саддам уничтожал не только виновного, но и всю его семью. В армии существовали стукачи, которые подходили к офицерам и предлагали принять участие в заговоре — это были резиденты партийной разведки. Те, кто соглашался, исчезал навсегда. Семь уровней членства в партии, каждый последующий — имеет неограниченную власть над нижестоящими. Партийные учебы проводятся только внутри своего уровня, верхние уровни засекречены. На верхних уровнях — изучают труды Гитлера и Геббельса. С повышением уровня членства в партии — предоставляются и материальные блага, например, только что кончившему академию офицеру, полагается автомобиль ФИАТ, а члену партии высшего уровня — бесплатно выдают Мерседес. Близ Багдада — строится новый город будущего для... палестинского народа, там должно проживать два миллиона человек. Саддам и не скрывает того, что считает себя освободителем и объединителем арабского народа и в этом качестве собирается напасть на все соседние страны. В стране разрабатывается ядерное, химическое и бактериологическое оружие, принята программа поголовного истребления курдов, закуплены стратегические бомбардировщики и ведется разработка межконтинентальных баллистических ракет.

Хвала Аллаху, Саддам далеко от Пакистана. Но если бы Пакистан лежал рядом с Ираком — вероятно, им тоже нужны были бы сильные друзья, чтобы не пасть жертвой безумца.

Но и деньги за нефть нужны другие. А то один из шейхов выставил на продажу свой флот Боингов-747. Их у него было десять.

— Мы тоже не готовы, хотя...

Ахтар подмигнул

— И не придется. В Пешаваре сейчас много интересных личностей, очень интересных. И оружия. Например, Китай только что передал партию ракетных установок типа Игла. Они конечно не столь совершенны как Стингер — но их много, и если пропадет даже десять штук — никто и внимания не обратит. Много и другого всего...

— Мы не должны быть к этому причастны.

— И не будем. Есть очень интересный тип, сын саудовского шейха, но не такой как все. Их там двое — один врач из Египта, а другой — саудовец. Он получил хорошее образование, но вместо того чтобы работать в корпорации своего отца, отправился сюда чтобы идти по пути Аллаха. По мышлению он, скорее инженер, но искренне верующий. Сейчас встречает добровольцев, помогает размещать, снабжает деньгами и оружием. Но он хочет большего и говорит об этом.

...

— Он даже готов лично отправляться в Афганистан, сражаться с русскими. Настоящий фанатик, говорит, что ищет шахады*. Но ненавидит и американцев. Говорит, что мусульмане не должны принимать от них помощь, что помощь, принятая от неверных, оскверняет джихад и оставляет всю умму под гневом Аллаха.

— Интересно. Как его зовут.

— Фамилию не запомнил. Он всегда просит называть себя по имени. Имя странное, редкое. Осама...

* Пятикратный намаз

** Пешаварская семерка — высший совет лидеров моджахедов

* Гибели при джихаде, гарантирующей попадание в рай

Где-то в Москве

11-12 марта 1985 года

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция...

— Извините!

Пожилой, средних лет человек — с неожиданной силой ломанулся к дверям, в последний момент подставил ногу — и каким-то чудом протиснулся на платформу, когда поезд уже почти тронулся. За спиной заругались

Плевать!

Рысью, по скользкому мрамору в переход, расталкивая людей. За спиной послышалось возмущенное

— Хам!

И — вот оно, его счастье — отходящий от платформы синий экспресс. В него он втиснулся в самый последний момент, уже под шипение закрывающихся дверей.

Есть. Ушел.

Слежку за собой — он обнаружил еще позавчера. Отрываться не стал — до поры. Следили не свои — дети и внуки Дзержинского, мать их.

Комсомольская!

В поезде — он перевернул куртку, она была двухсторонняя, сменил кепку на темную, слишком уже жаркую зимнюю шапку. Вместе с толпой, спешащих к поездам — вывалился из вагона, толпа увлекла его вверх, к долго идущим эскалаторам. Он шел, повинуясь толпе и не поднимая глаз— опыт заставлял его вести себя именно так. Запоминают того с кем встречаются глазами.

Хрен им.

Нырнул в переход, подстроился под толпу. Вышел вместе с ней к Ярославскому. Рядом — транспортное управление МВД — когда то он тут начинал...

Подошел к расписанию...

— Извините... вижу плохо. На Александров когда ближайшая...

Если за тобой продолжают следить — ты должен максимально запутать след, вступая в максимальное количество контактов с незнакомыми людьми. Просто спроси время, спроси о погоде, спроси, как зовут ребенка.

Пусть отрабатывают...

В поезде было шумно, душно, людно, то и дело хлябали двери, народ входил и выходил. Суббота, все за город, а в обратную сторону тоже толпа — по магазинам.

Опытный мент, он уже знал, сколько человек сидит в вагоне, он распределил их по категориям и выделил опасных. Вон те — явно посидевшие, но ведут себя тихо. Едут с Москвы, может, отработались там. Сообщить в линейный отдел? Нельзя — нельзя себя раскрывать.

Как Штирлицы, е-моё... на своей же земле.

А остальные... из просто граждан за время его работы в органах они превратились в терпил... он зачерствел душой от людского горя, потому что иначе нельзя, сопьешься или свихнешься, если все будешь близко к сердцу принимать. Но он научился и жалеть их по своему — он относился к "честным", когда работал на земле, нелегально принимал заявления от потерпевших, не уничтожал как многие, пытался как то помочь...

Его контактер сел на электричку уже ближе к сто первому километру. Александров — известная столица всякого хулиганья, потому что он был аккурат за сто первым километром. Кого сюда только не выселяли...

В том числе и их. Все они — волки розыска, первыми поняли происходящее — как вынудили уволить генерала Крылова, как застрелился Папутин, как убрали и довели до самоубийства самого Щелокова, как в министерстве воцарился муж Гали Брежневой, Юра Чурбанов. А они ушли... чтобы выжить, они научились перемещаться по системе... кто ушел в провинцию, кто за штат, кто в ГУИН. Но связи они сохранили...

— Здесь свободно

— Садитесь. Доедем...

У подошедшего были удочки в чехле и тяжелый ватник, характерный для рыбаков на льду. На ногах финские желтые сапоги...

— Времени сколько, не подскажете?

— Без семи.

Уточнений не надо было, Без семи — готов к диалогу...

Прошли Струнино. Дальше Александров — конечная остановка московских электричек на этом направлении. Конец пути.

Московскую электричку подали на первую, высокую платформу. Ее не убирали с утра — затоптанный снег, окурки. Народ толкаясь — валил валом к вокзалу, на площадь, где был и автовокзал. На мрачной, серой пятиэтажке — на крыше громоздился лозунг "решения двадцать шестого съезда — в жизнь". Интересно, хоть один человек на площади — знает хоть одно решение двадцать шестого съезда? Вряд ли.

Двое, приехавших с электричкой — неспешно отправились в город, вглубь засыпанных снегом и неубранных улиц, черных обшитых тесом домов, кошек и синиц...

— Ну, как ты?

— Жив как видишь.

— Все там же?

— Ну.

— Что начальство?

— А что, начальство? У нас там, мил друг, как у Христа за пазухой. Козу украли. Мотоцикл со двора свели. Работяги после получки подрались. Как пятница — всем отделом в баньку. Летом овощи свои. Красота...

— Не скучаешь?

— По чему?

— Ну... нас е..т а мы мужаем.

— Чего? Я что, извращенец по такому скучать?

Из-под ног — с недовольным криком брызнула кошка

— Да, Миш. Обуржуазился ты. Огруз.

— Да иди ты! Я второй раз через это все проходить не собираюсь. С..а.

Тогда все действительно получилось по-хамски. Пришла анонимка, явно не случайная, что милиционер такой ездит на Москвиче 2140, просьба принять меры. Начали разбирать по партийной линии. На заседании парткома случился скандал — обвиняемый грохнул на стол документы, из которых следовало, что Москвич он честно приобрел. Сценарий горел — но опытный председатель парткома по-хамски начал спрашивать, почему майор такой то носит буржуйские джинсы. Майор такой то при полном зале снял штаны, чтобы показать, что это не фирма, а самострок, после чего ушел переводом в райотдел в провинцию.

— Миш. Речь не об этом. На тебя Дед выходил?

— Было.

— Ну и?

— Не...

— Что — не?

— Не. Не бывает так.

Москвич покачал головой

— Я тоже думал, что не бывает. Пока Дед не встретил Горбачева во дворе.

— Подстава какая-то

— Зачем ему?

— Птенец гнезда Андропова.

— Сам то себя услышь. Он член Политбюро.

— А теперь Генеральный.

— То-то.

— И все равно — нет, не верю.

— А лучше бы поверить.

Рыбак сплюнул

— Что он говорил

— Я тебе уже сказал. Что готов восстановить всех несправедливо осужденных и уволенных и убрать гэбье из милиции. Дать работать.

— А ему зачем

— А не понял?

...

— При Брежневе — КГБ и милиция были примерно равны. У нас Щелоков, у них Андропов. А теперь — что?

...

— А теперь у ГБ руки, по сути, развязаны. Что им мешает, по сути, в один день арестовать всю власть, а?

Собеседники посмотрели друг на друга.

— То-то. Или убить как в Афгане.

— И все равно...

Москвич посмотрел зло и требовательно

— Давай так, Миш. Это не просьба. Это приказ. Теперь понял?

— Допустим.

— Да не допустим. Ждем кадрового решения.

— Потом?

— Потом начнем разбирать что наворотили. Но тебя я хочу на спецгруппу.

— Какую спецгруппу?

— Увидишь.

— Не... я так не играю.

— Какую генерал Крылов хотел.

Генерал Крылов, создатель МВДшных штабов и системы милицейской науки в том виде в каком она есть — планировал создание на базе службы НН управления криминальной разведки. То есть структуры, которая будет работать в своей стране как в чужой. Под видом научной работы и сбора статистики — сбор и обобщение информации. Нелегальные резидентуры в регионах, не зависящие от местных органов, полностью подчиняющиеся Центру и им же финансируемые. Агентурная работа. Внедрения в мафию. В том числе в торговую — активная оперативно-агентурная работа с внедрением агентов с целью борьбы с коррупцией и хищениями в торговле. Понятно, что такое не было нужно ни КГБ ни большим боссам.

— Не разрешат.

— Посмотрим. У меня и первое направление есть.

— Какое?

— Днепропетровск. Что-то там сильно не ладно.

— Ну... стоило ждать.

— Миш. Хватит из себя пикейного жилета разыгрывать. Воняет везде. И неважно, с какой стороны начинать приборку, если все вокруг в говне. С какой стороны не начинай, не ошибешься. Ну, или... давай. Пей водку и парься в баньке, когда жизнь проходит мимо.

Гость задумался.

— Нам по рукам не дадут, как всегда?

— А я откуда знаю? Может и дадут. Ты жизни не знаешь?

— То-то и оно.

— Не перебивай. Может и дадут. А может и не дадут. Только мы не об этом должны думать. Мы — гончие собаки. Догнать и схватить — вот все о чем мы думать должны. А все остальное — это забота хозяина.

Гость вздохнул

— Внятно излагаешь. Звание то очередное хоть будет?

— Не переживай. Тут с этим все в порядке будет.

А я в это время — отложив бумаги, которые мне наспех подготовили к саммиту СЭВ — сидел и думал. И не о саммите — кстати, документы, несмотря на срочность, подготовили прилично, есть у советской бюрократии и хорошие стороны. А думал я о том кого сделать предсовмина.

Лигачев отказался. Может и потянул бы. Не знаю. Назарбаев? Сложно сказать — он все-таки и на республике нужен, а с другой стороны — он тогда во время погромов, когда Колбина назначали сильно непорядочно себя повел. Алиев? Отличная кандидатура, но рано или поздно мы с ним схлестнемся за власть, не сможет он вторым быть. Рыжков — слаб. Ельцин — самодурист, а нужно не самодурство, а знания. Знаний нет ни у кого. Умение хозяйствовать как то с тем, что есть — имеется, за счет опыта. А чтобы придумать что-то новое, нужны знания. А их нет.

Не подходил никто.

И чем дальше я думал, тем больше приходил к выводу, что лучшим предсовмина будет Михаил Сергеевич Горбачев...

В реальности — Горбачев перетянул на себя одеяло с Громыко, технично отправив его на пенсию с поста Председателя Президиума Верховного совета СССР и сам заняв это место. Но это место — при том, что занимающий его формально является главой Советского союза — оно именно что формально. Подписывать документы и не более того. Реальная власть в экономике — у Предсовмина. И ее то мне надо брать, а о президентстве пока даже не думать.

И вопрос не в том, что как только я заикнусь о президентстве, змеюшник под названием Политбюро сразу все поймет и начнет готовить переворот как против Хрущева — хотя и в этом тоже. И не в том, что придется менять конституцию — а я категорический противник что-то делать с конституцией, по крайней мере, сейчас. А в том, что если я захочу стать президентом — региональные первые секретари тоже захотят изменить свои конституции, ввести посты президентов и стать ими. И станут — юридических способов помешать им у меня не будет, потому что у каждой республики своя конституция и свой Верховный совет, юридически неподконтрольный власти в Москве. После чего, конфликт полномочий становится неизбежным, и мы сделаем большой шаг к параду суверенитетов и развалу страны.

А предсовмина — во-первых, такая должность уже есть, менять под нее законодательство не надо. Во-вторых — если они тоже захотят, что не факт, потому что должность предполагает реальную ответственность за положение дел в экономике — я же их и драть буду за упущения в работе. Будет еще один громоотвод для народа: в магазине нет мяса? Так вот — предсовмина ваш. Вот и спросите у него — почему в магазине и того нет и этого.

Почему предсовмина должен быть именно я? Потому что только я знаю, как выглядят и работают институты в нормальной экономике. Если я знаю, то я и могу строить. Потому что знаю что — строить. Перестройка потому и кончилась такой трагедией, что реформаторы с трудом представляли себе конечный результат реформ. Если не знаешь, куда идти, то ты точно не придешь туда, куда нужно. И мало кто знает, что Дэн Сяо Пин перед началом реформ не раз ездил к Ли Куан Ю. и изучал опыт Сингапура, перед тем как начинать реформы у себя дома. То есть он знал куда идти, видел конечный результат своими глазами. А Горбачев куда ездил? Рыжков? Да никуда. Весь их опыт — это взгляд со стороны, нахватались чего-то там по верхам. Буш в своих воспоминаниях написал, как во время визита 1989 года Горбачев спрашивал насчет американских домов, как они продают, как покупаются и сколько стоят. Думаете, он переехать хотел? Да нет, как раз хватал по верхам, пытался понять. Почему тут так а у нас ... ж... об косяк. Говорят, что Ельцин принял решение, что так больше нельзя, когда первый раз приехал в США и посетил супермаркет. Знал бы он, какое г... о там продают — например яблоки с каким-то напылением, они шесть месяцев легко лежат, только кожуру есть нельзя, рак заработаешь. Хотя может тогда такие и не продавали...

Или как Лигачев — американцы это вспоминают — уже после падения СССР приезжал в Нью-Йорк. Он все спрашивал у принимающей стороны, кто же отвечает за продовольственное снабжение такого огромного города, а американцы никак не могли понять, о чем этот странный русский спрашивает, и вообще что такое "продовольственное снабжение".

Или, как потом вспоминал банкир Пугачев — как дочери Ельцина получили кредитные карточки, и пошли по магазинам. Они ведь даже не понимали, что карточка это не волшебная палочка и за все покупки кто-то должен будет заплатить. Ну и какие тут реформы делать?

Если начать реформы теми людьми, которые начинали в той реальности — академики Абалкин, Ситарян — к тому же и придем. К краху. Надо строить правильные институты — и только потом предоставлять свободы, чтобы пользоваться ими. Свобода без институтов — это хаос.

Есть и еще одна причина, почему лучше мне идти на предсовмина и не заикаться пока о президентстве. Сейчас система хоть как то работает в условиях советов и административной вертикали партии. Наличие избранного прямым голосованием президента — моментально вызовет вал подражаний: каждый чиновник тоже захочет подобный прямой мандат. Вроде как это демократия, но именно такая демократия и привела в итоге к обрушению страны. Причем и в экономике и в политике механизм был схожий.

Почему то в СССР считается, что если человек выбран всенародным голосованием, то он должен и может подчиняться только своим избирателям, и только они его могут снять. Откуда это — я не знаю. Но это очень опасное заблуждение. Например, введенная Горбачевым выборность директора трудовым коллективом как то сразу привела к тому, что министерство, вышестоящие структуры не могут его снять. А почему? В принципе, и введение поста президента сыграла такую же роль — первые секретари республиканских обкомов моментально избрались и стали кум королю сват министру — федеральный центр их снять как бы уже не мог. В трагедии 1991 года это сыграло огромную роль — раньше они дрожали перед Москвой, а теперь были неприкосновенны и знали это.

В США эти вопросы решаются довольно просто. Губернатор принадлежит либо к одной либо к другой партии. Никто не пойдет на конфликт с президентом страны, если они в одной и той же партии. Если в разных — пойти, конечно, могут. Но есть такая штука как разделение полномочий между центром и штатами. У штатов есть свои прерогативы (и свои налоги), у центра свои, а у муниципалитетов свои. Там кстати нет такого разделения, когда часть налога идет в центр, а часть штату — каждый собирает свои налоги, и каждый налогоплательщик знает, на какой уровень идет его налог. Местные налоги платят в первую очередь, потому что они идут на школы и на полицию. И не может быть такого, чтобы штат решал, сколько денег отправить центру, а забастовавшая шахта — сколько платить налогов. А в СССР это было!

И надеюсь, не будет.

Короче говоря, должность президента обещает больше проблем и рисков, а вот профит от нее не так очевиден, по крайней мере, на первом этапе. Так что решено — на Совмин иду я сам, партией пока пусть рулит Лигачев, а Громыко пусть останется на парламенте. И конечно, никакого Съезда не будет — и так депутатов хватает...

— Зря ты на Совмин идешь

— Почему?

— Крайним будешь. Чуть что — все на тебя будут валить.

— И так свалят. Не думаешь?

— Ну как. Если решение приняли коллективно...

— Так...

— Не согласен?

— Нет, конечно. Коллективное решение это признак безответственности.

— Ну ты и... бонапартист.

— О как! Это ты меня оскорбить что ли так решил?

...

— Наполеон Бонапарт меньше чем за двадцать лет подмял под себя всю Европу, это никому не удалось, даже Гитлеру потом. А ты за семь лет страну развалил. Лучше уж быть бонапартистом...

— Михаил Сергеевич...

Пономарев...

— Собрались уже все...

— Иду.

Что говорить — я знал. Не совсем то, что мне напечатали в докладе. Совсем не то. Как говорил Гельвеций — знание принципов легко заменяет незнание некоторых фактов.

Ведущий дискуссию секретарь СЭВ Вячеслав Владимирович Сычев, доктор технических наук, ученый и инженер, который тут был совсем не на своем месте — объявил минуту молчания по Черненко, а потом объявил, что слово предоставляется генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Ну...

— Дорогие товарищи. Прежде всего, позвольте выразить благодарность за принесенные соболезнования по случаю кончины Константина Устиновича Черненко, стойкого коммуниста и борца.

...

— Позвольте так же выразить благодарность за то, что каждый из вас нашел время лично приехать в Москву в такой тяжелый для нас час. Но — все мы смертны, товарищи, и каждый из нас рано или поздно закончит свой жизненный путь на этой земле, и значение будет иметь лишь то, что оставим мы после себя на этой Земле, как будут помнить нас люди — с благодарностью или...

Пауза повисла в воздухе.

— Ни для кого ни секрет, что наше отставание от ведущих капиталистических стран по некоторым экономическим показателям, вызвана страшным ударом войны, который пришелся по нашим странам и заставил нас восстанавливать, в то время как другие могли строить. Но время идет, и чем дальше от нас эта война, тем менее терпимыми являются наши оправдания, почему мы не можем обеспечить наших граждан всем необходимым!

Потрясенное молчание

— Товарищи. Доверие к власти определяется делами, а не лозунгами. Тот Железный занавес, как его назвал Черчилль — истончился и скоро нам придется выслушивать недовольные вопросы своих граждан — почему мы должны стоять в очереди на машину, почему у нас квартиры хуже чем там и так далее. Времени осталось немного товарищи — рано или поздно эти вопросы прозвучат. И нам надо ответить на них, ответить правдиво и уверенно, если мы хотим чтобы люди продолжали доверять нам. Мы должны уже сейчас задуматься о том, как наш союз будет выглядеть через двадцать тридцать лет.

Товарищи! В настоящее время наш союз предполагает торговлю только между странами. Я предлагаю пойти намного дальше и перейти к строительству общего Евразийского экономического сообщества по типу европейского. Я предлагаю перейти от дружеских отношений партий и государств — к дружеским отношениям самих народов, вместе борющихся за дело социализма. Я предлагаю принять за основу стандарты Римского договора пятьдесят седьмого года и начать новый этап сближения наших народов на основе следующих принципов:

Первое — свобода для людей. Если мы все строим социалистический строй — зачем нам границы? Почему люди, которые живут в находящихся в одинаковых исторических условиях и стоящих на одной исторической ступени развития — не могут свободно перемещаться между нашими странами, работать, отдыхать. Что заставляет нас, коммунистов, социалистов закрываться друг от друга границами?

Вижу бледное лицо Хонеккера. Уж он то точно знает, что именно. К исторической вражде немцев и поляков недавно прибавились новые обиды. В ГДР уверены, особенно в приграничных областях, что все товары в магазинах скупают поляки. Уже были массовые драки, избиения поляков, проявления ксенофобии. Сейчас, наверное, Хонеккер представил, как в ГДР рванут скупаться русские...

Вообще, сам по себе соцлагерь — это интереснейший исторический парадокс. С одной стороны пропаганда говорит нам, что мы на одной стороне, что мы вместе там за что-то боремся. С другой стороны — попасть из СССР в Польщу намного сложнее, чем из Франции например в Великобританию. Интересно, а почему так? Почему действительно нас разделяют границы?

Как то это можно вывести из того факта, что в странах социалистического лагеря плановая экономика и планируют все только для своих. Но — неужели нет туристов и туризма, гостей... что это за система такая?

Подспудно объяснений два. Первое — как то неохота лидерам восточного блока, а тем более лидерам СССР чтобы народ массово ездил к соседям и сравнивал, кто и как живет. Очень интересные сравнения могут возникнуть.

Второе — сам просоветский блок в Восточной Европе — строится на гнилом фундаменте восточноевропейского национализма. Почему "гнилом"? Есть и нормальный социализм, согласен — но не там. Страны Восточной Европы получили национальную независимость достаточно поздно и без борьбы, просто по факту массового крушения Империй в ходе второй мировой войны. Они отпали от в общем то неплохих стран. Польша — самая проблемная в регионе — выпала из амбициозной и деятельной русской матрицы. Некоторые другие страны выпали из состава Австро-Венгрии, которая как ни крути — проделывала огромную работу по оцивилизовыванию пространства южной и восточной Европы. На смену имперским администраторам пришли обиженные и мало к чему годные представители "национальной элиты", они вынуждены были искать объяснения тому, что мы в своем собственном государстве живем лучше, чем раньше жили в чужом — хотя достаточно было выйти на улицу, чтобы понять, что это не так. И тогда они начали искать смыслы нового государства. И находили — вражда с соседями, национальное превосходство, насильственное развитие национального языка, преследование евреев, коммунистов и других "нежелательных элементов". На этом пути — почти все эти страны по доброй воле пришли к нацизму.

Потом их всех "освободила" Советская армия. И местные коммунисты, до ВОВ бывшие преследуемыми париями — взяли реванш. Но проблема не решилась. СССР снабжал зерном и энергоносителями, помогал восстанавливать страны после войны, бесплатно передавал технологии — но проблема не решалась. Проблема была скорее психологического плана — ощущение малости, уязвимости, подавляемая враждебность и зависть, зависть, зависть. Вот поэтому они и отгораживались границами... это понимание маленького зверька, которому только и хочется, чтобы забиться в норку и оттуда шипеть на весь белый свет.

И с этим вот — придется иметь дело.

— Второе — это свобода для промышленности и торговли. Мы не просто должны сохранить тот уровень взаимной торговли, какой достигнут между нашими странами, мы должны пойти по пути прямого выстраивания отношений между нашими предприятиями и даже отдельными гражданами. Я не могу понять, почему польский или немецкий гражданин не может работать в Москве, если это необходимо, а советский гражданин — в Варшаве или Дрездене. Что этому мешает? Что произойдет, если польское предприятие откроет свой филиал в Киеве, а ГДР будет шить свою прекрасную одежду в Ленинграде или Риге?

Теперь краем глаза наблюдаю за Ярузельским — тот неподвижен, только капля пота течет по щеке. Для него, человека, который, прежде всего поляк, будь он коммунист, генерал, начальник государства — но прежде всего поляк — это немыслимо. Польша для поляков! Как это так вообще — по Варшаве будут русские ходить как в старые времена...

Как то странно улыбается один Чаушеску. Может потому что думает — хрен они у меня что купят, у меня и для своих то в магазинах пустые полки. А мы сейчас рванем в Молдавию скупаться, все магазины вынесем...

Господи... какие же все заскорузлые ксенофобы. Им про интернационализм можно часами говорить — но это все для них на уровне фестивалей и съездов.

— И третье, наконец. Я думаю, ни для кого из здесь сидящих не секрет, что мир Запада обрушил на страны социализма новую волну агрессии. Польша стала первой жертвой нового наступления. Но если мы ничего не предпримем — то же самое, что происходит в Польше произойдет в каждой нашей стране. Неофашистская клика, возглавляемая Рейганом и Тэтчер, размещает в Европе ядерное оружие, нацеленное на наши города. Преследуются и уничтожаются коммунисты в Чили, Ливане, Турции. В огне Никарагуа. Происходящее требует принципиально иного уровня реагирования, в то же самое время— мы больше не можем позволить себе ничего, что напоминало бы операцию Дунай. Мы не можем дискредитировать себя ни перед развивающимися странами, ни даже перед нами самими. В связи с чем, я настоятельно предлагаю подумать о создании не просто консультативных советов — а общих для всех наших стран структур: в армии, народной милиции и государственной безопасности. Это должны быть структуры, которые в мирное время, поддерживают сотрудничество соответствующих служб внутри нашего социалистического лагеря, занимаются обучением, стажировками, оказанием практической помощи и передачей опыта. Народная же милиция и госбезопасность будет совместно работать и в мирное время, противодействуя общим для всех нас угрозам и приходя на помощь тем из нас, кому сейчас труднее всего.

Я сделал паузу

— ... Товарищи. Я прекрасно понимаю, что для воплощения всего этого в жизнь могут потребоваться многие годы. Но тот, кто не двигается вперед — тот откатывается назад. Тот кто не наступает — тот отступает. Через пятнадцать лет — мы будем встречать двадцать первый век. Наши дети и внуки будут его встречать. В каком мире они будут его встречать. Что мы сможем для них сделать, на каком отрезке пути мы передадим им факел. Смогут ли они с уверенностью сказать — наши отцы сделали все возможное для строительства социалистического общества, и теперь мы можем делать новые шаги на пути к коммунизму...

Сказал я много, ответные речи были явно скомканы. Все говорили привычные фразы, означавшие верность — но у всех в голове, как крысы по норам — шныряли мысли. Откуда это? Кто за всем за этим стоит? Как теперь быть? Кто будет за, а кто — против? К кому обращаться теперь в Москве?

Но все понимали, что, так как раньше уже не будет.

Никогда.

После моего выступления, обещавшего наделать столько шума — подошел Громыко. Это его бумажки, точнее, его и Пономарева людей я отложил в сторону — и ему это вряд ли понравилось. В конце концов, в СССР аппаратная традиция предполагала подчинение политиков — аппарату. Даже генеральный секретарь во многих случаях — говорящая голова и не более того. Здесь вообще не привыкли к политике, как индивидуальному действию. Все решения принимаются коллективно. Или... не принимаются...

И понятно, что в него на уровне инстинкта вбито, что Генеральный секретарь непогрешим... если генсек не прав, смотри правило номер один. Но в его понимании — я сейчас сделал дело недопустимое... опасное и недопустимое. Хотя кое-чего я добился прямо сейчас — договорились отдать мои предложения на проработку и создать рабочие группы по каждому предложению. Это вообще-то способ замотать — но только если инициатор не будет продавливать.

— Михаил Сергеевич — сказал он глядя одним глазом на отъезжающих — поговорить надо.

Я кивнул

— Сейчас, как делегации уедут...

Делегации уехали, мы прошли обратно в зал заседаний. Обслуга, уже приступившая к уборке, увидев министра и генерального секретаря — прыснула как пескари при виде щуки.

Громыко сел на место Хонеккера. Налил себе Боржоми из нетронутой бутылки и с шумом выпил. Я сел на край стола и тут же одернул себя — чисто по-американски, дурак, ну где это видано, чтобы генеральный секретарь на столе сидел, еще на подоконник сядь, придурок! Но пересаживаться не стал, чтобы не продемонстрировать уязвимость...

— Миша. Ты широко шагаешь. Ты понимаешь, что такие вещи надо согласовывать с Политбюро?

Я кивнул

— Понимаю.

Да, понимаю. Я смотрел на Громыко, зубра отечественной внешней политики и думал — куда все делось? При Ленине — стратегической важности решения могли приниматься за сутки, а державный корабль иногда такие кренделя выписывал!

А теперь? Как американцы говорят — большие, волосатые, наглые цели — где они?

— Давайте по очереди, Андрей Андреевич.

— Хорошо, давай. Ты понимаешь, что такое свобода перемещения в том виде, какой ты нарисовал? А?

— Понимаю.

Громыко уставился на меня — с таким спокойствием это было сказано.

— Все ринутся туда — сказал он — это для начала.

— Как понять, все ринутся туда?

— Скупаться, ты что как маленький?! — разозлился Громыко — там, в Польше джинсы на прилавках лежат!

Господи...

— Ну и что?

...

— Ну, хорошо, Андрей Андреевич. Допустим, наша молодежь рванет в Польшу, купит там себе по двое — трое джинсов. Что еще купит? Ну, там косметику к примеру. Что в этом такого страшного? Поляки нашьют еще джинсов.

Громыко смотрел куда-то мимо меня невидящим взглядом и думал. А я тоже сидел и думал — как мы добрались до такого. Говорят, Юрий Владимирович делал все для того чтобы было как можно меньше туризма, даже в соцстраны. Но зачем?!

Чтобы молодежь джинсов себе не купила что ли?

Что мы все такие... перепуганные то?

— Не знаю, как на это Виктор Михайлович посмотрит... — сказал Громыко

— Он посмотрит, так как надо будет. У нас в конце то концов — есть социалистический лагерь или его в помине нет?

...

— Ну, я не говорю о том, чтобы на самотек пустить. Есть организованный туризм, начнем продавать туры. Посмотрим, сколько мы сможем принять, сколько они. Каждый год будем увеличивать. Но я не понимаю, почему советский человек не может свободно ездить по таким-же социалистическим странам, как и наш СССР.

...

— И то же самое по открытию предприятий, филиалов, торговле. Почему это невозможно?

Громыко, получив отпор на первый наскок, молча сидел и думал

— Андрей Андреевич...

— Я не знаю, Михаил Сергеевич... — сказал он — не знаю, что тебе сказать.

...

— Мы жили, так как жили, и сейчас так живем, и вопросов почему — задавать было не принято. Раз так — значит так надо.

Громыко посмотрел в окно на ночную Москву.

— Мы так жили, и с этим — вот это все построили. Как смогли. Как сумели. Но ты, наверное, прав, что задаешь вопросы. Пора их задавать. С нами — всё... годы не те. Пора приниматься за дело уже вам

Громыко помолчал и сказал

— На пенсию мне надо...

— Не отпущу! — резко сказал я

Громыко повернулся и посмотрел на меня

— Почему?

— Вы уйдете, другие уйдут. И что будет? Те кто придут, тут же дров наломают. И вы и я — солдаты партии. Солдаты на мировой войне коммунизма и капитализма. Идет война. Как называется тот, кто уходит с поля боя во время войны?

...

— Мне нужна ваша помощь. И поддержка. И главное — критика. Не думайте, что я не прислушиваюсь к тому, что вы говорите.

Громыко долго молчал. Потом как то растерянно сказал

— А я и сам не знаю, Михаил, почему например, нельзя в Польшу ездить или в ГДР. Вот думаю сейчас — и не знаю. Все боимся — как бы чего не вышло, как бы какой-нибудь идиот и себя не опозорил и страну заодно. Вот и запрещаем. Чтобы спокойнее себя чувствовать. А так...

...

— Что делать будем?

— Потихоньку отпускать гайки — сказал я — сразу нельзя, сорвет. Но и оставлять, так как есть — нельзя, по сути, каждый запрет сейчас, скорее, во вред, плодит диссидентов и порождает десяток путей обхода. А с нашими союзниками...

...

— Мы идем по пути реформ. Реформ не только назревших, но и перезревших. Они либо идут с нами, либо...

Дальше я не сказал. Но все и так было понятно.

Зил — привычно скользил по московским улицам, во тьме и тишине. Давали зеленую улицу, хотя могли и не давать. Улицы — почти пустые, для того кто хорошо знал Москву нового времени — такие полупустые трассы, на которых почти половина трафика автобусы и грузовики — выглядели дико. Ничего, лет через десять тут появятся первые пробки, уж я то постараюсь. Строительство в Елабуге доведем до конца и ЕЛАЗ запустим, расширим производство в Москве... в общем народ автомобилями обеспечим. Кстати, вы знаете о том, что автомобиль Фиат — Пунто, который в начале девяностых выиграл конкурс "автомобиль года" в Европе — это и есть тот самый Елаз, который разрабатывали на советские деньги. Но мы поступим проще — возьмем то, что уже производится, для быстроты и простоты освоения. То, что не сможем быстро освоить — пока будем закупать. И запустим...

Все не отпускают мысли о демократизации — и надо и нельзя. Прожив долгое время в Америке, я прекрасно понимаю, почему все проекты демократизации в СССР/России либо потерпели крах, либо привели совсем не туда. Созыв Съезда, первые свободные выборы — это не демократия, это было политиканство, потому что у избиравшихся демократических политиков — за спиной не было ничего. Только болтовня.

В США демократия глубоко провинциальна, и в этом то ее успех, потому что это — на самом деле демократия, власть народа. Демократия начинается с городского или сельского округа. Основные налоги не федеральные и не штата — а местные, которые на месте собираются и тратятся. Полиция, школа, дороги — это все на местные налоги. Конгрессмен округа — это местный парень, который со всеми за руку, и когда уезжает в Вашингтон — то делает все чтобы именно в его округе были потрачены федеральные деньги, на что угодно. Общины в кровь грызутся, чтобы заполучить федеральный объект, неважно какой — военная база, тюрьма, больница. Потому что это налоги и рабочие места. Там непредставимой дикостью выглядят слова "понаехали тут!" — если люди приезжают, это хорошо, они тут будут работать, тратить, платить налоги, всем будет легче. А теперь вопрос — с чего начал Горбачев?

Собрал съезд и устроил фестиваль политиканства на всю страну. Ну кому какая разница, был или нет заключен секретный протокол к пакту Молотова-Риббентроппа, если в ста километрах от Москвы дома уже по окна в землю вросли и туалеты на дворе? Решать совместно проблемы домов и туалетов, а так же больниц, школ и прочего — это и есть демократия. Это — демократия, а не солженицынская "жизнь не по лжи".

Но все же какие-то элементы демократии надо внедрять. И получается, сверху — снизу тоже надо, но это и труднее и дольше. Например, почему бы не пойти по китайскому пути и не внедрить процедуру избрания Генерального секретаря не Политбюро, а Съездом?

Первое — вообще, закладывается прецедент сменяемости и избираемости власти, а казус Горбачева показал как это необходимо. Ведь, по сути — убрать хотели Горбачева, а убрали — страну. Во многом страна рухнула от того что у власти был ненадлежащий, некомпетентный генсек, а нормального правового механизма его поменять не было. Он и когда первым президентом СССР то стал — в порядке исключения его избрал Съезд.

Второе — в общем-то, можно таким образом провести и конкурентные выборы — кто сказал, что кандидат должен быть только один. Не сразу — но может быть и получится прийти к тому, что кандидатов будет несколько и каждый со своей программой.

Третье — генерального секретаря, которого избирает Съезд почти невозможно келейно убрать — надо собирать внеочередной Съезд и объяснять на нем причины — и не факт, что съезд поймет. Такое получается эрзац-президентство, но без рисков, которые на данном этапе влечет за собой введение поста президента СССР, всенародно избираемого.

Тут конечно надо все взвесить. Еще со времен Ленина действует запрет на фракционность — но это не значит, что самой этой фракционности нет. Вообще, запрет фракционности сыграл намного более негативную роль чем это принято считать и является одной из причин того что сталинизм вообще стал возможен. Запрет на полемику, запрет на несогласие, сложившееся табу на любой спор, негласное требование проявления дружелюбия — все это делало невозможным понять, кто что реально думает и замышляет. Сегодня тебе улыбаются — а завтра нож в спину. Прибавить к этому типично кавказский, гордый, гневливый, раздражительный, мнительный и мстительный характер генералиссимуса — и приехали. И если не стоит вводить альтернативные выборы сейчас, даже на съезде — то это не значит, что нельзя будет в будущем. И в будущем может будет и не одна партия.

— Вот, это ты правильно подметил — я тоже об этом думал

— О чем?

— Чтобы не одна партия.

— Это тебе кто, Яковлев подсказал?

— Ну да. Как в Америке. Республиканцы и демократы

...

— Ты его кстати в Москву собираешься возвращать?

— А он сейчас где?

— В Канаде, послом

— Пусть там и сидит

— Это ты зря. Никто лучше него Америку не знает.

— Я знаю. А вот поделись, ты какую вторую партию хотел?

— Это тебе зачем?

— Да просто интересно. В США понятно, республиканцы партия ВАСП, демократы — меньшинств, они более левые. А ты то куда?

— Я социал-демократическую партию хотел делать

— Зачем?

— Надо. Как ты в Европу будешь интегрироваться?

...

— Молчишь? Есть такой второй интернационал, социал-демократический. Там очень авторитетные партии, некоторые у власти в Европе. Вот через них...

— Нда...

— Опять не согласен?

— Само собой. В какую Европу ты поведешь страну при таком уровне жизни? Ты знаешь Норвегию?

— Знаю.

— Когда я жил, они были едва ли не богаче всех в Европе. Но в ЕС не вступали. Их бы хоть завтра приняли — но им зачем? Беженцев кормить?

— Погоди, ты хочешь сказать, что в Европу только богатых принимают?

— Эврика!

— Ну ты так тоже не очерняй. Политика это тебе не...

— Что?

— Ну я понимаю, у тебя теперь капиталистическое видение истории...

— У меня нормальное видение истории. Хочешь быть уважаемым и влиятельным — будь богатым. Если ты бедный, слабый — тебя все так и будут шпынять. Знаешь, одно из самых умных изречений, которое я слышал в жизни такое — если ты такой умный, то почему такой бедный...

— Нет, позволь с тобой не согласиться.

— Не позволю. Хочешь, соглашайся, а хочешь нет — но это так. В то время, в которое я жил — Китай был коммунистической страной, и вел себя все более враждебно и агрессивно. И что Америка сделала? Да ничего! Потому что Китай уже был достаточно силен и богат чтобы делать то что он хотели на Америку не оглядываться. А мы тут? Мы называем себя сверхдержавой и тут же с протянутой рукой идем в Америку — подайте хлебушка. Народ кормить нечем. Ну и какая мы сверхдержава после такого, а?

...

— Ты все равно не прав.

— Жизнь покажет. Ты мне лучше скажи — а как ты собирался партию то строить, из кого? Из диссидентов что ли?

— А тебе зачем?

— Ну, как... подумаю, может и есть какое-то здравое в этом начало. Все-таки сменяемость партий у власти — дело неплохое, по Америке знаю. Хотя бы для того чтобы дать выход народному гневу — до того как он пойдет подрывать устои и крушить основы.

— Нет, не диссиденты. Какие диссиденты.

— А кто? Яковлев?

— Да дался тебе Яковлев...

— Дался, скотина та еще. Но не суть.

— Планировал организовать народное движение за перемены — в центре, в республиках. Потом собрать съезд и учредить партию — народную.

— Погоди-ка. А те движения в республиках... это случайно не народные фронты?

— Ну... была мысль так назвать. А что?

— Значит, и тут ты...

— Это ты про что, объясни.

— Народные фронты в республиках сыграют ключевую роль в развале страны. Сначала они будут поддерживать перестройку, а потом, когда сложности начнутся — тут же переметнутся на сторону националистов и станут требовать выхода из Союза.

— Но почему?

— Не понимаешь? Потому что это интеллигенция. У интеллигенции есть одно качество — она всегда предаст. Как только начнутся сложности, или просто что-то пойдет не так — интеллигенция всегда предаст. И после каждого такого кувырка — они моментально забудут, кого поддерживали до этого и начнут поддерживать новых людей.

...

— Но у русской и национальной интеллигенции есть одно важное отличие. Русская интеллигенция — она народу чужая и русский народ ей тоже чужой. Она никогда не была частью народа, они всегда сверху, поучают, направляют, оценивают — но частью народа себя не считают. А вот национальные интеллигенции — для них их народы свои. Они их часть, они всегда разделяли с другими их национальное чувство. А ты своими народными фронтами — дал им точку консолидации. Когда они почувствуют за собой силу, а за центром слабость -они пойдут на прорыв.

Вечером с Раисой Михайловной разговор опять сорвался... нет, не на крик к счастью — на дела. Видимо, это теперь навсегда так — личной жизни у нас нет, семейной тоже нет — ничего нет. Дела... дела... дела. И видимо так надолго. Впрочем, я сам на этот путь встал, мне по нему и идти...

— Рая ... — сказал я — как у тебя в институте? Извини, сейчас прямо ничего не получится, нескромно будет, но ты по крайней мере людей присматриваешь?

— Присматриваю. Но ты же видишь, как к этому относятся. Мераб отказался сразу. Левада думает.,.

— Предложи им приличные зарплаты. Две, три тысячи...

— Да разве в зарплатах дело?

Эх, Рая, наивная ты моя шестидесятница. Видела бы ты, как они будут и в девяностые и после них — перед олигархами пресмыкаться. В них дело, в них. Всегда в них, это только на вид они — я не такая, я жду трамвая. А на деле — клейма ставить некуда...

— Несколько человек из ведущих — смогу прикрепить к нашему распределителю. Но с этим осторожно. Должен быть членом партии и все такое...

Москва, СССР

Управление безопасности МИД СССР

17 марта 1985 года

В семидесятые годы — в МИД СССР было организовано специальное подразделение, изначально из прикомандированных, а потом из своих безопасников и контрразведчиков. Задачи их были — проверять работу безопасности посольств по всему миру, проверять сотрудников дипкорпуса, давать рекомендации, заниматься безопасностью МИД в самом СССР... короче, контрразведка, только своя и маленькая. Попасть в безопасность МИД считалось огромной удачей, потому что это были единственные контрразведчики, которые ездили и ездили по миру много. В основном в МИД отправляли на пять лет, но если хорошо себя показал — могли и продлить. Это была как своего рода "советническая командировка", только внутри страны.

Павел Иванович Кононенко, начальник сектора (должность по здешним меркам подполковничья, хотя он майор) — когда над дверью кабинета в МИДовской высотке загорелся зеленый огонек, резко встал, одернул пиджак (немецкий, то есть на самой грани) и шагнул к кабинету. Несмотря на каменное лицо, опытный человек определил бы что Кононенко нервничает, хотя этого и не показывает.

— Вызывали, Владимир Дмитриевич?

— Дверь закрой...

Кстати, несмотря на тяжелейший провал, с уходом на Запад аж, главы советской делегации при ООН — им ничего не сделали. Во многом, потому что о них ничего и не знали.

— Садись...

Полковник разминал в пальцах сигарету — когда она совсем истреплется, выбросит в мусорку

— Значит, у нас — сказал полковник — товарищ Горбачев хорошо владеет английским. Так?

...

— Не слышу! Что, язык проглотил!? Там то только так чесал!

— Так точно.

— Откуда узнал?

— Марина... ну то есть Марина Михайловна, супруга моя — им преподавать назначена... Ну то есть товарищу Горбачеву. Она в МИМО преподает, и...

— И?

— Ну, она сказала — странно, ей при первом занятии показалось, что товарищ Горбачев знает язык намного лучше, чем хочет показать. Она и удивилась — зачем ему тогда учить язык, если он и так его знает...

— Ясно. А ты не нашел ничего лучшего, как это обсудить с подчиненными, так?

За спиной полковника висел на стене плакат. На нем было написано — не болтай, в такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетен до измены....

— Ты куда кстати едешь?

Кононенко все понял

— Во Францию, Игорь Иосифович

Полковник достал опечатанный журнал, полистал. Зачеркнул одно и вписал другое

— Во Францию поедет Беклемешев. А ты вместо него поедешь в Судан. По пути подумай над своим поведением

— Есть.

Полковник внимательно смотрел на подчиненного

— Все понял?

...

— Это хорошо, что настучали мне. Если бы настучали Володхину...

Кононенко все понимал. Володихин — секретарь парткома. Если бы про разговоры в курилке настучали ему, он бы собрал партсобрание и влепил бы выговор за политическую незрелость. А с таким выговором не то, что в Судан — в Болгарию не выпустят.

— Как наказывать остальных болтунов решай сам — сектор твой. Но в этот год — ты считай, на карандаше. Еще один залет — и пойдешь обратно самиздатчиков и баптистов ловить.

— Есть.

Полковник спрятал журнал

— Дурак ты. Тут даже стены имеют уши. И завистников на твое место — полон пруд. Иди.

Москва, СССР

Старая площадь

19 марта 1985 года

Утром — заехал на Старую площадь, пока тут остаюсь. Принесли рабочий график визитов — согласовывать. Это ведь тоже — высокое византийское искусство, куда генсек в первую очередь поедет, тем больше благоволит. Я выбрал Киев как место первого визита. Украина.

Затем — пришли с министерства обороны. Первым я принимал генерала Ивашутина.

Ивашутин — легенда, двадцать пять лет во главе ГРУ, больше столько никто не отработает даже близко. У него на могильной плите напишут — жизнь отдана разведке. И это не просто слова — так и есть. Ивашутин обладал великолепной, практически компьютерной памятью — мог говорить о чем угодно, об обстановке в любой точке земного шара по памяти.

И тот факт, что я принимаю начальника ГРУ первым из военных, раньше чем министра обороны и начальника генерального штаба — тоже думаю отметят.

Понятно, что начальник ГРУ пришел с папкой с докладом, но я буквально за несколько минут пролистал его и отложил в сторону. Настало время для серьезного разговора...

— Товарищ Ивашутин... как вы считаете, мы можем победить в Афганистане?

Ивашутин явно не ожидал такого вопроса, но сориентировался быстро

— Полагаю, что сможем, товарищ Генеральный секретарь.

— А я думаю, что нет. Кстати, я Михаил Сергеевич. По крайней мере, с таким подходом к делу мы точно не победим.

Ивашутин... я прекрасно понимал, о чем он сейчас подумал. Это не так сложно, читать мысли людей. Он подумал, что я сейчас начну разнос начальственный.

И ошибся.

— Смотрите. Афганистан. Давайте, подойдем к карте.

Мы подошли к карте. Карта на стене — один из признаков кабинета большого начальника, вместе с телевизором и двойной дверью.

— Посмотрите. С этой стороны Пакистан, с этой — Иран. По сути у Афганистана только три соседа — мы, Пакистан и Иран. Кстати, как Пакистан себя ведет в последнее время?

— Сейчас затишье... Михаил Сергеевич. Снег, горы сейчас непроходимы. Наши радиопосты на границе отмечают снижение активности работы их радиостанций.

— Хорошо. Пакистан — враждебен нам, там у власти одиозный военный режим, с американской военщиной в качестве лучших друзей. Иран?

— Иран после событий семьдесят девятого враждебен нам, Михаил Сергеевич. Они называют нас Малым сатаной.

— В таком случае, мы имеем страну, нетвердой, я бы сказал социалистической ориентации, окруженную с двух сторон из четырех, даже из трех, учитывая Белуджистан — врагами Советской союза, да еще и с хронической распрей в руководстве. Кармаль так и пьет?

Такого резкого вопроса — Ивашутин тоже не ожидал.

— По нашим данным держится... в рамках.

— Кой там в рамках! Война идет! А он...

Я вернулся за стол

— Товарищ Ивашутин. Вы опытный человек, фронтовик. Много чего повидали. Скажите, это правильно, когда мы юнцов туда направляем? Туда, за речку? А то что мы там делаем? Заставы эти, посты — они кому нужны? Каждый такой пост — мишень для душманов. Причем им для успеха надо быть сильными только в одном месте — там где они намерены нанести удар. Нам же надо быть сильными везде. Несправедливо немного, вам так не кажется? Душманам что надо — в день один, два, три наших пацана — не больше. И так — год, два, три...

Я говорил и видел — достаю. Достаю до цели ... ну не может этот мужик, офицер, генерал, фронтовик и разведчик — этого не понимать. Прошли те времена, когда в почете были те, кто гнал личный состав волнами в атаку, на пулеметы. Сейчас для офицеров, для нормальных офицеров солдаты — это чьи-то дети, направленные для прохождения. И попавшие в Афган. Не просто так — такой процент жертв офицеров... они то свою дорогу, свой путь сознательно выбрали.

— Товарищ Горбачев — сказал Ивашутин — если партия прикажет... я сам готов туда идти.

Я хлопнул ладонью по столу

— Нет! Нет!

...

— Партия не прикажет! Надо брать ответственность на себя! И воевать так, чтобы гибли их дети. А не наши!

Я достал листок бумаги, ручку. Начал писать записку, одновременно говоря

— Товарищ Ивашутин. Записку, которую я пишу — отдадите товарищу Маргелову, из ВДВ. Он сейчас в группе генеральных инспекторов, то есть относительно свободен. О разговоре здесь никому. Записка товарищу Маргелову — это на случай, если вопросы возникнут, к нему или к вам. Вот еще одна записка, это к товарищу Смирнову Леониду Васильевичу*.

...

— Товарищ Маргелов сейчас от должности командующего ВДВ освобожден, в группе генеральных инспекторов, то есть у него более — менее день свободен, в то время как вас от текущей работы никто не освобождал... и вряд ли в ближайшее время освободит. Потому товарищ Маргелов сможет работать над планом мероприятий на постоянной основе, а вы окажете ему помощь — вы и товарищ Смирнов.

...

— Мне нужно проработать вариант, когда мы выведем полностью из Афганистана срочников, оставим только сверхсрочников, офицеров и спецназ. Контролировать всю, и даже большую часть территории Афганистана невозможно, да и смысла нет никакого. В конце концов, есть афганская армия, афганцы сами должны защищать завоевания своей революции. Никто, в том числе и мы не обязаны защищать завоевания Апрельской революции вместо них самих....

...

— Как вариант, продумайте оставление всего юга, кроме может быть Кандагара и всего Востока кроме может быть Джелалабада. Еще один вариант — продумайте отступление в районы, в которых велика доля национальных меньшинств, то есть не пуштунов. И которые имеют мощные естественные рубежи такие как Саланг.

Ивашутин достал блокнот и начал записывать

— Второе. В Пешаваре находится так называемая "семерка", в том числе такие одиозные личности, как Раббани, Хекматияр, Халес. Руки у них в крови и афганцев и советских солдат, отступать им некуда, да и не отступят они. Если умеренные, такие как Гилани останутся одни, они могут пойти на переговоры с Кабулом и создание правительства национального согласия. Но пока живы Раббани, Хекматияр, Халес — этого не может произойти, потому что эти люди готовы на все, в том числе и убить всех умеренных, выступающих за прекращение бойни и переговоры. Следовательно...

Что из этого следовало, было понятно и ежу

— Проработайте вопрос с привлечением прогрессивных сил на Ближнем Востоке. Например, сил палестинского сопротивления или йеменцев. Но мы не решим вопрос защиты Афганистана, пока те кто засел в Пешаваре чувствуют себя в полной безопасности. И второе. Необходимо найти решение по контролю за территорией Афганистана. Причем это должно быть техническое, прежде всего решение. Пока существуют безопасные укрепрайоны, пока существуют территории, на которые мы вообще не можем проникнуть — задача не решена. Панджшер мы уже чистили несколько раз, понесли большие потери, но результата нет. Основные силы душманов уходят либо в пещеры, либо в зеленку, как только советские войска завершают зачистку — они возвращаются. А они должны знать, что они в опасности повсюду и всегда, и днем и ночью, и никто не знает, в какой момент пуля или ракета завершат их жизненный путь. Решение, повторяю, должно быть техническим, а не размещать сторожевые заставы или пытаться вербовать агентуру в душманской среде. Посмотрите американский опыт во Вьетнаме... поговорите с авиастроительными КБ...

Ну, если не додумаются про ударный беспилотник. Головы полетят, и в Гостехкомиссии и в Минобороны и...

— Третье. Для чего собственно нам потребуется товарищ Маргелов. Опыт спецназа ГРУ полученный по итогам войны в Афганистане нужно изучать и тиражировать. То есть, мы должны подтянуть морскую пехоту, ВДВ и часть внутренних войск до уровня спецназа ГРУ. То есть — умение действовать небольшими группами, в тылу, без поддержки, соответствующая материально-техническая база. Школы обучения и переподготовки, прежде всего сверхсрочников и сержантского состава. Умение бороться с бандами...

...

— А что касается спецназа ГРУ, товарищ Ивашутин, то мы и здесь должны применить опыт Афганистана. Спецназ должен стать из просто боевой единицы — агентурно-боевой. Может, я неправильно выражаюсь, поправите. То есть, офицер спецназа должен не только уметь взрывать и стрелять. Он должен иметь навыки оперативной работы во враждебной среде. Возможно, даже некоторые криминалистические навыки... чтобы справиться с бандитами это необходимо. Должен иметь знания по психологии, уметь вести переговоры и договариваться с лидерами племен... и все это он должен уметь сам, должен уметь научить этому подсоветных. Вы меня понимаете?

Только ушел Ивашутин — перевели международный звонок. На проводе был премьер — министр Италии...

Система работала безукоризненно: позвонить не успели, а мне на стол уже легла краткая объективка. Беттино Кракси, социалист, премьер с восемьдесят первого года. Валерий Болдин вопросительно смотрел на меня

— Поговорите сейчас, Михаил Сергеевич? Или попросить набрать позже, когда товарищ Громыко будет?

Я пожал плечами

— Наверное, поздравить хочет. К тому же партия дружественная, хоть и не коммунисты. Зачем Громыко, подключай...

Звякнул телефон — у Генсека их больше десятка. Я еще неуверенно снял трубку — не помню где какая.

— Товарищ Горбачев, на связи Рим, канцелярия Премьер-министра.

— Давайте...

В трубке раздалось несколько щелчков, потом зазвучал голос премьера, я молчал. Потом переводчик перевел.

— Товарищ Горбачев, разрешите вас поздравить с избранием...

Короче говоря, минут десять было ни о чем и перевод затруднял переговоры — а английский я пока официально не знал, а итальянский не знал в самом деле. Наконец, премьер перешел к главному.

— Товарищ Горбачев, мне сообщили, что Советский союз интересуется покупкой автомобильного завода у концерна ФИАТ. Мы были бы рады заключить с вами эту сделку и заверяем, что сделаем все возможное для скорейшего ее воплощения в жизнь.

— СССР не интересует покупка завода у компании ФИАТ — сказал я

Премьер явно опешил

— Но товарищ Горбачев, мне передали...

— Вам неправильно передали, СССР интересует сотрудничество с компанией ФИАТ в области производства автомобилей. Для этой компании мы готовы предоставить бесплатно земельный участок, подготовить поставку энергоносителей, предоставить опытную рабочую силу. Мы ожидаем от компании ФИАТ строительства завода мощностью, по крайней мере, на полмиллиона машин в год с последующим увеличением до миллиона машин и более.

Премьер Италии замолчал, обдумывая сказанное.

— Это необычное предложение сказал он — обычно такие поступают... не из социалистических стран.

— Тем не менее, предложение именно таково. Предлагаю взять время на обдумывание, и если компанию ФИАТ это заинтересует, готовить визит. Пока на уровне министерств.

Ошибок при создании АвтоВАЗа было сразу несколько — собственно, весь Ваз был одной большой ошибкой. Купили завод вместо того чтобы предложить ФИАТу построить его — раз, потратили деньги. Построили город под завод вместо того чтобы разместить на окраине уже имеющегося — вторая, такие моногорода не могут не быть источниками самых разных социальных и экономических проблем. Начали вместе с этим строить полный цикл по комплектующим — тоже наверное ошибка, хотя поначалу это так не казалось.

Пусть строят, пусть потом сами же вкладываются в обновление. Наверное, Елабуга... от добра добра не ищут. Ну и еще одну ошибку допускать мы не будем — машина специально разработанная для нас нам не нужна. Возьмем что сейчас у ФИАТа самое современное — и запустим. Постепенно будем осваивать комплектацию...

Поднял внутренний.

— Валерий, что там у тебя?

— Приехали, Михаил Сергеевич. Сидят в машине, ждут как и сказали.

— Поднимай их наверх, сразу в комнату отдыха. Вездеход** возьми, на проходной не записывай.

— Все понял, Михаил Сергеевич.

Человек, которого я пригласил без лишнего шума — будет очень нужен мне в Совмине, правда сам он этого еще не знает...

Рафик Нишанов, в той, другой жизни — он будет председателем Совета национальностей Верховного совета СССР. Потом — станет персональным пенсионером, места в родной республике — ему уже не найдется.

Почему Нишанов. Во-первых — он преданный. На Востоке вообще легко найти преданных людей и это хорошо, все эти славянские братства — они до добра нас еще ни разу не доводили. Во-вторых — травлю Узбекистана надо прекращать по политическим соображениям, ничего хорошего из этого не выйдет. Это хлопковое дело... оно сильно боком всему Союзу вышло... и повторно этого допустить нельзя. В третьих — если выдвигать Назарбаева, то в противовес ему надо брать кого-то из Узбекистана. Тут тонкая политика, это две ведущие республики на юге, надо соблюдать баланс. Надо еще кого-то из Азербайджана потом подбирать, а то рядом со мной армяне есть, а из Азербайджана никого. Тоже не порядок.

В четвертых — министром сельского хозяйства можно назначать только того, кто родился и вырос в деревне. А в пятых — это должен быть кто-то, кто не испорчен советскими практиками "снабжения" — доснабжались до того, что мяса не купить, а скоро и хлеба ни черта не будет...

— Рафик Нишанович...

Нишанов поприветствовал меня по-восточному, двумя руками

— Присаживайтесь. Чай, к сожалению только такой, вашего нет. А хотелось бы традиционного кок-чая испить...

Нишанов не смог сдержаться

— Михаил Сергеевич! Вы наш чай знаете?

Я подмигнул

— Я много чего знаю. Традиции надо уважать, без этого никак. Как на Востоке дела?

Узбекистан мне нужен был еще по другим причинам. Появись я раньше, может, удалось бы спасти Рашидова. А Рашидов — он был больше чем просто глава компартии Узбекистана. В Узбекистане был собственный МИД, и он не был просто фикцией. Рашидов сыграл ключевую роль в замирении Индии и Пакистана, Рашидов сыграл огромную роль в том, что Кастро перешел на сторону Советского союза, он вел сложнейшие переговоры по всему Ближнему Востоку. Его смерть — огромная потеря, но там остались профессионалы. Которые мне будут нужны и для завершения войны в Афганистане и для решающей игры против США на глобальном Юге.

Сам Нишанов был послом в Иордании и только что вернулся на пост главы МИД Узбекской СССР...

Но сейчас я его озадачу

— Рафик Нишанович... — прервал рассказ гостя я

...

— Хочу назначить вас министром сельского хозяйства и сельхозкооперации СССР. Как на это смотрите?

Надо было видеть лицо Нишанова — он хоть и пытался сдержать эмоции, но до конца не смог. На его лице было и недоумение, и страх... а недоумение по одной причине — за что?

Должность министра сельского хозяйства в СССР — расстрельная. Понятно, что в переносном смысле — но тем не менее. На шестьдесят четвертом году советской власти — не может досыта накормить людей. Позор.

— Товарищ Горбачев... это конечно лестное предложение... — он приложил руку к сердцу

— Послушайте меня, Рафик Нишанович...

Я помешал остывший, недопитый чай.

— Сегодня вы полетите в Ташкент. Как вы там соберетесь, неофициально скажите всем — товарищ Горбачев приносит извинения вам и в вашем лице всему узбекскому народу за неоправданные, часто скоропалительные решения центра, к которым к сожалению и я имел самое прямое отношение. К республике в последнее время было, не скрою предвзятое отношение, и я намерен это исправить**. Вели себя мы не по-ленински, устроили огульную травлю людей...так нельзя. Конечно, есть и виноватые, но нельзя отрицать тот огромный шаг вперед, который республика сделала за последние тридцать лет. Это тоже должно идти в зачет. Что же касается Шарафа Рашидовича, конечно и он ошибался, но надо было учесть и все то, что он сделал. В конце концов, участник войны, Красные звезды он не в штабах получил. Нельзя так с ветеранами...

Нишанов смотрел во все глаза, боясь даже дышать.

— С прокурором СССР я поговорю насчет республики. Конечно, прокуратура у нас независимая, но по партийной линии думаю, смогу повлиять на ситуацию. В знак извинения, соберите там у себя... какие фонды вам нужны, мы тут посмотрим, что можем выделить. Но главное...

...

— Рафик Нишанович... вы в магазинах были? Нет, не у вас там, а здесь?

— Я... Михаил Сергеевич... с самолета только

— А я был. Стыд там и позор. Людей накормить не можем. Какие мы к черту руководители, если мяса на прилавках нет!

...

— Я хочу провести эксперимент. Сначала только у вас, затем будет распространять дальше. Как думаете, если, к примеру, большая семья возьмет у совхоза или колхоза полгектара или гектар и будет там выращивать овощи...

— И сдавать в колхоз?

Я поморщился

— Зачем сдавать? Колхоз есть колхоз. Давайте не будет закрывать глаза, что у нас происходит. На прилавках то одного, то другого нет — а земля где заброшена, где как камень, не орошается. Люди должны быть прямо заинтересованы в результате своего труда, в колхозе этого к сожалению нет, иначе бы у нас на прилавках не было так пусто. И времени что-то менять почти не осталось. Исходим из того что есть. Пусть люди выращивают овощи или отару овец возьмут или коров десяток. Продукцию продавать либо на рынке, либо через сельхозкооперацию. Официально выделить технику для перевозки, вагоны. Разрешить заключать прямые договора с торгами. Пусть за счет взносов в кооперацию строятся хранилища...или люди своими силами строят...

Надо было понимать, что думал сын батрака Нишанов обо всем об этом. Он прекрасно понимал свою и соседние республики — колхозы там не приживались. Колхоз в Узбекистане — это монокультура, хлопок, на которую, на сбор принудительно выгоняют всю республику. Так — процветает именно то что сказал новый Генеральный — люди берут кто полгектара, кто гектар, кто два — и хозяйствуют. Боятся — но хозяйствуют. И именно от того что эта практика противозаконна -именно здесь находится корень тотальной, всепроникающей коррупции. Чтобы получить семяна, удобрения — дают взятку председателю. Чтобы сбыть выращенное — дают на лапу директору рынка, перекупщикам, покупают справки. Милиция и ОБХСС все знает, но смотрит в сторону — дай и им. Отовсюду — текут ручейки, сливаясь во все более полноводные реки. Райком, потом обком, потом ЦК в Ташкенте. Райотдел, потом министерство — все отправляют наверх.

Никто не роптал — слишком честным быстро заткнули рты. Никто не задавал вопрос, кому и зачем это все надо. В Ташкент приезжали проверяющие из Москвы, уезжали с дорогими подарками — ковер, дорогое ружье, дипломат с деньгами. Жить можно было.

Все играли в игру под названием марксизм-ленининзм и таковы были ее правила. Их не обсуждали. Тем более, республика стремительно развивалась — никогда узбеки не жили так хорошо, как при ошельмованном потом Шарафе Рашидове. Строили дороги, заводы, города. Последний дехканин имел свой какой-никакой, но дом.

Потом они же стали крайними. Следователи из Москвы — фиксируют взятку, но они не думают о том, что порочна сама система в первую очередь.

Но вот — сидит перед тобой генеральный секретарь, и предлагает — хватит. Хватит лгать, хватит делать вид, что этого всего нет. Если это есть — давайте, узаконим это, введем в рамки, установим правила.

Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если каждому колхознику разрешат взять гектар для себя и законно продать все что вырастет на нем... это сколько же всего будет.

— Товарищ Горбачев... это все надо как то... ввести в рамки, узаконить.

— Введем. Официально примем решение Политбюро о проведении экономического эксперимента — как уже провели с хозрасчетом. Год, два. Посмотрим, что получится, положительный опыт распространим на другие республики.

...

— Подумайте, обсудите с другими товарищами. Может, какие-то встречные предложения будут. У вас как будет должность назваться? Министр сельского хозяйства и сельхозкооперации СССР. Это значит, что в вашем ведении будет не только крупное сельское хозяйство, такое как хлопок, например — но и сельхозкооперация. Которую у нас надо ставить с нуля, от поля и до прилавка. Вот вы этим и займетесь, сначала в своей республике, а если получится — то и в других.

— Получается, будет как раньше, коммерческая торговля...

— Примерно так. И бояться этого не стоит. Бояться надо пустых полок и мяса в заказе по праздникам, а не этого.

В общем то бояться надо было не только этого. И нельзя сказать, что я не боялся. В СССР 1988 года именно кооперативы вкупе с некоторыми другими решениями подхлестнули рост цен. Странное дело вообще — цены в кооперативах вряд ли превышали те, которые ранее были на черном рынке, и по которым тоже кто-то покупал — иначе бы просто не было черного рынка. Но именно после того, как эти цены выставили напоказ — люди посмотрели на свои зарплаты и поняли, как они бедны. А тут еще и подоспело решение о хозрасчете и выборности директоров. И получалось так, что директора начали обещать повысить зарплату — а люди на это клевать, забывая о разуме. Интересные вещи получаются — когда на прилавках ничего нет, только картошка с землей и мясо с костями по праздникам — люди ворчали, но терпели. Причем кто надо — тот был и с мясом и с шоколадом и с черной икрой. А как только продукты появились, но по высоким ценам — люди взвыли.

Но альтернатива — продолжение того что есть сейчас — еще хуже. Если не упустим денежную массу — то цены все равно сильно расти не будут, предложение будет соответствовать спросу. Главное еще — отладить механизм поставок и не допустить в него ни вороватых директоров торгов, ни малолетних бычков -бандитов, которые никуда не делись и ждут своего часа.

Нишанов подумал

— А председателям колхозов что говорить? Ведь может пошатнуться трудовая дисциплина.

— Пусть укрепляют, на то они и председатели. Но практику, когда пусть лучше все бурьяном зарастает, только бы не дать людям работать на самих себя — эту практику надо раз и навсегда прекращать. Порочная это практика! Бездумная и безхозяйственная!

...

— Ну что скажете? Рафик Нишанович...

Нишанов снова приложил руку к груди

— Надо посоветоваться в Ташкенте с товарищами. Но если партия прикажет...

— Партия не приказывает. Партия дает задания, которые надо выполнять. От нашей совместной работы сейчас зависит то, в какой стране мы будем жить через двадцать лет.

Или вообще ни в какой не будем...

— ... Теперь, Рафик Нишанович... душа у меня болит за то что происходит в Афганистане. И не только в Афганистане... но и по всему Ближнему Востоку. В Египте американцы как у себя дома распоряжаются. Саддам ведет войну с Ираном, которая в общем то никому не нужна. Американцы вот-вот зайдут в Саудовскую Аравию.

...

— Проблема на мой взгляд в том, что мы ... точнее ни мы, ни американцы — не можем до конца понять этот регион. Не можем до конца понять чаяний этих простых людей. Волна антиколониализма схлынула — но что дальше? Кто даст на этот вопрос ответ?

А дальше одно из двух. В исламском мире — крайне важно понятие справедливости. После того как антиколониальный запал был полностью исчерпан — осталось по сути два конкурирующих проекта. Это арабский социализм с сильным привкусом фашизма — транснациональная, поверх границ партия БААС и "Свободные офицеры". И исламский экстремизм — исламское возрождение и агрессивная политизация ислама под брендом Братьев-мусульман и им подобных. Это учение, первоначально возникшее в Египте как антиколониальное и антибританское учение низов — взяли на вооружение всяческие эмиры и шейхи, сильно впечатленные судьбой иракской королевской семьи и не желающие повторения чего-то подобного у себя. Король или шейх — он не просто властитель, он защитник ислама. И тем самым они хоть как то но страховались — если в один прекрасный день офицеры скомандуют "на дворец!" то простые солдаты еще подумают, на кого они поднимают руку.

Но БААС уже проиграла, хотя сама того не понимает. Вообще то, проигрыш партии арабского социализма начался с того, как египетский режим не смог выиграть войну в Йемене и удержать ОАР — Объединенную арабскую республику. Еще одним трагическим ударом стал проигрыш в войне с Израилем, которую не стоило и начинать. Но сейчас — по факту БААС правит только в двух странах, Ираке и Сирии, причем эти два отделения партии люто ненавидят друг друга. Скоро одиозный Саддам нападет на Кувейт, дав повод США покончить силой с проектом арабского социализма.

И останется только один проект. Который воплотит в себе сейчас практически неизвестная Аль-Каида.

А где спросите коммунизм? А его нету! В Ираке партия коммунистов называется "партия расстрелянных". Коммунизма на арабском Востоке у власти нет, и мы с этим довольно легко миримся, надев розовые очки и помогая диктаторам разной степени одиозности, в том числе и тем, у кого на руках кровь коммунистов. Уверяя себя, что они и есть коммунисты, только с местной спецификой. Оппортунизм это, батенька.

— Товарищ Нишанов... Рафик Нишанович. Я думаю, пора признать, что мы упустили регион, долгое время выдавали желаемое за действительное. Результаты мы сейчас получаем в Афганистане, для простых людей там проповедью справедливости являются не слова партийного активиста, а магнитофонная кассета с проповедью полуграмотного муллы. И люди это слушают, и не только в Афганистане. Приходится признать, что во многих странах сохранилась монархия, в некоторых у власти находятся военно-автократические режимы, тираняшие простой народ не хуже колонизаторов, да еще и настраивающие его против коммунистов и СССР. Все это является препятствием на пути исторического процесса, и одновременно — в любой момент может стать заповедником махровой реакции и религиозного мракобесия, угрожающего даже нам. Меня сильно беспокоит Иран — почему люди поверили не ТУДЕ, а религиозным мракобесам во главе с аятоллой Хомейни, фактически тем же помещикам, владельцам земли, жестоко эксплуатирующим простых безземельных крестьян. И все же крестьяне поверили аятоллам — а не коммунистам, обещавшим землю и освобождение. Что тот же Хомейни может сказать исторически нового? Ничего, он может только сыпать словами из Корана, оправдывая и прикрывая свои непристойные делишки, свои и своего корыстного окружения. Свою корысть, отсталость, злобу. Но почему мы, коммунисты, которые смогли дать людям землю, изгнать помещиков у себя на родине — не можем достучаться до сердец простых людей там?

...

— Товарищ Нишанов. У вас есть в республике грамотные люди. Они коммунисты, но вместе с тем они и мусульмане. Опыт Советского союза — вероятно, является опытом гармоничного сочетания религии и справедливости, которому не грех и поучиться. Но как донести это до простых людей? Как донести до людей ленинские слова, чтобы они стали и их словами?

...

— У вас есть академия наук. Есть МИД. Есть партия. Сядьте. Подумайте, Это поручение вам лично от генерального секретаря. Придумайте — как нам вести пропаганду на Арабском Востоке с учетом местной специфики и не конфликтуя с религией. Что из Корана мы можем использовать, говоря о справедливости? Какими словами мы можем обличить местных религиозных феодалов так, чтобы нам поверили простые люди, поверили и пошли за нами? Подумайте и свои соображения доложите. Со временем не тороплю, но... сами понимаете.

— Все сделаем Михаил Сергеевич...

— Вот и хорошо. А вас лично, через несколько дней жду в Москве... И еще, Рафик Нишанович...

...

— Прошу довести до товарищей — со взяточничеством буду бороться беспощадно. Мы дадим вам шанс улучшить жизнь в своей республике, сильно улучшить. Но если все это выльется в очередные взятки... пеняйте тогда на себя.

Один есть. С правительством сложно, но... подбирать надо. Хоть как.

— А ты молодец... правильно говорить научился.

— Стараюсь.

- Но зря ты отпускаешь вожжи. Зря.

— Это почему?

— Добром это не кончится.

— Слова, слова. Тебе не стыдно, кстати, за то, что ты Рашидова до смерти довел?

— Я его не доводил!

— Довел

* * *

. Довел.

— Он взяточник! Вор!

— Ну не больше других. Я бы даже сказал — меньше. И лучше бы ты разобрался, откуда эта система взяточничества берется...

— Там воды не хватит — под полив

— Спорим — хватит?

— Если люди заинтересованы — всего хватит

— На хлопок никто не пойдет.

— Ух, как тяжело с тобой. То есть надо людей в черном теле держать, чтобы им работа на хлопке раем казалась... так?

...

— Как тебе не стыдно. Михаил Сергеевич. Как вам всем не стыдно. Коммунисты, называется.

На следующий день — ко мне зайдет Болдин. Оказывается, руководство союзной республики вместе с рейсом из Ташкента послало мне кок-чай, целый мешок и передало через представительство. Не знаю, то ли ругать, то ли...

* Заместитель предсовмина по оборонным вопросам и ВПК

** Спецпропуск

*** Горбачев имел самое прямое отношение и к травле Рашидова и к хлопковому делу

Москва, СССР

Кремль

19 марта 1985 года

На вторую половину дня перебрался в Кремль, подписать бумаги, решить накопившиеся дела и посоветоваться. Пока сидел в кабинете Брежнева, под меня начали ремонт. Вызвал Кручину и сказал, что надо закупать персональные ЭВМ. Пришлось долго объяснять, что это такое и зачем это надо. Приказал разобраться и следующий раз прийти подготовленным и с научными работниками по данной тематике. Будем внедрять интернет, для начала в ЦК КПСС. В принципе наработки в СССР есть, но они военные. Сделаем сначала в Кремле, потом будем кидать линии на основные города — а потом рассекретим и сделаем для всех...

— Михаил Сергеевич...

Я подписывал бумаги, наскоро пробегая каждую, напротив сидел Лигачев.

...

— Тут ко мне Николай Ефимович заходил. Чуть не плачет, говорит, мало того что персональные ЭВМ надо закупать, так еще какой то...

— Интернет

— Во-во. Слово то какое. Это ЕГАИС, что ли?

— Ну, примерно так.

— А зачем? Может, поставить вопрос о дополнительных ставках в аппарате.

Я вздохнул

— Егор Кузьмич. Через пятнадцать лет двадцать первый век будет, понимаешь? Двадцать первый. Все, старыми подходами уже не обойтись. ЕГАИС при всех его проблемах был все же прорывным проектом его надо было еще тогда реализовывать. Но не поздно и сейчас. Понимаешь — мы, как ЦК Партии должны выступить инициатором, остальные посмотрят на нас — и захотят так же и у себя. Глядишь — и у нас будет новая, более совершенная чем телефонная связь и телексы система управления. Надо опережать время, а то того и гляди отстанешь.

— Может, ты и прав, Михаил Сергеевич...— по тону я понял, что Лигачев счел это начальственной блажью — я вот с тобой хотел что обсудить. Что будем делать по крупнейшим пароторганизациям — Москва, Ленинград, Украина. Кого снимать, кого ставить.

— Пока никого.

...

— Егор, что за война с кадрами, успеем еще. Ты вот мне лучше скажи — если, к примеру, в магазине выявлен нечестный продавец, или на заводе несун — какую ответственность должен нести секретарь первички?

— Как какую? Выговор объявим.

— Хорошо, а секретарь первички — перед ним конкретно стоит задача бороться со взяточничеством и другими злоупотреблениями? Мы его за что наказываем — за то что свои задачи не выполнил, или просто ради того чтобы наказать и отчитаться — приняли мол, меры!

Смотря на Лигачева, я понял, что он не только меня не понимает, но и насторожился. Правильно, партия — любимое детище...

— Ты извини, Егор Кузьмич. Но давай, как коммунист коммунисту. Вот скажи — можно ли сказать, что народ верит в то, что говорится на партсобраниях, что эти слова действительно руководство к действию, что партия дорабатывает на идеологическом направлении?

...

— Молчишь. Потому что ответ знаешь, только сказать не хочешь. А я скажу. Человек приходит на работу и видит пьяниц, несунов, родственничков начальства устроенных на теплое место. Потом он идет в магазин, видит, что нет мяса — но знает, что для тех, кто знает директора — оно есть. Везде нужен блат. Ребенка в садик устроить, мяса купить...

Лигачев протестующе поднял руку

— Я тебя понял, Михаил Сергеевич, но зачем очернять то так?

— Я не очерняю. Я задаю вопрос — кто должен возглавить войну со всем с этим?

...

— Партия! Партия должна первой взять и начать со всем с этим войну...

Лигачев задохнулся от возмущения

— Да разве ж мы не воюем?!

— Не вижу!

...

— Увижу, когда у всех партийных работников, начиная от секретаря первички и заканчивая генеральным секретарем, главным показателем его работы будет не порядок в бумагах, и не количество выплаченных взносов, а сколько жуликов и паразитов он на чистую воду вывел!

Лигачев сидел какое-то время как оглушенный. Потом покачал головой

— Ох, круто солишь, Михаил Сергеевич. Ты хоть понимаешь, что в таком случае все партийные секретари, от и до будут общими врагами?

— Ну, давай, уйдем в подполье как при царе! Это наша страна, что мы построили? Или уже нет? Сколько можно взятки терпеть!

Лигачев долго молчал, потом сокрушенно покачал головой

— Хотел спросить, не круто ли ты влево забираешь, но...

...

— Я за партию боюсь, Михаил Сергеевич. Понимаешь?

...

— Не знаю, что мы построили. Не знаю. Юрий Владимирович взялся... так только шорох пошел.

...

— А ты не боишься?

Чего бояться то, смерти? Так я уже умер, только этого не знает никто. Умереть просто — бах и всё. Тяжело жить зная, что будет после. Другие то не знают, а я — знаю. Знаю, какое г...о люди. Как они потом будут лгать, предавать, пресмыкаться. Девяностые — это ведь великое нравственное падение нации. Не растление, слишком хорошо мы о себе думаем. Никто нас не растлевал, мы сами себе растлились. Но этого еще никто не знает — и слава Богу что не знает. Иначе нельзя было бы дальше жить с таким омерзением к самим себе.

Я в Америке жил. Видел, что такое гражданское общество — хотя и там оно под конец. Но там оно испортилось потому что было чему портиться. А у нас? А у нас гражданского общества нет и не будет долго. Потому что не бывает гражданского общества там где все — или кидалы или кинутые. Слишком много счетов после девяностых осталось.

— Чего? Как Юрий Владимирович?

Лигачев испугался

— Я не это хотел сказать.

— Нет, Егор Кузьмич, не боюсь. Я не боюсь... я ненавижу. Ненавижу ложь, лицемерие, очковтирательство. Иногда... иногда ненависть... это высшая из форм любви. Из боевой партии, революционной, авангарда рабочего класса — мы превратились в собирателей взносов и распределителей путевок.

...

— Или мы нанесем удар по ворью силами партии, даже не щадя саму партию. Или... люди просто откажут нам в доверии в очередной исторический момент. Мы обратимся к людям — а они отвернутся. Вот что будет.

Лигачев покачал головой

— Дадут же тебе на Политбюро за такой левацкий загиб.

— А тебе?

— А мне и вовсе — не видать Политбюро как своих ушей.

Я посмотрел на календарь. Который день уже у руля?

И?

— Давай так, Егор Кузьмич. Есть две проблемы. Первая — проблемы в экономике. Вторая — проблемы с партией, ее отрыв от корней и лицемерие в отношение насущных и актуальных современных проблем.

...

— Я беру первую. Ты — вторую.

— Как?

— Думай. В Политбюро мы тебя переведем быстро, как только Тихонов на пенсию уйдет.

— На Совмин кого — думаешь?

— Хочу сам.

Лигачев вытаращился на меня.

— Михаил Сергеевич. Нельзя же! Есть решение Политбюро, запрещающее такое совмещение.

О! А я и не знал

Рецидив борьбы со сталинщиной что ли?

Похоже. И что делать.

— Любые решения существуют ровно до того пока есть смысл. Разработаем программу, а там посмотрим.

...

— А ты Егор Кузьмич, думай, что со второй проблемой делать. Люди, методы. Но если мы не покажем народу что партия — это не взносы и санатории, а нечто большее — люди нам этого не простят...

По пути в Ясенево — я продолжал думать о взятках и о ворье.

Собственно, на Западе все просто — есть власть, и есть оппозиция. Оппозиции — по крайней мере, в теории выгодно обличать власть в коррупции, так как это позволит победить на следующих выборах. Ну и чаще всего — самим присосаться, не без этого — но это будет потом. Тот же Кракси который звонил — он от антикоррупционного расследования попросит политического убежища в Тунисе. Хорош социалист, ничего не скажешь — в Тунис сбежал! В Италии кстати — явный пример того что демократия и выборы против коррупции не слишком то помогают. Там правительства чуть ли не раз в год меняются — а коррупция и была и есть. Как говорится, хапнул сам — дай другим...

А мысли тонут... погружаясь все глубже и глубже. Туда где не дыхнуть.

Сталин...

Как то раз я прочитал книгу про Сталина. Каменный мост называется. Эта книга о том, как группа подростков — сыновей деятелей — во время войны решили создать в тылу... нацистский кружок! Все как положено — со званиями, типа рейхсфюрер или группенфюрер, с чтением нацистской литературы в оригинале — Володя Шахурин свободно владел немецким и читал подобное бесконтрольно. Закончилось все — как и следовало ждать — плохо. Убийством.

Так вот, там был один эпизод, проходной. И понимаю, что художественная книга — а запомнил. В этом деле — сильно загрязнились "микоянчики", сыновья члена Политбюро Микояна, у него была многочисленная семья. Понятно, что их не наказали — сослали на год, разогнали по разным медвежьим углам. И вот, в сорок девятом Сталин вдруг спрашивает Микояна — а где у тебя сыновья — те. Микоян струхнул, говорят — учатся, в ВУЗ поступают. И Сталин спрашивает — а достойны ли у тебя дети в ВУЗе учиться...

О как!

Интересный конечно человек был — товарищ Сталин. Неужели он думал, что товарищ Микоян, кавказский человек, семьянин — своих сыновей своим судом судить будет, раз народного на них не нашлось и скажет — не достойны вы хорошей жизни, раз запятнали — будете дворниками.

А ведь думал.

Только вот ошибся кавказский человек, товарищ Сталин — сильно. В земле давно лежит, умер вскоре и умер нехорошо. А эти — вон они. В представительствах в Лондоне, Нью-Йорке, Париже, Женеве. И микоянчики — живы и здравствуют. Третье поколение уже — Стас Намин. Внук того самого Микояна...

В системе нет тех, кто прямо и лично, а не по должности заинтересован в выведении на чистую воду ворья. Сталин то Микояну очень конкретный вопрос задавал, верно? И где ответ?

Но если механизма самоочищения в системе нет — то придумать механизм очищения вполне возможно.

— Товарищи...

Я выступал на коллегии КГБ. Собрали ее за городом, в Ясенево, в актовом заде ПГУ, причем присутствовали руководители всех подразделений.

Выступление было плановым, и КГБшники были горды, понимая, что генсек посетил их почти сразу.

— Вот уже год прошел, как нет с нами товарища Андропова. Юрий Владимирович был для меня не просто старшим товарищем. Он был для меня учителем, наставником. Просто человеком, на которого хочется равняться.

В принципе даже и не вру. Нет и видимо уже не будет в разведке такого человека, как Юрий Владимирович Андропов. И спустя сорок лет, у чекистов будет тост — за Председателя. Председатель будет только один, пояснять тут ничего не надо.

Андропов стал масштабнее даже самого Дзержинского. Именно он превратил чекистов в спаянную делами и дружбой касту. В прототип нового дворянства.

Бороться с этим? Смысл? Эти чекисты — они тоже лучше, чем те, что я видел много лет назад. Еще не испорченные — ни Березовским, ни отдыхом у озера.

— ... вероятно, со смертью Юрия Владимировича — многие воры, расхитители, взяточники с облегчением выдохнули — фу! Отмучались! Не будет ни проверок, ни обысков, ни сроков, можно будет жить — поживать. Так вот — я говорю — нет!

...

— Не будет покоя ни ворам, ни взяточникам! Здесь и сейчас, я клянусь перед вами продолжить дело Юрия Владимировича по очищению державы нашей от взяточников, ворья и прочей нечисти. И не успокоюсь, пока все это тараканье царство не будет раз и навсегда уничтожено. Если понадобится то и дустом!

Ответом мне был дружный смех — а чекистов нелегко заставить смеяться.

— И в этом мне нужна будет помощь каждого из вас, товарищи. Каждого, кто считает себя чекистом...

... На одно из предприятий опаздывает сотрудник. Сослуживцы звонят ему домой. К телефону подошла его жена.

— Что случилось? Почему до сих пор нет на работе вашего мужа?

— Он умер,— в слезах говорит женщина.

— Ну, слава богу, а мы-то думали, что он опаздывает...

— Ха-ха-ха...

— Нет, а все-таки, товарищи, как не смейся, а результат какой-то эти меры дали...

После выступления перед спешно собранным активом в Ясенево — мы — я и еще несколько человек — взяв из столовой чего пожевать и несколько термосов с горячим чаем — решили выйти на природу, правда, оставаясь внутри территории комплекса ПГУ КГБ. Снега было еще полно — но был он уже по-весеннему сырой, напитанный водой.

И надо сказать, тут меня принимали почти как своего — хотя понятно, что из присутствующих был председатель и не все замы. Ох, темнишь ты что-то Михаил Сергеевич насчет своего прошлого, комбайнер ты наш орденоносный...

— Результат будет если только пьянку прекратить. Сейчас. ну пришел на работу человек с бодуна — какой из него работник.

— Это ты про кого?

Вот и я думаю — про кого? Просто так опять тема про пьянки поднялась? Или не мытьем так катаньем?

— А при Председателе с этим делом не забалуешь.

— Это точно. Помню, кололи одного, так лично ходил за разрешением выпить в рабочее время. И вроде по делу — а все равно...

Смех смехом...

— Я вот что вам скажу, товарищи...

Все моментально замолчали. Нет, все-таки советская власть своих слуг вышколила будь здоров как...

— Искать и ловить шпионов, дело конечно, важное и почетное. Но!

...

— Сколько у нас может быть этих шпионов? Ну?

Молчат. Я то знаю — десятка два, не больше. Но сказать не имею права. И придумать пока ничего не могу.

— Ну, несколько паршивых овец может и есть. Они все равно не могут причинить такой уж, скажем — смертельно опасный для государства вред. Выкрадут чертеж какой-то... все равно через несколько лет это уже будет неактуально.

Хотя это как сказать. Толкачев например сдал американцам технические характеристики наших новейших самолетов, и что еще хуже -их профиль в радиолучах. Поляков уже выдал более тысячи человек...

— А вор и взяточник причиняет вред каждый час. Каждую минуту. И сам ворует, и растлевает других. Понимаете, о чем я?

Закивали.

— Юрий Владимирович как то сказал — мы не знаем страны, в которой живем. Я вынужден согласиться с этим — не знаем. Что скажете, товарищи офицеры? Какой из этого следует вывод?

— Что надо бороться с воровством и взятками — сказал первый кандидат на пенсию Филипп Денисович Бобков. Ох, хитер, любимец начальства. Боролся — боролся с идеологическими диверсиями, сажал, ссылал, по психушкам распихивал — а результат?

Вообще, было бы время, сесть бы и разобраться, как это так получается — борется пятое управление КГБ с диссидентами не покладая рук, все штаты новые просит. А диссидентов все больше и больше!

— И не просто бороться! А бороться в приоритетном порядке! Один взяточник безусловно менее опасен, чем любой шпион. Но если этих взяточников тысячи и десятки тысяч, все вместе они причинят куда больше вреда, чем шпионы.

...

— Я слушаю ваши предложения, товарищи.

— Работу по данным составам усилим... — сказал Чебриков — верно, товарищи?

Я дождался, пока все подакают как гуси, потом покачал головой

— Этого мало. Нужен принципиально иной подход.

Чекисты замолчали — наверное, думают, ишь, взялся нас учить, сопляк. Потом тот же Чебриков осторожно спросил

— Какой, Михаил Сергеевич

— Какой... как в войну.

...

— Представим, что территория страны временно оккупирована ворами и взяточниками. Это такие же враги, может и похуже. Врага видно — он враг, а эти под своих маскируются, в спину бьют. Что вы будете делать если страна оккупирована?

— Разворачивать оперативно-агентурную сеть — сказал генерал Глушков, зам начальника ПГУ — внедрять агентуру, выводить диверсионные группы...

— Правильно. Так и тут. Внедрять агентуру. Только не в чужую комендатуру, а на базу или в торг. То, что на самом деле происходит, можно увидеть только изнутри

— А потом?

— Что — потом? Потом передавать накопленные материалы в суд, в прокуратуру.

Все молчали. Трещали в костре бревна — сыроваты, плевались искрами. Потом генерал Щербак из шестого управления сказал

— В прокуратуре, в судах тоже неблагополучно, Михаил Сергеевич. Особенно в республиках.

— Будем создавать специальные составы по коррупции и особо опасным экономическим преступлениям. В любом случае, пытаясь помочь своим, вскроются и эти.

...

— Мне нужны не просто отдельные директора торгов или баз или гостиниц. Мне надо разрушить систему воровства. Нарушить каналы передачи денег наверх. Доделать то, что не доделал Юрий Владимирович.

— А если это члены партийных органов, Михаил Сергеевич?

— С таких спрос вдвойне.

...

— Товарищи. Я — здесь, сейчас, перед вами всеми — говорю. Не будет потачек взяточникам, не будет скидок ворам, не будет партия этого терпеть. Мы, Политбюро — это терпеть не будем. Я, Михаил Сергеевич Горбачев, Генеральный секретарь ЦК КПСС — этого терпеть не буду. Не всех сразу. Но рано или поздно — каждого выведем на чистую воду. Каждого! Вопрос стоит так — или мы от них избавимся, или они разворуют и пустят по ветру страну. Разворуют то, что строили наши отцы и деды, в лаптях и за паек. И вы, товарищи — должны тоже сделать свой выбор. Потому что на этом пути будет опасно. Очень опасно. В стране существует организованная преступность*. Криминальные элементы проникли в экономику, занимают определяющие позиции в распределении и торговле, пытаются посадить своих людей в милицию, в ОБХСС, в государственные и партийные структуры. Но наибольшая опасность — не в тех, кто продает из-под полы дефицит. А в тех, кто их прикрывает со стороны власти. Мы должны очистить партию и исполнительные структуры, перед тем как двигаться дальше. А они сделают все для того чтобы удержаться у кормушки. Пойдут на все, включая и убийство...

...

— И потому вы должны решить для себя. Как мужики, как офицеры. Пойдете ли вы до конца. Чем это грозит — я вам сказал. Что случилось с Юрием Владимировичем — вы знаете...

Что случилось с Юрием Владимировичем? А что с ним случилось?

Слухи ходили разные. Например, что в него в лифте стреляла Светлана Щелокова. Но это почти невероятно, а вот то что генсек съездил в Крым и после него тут же слег — это факт. А ведь перед Крымом один из доверенных людей предупреждал — Юра не езди в Крым и вообще на Украину ни ногой. Ты перешел дорогу Щербицкому, он это знает и у него тоже свой КГБ есть.

Мифы?

Черненко умер тоже неожиданно, после того как ему поднес рыбки Федорчук, бывший председатель КГБ Украины. Сейчас он в Москве, доламывает милицию, надо снимать. Только как бы и мне рыбки не поднесли. Даже непонятно, это Андропов его поставил на милицию в пику Щелокову, или это в пику Андропову его поставили на милицию, чтобы обеспечить переход власти Щербицкому так и не состоявшийся.

Странно умер Дмитрий Федорович Устинов. Почти одновременно с ним умер министр обороны Чехословакии...

Ответил мне за всех генерал Бобков — правильно говорят, что на самом деле он теперь главный после Андропова.

— Михаил Сергеевич! Мы вас один на один с этими не оставим...

Вечером, по дороге домой, я думал, не перегибаю ли палку.

В этой стране, в этом времени — не свободны все. От каждого, включая и от генерального секретаря ЦК КПСС ожидается строго определенное поведение, и если ты ведешь себя как то иначе — это будет выявлено и пресечено. Есть целая куча вопросов, которые нельзя не только обсуждать — но и озвучивать. Целая система табу. Это как минное поле. А проблема в том, что некоторые из этих вопросов как раз и надо задавать, чтобы начались изменения, чтобы сдвинуть с места телегу реформ.

В прошлый раз перестройку начали с тяжелой промышленности и с промышленности вообще. Это ошибка. Людям нужны быстрые и явные перемены, а станком сыт не будешь. Если не решить, причем быстро, проблему с наличием основных продуктов питания на столе — взрыв удастся отсрочить лет на пять, не больше. Просто к очередному году не хватит валюты зерно закупать — и привет...

Частная инициатива — это одно. Где-то она сработает лучше, где-то хуже. Что делать с колхозами будем?

Когда говорят, что колхоз создан под трактор — это все ложь. Колхозы созданы с целью обеспечить: в мирное время — страну экспортным продовольствием по гарантированно низкой цене, а то и бесплатно, в военное время — продовольствием для выживания, тупо выжить, накормить армию и страну. Ни про какие стимулы речь не шла. И ради чего бы это не было создано тогда — сейчас мы закупаем зерно за валюту. И мяса на прилавках нет. Хоть убейся, но это так.

Но и разваливать колхозы как это было сделано в девяностые — нельзя. Есть исключения — но большинство по крайней мере стоят на ногах и по крайней мере обеспечивают деревенскую жизнь на каком-то уровне. Трактор нужен — в колхоз, поросенка, телку купить — тоже с фермы, посыпку для скотины, зерно — тоже колхоз дает. Разори это все — и в короткое время получишь руину, страшное разорение села.

Видимо надо и колхозам с совхозами разрешить часть продукции, а сверхплановую — всю — сдавать в потребкооперацию...

Стоп!

А не получится ли таким образом, частично решить одну из до сих пор нерешаемых проблем — проблему ликвидации торговой мафии?

Допустим, в каждом крупном городе, в каждом областном центре особенно — мы принимаем централизованно решение о выводе части торговых площадей из торгов и прямой их передачи — в каком-то случае сельхозкооперации, а в каком-то случае — крупным агропромышленным объединениям напрямую. Плюс разрешаем агропрому строить напрямую магазины в городах. Если можно построить ферму, контору, школу — почему нельзя в городе магазин?

Отвлечение работников? Лишний пробег транспорта? Ну, да. Но альтернатива этому — тотальное воровство и пустые прилавки. И с этим ничего не поделаешь — другой торговли нет, и без торговли тоже нельзя оставаться.

В общем, надо хорошо все продумать.

Вечером, только поужинали — поспать лечь спокойно не пришлось. Пришел старший смены охраны, сказал что на ночь глядя приехал Болдин и еще кто-то, стоят на воротах. Я естественно приказал пропустить...

В машине вместе с Болдиным был сам Еркин. Несмотря на резкие возражения охраны, я сел в машину Болдина и не дал сесть в нее же никому из прикрепленных. Пришлось им организовать цепочку у машины, к ним присоединился и Болдин, вышедший из-за руля. Он пошел в сторожку на входе перехватить чая. Я сидел сзади, Еркин — впереди справа...

— Здравствуйте, Олег Александрович

Еркин повернул зеркало в салоне

— В телевизоре наглядитесь — сказал я

— Извините, Михаил Сергеевич. Сколько ни жил, никак не думал...

— Привезли?

— Да — он передал назад пакет, охрана явно напряглась, старший открыл дверь

— Михаил Сергеевич, проверить надо — сказал он

— Вот и давай сюда фонарик

Прикрепленный бегло просмотрел, нет ли чего в пакете и с неохотой отдал. Я подсвечивая фонариком, бегло пробежался...

— Почему сами не хотите? — спросил я

Еркин криво усмехнулся

— Ростом не вышел, Михаил Сергеевич.

— А если серьезно?

— Министерский пост — бумаги, рутина. А я сыщик, мне живая работа нужна. Настоящая, с людьми...

— Карпец согласится?

— Да, мы уже переговорили... на ухо, как говорится.

Доктор юридических наук Игорь Иванович Карпец в течение десяти лет был начальником союзного розыска. Всемирно признанный ученый — правовед, он потом ушел на ВНИИ МВД, а когда его как и всех питомцев Щелокова начали травить — возглавил аналогичный институт при прокуратуре.

Возможно, так будет и лучше. Сам Карпец — ученый с мировым именем, никто не скажет, что у него мало опыта для такой должности или что-то еще. И так как он выходец из Ленинграда — он интеллигент, что министерству после дуболома Федорчука — не лишнее.

— Что такое ОРЧ?

— Оперативно-розыскные части. Спецгруппы при министерстве, занимающиеся особо важными делами...

...

— Товарищ Горбачев, вам бы с товарищем Апакидзе встретиться

— А это кто?

Еркин посвятил меня в нелегкую судьбу грузинского сыщика — ОБХССника. Любимец Шелокова, изначально инженер, он занимался в ОБХСС борьбой с цеховиками, на этом поле достиг немалых успехов. После смерти Щелокова уволен, как и все его люди, ОРЧ ГУБХСС которую он возглавлял — разогнана. Сам Апакидзе попал в психушку, бежал, сейчас скрывается...

Номера...

— С таким человеком я встречаться не могу.

— Понятно, Михаил Сергеевич.

— Апакидзе член партии?

— По-моему да, принимали.

— Если член партии, пусть напишет жалобу на имя генерального секретаря, опишет все, что с ним сделали. Я передам жалобу в ЦКК и Адмотдел, пусть разберутся. Если он не член партии, пусть напишет кто-то из родственников кто член партии, или подчиненных, если их тоже травят.

...

— В Грузии его помнят? Если да, то пусть напишут хорошую характеристику, приложат объективку по его работе — и приложите все это к жалобе.

— Понятно, Михаил Сергеевич — Еркин явно повеселел

— Теперь мне нужен повод чтобы начать разбираться, что происходит у вас на Житной. Жалоба — серьезная, обстоятельная, проверяемая...

— Это уже есть, Михаил Сергеевич — Еркин передал еще несколько листов

Дорогие товарищи!

Я, бывший сотрудник Главного управления БХСС МВД СССР, решил написать это письмо не потому, что уже — бывший и во мне заговорила обида. Душа болит, но о другом: как дальше будут складываться судьбы оперативных служб МВД, которые сейчас практически перестали существовать?

Мне и моим коллегам не известно, в чем виноват бывший министр внутренних дел СССР Н. А. Щёлоков. Но ведомство он не разваливал, он его укреплял. Новый министр В. В. Федорчук поначалу вселил в нас надежды, что МВД избавят от "паршивых овец", работа оперативных главков поднимется на новую высоту, в нашу деятельность будут внедряться новые и передовые методы. Почти три года позади, можно подводить итоги. Вот к чему свелись "реформы" В. В. Федорчука и его команды. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Инспекторы БХСС переименованы в оперуполномоченных БХСС. В удостоверения (цветастые и вычурные) вписали, что оперативному составу разрешено носить и хранить только табельное огнестрельное оружие (как будто раньше мы пользовались оружием, приобретенным на рынках). Старое наставление по оперативной работе из обращения изъяли, а другого нормативного документа так и не дали, в результате чего опер в своей деятельности опирается не на закон, а на "революционное правосознание" и распоряжения начальства.

Службы уголовного розыска, БХСС заполнены сотрудниками, прибывшими из различных регионов страны. Эти люди в вопросах прописки, получения жилья, дальнейшей карьеры полностью зависят от руководства ведомства, поэтому не могут слова сказать против творящихся беззаконий. В их сознание внедряется убеждение: "Все, кто работал при Щёлокове, — негодяи и преступники".

Борьба за чистоту рядов при В. В. Федорчуке фактически превратилась в избиение кадров, работавших при прежнем министре. Например, из состава Главного управления БХСС образца декабря 1982 года осталось не более 25 человек (из 200). Этот процесс проходит под предлогом укрепления аппаратов БХСС на местах. Сотрудников, проживающих в Москве и Московской области, удаляют в Узбекистан, Казахстан, Якутию, Коми, Магаданскую область и другие регионы. По месту жительства смогли устроиться единицы, да и то на самые скромные должности в низовых подразделениях. Тех, кто отказался подчиниться диктату, увольняют из органов, а то и подвергают уголовному преследованию по сфальсифицированным обвинениям. Для многих сотрудников, их родных и близких, это оборачивается настоящими трагедиями.

Основная масса "сосланных" лишена возможности куда либо жаловаться. Имея 18-20 лет выслуги в органах МВД, люди опасаются оказаться "на улице". Им кажется, что лучше потерпеть год другой до пенсии, чем оставить семьи без куска хлеба. В управлении кадров нашим коллегам заявляют, что "принципиальность" ни к чему хорошему не приведет. Прокуратура СССР в дела об увольнении оперативного состава не вмешивается, а ЦК КПСС сейчас не до МВД.

В министерстве уверяют, что ведут борьбу с кумовством и протекционизмом. А как на практике? Министрами внутренних дел республик Кавказа назначены земляки В. В. Федорчука — Титоренко, Бондаренко и Мищенко. Пост начальника Главного управления охраны общественного порядка занял т. Жорин, который, работая в Крыму, славился умением хорошо принимать новое руководство МВД. Личный помощник В. В. Федорчука т. Гребенюк за год прошел путь от полковника до генерал лейтенанта. А один из заместителей начальника ГУБХСС т. Шелудько, едва заняв должность, попался на взятке.

Борьба за чистоту рядов носит анекдотичный и показушный характер. Так, отныне сотруднику МВД запрещено приобретать садовый участок в какой-нибудь сторонней организации. Ему также нельзя пользоваться автомобилем по доверенности. Если семья сотрудника обладает собственностью (участком, постройкой, автомобилем...), то эта собственность должна быть зарегистрирована непременно на его имя. Эта глупость выдается за борьбу со стяжательством. Между тем, по данным наших коллег, родственники самого В. В. Федорчука недавно приобрели дачу в местечке Софьино за 40 тысяч рублей и почему то не на его имя...

Еще пример некомпетентности. Издан приказ о повсеместном введении для служб БХСС принципа "объектового отраслевого оперативного обслуживания предприятий народного хозяйства" (то есть каждый опер должен работать по своей специализации). На местах сразу возникла неразбериха. Как быть в районах, где два три опера обслуживают несколько предприятий разного профиля?! При этом стало более громоздким делопроизводство. Операм теперь не до выявления взяточников и расхитителей, они отчеты пишут. Но поскольку некомпетентный приказ рожден самим министром, жить ему суждено долго. Более того, целые бригады ГУБХСС выезжают на места с проверкой, как выполняется распоряжение т. Федорчука!

Если чего добился нынешний министр, так это стойкого снижения показателей вскрытых хищений, особенно в крупных размерах. Вывод делается оригинальный: хищений вскрывается меньше — значит, и воровать стали меньше!

Под удары псевдореформаторов МВД СССР сплошь и рядом попадают наиболее дееспособные оперативные подразделения, которые в свое время наводили ужас на преступников. Почему то они пугают и нынешних руководителей ведомства. Приведу показательный пример. Все, о чем расскажу ниже, знаю не понаслышке.

В 1983 году была ликвидирована оперативно розыскная часть Главного управления БХСС МВД СССР (штат составлял 50 сотрудников), которая, только начав работать, за пять месяцев реализовала 32 оперативных материала, возвратив государству около 5 млн рублей, изъятых у преступников. За истекшие три года весь аппарат ГУБХСС не сделал и малой доли того, что сделала ОРЧ.

Память об этом подразделении, его громкие дела вызывают зависть и не дают покоя нынешнему руководству МВД СССР. До настоящего времени проводятся мероприятия, направленные на дискредитацию сотрудников, работавших в ОРЧ.

Бывшего начальника оперативно розыскной части ГУБХСС В. Апакидзе в течение трех лет разрабатывают как преступника. Делают это с оглаской, подразумевая: "Близкий к Щёлокову оперативник не может быть честным и порядочным человеком". Еще в 1983 году небезызвестный генерал майор Шелудько, приехав в Грузию, откровенничал в узком кругу: "Каким бы ни был Апакидзе, будущее его незавидно". Шелудько убрали из Москвы. Но подразделениям уголовного розыска и БХСС давались соответствующие задания. После получения ответов, в которых отмечались абсолютная порядочность Апакидзе и его оперативное мастерство, руководство МВД СССР подключало к его разработке "свежие" силы. Уверен, этим объясняется арест майора милиции А. Ярцева, бывшего работника ОРЧ, "сосланного" в УВД Чимкента начальником отдела БХСС. Ярцеву предлагали прекратить уголовное дело в отношении него за оговор Апакидзе. Наш товарищ отказался совершить подлость. За это его содержат под стражей вот уже более полугода по надуманному обвинению.

В настоящее время многих из тех, кто работал с Апакидзе или знаком с ним, вызывают и допрашивают с одной только целью — получить на него компрометирующие материалы. Вызывались А. Шварцер, В. Гордеев, Н. Громов... А. Ярцев, как уже сказано, арестован. Заместителя директора института АН СССР Б. Гомолко, товарища Вилена Харитоновича, привлекают к уголовной ответственности по сфальсифицированному обвинению. В аппарате МВД заканчивают "подчищать" последних из тех, кто участвовал вместе с Апакидзе в раскрытии преступлений. В статусе бывших ходят С. Солдатов, А. Ситников, В. Заколодкин, В. Мефти, Ю. Абратанов, А. Ребров, В. Юдин, С. Бутенин... Кто следующий из двух трех оставшихся?

Невозможно понять, почему новое руководство МВД СССР не позволило оперативно розыскной части довести до логического конца ряд крупных уголовных дел: по фальсификации вина и липовым колхозам в республиках Закавказья, по фактам фальшивомонетничества, хищений и другим серьезным составам. Апакидзе настойчиво добивался их завершения. Не это ли стало причиной ликвидации оперативно розыскной части и преследования его сотрудников? Расхитители государственной собственности, боявшиеся ОРЧ, не могли желать лучшего исхода. Такой "подарок" сделало им новое руководство МВД СССР.

Это письмо могло бы быть намного длиннее. Я изложил лишь часть горькой правды. Для меня и многих моих коллег, изгнанных из ведомства, нынешнее руководство МВД СССР не ассоциируется с Советской властью. Поэтому прошу при проверке моего заявления не направлять его туда, где этой власти нет**.

— Пойдет — сказал я, возвращая листки — проверьте, чтобы тот, кто это написал, был чище снега. У нас любят — а сами то, сами то. И тоже — на меня.

— Ясно, Михаил Сергеевич

— Тогда всё на сегодня.

Я полез из машины...

— Михаил Сергеевич...

...

— Нет, ничего. Извините.

Еркин ничего не сказал — но я и так знал, что он хотел сказать и не сказал. И не мог. Но мысль он донес. Мы — за вас. И порвем любого

* * *

...

Зачем сразу два ведомства на борьбе с коррупцией? Ну, лишним не будет. Полномочия и зоны ответственности как то разграничим — а монополизм как показывает практика, тут вреден. И сильно вреден. Пусть соревнуются, пусть показывают себя. Но поимка коррупционеров, в том числе в партии — теперь будет путем наверх. А когда структуры будут готовы, я подскажу направления поиска. Закавказье. Украина. Прибалтика. Молдавия. Какой смысл долбать узбеков, ничего такого не помышляющих, когда под боком такое дерьмо зреет...

* Только те, кто помнят то время, могут оценить масштаб и смелость этого заявления. Ведь Хрущев выдвинул тезис о конце преступности, а при Брежневе считалось, что у нас нет как явления целого ряда "язв" таких как проституция или организованная преступность Просто не признавалось существование этого

** Приведен подлинный текст жалобы С. С. Бутенина, бывшего сотрудника ГУБХСС МВД СССР. Приводится по книге С. Кредова "Вилен Апакидзе, сыщик от Бога"

* * *

В реальности министр МВД Федорчук был снят Горбачевым в начале 1986 года. По отзывам очевидцев, он был так ошеломлен, что выходя из здания ЦК сел не в свою машину

Поселок Вандлиц, близ Берлина, ГДР

11-12 марта 1985 года

Из всех присутствовавших на "тайной вечере" в Москве самым сильным и самостоятельным политиком был Эрик Хонеккер. И сейчас, когда Ил-62 нес его домой в Берлин — он прогнал от себя всех советчиков и думал, что делать.

Эрик Хонеккер был выходцем из служб безопасности, навыки имел соответствующие. Именно он еще при Ульбрихте — отдал приказ открывать огонь на поражение при любой попытке преодолеть Стену. Он же руководил и ее строительством.

И он прекрасно понял намеки Горбачева. Правильно докладывали ему — в конце семидесятых часть советской элиты договорилась о постепенной сдаче позиций с силами Запада, причем во главе процессов стояло КГБ.

Конвергенция...

Конвергенция началась еще в пятидесятые — шестидесятые, с тех пор как в некоторых странах Европы важные позиции заняли социалисты и даже коммунисты. Пока был жив Сталин — никакой конвергенции не было и он порой пытался предотвратить ее откровенно дикарскими методами — например, запретом браков с иностранцами или постановлениями о низкопоклонстве перед Западом. Но с Хрущевым началась оттепель — во всех смыслах.

Основные договоренности были достигнуты во время подготовки Хельсинского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года. Заключительный акт ставил точку не только в расколовших континент войнах. Если так вдуматься, этим же документом была поставлена точка в вопросе распространения революции на Запад. СССР признавал принцип мирного сосуществования, то есть отказывался содействовать революции на Западе. И это были не просто слова. СССР категорически отказался поддерживать и Красные бригады в Италии, и группу Баадер-Майнхофф в Германии и Аксьон директ во Франции. Штази и некоторые другие спецслужбы их поддерживали, считалось что Москва взвалила на них грязную работу — но это было не так. Москва просто отказалась от этой работы.

Так получилось, что Запад — постепенно стал богаче чем Восток. Он куда меньше пострадал от войны, им не надо было восстанавливаться так мучительно, да и до всех этих войн Европа была именно там. До какого-то момента Москва руководствовалась идеалистическими принципами, помогала просто так, развивала, передавала технологии. Но после Венгрии и особенно после Чехословакии 1968 года стало все более видно, что СССР больше интересно работать с богатыми Францией, ФРГ, Италией. Продавать туда нефть и газ, закупать технологии...

Вопрос — что делать им. Оставшимся борцам ...

В аэропорту Шенефельд — прилетевшего Хонеккера встречали члены Политбюро. Уже по виду шефа все поняли, что он сильно не в духе.

Колонна лимузинов — в ГДР кстати они были, но использовались "политически правильные" Вольво и Ситроен — рванули за город, в Вандлиц. Там, на специальной заповедной территории находился "пост наблюдения за животными" — так назывался правительственный комплекс* зданий, в котором жила верхушка СЕПГ.

По пути — Хонеккера не успокаивал привычный вид новостроек и ровная дорога. Он сидел и напряженно думал, как быть дальше.

ГДР — как и все страны Восточного блока — вращались как планеты вокруг солнца, а солнцем этим был СССР. Это было не просто так — СССР поставлял по минимальным ценам газ и нефть, в отличие от Западной Европы — для Восточной нефтяной шок 1973 года никак на ней не отразился, это были годы изобилия. Задешево покупали нефть и газ, задорого продавали в СССР технику и потребительские товары. ГДР жила намного лучше, чем сам СССР, в ней ударными темпами возводилось жилье, люди покупали машины. Те кто смеется над примитивными Трабантами забывают что в ГДР можно было купить даже импортные машины. Многие, например, брали Фольксваген Жук, которые закупались централизованно. Вообще, в ГДР можно было легально и за восточные марки купить западные товары: был например магазин "Деликатесен", это как Березка в СССР, но торговали там за местную валюту, просто все было очень дорого. В это трудно было поверить, но во времена Холодной войны из ГДР можно было позвонить в ФРГ и наоборот. Контакты между жителями ГДР и ФРГ тоже были — обычно для этого житель ФРГ покупал путевку либо в Прагу, либо на озеро Балатон. ВНР и ЧССР были заинтересованы в западных туристах. Жители Западного Берлина часто летали не своими, а восточногерманскими самолетами даже в западные страны, для чего ходили специальные экстерриториальные автобусы. Так было вдвое дешевле.

И все-таки ни одна из стран Восточной Европы не могла приблизиться по уровню благосостояния к ведущим странам Запада**.

Сложно сказать, почему. И сложно сказать, что делать. Но это было так. В семидесятые — не только Польша, но и ГДР набрали западных кредитов, в те времена казалось, что расплатиться возможно. Но на них вместо того чтобы развивать производство — накупили товаров народного потребления в попытке "жить как все".

Теперь приходится расплачиваться...

Хонеккер прекрасно был осведомлен о состоянии дел в СССР, Штази в СССР не работала, но в партийной разведке был спецотдел, а партийные деятели часто ездили в СССР и могли многое видеть. Ему докладывали, что советские люди, особенно русские в центре страны — живут в скотских условиях, в деревянных домах, а то и в бараках на несколько семей, что в магазинах нет мяса, что детям нет детской одежды и вообще много чего нет из того, без чего немец просто взбунтовался бы. Горбачев об этом знает, и скорее всего он пойдет на реанимацию планов Брежнева по конвергенции — то есть прекращению Холодной войны. Этот план был разработан с немецкой стороны — канцлером Вилли Брандтом, а с советской — председателем КГБ Юрием Андроповым с санкции Брежнева. План предусматривал сближение СССР и ФРГ, подписание дорожной карты о создании единой Германии, создание единой и для ГДР и для ФРГ Социал-демократической партии на базе которой и должно было проходить постепенное объединение двух Германий в одну по типу Швейцарии или Британского содружества. СССР должен был получить пятьдесят миллиардов дойчмарок связанного кредита на закупку германского оборудования и промышленных товаров, таким образом, ФРГ получала для своих рабочих работу на много лет вперед. Но это все не устраивало Хонеккера и его товарищей, и они отдали приказ сорвать сделку, для чего придумали грязную провокацию, раскрыв своего агента в канцелярии премьер-министра Гюнтера Гийома

* * *

.

Вторая попытка соглашения между СССР и Западом — была предпринята на базе Италии. В тайных переговорах — принимали участие итальянские коммунисты, левое крыло христианских демократов и люди из Ватикана. Эти договоренности так же предусматривали прекращение противостояния Италии и СССР в рамках Холодной войны и выдворение из Италии американских военных. Но не американцы убили ключевую фигуру этих переговоров, бывшего премьера Альдо Моро — а красные террористы, действовавшие по приказу Штази и мафии. Штази уже давно и успешно срывало любые попытки провести в жизнь политику разрядки, делая это как по идеологическим так и по вполне прагматическим причинам. Идеология заключалась в том что Хонеккер и еще несколько членов Политбюро СЕПГ считали Брежнева и Андропова отступниками и ревизионистами, а сам Хонеккер и его шеф безопасности Мильке втайне почитали Сталина. Прагматизм заключался в том, что все они прекрасно понимали — любая договоренность состоится за их счет, и им в новой, объединенной Германии места не будет. Хотя бы потому что они не смогли обеспечить восточным немцам такой же уровень жизни как и западным.

Год назад Штази получило информацию о том, что новый премьер-министр ФРГ Гельмут Коль и министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер

* * *

обсуждали вопрос о возвращении к сделке Брандт-Брежнев и выставлении СССР предложения на еще более крупную сумму. То что это предложение еще не передано в Москву — является следствием того что в СССР в короткое время сменилось три генеральных секретаря. Западные немцы просто не знают, кому передать это предложение. Пикантность ситуации заключается в том, что Коль — христианский демократ, то есть правый — но поэтому он готов предложить СССР гораздо более крупную сумму в обмен на "прагматическое решение немецкого вопроса".

Значит, игра предыдущих нескольких лет не принесла желаемого результата. И все надо начинать сначала...

По другой дороге, со стороны Берлина — в направлении заповедника с коттеджами для наблюдения за птицами — на большой скорости неслись две серые Волги, постоянно меняясь в дороге местами. Шторки на заднем сидении обеих Волг были опущены.

Генерал Эрих Мильке имел темное прошлое — в тридцатые он бежал из Берлина в Москву — в Берлине он совершил двойное убийство**. В Штази он наследовал легендарному Маркусу Вольфу, одному из самых опасных разведчиков мира. Вольф — больше не пользовался доверием у товарищей потому что он был слишком близок к СССР и его разведке. Миша Вольф — так его звали.

Сейчас генерал Мильке осторожно, как паук — проверял нить за нитью своей паутины и наводил мосты к чужим. В этом году он нелегально встретился с Андрутой Чаушеску. Это был брат Николае Чаушеску, одиозного румынского "великого кондукатора", который построил в Бухаресте правительственное здание больше чем Пентагон и похоже даже больше чем Кремль. Румыния была вторым по значимости поставщиком нефти в ОВД и формально речь шла об этом. На деле же говорили совсем о другом. И Андрута и Николае Чаушеску водили более чем дружеские отношения с ... Саддамом Хусейном. Началось это все как водится с нефти — румынские месторождения в основном исчерпались, но в Румынии осталась мощная нефтепереработка — вот Румыния и закупала нефть на Ближнем Востоке для переработки и последующей продажи. Расплачивалась не деньгами — денег у Румынии не было — а товарами, в основном оружием. Саддам вел войну с Ираном и оружие ему было крайне необходимо. В Румынии располагался мощный центр подготовки диверсантов, которым руководил лично Андрута — там проходили подготовку коммандос Саддама. Генерал Юлиан Влад, начальник зловещей Секуритаты — отвечал за подготовку саддамовской охранки. Но из Румынии мостик перекидывался в совсем неожиданном направлении — у Андруты Чаушеску имелись плотные личные связи с фашистским режимом Кенана Эврена в Турции — из Турции по румынскому каналу массово поступал в Европу героин...

Эвреновские фашисты — тоже проходили подготовку в Румынии...

Но сейчас — Мильке был не в Румынии. Он только что прибыл из Белграда, где на военной базе Бубань Поток имел беседу с начальником военной разведки СФРЮ генералом Иваном Мишковичем и представителями некоторых других спецслужб, например Северной Кореи и Зимбабве. Официально — разговоры были легальные, например, о направлении из Северной Кореи в ГДР гастарбайтеров. На самом же деле...

Мильке — сразу понял, что шеф не в духе — а то что он собирался ему доложить, вряд ли был подняло ему настроение. Но выхода другого у него не было. Хонеккер ждал его у калитки, они поздоровались и пошли в заповедник. Прослушать тут невозможно — и не от чего, и птицы так поют, что любой звук заглушают.

— Ну?

Мильке отрицательно покачал головой. Хонеккер сплюнул, не в силах сдержать раздражение

Это была еще одна часть стратегической игры, которую вели эти двое — игры, которая при ее удаче должна была привести к появлению на базе ГДР державы мирового уровня, в масштабах, какие возможно не планировал и Гитлер. Через честолюбивого Чаушеску -они выходили на его многочисленных клиентов в странах Персидского залива. ГДР уже была более чем развитой страной в некоторых аспектах — более чем в десятке африканских стран сидели германские военные советники и советники из Штази. Сам Чаушеску больше всего ориентировался на деньги... но Румыния никогда не была первоклассным мировым игроком, а вот Германия — им была. Только что Хонеккер переговорил с представителями социалистического Вьетнама (речь шла и о передаче технологий, и о гастарбайтерах и о советниках) и по плану должен был в ближайшее время прилететь Рауль Кастро. А переговоры с фашистским режимом Эврена — открывали путь давней связке Германия — Османская Империя и выводили ГДР на связь со странами Ближнего Востока несоциалистической ориентации.

Но главное...

В восьмидесятом умер маршал Тито. Без хозяина — сейчас это было все виднее и виднее — осталась страна — лидер движения стран неприсоединения. Именно с целью прощупать ситуацию и понять, с кем там можно иметь дело -в Белград с неофициальным визитом и ездил генерал Мильке. Потому что если удастся привести к власти в Югославии человека лично обязанного властью теневой поддержке из ГДР — образуется первоклассная европейская связка стран ГДР — Югославия, и Германия заходит на Балканы в такой мере, в какой это не снилось ни кайзеру, ни Гитлеру.

Югославия это двадцать пять миллионов человек, четверть миллиона квадратных километров территории расположенной в стратегически важном регионе Европы. С одной стороны — выход на Средиземное море, с другой — прямо в центр Европы.

С такими картами на руках — можно уже начинать полноценный диалог с ФРГ... подспудный диалог. ФРГ сейчас при всей ее экономической мощи — не более чем карликовый пудель на поводке американцев. Немцам внушают чувство вины... но многим ли нравится такое чувство? Империи бывшими не бывают. Раз став империей — страна уже никогда не изменится. Никогда. Многие немцы и по ту сторону — захотят сменить свой статус вечно кающихся...

Игру эту Хонеккер начал давно. Еще когда стало понятно, что серьезно болен Брежнев. Он понял, что СССР больше не может, а возможно и не хочет играть роль лидера всего социалистического лагеря. И ГДР если и не сможет его заменить — то, по крайней мере, пользуясь замешательством у своего покровителя — сможет сильно поднять свой статус в мировом социалистическом лагере или даже заполучить в нем новый, куда более высокий статус.

В конце концов, Тито всегда прислушивался к Москве только когда сам того хотел и Чаушеску тоже.

Сейчас Мильке понял главное -в Югославии прямо сейчас нет того сильного человека, на которого можно опереться. Маршал Тито не воспитал себе преемника.

Хотя может и к лучшему.

— Что, совсем никого?

Мильке покачал головой

— Они делят наследство Тито. Вопрос для нас стоит так — на кого делать ставку? Сербы или хорваты.

— Поясни.

— Среди сербов есть человек, который может в какой-то мере заменить Тито

— Кто?

— Слободан Милошевич, мэр Белграда. Он сейчас активнее всех из сербских коммунистов. Но — сербских.

Хонеккер понял намек. Сербские коммунисты. В Югославии так и не был решен вопрос о соотношении сербского и югославского в единой стране. Сербы как отцы — основатели государства и нация, понесшая наибольшие потери в обоих мировых войнах — претендовали в государстве на особый статус. Столица Югославии Белград — была и столицей Сербии тоже. С другой стороны — все это наталкивалось на сопротивление хорватов и словенцев, которые до Первой мировой были частью Австро-Венгрии. Хорваты считали например, что они являются более древним и культурным народом чем сербы — они заключили вассальный союз с венграми аж в двенадцатом веке. Да и сейчас они вносят в общую копилку больше чем из нее получают — на территории их республики находится побережье с его мировой известности верфями и приносящими валюту отелями и курортами.

Но этот спор, несмотря на внешнюю бессмысленность — имел глубокий, хотя и трагический смысл. Современная Югославия была вещественной реализацией национальной мечты сербов — но она же являлась и проигрышем хорватов. Оба раза, обе мировые войны — сербы были на стороне победителей, а хорваты — на стороне проигравших. Обида — порождала ненависть к соседу. А тот факт, что Тито был хорватом, и он ограничивал права сербов — ненависть лишь усиливало.

Немцам предстояло сделать выбор. Традиционно — они с сочувствием относились к проектам независимости хорватов и обе мировые войны хорваты и немцы были на одной стороне. Но сейчас сербы а не хорваты — главные в едином государстве. Поддерживать хорватов даже тайно — означает рисковать вступить в конфликт с сербами — и со всей федеральной властью.

— Среди хорватов есть лидеры сравнимые с Милошевичем?

Мильке покачал головой

— Ни одного. После семьдесят второго они притихли.

Оно и понятно. Мыслящая часть нации воспринимает сегодняшнее состояние дел как оккупацию. В таких условиях — никто из действующих хорватских политиков просто не рискнет идти так явно против чаяний собственного народа, активничая на федеральном уровне. Кто-то мог бы рискнуть — но для этого надо быть личностью уровня Тито.

— В таком случае мы работаем с Белградом, но не оглашая это.

— Понял.

— Пусть он будет нам благодарен...

Вымощенная тропинка окончилась, Хонеккер дальше идти не спешил.

— Горбачев... — сказал он

Мильке молча ждал продолжения

— Чаще всего... мы ждем перемен. Но когда они наступают — они не всегда бывают к лучшему.

...

— Он предлагает открыть границы.

— С Западом? — испугался Мильке

— Нет, внутри ОВД.

Мильке, как шеф безопасности моментально спрогнозировал последствия. Во многих странах СЭВ — люди живут хуже, а потребляют меньше чем восточные немцы. Если открыть все границы — товарный запас просто сметут.

Но это только часть проблемы. Несмотря на декларации о дружбе народов — каждая из стран Восточного блока жила в своем уютном, маленьком националистическом мирке, которому весьма способствовало то, что во время и после Второй мировой — все эти страны стали почти мононациональными. Уничтожили евреев... поляки обменялись людьми с украинцами, чехи с насилием выгнали немцев... все это позволило без какого-либо внутреннего сопротивления строить национал-коммунизм... его и строили. Но то и дело искрило. Румыны преследовали венгров в Трансильвании. Поляки ездили в ГДР за товарами и у магазинов случались драки. Чехи и словаки тихо ненавидели друг друга, а поляки тихо ненавидели русских. И если открыть границы — один Бог знает, к чему все это может привести...

Кроме того — СССР по сути мало вмешивался в дела стран восточного блока. Были какие-то общие структуры, надо было произносить правильные слова о движении к социализму — но на деле каждый творил кто во что горазд. Польша и ГДР набирали западные кредиты. Чехословакия и Венгрия экспериментировали с моделями социализма, который и не социализм и не капитализм. Румыния откровенно фрондировала. Ни одна страна ОВД не послала свои войска в Афганистан. Выступление Горбачева означало, что СССР начинает интересоваться своей зоной влияния в куда большей степени чем раньше.

— Что будем делать?

— Пока ничего. Непонятно, во что это выльется и к чему надо готовиться. Это просто слова — пока. Непонятно, как к этому отнесется Политбюро и сколько вообще продержится геноссе Михаил. Но готовиться надо ко всему.

...

— Обсуди эти вопросы у себя. Стенограмму выступления запроси по официальным каналам — русские предоставят. Привлеки отдел Т — ну ты знаешь, кого там. Возможно, чем то из того что предлагают советские товарищи — можно будет и воспользоваться.

Мильке кивнул

— А что с остальным?

Хонеккер задумался

— С Югославией мы не можем позволить себе проиграть. Потому сформируй два плана. Один — будет основным — мы поддерживаем власти Югославии и ее легальных лидеров. Совместные производства, закупки продовольствия. Второй план — он должен быть в глубокой тайне. Поддержка тех, кто может в будущем заменить Тито. От Милошевича и до хорватских лидеров. Если кто-то из них придет к власти, рядом с ним должен быть наш человек, а он должен быть нам благодарен...

Нет неважной информации!

Неофициальный девиз Штази

В разведке каждого тоталитарного или авторитарного — да и вообще наверное любого государства существует важный парадокс. Который делает разведку одновременно и эффективной и опасной для самого же государства.

Любое государство заинтересовано в поведении своих граждан, а тем более в поведении своих чиновников в соответствии с некими моральными нормами. Не солги, не укради — это не просто библейские истины, так живут почти все. А те кто так не живут — называются преступниками. Преступники разрушают и общество и государство. Но проблема в том что деятельность разведки заключается как раз в профессиональном нарушении всех этих норм во имя высших интересов — партии, государства, нации и т.д.

Выходят — а точнее пытаются выйти из этой ситуации по-разному. Например, в уставе британской разведки записано, что она только защищается и защищает страну. В СССР Феликс Эдмундович Дзержинский на ранних этапах становления советской разведки пытался решать эту проблему путем ротации сотрудников и привлечении коммунистов со стороны. Ротация ослабляла ведомство и конкретные направления работ, где нужны были профессионалы. И приводила к тому, что отправляемые по ротации в провинцию разложившиеся сотрудники центрального аппарата — обучали плохому и наивных провинциалов. Привлечение к работе в органах коммунистов дало страшный результат — самым известным примером такого рода стал Николай Ежов. Он кстати был совсем не монстром по отзывам тех кто его знал — приятный паренек в сатиновой косоворотке, готовый всех выслушать и чем то помочь. Но именно на время пребывания Ежова во главе НКВД приходится самый страшный период сталинских репрессий, когда было расстреляно несколько сотен тысяч человек.

Штази — имела те же проблемы что и разведка любой другой страны мира, усугублявшиеся тем что противником она имела другое немецкое государство. Сотрудники Штази — многие имели паспорта ФРГ, годами жили в ФРГ. По должности — они имели доступ к западным товарам и западному благосостоянию. И постепенно — становилось непонятно, чьи интересы они на самом деле отстаивают и защищают.

Вернувшись в Берлин — шеф госбезопасности Мильке собрал совещание начальников управлений и без лишней детализации раздал задачи "на злобу дня". Потом он собрал второе совещание в районе Лихтенберг — там кстати Штази принадлежало больше пятидесяти зданий, многие из которых — не имели никаких вывесок или имели какие-то безобидные, типа комитета по рыболовству.

Одним из тех, кто присутствовал на этой тайной вечере в Лихтенберге -был полковник Штази Шальк-Голодковский. Ему доверяли, потому что в СЕПГ он отвечал за поступление валюты и в этом качестве курировал как официальные переговоры с ФРГ и другими странами о кредитах, так и неофициальные действия — все что угодно, лишь бы заполучить валюту. Уроженец Белоруссии, то ли русский, то ли еврей, усыновленный в немецкой семье, он был кандидатом экономических наук и совмещал внешнеторговую деятельность с карьерой в Штази. В ближний круг он был допущен, потому что именно благодаря ему ГДР не была объявлена банкротом в 1983 году. И именно через него — закупались все эти Вольво, Грюндиги, дорогая еда и одежда, которые получали все в СЕПГ.

Он как и все — заклеймил ревизиониста Горбачева, но мысли у него были другие. Полковник Голодковский был полностью согласен с тем, что говорил Горбачев (по крайней мере, в возмущенном пересказе Хонеккера) и понял, что это и есть его шанс.

Хонеккер немолод. Если он первый выйдет на нового генерального секретаря русских — то он скорее всего и будет его преемником.

Голодковский начинал свою карьеру во внешнеторговом объединении, защитил диссертацию по экономике и был экономистом до мозга костей. По должности он проводил времени за границей едва ли не больше, чем в ГДР и пришел к выводу, что экономическая система социализма в том виде в каком она есть неэффективна и потому ее ждет крах. В то же время, он видел негативные стороны капиталистического мира — кризисы, забастовки, потери от этого. Но он понимал, что при всех негативных сторонах жизни капитализма — он все равно побеждает, потому что люди при нем живут лучше...

После совещания Голодковский не вернулся домой. Несколько раз проверив, нет ли хвоста — он свернул в один из проулков, поднялся по лестнице на четвертый этаж дома

* * *

**, открыл дверь своим ключом.

Это была квартира, используемая службой наружного наблюдения Штази для оперативных целей — координации операций или если надо иметь помещение где бы переодевались и отдыхали филеры. Все необходимое, включая и целый набор фальшивых документов — там имелось.

Через полчаса — из здания вышел Мартин Фрейер, слесарь с пропиской в КарлМарксШтадте....

На вокзале — слесарь Мартин Фрейер сделал телефонный звонок из общей кабинки и купил билет до Дрездена. Билет он купил на медленный, местного значения поезд, идущий кружным путем через Магдебург и Росток.

Поезд был двухэтажным, из восьми вагонов. Тянул его паровоз

* * *

* * *

.

В поезде — Фрейер старался не привлекать внимания, и не наглотаться дыма, который был в изобилии от бедного немецкого угля.

На станции в Лейпциге — сходило и выходило много народа, город был вторым по величине в ГДР, а по экономическому развитию — как бы не первым. Рядом со скамьей где сидел слесарь Мартин Фрейер — остановился человек среднего роста, с острым носом, какими то смазанными, обычными чертами лица, в светло-сером плаще.

— Здесь свободно?

— Садитесь, пожалуйста

Человек сел, подобрал полы плаща, чтобы не пачкать, развернул Лейпцигер Волькцайтунг

— Что пишут? — поинтересовался слесарь Мартин Фрейер

— Все ту же чушь. Лично я не читаю ничего кроме спортивной страницы. Люблю футбол.

— За кого болеете?

— За Динамо

* * *

* * *

.

Слесарь хмыкнул

— Вот как? Можно ваше удостоверение, посмотреть?

— Пожалуйста

Человек в плаще достал удостоверение. Знакомое, белое с зеленым. Слесарь перевернул, посмотрел — Матвеев

* * *

* * *

*...

— Вы что-то хотели сообщить нам? — спросил человек в плаще

* Надо сказать, что этот комплекс по сегодняшним меркам смех. По размерам коттедж, а архитектура убого-тюремного типа

** И сейчас не может. По новым исследованиям, как только зарплата в любой стране Восточной Европы приближается к 2/3 германской — так прекращают поступать инвестиции. А если сравнивать те времена — то страны Восточной Европы жили конечно хуже ФРГ или Франции, но их уровень жизни был сопоставим например с Испанией или югом Италии, или Уэльсом.

* * *

К сожалению это все правда. Откуда знаю — не спраштвайте

* * *

Ганс-Дитрих Геншер — представитель СвДП, третьей партии Германии, которая до 1982 года была в коалиции с социальными демократами, но по итогам выборов 1982 года примкнула к правым ХДС/ХСС и раскололась.

** В нашем мире в 1993 году суд Берлина приговорил его к шести годам за это

* * *

** В ГДР строили по четыре, а не по пять этажей, потому что в домах от пяти этажей должен был быть лифт.

* * *

* * *

Паровозы в ГДР использовались до самого конца, в то время как в СССР последние паровозы ушли на покой в конце восьмидесятых.

* * *

* * *

Динамо Берлин, она пользовалась покровительством Штази. За достижение результатов неспортивными методами ее ненавидели

* * *

* * *

* На тот момент — руководитель дрезденской резидентуры, первый учитель Путина в КГБ. Среди его подчиненных были так же Николай Токарев и Владимир Чемезов

Подмосковье, СССР

25 марта 1985 года

Михаил Сергеевич Горбачев был прав — главным на данный момент в КГБ был генерал Филипп Денисович Бобков. Одновременно гонитель и защитник угнетенных, руководитель печально известного пятого управления, которое боролось с диссидентами, а диссидентов было все больше и больше — так вот он классовым чутьем старого оперативного лиса уловил, что с Горбачевым что-то не то. И сейчас он сидел в своем кабинете и читал справку — объективку на Горбачева Михаила Сергеевича. И если бы кто про то узнал — отправился бы Филипп Денисович на заслуженный отдых, потому что разработку партийных деятелей вести строго запрещалось

Но информация накапливалась.

Информации на Горбачева было мало. Ее начали активно собирать в семьдесят девятом перед переводом в Москву. Тогда он мог стать генеральным прокурором СССР вместо Рекункова. Собирал информацию КГБ, но сейчас Бобков видел — собрали формально, для отписки. Понятно, там Андропов отдыхал, если что плохое накопать — еще неизвестно, как Председатель к этому отнесется...

Председатель...

Бобков и в этом был человеком с двойным дном — он был соратником Андропова и одновременно его ненавидел, чего даже сверхумный Андропов вовремя не заметил. Фронтовик, вступивший на фронте в партию, военный контрразведчик, он в конечном итоге пал жертвой старой истины: если долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть в тебя.

Бобков, занимаясь преследованием инакомыслящих, постепенно и сам перешел на их позиции. От того он и преследовал инакомыслие еще более жестоко — но при этом карая тех кого не надо было карать и не карая тех, кого — надо. Весь его громадный аппарат пятого главка работал по сути впустую, плодя дела, а не отслеживая опасные тенденции в государстве. Преследуя интеллигентов, генерал в упор не видел националистов (в СССР это слово было принято употреблять с прилагательным "буржуазных", хотя в СССР уже народилось первое поколение своих, социалистических, левых националистов*) а так же возродившаяся (впервые СССР столкнулся с этим в начале 20-х еще при жизни Ленина) рабочая оппозиция, которая требовала больше социализма, но конкретными требованиями работала на развал страны. Аппарат Бобкова не только не отследил и не оценил феномен польской "Солидарности" — политизированного профсоюзного движения, родившегося там, где официальные профсоюзы не защищают в действительности интересы работников против единственного работодателя - государства. Но и не смог оценить потенциал переноса антисоветского рабочего движения в сам СССР — а ведь от этих корней пошло шахтерское движение забастовок, потрясшее страну.

Сам Бобков — уже давно варился в зловонной каше советского интеллигентского закулисья. Театрал, он кому-то покровительствовал, кому-то мешал. Его сын, Сергей Бобков** — не слишком удачливый писатель, связался с "деревенщиками" — стихийными русскими националистами, которые понимали русский национализм как возвращение к деревенским корням, упрощение жизни — ну и пьянство, разумеется. Прилепляли на стену открытку с каким-нибудь храмом или монастырем и пили водку под фольклорную музыку.

К этому в конечном итоге оказался близок и сам Бобков и тайно возненавидел Андропова за то чо тот еврей. Хотя еврей он или нет, Андропов отличался двумя вещами. Он до конца верил в социалистический путь — хотя и не такой, каким его видели марксисты — ортодоксы. И он никогда бы не позволил себе удариться в мелкотравчатый национализм — мелкотравчатый, именно такой, какой в итоге возобладал по всему СССР. Одни — в косоворотках, смазных сапогах и с вонючими бородищами, другие с чубами, мовой и в вышиванках, третьи ищут столицу Великого княжества Литовского на территории Белорусской ССР. С настоящим национализмом, как солидарным действием, как строительством нации — это сопоставимо так же как игра в спектакле на сцене Большого — с передразниванием бровастого Генсека в нетрезвой компании

* * *

. Андропов никогда бы не позволил себе унизиться до такого — просто интеллект бы не позволил.

Последней каплей было то, что Бобкова не назначили на должность Председателя КГБ. И как он понимал — должность заведующего отделом административных органов в ЦК — ему тоже не светит.

Родился... учился... назначен...

Бобков быстро вычислил главное — Горбачев нигде не занимался реальным делом. Потому то на него практически ничего и нет.

В жизни то как? Директор чего угодно — от парикмахерской до завода с десятком тысяч работающих — вынужден постоянно балансировать на тонкой грани между "должен" и "можно".

Тебе план спустили сверху — будь любезен выполни. Но при этом еще и надо обеспечить ФОТ — а он в проценте, и часто не таком какой надо — а то работники все разбегутся. И со смежниками надо договориться — а то чего-то нет, и встали, а у смежников свои расклады, им тоже хочется кушать. А если завод — то есть подшефное хозяйство. И им надо отщипнуть за счет своих фондов, а то не будет продуктов. На хорошем заводе есть свои "заказы" — это наборы продуктов, которые в магазине или совсем не купишь или купишь, да с очередью. Люди держатся там где не только деньги дают, но и отоварить их можно. А еще надо хорошие отношения с городской и областной властью держать— иначе не будет по блату квартир в строящихся домах, и мест в детсадах и еще много чего не будет. Но и там — надо что-то дать. А еще надо хорошие отношения с торговлей, с базами...

Короче говоря, директор минимум половину рабочего времени занимается тем, что собственно к непосредственно производству — отношения не имеет. Но без этого — плана не будет, люди начнут увольняться...

И большая часть всего этого делается на грани закона, а то и за ней. Но на это до поры закрывают глаза, потому что все понимают: иначе — никак.

А партийный и комсомольский деятель — он что? Рот закрыл и пошел...

Кто?

Бобков перебирал варианты.

Нордман. Он при Горбачеве возглавлял Ставропольский УКГБ. Партизан — подпольщик, в войну лично участвовал в диверсиях. Потом возглавлял узбекский КГБ, потом... кажется, ушел на пенсию. Но будет ли он с ним разговаривать? Да и веры ему особой нет, раз при Рашидове работал.

Не факт.

Алешин... он как то странно умер — на посту, за два месяца до назначения Мишки.

Костерин!

Вот оно!

Константин Павлович Костерин

* * *

, он был замом на Ставрополье, потом переброшен в МВД вместе с Федорчуком. Сейчас в МВД, на кадрах — в самый раз. Зам Федорчука!

Если кто сможет поднять уголовные дела на Ставрополье — то это он.

Первый раз — Бобков встретился с Костериным на Воробьевых горах в Москве. После теплой второй декады марта, когда днем температура доходила до восьми — снова подморозило, машины и прохожие оскальзывались на свежем ледке. Чуть вдали ремонтники чинили сети — понятно, что это не совсем ремонтники...

Хрущев на следующий день после отставки. Звонит в квартире телефон, он поднимает трубку — Алло! Тишина. Алло! Тишина. Говорите, я слушаю! В ответ — раньше слушать надо было, Никита Сергеевич! Выходи в домино играть...

— Константин Павлович...

— Филипп Денисович... — не ждал, не гадал.

— Ну...

Костерин был не просто полным — он был толстым. Одет в пальто индивидуального пошива, но и оно смотрелось на нем как мешок. Свою должность в МВД он считал ссылкой и свирепствовал, как только мог. Андропов в свое время засунул его на год начальником ГУБХСС — не приработался. Потом это сыграло роковую роль — его снова отправили в МВД вместе с командой Федорчука как "опытного". Сам Костерин из КГБ уходить не хотел и ждал совсем другого назначения.

Группа Федорчука — едва ли не самым активным в ней был Костерин — установила в МВД свои порядки, сильно отличавшие это время от времени интеллигентного, знающегося с писателями и кинематографистами Щелокова. Сам Федорчук по складу характера был военный и самодур, когда приходил в ярость — через слово матом. Отношение к сотрудникам — взяточники, паразиты, распоясались. Шли кампании по борьбе с обрастанием имуществом, если у кого-то в МВД выявляли родственника, вызывали обоих — решайте, кто из вас уходит. Одного из начальников отделов притянули за Волгу — купил в таксопарке подержанную, три тысячи под квитанцию, партком отказался выносить решение — сослали в провинцию. Еще один — во время разноса на парткоме снял прилюдно штаны чтобы показать что джинсы на нем советские — тоже сослали. С укрывательством стали бороться меньше, липачества стало еще больше. Федорчук не любил громких "торговых дел". Начали разгонять штабы, вообще Федорчук с трудом переносил науку и считал всех кто ей занимается дармоедами.

Было и "хорошее" если в этом что-то можно было найти хорошего. Министр мог неожиданно обласкать, например, встретил вахтера — фронтовика, тут же в вестибюле присвоил подполковника. Но в целом — Федорчук всего за два года причинил МВД столько вреда, что восстановить потери вряд ли удалось бы и за десять лет. Было уволено, а то и посажено более двадцати тысяч человек. Разгромлены целые отделы и управления.

Поговорили о том, о сем — пристреливаясь. Бобков, опытный контрразведчик понял главное — Костерин недоволен нынешним положением и озлоблен. Идеально.

— Константин Павлович... а что вы, не хотите к нам вернуться? Подзадержались вы в МВД, подзадержались.

...

— Получается ли у вас на вашем месте?

Костерин махнул рукой

— Какое там... они все друг за друга горой, паразиты настоящие. Хапают, липачат. Поседеешь с такими, надо назначать — а кого?

Бобков покачал головой

— Нелегко вам там. У меня, кстати должность в моем главке пустует. Генеральская.

Костерин мгновенно сообразил — Бобков на грани выслуги, даже за гранью. Его теперь либо в зампреды, либо...

— Что надо сделать? — в лоб спросил он

Бобков покачал головой

— Да сами то вы не сделаете, а если вы как говорите, у вас на Житной такой контингент...

— Доверенные люди есть.

— Насколько доверенные? Тут, Константин Павлович... как на фронте надо.

— Не подведут.

— Ручаетесь?

— Ручаюсь.

Бобков посмотрел вдаль, на выстроенный к Олимпиаде стадион

— На юге у нас неблагополучно — пожаловался он

— Грузия?

— Нет, не Грузия. Там всегда было неблагополучно. Ростов. Краснодар. Ставрополь.

Костерин посмотрел в глаза Бобкову, тот кивнул. Они все обладали великим умением говорить без слов.

— Сколько у меня есть времени?

— Ну, сейчас не война, "вчера" не надо. Но и тянуть тоже не надо. Лучше тщательно. Тщательней надо, товарищи, тщательнее. Знаете кто так говорит?

Костерин кивнул

— Знаю...

Филипп Денисович Бобков только что сделал роковую свою ошибку, хотя сам того и не подозревал.

Сделав ставку на Костерина и его ОБХСС — он не просчитал, не понял, насколько Костерина ненавидят в ведомстве, в котором он работает. Что во всем министерстве — не найдется человека, который не мечтал бы его подставить. Сбор информации, и не просто о партработнике, а о Генеральном секретаре — это верный выкинштейн, а то и уголовное дело.

Костерин принялся за дело добросовестно, он начал наводить справки и послал на место доверенного своего человека, полковника Радько. Но Радько не мог в своей работе на месте не опираться на местных. Как только он прилетел в Ставрополь, предъявил свои полномочия и под видом ревизии начал наводить справки и шерстить дела — в тот же день местные пинкертоны, поняв что происходит по направлениям запрашиваемых для проверки дел и наводящим вопросам - отзвонили в Москву доверенным людям и сообщили о том, что происходит. На следующий день информация дошла до НИИ МВД ставшего центром заговора и до Еркина, еще через день — Еркин сообщил Горбачеву о том, что в Ставрополье на него собирают компромат.

Еще через несколько дней — в Правде появилась информация о том, что министр внутренних дел СССР В.В. Федорчук освобожден от занимаемой должности. В сообщении не было указано ни "по личной просьбе" ни "в связи с переходом на другую работу", ни "по состоянию здоровья" — из чего понимающие люди сделали свои выводы. В том же номере было сообщение о том, что новым министром внутренних дел СССР назначен генерал-лейтенант милиции Игорь Иванович Карпец, бывший начальник Главного управления уголовного розыска МВД СССР. Одним из первых своих приказов по министерству он уволил Костерина.

А еще через несколько дней — без объявления в газетах чекисты проводили на пенсию генерала армии Филиппа Денисовича Бобкова. В качестве "утешительного приза" ему оставили служебные квартиру, дачу и машину и назначили в группу генеральных инспекторов МО СССР.

Все-таки не сталинские времена.

* Феномен левого национализма не изучен и поныне — хотя именно левые националисты развалили СССР. Левым националистом является, к примеру, Лукашенко, довольно левым — Назарбаев. На Украине появился чудовищный гибрид "право-левого национализма", когда откровенные правые неонацисты оказываются в одной упряжке с левыми националистами, которые соединяют любовь к независимой Украине с требованием постоянной государственной халявы, и по их мнению государство существует как раз для раздачи халявы.

** Сергей Бобков — сын Ф.Д. Бобкова, писатель и поэт, член Союза Писателей, член редколлегии журнала Молодая Гвардия. Тесно связан с Г. Янаевым на тот момент возглавлявшим КМО — комитет молодежных организаций, что-то вроде комсомольского МИД

* * *

Что такое настоящий национализм? Ну хотя бы изучите историю чехов примерно с 1850 по 1950 годы

* * *

Костерин один из главных, если не главный мотор погрома МВД силами команды Федорчука

Москва, СССР

27 марта 1985 года

Назначение Михаила Сергеевича Горбачева на пост генерального секретаря ЦК КПСС — дало старт самой настоящей гонке среди аккредитованных в Москве иностранных журналистов за право первым взять интервью у новоиспеченного генерального секретаря.

Конечно, все ждали что право первой ночи будет у Виктора Луи. Этот пронырливый журналист и бывший политзэк был освобождён и реабилитирован в 1956 году, после чего он оставил фарцовку и стал работать в московском бюро CBS, корреспондентом британской газеты The Sunday Express а так же и помощником московского корреспондента американского журнала Look Эдмунда Стивенса. Он считался одним из доверенных лиц председателя КГБ Андропова, который через него сливал на Запад информацию — и в ответ ему позволяли намного больше чем другим: брак с англичанкой, дача в Переделкино, коллекция иномарок, про которую Луи говорил что она "больше чем у Брежнева". Надеялись так же французы — СССР традиционно сохранял особые отношения с Францией. К удивлению всех — первым удалось пробиться через бюрократию Николасу Данилоффу, корреспонденту Юнайтед Пресс Интернэшнл. Как ему это удалось, Данилофф не говорил — потому что он сам не знал...

Почему именно Данилофф? Сложный вопрос.

Скажем так — в понимании пиара и тонкостей общения с прессой я превосхожу местную публику... ну примерно на сто световых лет. Потому что я жил и работал в стране где для любого политика "иметь хорошую прессу" было предметом политического выживания, а для любого бизнесмена — предметом выживания и процветания его бизнеса. Пиар, джи-ар — ничего этого в СССР ведь не было, была пропаганда, причем такая тупая и топорная, что никого и не интересовало, "продаются" ли истории о которых они рассказывали. В США пресса не раз приводила вполне себе заурядных политиков в Белый дом. В бизнесе... например, фирма Ягуар потеряла рынок и вынуждена была продаться индийцам — когда опубликовала рекламу с целующимися геями. Сейчас бы это зашло, а тогда продажи за год упали втрое — девяностые на дворе. Хотя... и сейчас такую рекламу никто повторять не рискует. Полно и обратных случаев — добейся чтобы о тебе и о твоем товаре узнала вся страна и проснешься богатым. В США если ты знаменит — ты и богат, это аксиома.

Американец — нужен потому что именно против американцев будет моя главная игра... как говорится nothing personal just business. Если я хочу примерно году к две тысячи двадцатому завоевать умы и сердца молодого поколения американцев, чтобы они вышли на улицы и потребовали чтобы в США было как в Советском союзе, чтобы доминирующим и в Европе и в США стал социал-демократический дискурс — то работу надо начинать уже сейчас. И для начала — надо наладить коммуникацию... а Данилофф подходит для начала — он достаточно левый по своим убеждения и больше ученый. В том мире его арестуют в восемьдесят шестом и обвинят в работе на ЦРУ и это будет неправдой. Потом он уедет в Штаты преподавать.

— И что ты ему скажешь?

— Увидишь.

— Ты только осторожнее... потом все это... каждое лыко в строку

— Михал Сергеич... я много лет жил и работал на холоде. Не учи отца... и баста.

— Отец нашелся. Наглец!

Николаса Данилоффа — на проходной встречали двое — человек с пропуском и сотрудник в штатском, явно с военной выправкой. Его завели в какую-то комнату и, извинившись, попросили оставить все вещи. Выдали блокнот, письменные принадлежности и диктофон

Потом повели наверх, завели в какую то обитую полированной карельской березой комнату, где сидел человек с таким видом, как будто у него многодневный запор. Он осведомился, понимает ли товарищ Данилофф, какая ответственность на нем лежит. Данилофф ответил, что понимает. Тогда чиновник нудным голосом минут десять читал правила — не перебивать, не передавать ничего товарищу Горбачеву, не пытаться задать несогласованные вопросы.

Данилофф сказал что все понимает.

Затем его подняли на этаж выше — там новый обыск, уже явно личной охраной генерального. Затем — поход по коридорам с обязательной для таких помещений в СССР красной, бесконечной ковровой дорожкой, дверь, потом еще дверь...

— Товарищ Данилов...

Генеральный секретарь ЦК КПСС улыбаясь, встал из-за стола и пошел ему навстречу, протягивая руку...

Для Данилоффа это было культурным шоком, еще большим чем все что происходило ранее. Он привык к СССР, к советским чиновникам, всесильным и бессильным одновременно, боящимися самостоятельно принять хоть какое-то решение и не говорящими посетителям, на основании чего они принимают такие решения, которые они принимают. Это были мужчины среднего и старшего возраста, одетые в мешковатые, плохо пошитые костюмы, часто со следами тайного пристрастия к алкоголю на лицах, боящиеся иностранцев. Он знал и их кабинеты: у простых чиновников это обязательно белый верх, а ниже — грубо покрашено масляной краской синего или зеленого или коричневого цвета. Если чуть повыше — это отделка деревом, карта СССР на одной из стен, телевизор и дверь, зачем-то обитая кожзаменителем с фигурными гвоздиками. Он знал, чего ждать в этих кабинетах и чего ждать не следует. И на этом фоне — его встречал генеральный секретарь: слишком молодой для такого поста, одетый в дорогой, хорошо пошитый костюм из шерсти, со вкусом подобранный галстук и очки в дорогой оправе. И самое главное — он улыбался. Почти как американец. В отличие от американцев русские почти никогда не улыбаются, но этот — располагающе улыбался.

Данилофф не знал, можно ли пожать руку новому главе СССР. Кажется, его предупреждали о том что к генеральному секретарю нельзя прикасаться — но если он сам протягивает руку для рукопожатия? В конце концов — американский журналист пожал протянутую руку...

Как давать интервью — я не знал, поскольку ни разу этого не делал — но меня учили и такому. Приходилось импровизировать.

Началось все конечно с общих вопросов, с подсказками настоящего Михаила Сергеевича я рассказал немного приукрашенную версию собственного детства и юности. Как бегал по улицам южного села, где русские перемешались с украинцами и никто не знал, кто есть кто и знать того не хотел. Как началась война и ушел на войну отец. Как пришли фашисты — но быстро ушли — Красная армия наступала, но боев на нашем направлении не было. Как вернулся отец — после ошибочной похоронки, и как мы с ним намолотили на двоих 8888 центнеров зерна. За это меня наградили орденом и дали путевку в университет. Паренек с юга, из крестьян — поступил бесплатно на юридический факультет лучшего ВУЗа страны. Рассказывая все это, я знал, к кому обращаюсь. В США тоже есть юг. И там тоже — многие родители мечтают, что сын поступит на юридический и сделает карьеру. Крестьянский паренек из захолустья с юридическим образованием, сделавший карьеру и поразительно быстро поднявшийся по всем ступеням политической машины — это очень понятный и располагающий для простых американцев образ, они точно это "купят".

Рассказывая, я думал, а кем же был настоящий Михаил Сергеевич Горбачев, почему он стал тем кем он стал и сделал то что он сделал. В СССР было такое понятие — "рабоче-крестьянское происхождение" — но это все сильно искажало реальность, как и любой грубый штамп. Никита Сергеевич Хрущев был самого что ни на есть рабочего происхождения, но он до конца жизни помнил, что рабочим при царе он зарабатывал больше чем при Сталине секретарем Московского обкома партии. Он был рабочим востребованной профессии — электриком в быстрорастущей угольной отрасли Донбасса и платили ему столько, что он снимал для семьи трехкомнатный каменный дом. Ему совсем не нужна была революция 1917 года, он и без нее хорошо жил.

Точно так же — и в Тамбовской области крестьянское восстание началось не случайно. Крестьяне с тамбовщины традиционно трудились в отходе на Бакинских нефтяных промыслах, и когда все это накрылось — они сильно не обрадовались.

Горбачев из крестьян... но его отцы и деды никогда не были крепостными и никогда не знали нужды. Юг — земли там всегда было больше, чем можно было обработать, перенаселенности не было, общины тоже не было. Ни сам Горбачев, ни кто-то из его родни — просто не понимали нутром, зачем была сделана революция 1917 года, у них не было этого жизненного опыта, и они не понимали, не ощущали того чувства голода, униженности, бесправия и отсутствия перспектив, от которых крестьяне и рабочие в 1917 году стали сносить власть, нутром чуя что при ней — у них никаких перспектив нету при этой власти и эти люди не понимали — нутром чувствовали. И слова "кто был никем, тот станет всем" для них были не просто словами. Надо побыть "никем" причем побыть в поколениях, чтобы это понимать по-настоящему. Советская власть при своем становлении промахнулась с "рабоче-крестьянским происхождением". Очень сильно. Потому что рабочие и крестьяне были очень разными. И, например, дворянин Лев Толстой, который жил среди бедных крестьян — понял бы и принял советскую власть куда более близко к сердцу, чем рабочий Никита Хрущев или тамбовские мужики с нефеприисков.

Но что делать теперь? То поколение, которое советскую власть "нутром чуяло" — оно ушло. Стратилось как раньше говорили. Гражданская война, индустриализация тридцатых, страшная Великая отечественная война — эти люди сгорели почти без остатка. Это великая трагедия... трагедия не то что целого поколения — целой погибшей цивилизации. Они построили систему власти, основанную на собственном опыте — но у их детей опыт то совсем другой. Прервалась связь, внуки не понимают своих дедов, они как будто на разных языках говорят. И сейчас делать вид, что все так как надо, так как было — какой смысл то?

Перестройка в СССР — это не блажь, это насущный проект, но не все понимают ее подлинного смысла. Страну — и общество тоже — нужно перестроить из общества униженных и оскорбленных — в нормальное, как бы сказали китайцы — "общество средней зажиточности". Чем китайцы нас точно обошли — они никогда и не скрывали, что строят мещанский проект повседневного благополучия для возможно большего числа китайцев. И сейчас если в СССР и есть спрос на какой-то проект — то именно на такой.

И построить его могут — увы — не потомки униженных и оскорбленных, потому что унижение их дедов и прадедов сидит у них в генах, в исторической памяти. Прошло то — всего шесть десятков лет, по историческим меркам — ничто. Их унижает благополучие само по себе, они этого не понимают, но — чувствуют. Чувствуют гнев и стыд за поколения предков прозябавших в курных избах, работавших на барщине, закапывавших умерших от голода и болезней детей на огороде, забритых в солдаты — они чувствуют, но нам то ныне живущим в стране под названием СССР — что делать? Построить общество средней зажиточности могут только те, у кого нет этого унижения и гнева в генах. То есть такие как я. Михаил Сергеевич Горбачев...

И вот, прозвучал первый явно "смысловой вопрос".

— Товарищ Горбачев. Не могли бы вы охарактеризовать внешнюю политику Советского союза?

— На этот вопрос вам лучше ответит товарищ Громыко. Со своей стороны могу сказать, что СССР придерживается по-прежнему миролюбивой внешней политики и отрицает возможность решения конфликтов между странами военным путем.

Данилов бросился в атаку, но я показал, что еще не закончил

— ... от себя я могу добавить вот что. Я видел войну. Пусть я не воевал, мал еще был. Воевал мой отец, мы думали, что он погиб на фронте...

...

— вам, американцам не понять нас, не понять того что мы пережили в те годы. Первый иностранец, которого я видел — это был гитлеровский солдат, фашист, пришедший на нашу советскую землю грабить и убивать. Я видел его так же, как сейчас вижу вас. Но это лишь укрепляет меня в той мысли, что происходившее тогда — повториться не должно. Дети всего мира не должны бояться бомб и снарядов. Дети всего мира не должны видеть захватчиков. Дети всего мира не должны гадать, вернется их отец с фронта или нет. Как гадал я. И я, и все мои товарищи по партии — твердо верим в то, что мир на Земле — высшая ценность, к которой должны стремиться все разумные и ответственные люди, в какой бы стране они не жили, и какой бы идеологии не придерживались. Наши дети ничем не отличаются от ваших детей. Не бывает капиталистических и социалистических детей — бывают просто дети. И мы должны им передать мир лучшим, чем тот который передали нам.

Данилов был явно ошарашен

— Да, но как же Афганистан?

— Наш ограниченный контингент находится в этой стране по просьбе правительства Афганистана...

— Которое признано далеко не всеми, и...

— Вы не хотите спросить, почему так называемые борцы за свободу убивают учителей. Они говорят, что дети не должны учиться, что это противно Аллаху. Как считают американские матери и отцы — дети должны учиться?

— Да, но...

— Ко мне совсем недавно пришли товарищи из комитета комсомола, как раз по Афганистану. Знаете, с какой просьбой?

...

— Они говорят, что молодые комсомольцы, отслужившие в армии — хотят вернуться в Афганистан в составе строительных бригад**. Они хотят помогать афганцам строить новую, современную страну. Они прибудут туда без оружия.

...

— Первая группа на строительство кабульского хлебокомбината отправляется на днях. Если хотите, можем организовать встречу с этими активистами

Данилоф нервно поправил галстук

— Полагаю, это было бы интересно.

...

— Но редакция должна одобрить тему

— А как же свобода слова?

Данилоф не нашелся что ответить.

— Цензура власть имущих и богатых намного превосходит даже царскую цензуру. Если ты говоришь что-то не то — тебя уволят с работы, университет не пожелает иметь дело с таким ученым, ФБР вызовет на допрос. Но это так, к слову. Продолжайте.

Данилоф потратил несколько секунд на то чтобы привести мысли в порядок

— Мистер Горбачев, по какому пути двинется Советский союз при генеральном секретаре Горбачеве?

— На этот вопрос ответить просто — по пути труда и развития. Я с гордостью могу сказать, что советский человек это очень трудолюбивый человек, для нас жизненный путь человека измеряется в том, что он оставит на Земле после себя. Кто-то посадит дерево. Кто-то построит большой, красивый дом — а кто-то и завод. Величие человека выражается в его делах, в труде, в способности созидать. И главным является не количество денег, как это принято у вас — люди помнят других людей не по количеству денег, которые они заработали. А по тому что они оставили другим людям.

— Каким вы видите мир в двухтысячном году?

Я едва сдержался, чтобы сказать — лучше бы ты спросил каким я вижу мир к концу две тысячи первого года. Или к концу две тысячи двадцатого. Я видел и тот и тот мир. Ни один из них мне не понравился.

— Каким я вижу мир в двухтысячном? Более сплоченным, я думаю. Советскому и американскому народу по сути нечего делить, мы никогда не воевали друг с другом, нет земли, на которую мы претендовали бы одновременно. Я не думаю, что американский рабочий родом откуда-то из Канзаса встает с постели с мыслью уничтожить Советский союз. Или со страхом перед Советским союзом. Мир един, мы должны научиться жить на одной планете, доверяя друг другу и не тая зла.

Я полагаю, этот мир будет более населенным, все виды коммуникаций между людьми даже разных стран предельно упростятся и американец и советский человек смогут, например, позвонить друг другу и поздравить с днем рождения. Почему бы и нет если они к примеру были вместе в Артеке или подружились по переписке или к примеру увлекаются шахматами.

Данилоф не выдержал

— Извините, мистер Горбачев. Вы и впрямь считаете это возможным?

— Да, считаю. Более того, я считаю это неизбежным.

* Далеко не все демократии являются и республиками в этом смысле слова — но республики есть и помимо США. Их можно узнать, отличить от остальных. Например, в первых трех статьях конституции Турции Турция описывается как светское, демократическое, республиканское государство в котором всем гражданам предоставлен основной и равный набор прав. Статья 4 гласит что первые три статьи не могут быть изменены или отменены никем даже народом Турции, и даже обсуждение их правомерности является уголовным преступлением. Напомню, что в Турции до сих пор действует конституция Ататюрка, которая никогда не поддерживалась большинством населения и противоречит его прежде всего религиозному пониманию жизни и власти

** Информационно-новостное агентство наподобие ТАСС. В свое время — было главным по новостной ленте в США. Погибло с появлением интернета и конкурентов типа CNN. Что касается Данилоффа — то он будет арестован в сентябре 1986 года по обвинению в шпионаже, но вскоре освобожден. Он русский, внук генерала Данилова, начальника штаба Северного фронта во время 1МВ

* * *

Отказники — те кто отказался от советского гражданства чтобы выехать. Невозвращенцы — те кто отказался вернуться в СССР будучи по каким-то делам за границей.

** В это трудно поверить, но это так и есть