Зверь лютый. Книга 6. Шантаж

— Эх, сынок, кабы у меня стоял — я бы такой ерундой и не занимался".

* * *

Так это же такая очевидная подсказка! Надо у кого-нибудь спросить! У кого? Кроме Сухана никого здесь нет. Только вопрос надо так сформулировать, чтобы и он ответил, и я его ответ правильно понял. Потому что на вопрос "можно ли?" — ответ однозначно будет "можно". Хоть через Кавказский хребет. А почему нельзя? Запрета-то нет.

— Скажи, Сухан, достаточно ли высоко стоит вода в болоте "Голубой мох", чтобы мы смогли на этой лодочке в Десну переплыть?

Мы лежали в темноте в лодке, прикрывшись овчинами. Холодало. Тучи на чёрном небе уже снесло, проглянули звёзды. В их слабом свете я увидел, как открылись глаза моего зомби, как подвигались из стороны в сторону его зрачки.

Несколько мгновений он просто лежал, будто прислушиваясь к чему-то. Уж не к водяным ли этим? Потом легко и бесшумно поднялся и перемахнул через борт. Постоял, послушал темноту. Тихий голос речных струй в нескольких шагах от нас. Отошёл от лодки и, присев на корточки, упёрся рукой в болотистую землю. Поднял руку и с десяток секунд внимательно рассматривал оставленный на земле след. Потом ушёл куда-то дальше. В темноте я видел только неясный силуэт. Кажется, он ещё пару раз повторил свой "упор сидя".

Кормщик, с открытым ртом наблюдавший за этими действиями, развернулся ко мне:

— Ну и чего это...

— Не суетись. Водяной — не курица, на "цыпа, цыпа" — не прибежит. Подождём.

Сухан вернулся минут через двадцать со стороны реки. Забрался молча в лодку, улёгся на своё место, накрылся своей овчинкой... Стыдно сказать, но я уже кипел и подпрыгивал от любопытства, когда он изрёк:

— Да. Завтра. Потом — не знаю.

Мы оба с кормщиком дружно выдохнули. Ура! Сработало!

* * *

Нет, "с точки зрения банальной эрудиции" я могу понять, и даже экстраполировать задним числом, и таким же — умом, что имея оценки продолжительности и интенсивности выпадения ливневых осадков в данном регионе, каковые и наблюдались всеми присутствующими несколько последних дней визуально, и учтя скорость стекания избыточной влаги по традиционным каналам её удаления, а также приблизительно оценив степень временного накопления подземных вод в приповерхностном слое...

Фигня! Прогноз погоды на три дня для региона — это решение системы из восьми сотен линейных уравнений. Там суперкомпьютеры стоят. У американцев треть их "Креев" на таких задачах крутятся.

Так это чисто обработка данных. А датчики? А съём, первичная обработка, фильтрация... И жрут такие установки... И цена у них... "Самый дорогой круговой кожаный диван в мире" — это ещё о первом Крее.

Нет, всё-таки, правильным образом вывихнутые человеческие мозги — самый мощный инструмент по обработке информации в известной вселенной! А результат их применения издавна называется: выводы, полученные неформализуемыми методами. Проще — волшебство.

* * *

Глава 119

"Утро, утро начинается с рассвета!"

Не у нас. У нас — задолго "до". Кормщик ещё затемно по начальству сбегал. Не знаю, что он Акиму сказал, но дед не зря сотником был — весь личный состав явился к месту исполнения боевого задания быстро и целеустремлённо. Даже расселись без сильных скрипов.

"Соловей, соловей, пташечка.

Канареечка жалобно поёт".

Видать, та канарейка тоже греблей занималась. Рванула вёслами без привычки. То-то и голосок жалобный.

* * *

Традиционный верблюжий караван на Востоке делает в первый день похода не более 10 км. Потом уже пойдёт нормальный темп, но первый день — короткий. Нужно чтобы животные и люди начали понимать друг друга, чтобы всё, что может упасть, развязаться, разбиться — сделало это и не занимало внимание потом, чтобы все склеротики вспомнили забытое дома, и за ночь сбегали. Короче — притирка каравана.

"Я с тоской смотрю на бархан

В глубь песков ушёл караван

И хотя надежд больше нет...".

В смысле: притирка прошла успешно. Насчёт остального — к самуму, разбойникам, караван-баши... Можно лично к товарищу аллаху. Который, как известно, "акбар". И ответ у которого такой же: "иншалла".

* * *

У нас верблюдов и ишаков нет. Но вот "ослы"... Мужики вчера рванули на всю катушку, а гребля — занятие, требующее постоянной тренировки и навыка. У кого — потёртости, у кого — синяки. У всех — спины. Все — выражаются. Но — негромко. Уважают люди Акима, сдерживаются.

Ничего — через полчаса размялись, втянулись. А там и солнышко взошло — уже веселее. Аким ко мне на нос вперёдсмотрящим перебрался: речка Усия уже Угры — нужно постоянно маневрировать. Я думал, было, поговорим, дела предстоящие обсудим. Но... обиделся дед. Уже и не кипит, и бороду не жуёт — молчит, не замечает. "Да, нет". Замкнулся и отстранился.

"Ты мне больше не подружка

Ты мне больше не дружок

Забирай свои игрушки

И не писай в мой горшок".

Что ж мне тут, на коленях у него прощения просить? Как-то мне это... стыдновато. Перетопчется.

Так мы молча весь день и провели. Аким напрочь игнорировал мои попытки помочь. Вооружился жердью, чтобы отталкиваться от берега и полузатопленных коряг. Впрочем, к вечеру уже и всем пришлось вынуть вёсла из уключин. Вёрст 10 шли "на шестах" — не гребли, а отталкивались. Как-то незаметно из речки перешли в болотные протоки. Гребцы хотели, было, остановиться, переночевать на месте посуше. Но Аким не давал: боялся, что вода спадёт, и мы тут застрянем. Так всю ночь с факелами и плескались.

Трижды садились на мели. Два раза хватило просто людей на корму перегнать да поподпрыгивать. На третий сели капитально.

"Потому что без воды

И ни туда, и ни сюды".

Пришлось всем раздеваться и лезть в эту болотную лужу. Хорошо — под утро вода тёплая.

Наконец, уже на рассвете, вывалились в Десну. Промыли покусанное комарами, уши сполоснули, чтобы не заснуть, и, в предвкушении отдыха после изматывающего труда, рванули вёслами напоследок. Уже вниз по течению.

"На речке, на речке, на том бережочке

Мыла Марусенька белые ножки".

"На том", в нашем конкретном случае означает — "на правом". Вот мы туда и правим. Там и кое-какая "марусенька" наблюдается. Похоже, прямо по песне:

"Будет Марусеньку свекор бранити,

Свекор бранити, свекровка журити

С кем ты, Маруська, всю ночку гуляла,

С кем ты гуляла, с кем утро встречала?

Будут Марусю за косу таскати,

За косу таскати, в дому запирати".

"Маруся", повздыхав в предчувствии предстоящей "викторины" с "большими призами" за неправильные ответы на тему "Что? Где? Когда?", а главное — "С кем?", ушла, а мы на её место... припарковались.

Ну, не пришвартовались же! Швартовных тумб или столбов нет. Такой... "запрыг с разгона". Корму — нагрузили, вёслами — гребанули, и носом на прибрежный песочек... "Запрыгнули". Луговина, дальше холм, на холме городище. Небольшое: дворов полтораста. Елно.

В "Уставной грамоте" Смоленского князя Ростислава записано: "От Елны урока три гривны и лисица". Не велик урок. Только запись эта сделана через три года после похода Свояка по этим местам — тут сплошное пепелище было. За последующие десять лет городок отстроился, людей прибавилось. Разрослось поселение. Выше и ниже по реке, на соседних возвышенностях, уже пара небольших посадов стоит.

Я уж собрался из лодки выгружаться, но Аким, не мне, а Ивашке, хоть я и рядом стою, говорит:

— Я со своими в город пойду. Там у меня знакомец есть — у него и встану. И сразу к посаднику. А вы идите вон туда, в нижний посад. Найдёте там себе место какое. Нужны будете — позову.

Игнорирует нагло. В упор не видит. Ну и ладно.

Кормщик с нами остался, он и место указал. Неплохое подворье и от реки недалеко — надо ж за лодкой присматривать. Пока добрались, да сторговались, да разместились — мужики мои уже совсем на ходу дрыхнут.

Посадский-то начал по первости и цену заламывать несусветную, и над безбородостью людей моих издеваться. "Босорылые, голомордые...", и ещё там всякие шутки шутить. Прав был Николай: от такой причёски на подбородке могут и убытки произойти. Включая — "со смертельным исходом". Народ у меня невыспавшийся, раздражённый, а хозяин веселиться собрался. Сейчас ему всё веселье и поломают. И не только веселье.

"Хорошо смеётся тот, кто стреляет последним" — американская народная мудрость.

Не моё дело: и сам я тут никто — малолетка, и в торге здешнем мало чего понимаю. Да и не дело господина по такому поводу разговоры разговаривать. Но пришлось влезть:

— Ивашка, сделай милость, покажи-ка гурду свою. Не мне — хозяину порадоваться. Вот смотри, дядя, сабля. Гурда называется. За неё весь ваш посад купить можно. А на ней ни одной волосины не растёт. Всё потому, что без шерсти — вражьи головы сечь сподручнее. Вот так и мужи эти, как сабли славные, головы дурням да торговальщикам шибко жадным — с маху рубают. Может, ты проверить хочешь?

Ивашко саблю достал, перед глазами у мужика покачал, зайчиков солнечных попускал. Дядя проникся, и мы мирно разошлись. Не дёшево, но в меру. Ребятки-то мои приморились, щей хозяйкиных через силу похлебали, да и спать завались.

Кормщик в лодку спать ушёл, а у меня зуд в заду. Мне ж интересно, как у Акима дело выгорит! Да какие повороты будут. Хотя, вроде бы разумные люди, опытные, варианты проговаривали, на всякий возможный случай придумку придумывали. Я-то в этом во всём... Так от этого же ещё интереснее!

И другое мне спать не даёт: посадница. Интересно же, что это за дама. Кудряшок-то про неё соловьём разливался. Как он с ней целовался-миловался.

Опять же: тут где-то Спирькин двор, надо бы навестить, воздух понюхать.

Мы чего, сюда спать пришли?! Дома отоспимся, Сухан, подъём! Пошли, зомби моё, геометеоцентрическое, "мордами торговать". На людей поглядим, себя покажем.

Что посад этот, что само Елно — деревня деревней. Народу почти нет: кто в поле, кто на речке. Куры по улицам бродят, свиньи в луже лежат. Лепёшки свежего коровьего навоза. Ещё не засохли.

* * *

Всякому, кому приходилось возвращаться из мест пустынных, будь то леса, или степи, или тундра, знакомо это особенное чувство, эйфория от ощущения: здесь живут люди. Во, баба с вёдрами пошла. — Баба?! Настоящая?! — Глянь-ка: калитка закрытая стоит. — Как это?! У них чего — и воры есть?! — А это не колокольный звон — это молоточками по металлу вызванивают. — Да ну?! А металл-то какой? Умельцы? А по какому делу? — Жестянщики, наверное. Может, медники.

"Но спускаемся мы с покорённых вершин...

Что же делать, и боги спускались на землю".

Извините, Владимир Семёнович, но снисходительно-покровительственная интонация "богов"... Да ерунда это! Суть-то не в глаголе "спускаться". Суть в глаголе "возвращаться". Которого у вас тут нет. Он из более поздних песен. Когда опыта и чувств стало больше.

"Корабли постоят и ложатся на курс,

Но они возвращаются сквозь непогоду".

Мы — возвращаемся. Из пустоты, из безмолвия, из пустынь... Из безлюдья — к людям. А уж откуда, с "покорённых" ли "вершин"? А как же иначе? Чего "покорять" — жизнь сама подкидывает. Было бы куда вернуться.

* * *

Покрутился перед посадниковой усадьбой. Мощно сделано: тын как в лесу от диких зверей — толстые заострённые брёвна в два человеческих роста. В воротах сторожа.

Интересно, городские ворота распахнуты настежь, и никого не видать. Наверное, сигнальщик в башенке сидит. А здесь и ворота заперты, и в открытой калитке два здоровенных мордатых брюхатых мужика торчат. В бронях и при мечах.

Глянул в соседний двор. Тоже — могуче построено. Но ворота вообще заперты. Спрашивать у прохожих начал — вирниково подворье. Так вот откуда Степан Макуха в наши края пошёл! Надо бы мне по этому двору походить. Всё закрыто, изнутри ничего не слыхать. А вот Спирьки-мятельника усадьба сильно дальше. И сама другая: забор жердяной, ворота нараспашку. И внутри... не тёсом крыто.

Я сунулся внутрь, из будки возле ворот вылез старый блохастый пёс и сказал: "Гав". По моему поведению определил, что я не понял такого простого слова, и убедительно повторил "гав-гав". Потом потерял ко мне интерес, уселся на землю и начал вычёсывать задней ногой блох из-за уха.

Всегда завидовал в этой части собакам и кошкам. Нет, не блохам, конечно, а растяжке. В принципе, в лучшие годы и я сам мог дотянуться. А вот почесаться таким манером между делом... ботинки мешают. Да и бизнес-партнёры не поймут.

Откуда-то из-за сараев выскочила девка моих примерно лет с полным травы передником. Справа в углу какая-то мусорная куча. Компост, что ли, они изобретают? Как на "Святой Руси" было с компостом? В летописях про это ни слова не попадалось. Что навоз не запахивают — знаю. Но неужто и такую простую вещь не умеют? Девка вывернула туда травяной мусор и, только сейчас заметив чужих во дворе, насупилась.

— Эй, чего надо? Иди с отседова. Нету мятельника, нету. К посаднику зван. Иди-иди.

Судя по интонации: регламентная процедура в условиях всеобщего пофигизма и скуки. Как собачкин "гав". Скучно живут туземцы. Ничего у них не происходит, ничего особенного не случается. Все надоело и опротивело.

"Ой, как худо жить Марусе

В городе Тарусе!

Петухи одни да гуси.

Господи Исусе!".

А здесь даже не Таруса и гусей нет. Солнце уже высоко стоит, жарит серьёзно. Парко. Выжимает солнышко воду недавних дождей из здешней земли. Скучно, однообразно. Невнятные мечты, неясные томления. Тоска. И тут в этом глухом захолустье — я. Типа: весь в белом. Во всём своём полном попаданстве, некомпетентности и гиперактивности.

Ты, девочка, когда-нибудь такой "ёрш" пробовала? В мозги шибает, как кока-кола в нос. Кока-колу не пробовала? А пепси? Ну и не надо — гадость. Ими только латунные бляхи да пуговицы металлические чистить хорошо: бросил в стакан на ночь — утром как новенькая.

Что, и пуговиц блестящих нет? И ничего-то у вас нету. А теперь и "скучно" не будет — я пришёл. "Весь вечер на арене клоун Ваня". Не скажу, что будет смешно, но скучно явно не будет. Для уцелевших.

"Не скучно" уже настало. Я даже услыхал его наступление. Точнее — вступление.

Естественно, в форме матерных выражений со стороны ворот. У нас на Руси всегда так: как не скучно, так обязательно матом. И голосок знакомый: мятельник Спиридон в дерьмо вступил.

Продолжая ругать коров, пастухов и всяких неопределённого вида мерзопакостников, которые именно у его ворот такую большую и жидкую лепёшку сложили, Спиридон, на каждом шагу обтирая правый сапог о траву то одной, то другой стороной, появился в воротах. Будучи чрезвычайно занят углублённым процессом рекристаллизации собственной обуви из чужого, да ещё и скотского, дерьма, первые несколько шагов он исполнил, не поднимая головы.

Потом поднял, увидел, опознал. И в лице — переменился.

По размаху перемены морды данного официального лица, я сразу интуитивно ощутил: скучно уже не будет. Всем не будет скучно. Но мне — в первую очередь. Прямо какой-то "Нескучный сад" намечается.