Зверь лютый. Книга 6. Шантаж

Там — люди. Вот в этом белом безмолвии живут люди. Они приходят на фермы и запускают двигатели, они разговаривают, смеются, ругаются. Делают своё дело, свою жизнь. Сейчас они начнут доить коров. Белая пелена, туман, "ничто" — начинает истончаться. Поднимается, становится всё более прозрачной.

Уже видны холмы и деревья, поля и рощи. Уже есть цвета. Зелёный, коричневый. Голубой. Надо мною уже небо!

Кажется, что всё это становится видимым, вещественным, сотворённым из-за вот этих звуков, этих зажжённых фонарей. Из-за людей, которые пришли и стали что-то нужное, разумное делать.

Пустота уходит, исчезает, наполняется. Становится осмысленным местом, миром. Моей родиной. Утренняя дойка в России.

* * *

Хозяйки в селении поднялись, начали дверями да воротами скрипеть, со скотиной разговаривать. Тут и Филька заявился. Всё тянется в затылке почесать да бороду распушить. А — нету. Даже смешно.

Представил местным Потаню — их нового начальника. По случаю прибытия к месту несения службы. Мозги присутствующим промыл по поводу дисциплины. Как в части личной гигиены, так и в части организации тех.процесса. Небо уже сереть начинает, мои поднялись. Пока перекусили да собрались, тут и корыто это с низу пришло. Так поспать и не удалось.

Только погрузились, только расселись, только от берега отошли, один из Рябиновских начал шутки шутить. Типа: "мухи сонные, не гребут, а поверху воду гладят". И там дальше про баб. Нашёл над кем смеяться — над Ноготком. Придурок, ты ещё бы над медведем в лесу поиздевайся.

Я к этому времени уже вырубился. Овчинку мне дали, на носу калачиком свернулся, с головой накрылся и мгновенно... И тут — крик. И — плюх. Два плюха: один — по лицу, другой — в воду.

"Стоп машина, человек за бортом".

Не человек — придурок. Но орёт же! Стали вынимать. А тут Аким рогом попёр:

— Такие-сякие, лодыри ледащие, вёслами не гребёте, а чешите! Только для виду качаете, спите на ходу! Вот я вас плёточкой!

Не надо меня будить. А уж громко и резко... Да ещё так про моих людей! Рискованно это, не по технике безопасности. О ТБ на "Святой Руси"... я уже погрустил.

Так что, я спросонок и ответил, как подумал, не притормаживая:

— Кто в прошлую ночь в тёплой постельке за семью запорами полёживал да в потолок поплёвывал, тому нынче и речную воду веслом рвать — доблесть великая. А кто одну ночь ворогов в куски сечёт, а в другую в поход идёт — того, конечно, плёточкой. Что ж ты на разбойничков со своим кнутиком не пошёл? Или штанов сухих не нашлося?

Аким аж поперхнулся. Дурак я, дурак. И не по делу, и не по месту: ну нельзя такое владетелю перед людьми его говорить! Но меня заело. А тут ещё одно в глаза бросилось: мы идём вдоль левого берега вверх по реке. Левый борт — к стержню. Речка не велика, лодка... ну, не каноэ, широкая. Корыто. Проще: на левом борту грести надо сильнее, течение встречное сносит. И всех моих людей именно на этот борт и посадили.

— Что ж это ты, Аким Янович? То хвастал: я, де, сотник славный. Я, де, сотню свою в великие битвы водил, науке воинской выучил. А тут и десяток гребцов рассадить правильно не можешь. Или плесень болотная последние мозги выела? А ну-ка, мужики, перелезьте!

Я на носу сижу, в голос проповедую. Аким — на корме, возле рулевого. В кормщиках у Акима мужичок какой-то из рыбарей Рябиновских. Все гребцы сидят ко мне спиной, то на меня оглядываются, то на Акима смотрят.

Я — дурак, так нельзя. Лобовой наезд, без предоставления ясного пути отступления оппоненту "с сохранением лица"... Тогда уж надо добивать до конца. Кого добивать?! Акима?! А как с нашим делом в Елно? Я же там — "никто" и звать меня — "никак". Сейчас мой батюшка родненький ка-ак ответит... И будет чётко по Беку.

* * *

В "Волоколамском шоссе" Бек описывает свои первые бои осенью 41. Посмотрев на тактику немцев, и следуя генеральной директиве: "уничтожить до последнего вражеского солдата", он размещает подразделение своих бойцов на пути вероятного отхода противника. Расчёт оказывается абсолютно правильным: очередная немецкая рота натыкается на его батальон, откатывается в предполагаемом направлении, натыкается на засаду и... Оказавшись зажатыми между двумя группами красноармейцев, немцы не разбегаются беспорядочно, а, наоборот, концентрируют огонь на обнаружившемся препятствии.

Используя превосходство своего автоматического оружия, они буквально расстреливают засаду, "секут автоматными очередями" и уходят.

Бек был очень огорчён потерями. И сделал для себя вывод. Пути отхода серьёзного противника надо использовать для максимального нанесения потерь, но не перекрывать наглухо, оставляя возможность, надежду на выход.

* * *

Аким оказался умнее, чем я: не стал устраивать скандал с визгами и криками. Но сумел "сохранить лицо": пересадил не всех. Сухана, как самого выносливого, и Чарджи, как самого... по правде сказать — нелюбимого, оставил на месте. Подождал: не начну ли я вякать?

"Хорошие игроки — три раза дураки" — народное карточное наблюдение.

Я — не "хороший". Два раза почувствовал себя дурнем за каких-нибудь пять минут — и хватит, стыдно постоянно дурнем быть. Завернулся снова в овчинку и спать. Убаюкивает.

"Мы на лодочке катались.

Да на лодочке чужой

И гребли, и поругались.

Не качай, дед, головой".

* * *

И вновь вынужден я попенять моим со-братьям и со-сёстрам по цеху попадизма, авантюризма и, да будет позволено мне так сказать, фэнтайзизма. За удивительное невнимание к деталям реальности бытия в их персональном Зазеркалье.

Замечу сразу же, что и Льюис Керролл, и Александр Дюма-отец не считали для себя зазорным обратить внимание читающей публики на мелочи повседневного существования, оказывающих немалое влияние на душевное состояние персонажей и разворачивание сюжета. Касается это в полной мере и такой специфической области жизненных обстоятельств, как способ транспортировки героя повествования к месту обсуждаемых событий. Будь то кроличья норка для Алисы или непрерывная четырнадцатичасовая скачка из Кале в Париж у Д'Артаньяна. Посему и я полагаю уместным сообщить благосклонному читателю некоторые географические сведения об этом моём первом речном походе.

* * *

Первый день я нагло проспал. Очухался только к вечеру, когда стали искать место для ночёвки. Просто на берегу не встанешь — мокро. Дождь, наконец-то, закончился, но на берегу, куда не ступи — везде чавкает. Хорошо бы селение какое-нибудь найти.

Есть, конечно. Но не на берегу. Селища ставят на высоких местах, потому что в половодье река сильно поднимается. Соответственно, на вершине склона борта долины. От берега до жилья — верста болотины.

Аким и говорить со мной не хочет. Встал да пошёл. Молчки. Мужички его хотули свои похватали и следом. Как гусиный выводок. И мои потянулись. Хоть ночь в сухом провести. Хорошо — спросились. Ладно, ребята, я не гордый. Хотя и почти недо-боярич, но могу и посторожить. Сухан, естественно, со мной.

Аким и кормщика своего оставил. Боится он, что ли, что я с лодкой убегу? Вот этот "рыбачок в возрасте" и ввёл меня в курс здешней транспортной географии.

Как неоднократно было уже сказано (и будет повторено — потому как правда!) транспорт на "Святой Руси" — речной. Для меня по прошлой жизни река — это что-то под мостом:

"Гривою седой над землёй облака,

Дробью под мостом отозвалась река".

Отозвалась — и ладно. Теки себе дальше.

Прекрасные и правильные для моего прежнего времени строки:

"Там где пехота не пройдёт

И бронепоезд не промчится,

Угрюмый танк не проползёт,

Там пролетит стальная птица"

здесь звучат наглой ложью. Ввиду отсутствия "гнездовий" этих самых "стальных птиц". РЖД, Аэрофлот и Минтранс... Ну, понятно. На вопрос:

— Какой идиот так построил дорогу?

Всегда следует однозначный ответ:

— Господь Бог.

* * *

Две основные здешние реки, Десна и Угра текут в противоположных направлениях. Десна — на юг, потом на юго-запад. Угра — сперва на север, потом поворачивает к востоку. Геологи вообще считают Угру аномалией в системе здешних реликтовых русл. Так и пишут: "направление её течения неестественным образом изменилось на противоположное".

"Мы считаем экзарационным и переуглубление долины пра-Угры, поскольку ни флювиальная, ни гляциофлювиальная эрозия не могли создать перепад высот 50 м, не говоря уже об уклоне, обратном уклону ложа ледника".

"Экзарационный" — созданный ледниковым выпахиванием.

"Аккумуляция последующих ледников и эрозия талых вод изменили уклон ложбины на обратный, и Угра, вслед за талыми водами, воспользовалась этим участком... На стадии деградации ледникового покрова потоки талых вод, постепенно врезаясь, спроектировались на ложе, образуя неглубокие, но широкие ложбины".

Гипотеза о применении атлантами или пришельцами высокоэнергетического оружия для изменения русла реки Угра пока активно не обсуждается. Очевидно, исключительно из-за отсутствия следов взлётно-посадочной полосы виман древних индусов.

Двадцать первый век только начался — найдут.

Казалось бы — а нам-то что? Ну, была здесь какая-то странность в то ещё Московское время.

"Время Московское" — это не только про часовые пояса. Это ещё про московское оледенение, прерванное одинцовским потеплением. Случилось "время московское" задолго до появления и Москвы, и Одинцово. Сколько-то там миллионов лет. Но и для "Святой Руси", и в начале третьего тысячелетия — всё ещё влияет на жизнь живущих в этих местах.

Все реки этого края текут в очень широких, "с чужого плеча", долинах, пропиленных ещё в ледниковом периоде. Будто китель с погонами и орденскими планками погибшего отца на плечах маленького сына.

Поэтому очень простая, без системы террас, широкая и плоская пойма. Которая легко затопляется от края до края при каждом, даже небольшом подъёме воды. А в остальное время — болотина с кустарником и мелколесьем. Вплоть до "отцовских погон" — до древнего борта долины исчезнувшей реки.

Эти реки, Десна и Угра, в своих верхних течениях разделены такой странной штукой — Ельнинская возвышенность. И не велика-то возвышенность — и трёх сотен метров от уровня моря нет.

Что про неё сказать?

"Криосолифлюкция шла в основном еще до завершения флювиогляциальной аккумуляции — в промежутке времени, когда последняя неоднократно прерывалась".

Такое простое объяснение — чего тут не понятно?

Вот и имеем цепочку довольно трухлявых холмов, покрытых, в основном, песком и ельником. Невысоких, но для корыт, вроде нашего — непроходимых. Поэтому есть волоки. Один — на юге, в самом верховье Угры в приток Десны — Соложу. Волок длинный, крутой, тяжёлый. И выкатимся мы по нему сильно ниже Елно. Потом придётся опять против течения выгребать.

Второй путь — повернуть вправо, на север, по притоку Угры. Речка — Усия называется. Течёт она из того же болота "Голубой мох", что и сама Десна. В самом начале между ними одна-две версты.

Это — основной ход. Весной, когда в половодье уровень воды в здешних местах поднимается на 8-10 метров, болото просто заливает. И лодейки идут себе из реки в реку свободно, как по озеру.

* * *

Красота. В половодье. Сейчас — июль. На каком уровне сейчас там вода стоит...? — Ну, понятно.

Не фига не понятно! По болоту волока нет — волоки только по сухому, по твёрдому. Хоть конями тащить, хоть самим упираться, катки подкладывать... по болоту так не пройдёшь. И вопросов бы не было, но — дожди. Последнюю неделю вокруг ходили грозы. Насколько они тот "Голубой мох" налили?

Завтра поутру — место слияния Угры и Усии. Или поворачивать на север, рискуя завязнуть в болоте. А завязнув, возвращаться и корячиться на Угре. Как именно корячиться — есть варианты: или рвать пупки на волоке, или бросать лодку где-нибудь в селении поближе к Елно, нанять лошадей, и идти конями вёрст сорок через эту возвышенность. А где, а как, а почём? А конник из меня... крокодил карманный.

Время идёт, придёт донос раньше нас — будут проблемы. "Первое слово — дороже второго" — это не только детская присказка, это общее правило человеческой психологии. И — бюрократии. Но волоки — не моя забота. На это у нас кормщик есть.

По мадам Простаковой из "Недоросля" Фонвизина:

"А географию зачем учить? Извозчик сам довезет".

Только наш "извозчик", который кормщик, и сам-то...

— Вот и думаю я — может, боярыч чего подскажет?

Кто?! Я?! Да я в этих волоках и через болота переходах... как бегемот в балете.

— А то мужики говорили, что ты, боярыч, ну... эта... навроде как... со всякими, прости господи... как говорят-то... ну, с лешими да болотниками... вот. Опять же — ведьма эта, не к ночи будь помянута... Так может ты и с водяными-то? А? Может разузнаешь? А? А то, сам прикинь, тут-то наломаются да ежели впустую... Мужики-то... ну... обидятся.

Нормальный подход. В реализме туземцам не откажешь: за неимением национальной госметеослужбы обратимся к нечистым духам. Так вот почему их на Руси подкармливают! Достоверность информации — как у Госкомгидромета, а содержание значительно дешевле.

— А что Аким Янович говорит?

— А владетель сказал: ты кормщик — тебе и решать. Ошибёшься — шкуру спущу.

Абсолютно правильный средневековый подход. Так и называется: "внеэкономическое принуждение". И то правда: главная прибыль — целая шкура. Собственная. От таких дивидендов не откажешься.

И что отвечать? Ну не знаю я: на каком уровне в том болоте, отсюда — за полста вёрст, вода стоит! "Темна вода в облацах", а в болоте — ещё темнее.

Вежливо и убедительно объяснить, что не обладаю необходимой информацией и не являюсь экспертом в данной области знаний? Аргументировано обосновать собственную некомпетентность... Это ж нормально! Только тогда и веди себя нормально, как и положено сопляку-недорослю.

"Годен к нестроевой. — А к чему ты вообще годен?!".

И на всю оставшуюся жизнь рефрен: "Ванька-ублюдок опять ахинею несёт"...

Можно надуться с важным загадочным видом или просто послать. Типа:

"К кругу моей актуальной компетенции относятся вопросы уровня глобального потепления в свете массового выброса метана с шельфов арктических морей. С проблемой холодных труб обращайтесь по месту прописки".

Они обидятся. "Он с нами играть не хочет". В какую сторону они эту обиду повернут...

* * *

А что по этому поводу говорит отечественный фольк?

"Стоят на берегу два рыбака, ловят рыбу. У одного, старого — клюёт и клюёт. У второго, молодого — и поплавок не шевелится.

— Дед! Ты на что ловишь?

— На мотыля, сынок.

— А я вот на червя. Потому и не клюёт.

На другой день снова сошлись на том же месте. Снова дед таскает и таскает, парень поплавок разглядывает.

— Дед, ты на что ловишь?

— На червя, сынок.

— Во, блин. А я на мотыля. Слушай, дед, а как ты узнаёшь — на что сегодня надо ловить?

— Вот встаю утром и смотрю. Если налево висит — на червя. Если направо — на мотыля. У тебя-то, сынок, как?

— У меня-то... Да у меня всё время стоит!