Мемуары Энн Ламберт #1: Голоса прошлого

За эту улыбку можно было отдать жизнь.

Нохораи уснула, и Ане попросила не тревожить её:

— Пусть спит...

Я кивнула: спасибо.

— Энн, а ты откуда?— вдруг спросила Ане.— Будешь ещё чай?

Я кивнула, она стала разливать по чашечкам прозрачный напиток.

— Так ты откуда?

— Из локали Ратеене. Таммееш.

— Ты не похожа на тамме"отку!

— Я не тамме"отка.

Объяснять не хотелось. Я сидела, грела ладони о горячие бока чашечки, и в голове было пусто до звона.

— А девочка?— не унималась Ане.— У неё геном Пацифиды, это же видно!

— Мать её вправду была из локали Пацифиды,— подтвердила я.

— Я думала, девочка — твоя дочь,— вырвалось у Ане.

Я качнула головой: нет.

— Мы с её матерью выросли вместе,— объяснила я.— Жили в одной комнате... в интернате на Таммееше. Потом она погибла вместе с мужем. И я взяла девочку. Мне разрешили.

Ане, сочувствуя, положила ладонь мне на запястье. Я улыбнулась ей благодарно. Она умела понимать без слов, понимала, когда надо было остановиться с вопросами, с ней хорошо было молчать обо всём на свете.

Короткая мелодия-напоминание. Я встала:

— Мне на тренировку.

— Зачем ты загоняешь себя, Энн?— тихо спросила Ане.— Ты — врач, зачем ты учишься убивать?

— Надо,— коротко ответила я.

— Кому надо?

— Мне.

Ещё немного, и я бы рассказала ей всё, может быть, даже со слезами, я была очень близка к истерике в тот момент. Но внезапно раздался сигнал общей тревоги — он шёл из общего коридора и из динамиков в личных комнатах, и устройства связи транслировали его же. Бьющий по нервам звук, кто раз услышал, уже не забудет. А для телепатов он транслируется ещё и через инфосферу..

Сердце бухнуло в рёбра и провалилось в пятки: каждой клеточкой собственной шкуры я ощутила, что это не учебный сбор. Учебные сборы на станции я уже проходила несколько раз. Объективная необходимость на космическом объекте такой протяжённости и сложности.

Нохораи резко села, я ожидала, что она захнычет, но она только смотрела на нас большими глазами. Только смотрела. И если в прежние тревожные учения она ревела слоном, то в этот раз молчала, и на лице её отчётливо читался ужас. Она тоже почувствовала! Дети, особенно маленькие, обладают высокой восприимчивостью...

— Чёрт,— высказалась Ане,— как не вовремя!

Она ничего ещё не понимала!

Согласно тревожного расписания мы должны были отвести Нохораи в ясли, и явиться в клинику незамедлительно. Но я немного задержалась перед уходом. Ане зашла поторопить меня, и испуганно выдохнула:

— Энн! Это у тебя что? Оружие?!

— У меня есть разрешение,— сразу сказала я.

— Зачем?!

— Это не простая тревога,— объяснила я.— Я чувствую.

— Чувствуешь!— всплеснула Ане руками.— Одно и то же, рутина, вот увидишь...— и замолчала.

Я не отвела взгляда.

— Чувствуешь?— переспросила она севшим голосом.— Ты ведь...

Я кивнула. Да, я психокинетик. Конкретно: целитель. Предчувствия для нас не блажь и роскошь, а один из рабочих инструментов. Нас учили отличать ложные чувства от диагностических паттернов. Не было нужды объяснять это Ане, ведь она же сама врач, сама много лет работала бок о бок с коллегами из отдела паранормальной медицины.

Так мы и пришли в медцентр, Ане с испугом, а я с оружием.

— Вы уже знаете?— с порога спросил у нас старший смены.

— Что?— нервно спросила Ане.

— Ламберт, что у тебя?— обратился старший ко мне, имея в виду неуставный инструмент.

— "Шорох-М",— объяснила я,— плазмоган гражданского образца, дистанция поражения — десять метров. Есть разрешение; показать?

— Я про второе!

— "Точка"-5,— спокойно ответила я.— Армейская модификация, из списанных резервов. Разрешения нет, но вы же не станете возражать, господин Сормов?

— Мне объяснят, наконец, что происходит!— потребовала Ане.

— Вторжение,— коротко ответил старший смены.

Ане испуганно зажала рот ладонью. А я почувствовала ползущий по спине едкий ужас. Всё же я надеялась,— до последнего надеялась!— что мои предчувствия лишь эхо пережитого. Напрасные надежды. Паранормальная интуиция ещё ни разу не подводила меня.

Самое страшное в космических боях — это ожидание, те самые часы, а иногда и сутки, лютого напряжения при полном бездействии. За локальное пространство твоей станции схлестнулись в яростном сражении военно-космические силы локального пространства Кларенс и корабли оллирейнской синтагмы под командованием Ми-Скайона лантарга, а ты ничего не можешь сделать. Сидишь и ждёшь. Сидишь в полной готовности и — ждёшь, ждёшь, ждёшь. Ане счастливая, в какой-то момент она даже сумела уснуть. Я заснуть даже не пыталась.

Мне было страшно, очень страшно, так страшно, как никогда ещё в жизни. Казалось, ещё миг, и от ужаса, выедавшего мозг, я сойду с ума.

— Энн,— тихо сказала Ане, внезапно проснувшись.— Перестань...

Я вдруг обнаружила, что без конца проверяю заряд то на "точке", то на "шорохе". Нервное движение, щёлкающий звук.

— Я боюсь,— сказала я, глядя перед собой.— Я боюсь, боюсь!

Я правда боялась. До усирачки, если можно так выразиться.

Ане мгновенно оказалась рядом, приобняла меня за плечи:

— Ну что ты... Наши отобьются, вот увидишь.

— Ты в это веришь?— горько спросила я.

— Конечно!

— А я нет.

— Почему?— она отстранилась.

— Потому что, в отличие от тебя, смотрела военные сводки!

Ане качнула головой. Ей тоже вспомнился наш спор, когда я включила экран в режим общей трансляции, чтобы посмотреть новости вместе. Ане через десять минут попросила настроить другой канал с формулировкой: зачем бесконечно слушать эти ужасы, без того жизнь не сахар. Ужасы, да. Положение по границам сферы нашего пространства складывалось отчаянное и, несмотря на то, что новостным каналам предложили не нагнетать истерию, истерия при их просмотрах нагнеталась у непривычного человека как-то сама собой.

— У нас в сфере радиусом до двадцати парсек нет никого, кто смог бы поспорить с Ми-Скайоном на равных,— объяснила я.— Кай Тропинин сейчас на базе, в локали Геспина, Фридрих фон Виттельсбах — в локали Ханау, а Грайгери Гартман получил своё в локали Ясной Поляны год назад ещё. Нету никого, Ане! Нету! Дура я, дура,— я взялась ладонями за виски.— Надо было валить вон из космоса на какую-нибудь захолустную планету, подальше от этой войны! Ми-Скайон же говорил, что не остановится. Он же говорил...

— Погоди,— перебила Ане,— погоди, как это — говорил? Тебе лично, что ли, говорил? Ты его видела?!

— Да вот как тебя сейчас,— с нервным смешком отвечала я.— Но лантарг ещё ничего... честный военный. А вот при нём есть Кемтари Лилайон и Спавьюла Шокквальскирп... Лилайон — ксенописхолог, а эта Шокквальскирп — дочь самого Шаттирема Шокквалема! Ане, я... я... я им не дамся снова! Я буду драться! Я застрелюсь!

— Успокойся,— велела Ане,— возьми себя в руки. Ну же, Энн!

Я засмеялась безрадостно. Возьми себя в руки! Возьмёшь тут. Опять! Снова! Ну что за невезуха...

— Ты не говорила, что побывала в плену,— сказала Ане.

Я покачала головой. Что там было рассказывать... сплошные позор и боль...

Я сходила с ума: мне казалось, будто произошёл быстрый, болезненный, пространственно-временной сдвиг, пославший меня нынешнюю на год назад, обратно в Клинику-Девять, на верфи Менлиссари... Вот только Артёма рядом не было почему-то. В какой-то момент я даже начала искать его, схватилась за коммуникатор, листала список контактов и не находила нужного имени, а потом резко, рывком, вспомнила и осознала: это не Менлиссари, это Кларенс, и Артёма здесь нет, его вообще нет. То есть, где-то в Федерации он есть, но без меня. Не придёт и не спасёт, нечего даже надеяться...

Начали поступать первые раненые. Обморожения и ожоги, в основном. И означало это, что враг уже на станции. В космических сражениях раненых не бывает. Там ты или выживаешь и бьёшься дальше или сразу дохнешь, получив в корму ракету, плазменный залп или гравитационный вихрь.

Телепаты Кларенса, кстати, инфополе держали крепко, не позволяя врагу его обрушить. Это вам не Менлиссари, это пространственный узел, пересадочная станция, семнадцать миллионов человек единомоментно: обслуживающий персонал, местные жители, станционеры, как они сами себя называли, приглашённые специалисты, студенты, транзитные пассажиры...

— Что-то я пропустила,— сказала я в перерыве.— Нам предлагали сдаться? Или в этот раз забыли?

— Предлагали,— отозвалась Ане, как-то странно поглядывая на меня.

В дежурке пошли разговоры:

— Потребовали выдать администрацию Кларенса и по индивидуальному списку... тогда, мол, штурма не будет.

— Какие прыткие!

— Хер им. Облезут.

— Энн,— сказала Ане напряжённо, — в том списке твоя фамилия...

— Ага,— и почему я не удивилась? Следовало ожидать.

— С чего бы?

— Влюбился он в меня,— мрачно сказала я.— Прямо с первого взгляда. Явился... руку и сердце просить.

Все грохнули, посыпались непристойные предположения. Нечеловеческое напряжение искало выход в грубых шутках и смехе; страх немного отступил, хотя коленки противно подрагивали.

— Да нет, друзья, лантаргу на самом деле до звезды,— объяснила я.— Это всё Шокквальскирп лиданум. Она...

И вот здесь меня накрыло психом. Я орала, что убью гадов, а потом кричала, что застрелюсь сама, и что вообще... Стыдно вспомнить, в общем. Еле успокоили. И тогда я рассказала о Соппате. Об исследовательском центре Шаттирема ак-лидана, о том, как он пытался постичь наши паранормы посредством экспериментов над пленными детьми, и что у него из этого вышло, и как он получил своё на допросе у телепатов адмирала Гартмана. И что теперь эстафету подхватила его дочурка, очаровательная барышня с полным набором сволочных качеств, которой обрыдло таскаться по передовой с военным флотом и захотелось возродить папашин центр с собой, любимой, во главе, где-нибудь на приличной планете голубого ряда.

Рассказ произвёл впечатление. Святая невинность, коллеги ничего не знали о Соппате! Может быть, я выболтала секретную информацию, не знаю. Но наверняка же в свободном доступе лежало хоть что-то. Хотя бы краткая справка! Иначе телепаты бы мне язык узлом завязали: ничего не удалось бы шлёпнуть вслух по этой теме никогда.

Смех смехом, но плакать пришлось уже очень скоро.

... Я упрямо таскала с собой оба плазмогана, ничего, есть не просят. И в этот раз шла по коридору к операционным с ними. Внутрь, конечно, их не возьмёшь, но хоть у двери положить. Не мне, кому другому пригодятся, если вдруг что. Ане торопилась следом. И тут... то ли свет моргнул, то ли в воздухе что-то дрогнуло, но, скорее, снова сработало паранормальное гиперзнание: я дёрнула Ане, заставив её надеть маску-респиратор, и сама сделала то же. Стандартная процедура перед штурмом отсека космической станции или корабля, — газовая атака. Так хрен же вам, дорогие друзья по разуму! Не на тех напали.

Я начала стрелять сразу же, из "точки", она намного мощнее "шороха", но в ней было всего двадцать зарядов, устаревшая модификация, что вы хотите. Безумие захлёстывало волнами. Как в тире, на психодинамической тренировке... Страшные фигуры из моих кошмарных снов начали падать: одна, вторая... Есть!

Но их было слишком много. Пёрли напролом, перешагивая через павших товарищей. У них кассета с моим эго-образом, поняла я. Им приказано взять меня живой. А Ане они просто пристрелят, она им не нужна. Гады! Гады, гады, гады!

На меня внезапно упала страшная тяжесть. По ощущениям это было именно так: словно гигантская железная плита придавила. Я ещё успела увидеть, как прыгнул к лицу пол. Вспышкой темноты пришло беспамятство.

Очнулась я от тихих всхлипываний. Это плакала Ане, я узнала её. Я полежала немного, пытаясь осознать, почему она плачет. Потом вспомнила, и резко села, в голове сразу же зазвенело болью, рот наполнился омерзительным металлическим вкусом. Я отёрла губы ладонью. Кровь...

— Энн,— сказала Ане торопливо, — Энн, ты только не...

Она хотела сказать "не пугайся". Или "не истери". Или ещё что-нибудь в том же роде. Неважно. В сознание вломилась картинка: мы находились на одном из причалов станции (когда это мы успели сюда попасть?), и в шлюзе стоял хорошо знакомый мне белый транспортник, возле которого шла неторопливая суета... как на конвейере...

Очень удобный способ транспортировки собранных трофеев, надо отдать им должное. Упаковывают в капсулу, предварительно накачивая анестезией, и ты там лежишь бревно бревном, до самого пункта назначения.

— Нет!— закричала я.— Нет, нет, нет, нет! Не-ет! НЕЕЕТ!!!

Психокинетическая мощь взметнулась громадной волной, аж воздух зазвенел. И она всё прибывала: разум отключился, за него работал дикий, панический, животный ужас. За считанные секунды невидимый энергетический вихрь достиг предела и лопнул, уничтожая всё на своём пути. Всё живое. Я закричала от чудовищной боли, выламывающей тело, но остановиться не могла, да и не хотела. Надолго меня не хватит, но те, кто попал под раздачу, уже не встанут никогда, за это стоило умереть.

От платформы, со стороны внутреннего вокзала, вышли в ряд десяток парней в броне, дружно вскинули руки, и вперёд рванулось слепящее пламя. Наши! Наши пришли! Я вскочила. Уцелевшие враги оказались между двух огней: с одной стороны на них наступали солдаты-пирокинетики, а с другой была я, и они решили, что одну меня как-нибудь раскатают и спасутся; за мной стоял их проклятый транспортник с захваченными пленниками.

Но я вообще уже ничего не соображала от ужаса. Я видела перед собой солдат в оллирейнской броне-саодваройке, бесконечный кошмар всей моей жизни, и хотела только одного: чтобы они исчезли, чтобы сгорели, чтобы сдохли уже наконец и оставили меня в покое. Мощь хлестала сквозь меня нескончаемым потоком, а в голове билась истерическая мысль: кто же знал, что он провод, пока не дали ток?..

Пирокинез хорош тем, что носитель паранормы способен устроить локальный контролируемый ад термоядерного синтеза, где заблагорассудится. На космических станциях и кораблях применить высокоэнергетическое оружие невозможно. Такое оружие эффективно только на дистанции, на планетарных орбитах, при бомбардировке поверхностей планет, лун и астероидов, оно требует больших затрат энергии. В бою в коридорах и ангарах станций нет ничего страшнее пирокинетика. Сожжёт и не поморщится. Откат, разумеется, наступит: слабость, головная боль и прочие прелести паранормального перенапряжения в течение нескольких последующих дней. Но это всё будет после. После атаки. Сгоревшему в хлам врагу это ничем не поможет.

Фиолетовое пламя сожрало мой кошмар за считанные секунды и опало, растворилось в воздухе в нескольких метрах от нас с Ане.

Наши пришли, вломилось в сознание. Наши! Спасена! Раскрученная паникой мощь схлынула, оставив после себя страшную слабость. Коленки разъехались, и я снова поцеловала пол, выключившись на какое-то время.

Очнулась рывком, села. И увидела прямо над собой солдата в броне, с алым с золотым крестом в правом верхнем углу флагом Федерации на рукаве, капитанские значки, планку с фамилией и группой крови на груди: Жаров И.И, RH II-. Он присел на корточки, спросил: