Мемуары Энн Ламберт #1: Голоса прошлого

— Сэйдза,— отмашка рукой.

Садимся на пятки, упирая кулаки в бёдра.

— Ламберт,— командует Ванесса.— Иди сюда, бестолочь. Всем смотреть! А ты давай... мае-гери в голову. Да не бойся, не убью!

По залу прокатываются сдержанные смешки. Ванесса зыркает глазом, смешки затихают. На моё место никому не охота.

Прямой удар в голову. Я колебалась меньше секунды: этот приём уже был отработан, сомнений не вызывал.

— Ич-ни-сан!

Пол выдернуло из-под ног. С огромным изумлением я поняла, что лечу наземь и ничего с этим сделать не могу. Так и грянулась затылком, звёзды в глазах, звёзды в ресницах от брызнувших слёз... боль. И — Ванесса Великова смотрит сверху вниз, всего в шаге от меня. В одном шаге от меня стоит смерть, и на том заканчивается Вселенная. На кончике электрохлыста, хищно подрагивающем у моего горла.

Мне отчаянно, до дрожи в пальцах, хочется стать когда-нибудь такой же, как она. Хотя бы вполовину такой!

— Всё, Ламберт,— ласково объясняет Ванесса.— Тебя нет. А у твоей тушки страстное свидание с патологоанатом. Вот чему я вас учу! Чтобы движение вошло в подкорку, повисло на рефлексе, чтобы в настоящем бою о нём даже не задумываться. Да тьфу, в бою! Чтобы на первой же психодинамической тренировке вы в руках-ногах не запутались! Чтобы не испортили мне процент невосполнимых потерь после первого круга, он в моих группах самый низкий, чтобы вы знали. Работать надо. Пахать! Ламберт, к тебе в первую голову относится. Ты у нас пока главный кандидат в покойники. Встать! Упасть на кулачки, отжаться. Сто раз. Продолжаем. Ич! Ни!

Упасть-отжаться... Проще сдохнуть. Раз... Два, три... десять...

Капитан Великова продолжает дрючить группу.

— Хмельнёва, ногу смени! Разина, резче руку, резче. Шевелитесь, черепахи, живей,— свист, удар, тихий (громко только посмей!) вздох.— Патока, что ты делаешь, тыква пустоголовая? Сколько раз объяснять... Упала-отжалась...

Пятьдесят девять... Не могу больше! Сейчас лягу носом в пол... шестьдесят... вот прямо сейчас! Рядом сопит Ирина Патока, она отжимания любит не больше, чем я. Шестьдесят три... не могу... больше...

Зрение обостряется вдруг до контрастной чёткости. Неконтролируемый приход паранормальной энергии... я ещё не научилась с ним справляться. Диагностика гонит перед внутренним взором прогноз на будущее для всех в зале.

Труп... труп... труп... труп... Алеся Хмельнёва — запрокинутое к небу лицо, рукоять ножа из глазницы. Славяна Разина — застывший, чуть удивлённый взгляд, тело смято в кровавый ком. Ещё двое, из совсем новеньких, даже имён их ещё толком не знаю... А Ирина Патока...

(Об Ирине Патоке совсем немного здесь)

— Очнулась?

Я вскидываюсь в холодном поту. Голова болит... Ванесса сидит рядом со мной на корточках, а больше в зале никого нет, ещё успеваю удивиться — почему...

— Что с тобой, Ламберт? Ты больна?

— Нет... нет... я просто...

Ванеса ждёт ответа. От неё не отлепечешься невразумительным мычанием. Но я не знала, как объяснить!

— Странная ты какая-то, Ламберт. Ты вообще кто? Психокинетик? Но у тебя значок паранормы почему-то не красный, а сиреневый...

— Целитель,— отвечаю нехотя, встаю, — ноги предательски подрагивают в коленках.

— Целите-ель! Ёж твою клёш!— ругается Великова.— Ты спятила, Ламберт?!

— Угу,— киваю, потирая больной затылок.

Перед моим носом внезапно возникает ванессин кулак, еле успеваю отдёрнуть голову. Ещё немного, и расквасила бы мне нос!

— Как отвечаешь старшему по званию?!

— Так точно!— я вытягиваюсь по стойке 'смирно'.— Я спятила, госпожа капитан!

— Вольно,— бросает Ванесса.— Подробнее. Как спятила, когда, почему.

— Проходила интернатуру в Клинике-Девять на пересадочной станции у верфей Менлиссари, это локаль Ратеене. Потом туда Ми-Скайон лантарг пришёл со своей синтагмой... У него и спятила. Без наркоза душу вынули, госпожа капитан! Я должна... на фронт...

— Лазарет — это тоже фронт, Ламберт,— сказала Ванесса.— Об этом не думала?

— Не мой это фронт, госпожа капитан. Теперь — не мой!

— Да ё...!— она ругается какими-то специфичными терранскими словечками.— Какой с тебя солдат, Ламберт? Целитель, мать твою! Целителей мне ещё не доставало!

— Я натуральнорождённая,— упрямо гну своё.— Мне эту паранорму не родители выбирали. Мне её навязали! Полностью вопреки своей воле. Вы же читали моё личное дело, вы же знаете! Я ещё и за это... Ещё и за это хочу бить гадов!

Молчит. Думает. Может быть, и не выгонит? А может, всё-таки выгонит. Так бездарно потерять сознание во время тренировки... Как есть выгонит, на что ей такой новобранец... И куда мне идти тогда?

— Вы меня научите драться, госпожа капитан, мне назад уже никак. Или научите или уж убейте... а только в лазарет я не вернусь... Ни за что не вернусь!

— Пойдём, — решила она наконец.— Пойдём к Игорю Огневу, к пирокинетикам. Твоя паранорма из той же линейки, может быть, капитан Огнев что посоветует. Но лучше бы ты ушла на гражданку, Ламберт! Хреновый из тебя будет солдат. Полкруга не продержишься...

Она ошибалась. Я продержалась эту половину круга. И вторую его половину. И следующие круги. Я не была лучшей из лучших, но краснеть за меня моему командиру пришлось всего однажды.

И то лишь потому, что я никак не объяснила мотив своего поступка — слишком много объяснять пришлось бы, ситуация совершенно не располагала к беседам на тему 'ты меня понимаешь'.

А разобраться в деле самостоятельно Ванесса Великова, доблестный командир десантного отряда 'Синяя стрела' не смогла ни тогда, ни сейчас.

Может быть, зря я не рассказала ей сразу?

Может быть...

май 2015

Туман ушёл к вечеру. Ушли и мои детишечки. Ляська звала на открытие регаты, убедительно расписывая зрелищность и красоту данного мероприятия. Кит молчал. Поглядывал на меня и молчал. Паршивец.

У нас с ним состоялся неприятный разговор на набережной в самый последний момент. Закат выбросил к берегу пламенеющую стрелу дорожки. Ляська возилась со своей яхтой; всё уже было готово к отплытию. Кит задержался.

'Вы — солдат, госпожа Ламберт'.

Что на это скажешь?

'Да'.

'Вы убивали людей'.

Сказал. Людей... В оллирейнском языке свыше двух тысяч слов, обозначающих ту или иную степень родства. Неправильно переводить несколько десятков понятий, сжатых в единый образ, всего одним словом 'люди'. Всегда надо добавлять пояснение, о каких именно людях идёт речь. Так вот, Кит спросил о своих. О тех, кто наиболее близок ему по крови. О родственниках одной с ним генетической линии. От каковой линии, к слову говоря, на сегодняшний день остались лишь слёзы... Что я ему могла ответить?

'Да'.

'Вы служили в Третьем флоте Земной Федерации, в десантном отряде 'Синяя стрела'. У вас есть Солнечный Крест, высшая награда вашей державы. У вас...

'Я на допросе?'— осведомилась я.— 'Извини, малыш, но на ак-лидана сфаллерема* ты совсем не похож!'

Кит упрямо вздёрнул подбородок,— Боже, какой знакомый жест! Закатное солнце поджигало его полосатые волосы неистовым лиловым огнём.

'Что ты от меня хочешь?'

'Как умер мой дед'?

Я много чего могла бы рассказать о Шаттиреме ак-лидане этому мальчику, но... Мои слова могли повлиять на рисунок прихода наследственной памяти. Нарушить его. Толкнуть не в ту сторону. Здесь и сейчас решался вопрос, кем этот паренёк станет: нормальным обывателем или гениальной сволочью похлеще деда. Не мне лезть в чужую жизнь, не мне!

Внезапно я обозлилась. Мне в их жизнь лезть нельзя, получается, а им в мою — можно! Кто меня пощадил?!

'Твой дед',— сказала я,— 'допустил несколько промахов, которые помешали ему спастись. Он ещё мог уйти через струну гиперпортала даже после того, как пространственный бой за Соппат был уже проигран. Манёвры вблизи планет всегда требуют времени. Но ему захотелось забрать с собой в живом виде наиболее значимые разработки, чтобы не начинать с нуля на новом месте. Он вернулся в центр — глупый, в общем-то, поступок, — вернулся и обнаружил, что весь биологический материал разбежался кто куда. Твой дед, малыш, поддался неконтролируемым эмоциям. Проще говоря, осатанел от злости. И потерял на этом слишком много драгоценного времени. А командующий Третьим флотом Земной Федерации, адмирал Грайгери Гартман, он хорошо знал, куда ему идти, что жечь и кого брать тёпленькими. Шаттирем ак-лидан умер в плену, на телепатическом допросе. Сошёл с ума и умер. Можешь обратиться к инфосфере. Гриф 'совершенно секретно', разумеется, но телепаты тебе, прямому потомку, в сведениях не откажут. А ещё лучше, расспроси свою мать. Безжалостный к чужим, ак-лидан и со своими не был ласков: все его дочери обитали в Фиолетовом** корпусе, и, насколько мне известно, из всех... сколько их там было, два десятка? Три? Из них всех выжило всего две девочки. Одна сделала военную карьеру и, в конечном итоге, погибла. На войне. А вторая произвела на свет тебя. Хочешь мстить за деда? Сначала разберись, кто он такой и что он такое. Вылови в Озёрах Памяти его тень, наконец. Тогда и поговорим!'

Ляська смотрела на нас круглыми глазами. У неё, как выяснилось позже, оказалась феноменальная зрительная память. И, как всякий ребёнок, выросший в метрополии, она прекрасно владела техникой мнемографии: искусством переносить зрительные образы в электронный формат. У девочки не было доступа к инфосфере, но информационные сети нетелепатов уступали разве что в скорости и степени интегрированности пользователя в общее пространство...

___________________________________

*ак-лидан сфаллерем — специалист по контактам с чужими, должность в оллирейнском флоте, примерно соответствующая военному ксенопсихологу Земной Федерации в чине капитана.

____________________________________

**Фиолетовый в Оллирейне — цвет звезды материнской планеты, и традиционно — цвет траура и смерти, символ возврата упокоенной души в колыбель Большой Вселенной; согласно древним верованиями докосмической эпохи души приходят в мир через центр родного для всей расы солнца и, сбрасывая бремя бытия, возвращаются обратно в лоно Великой Матери — через него же.

* * *

Я всё-таки почти решила пойти на открытие регаты. Посмотреть на парусники, и вообще. Почти, потому что сомнения ещё оставались: зачем бы это было мне нужно...

Пересмотрела свои вещи, поняла, что в них за килопарсек будет видно, кто я такая. Задачка.

Неожиданно вспомнилось. Пришло ярким чувством из далёкого детства...

Лиловый вечер и песчаный пляж. Усеянное яркими звёздами небо, звёзд много, так много, что они сливаются в сплошной ковёр света. Костры на берегу и танцы под свирель. Девчонки-плясуньи в белых юбках. Пропахший морской солью и рыбой воздух, плясовая мелодия свирели, горьковатый вкус дыма...

Это было. Пусть давно, так давно, что даже самой сейчас не верится, но это было. Это было со мной.

Я была ребёнком когда-то. Девочкой, девушкой. Не самостоятельной боевой единицей, машиной смерти, а живым человеком. Почему бы не вспомнить об этом подробнее?

Дома образа на Океании имелись в изобилии. Странно было бы, будь инчае. Курортная планета, бесконечный карнавал... Информ выдал длинный список табличкой. Кричащие названия, от некоторых хотелось смеяться в голос. Как вам 'Алмазный образ'? 'Шёлковая жизнь'? Или вот, 'Модный трибунал'. Тоже мне, нашли как называться. На планете, где половина отдыхающих — военные, проходящие реабилитацию.

Ткнула в 'Старую Ворчунью', можно сказать, наугад. Представила себе их виртуальную приёмную: что-нибудь древнее, докосмической эпохи, винтаж этот, популярный нынче. Старые деревянные стены, старый деревянный стол, старые скрипучие половицы...

Не угадала. Такая это прозрачная комната оказалась, сталь и хрусталь, и вид на закат: уходящие вниз, к узкому ущелью-озеру, округлые холмы, а на озере — островок, и на том островке ажурный замок белого камня, подсвеченный алым огнём умирающего вечера. Непохоже на рисунок, скорее фотография. Красиво. Цепляюще, я бы сказала. Чем-то мне знаком тот островок, но вот чем? Память не улавливает сходу, но царапающее чувство остаётся.

Но картинка не из военного прошлого, это совершенно точно.

— Чем могу быть полезна?

Хозяйка. Другое слово ей не подходило. И ещё просилось определение: 'величественная'. Женщина в возрасте, вся в сиренево-синей гамме — юбка, ажурная длинная кофта, убранные в высокую причёску светлые волосы... В информе каждый волен создать себе какой угодно виртуальный образ, но есть люди, предпочитающие полное тождество между виртуалом и реальностью. Их всегда видно. От их обликов возникает стойкое чувство настоящести. По-другому и не объяснить. Так вот, эта женщина настоящей была.

— Мне бы хотелось белую юбку,— сказала я.— И к ней — всё остальное на ваш вкус...

Она взялась с энтузиазмом. Но первый же образ вышел комом: я смотрела на себя в виртуальных зеркалах и понимала, что... Что это безумно красиво и всё такое. Но не моё. Слишком узко. Юбка, жакет. Туфли эти, несуразные. Понимаю — мода, но... Ногой зубы не выбьешь, если вдруг что. Хотя каблук тонкий и длинный, если вогнать в глаз, то достанет до мозга не хуже стилета.

Госпожа 'Ворчунья' на это только головой покачала:

Зачем же самолично выбивать зубы нехорошим типам? Оставьте это неприятное занятие поклонникам.

Поклонникам! Сказала. Но я внезапно поймала её взгляд. Такой проницательный взгляд, почти телепатический. В информе нет телепатов, здесь иной принцип передачи данных и человек с паранормой не получает никаких преимуществ перед натуральнорождёнными... Откуда тогда такое ощущение, будто тебя видят насквозь?

— Самый невыносимый тип — ваша сестра, военные,— неспешно пояснила хозяйка, выдержав паузу.— Головы отрывать вас хорошо научили, а вот кружить... Позвольте небольшой совет... Не возражаете?

Я кивнула. Интересно, что она скажет?

— Не надо демонстрировать всем и каждому свою силу, свою несокрушимость, стальные мускулы и железные ладони. Это отпугнёт кого угодно.

— Слабость — это смерть, — сказала я.— На войне слабаки дохнут первыми.

Она подняла ладонь в отталкивающем жесте:

— Что уместно в боевых условиях, то неприемлемо в жизни мирной. Никто не просит вас быть слабой, и не надо вам становиться слабой! Достаточно взять слабость на вооружение. Позвольте мне такое сравнение: женская слабость что боевой нож, спрятанный в рукаве. Его не видно, но разит он без промаха. Позвольте, я покажу вам другие образы — любой из них легко приравнять к средству тактического наступления...

Уговорила...

В итоге я взяла белую юбку с жакетом, и серое, с жемчужным отливом платье, и несколько костюмов различных фасонов и расцветки. Ещё мне понравился образ на основе полевой формы: серо-белые плотные брюки с множеством карманов на липучках и магнитных застёжках, майка, куртка, платок-бандана на голову и обувь, нечто среднее между кроссовками и бутсами. Всё это через пару дней и привезли в лучше виде на дом, в коробках с голографическими логотипами 'Старой ворчуньи'.