Мемуары Энн Ламберт #1: Голоса прошлого

— Испугались?— с ехидцей осведомился Либавин.

— Есть немного,— ответила я.— Что это такое?

— Любите охоту? Можете обратиться в сафари-парк. У нас на планете водится немало агрессивных зубастых хищников. Схватиться с любым из них один на один — подлинное испытание мужества...

Красиво сказано. Вот только я ваше 'испытание мужества'... видела. Как и охоту. С приплатой не надобно.

— Извините, нет. Без меня, пожалуйста...

— Как скажете.

Мост начинался за глайдерной стоянкой. Ослепительно-белое ажурное сооружение, стрелой уходящее к соседнему острову, окутанному дымкой испарений. Главная достопримечательность Океании, знаменитый Кольцевой мост, связывающий все островные группы юга. Мост создавался с помощью технологий управляемой гравитации в рамках программы 'Военные технологии — мирные цели'. Глайдер шёл нему ровно, как по каменному, отшлифованному дорожными укладчиками полотну.

Мы звезды взрывали, пространство схлопывали. А здесь, пожалуйста вам, мост.

Почему-то тревожила предстоящая встреча с губернатором Этонкорой.

Первый ранг. У перворанговых телепатов не может быть никакой личной инициативы в принципе. Разговор с любым из них — это разговор с ними со всеми сразу. Инфосфера перестала прятаться? Решила обозначить свои интересы? Предложить что-нибудь вкусное в обмен на мою память? Ну-ну.

Ничего у вас не выйдет, ребята.

Когда вы уже это поймёте...

Губернаторский остров являл собою шедевр ландшафтного искусства. Небольшой, округлый, на удивление уютный на вид. Мост выбрасывал язык пандуса к маленькой гранитной набережной и уходил влево, к соседнему острову, а оттуда — к следующему, и так до самого горизонта; величественный изгиб моста хорошо просматривался в обе стороны. Ночью, под звёздами, наверное, великолепно выглядит. В дневном свете собственное сияние полотна разглядеть трудновато. Но оно было, слабое фиолетово-розовое сияние, хорошо памятное мне по коллапсар-генераторам на вражеских кораблях. Увидел вспышку — считай, заново родился. В ближнем бою гравитация распространяется быстрее света: луч срезает дорогу через малые червоточины, генерируемые коллапсаром. Оллирейнские технологии, у нас их повторить удалось не сразу. Но уж когда повторили...

Странные мы существа, носители разума. Ведь никому же поначалу в голову не пришло строить мосты. Ни нам, ни ольрам. Сразу за коллапсары взялись.

Дорожка из жёлтого камня вилась по холмам. Воздух дышал океаном, прохладой и — самую чуточку — свирепым полуденным солнцем. Красивые виды, красивый парк. Домик с черепичной крышей, трёхэтажный, с балкончиками, весело сиял синеватой белизной. За домиком, прикидываясь частью рельефа, круглился купол установки климат-контроля. Но дорожка свернула в сторону и вниз, к огромному дереву. Дуб, эндемик Старой Терры. Символично...

Под деревом стояла подвесная лавочка-качалка, с балдахином. Губернатор Этонкорой сидела на этой лавочке в вольной позе. Белое платье стекало до земли красиво мерцающими складками. Красивая женщина. Вот только на большом сроке беременности... Понятно теперь, почему принимает не в административном здании, а в личном пространстве.

Госпожа губернатор одарила меня лучезарной улыбкой, отмахнула ручкой Либавину, и тот поспешно сгинул, молчаливо кивнув на прощание. Второе мановение подняло кресло прямо из травы. Я осторожно присела на краешек. Не люблю общаться с высокими чинами, всегда не любила. Неловко мне в их присутствии, уж не знаю почему. Одно дело охранять, совершенно другое — разговаривать.

— Здравствуй, Эни,— сказала губернатор на тамешти.— Рада видеть тебя.

Замечательно. Мы знакомы, оказывается. Только я не помню, вот в чём проблема. А второй проблемой стал язык, на котором она ко мне обратилась. Тамешти мне не родной, и потому основательно подзабылся, ведь я не слышала его много лет. Я ещё понимала язык, но вот ответить на нём уже не могла.

— Простите,— осторожно сказала я на эсперанто.— Я уехала из локали Ратеене очень давно. Язык забылся...

Грустная улыбка. Глаза как звёзды. Красивая женщина, что ни говори. Несмотря на беременность и возраст.

— Понимаю,— она перешла на эсперанто.— Эни, ты действительно забыла очень многое!

— Да,— согласилась я, что толку спорить, факт, забыла.— Так ведь и времени прошло...

Она улыбнулась. И вдруг напела, нежным, таким знакомым голосом:

— Где-то далеко в памяти моей, сейчас, как в детстве тепло...

Старая Терра. Город, где я впервые встретила Гелю Гартман. Древний, как мир, особняк профессора исторических наук, специалиста по докосмической эпохе человечества, и сама профессор, пожилая дама с толстой седой косой. Тонкий пряный аромат кофе, красных комнатных петуний, стылого ветреного полудня поздней весны.

— Хоть память укрыта такими большими снегами,— беззвучно подхватила я, ощущая предательскую влагу на щеках.— Лида! Лида Тропинина! Что ты... что с тобой сделали?..

Она посмотрела на небо. Потом на меня, и взгляд был сухой, несмотря на чувства. Первый ранг... надо об этом помнить...

— Ничего,— ответила она.— Ничего со мной не сделали... я сама...

— Зачем?— не было слов.

Лида Тропинина, дочь дипломата Кая Тропинина, журналист, поэт, Голос Века.

— Эни, ты пропала в сражении при Девбатуме. Война окончилась в тот же день.

— Знаю,— хмуро буркнула я.— Приняла в информе.

— Мы вернулись в довоенные сны. Сразу — все. Те, кто устал от войны, и те, кто ещё не навоевался, и те, кому война ещё только предстояла. Песни стихи, репортажи — замечательное дело, но без этого, — она коснулась значков первого ранга, — высоко не прыгнешь. И сделаешь мало. Я не хотела служить смерти, Эни. Я никогда этого не хотела.

Я молчала. Как будто я хотела! Но каждой из нас достался свой фронт. Острое слово в дипломатии иной раз страшнее плазмогана. Стодневный мир стоит только вспомнить. И Лида, наша Лида, — первая в числе тех, по чьей вине сто первый день перестал быть мирным. Наверное, она осознала в полной мере, но, как всегда, слишком поздно.

— Первый ранг, Эни, это не только успешная карьера,— сказала Лида.— Это ещё и защита. Нас мало. Но именно мы обеспечиваем непрерывное поле инфосферы от планетарных локалей до общего пространства Земной Федерации. Сам по себе перворанговый телепат ничего не стоит. Как ничего не стоит отдельно взятая клетка мозга.

— У вас, в отличие от клетки, есть разум...— возразила я.

— У нас есть Долг,— грустно улыбнулась она, помолчала немного и продолжила:— нашему веку нужны не Голоса, Эни. Нашему веку необходимо Служение.

— Вот ты и служишь,— не удержалась я.

— Да,— не стала спорить Лида.— Служу. Как умею. Чем могу.

Всё понятно. Других извинений от инфосферы мне не дождаться. Утрись, Эни. Чего ты ещё хотела? Раскаяния? Так этого можно прождать всю жизнь, и не дождаться никогда.

— Лида,— решилась я.— Главным условием моего туристического путешествия был полный запрет на контакт с инфосферой Земной Федерации. Даже если я сама захочу раскрыть перед вами всю свою память, я не смогу. Мне вживили имплант, блокирующий все попытки телепатического сканирования, не говоря уже о вмешательстве. Но это не только блок, это ещё и оружие. Если будешь упорствовать, сожжёшь себе мозг без всякого толка. Извини.

— Почему я не удивлена?— тонко улыбнулась Лида.— Оллирейнские инженеры традиционно сильны... Но, скажем, ты могла бы надиктовать мемуары, Эни.

— В обмен на что?— резко спросила я.

Она смотрела на меня и улыбалась. А я... я помнила, что разговариваю лишь с малой частью Лидиной личности, каковая личность в данный момент размазана по всему информационному пространству Земной Федерации. Уму непостижимо, как они это выдерживают. Впрочем, говорят же, и при том говорят открыто, что высшие телепаты уже не люди в привычном для нас понимании... Ад и пламя, даже ольры более человечны, чем любой из перворанговых!

— Я не дура,— сказала я, — и не маленькая девочка. Прекрасно поняла, зачем вы организовали травлю в информвидео. Чтобы вынудить меня оправдываться и, так или иначе, раскрыться. Так вот, это надо прекратить. Как хотите, так и прекращайте. А потом я ещё подумаю, связываться с вами или нет.

— Эни, мы можем предложить больше,— серьёзно сказала Лида.

Я непонимающе посмотрела на неё. Что ещё, какой подвох?

— Это ведь не просто туристический круиз, Эни,— уверенно сказала она.— Это побег. Ты не хочешь возвращаться...

— Глупости,— начала было я, но Лида жестом остановила меня:

— Не спорь с нами, это действительно так. Иного смысла в твоей поездке нет, и не было. И когда ты откажешься возвращаться, тебе понадобится защита. Так вот, мы готовы такую защиту обеспечить.

'С нами... мы...' Через неё на самом деле говорит это их коллективное сознательное!

Я прикусила губу. Подумала. Уточнила:

— В обмен на мои мемуары?

— В обмен на твои мемуары. На то, что ты сама сочтёшь нужным нам сообщить.

— Да что в них такого может быть ценного....

— Знания. Оценка пережитого. Опыт, который необходимо сохранить для потомков. Ты знала Гелю Гартман и Лаутари Ми-Скайона, одного этого было бы достаточно. Но ты была свидетелем событий, о которых у нас слишком отрывочные или вообще искажённые сведения. Хотелось бы восполнить эти досадные пробелы...

— Какие события, Лида?— не поняла я.

— Мы не хотим давить на тебя,— уклончиво ответила она.— Надо, чтобы ты вспоминала сама...

Темнят они, вот что. Не так всё просто. Что-то тут зарыто, очень серьёзное. Но что? Я никогда не догадаюсь, если не начну сама перебирать свою память по атомам!

— Я ничего не обещаю,— сказала я.— Я сама ничего не решила ещё! Я не знаю, вернусь я обратно или не вернусь! Я...

Лида потянулась ко мне, положила ладошку на моё запястье. Рука у неё оказалась сухой и холодной, я вздрогнула от прикосновения...

— Никто не торопит тебя, Эни. Решай сама.

Я кивнула. Конечно, сама. Некому больше. Знала бы Лида, в какой капкан я угодила! Хоть в петлю головой...

— Да, совсем забыла,— Лида вынула откуда-то из складок своего платья огромную толстую — бог ты мой, печатную!— книгу.— Это тебе. Подарок от Гели Гартман...

Я вздрогнула. Нехорошо, конечно, о покойниках дурно отзываться, но Геля была престранной личностью и подарки от неё, — это нечто из разряда 'возьми из ремонтной мастерской бластер, сунь в рот дуло и проверь, забыли техники из него батарею вынуть или не забыли'.

— Ты ведь знаешь, мы с Гелей росли вместе, в пространстве Новой России, локаль Ясная Поляна. Наша команда увлекалась репринтингом, и учитель однажды посоветовал нам издать свою собственную книгу. Вот она,— Лида постучала по обложке.— Каждый написал какую-нибудь историю, настоящую или выдуманную, эссе, очерк о путешествии, кто хотел — сделал рисунки. Геля написала 'Сказку о забытом времени', например.

— А ты — стихи,— сказала я понимающе.

— Нет, — Лида улыбнулась, отчего на её щеках появились ямочки, — совсем как когда-то.— Удивись, я тогда не писала стихов. Я неплохо рисовала, знаешь ли. Хотела стать дизайнером по графике... Не сложилось. Эта книга — единственная, остальные экземпляры утрачены. Геля оставила её тебе. Вот здесь, смотри,— её подпись.

— Странно,— сказала я.— Почему не тебе?

— Не знаю... В последний раз, когда мы виделись, она сказала, — передаю дословно, — что 'хочу отдать эту вещь Энн Ламберт. Если не успею или не сумею, передай ей ты, пожалуйста'.

— Откуда она могла знать, что я вернусь?— напряжённо спросила я.— Вы же все меня похоронили! Это вообще случайность, что я вернулась!

Лида пожала плечами. Протянула мне книгу:

— Возьми. Твоё.

Книга оказалась неожиданно лёгкой. Репринт, конечно же, не настоящая бумага. Стройные строчки оглавления... Орнамент сбоку, на полях. Дети Ясной Поляны писали свою книгу на русском языке, конечно же. Я не знала русского и не могла сказать, где в оглавлении указана Гелина сказка, с какой страницы она начинается.

Забавно. Ангелина Гартман, глава Сопротивления Ясной Поляны, впоследствии — адмирал Третьего флота Земной Федерации, личность, еще при жизни ставшая легендой, в юности сочиняла сказки.

А я в юности лечила людей. Тоже забавно, если вдуматься.

Маленький жёлтенький птеродактиль сел на траву, раскрыл зубастый клюв и тоненько выговорил: 'Пинь-пинь'.

— Кыш!— смешно махнула рукой Лида.— Кыш отсюда!

Рукокрылое легко снялось с травы и метнулось длинным зигзагом в сторону набережной. Я проследила тварюшку взглядом.

— Возьми, — Лида протянула мне пластинку визита.— Прямой доступ. Если возникнут вопросы или проблемы — всегда обращайся.

Я взяла, поблагодарила. Мы простились. Откуда-то из-за дерева бесшумно возник господин Либавин (портал там, что ли? Или весь разговор стоял, слушал и, может быть, даже записывал?). Ответственный секретарь проводил меня к набережной, вежливо попрощался. Глайдер стоял там же, никто его не занял. Или это была уже другая машина?

Я положила книгу на соседнее сиденье. Почему-то не хотелось прятать её в багажный карман. Закрыла колпак и назвала автопилоту глайдера координаты 'моего' острова. Машина запустилась, вырулила на мост и понеслась над океаном.

Я вдруг почувствовала себя выжатой досуха. Будто пропустили через сушильный агрегат. Высвистело все силы, до последней капли. Приеду на место, первым делом упаду и буду спать, спать, спать. Обдумаю разговор, когда высплюсь как следует.

Завещанная мёртвой легендой книга бросала на спинку сиденья светлые блики.

Я проснулась на закате. Лиловые сумерки вплывали сквозь раскрытые оконные панели, ложились синей тенью на стены. В затылке свербило и ныло. Дурное дело, спать на закате! Всегда потом голова болит.

Дневная жара ушла. Слабый ветерок нежно касался кожи, неся крепкие запахи йода и морской соли. За деревьями не было видно океана, но его близость ощущалась очень хорошо. Как в детстве...

Я потёрла затылок. Картинка, похороненная глубоко под событиями последних десятков лет, встала в памяти необычайно ярко и ясно. Море, солнце на закате, рыбацкие катера у причала, нежный голосок тростниковой флейты... Флейты делала ребятня из стеблей мутировавшего терранского бамбука. Бамбук этот изрядно досаждал посельчанам: в период вегетации он рос как сумасшедший и заполонял собою все околоводные пространства. Недогляди, сразу получишь дремучие заросли вместо озёр и пляжей.

Как давно это было! Как давно... лет... да, пожалуй, все тридцать по метрике Федерации, или даже больше. Раньше я как-то не задумывалась о прошлом. Жила настоящим и в настоящем, сумасшедший ритм моей повседневности не оставлял времени на праздные размышления. А вот сейчас накатило. Потому, что бежать некуда, суетиться незачем, бороться за выживание не нужно, прямых угроз для жизни на горизонте не видно. Великое дело, цивилизация! Освобождает от громадного объёма тяжёлой работы.

И память поднимает голову. Разворачивает перед глазами прожитое. Макает с головой в хищное пламя вины...