Мемуары Энн Ламберт #1: Голоса прошлого

Собственно, привычное место. Обыкновенный психодинамический тренажёр расширенной модификации. В стрельбе по неподвижным мишеням, кстати, я парня уела: из десяти выстрелов он промахнулся два раза, а я только один. По подвижным вперёд вырвался он. Отомстил, так сказать. Ишь, мордень довольная, так и светится. Оно и понятно, уступить девушке, да ещё инопланетнице, — это ж позор для будущего воина!

В азарте мы переключились на второй динамический уровень, где требовалось поражать солдат условного противника. Ну, как условного. Я увидела знакомую броню из собственных кошмаров, и меня вновь скрутило нерассуждающим ужасом.

— Выключи!— крикнула я.— Немедленно выключи!

Голографический морок погас. Перед нами вновь возникла сверкающая под беспощадным солнцем заснеженная равнина.

Я сползла по стенке на пол, обхватила колени руками, спрятала голову. Меня трясло, и вокруг вновь сжималось кольцо психокинетического выброса. Я еле держала его. Но хотя бы держала...

— Боишься,— понимающе сказал мальчик, присаживаясь рядом на корточки.

— Боюсь,— беспомощно сказала я.— Боюсь, и... и всё.

— Бывает,— кивнул Андрей.— Я вот тоже... боялся.

Я терпеливо ждала, пока немногословный мальчишка начнёт рассказ. И дождалась:

— Братья Чёрной Саламандрой напугали. Ну, страшилка такая. Детская. Понимаешь?

Я кивнула. Я понимала. У нас тоже были детские страшилки. Про Синего Моллюска и Чудо-Рыбу-Осьминога, про Красные Зубы, Коричневое Окно и Плазму-на-Колёсиках. Специально, чтобы повизжать и побояться в компании. Потому что без компании, в одиночку, в тёмной комнате... брр. Чёрная Саламандра, видно, была из такого же ряда.

— Я боялся, а они смеялись, — угрюмо сказал Андрей и уточнил:— Ржали. Олег и Радим. Идиоты.

Он назвал братьев идиотами с затаённой гордостью в голосе. Всё же он их любил и действительно ими гордился.

— Чёрная Саламандра жила у нас под шкафом и собиралась выйти оттуда, чтобы меня сожрать. Долго её боялся. Год почти.

— И... что?— спросила я, потому что мальчик замолчал.

— Сжёг, что же ещё,— коротко объяснил он.— Теперь не боюсь.

Я обдумала его слова. Затем рассказала про станцию Кларенс и добавила:

— Я тоже сожгла. Не помогло.

— Значит, не так сожгла,— безжалостно отрезал он.

— А так — это как?— задело меня за живое.

Убить столько врагов и получить, что убила их не так... Это было уже слишком!

Андрей внимательно посмотрел на меня.

— Так — это когда бояться перестаёшь,— объяснил он.— Вообще. А если продолжаешь бояться, то, значит, не так.

— То есть, по-твоему, я не дожгла?— уточнила я.

— Да,— коротко кивнул он.— Боишься, значит, не дожгла.

А ведь он прав, подумалось мне. Страха быть не должно. Страх не должен оставаться. Со страхом жизнь превращается в неконтролируемый кошмар. Вот, Мэтта едва не прикончила, а ведь он, хоть и биологический сын Шаттирема Шокквалема, такая же жертва, как и я.

— Пошли,— сказал Андрей, поднимаясь.— Покажу тебе Тёплое Поле.

— Тёплое?

— Ну да. Пошли.

Тёплое Поле представляло собой небольшую долину, зажатую между заснеженными сопками. В долине били геотермальные источники, и из-за них температура там круглый год держалась в зоне комфорта — примерно четырнадцать-пятнадцать градусов по стандартной шкале Цельсия. Мы вышли к нему по пологой гряде и какое-то время двигались по гребню, потому что спуститься по отвесным ледяным стенам было невозможно. Андрей знал, где находится спуск, и уверенно вёл именно туда.

Отсюда, с высоты, Поле было видно, как на ладони. Зелёная растительность, синие, жёлтые, алые пятна и полосы цветов, небольшие деревца, цепь маленьких круглых озёр, исходящих паром. Ветер донёс влажные тёплые запахи цветущих трав и горького мёда. Мы спустились вниз, и я тут же стянула тёплую, рассчитанную на ледяной век, куртку, потому что в ней стало невыносимо жарко. Подумала и стянула свитер тоже, оставшись в тонкой блузке.

— Свитер надень,— коротко посоветовал Андрей.

— Почему это?

— Надень. На космических станциях держат обычно температуру двадцать-двадцать пять, а здесь всего пятнадцать, для тебя это мало. И на космических станциях не бывает ветра. Надень, простынешь.

Я натянула свитер обратно, сама себе удивляясь, с какой радости покорно сношу командирский тон. Может потому, что мальчишка прав?

— Сюда привозят детей,— сказал мальчик.— Раз в четыре дня, примерно. В любое время. Им полезно. И они ценят.

Да-а. Я бы тоже ценила! Отсек вечного лета в царстве вечной зимы. Чёрные скалы, в белых солевых пятнах и подтёках ржавчины поднимались к небу. По ним стекали струйками горячие водопадики, собирались в неровную чашу естественного происхождения. Между крупной галькой торчали стебли сочной зелёной травы. Трава цвела. Мелкими синими и белыми цветками, кудрявыми алыми гребешками, сизыми метёлками, жёлтыми солнышками и серебряными колокольчиками. Гордо стояли на высоких тонких цветоносах жёлтые лилии и оранжевые, с загнутыми к стеблю пятнистыми лепестками, саранки. Андрей называл мне цветы, я старалась запоминать. Саранки, да. И сон-трава, вон те синие пушистые крупные колокольчики.

— Пойдём,— мальчик потянул меня за руку.— Пойдём, что покажу! Ты такого не видела ещё.

Мы обогнули скалу, и я снова замерла в изумлённом восхищении.

На высоте примерно моего роста очередная чёрная пористая каменюка оканчивалась чашей провала, в которой кипело, пузырилось, бурлило огненное месиво. В одном месте оно лениво перетекало через край, тягучей струёй падало вниз, вниз, в узкую, но очень глубокую расщелину, куда-то в бездонные недра планеты. Да это же лава! Лопни мои глаза, миниатюрный вулкан!

Андрей довольно улыбался, глядя на мою обалдевшую физиономию.

Нет, только пирокинетики могли додуматься до такого. Обратить неприятное соседство с тектоническим разломом себе на пользу. И ведь не было здесь никаких экранов! Лавовый фонтан укротили настолько ловко, что ему не требовалось какое-то дополнительное сдерживание.

— Теперь понимаешь, почему наш посёлок называется Отрадное?

Он перевёл название на эсперанто, и я сказала, что да, теперь понимаю.

— А что, такие вулканы есть не везде?

— Не везде,— с законной гордостью ответил мальчик.— В нашей области — только здесь.

Андрей шагнул к жерлу и окунул вспыхнувшие алым пламенем руки прямо в бурлящий котёл. Зачерпнул багровой магмы и начал мять её, придавая ей форму. Огненные капли срывались с его ладоней, с шипением прожигая мягкую землю. Мгновение, и в руках мальчика расцвёл сверкающий цветок, маленький колокольчик из тех, что я видела по пути сюда. Я поняла, что будет дальше. Поделка остынет, и можно будет носить с собой на цепочке, как украшение. Я хотела поблагодарить младшего Жарова, но что-то обеспокоило меня, какое-то очень неприятное чувство чужого постороннего, крайне недоброго взгляда. Я обернулась, и крик замер в глотке, вырвавшись лишь слабым перепуганным хрипом.

Прямо передо мною стояло чудовище. Огромный зверь в косматой, свалявшейся, когда-то снежно-белой, а сейчас желтовато-грязной шубе, с маленькими злобными глазками и чёрным носом. Толстые лапы оканчивались впечатляющими кинжалами когтей. Зверь скрадывал нас по всем правилам тайной охоты и сейчас, когда его внезапно обнаружили, очень обиделся. Поднялся столбиком, заслонив собой небо, и гневно заревел.

Я полетела в сторону и вниз, торчавшие из земли камни неласково приняли меня. Андрей встал перед чудовищем, вскинув руки, и перед ним вспыхнул беспощадно-яркий пирокинетический щит. Животное взбесилось мгновенно, взревело ещё громче прежнего и от него пошло гигантской волной громадное, изжелта-белое пламя. Боже! Чокнутая планета, здесь даже хищники пирокинетики!

В ужасе я увидела, как алый щит Андрея погас. "Я пока ещё нестабильно держу поток",— пронеслись в сознании его слова. Не рассуждая, я прыгнула вперёд, прикрыла мальчишку, и удар чудовищного жара едва не вмял меня в землю. Долго мне не продержаться. И тогда, не иначе как со страху, я заставила себя ощутить сердце зверя, как делала на диагностике пациентов, имевших проблемы с этим органом. В госпитале я поддерживала засбоивший насос, давала человеку шанс пережить приступ и дождаться реаниматолгов. А здесь я встроилась в ритм звериного пульса за тем, чтобы остановить его...

Хищник захрипел, выкатывая налитые кровью глаза. И умер. Гигантская туша рухнула на землю, содрогаясь в конвульсиях. Растянувшиеся в длинную пёструю ленту время сжалось и прыгнуло вперёд. Я бросилась к упавшему Андрею, схватила его и поволокла прочь, подальше от чудовища. Мальчишке попало когтистой лапой, кровь выплёскивалась толчками. Дерьмо, шлак в вентиляции, скальпель в заднице, бедренная артерия!

Я очнулась рывком. Лежала на земле, под головой чувствовалось что-то мягкое, в теле, как всегда после экстремальной паранормальной коррекции, разливалась мерзкая слабость. В пронзительной синеве неба плыли пушистые облака, подсвеченные дневным Солнцем. Я попыталась сесть, и голова тут же взорвалась болью. Медведь... вулкан... каменный цветок...

— Лежи,— хмуро сказал Андрей.— Я вызвал машину из посёлка. Скоро приедут.

— Не хочу,— я всё-таки села, обхватывая больную голову.— Не буду! Нога как?

— Штаны в кровище,— с неудовольствием ответил он.— А так ничего...

От раны не осталось даже шрамов, я перестраховалась. А штаны действительно испорчены. Отмыть застывшую кровь будет очень непросто.

— Это что такое было?— с отвращением спросила я.

— Медведь,— пояснил мальчик.— Белый...

Тут я увидела тушу, и меня замутило. Еле успела отвернуться. Пропал сегодняшний завтрак...

Андрей принёс воды из ближайшего озерка. У него был с собой термосок с горячим кофе, кофе он безжалостно выплеснул и принёс воды. Вода была тёплой, с отчётливым солёным привкусом. Но я смогла умыться и немного попить. На дохлого медведя старалась не смотреть.

— У вас что, животные тоже с паранормой?— спросила я.

— Да,— кивнул Андрей.

— Все?

— Почти.

Я вдруг заметила у него в руках оружие.

— Ты что? Ты... думаешь, могут ещё придти?

— Могут. Весна, они сейчас голодные.

— Почему вы их не уничтожите?— вырвалось у меня.

— Нельзя,— серьёзно ответил мальчик.— Уничтожишь медведя, и копытные весь ягель сожрут, сами дохнуть начнут потом. Плохо.

— Ну а так вон, чуть не сожрал нас. Хорошо, что ли.

— Я виноват,— хмуро сказал он.— Расслабился. Не подумал...

В небе появились авиетки службы спасения. Они спешили на вызов. За нами...

Весна в северном полушарии Терры прозрачна, холодна и безветренна. В светлом небе, у горизонта, — полная Луна, огромная из-за атмосферной рефракции. И — нежный аромат цветущего сада в чистом неподвижном воздухе...

Я стояла на дорожке, ведущей к дому, и чувствовала, что не забуду красоту этого вечера уже никогда. Я не знала и не как-то не предчувствовала скорые события, которые уже точно не дадут забыть этот вечер. Просто красота уходящего дня вдруг пронзила, достав до самого сердца.

Лёгкий морозец, светлые, даже на взгляд тёплые окна дома, глухое уханье какой-то ночной птицы, звонкий собачий лай, несущийся от соседнего домовладения, у самих Жаровых собаки были небрехливые, спокойные серые волкодавы, а мелких собачек они не держали. Зато много было саламандр. Верткие юркие ящерки сновали везде, где только было можно, и где нельзя. У самой Ане была старая дама по имени Грин, почтенный матриарх саламандрового племени, досталась ей от старшей Жаровой. Да, саламандры тоже несли в себе пирокинетическую паранорму. Но не ярко выраженную, огнём не плевались, а просто были очень горячие. Одна такая прошлась по моим коленям, когда мы все сидели за ужином в большой столовой. Я согнала, поскольку она, судя по всему, собралась улечься и немного подремать. Пусть другое место греет, мне ожог был ни к чему...

По дорожке я вышла из сада, пошла ко входу. Низкие фонарики по краям накатанной тропинки лили тёплый жёлтый свет. У крыльца стояли двое, и я, услышав их разговор, остановилась, не решаясь вмешаться. Над крыльцом горел свет, а я стояла в темноте, меня было не видно. Да и тем двоим было не до подозрительных взглядов в темноту.

Старший Жаров воспитывал младшего.

— Почему ты бросил оружие и ушёл от него дальше двух шагов? Почему не следил и не вслушивался? Учишь его, учишь. А он того и гляди так и помрёт остолопом.

Андрей стоял, опустив голову, признавая вину.

— Тебе повезло, что она — целитель. А если бы у неё была другая паранорма? Или вообще никакой паранормы.. Или с тобой Марина пошла бы, у которой навык врачевания ниже нуля. Да ты истёк бы кровью в два счёта!

— Не надо про Марину,— угрюмо буркнул Андрей.

— Что так?— осведомился старший.— Прошла любовь, завяли помидоры?

— Это не твоё дело!— Андрей сжал кулаки, и на мгновение на руках его мелькнуло вишнёвое пламя.

— Моего младшего брата едва не задрал какой-то обоссанный медведь, и ты говоришь, что мне нет до этого дела?— обозлился старший Жаров.

— Тебе нет дела до моих девушек,— сумрачно ответил Андрей.— А про медведя ты говоришь верно. Виноват...

— Виноват он!

Я поняла, что надо как-то обозначить себя. Они же не поверят, что я не нарочно подслушала. Я кашлянула и пошла к крыльцу. Жаровы сразу же замолчали. Игорь кивнул мне, пожелал доброго вечера. Сказал:

— Ладно, пойду... Потом договорим.

И ушёл в дом.

— Влетело тебе?— сочувственно сказала я Андрею.

Тот только плечами пожал. Подумаешь, влетело. Глупости, с кем не бывает...

Я порылась в кармане и нашла его цветок. Подобрала, когда ждали машину, уже остывший, он недалеко упал:

— Вот, нашла...

Он слегка улыбнулся: чуть дрогнули уголки губ, в глазах появились чёртики. Сказал:

— Возьми себе. На удачу.

— Спасибо,— поблагодарила я, спрятав каменный цветок в нагрудный карман.

В свете фонарей появились первые робкие снежинки. Они падали тихо, медленно кружась, потому что не было ветра. Холодало, пришлось затянуть потуже капюшон. Повисшее между нами неловкое молчание оказалось неожиданно острым, как осколок льда. Мы оба не могли придумать, что сказать и что сделать, чтобы нарушить его. Не знаю, сколько ещё простояли бы как дураки. Но в жёлтый свет фонарей вдруг добавились призрачные серебристые сполохи.

— Что это?— спросила я, поднимая голову.

Свет шёл из окна на третьем этаже. Странный, серебристо-жемчужный, он катился по стенам упругой волной. У Андрея переменилось лицо. Я испугалась даже.

— Что случилось?

Я ещё не понимала ничего.

— Настя,— одними губами выдохнул он и кинулся в дверь.

Я бросилась за ним.

Анастасия Владимировна Жарова умерла во сне. Прилегла на кровать и уснула с улыбкой на губах. А рядом с нею, на прикроватной тумбочке, пылал тем самым странным серебряным светом огромный цветок на тонкой длинной ножке. Прощальный дар уходящего, серебряная роза. Последний, самый последний выброс угасающей паранормы.

То есть, всё они знают, в ужасе поняла я. Всё знают, точно знают, предчувствуют срок. Неудивительно, пирокинез — паранорма из психокинетического спектра, паранорма составная, помимо собственно управления огнём, включает в себя так же способности к ясновидению, к провидению будущего. Слабее намного, чем у целителей, но...