Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Пройдя 3.5 тыс.км за два месяца, частично разгрузившись по дороге, "Вицли-Пуцли" вышел в район оз. Пено.

За прошедшие весенне-летние месяцы здесь уже были построены три лагеря строителей, уточнена трасса канала, начата заготовка леса. Низкий уровень воды позволял вести работы напрямую, без дополнительных приспособлений. Копай и копай.

Позже, в сентябре 1170 г., когда пошли дожди, запустили и четыре земснаряда. Многочерпаковые, якорные, с шаландовой транспортировкой грунта.

* * *

Первый земснаряд в РИ — конец XVI в., инженер Лорини, с двустворчатым грейфером. Тяга ручная, незаменим для проведения работ на каналах Венеции.

17 в. — инженер Бальма, Франция, два ковша и ступальные колеса, приводились в движение 16 рабочими.

1718 г., Голландия — плавучий земснаряд многочерпакового типа.

Увы, я не помню созданную Бетанкуром в 1809-1812 гг. оригинальную российскую многоковшовую землечерпалку с паровой машиной для очистки русла рек и каналов. Её производительность в 50 раз выше, чем у аналогичных машин того времени, работавших в Европе. Модель видел, подвешенные цепочки ковшей по обеим бортам помню, а вот в подробностях... Ребятам есть над чем головы поломать.

У нас — скачок на пять с половиной веков. Без Венеций, Франций и Голландий. Просто нам нынче стало нужно. И — возможно.

* * *

Машина — убоище. Потому, что на конной тяге: ведущий барабан крутят лошадки.

Вторая беда: грунт. Он — лёгкий. Ил, пески, суглинки. Черпаки гребут его без проблем. Но много утонувших стволов. Есть и валуны с морен. Выковыривать их... Поставили два грейфера, но всё равно хреновато.

Третье: слабые берега и дно. Большая часть трассы — либо явные болота, либо частично заболоченные озера. Включая такую неприятную разновидность как торфяное "ложное" дно.

Тут мы несколько... уелбантурили. Когда стал крепкий лёд, вытащили четыре "швейных машинки" — копры на больших санях. И принялись забивать "ниточками" в прорубаемые полыньи сваи.

Леса вокруг достаточно, валить его начали ещё в марте. Лесопилки поставили, бока у бревна сняли — получились очень приличные лафеты. Поставили три смолокурни. Железо для ванн с кипящей смолой притащили. Вкинул еловину-сосновину и вари.

Между "нитками" по краям провели каменно-земляную засыпку. Да ещё и поверху сваи связали плахами, получив бревенчатую мостовую. Корабли должны проходить канал на конной тяге — два бичевника. Не потому, что здесь не бывает попутного ветра. А потому, что конями — надёжнее и равномернее.

Между дамбами с бичевниками, без перемещающегося, "плывущего", сползающего с боков донного грунта, земснаряды смогли точнее обеспечить минимальную глубину. Такую же, как на планируемом "Порожном" канале.

Формально между Соблаго и Корякино три версты сухого пути. В другую сторону до Орлинского — пять. Фактически, от Тиницкого до Охвата пришлось прокапывать, углубляя и расширяя все русла речек и озёр, три десятка вёрст. И чуток дальше.

Чтобы понятнее:

"Из южной части Корякинского болота вытекает Анучинский ручей, который является истоком Западной Двины. Через пятьсот метров он сливается с Корякинским ручьем, а через шестьсот — впадает в небольшое лесное озеро Корякино, с островком посередине. Из его юго-восточной части вытекает ручей Двинец. Вниз по течению, через четыре километра он приведёт к северной оконечности озера Охват. Пройдя почти 10 километров через Охват, впитав воды рек Нетесьма и Волкота, Западная Двина вытекает из озера уже широкой (10-15 метров)".

Для туриста 10-15 м — широкая река. "Здесь и сейчас" шире — больше воды, чем в 21 в. Я про это уже...

Но "достаточно широко" не означает "достаточно глубоко" — мне нужен "правильный" профиль по всей ширине, стандарт ширины канала — 20 м.

Короче: копать и копать. Очень часто — в воде.

Что порадовало: не пришлось сильно заморачиваться со шлюзами. Перепад высот невелик, не так, как между Волгой и Доном. Но, конечно, спускать озера в Волгу или в Двину — не надо. Нет уверенности в постоянном наполнении канала, как в Переборах или на Порогах. Поэтому вкопались на базовый уровень от волжского меженя по всей длине. Фактически, уровни Двины и Волги в здешних краях одинаковы. Однако среднюю часть разбили на три участка со шлюзами. Чтобы не высушить округу в голый песок.

* * *

Чисто для знатоков: Верхневолжский бейшлот (построен в 1843 г.), образуя Верхневолжское водохранилище, объединяющее в единый бассейн озёра Волго, Пено, Вселуг и Стерж, имеет другое назначение. Его цель — улучшение работы Вышневолоцкой системы, регулируя сток в верховьях Волги для судоходства в межень благодаря попускам запасов воды, накапливаемых в половодье.

У меня нет Вышневолоцкой системы. Да и вообще, мы не строим водохранилищ, поднимая уровень, а вкапываемся, создавая каналы. И, конечно, направление судоходства иное.

* * *

Сильных паводков здесь нет. Хотя некоторые решения против весеннего льда, отработанные в Переборах, применили. Особенно — на оголовье со стороны Волги.

Итог: весной 1171 г. два "шилохвоста", разгруженные, со снятыми рулями были перетащены в Охват, где мы развернули ремонтную базу, доукомплектованы и спущены, хоть и с трудами немалыми, а более всего — со множеством лишних переживаний, повизгиваний и глупых наездов, в Балтику.

Этот сплав... отдельная тема. И в своей русской части. И в летто-литовской.

Будет повод — расскажу позднее.

В конце июня на Руяне увидели Всеволжский флаг.

Бз-з-ды-ынь.

Надо ли объяснять, что это было... потрясение? Для всех, связанных с Варяжским морем, живущим на его берегах.

Ничего подобного, ни по размеру, ни по качеству здесь ещё не видывали. Последствия для всякого разумного человека очевидны. Быстрее и лучше других это поняли "мои люди там".

Кестут, выплывший встречать "шилохвосты" в море во главе целого флота — войти в его канал они не рискнули, потрогал каждую верёвочку, погладил каждую мачту, покрутил в руках арбалет, взволновался при виде исполнения "парусной тревоги" и глубоко задумался, наблюдая за учебными стрельбами аркбалист. Оглядел свои кнорры и ушкуи.

— Хочу. Такой же.

Отсендиный Дик — главный на эскадре.

Он же по кораблям всегда первый! Новое море! Новый маршрут! Как же такое без него?!

Гонор — аж носом летит. Эти всякие... сухопутные. Они, вишь ты, ещё хотеть смеют! Но Воевода однозначно приказал: к Кестуту — с уважением.

Дик вежливо поклонился.

— Да, господин князь. Конечно. Если на то будет воля господина моего, Воеводы Всеволжского.

Позже, уже дома вечером, Елица, видя мечущегося по комнате в "корабельных" мечтах мужа, задала простой вопрос:

— Кто ими управлять будет?

Имея ввиду: "управлять кораблями".

— Найду. Из рыбаков поставлю.

— Кто учить будет? Тех рыбаков.

— Сами научатся. Русские же выучились.

— Их учил Воевода. Исправлял, кормил, одевал, спасал, заставлял. Много и долго. Ты — сможешь?

— Хр-р... Этих найму. Которые умеют. Или заставлю.

— "Эти" — в службе. Их не нанять. А заставить...

Елица сидела на постели, расплетала косы и задумчиво смотрела в угол.

— Такое — Воеводе обида. За своих людей... он ответит.

Кажется там, в углу опочивальни княжеского терема в славном городке Каупе, виделось ей то подземелье в Пердуновке, где сидела она когда-то, дожидаясь смерти. Ожидая казни от "Зверя Лютого", казня каждую минуту саму себя. Ни на что уже не надеясь, ничего уже не исправить, никого, кроме себя, не винить. Безысходность. От собственной глупости.

Она встряхнулась, отгоняя воспоминания о своих тогдашних чувствах. Посмотрела прямо в глаза остановившегося посреди метания по комнате своего невенчанного мужа.

— Кастусь, миленький. Воевода не прощает. Ни добра, ни зла. На зло ответит так...

Окинула взглядом толстые, даже на вид крепкие, непробиваемые, несдвигаемые венцы сруба.

— Здесь ничего не будет. Ни города, ни людей. Только пепелище да вороньё.

И снова глядя в глаза владетелю Каупа, который попал ей в руки почти ребёнком, с которым они прошли столь много и невзгод и успехов, повторила давнее:

— "Что моё — моё. Моё без спроса брать нельзя". Попроси. Но взять силой или перехитрить... пепелище.

Уж кому, как ни ей, моей бывшей неверной наложнице, знать о последствиях "моё — взяли". Да, ей удалось тогда выскочить "из-под топора" гнева "Зверя Лютого". Чудом уцелеть. Получить не прощение, но, хотя бы, дозволение жить дальше.

Только она помнит. Как тогда сама себя отпела, смирилась с неизбежной собственной гибелью. Правильной. Неизбежной. Справедливой. Просто потому, что на денёк-другой доверилось собственному, как оказалось, очень глупому чувству.

"Зверь" её пожалел, отпустил. Вот, даже и мужа не худого дал. Но сидит где-то глубоко внутри и собственная готовность к могиле "по глупости". И — тоска. По упущенным возможностям. По счастью быть рядом, в той буче, "боевой и кипучей", которая постоянно закручивается вокруг Ванечки.

Ой, нельзя так думать! У князя Ивана свои дела разные, а мы тут, в Каупе, потихоньку-полегоньку... Вовсе не строя, к примеру, такие корабли. И даже не догадываясь прежде, что вот такие красавцы — возможны.

— Надо — попроси. Но... Все корабли в мире не стоят доброго отношения "Зверя Лютого". С ним — и новое добро добудет. Без него — и нынешнее потеряем.

Сходные чувства — "хочу!" — возникали и в Гданьске, и на Руяне. Сигурд сразу понял: не по зубам. И тут же, прикинув некоторые возможности, сделал выбор в конкретных текущих обстоятельствах. Не в тоннах груза или серебрушках дохода — в главном: кого держаться, на чьей стороне быть.

Просто — вид. Зрелище огромных, по здешним меркам, белопарусных громад, неторопливо входящих в гавань, вызвало эмоции. Заставил напрячься, заинтересоваться, узнать и обдумать. Принять решение. И реализовать его. Что, вкупе с другими моими и не моими действиями привело здешние народы и государства к чрезвычайному потрясению. К серии чрезвычайных. О чём позже расскажу.

Михалко сперва очень встревожился, когда сигнальщики с побережья сообщили о том, что два огромных корабля легли в дрейф у входа в главную бухту острова. Успокоился только когда прибывший на берег Дик передал пакет с письмами и добавил по-простому:

— Пришли от Воеводы Всеволжского. Места посмотреть да помочь тебе, княже, коли нужда какая.

Два "шилохвоста", подобно "попаданцам" из других эпох или мест, рывком изменили расклады на Балтике. Не действием даже, но лишь присутствием своим. Имея 160 тонн водоизмещения против 20-25 у местных кнорров — основных торговых кораблей на транс-балтийских маршрутах, они заменяли не 6-8 торговцев, но, превосходя в два-три раза в скорости — 15-20. Каждый.

* * *

Спустя всего одно-три десятилетия на Балтику выйдут фрисландские когги ("бочонки").

Порождение "ваттового моря" — прерывистой череды ваттов (мелководных морских участков) у берегов Нидерландов, Германии и Дании, часть акватории Северного моря, ограниченная цепью Фризских островов. 500 км. в длину, 10-50 в ширину. Дважды в день осушается отливом и наполняется приливом. Сформировалось в X-XIV вв., когда торфяные отложения, ранее отделённые от океана песчаными дюнами (позднее — Фризские острова), были разрушены и смыты в результате штормовых нагонов воды.

Когг строят за три года. Основной материал — дуб. Массивные элементы выпиливают, а не вырубают, как у викингов.

Прямой киль, короткий корпус судна — соотношение длины киля и ширины корпуса примерно 3:1. Почти прямой довольно крутой ахтерштевень, высокоборный дощатый корпус судна с клинкерной ("внакрой") обшивкой и открытой палубой.

Скорость — 3-4 узла, парус — 180-200 м«, грузоподъемность до 200 тонн, осадка (с грузом) — 2-3 м, экипаж: 10-18 чел. Рулевое весло на правому борту. Во втор.пол. XIII в. появится навесной руль, снабжённый румпелем. Характерная черта — высокие зубчатые надстройки на баке и юте, для размещения пращников и стрелков. Мачта — одна, с одним прямым парусом.

При наличии киля, судно практически плоскодонное, благодаря повышенной ширине средней части корпуса.

Очень удачная конструкция в условиях ваттов, когда море дважды в день далеко заливает берег, позволяет подойти к пристани и там сесть на грунт при отливе. Можно разгрузиться по сухому и со следующим отливом уйти в море. Пожалуй, первое на Балтики чисто парусное морское судно.

Немцы, придя на Балтику, пришли со своими кораблями. Вытеснив скандинавские кнорры и драккары. Чуть позже, когда на побережье появятся немецкие города с достаточно "глубоководными" гаванями, когда начнёт подниматься Великая Ганза, этот тип корабля станет основным. В 1206 г. Ригу спасло от голода прибытие всего двух коггов с хлебом.

Со временем пропорции будут меняться, станет короче киль, повысится скорость и грузоподъёмность, станет обычной вторая надстройка на носу, появится вторая мачта, пушки поставят...

Пока эти корабли ходят вдоль побережья Северного моря, изредка появляясь в датских Зундах. Они почти не уступают "шилохвостам" в грузоподъёмности, раза в два-три проигрывают в скорости и очень существенно — в манёвренности.

Снова: мы успели в последний момент. Ещё поколение и немцы утвердятся на Балтийском побережье, прежде всего — в Любеке. И наполнят море своими кораблями.

* * *

Руян стал мгновенно ближе. К Роскилле, Любеку, Гданьску, Висьбю, Каупу... "Ближе" — для того, на чьей стороне эти корабли.

Появление "Балтийской эскадры" оказалось очень своевременным. Фактически — в последний момент. Все прибрежные владетели внезапно осознали, что Ванька-лысый — высоко сидит. На Дятловых горах. И глядит — далеко. Сможет дотянуться. Каким-либо, прежде невиданным, способом.

Таких корабликов никто никогда... А сколько их вообще? А что на них ещё есть? Кроме показываемого? А не явятся ли с той стороны какие-то... драконы морские или ковры-самолёты огнеметательные?

Кораблики прошли Зундами и показали нашего "чёрта на тарелке" в Атлантике. Дания, Гольштейн, Голландия, всё побережье Европы постепенно становилось зоной наших интересов. И - возможностей.

Работы по созданию Волго-Двинского канала требовали, помимо знания местности, умений строительских, инструментов и приспособлений, и очевидно отсутствующего: людей, рабочей силы. Строительства такого объёма в "Святой Руси" не бывает, потому что собрать тысячу-две-три человек в одном месте, чтобы они хотя бы просто месяцами копали землю — просто невозможно.

Факеншит же! Не потому что тупые, а потому, что жрать нечего!

Выражаясь академически: низкий уровень производительных сил, происходящий от низкой удельной продуктивности вмещающей экологической системы.

Проще говоря... Да сказал же уже! Жрать — нечего! В каждом конкретном месте. А привезти — дорого.

Про расценки при строительстве Михайловского златоверхого я уже не раз вспоминал: одна-две ногаты в день.