Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Придурки перешли с следующему этапу этой своей глупости — попытки отбиться и выжить. Зря, только пропотеют. Но стрелы снова сыпятся сверху: обмотанные в первой трети промасленным канатом они летят не так далеко и втыкаются в паруса и палубу.

Вот почему парусники, пока есть галеры, в бой не ходят: паруса едва ли не половина цены корабля. Попасть в них легко, горят хорошо. А без парусов... "сидячая утка": хочешь — поджигай, хочешь — тарань, хочешь — абордажь. Или правильнее — абордируй?

Бли-ин! Ведь знал! Ведь говорил, учил, а... Палубу-то успели перед боем залить забортной водой, а вот паруса... верхний на срединной, похоже, поймал — дымок тянет. На палубе-то — погорит и потухнет. Огонь вниз, с обмотки стрелы на дерево палубы, идёт плохо. Да ещё и сырое. Но если паруса займутся...

Итить-полоскать! Куда его несёт!

Парень из парусной команды вдруг выскочил из двери под баком, с кошкой на верёвке в зубах, кинулся к срединной мачте, быстро полез по вантам. Следом другой с ведром бросился к борту.

Ну хорошо хоть к левому сообразил. "Сообразительный" вытащил полное ведро и передал третьему "герою", взамен получив пустое. Тот кинулся к мачте и, подцепив к спущенной кошке, отправил наверх.

Герои, факеншит! Да их же тут стрелами истыкают! Потом лечить, в команде некомплект... Выживут — придётся наградить. За героизм.

Тьфу. Загляделся. Чуть не пропустил — уже можно. Хорошо, что дальномерщик отсчёт ведёт — напомнил.

— Баллисты! Правый первый, правый второй! Пуск по готовности.

Почти сразу обе баллисты выплюнули свои снаряды. Небольшие цилиндры с конической передней частью по высокой траектории ушли к флагману противника. Один улетел куда-то внутрь средней части, а второй не долетел. Стукнулся о резные дубовые перила ахтердека. Развалился на части, выплёскивая содержимое на местами облупившуюся зелёную краску борта.

Жаль. "Правый второй" — хороший баллистер. Но нервенный. Не попадает. Молодой ещё. Может, пройдёт?

"Хуже промаха может быть только медленный промах" — здесь ещё не "хуже", здесь просто плохо.

Для семнадцатилетнего Дика всякий, кто хоть на год моложе, "желторотый птенчик". Инстинктивно подражая старшим — Воеводе, Артемию, он старался держаться с салажатами... авторитетно. Дружелюбно, но без панибратства. Уверенно, заботливо, внимательно. По-отечески. Крыть матом, драть за уши...? Промах? — Быват. После боя — выскажу. А пока — спокойнее.

— Первый, второй. Живот три. Очередь три. Беглым.

Баллисты ещё не успели выбросить следующие гостинцы, как вдруг пролившаяся по борту батела смесь вспыхнула. Пламя быстро распространялось, но не вверх, а горизонтальными полосками.

Похоже, что резьба на корме оказала ширванскому адмиралу "медвежью услугу": фитиль из снаряда не упал в воду, а застрял. Теперь "живот" загорелся и растекается по стыкам досок.

Щели конопатят пеньковым волокном — кокосы в Закавказье не растут. И покрывают слоем бараньего жира — акулы на Каспии не водятся.

Не знаю как "у них там", а у нас из таких вещей — баран с пенькой — осветительные приборы делают. Вот и вражеский флагман "волшебной лампой" трудится начал. Скоро "джины" полезут. С нескромными предложениями: исполнить три любых желания.

Обе баллисты отработали свои серии с переменным успехом — по промаху у каждой. Последний заряд попал в грот в верхнем углу, выплеснул своё содержимое на парус. Эффекта никакого. Но тут снизу, с палубы, где что-то уже горело от предыдущих снарядов, взлетел рой искр. И на главном парусе батела быстро поползла во все стороны чёрная дыра с почти невидимой в свете дня каймой пламени.

Ещё через минут пять прогорел топовый узел. Рей сорвался и грохнулся на палубу, ломая фальшборт, разваливаясь на половинки, убивая и калеча людей. Верхняя часть, удерживаемая шкотом, "сыграла" назад, с маху ударила по мачте. Ахтерштаг грот-мачты сперва ослаб, потом рывком натянулся и... оборвался. Изначально наклонённое вперёд дерево рухнула на свою переднюю соседку.

Дик оторвался от столь волнующего зрелища поджариваемого противника. На "шилохвосте" все делали своё дело: стрелки — постреливали, баллистеры — баллистровывали, турма копейщиков без копий и щитов, но в доспехах и с палашами, заливала и выкидывала за борт воткнувшиеся в палубу стрелы.

— Рулевой! Шесть влево!

Теперь — долбать. Две сотни — дистанция нормальная. Идём параллельно. Надо унять тамошнюю палубную команду.

— Лучники! К правому борту!

На палубе возникла суета: из носового люка наверх выкидывали новую партию щитов. Следом выскочил десяток лучников. Башенные щиты расставили вдоль борта и принялись, выглядывая в щели между ними, пускать стрелы.

Говорят, что стрелки должны пускать стрелы разом, залпом. Потому, де, что ежели россыпью, то не сообразят куда целиться. Фигня, конечно. Залп хорош по плотным порядкам атакующего противника. Проредив, а лучше — положив, первый ряд конных ли, пеших ли, стрелок создаёт препятствие атаке. Следующие за упавшим — спотыкаются, вынуждены обходить или перелезать. Теряют темп. И дают время сделать ещё залп.

А вот по стоящему или медленно двигающемуся противнику залп не эффективен. Ворог видит стрелу и закрывается. Потом вскакивает и бежит в атаку. До следующего залпа.

* * *

Я как-то рассказывал Любиму о тактике зулусов в битвах с англичанами. Имея лишь дротики и большие щиты против винтовок и пушек британских войск, зулусы сообразили, что "солдаты королевы" стреляют по команде. Увидев команду "пли" английского пехотного или артиллерийского офицера, командиры зулусов подавали аналог команды "ложись!". Воины Кечвайо падали на корточки за своими высокими щитами, пули дырявили шкуры буйволов и носорогов. Потом воины вскакивали и пробегали, сколько могли, до следующего британского залпа. Ну, а в рукопашном бою вариантов у англичан не было.

И, конечно, стрельба залпами по россыпному строю — глупость всегда.

Нет проблемы и с прицеливанием: стрелок всегда стреляет прямо перед собой. Кроме прямой команды командира типа: "слева!", отсутствия достойной цели на дистанции поражения и слишком близкого приближающегося противника в боковых секторах — тут уж о собственной безопасности думать надо.

* * *

Здесь ситуация специфическая: ширванцы стоят вдоль борта, сплошняком, не закрытые. Не приближаясь и не удаляясь. Выбирай любого. А лучше — командиров. Ежели тот от первой стрелы отмахнётся или увернётся, то следующую (не залпом, а в россыпи) вполне поймает.

Лучник в бою должен работать двумя руками. В отличии от мечника или копейщика. Просто поставить их вдоль борта перед градом вражеских стрел — потерять. А бойцы-то полезные. В преддверии вражеского абордажа от их скорострельности многое зависит. Да и потом, при подавлении отдельных групп сопротивления на палубе. А вот с установкой щитов надо что-то придумать. Долго, коряво.

Оп! Уже раненый. Блин, и второй.

Воевода рисовал три варианта таких... откидывающихся. На весь борт секциями. С подъёмом с внешнего борта и с подъёмом с палубы. До ума не довели, может, в следующей серии кораблей получится. Хотя "шилохвосты", в принципе, грузовые, а не боевые корабли. Это мы тут так, хренью занимаемся. По бедности. Ну, не ушкуями же или расшивой этих чудаков унимать! А другого пока нет.

И с системой пожаротушения надо додумать. Огнедар тогда много чего нарассказывал. Но огнеспасательные доски слишком быстро разваливаются. Помпы у него хороши, трюмную воду нормально откачивают, а вот рукава для полива палубы забортной водой — не сообразили...

Громкий треск прервал размышления Дика об уместных системах пожаротушения и защиты корабля и экипажа.

Не только "Чёрный Шилохвостъ" начал менять курс. "Передник", столкнувшийся с пожаром на борту и расстрелом своей команды арбалетчиками, запросил помощи. Выглядело это как дикий взвой труб-раковин, бешеный стук разнокалиберных бубнов и бурное махание рукавами чудака в золочёном халате на корме. Мателот ширванского флагмана воспринял, даже без стриптиза адмирала, музыкальную пантомиму флотоводческой направленности и покатился влево, стремясь войти между горящим флагманом и русским кораблём.

Увы, флагман слишком быстро терял паруса и скорость. Мателот ошибся в развороте и въехал своим длинным балкоподобным форштевнем в далеко выдвинутую муз.площадку на корме своего лидера. Продолжая с треском ломать выдающуюся за корпус судна палубу, постепенно разворачиваясь на месте, он попал фок-реем в горевшую уже бизань флагмана. Такелаж кораблей перепутался, их объятия становились всё более "жаркими".

"Бой продолжается, кто-то вопит,

В пламя объятий зовёт и манит".

На втором бателе тоже занялись насущным: тушением собственного пожара. Серия зажигательных снарядов "правой задней" баллисты добавила процессу динамичности и звучности.

А вот следующий за ним, третий бател в колонне, взял круче к ветру и, прикрываясь двумя горящими систер-шипами, устремился вперёд.

Четвёртый бател горел, оттуда за борт падали и прыгали люди. Тушить никто не собирался: к обычному составу экипажа "Серого Шилохвоста" были добавлены три десятка новгородских стрелков. Которые вполне достойно выносили своих визави.

Два следующих бателла, увидев отсутствие флагманского флага — упал вместе с мачтой — один за другим сменили курс на более западный. Туда же повернули свои форштевни и три "инвалида". А вот самбуки и шебеки упорно пытались атаковать "Крапчатого". На нём работали обе кормовые баллисты и самострельщики. Но маленькое, острое, низкосидящее, идущее в кильватер — неудобная цель. Попасть тяжело, не в борт.

Однако попадали: одна самбука уже лишилась паруса и теряла ход, вторая тоже отставала. Но шебеки продолжали погоню. Неслись на вёслах, изображая волчью стаю россыпью, уже вышли на дистанцию перестрела. На носовой площадке передней настроили катапульту. Выпущенный по высокой траектории чёрный дымящий снаряд плюхнул в воду, немного не долетев.

Повторят. Могут попытаться и паруса на "шилохвосте" запалить...

Факеншит! Не успеваем поджечь все бателы! Тогда придётся делать то, что нельзя — заниматься этим непристойным времяпрепровождением, абордировать.

"Капитан имеет право на ошибку, но не на колебания" — пора принимать решение. Пусть бы и неправильное, но без колебаний.

— Махальщик! На хвосты: выходим из боя. Команда! Паруса ставить. Полный ход. Боевым — отбой.

Парусная команда бросилась тянуть и травить, воины и баллистеры — зачехлять и прибирать. А из твиндека выбралась группа высокопоставленных, но нынче под палубу загнанных, пассажиров. В ярких парадных одеждах, выражающих их статус, они смотрелись на замусоренной палубе... импозантно.

"Хорошо выглядят. Как туман на кладбище".

Подкидыш окинул орлиным взором открывшуюся панораму морского боя, гордо облокотился на перила, демонстрируя личную храбрость и презрение к недалёкому противнику, заглянул за борт, густо утыканный ширванскими стрелами. Победоносно оглянулся на стоящего на кормовой настройке Дика. И вдруг резко присел, прикрывая ладонью задницу.

Дик, довольный ходом боя, приветливо улыбнулся князю. Подкидыш резко покраснел, неуверенно, будто не зная куда девать руки и всё тело, выпрямился. Побагровел пуще и кинулся на ют.

— Почему уходим?! Сцепимся и порубаем! Поворачивай! Ну! Живо!

Дик удивлённо уставился на князя. Отвык совсем, забыл как это — когда тебе в крик командуют. Даже Воевода — сам!, никогда голоса не повышает. А уж орать на командира корабля... на его корабле...

Вскинул рупор, остававшийся в руке, и, чётко разделяя слова, как при отдаче команд, рявкнул в голос, прямо в лицо князю:

— Пшёл! Нах...!

* * *

"Что русский кратко скажет матом,

то итальянцу час махать".

Увы, и у нас есть "итальянцы". В смысле: любители помахать чем-нибудь.

* * *

Подкидыш, оглушённый звуком и потрясённый смыслом, пару мгновений только моргал. Потом завыл от ярости, резко рванул меч с бедра... раз, другой, третий... не выдёргивается!

Подскочивший сзади Боброк крепко держал навершие рукояти.

— Т-ты...! Г-гад...! От-т-т-т.... тьфу. Отпусти!

— Отпущу. Остынь. Подумай.

Боброк вдруг замолчал. Неотрывно глядя в бешеные глаза на красном, вывернутом назад, лице своего князя и чувствуя упёршийся ему в спину меч.

— Княже, вели рубить-колоть изменника!

Федор Тусемкович был готов явить преданность свою, даже не щадя и живота своего. А уж чужого — тем более. Скульптурная группа из трёх Саксинских богатырей пребывала в неподвижности, пока от трапа не раздался старчески-ворчливый голос Акима Рябины:

— Спаси тя бог, Симеоне, что помог. Ноженьки мои старые, лесенки высокие... о-хо-хо, охохошеньки. Верно люди говорят: старость — не радость. А на наших молодцов глядючи, добавлю: и молодость — гадость.

Тяжело опираясь на руку попа, Аким проследовал к своему, прежде ещё пригретому месту на правом рундуке, уселся, старательно расправляя длинные полы одежды, поднял глаза. Глядя укоряюще на Дика, произнёс:

— Гляжу, ты лирик с матерным уклоном. Наследственно.

Дику стало стыдно. Жарко даже ушам.

На "Святой Руси" лириком называют церковного певчего. Дик — попович. Уже многие годы никто не вспоминал ему папеньку — сельского попа отца Геннадия, жадного, жестокого и драчливого, утонувшего однажды в Угре по пьяни при посещении Рябиновской вотчины.

Уняв таким образом юного адмирала, Аким переключился на остальных. Оглядел осуждающе, и терпеливо, как маленьких детей, спросил:

— Ну?

Все как-то встряхнулись. Подкидыш убрал руку со своего меча, Боброк тоже убрал руку с его меча, Тусемкович, недоумевая покрутил свой меч в руке и тоже убрал.

Дик потрясенно рассматривал собеседников. Это ж "господа русская"! Это ж князь! Рюрикович! Повернись судьба чуть иначе, не поспей Воевода прошлой весной к Киеву, этот парень, с постепенно уходящим со щёк нездоровом багровым румянцем, мог бы стать Государем Всея Руси!

Ну, если по латинянскому закону считать. Не дай боже такого несчастья!

— Ты, эта, объясни, милок — чего тута у вас деется. А то я тама, в покоях наших, вздремнул чуток. Разнежился, понимаешь. Сон такой приснился... замысловатый. Про баб. А тута, говорят, битва была. Ну и кто кого?

Подчёркнутое доброжелательство и миролюбие Акима резко контрастировало с его весьма лёгким, на грани зевоты, интересом к происходящему. Можно, конечно, возмутиться: всё-таки, первый в русской истории морской бой.

Нет, какие-то когда-то случались. Византийцы сожгли пару-тройку столетий назад "греческим огнём" флот Игоря Старого. Наверняка русские варяги сталкивались с варяжскими варягами на Варяжском море, какие-то русы дважды громко прошлись здесь по морю Хазарскому. Но вот чтобы именно морской бой, флотилиями парусников...

А с другой стороны, Аким Рябина не единожды в битвах бывал, десятки стычек провёл. Смысл-то один: победить, подставляя свою голову под удар ворога и срубая его. А что под тобой водица... Мёртвому — всё едино.