По тому как Луиза рассказывала о своих спутниках, Альбер догадался, они освободили её из тюрьмы и перевязали её раны. Она привыкла к ним. То, что Луиза не нервничала и не испытывала раздражения в присутствии Фло, Альбы и Сесара, говорило так же о том, что она воспринимала свое задание на полном серьезе. Ещё несколько дней назад Альбер скорее бы поверил, что она готова на всё, чтобы выбраться из страны. Как только обнимет родителей, попросит их увезти её. Но наблюдая, как Луиза общается с Фло, Сесаром и Альбой, Альбер решил, она понимает — возвращение невозможно. Догадывается, что когда увидит родителей, они окажутся не теми людьми, каких она помнит, каких любила, а она окажется не той, кого любили они.
А если не понимает, то предчувствует, подсознательно испытывая недоверие к своей прошлой жизни, более ранней и наивной версии самой себя.
В дороге Альбер имел возможность присмотреться к Генри и его отношениям с Луизой. Разговаривала она с ним реже, чем с Альбой, Фло и Сесаром. Зато раздобыла ему чистую одежду и охотно угощала кокаином с ладони. Через пару часов Альбер предположил, что делает она это чаще, чем нужно. Единственной видимой реакцией на наркотик, стало то, что мальчишка часто крутил головой. Осматривался, стоило встретиться с кем-то взглядом, тут же отводил глаза. Судя по тому как он держал впереди руки, цепляясь ими время от времени за штаны, последнее время он путешествовал только со связанными руками. Еще на приеме Альбер заметил, что Генри не отличается спортивным телосложением, теперь он похудел и стал больше сутулиться. На бледной коже рук и лица виднелись пожелтевшие следы от синяков и сеточки потрескавшихся сосудов, как у человека, которого часто били. Не похоже было, чтобы Генри радовался своему освобождению или задумывался о своем новом статусе. Так часто бывает с людьми пережившими плен. Некоторое время они выглядят как расстроенные инструменты. Если подтянуть определенные струны, возможно, Генри сыграет мелодию, которую придумала Луиза.
Темы для разговоров в дороге задавал Альба. Он постоянно прибывал в движении: то рубил впереди лианы, то бросал палки в обезьян, вылавливал под ногами, среди листвы, змей и многоножек. Пытался засунуть паука за шиворот Сесару. Разорвал змею пополам. Вся эта лихорадочная активность сопровождалась болтовней. Иногда Альба пытался разбудить Генри. Когда Генри споткнулся очередной раз, подхватил его под локоть.
— Нужно быть осторожнее. Выше поднимай колени. В этом нет ничего сложного, — не отпусая локоть Генри, Альба то притягивал его к себе, то отталкивал. — Покажи, как ты умеешь поднимать ноги. Выше, я сказал.
Генри исполнил приказ и поднял правую ногу.
— Выше, я сказал, — улыбаясь рявкнул ему в лицо Альба. — Да, вот так, как на параде. Еще раз.
— Что скажешь, Лонарди, сгодится для парада? — хмыкнул Сесар.
— Отцепитесь от него, — Луиза оттолкнула Альбу от Генри.
— А что если он упадет? Разобьет лоб или свернет себе челюсть? — лыбился Альба. — Вряд ли сынок президента поведётся на его разбитую морду!
— Сына президента не его лицо интересует, а его жопа, — заржал Фло.
— Что правда? Пидоры любят разбитые морды?
— Заткнись, — отмахнулась от Альбы Луиза. Теперь она держалась рядом с Генри.
Он смотрел прямо перед собой и высоко поднимал колени при каждом шаге.
— А может президент Варгас тоже пидарас? — Альба поднял указательный палец к небу. — Если его сын любит мальчиков... Я где-то слышал, что эта херня наследственная.
— А я слышал, что больше всего пидарасов в армии. В военном училище они передергивают друг другу с четырнадцати лет. Старшие заставляют младших отсасывать, — сказал Сесар.
— Я слышал это что-то вроде недостающей хромосомы, — вмешался Фло.
— Что-то вроде сахарного диабета у твоей дочери? — Альба подскочил к Фло. — Ей же постоянно хренов инсулин колоть надо, верно? Сколько это стоит вообще?
— Закрой пасть.
— Наверное, кучу денег? Где ты их берешь? Подторговываешь наркотой в городе? Карлос тебе отсыпает, да?
— Отвали, — Фло вяло оттолкнул его.
Альба цеплялся ко всем подряд ради развлечения. Его наезды и наскоки были хаотичны, как и его движения, бессистемны, непоследовательны, он быстро терял интерес к разговору и переключался на новую тему.
— Что ты сделаешь, когда вернешься домой? Первое, что ты сделаешь? — теперь он крутился вокруг Луизы.
— Приму ванну с мыльной пеной, — неохотно и натянуто улыбнулась она.
— И о ком ты будешь мечтать в ванной, когда погладишь себя между ног?
— Не о тебе, Альба, точно.
Вдали громыхнуло и на миг они замерли. То ли мина, то ли граната. Разговор переключился на минные поля, заминированные тропы. Мода появилась лет двадцать назад. Кто ее ввел? Наркокортели для охраны своих плантаций? Или американцы? До Варгаса на каждой военной базе в Лумбии околачивались американцы: техники, инструкторы.
* * *
Освободительной армии Нандо принадлежало три из семи провинции в стране. С городками, селами, полями и горными пастбищами.
К пяти вечера горизонт закрыли Анды — волна горных вершин накатила на небо. На склонах этажами стелились леса и пастбища. У подножья — лежал городок. Двадцать домов. Их обитатели жили скотоводством. Четыре машины на все селение. На главной площади рынок соседствовал с церковью. Той самой, на развалинах которой Альбер танцевал и жёг костёр. Три года назад он вложился в её реставрацию. С тех пор местный пастор всегда с радостью встречал его и его друзей и никогда не отказывался припрятать в погребе перед алтарем пару ящиков с оружием или наркотиками. Отцу Хуану было семьдесят лет. Кустистые брови, лысый череп, подслеповатые глаза. В прошлом году Альбер привез ему очки, но пастор отказался корректировать волю божью и стал называть Альбера сыном.
Пока Альбер договаривался с пастором о ночевке, Фло, Сесар и Луиза с автоматами за спинами отправились на рынок. Продавали здесь в основном шерстяную одежду местного изготовления, да обувь сапожника из соседнего городка. До закрытия рынка Фло прикупил пончо, а Луиза вязанную красную шапочку. Альба и Генри сидели на ступенях церкви и пили самогон.
— В доме свободна одна комната, — сказал Альбер. — Думаю, мы отдадим её Луизе, остальные переночуют в церкви на матрасах.
-А ванная там есть? — спросила Луиза.
Альбер кивнул. Она широко улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Когда приедет машина? — спросил Фло.
— Завтра утром мой человек отвезет нас в Гото, — ответил Альбер.
— Что за человек? — Альба глотнул самогона и икнул. Сидевший рядом Генри прислонился лбом к стене церкви и прикрыл глаза. С самого утра он ничего не ел и заправлялся коксом, не удивительно, что его стремительно развезло от выпивки.
— Ты доверяешь шоферу? — говоря, Сесар смотрел на горы.
— Больше чем себе. Ливи, старый полицейский с простреленными коленями, когда двадцать лет назад его сын заболел раком, я оплатил больницу, лечение и похороны.
Пастор Хуан угостил гостей свежим сыром и засоленным мясом. Когда потемнело, Луиза заперлась в ванной и включила воду, Альбер и остальные отправились обживать церковь. Внутри не было электричества — только свечи. В их свете лакированные лавки блестели как сталагмиты в пещере. Чтобы укрыться от сквозняка, тощие, набитые соломой матрасы разложили между лавками.
Генри уснул сразу. Спал он с открытым ртом. Как человек, которому несколько раз ломали переносицу.
Сесар вышел на крыльцо. В доме справа от церкви варили самогон и продавали прямо из окна. Передавая косяк по кругу, Альбер, Фло, Сесар и Альба смотрели, как на улице собираются люди. Десятилетний мальчишка попросил затянуться, Сесар отвесил ему подзатыльник. Мужчина из деревенских рассказал, что мальчишка спер у него на прошлой неделе самокрутки. Завязался разговор.
Безветренная ночь растелила на небе звезды, и прижала пыль к дорогам. Воздух очистился. Ярко светились глаза, зубы, седины людей. Дешевые стекляшки в ушах местных матрон и девиц превратились в драгоценные камни.
Чистый горный воздух и самогон кружили голову, ускоряли кровь.
Перед церковью споткнулся старик, Альбер помог ему подняться и оказался в толпе. Он дотронулся до чьей-то груди. Ему показалось, что такой мягкой и полной груди он никогда не трогал. Он повернулся к женщине. На морщинистом имзожденном лице выделялись лихорадочно блестящие глаза и приоткрытые пухлые влажные губы. Альбер коснулся ее волос и отыскал седые пряди. Этот контраст между пышными формами и первыми признаками старения отобрал у Альбера слова и дыхание. Словно не веря своим глазам, он исследовал руками ее обтянутое тонким платьем тело, трогал обнаженную кожу, давил, щипал, натягивал.
— Я живу в том доме, — прошептала одновременно старая и молодая женщина. Она как будто танцевала последний танец над пропастью старения. Танцевала, крутя бедрами, притираясь грудью к Альберу, облизывая его шею.
Её дыхание, как и его, пропиталось алкоголем. Стоило им добраться до кровати, её движения замедлились. Он раздевал её, переворачивал на спину и на живот, сгибал, складывал, как одержимый. Будто искал границу, черту между молодостью и старостью. Отверстие на теле, в которое утекает красота и из которого выплескивается старость. А может, чтобы найти эту границу, ему всего лишь нужно было облизать её палец и ощупать языком лунку ногтя, в котором отражалось и то и другое? Может, ее пот был ядом или эликсиром вечной молодости? Гибкое тело — шерстяной нитью, что связывала бытие и небытие, жизнь и смерть?
Когда Альбер вышел утром из её дома, на ступенях церкви его ждала Луиза. Она вскочила на ноги и напряглась, как во время их первой встречи.
— Прости, — Альбер достал сигареты и сел на ступени у её ног.
По улице бегали курицы. Луиза переступала с ноги на ногу и молчала.
— Я не обещал хранить тебе верность или жениться на тебе. Не клялся в вечной любви.
— Что за чушь? — фыркнула Луиза. Раздраженно и обиженно.
— Я обещал, что буду честен с тобой.
Луиза не ответила. На церкви ожил колокол и напомнил Альберу о бессонной ночи и головной боли.
Ливи приехал в девять. Хромал больше чем обычно и постоянно поправлял сползающие с толстого живота штаны. Кондиционер гонял в машине холодный воздух. Луиза и Генри сели в микроавтобусе около багажника. Сесар, Альба и Фло — между ними и водителем. Автоматы бросили под ноги. Альбер пристроился на переднем сидении и заснул, как только городок остался позади.
Когда он открыл глаза, машина стояла. Над лобовым стеклом нависли ветки. Рядом никого не было. Слева раскинулась маленькая роща, справа просматривалась блестящая на солнце реке. Сесар курил, лежа на песке. Рядом валялись два автомата. Второй, видимо, принадлежал Луизе. Она и Генри топтались у кромки воды.
Альбер выбрался наружу. Было так жарко, что кожа начала чесаться.
— Не хотел вас будить, босс, — Ливи ковылял со стороны рощи.
— Что случилось?
— Говорят, за мостом, — Ливи кивнул на запад, горизонт напоминал засвеченную фотографию. — Проходят армейские учения.
— Я отправил Фло и Альбу выяснить, — Сесар обернулся и посмотрел на Альбера из-под козырька ладони. — Посмотреть.
— Хотите пить, босс?
Старик Ливи возил с собой холодильник. Альбер заметил несколько бутылок водки, но выбрал газировку. Присел рядом с Сесаром. Между его босых ступней возвышалась горка окурков.
— Давай проведем эксперимент, — сказала Луиза Генри. Она стянула джинсы и осталась в одной футболке. — Раздевайся.
— Я не хочу купаться.
— Генри, я не прошу тебя купаться, я хочу понять, что произошло.
Он покачал головой и повернулся спиной к берегу. Альбер не видел его лица, зато увидел, как Луиза достала из кармана джинсов веревку. Пока она обвязывала запястье Генри, он не шевелился.
— Правая или левая рука, Генри?
— Левая.
— Какой длины была веревка? — Луиза натянула веревку между собой и Генри и отступила на шаг. — Такая или длинней? Генри!
— Я не помню.
— Вы стояли рядом?
— Да.
— Так близко? — она стала напротив него.
— Было темно.
— Или вот так?
— Да.
— Хорошо, — Луиза закрепила другой конец веревки вокруг своего запястья. — Теперь заходи в воду и плыви.
Он сделал, как она велела: погрузился в воду в джинсах и футболке. Луиза держалась рядом, упала на воду и взмахнула руками.
Сесар закурил и усмехнулся, глядя как Генри и Луиза барахтаются. Со стороны это напоминало дурацкую игру. Зачем они связали себя веревкой? Она мешала им двигаться, но Луиза упрямо тащила Генри на глубину. Оба по очереди пропадали под водой, отфыркивались и продолжали барахтаться. Казалось, весь смысл этой игры сводился к тому, чтобы выбиться из сил.
Ливи за спиной Альбера собирал палки.
— Разведем костер, если придется оставаться на ночь, — пропыхтел он и кивнул на купающихся. — Что они делают?
— Без понятия, — Сесар пожал плечами.
Наконец Генри и Луиза устали и выбрались на песок. Восстановив дыхание, Луиза села и развязала свое запястье.
— Видишь? — спросила она. — Я наглоталась воды, хоть там было не глубоко. Я едва могла держать голову над поверхностью, хоть ты никуда не спешил. У нее не было шансов, Генри. Ты убил ее.
Твою мать, подумал Альбер. Нандо сказал, что Шеннон пыталась бежать и утонула? Зачем Луиза внушает Генри, что он виноват в ее смерти?
Луиза повернула лицо к солнцу и прикрыла глаза. Генри смотрел на воду. Альбер подошел к реке и присел на корточки в двух шагах от Генри. Кадык на его шее дёргался, Альбера он не заметил. Это был хреновый знак.
Солнце коснулось шоссе, когда вернулись Фло и Альба.
— Чувак на дороге сказал правду. В пяти километрах отсюда проходят учения, — Альба бросил автомат на песок и устремился к воде, на ходу снимая футболку и штаны.
— Что-то вроде игры в пинтбол для новобранцев, — Фло зачерпнул воду и плеснул себе в лицо, смывая пот и грязь. — Думаю, мы застряли здесь до завтра.
Луиза вскочила на ноги и отряхнула песок с ладоней. Генри ни на что не обращал внимание.
— Лонарди? — Сесар лениво ворочался на песке, забивая очередной косяк. — Ты ведь тоже часто ездил на такие учения? Правду говорят, новобранцев заставляют сутками сидеть в болоте и жрать кузнечиков? Тебя тоже так тренировали?
— Это называется тренировка на выживание, — ответил Альбер.
— И ты жрал кузнечиков, когда был новобранцем?
— Когда я был новобранцем, — Альбер усмехнулся. — Американские морские пехотинцы работали у нас инструкторами. Наряду с тренировками на выживание, учили обезвреживать бомбы и отлавливать террористов.
— И ты со всем этим справился? — Сесар закурил, выпустил дым в небо. — Я имею в виду, если бы ты, сын генерала Лонарди, вдруг опозорился, провалился, твой отец бы это замял? Правда?
Альбер посмотрел на Сесара. Растрепанные волосы. Песок на локтях и подбородке. Глупая обкуренная улыбка на губах.
— Сколько тебе лет? — спросил Альбер.
— Двадцать два, — Сесар прищурился и поднес ладонь к глазам. Только на этот раз солнце было за его спиной.
