В центре поток машин уплотнился. Со своего места Генри видел пятна ржавчины на крыше катившей мимо легковушки. Машины еле ползли, а люди на тротуарах обгоняли друг друга. Виляли, обходили по дуге. Их манёвры завораживали, как падающие фишки домино.
— Ты выглядишь уставшим, Генри, — Лонарди говорил медленно, успокаивающе. — Хорошо бы, ты смог выспаться перед тем, как тебя захотят допросить.
Генри кивнул. "Рано или поздно полиция или полковник Касто захотят тебя допросить, — сказал Лонарди утром. — Не ври им, Генри, расскажи про плен всё, что вспомнишь. Но будь осторожен и внимателен. Упомянешь меня, дашь им лишний повод для подозрений".
Машина остановилась перед главным входом отеля. Над стеклянной аркой развивались флаги. Белый феникс Лумбии на красном фоне в компании звезд и полос.
— Будь осторожен, Генри, — сказал Лонарди на прощанье.
Генри лишь кивнул. Войдя в прохладный холл отеля, ощутил смятение. Должен ли он был пожелать им удачи? Посмотреть в глаза Альбе, Фло и Сесару? Дыхание сбилось, будто он бежал от преследователей.
Генри подошел к стойке и положил ладони на мраморную поверхность. И тут же сжал кулаки, пораженный тем, как уродливо выглядят его поцарапанные пальцы на фоне прожилок в камне.
Портье разговаривал с женщиной в соломенной шляпе. Когда женщина кивала, поля шляпы трепетали, как крылья бабочки. Несмотря на то, что Генри наблюдал за ними, он все равно растерялся, когда женщина ушла, а портье поздаровался с ним. После неудобной дурацкой паузы он назвал свое имя и промямлил, что снимает номер с матерью и хотел бы получить ключи. Как можно скорей, сейчас, немедленно.
Человек за стойкой рецепции улыбнулся и уставился в компьютер. Пальцы с длинными лунками ногтей забегали по клавиатуре.
— К сожалению, срок вашей брони закончился. Вы оплатили номер до десятого. — Когда мужчина за стойкой говорил, его челюсти двигались, будто он жевал.
— До десятого? — Генри понятия не имел какое сегодня число, какой месяц и день недели.
— Сегодня двадцать шестое. Вы выехали шестнадцать дней назад, — улыбка мужчины стала искусственной, натянутой, вот-вот испарится.
— Мы никуда не выезжали.
— Вы освободили номер десятого числа.
Генри покачал головой. Он хотел уйти, но не знал куда. Снова последовала пауза, глупая, неудобная. Пока Генри пытался продумать дальнейший план действий, к стойке подошел мужчина. Блестящие волосы, спортивный костюм. Непринужденно положив на стойку локоть, он широко улыбнулся портье, забрал глянцевую брошюру и свалил.
Набрав в грудь побольше воздуха, Генри спросил:
— Наши вещи. Где сейчас наши вещи?
Мужчина за стойкой раздраженно улыбнулся и снова уставился в компьютер.
— Так как вы не освободили номер к назначенному сроку, сотрудники нашего отеля вынужденны были поместить ваши вещи на склад. Конечно, вы можете забрать их в любую минуту.
— Хорошо, — Генри вздохнул. За спиной раздался детский смех. — Я хотел бы забрать вещи сейчас.
— Паспорт, пожалуйста, — мужчина за стойкой сиял пустой улыбкой.
— Он был в номере. Паспорт, кредитные карточки. Как только получу свои вещи, покажу паспорт и снова сниму номер.
— Прошу прощения. Я не могу вернуть вам вещи без паспорта. К сожалению, таковы правила.
— Ладно, — Генри вздохнул поглубже. — Не могли бы вы пойти на склад, и найти мой паспорт среди моих вещей.
— Это запрещено. Служащие не имеют права рыться в личных вещах постояльцев. Даже если вещи были утеряны или забыты. Боюсь, я ничего не могу для вас сделать, пока вы не предъявите удостоверения личности.
— Но мой паспорт на вашем складе. У меня нет денег. Я иностранец. Меня похитили.
— В таком случае советую вам обратиться в ваше посольство за новым паспортом. Я очень сожалею, сэр.
— Где находится американское посольство?
— Это недалеко, сэр. Всего лишь в трех кварталах отсюда, — портье выдал Генри белоснежную визитку. — Рад, что смог помочь, хорошего дня, сэр.
Генри вышел на улицу. Солнце висело над крышей отеля и отражалось в десятках окон напротив, в дисках и зеркалах проезжающих мимо машин и автобусов. Ослепленный Генри ненадолго прикрыл глаза. Воздух в городе по сравнению с воздухом в лесу был тяжелым и горячим, от него першило горло и чесалась кожа. Открыв глаза, Генри огляделся. Нужно было спросить направление. Остановить прохожего, показать ему визитку, спросить. Люди в солнечных очках скользили мимо, разговаривали по мобильным телефонам, ели мороженное, пожимали друг другу руки. Вместо того, чтобы заговорить с кем-то, Генри протискивался через толпу, стараясь никого не задеть. Резиновые сапоги натирали пальцы и пятки — вчера, после купания с Луизой, он напялил их на голую ногу. Широкие джинсы при каждом шаге ползли вниз. Улица и пахла иначе чем лес. Через пятьдесят шагов у Генри закружилась голова от смеси запахов жвачек, духов и выхлопных газов.
Он остановился на перекрестке. Слева банк и почта, справа — дорога в четыре полосы. На углу мужчина в выцветшей футболке продавал газеты. Глядя на растянутый ворот его футболки и грязную шею, Генри наконец-то спросил дорогу.
Когда он вышел к посольству ноги гудели, горло сводило спазмами от жажды. Посольство окружала двухметровая стена. Над стальными воротами висел американский флаг. На проходной сидел мужчина лет тридцати. Его форменную военную рубашку покрывали пятна пота, как полоски зебру. У него были какие-то проблемы с носом, из-за чего он дышал ртом. И пока он разговаривал, Генри наблюдал, как он перекатывает во рту жвачку, слева направо и наоборот. Разговор вышел изматывающим: внутрь Генри пустили после того, как он три раза пересказал свою истори. В маленьком холле посольства гудел кондиционер, по углам стояли горшки с цветами, около ряда железных откидных кресел — кулер с водой. Наполняя первый бумажный стакан, Генри слишком сильно сжал его и расплескал воду. Второй стакан не утолил жажду, но вызвал бурчание в животе. Генри был уверен, что консул, бесцветная женщина сорока лет, больше слушает бормотание его внутренностей, чем то, что он говорит. Иначе зачем она заставила его по кругу пересказывать его историю. Генри впервые так много говорил за последний месяц.
— Значит, Шеннон погибла, когда вы пытались бежать? Это случилось в лагере повстанцев, которые называют себя Освободительной Армией? — она шевелила губами. На дереве за окном не дрогнул ни один лист. Из прически консула не выбился ни один волос. — Конечно, я выдам вам временный паспорт. Но по порядку сначала вы должны предоставить справку от местной полиции о утере старого.
Охранник, что дышал носом, провел Генри к воротам. Солнце ушло за высотку. На её стенах висели мойщики окон. На небе проступили синяки заката. В предверии вечера за витринами магазинов толпились люди, из машин неслась веселая музыка, с тротуаров исчезала спешка, прохожие двигались медленей и чаще сбивались в группы. К окнам автобусов прилипли дети. Блестящие глаза, всклоченные волосы.
Полицейский участок располагался в двух кварталах от посольства в серой трехъэтажке. В душном узком холле лопасти вентиляторов взбивали застоявшийся воздух. Вокруг мусорного ведра валялись салфетки с жирными пятнами. В глубине здания звенел телефон и щелкали факсы.
Переговорив с полицейским в растегнутой на груди рубашке, Генри оказался в комнате с фанерной дверью и такими же хлипкими шкафами.
— Я детектив Рамирес, это детектив Гомес, — мужчина лет сорока в криво повязанном галстуке пожал Генри руку.
— Мы знаем, кто вы. Ролик с вашей матерью показывали по всем каналам. Такая яркая личность. Такая печальная история. Освободительная Армия взяла на себя ответственность за похищение, и выставила президенту счет, — слишком громко для маленького помещения затораторил Гомес. На первый взгляд он был немногим старше Генри, но уже успел обзавестись шрамами на щеке и подбородке. — Шеннон отлично держалась на записи.
Генри пошатнулся. Рамирес предложил ему сесть, плеснул в грязный стакан воды из-под крана. Проржавевшая мойка пряталась в углу комнаты.
— Для американского посольства мне нужно свидетельство о смерти матери и справка о утере паспорта для себя.
— Сочувствую вашей утрате, — Гомес присел напротив Генри.
За его спиной Рамирес запустил компьютер и попытался собрать в стопку бумаги на столе. Несколько листов спланировали на покрытый потрескавшимся линолеумом пол. Одной рукой набирая на клавиатуре, второй Рамирес достал мобильный телефон.
Генри не слышал, с кем и о чем он говорит, потому что Гомес сыпал дурацкими бессмысленными вопросами.
Значит вас похитили, когда вы возвращались с приема? По пути в отель? Между четырьмя и пятью утра, верно? Похитители сразу увезли вас в джунгли или держали где-то в городе? Что вы запомнили? Как долго вас везли?
Машины за окнами участка включили ближний свет.
— Принтер не работает, — тяжело навалившись на стол, Рамирес поднялся на ноги. — Сейчас вернусь.
Он вышел и оставил дверь приоткрытой.
— Вы знаете, где снимали видео, на котором ваша мать зачитывает требования к президенту? — Гомес подался вперед и постарался перехватить взгляд Генри. — Это было еще в столице или нет? Где вас держали? Можете описать дом? Или комнату? Сколько часов прошло после похищения до записи видео?
Глаза у Гомеса были мутные, черные зрачки плавали в желтых белках, как гусеницы в банке со спиртом. Гомес не моргал, или Генри так только казалось? Он потер виски, голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Генри не помнил, когда ел последний раз. Действие кокаина, которым его угостила несколько часов назад Луиза, закончилось.
Из коридора донеслись голоса. Генри узнал голос Рамиреса, а потом на пороге появился Франц Варгас. Он шагнул в комнату, пожал руку Гомесу, и повернулся к Генри.
Непонятно почему Генри вскочил на ноги. Франц не просто пожал его пальцы, но и вцепился в локоть второй рукой. Сжал бицепс, плечо. Он как будто ощупывал его. Руками, а еще больше взглядом. Встревоженным и обеспокоенным, несмотря на улыбку и ровный голос.
— Генри, я рад, что ты жив. Рад, что ты на свободе.
Интересно, своего отца на приеме он поздравлял таким же спокойным голосом?
— Рамирес мне позвонил. Сказал, у тебя проблемы с документами и посольством.
Генри покосился на обмахивающегося распечатками Рамиреса. Это справка о смерти Шеннон?
Словно прочитав его мысли, Франц обернулся к Рамиресу, забрал бумаги и передал их Генри.
— Я отвезу тебя в посольство, потом в гостиницу.
— Почему? — спросил Генри. Ощущения были такими, будто карусель крутилась слишком быстро, и он просил ее остановить.
— Потому что у тебя нет в городе друзей и знакомых, к которым ты мог бы обратиться за помощью.
— Я хотел бы задать еще несколько вопросов, — Гомес вскочил на ноги.
— Не сейчас, — оборвал его Франц. — Пришлите вопросник завтра в отель.
Так просто? Генри посмотрел на кивающего болванкой Гомеса. Он бы так же кивал, если бы Франц приказал ему отправить Генри в тюрьму? Луиза сказала, полицейские забрали её с улицы, оглушили, закинули в фургон, заперли в камере. А когда она назвала свое имя, спросила, за что ее задержали, они сломали ей пальцы.
Франц пожал руку Рамиресу и остановился около дверей.
— Генри, — позвал он.
Наверное, он привык, чтобы его слушались. Генри взглянул на справки о смерти матери и утере паспорта и вышел в коридор, не прощаясь с полицейскими.
— Посольство закроется через сорок минут, — Франц посмотрел на часы.
Большими шагами он пересек коридор и холл, придержал для Генри дверь на выходе. Снова ощупал взглядом с головы до ног. И улыбнулся довольный результатом.
— Почему Рамирес позвонил тебе? — спросил Генри, когда Франц открыл перед ним дверь новенького "фольксвагена".
— Потому что я просил полицию связаться со мной, если появятся новости о тебе и Шеннон, — Франц смотрел на дорогу.
Аккуратно отчалил от обочины и влился в поток машин. В свете уличных огней белая футболка Франца как будто светилась. Он весь светился. Чистая одежда, аккуратно подстриженные вьющиеся волосы, идеально ровный загар, идеально выбритые щеки.
Генри чувствовал что упускает что-то важное, но никак не мог собраться с мыслями.
Они оставили машину в десяти шагах от посольства. Франц вел переговоры, Генри оставалось лишь кивать и вовремя протягивать консулу документы.
Она поджала губы, выразила соболезнования. Временный паспорт мало чем отличался от полицейской справки. Франц улыбался и всем тряс руки.
— Ты знал, что Освободительная Армия предложила твоему отцу выкупить мою мать? — спросил Генри, когда они отъехали от посольства.
— Конечно. Об этом знали все. Они выгрузили видео с требованиями на ютуб, — Франц посмотрел на Генри и не заметил светофор. Вместо того, чтобы остановиться на красный, вкатился на перекресток и резко ударил по тормозам в шаге от синего "Вольво".
Генри уперся руками в приборную панель и глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешенно колотящееся сердце. Он что теперь на любое резкое движение будет реагировать прединфартктным состоянием?
— Прости. Я осел, — Франц больше не отвлекался от дороги. — Я с самого начала следил за ходом переговоров и присутсвовал при подготовке обмена.
— Почему обмен не состоялся?
— Они просили освободить сотню политзаключённых, раскиданных по разным тюрьмам. Некоторых уже не было в живых, — глядя на дорогу, Франц крепче стиснул руль. Навстречу, сигналя, пронесся кабриолет.
Не было в живых, повторил про себя Генри. Луиза говорила, что просидела несколько часов в одной камере с мертвой девочкой. У нее была кровь на губах. Она умерла, потому что ее избили, бросили в камеру и забыли о ней. А еще Луиза видела, как заключённых убивли выстрелом в затылок.
— Когда мы собрали всех заключённых и приготовили списки погибших, мы связались с террористами. Мой отец хотел поговорить с Шеннон. Он согласился на обмен, но хотел убедиться, что она жива. После появления видео прошла неделя, террористы стали юлить и тянуть время. Через несколько дней выслушивания их отговорок мы поняли, что Шеннон мертва. Я спрашивал о тебе, пытался договориться об обмене, но тот, кто выходил на связь, не мог ответить ничего определенного, он был всего лишь пешкой. Он ничего не знал. После смерти Шеннон они просто морочили нам голову.
На стоянке отеля между машинами лавировала пьяная парочка. Он в смокинге, она в блестящем коротком платье. Оба одинаково визгливо смеялись.
— Мне очень жаль, Генри, — выбравшись из машины, Франц не сводил с него взгляда.
Чего он хочет? Чего ждет? Может, расчитывает, что Генри скажет: все в порядке, не парься, я все понимаю. Или решил, что Генри при нем начнет оплакивать мать? Или может, Франц хочет послушать, каково это сидеть на привязи под деревом как обезьяна, которой нельзя даже слово произнести без разрешения?
Генри устал и тратил все силы, чтобы удержать равновесие. Когда он вошел в холл, он подумал, что в списке тех, кого просила освободить Освободительная Армия вполне могло стоять имя Луизы. Она сказала, что её арестовали во время акции протеста. Так ведь люди становятся политическими заключёнными?
