А потом началась трансляция. Микрофоны и аккустика превратили голос Маркуса в раскаты грома. Франц вспомнил, как в детсве его водили на парады. Кажется два раза в год? В день независимости Лумбии и день авиации. Там всегда было шумно: торжественные речи, рев самолетов и крики зрителей. Тогда Франц стоял на трибунах с левой стороны от деда. Сейчас он тоже сидел слева от него.
Написанная улыбчивым Нисманом речь звучала резко. Если правительство не уважает свой народ, не работает на его пользу, оно должно быть уничтожено. Народ не должен терпеть правительство, которое его унижает. Упоминались Монтескье и Кальвин. Нет оправдание власти, которая убивает своих заключенных и пленных.
Слова подкрепили слайд-шоу. Через двойную дверь в зал проникли журналисты. Официальное заявление Маркуса постепенно перешло в пресс-конференцию. Когда журналист с шарфом на шее задал вопрос Францу, Франц поднялся и направился к выходу. Пришлось держаться рукой за стену, чтобы не сбиться с пути из-за слепящих вспышек фотокамер.
В дверях, сложив руки на груди, стоял Лонарди. Камуфляжные штаны, кобура, кроссовки и черная футболка. Все вместе — насмешка над официальной военной формой. Или дань моде Освободительной Армии? Франц невольно потянулся к вороту и расстегнул верхние пуговицы кителя.
— Выглядишь так, будто тебе нужно выпить, — усмехнулся Лонарди.
Франц не ответил и прошел мимо. В пятиугольном холле стены покрывали рекламные плакаты. Под фотографией комедийной сцены вились журналисты. На фото зрители аплодировали, журналисты на его фоне крутили головами в поисках цели. Наверное, они повисли бы у Франца на руках, если бы Лонарди не остановил их улыбкой. Такими же улыбками он управлялся с людьми на приеме во дворце по случаю девятой годовщины правления президента Варгаса. Франц сжал челюсти, виски неприятно дергало. Опустив руку ему на плечо, Лонарди оградил его от журналистов и направил в бар. Полукруглая комната, полукруглая стойка и пузатые бутылки в шкафу без углов. Пять покатых табуретов. Короткая спинка врезалась Францу в поясницу, когда он сел.
Толстуха за стойкой походила на недовольную чиновницу, а не на барменшу. Не переставая улыбаться, Лонарди попросил ее смешать два коктейля. Водка, ром и тоник. Побольше водки, поменьше рома, стоп, теперь лед, размешать, и наконец можно добавить тоник. Он поставил локти на стойку, приподнялся над табуретом, искренне увлеченный перестуком кубиков льда в миксере.
Как можно так долго говорить о чепухе вроде льда и рома, мысленно возмутился Франц.
— Попробуй, — приказал Лонарди так резко и холодно, что Франц вздрогнул. — Всегда мечтал стать барменом. Даже из военной академии однажды убежал, уехал в Хену и устроился работать барменом, — теперь его голос звучал медленно и тягуче как песня.
Стать барменом и что? Тебе не позволили? Тебя вернули? О чем Франц хотел спросить Лонарди? Чем закончилось дело в Сан-Иглесио? После попытки дезертирства и нападения на командира, Лонарди всё-таки принял участие в резне? Его заставили? Должны были, судя по последовательности, с какой Маркус дрессировал Франца. Вряд ли к Лонарди отнеслись снисходительней. Не важно. Плевать на прошлое Лонарди.
Дверь бара щелкнула, скрипнула. На пороге появились солдаты в белых перчатках. Франц кивнул Рипону. Хорхе Рипон, тридцать семь, офицер-механик. Ночью Франц просмотрел дела личного состава базы. Маркус приставил Рипона присматривать за внуком.
— Ты подготовил убийство моего отца, — забыв о Рипоне, Франц сосредоточился на Лонарди. Следил за мимикой и движениями и не находил ни одного признака напряжения. Похоже, Лонарди искренне наслаждался ситуацией.
— Точно, — Лонарди поставил коктейль на стол и потянулся к карману. — Маркус хотел, чтобы Освободительная Армия взяла на себя ответственность за убийство президента. Нужно послать ему ссылку на видео. Порядок. Хочешь глянуть?
Лонарди передал телефон Францу. Они выложили видео на ютубе. От лица Освободительной Армии говорил крупный мужчина. Большая голова, толстая шея, покатые широкие плечи. Выдающиеся габариты плохо вязались с его преклонным возрастом. Утопленные в глубокие морщины глаза и губы подсказывали, что ему не меньше шестидесяти лет. Он сказал, что освободительный фронт приговорил президента Варгаса к смерти за преступления против народа.
— Это Нандо?
— Да.
За спиной Нандо висела такая же белая простынь, как за спиной Шеннон. На видео она просила о помощи, теперь была мертва и никто не знал, где её тело. Как не знали и никогда не узнают имена большинства мертвецом из Дома Офицеров.
— Убийство моего отца спланировал и подготовил ты, — Франц сглотнул. — В-в-вы подменили пузырек с антидепрессантами. От кого Освободительная Армия узнала, какие таблетки принимает мой отец? Только от того, кто был к нему близок и часто бывал во дворце.
Лонарди рассматривал Франца со спокойным любопытством. Франц ненавидел Лонарди и его спокойствие. Ненавидел, несмотря на то, что Лонарди спас ему жизнь. Ненавидел, но не мог презирать. Не мог презирать, потому что помнил как умер Санчес. Францу даже не нужно было закрывать глаза, чтобы отчетливо, в деталях, восстановить в памяти перестрелку в трущобах. Санчес закрыл Лонарди от пуль своим телом, а Ливи закрыл собой Франца, только потому что знал, Франц нужен Лонарди живым. Эти люди, Ливи и Санчес, готовы были не просто отдать свою жизнь за Лонарди, но и отдать свою жизнь, выполняя его приказы. Эти воспоминания отобрали у Франца силы, наполнили его сожалением, тоской и одиночеством. Унизили его. Эти воспоминания открыли внутри него пропасть, в которую он не хотел заглядывать. Эти воспоминания увеличили боль от предательства Генри.
— Зачем ты меня спас? — спросил Франц.
Лонарди приложился к коктейлю. Чиновница за стойкой оправила рукава белой блузки. На полке над головой чиновницы стояла бутылка местной колы, — Лаколала — казалось, что женщина носит ее на голове.
— Возможно... — медленно протянул Лонарди, — я считаю, что эта страна прогнила от верхушки до основания. Твой отец, твой дед, Касто, полицейские, с какими ты имел дело... Журналисты, Нандо и его Освободительная Армия. Я. Мы все одной рукой воруем, другой боремся за справедливость. Одной рукой убиваем, другой — спасаем.
— Зачем ты спас меня?
— Возможно, я считаю, что ты лучше нас. Возможно, твой отец поступил правильно, выслав тебя в Англию. Эта страна не успела отравить тебя. Возможно, ты сможешь её изменить.
— Ты лжешь.
Лучше бы он плюнул Фанцу в лицо, чем льстил, после того как использовал его.
-Нет, — Лонарди криво улыбнулся и покачал головой.
— Докажи. Отдай мне Генри Элвуда. Он подменил таблетки моему отцу. Я это знаю, ты это знаешь. Убийца должен быть наказан.
— Справедливо, — Лонарди посмотрел на часы и достал телефон. Собеседника он называл Диего, разговаривая, смотрел в окно на зажигающиеся огни города. Фонари вдоль дорог, яркие витрины, настольные лампы и телевизоры в квартирах над ними.
— Его привезут через двадцать минут, — сказал Лонарди.
Так просто? Лонарди подчинился так просто и естественно, будто Франц был его командиром. После смерти отца все вокруг требовали подчинения от Франца. Касто, Маркус. Бандиты в трущобах хотели разорвать Франца на части, Касто раздавить, Маркус сделать из него свою копию. А Лонарди уступил ему. Нет, Лонарди заключил с ним сделку, как с Маркусом, когда пригрозил ему взорвать атомную электростанцию.
— Хочу, чтобы ты знал, Франц, я тебе не враг. Я не скажу, что ты должен или можешь мне доверять. Нет, этого тебе не стоит делать, — Лонарди улыбнулся, провел пальцем по краю своего бокала. — Я лишь хочу сказать, что я понимаю, что ты чувствуешь, и я тебе не враг.
Толстуха поставила на стойку пиалу с печеньем: квадратики и треугольники присыпанные солью. Мимо телецентра пронеслась пожарная машина. В недрах коридоров хлопнула дверь, выплеснулся гомон голосов и принес бессмысленные обрывки фраз. "Белые перчатки" в дверях забеспокоились.
— Все в порядке, — Лонарди поравнялся с Рипоном и хлопнул его по спине. — Мы их ждем.
Лонарди пожал руку мужчине в желтой майке. Обрезанные рукава, мощная шея, выпирающий подбородок и лоб. Лонарди пожал руку Генри. Плотно сжатые губы, бледность покойника, мелкие шаги, сутулые плечи. Настороженный, недовольный взгляд. Чтобы ему ни сказали, он не хотел здесь быть, не хотел сюда приезжать. Еще меньше он хотел встречаться с Францем — смотрел куда угодно, только не на него. Будто Франц мог его заразить или укусить.
"Желтый" что-то шепнул Лонарди и вышел. Лонарди же положил руку между лопаток Генри и подтолкнул его к стойке.
— Присаживайся, Генри, — Лонарди и Франц сказали это одновременно.
Чиновница за стойкой принялась переставлять бутылки. Поменяла местами ром и виски, красные этикетки разбавила черными.
— К-к-как жизнь, Генри? — Франц протянул Генри руку. И этот ублюдок вместо того, чтобы пожать ее, уставился на Франца как на мертвеца.
— Н-не думал увидеть меня с-снова? — проклятье, Франц снова заикался. Плевать.
Во взгляде Генри появилось что-то похожее на вызов. Теперь он смотрел прямо в глаза Франца. Что дальше, что ты мне сделаешь, кричал этот взгляд.
Лонарди стоял рядом, засунув руки в карманы, перекатывался с пятки на носок. Он тоже хотел знать, как далеко зайдет Франц.
— Лонарди, — Франц постарался, чтобы его голос звучал уверенно и четко. — Ты генерал Лумбийской армии. Во время военного положения имеешь право вынести приговор убийце и привести его в исполнение. Генри Элвуд убил президента. Пристрели его.
Генри опустил взгляд. Правой рукой сжал запястье левой так, что кожа сморщилась. Отвратительно знакомый жест.
— Чего ты ждешь, Лонарди? — прошипел Франц.
Достав пистолет, Лонарди шагнул за спину Генри и приставил ствол к его затылку. Генри перестал тереть запястье и впился пальцами в кожу.
— Остановись! — Франц бросился вперед и облегченно вздохнул, когда Лонарди опустил пистолет.
— Рипон, — позвал Франц. — Это человек обвиняется в убийстве президента. Арестуйте его.
"Белые перчатки" хлопали глазами и переглядывались. Самое время проверить сколько свободы Маркус отвел Францу. Что он приказал приставленным к нему людям. Насколько они конвоиры, насколько помощники? У них не было наручников, но они встали с двух сторон от Генри, беря его под стражу. Ублюдок снова крутил запястья и выглядел недовольным.
В коридоре послышались голоса. Их гул нарастал, кутался в шум распахиваемых дверей, шагов и щелчков камер.
— Генерал Маркус! Генерал Маркус, как давно вы узнали о преступлениях президента? — запищали журналистки.
— Генерал Маркус, ваша дочь была замужем за президентом...
Франц ощутил горький привкус во рту. В бар влетел Патрик, замер посреди шага, таращась на Лонарди и Генри в недвусмысленном кольце солдат. Наконец Патрик взял себя в руки, стряхнул оцепенение и выпалил:
— Маркус спрашивал о тебе, — Патрик смотрел на Франца почти просительно.
— Хорошо. Я сейчас, — Франц повернулся к Рипону. — Я должен вернуться на базу. Я хочу, чтобы вы отвезли арестованного в тюрьму на улице Томаса Борхе. Заприте его, никого к нему не пускайте и не разговаривайте с ним. Позже я сам допрошу его.
Генри смотрел в окно, будто говорили не о нем. В который раз Франц отметил, что при электрическом свете его розовые волосы становились светлыми как цветы декоративной яблони. Скользнув взглядом по родинке на его шее и отпечаткам ногтей на левом запястье, Франц вышел из бара.
В холле его окружили журналисты. Кричали на перебой и тыкали микрофонами ему в лицо.
— Без комментариев, — прогремело рядом, и Франц понял, что Лонарди ни на шаг не отстает от него.
Журналист, обвешенный браслетами дернул Франца за рукав. Охрана Маркуса заметила это. "Белые перчатки" поплыли через толпу, отстраняя людей, отталкивая микрофоны и камеры. Маркус кивнул Францу и пожал руку Лонарди. С Генри Лонарди тоже недавно обменялся рукопожатием. Перед тем как предал его и выдал Францу.
У входа в телецентр стояли фонари из кованного железа — плафоны в форме лилий дирижировали мошкарой. Из-за тесноты и толкучки на ступенях упала журналистка. В сумерках кровь на ее колене казалась грязью. Белые перчатки же, наоборот, светились как путеводные стрелки в подземном туннеле и указывали путь к машинам с открытыми дверьми. Прежде чем сесть, Лонарди поднял руку. Волна прошила толпу зрителей, и к машине вышел желтая майка-тяжелый подбородок. Устраиваясь в салоне напротив Франца, он толкнул его коленом.
— Это Диего, — представил Лонарди своего человека Маркусу, когда машина тронулась. — Он отвечает за подготовку переговоров со стороны Освободительной Армии. С ним твои люди обговорят место, время и условия безопасности встречи. Людей для группы Диего я подбирал лично.
Улицы снова были перекрыты, на тротуарах собрался народ. Судя по тому что многие раскрыли зонты, моросил дождь.
— Если ты подбирал людей, тогда нам не о чем беспокоиться, — скривился Маркус.
Он устал, сообразил Франц, выступление выжало его, иначе он не позволил бы себе этого замечания обиженного ребенка.
Лонарди рассмеялся, легко и красиво, наиграно как киноактер, которому задали интимный вопрос.
— Они профессионалы. Думаю, вместе с ними твои люди подготовят встречу за два дня. Это в наших общих интересах, Маркус.
Мимо проплыло здание с граффити на стене. Гигантская акула пыталась заглотить человека. Она будет делать это на протяжении многих дней, а может, месяцев, пока рисунок не сотрут. Интересно, что они сотрут сначала: человека, акулу, её пасть или хвост? Франц моргнул, и понял, Генри был одет сегодня в ту же одежду, что и в аэропорту. Когда Франц отвез его в аэропорт, и он сбежал.
Джип впереди мигнул сигнальными огнями, притормозив у ворот базы. У пропускного пункта суетились солдаты. Джипы сопровождения остановились сразу за вортами, Маркуса и тех, кто был с ним, подвезли к учебному корпусу. Над взлетной полосой заходил на посадку самолет. Истребитель. Воздух на плацу нагрелся за день до температуры тела. Патрик первым влетел в особняк генерала и занялся приготовлением ужина.
— Для всех нас лучше, чтобы ты встретился с Нандо как можно скорей, — в гостиной Лонарди вручил свой телефон Маркусу.
Чтобы видеть экран, Франц встал за спинкой кресла, в котором сидел Маркус. Еще одно видео. Закинув ногу на ногу, Луиза Гудисон разговаривала с Сабриной Мартинес, подружкой Миа Фергюс. Франц помнил Сабрину, как женщину сжавшуюся в клубок на диване и не способную поднять оброненную сигарету. Он и не знал, что Сабрина может быть энергичной — на видео она кивала, задавала вопросы, улыбалась и жестикулировала. Рядом с ней Луиза в бесформенной безразмерной футболке с растянутым воротом выглядела скованной, как человек, чудом выживший в катастрофе. И тем не менее, Луиза руководила ситуацией и контролировала её. Несмотря на замедленные и тормознутые реакции и речь. Отец Луизы работал на атомной электростанции, Луиза и ее друзья из Армии Освобождения воспользовались его пропуском, вошли в комплекс, устранили сотрудников и охрану, взяли взрывоопасную энергию под контроль. Луиза поёрзала на стуле, кадр сменился прямым включением с электростанции. Между пультами и толстыми стенами метался мальчишка с пластырем на шее. Он ждал приказа, когда можно будет пустить все на воздух.
