Колхоз-1

— Ты, Михаил, на нашу 'крышу' не уповай. Спалят ведь вас из зависти. И хрен выяснишь, кто 'красного петуха' подпустил.

— Всё равно потом вылезет, кто это сделал. Это же деревня, Виктор!

— А тебе от этого легче будет? Может, изба сама вырастет, когда ты это выяснишь? Или корова заново родится? В общем, давай так сделаем: из четырёх вагонов угля, которые застряли во втором поезде, мы один забираем, вы — другой, а остальное пусть Чулковка, Тельмана и Старая Пристань растаскивают. У вас и у нас всё равно для отопления дрова заготовлены, а собакам кость бросим, чтобы их задобрить.

В общем, со скрипом, но согласился Михаил. Ох, уж эта сельская жадность!

А вот против директора психоневрологического диспансера я устоять не смог, хоть он ничего не предлагал, а просил. Просто какой-нибудь еды.

— У нас почти двести пациентов, которых элементарно нечем кормить. Часть уже родственники забрали, каждый день кто-нибудь приезжает за своими. Алкоголики сами уходят, мы им и наркоманам даже советуем это сделать, чтобы количество едоков уменьшить. Но есть и такие, кого отказываются забирать. Специально передавал через общих знакомых, чтобы увезли, а в ответ тишина, как Высоцкий пел. Ладно бы, у нас только просто психически отсталые были. Тридцать человек недееспособны из-за недавно перенесённых инсультов, многие из них лежачие или только-только ходить начинают. Я просто не знаю, что с ними будет, когда еда закончится.

— Как бы жестоко ни звучало, Иван Алексеевич, но они умрут. Просто умрут. Как многие миллионы этой зимой. От холода и голода, от болезней, от последствий радиации. И ни вы, ни я, ни кто-то ещё им не сможем помочь. Я, конечно, поделюсь мороженым мясом, которое ещё осталось в рефрижераторе. Яблок грузовик пришлю, овощной консервации. Но этого даже на предзимние месяцы не хватит. Есть с полтонны кошачьих мясных консервов. Только не морщьтесь! Когда в Луганске в четырнадцатом году совсем жрать нечего было, я сам их трескал на передовой, а некоторые люди только благодаря им и выжили.

— Так вы из Донбасса? Военный? То-то я смотрю — не очень-то вы на бандитов похожи!

— Точнее, воевавший. Из местных, но так получилось, что война меня в Луганске застала. И не я один тут такой. Есть кадровые военные, есть милиционеры. А бандиты мы или не бандиты... Я и сам не пойму. Стараемся окончательно в бандитизм не скатиться, но вы же знаете: с волками жить — по-волчьи выть. Вон, поезда грабим.

А по поводу ваших больных, Иван Алексеевич... Замёрзнут они, как только холода настанут. Вам же топить корпуса нечем, электричества нет. Даже 'буржуйки' в палатах поставить невозможно. Да и персонал у вас, как мне кажется, уже бежать начал.

— Начал, — вздохнул тот. — Кушать всем хочется, а у нас впереди — полный мрак. И, как вы правильно заметили, голодная и холодная смерть.

— Знаете, что я вам посоветую? Раздайте больных в соседние деревни. Я понимаю, что слабоумных, но здоровых, многие возьмут исключительно в качестве рабов для работы в личном хозяйстве. Но это для них шанс остаться в живых. Со мной уже разговоры идут о том, чтобы мы взяли их деревни 'под крышу' по примеру Романовки. И мы, скорее всего, будем соглашаться. За оплату: мы их защищаем от беспредела, а они с нами продуктами расплачиваются. А если какая-то семья возьмётся ухаживать за 'неходячим', то мы не будем брать с неё такой платы. Мало того, даже продуктов подбросим. Из тех, которые их соседи должны заплатить.

— Но при таком, извините за выражение, 'уходе' половина больных до весны не доживёт!

— А без него — до ноября не дотянет.

— Тоже верно, — вынужден был согласиться директор.

— А персоналу интерната — разумеется, тем, кто пожелает — я предлагаю перебраться к нам в Пороги. Нам позарез нужны врачи. В том числе — для оказания медицинской помощи окрестному населению. Я знаю, что такое количество психиатров и невропатологов ни нам, ни ещё кому-то не нужно. Но у вас же есть доктора и других специальностей: кардиологи, терапевты, отоларинтологи.

— Окулисты, неврологи, стоматологи, гинекологи, — продолжил мой перечень директор интерната. — Но Пороги — это же крошечная деревушка, там и жителей — всего ничего! Куда переселяться?

— Да, постоянных жителей там почти не было. Ни в Порогах, ни в Постройках. Теперь появились: к нам в пути и уже позже много людей присоединилось. Зато там полно пустующих домов дачников. Есть такие хоромы, что семье из семи человек тесно не будет. Электричество есть, вода есть. Продуктами мы запаслись, голод нам точно не грозит. И холод тоже, в отличие от тех, кто в квартирах живёт.

— А прежние хозяева явятся?

— Как явятся, так и назад вернутся. О нас уже слава бандитов идёт, так зачем людей разочаровывать? — грустно засмеялся я, после чего вернулся к серьёзному тону. — Вы же понимаете, что это у них дачи, а не единственное жильё. Не последнее. Все эти продукты я вам не бесплатно отдаю. У вас сейчас из-за отсутствия электричества не работает масса оборудования. И больше никогда не заработает, потому что в этой части России электричество исчезло на много-много лет. Есть дефицитные медикаменты, запасы медицинских инструментов. В общем, мы возьмём всё, что ещё может оказать пользу людям, а не будет разграблено и разбито, когда персонал интерната окончательно разбежится. Договорились?

— Я подумаю, Виктор Георгиевич.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Дальше тянуть с машинами, брошенными между Малоязом и Лаклами, нельзя. Особо ценного, как считают водители, в них нет. Одна фура пустая, во второй двадцать тонн цемента с местного цементного завода, находящегося, кажется, в Катав-Ивановске (повезло мужику, успел доехать почти до Сатки, прежде чем рядом с тем местом, где он грузился, брякнулась боеголовка). Камаз-полуприцеп со стальным прокатом: всяческие уголки, прутки, швеллеры. Нижнекамские шины в двух контейнерах 'на борту' полуприцепа-контейнеровоза. Какие именно — хрен его знает: все документы на груз исчезли ещё на стоянке возле Берёзового Моста. И ещё один грузовик без прицепа с продукцией Саранского электролампового завода.

Место, как люди говорят, укромное, но до ближайшей деревни всего километра четыре, на такой клад вполне могут напороться местные. Машины все на ходу, только замыкай провода в замке зажигания, и вези хабар, куда хочешь.

Но главное, конечно, отучить уё*ков из Лаклов грабить людей на мосту.

На пустую фуру можно забить: у нас и без того машины уже некуда ставить. Значит, везём с собой четырёх водителей-'дальнобойщиков'. Рашид за рулём гаишной машины, я на 'Крузаке' и Макс, едва пришедший в себя от вынужденной буханины, пассажиром. Тем более, лаклинских он помнит, злой на них. Ещё берём с собой Сергея Короленко: он тут все стёжки-дорожки знает, и если что-то пойдёт не так, выведет нас назад наилучшим образом.

В Сулее кто-то на хорошо знакомом мне перекрёстке всё-таки тусовался. Но едва на горизонте показались наши машины, прыгнули в свою колымагу и исчезли в поселковых улочках. Боятся — значит уважают!

В Межевом возле моста тоже какой-то тусняк. Две машины, человек шесть мужиков возле них, но непонятно: то ли просто поговорить остановились, то ли местные 'соловьи-разбойники'. Оружия не видно, но это ещё ничего не значит. Оно вполне себе может лежать в машинах. Проводили нас взглядами, но рыпаться не стали.

А красивое здесь место! Витя Данилов рассказывал, что тут скалы офигительные, но мне пока не до того было, чтобы кататься по окрестностям ради любования достопримечательностями.

— Охрененно! — прокомментировал Шерстнёв. — Я бухой ехал, по сторонам особо не глазел, но и то рассмотрел эти утёсы. А на трезвую голову — и вовсе шикарно смотрятся!

В Айлино к нам не стали докапываться, похоже, из-за полицейской машины с включёнными мигалками. Но что-то вроде постов на въезде и выезде имеется и здесь. Большое село. И, несмотря на башкирское название, на самом видном месте возле дороги стоит православный храм.

— Знакомые всё места, — грустно усмехнулся один из водителей, едущих с нами, когда мы свернули с основной трассы куда-то влево. — Вон там, на заправке, мы ночевали.

Минут через пятнадцать выехали на огромное поле, спускающееся к реке, за которой поднимаются горы. А у их подножья, на другом берегу, видны деревенские дома.

Перед мостом навалена куча хлама, через который просто так с разгону и не проскочишь. И дежурят трое 'лиц уральской национальности'.

Наличие полицейской машины и за её рулём человека в форме не подействовало, никто так и не стал отодвигать пустую телегу, перегораживающую проезд. И на требование Рашида освободить проезд отреагировали своеобразно:

— У себя в Челябинской области будешь командовать, а у нас — Республика Башкортостан.

Мы с Максом тоже вышли наружу.

— Смотри-ка! После того, как я им п*зды вломил, они баррикады построили! — ухмыльнулся Шерстнёв.

— Уважаемый, в чём проблема? — поинтересовался я у одного из 'дежурных'.

— Платить за проезд по мосту надо. Чем заплатите?

Боится, раз рука на рукояти обреза, всунутого под ремень. Или Максима узнал?

— Содержимое этого магазина подойдёт? — похлопал я по 'рожку' 'калаша'.

— Пятнадцать патронов за машину, — тут же загорелись глаза у гопника.

— Не многовато будет? Мне кажется, за всех двадцать патронов — и то перебор.

— Полный магазин — в самый раз будет. Вместе с магазином, — оскалился тот.

— Ну, смотри: тебя за язык никто не тянул, — передёрнул я затвор, и трёхпатронная очередь вспорола лёгкую курточку на его груди.

Пока я переносил прицел на следующего, Макс 'снял' его товарища.

Девять патронов из двадцати обещанных.

Длина моста — около ста пятидесяти метров. С коллиматорным прицелом — не расстояние. Три одиночных выстрела — две цели. Максиму на своего хватило одной трёхпатронной очереди. Итого — пятнадцать. Но не тридцать же, как этот говнюк настаивал!

'В ответку' тоже успели по нам шарахнуть. И довольно метко: если бы не старый, колченогий 'столовский' стол со столешницей из сантиметрового алюминиевого листа, прикрытого пластиком, то, не исключено, что я стал бы 'трёхсотым'. Охотничья стальная пуля 'Ленинградка' на сотне метров лося с ног валит. На ста пятидесяти, конечно, её скорость уже не та, но человеку, в которого она прилетит, тоже удовольствия мало. Так что будем считать — повезло.

То, что на баррикадах никто больше не маячит, вовсе не значит, что все умерли. Поэтому движемся вперёд с Провокатором по всем правилам, прикрывая друг друга.

Точно! Одного я только ранил. Валяется на асфальте и громко стонет.

— Не добивай! — попросил я Шерстнёва. — Кто-то же должен объяснить местным, что мы очень, очень рассердимся, если они снова захотят 'собирать дань' с проезжающих. Ты понял, говнюк, что передать тем, кто придёт тебя подбирать? И чтобы через час тут вот этого говна на дороге не было!

Раненый, зажавший входную дырку в боку, только кивает.

Собрали трофеи (два обреза, четыре ружья, 12 и 16 калибров), сдвинули такую же телегу, загораживающую мост с этой стороны. А тут и наши машины подъехали.

Дорога от Ая дальше идёт вдоль ручейка. Уже на выезде, сразу за старым колхозным элеватором, справа к ней наискосок примыкает живописная скала, больше похожая на стену. А дальше асфальтированный путь вообще перешёл в самое настоящее ущелье. Тоже красиво, зараза! Справа-слева — крутющие горы, заросшие лесом. Местами переходящие почти в отвесные, со скальными выходами. Посредине подъёма прямо в речку по трубе льётся в ручеёк вода из родника, огороженного аккуратным голубеньким заборчиком. К трубе через ручей перекинуты деревянные мостки. Слева — место для остановки проезжающего транспорта. Ехали бы мы просто проветриться, тоже остановились бы, чтобы водички набрать.

После того, как влезли на плато, проехали ещё километров шесть-семь, после чего полицейская машина свернула с шоссе на какую-то еле заметную полевую дорожку, ведущую к лесу. И на въезде в него мы нос к носу столкнулись с медленно ползущим контейнеровозом. Дорожку наша техника заблокировала, назад на этой одоробле тоже не сдать. Тем более — сзади Камаз-полуприцеп подпирает.

— Мужики, а чего это вы позарились на чужое имущество? — положил я руку на затвор автомата.

Ребята явно из ближайшей башкирской деревни, одному, который за рулём Камаза, лет тридцать пять, второму — к пятидесяти.

— Бельмес, — развёл руками и пролепетал тот, что постарше.

— Я тебе, бл*дь, сейчас покажу 'не понимаю'! — рявкнул на него Рашид и завернул что-то по-своему. — Протокол на угон машин будем оформлять?

Боже, какой он бред несёт! Но я не стал вмешиваться: гаишнику лучше знать, как с единородцами разговаривать.

— Ничего мы не угоняли, — почти без акцента запел мужик. — Машины брошенные стоят, ничьи. Люди их бросили, куда-то за Лаклы уехали. Чего же добро пропадать будет?

— И много у вас уже добра, которому вы не дали пропасть? — хмыкнул я.

— Какое добро? Вчера Азатка только пустую машину пригнал, а сегодня вот мы с ним за остальным пришли. Никто же не ругался, пока вы не приехали.

Шикарная логика!

— Так, взяли ноги в руки и дёрнули отсюда. Ясно?

— Может, всё-таки поделитесь? — принялся ныть младший.

— Тебе что, бл*дь, мало целой машины, которую уже сп*здил? Дёрнули, пока вас отпускают! Бегом! — щёлкнул я предохранителем автомата.

Ну, что? Осталось только довести грузовики через все окрестные деревни до Порогов.

Саша Варгашова

— Мы женщины, между прочим, а не ломовые лошади!

— А я, милочка, диверсант, между прочим, а не нянька в девичьей группе детского сада! Но вынужден разбираться, из-за кого вы друг другу морды бьёте и куда вас после этой драки расселять, чтобы вы вообще друг друга не поубивали.

Нашёл всё-таки, чем уязвить! Ну, да. Врезала я Маринке от души за бл*дство! Не столько потому, что она с Юркой трахаться начала, сколько из-за того, что этим она специально старалась мне нагадить.

Ну, переглядывались мы с Юрцом, да только ни я, ни он, всё не решались первый шаг сделать. А стоило мне намекнуть, что всё у нас может получиться, если он решительнее будет, эта... простипома к нему в тот же день в постель прыгнула. На ночь к ней один из водителей приходил, а после этого она среди бела дня к Юрке заявилась. Да ещё так орала, что все, кто остался жить на турбазе, хихикали. А когда вышла на веранду с масляной мордой, я ей и влепила. Юрку бить не стала (всё-таки у него рёбра поломанные), но теперь его к себе и на пушечный выстрел не подпущу. Пусть со своей Мариночкой-шлюшкой трахается. Она тут, в Порогах, насколько мне известно, ещё никому не отказывала.

И по поводу того, куда нас расселять, Скуфеев зря на меня бочку катит. Всё равно ему пришлось бы меня и других девчонок гнать с турбазы. У нас теперь она будет чем-то средним между больницей, библиотекой и столовой. Особенно после того как Данилов привёз кучу медицинского оборудования из психлечебницы.

Вот из-за разгрузки этого самого оборудования мы с ним, в смысле, со Скуфеевым, и сцепились. Там же тяжёлые установки попадались, а нам, как заправским грузчикам, его ворочать пришлось.