Колхоз-1

От автора

В книге нет героев, которые были бы от начала и до конца списаны с одного прототипа. Факты биографий и характеров определённых людей, конечно, использовались для создания образов, но не ищите полных совпадений с теми, кого вы узнали.

Посвящается памяти Якута и Динго,

погибших, защищая Донбасс,

а также Максима 'Мрака' Шишова,

которого догнала война

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Здорово, старшой!

После окрика 'да тише вы, Витька звонит!' на том конце линии гул человеческих голосов и звяканье посуды действительно стали затихать.

— Ну, с полтинником тебя, что ли?

Брат, похоже, уже чуток (скорее даже, значительно больше, чем чуток, если по голосу судить) подвыпивший за праздничным столом, обрадованно стал благодарить за высказанные пожелания.

— Да мы тут и тебя ждали, а ты так и не приехал.

— Ну, пришлось немного задержаться. У тебя телефон не на громкой связи?

— На громкой! Тебя же родня года четыре не видела, вот и решил: пусть хоть послушают. Но сейчас выключу, если надо.

— Надо.

— Всё, выключил.

— Зацепило меня чуток, отлёживался. Только маме ничего не рассказывай, скажи, что дела были. Теперь уже всё в порядке, так что соберусь в ближайшие дни, и через недельку буду у неё.

— Понятно, понятно... Да передам, передам я ему привет! — отодвинув 'трубу' от уха рявкнул на кого-то Серёга. — Он и сам через неделю приедет... Ну, не успел к моему дню рождения, дела были!.. Алё, братка! Насели тут на меня все.

'А я всегда говорил, что из Витьки толк выйдет! — послышался в трубке приглушённый расстоянием пьяный голос самого младшего из маминых братьев, дядьки Димы. — Всегда! Ещё когда он вот таким пацаном бегал!'

— Просьба у меня к тебе будет, брат, из-за моей задержки. Я ж своей... болячкой ещё одного человека подвёл. Договаривались с другом, что я его завтра в Миассе встречу, а видишь, как получилось? У него привязка к рейсу из Дамаска в Москву была, вот он, как прилетел, так и рванул сразу на машине по М5. А я... подзадержался. Только завтра выписка. После чего надо будет машину в порядок привести и ещё в одно местечко заскочить по пути. В общем, сделай доброе дело: пусть он у тебя с дороги денёк поживёт. Мужик он при деньгах, квартиру себе на время отпуска снимет, но, сам понимаешь, с дороги беготнёй по объявлениям не особо приятно заниматься.

— Да не вопрос! Костян на первом этаже переночует, да ещё и поможет с адресами разобраться, когда твой друг квартиру выбирать станет.

— А что, и Костян дома?

— Да уж почти два месяца! Не стал контракт продлевать. Говорит, надоело в степи сидеть, по лесам соскучился.

— На работу устроился?

— Бегает, устраивается... Ну, я тебя понял. Встретим мы твоего дружка. В баньке попарим, спать уложим. А может, ещё и по рюмочке дерябнем. Ох, чувствую, не помешает мне завтра похмелиться! — захохотал брат. — Не бойся, не обидим!

Ну, ну! Недолго проживёт тот человек, который Скифа обидит! Шняга моего роста и телосложения, только голимые мышцы: тремя пальцами одной руки гвоздь-стопятидесятку гнёт. Ну, это если не считать того, что Сирия — пятая его война.

— Значит, договорились? Спасибо, брат! Приеду — сразу от мамы к тебе примчусь.

— Главное — чтобы опять такой 'задержки' не случилось.

— Не случится. Мне до российской границы по своим тылам ехать, километров шестьдесят всего. Зато теперь в отпуск не на месяц, а намного дольше.

— Ждём!

Не на месяц, а, похоже, очень даже намного дольше. Как бы ни на всю оставшуюся жизнь. Бо задницей чую: северный пушистый зверь очень, очень близко подкрался. И не к одному мне, а ко всем нам. То, что мы с ребятами-аналитиками условно называем БП, Большой Пи... Ну, в общем, вы поняли. И Скиф сюда вовсе не просто так едет, а чтобы подыскать место для того, чтобы можно было дружной компанией хорошо подготовленных ребят это БП пережить.

Наша с ним задача — подготовить будущую базу для прибытия товарищей, сейчас увольняющихся со службы в ДНР и ЛНР и готовящихся к рывку на Урал, где в тайге можно будет пережить грядущую задницу.

А она будет! Обязательно будет. Если оценивать то, что сейчас творится вокруг событий в этом грёбанном Старопетровске, то иные выводы и не напрашиваются. Оттого я, едва с меня швы сняли, и сбежал из госпиталя, где отлёживался после касательного осколочного ранения в бочину. Это я только брату сказал, что выписка завтра. На самом деле я уже вчера оттуда свинтил. Но слаб пока я для такой дальней дороги, ещё пару дней отлежаться требуется.

Не повезло мне: буквально за два дня до ухода со службы выезжал на 'передок', чтобы собственными глазами проверить сведения о стягивании живой силы укропов к линии разграничения, и нарвался на шальную мину, выпущенную при помощи гранатомёта.

Ага! Эти суки, чтобы их не обвинили в нарушении Минских соглашений, приспособились лупить по нам 82-мм минами, запускаемыми при помощи заряда от гранаты РПГ-7. Делают нехитрый переходник на хвостовик мины, прикручивают её к реактивному двигателю вместо штатной боевой части, и хреначат! Получается не так точно, как из миномёта, но им на это плевать. Для беспокоящих обстрелов принцип 'на кого бог пошлёт' их вполне устраивает. Когда-никогда и достанется кому-нибудь из тех, кто оказался поблизости от места попадания этой 'вундервафли'. Как мне досталось.

Что там в Старопетровске творится? Глупый вопрос! Вас в Гугле забанили, что ли? Или, как я, в больничке отлёживались, где 2G мобильный интернет еле тянет? Там на заводах каких-то западных компаний случились выбросы химической и бактериологической дряни. Запад, ясен перец, во всём обвиняет нас и требует отдать эту территорию под контроль 'международных сил по поддержанию порядка'. Прямо как тут у нас Порошенко пытается устроить. Только намного серьёзнее, поскольку про этого ворюгу и ублюдка уже никто и не вспоминает. Разве что, ради того, чтобы подчеркнуть, насколько Россия — опасная, дикая и непредсказуемая страна, грозящая своей агрессивностью всему миру.

Сами они уже под шумок стянули кучу войск к нашей границе с Трибалтийскими Вымиратами, авианосцы загнали в Средиземку, к берегам Норвегии и поближе к Курилам. Ребята из Клуба выпускников ВИИЯ пишут, что налицо широкомасштабная подготовка к вооружённому конфликту средней интенсивности. Я по старой памяти их внутреннюю рассылку получаю и почитываю.

Что за контора такая? Отставные советские разведчики, которые создали на общественных началах аналитический центр, чтобы мозги на пенсии не засохли. Я с ними 'снюхался' в 2005 году, когда развёлся и в Москву уехал. Ага! Разгонять тоску, мля! Знакомые на работу пригласили, но только когда слушаешь обещания московской творческой интэллыхэнции, надо делить на пять. А лучше — на десять. Ну, и влип я: вместо стабильной штуки баксов зарплаты — случайные подачки, которых едва-едва хватало на жратву, а вместо жизни в пустующей квартире одного из инициаторов 'супер-проекта' — жизнь в промерзающей дачке друга.

С виияковцами меня познакомили на одном из 'тусняков', посвящённых взаимоотношениям с исламскими государствами, куда я попал совершенно случайно, 'упав на хвост' знакомому профессору, дружившему с ними. В ходе обсуждения доклада вылез со своими замечаниями. Обратили на меня внимание, поговорили во время последовавшего за тем фуршета. А через недельку пригласили прийти на их 'сходняк': они как раз решили заняться обострившимися тогда башкиро-татарскими отношениями, и им понадобились мои знания по истории Поволжья. Так и втянулся. И очень даже многому научился в плане анализа международной и военной обстановки. А ещё ребята серьёзно занимались проработкой новых направлений в геополитике. К слову сказать, в нынешних шагах по укреплению отношений с Китаем узнаю́ очень многое из того, что они в 2005-2006 годах рекомендовали.

Года через два мне предложили поехать в Киев в качестве внештатного корреспондента одного из интернет-изданий, зарегистрированных 'тремя частными лицами'. Оплата за публикуемые материалы — на гонорарной основе. За аналитику, непредназначенную для публикации, по отдельным тарифам. Сотрудничество с другими СМИ не возбраняется. А вот аренда жилья и продукты в Киеве намного дешевле, чем в Москве. В пригородах — ещё дешевле. Особо приветствуется установление контактов с местной политтусовкой разных уровней.

Короче, к концу тринадцатого года, когда всё началось, был я 'своим' и 'на баррикадах', и в парламентской курилке, где ошивались не только журналюги, но и депутаты. Тем более, Москва научила: она, зараза, не только слезам не верит, но и людям, явившимся на какое-нибудь официальное мероприятие без костюма и галстука. А уж 'купеческий' Киев — и подавно таких игнорирует. Как оказалось, в такой 'униформе' я выгляжу дюже презентабельно: рост чуть меньше метр девяносто, очки в тонкой чёрной оправе (это уже не понты, а последствия перенесённого в детстве жёсткого гриппа) и с небольшими диоптриями, 'ёжик' на голове и очень коротко постриженная бородка, начавшая местами седеть (спасибо Лене Рябовой из соседней с домом парикмахерской, предложившей мне такую стрижку). Борода — тоже не ради вошедших в моду молодёжных понтов: просто лень каждый день бриться. В общем, этакий солидный 'акул пера', явно не меньше, чем редактор какого-нибудь раздела в респектабельном издании. А знать, что первый свой нож, при помощи которого я и учился их метать, я выковал собственноручно и умею вспороть сонную артерию обыкновенной банковской картой (среди виияковцев попадаются ребята разной специализации, вот и бывало, что делились мы с ними опытом), депутанам не обязательно.

Мне повезло, что на момент госпереворота меня в Киеве не было: мотался в Москву, а на подъездах к украинской границе на мой телефон посыпался шквал звонков от знакомых, задававших единственный вопрос: что делать? Милиция в городе исчезла, кругом шляются банды майдаунов, вооружённые дубинками, кистенями и самодельными топориками, а на блок-постах на въезде в Киев уже куча сожжённых машин.

В общем, рискнул, заехал в снимаемую в Броварах квартиру, чтобы забросать в багажник своего 'Патриота' (после окончания судов с бывшей женой, с которой у нас совместных детей не было, она получила нашу четырёхкомнатную квартиру и магазин, а мне выплатила 'отступные') с дизельным двигателем (полюблял я, знаете ли, скататься с кем-нибудь из своих подружек на рыбалку или грибалку куда-нибудь в Черниговскую область) и оставить ключи от квартиры соседке. А потом махнул объездными путями (серьёзные блокпосты, на которые мне с российскими номерами на машине очень не хотелось соваться, уже стояли на многих ключевых точках вокруг Киева) в сторону Харькова, где, как мне помнилось, мэр Гепа и губернатор Допа недавно организовали Антифашистский Фронт.

Правда, к тому времени, когда я добрался до 'первой столицы Украины', и Янукович исчез, и Гепа с Допой растворились в неизвестном направлении. Зато город бурлил противостоянием майдаунов и антимайданных сил. Вплоть до перестрелок в центре города, как было на Рымарской. Там окопался только-только выпущенный из СИЗО, где он 'грел нары' за попытку убийства, нынешний фюрер 'Азова' Билецкий. Там-то я и познакомился вживую со Скифом, с котором до того мы общались лишь в Сети. С ним и с будущим командиром батальона 'Оплот' Женей Жилиным (с ним мы были уже знакомы со времён его выставки о преступлениях ОУН-УПА в Мариинском парке в Киеве) мы и рванули в Россию. Ребят тогда предупредили, что за ними уже выехали, и живыми ни их, ни взятых вместе с ними, до СИЗО не довезут. Только они самолётом, а я (всё своё вожу с собой) прямо от памятника Ленину в сторону российской границы на 'Патриоте'.

Как потом Скиф переправил свой 'Крузак' сначала в Москву, а затем в Донецк, я не знаю. Штемпель ещё тот оказался: сначала в составе ДРГ по занятой бандерлогами территории Донецкой области ползал, а потом по линии 'соседней' конторы в Сирию мотался. А на меня в Москве вышел куратор, наконец-то рассказавший, что потребителем моей 'закрытой' аналитики было ГРУ России, и предложил заняться тем же самым (в смысле — аналитикой) в Луганске. Но уже под официальной 'крышей' местных вояк.

Здесь я ни в какую политику не лез. От слова 'вообще'. И потому что куратор настоятельно не рекомендовал, и из-за того, что сам обратил внимание на то, как недолго живут те, кто слишком уж высовывается. Да и к чужакам в Республиках относятся... В общем, не очень привечают ни 'понаприехавших', ни 'понауехавших', которые лезут 'не в свои дела'. Будешь сильно высовываться, либо укро-ДРГ взорвёт, как с Моторолой случилось, либо 'неизвестные лица' машину расстреляют, как расстреляли машину Алексея Мозгового, либо 'на подвал' попадёшь, как киевлянин Лёша Александров, возомнивший, что он стал влиятельным политиком. Это так, наиболее яркие примеры. И до них были 'высовывающиеся', и после них...

В общем, удавалось балансировать: и в ближайшее окружение Плота не влезать, и сильно далеко не оставаться. А положение аналитика позволяло ситуацию в Луганске и вокруг него правильно оценивать, предугадывать некоторые 'резкие' перемены. И в самое пекло 'на передке' каждый день не совался, но и никто меня не обвинит в том, что под пулями не бывал.

К моему рапорту о желании выйти в отставку отнеслись 'с пониманием'. Во-первых, я же из категории 'понаприехов'. Во-вторых, молодая поросль вокруг вертится, ей выше расти нужно. А в-третьих, одной парой 'глаз Москвы' меньше будет.

О стремительно приближающемся БП я разговаривал со многими. Да только поняли далеко не все. Украина, мать её, в мозгах людей такой след оставляет, что его серной кислотой не вытравишь. Сколько я ещё в январе 14-го 'ездил по мозгам' приезжавшим на Антимайдан руководителям 'делегаций' о том, что нужно готовить группы самообороны? Ответ был стандартный: 'Чё ты кипешишься? Всё будет Даааанбас!' Это потом им самим кипешиться пришлось и бегать по улицам с охотничьими двустволками. Может, кто и вспомнил мои слова? Ой, сомневаюсь!

Понял Скиф, отдыхавший в Краснодаре после очередной поездки в Сирию, где он натаскивал пацанов из нашего контингента, развёрнутого там. Амеры воткнули своё подслушивающее оборудование на всех узлах украинской мобильной связи, и из Республики вести такие разговоры было глупо, вот я и потолковал с ним во время очередного выезда 'на сопредельную территорию'. В смысле, в Россию. С российского мобильного номера.

Ага! Бывали у нашей 'фирмы' дела и на российской территории. То ДРГ с неё забросить в тыл укропам, то встретить связного с информацией в какой-нибудь приграничной деревеньке, то 'закладку' с оружием устроить. С ведома и под контролем 'старших братьев', разумеется. Кто ж нас через границу со 'стволами', боеприпасами и прочими опасными вещами пропустит? Повяжут 'на раз', и жди потом, когда куратор объяснится с погранцами. От которых тоже нередко информация утекает.

— Есть у меня ребята, которые тоже ситуацию просекли, — признался Скиф, встретивший меня в Каменске-Шахтинском на обратном пути из одной такой поездки. — И тоже не хотят просто так подохнуть, когда всё вокруг начнёт 'светиться' от последствий ядрён-батонов. Думал я много о том, где можно будет на время сховаться, пока всё сыпаться начнёт. Веришь, нет, но о тебе, Витя, подумал. Ты ж с Урала, а там, насколько мне известно, где-нибудь в тайге можно найти вполне приличные нычки.

Здесь бардак начнётся, как только России не до хохлов станет. Кровавый бардак. Мало того, что народу тут до задницы, так ещё и беженцы ломанутся в надежде пристроиться в тёплых краях. А 'стволов' на руках немеряно. Ещё с четвёртого года, когда его сюда грузовиками с Кавказа завозили в ожидании, что Ющ начнёт Донбасс чморить. Местность открытая, хрен все подходы перекроешь. Хрен отобьёшься, если бандиты решат наехать по-серьёзному, и хрен куда отойдёшь, если удержать позиции не удастся. Кроме того, Кавказ рядом, с него 'зверьки' начнут наведываться. Будённовск вспомни. Это сейчас они смирно сидят, потому что Москва сильная. А столице нашей в первую голову прилетит, когда всё начнётся. Без головы и останемся. Вот тогда они и поднимут башку.

Плюс хохлы. Их-то точно никто потчевать бомбами не станет, ни пиндосы, ни наши. Для пиндосов они союзнички, а нашим — 'братский народ'. Хотя от последствий и этому 'братскому народу' не очень-то поздоровится.

— Промышленность сразу накроется, — вставил я свои пять копеек. — Но, благодаря чернозёмам, с голоду не подохнут. А вот на Урале, к твоему сведению, 'зона рискованного земледелия' и 'край вечнозелёных помидор'.

— Будет оружие — будут и продукты, — жёстко отрезал Вадим. — У меня стволы, как ты знаешь, есть. И разрешения на них — тоже. Так что, даже если мой 'Крузак' шмонать начнут, я отмажусь. У некоторых пацанов тоже кое-что найдётся. Но этого мало. Патроны нужны будут. Дохрена патронов.

— У меня есть возможность пару 'закладок', сделанных для наших ДРГ, ломануть. Крысятничество, конечно, но своя шкура ближе к телу. К тому же, обе ДРГ погибли. Там стволы, ящики с патронами, гранаты, взрывчатка.

— А повезёшь как? Всё-таки больше двух тысяч вёрст. Ты у своего куратора можешь какую-нибудь ксиву выпросить, чтоб тебя гайцы не трогали?

— Куратору не до меня сейчас. У них в конторе сейчас такой хипеш, что нам с тобой и не снилось.

— А у Плота или кого-нибудь рангом пониже?

— Теоретически могу. Да только такую бумажку гайцам предъявлять... Проще сразу на капоте трафаретом намалевать: 'Шмонать с особой тщательностью!'

— Ну, да, вообще-то... — согласился Скиф. — В общем, так. Содержимое закладок повезём двумя машинами. У меня грушная ксива имеется. Тайники для особых 'вкусностей' в 'Крузаке' — тоже. И тебе бумажку состряпаю. Рацию в машину купи и установи. Гражданскую. А военная пусть до Урала в багажнике полежит.

А потом был выезд 'на передок' и грёбанная мина, запущенная при помощи двигателя от гранаты РПГ.

Костя Данилов, 'Кот'

Знакомец лёльки оказался здоровенным угрюмым мужиком с седой щетиной (стрижку почти под ноль иначе назвать трудно) на голове. Он, конечно, улыбался, когда мне и родителям представлялся, но взгляд... Спокойный взгляд наёмного убийцы, который без лишних эмоций горло перережет. Хороши у лёльки дружки!

Что такое 'лёлька'? Да крёстный. Не знаю, откуда повелось, но так у нас в семье почему-то крёстных зовут. А дядька Виктор меня крестил.

То, что подъехал именно тот человек, о котором у бати вчера разговор шёл, я сразу понял, выглянув в окошко второго этажа: номера на 'Крузаке' не наши, краснодарские. Не видел я в Миассе таких крутых тачек с краснодарскими номерами. Не новая, ещё первых выпусков 'двухсотка', с антенной радиостанции и, похоже, нехилым грузом в багажнике.

— Вадим, — представился гость нам с отцом.

Руку пожал — как медведь стиснул.

— Сергей, мне бы машину куда-нибудь спрятать, — первым делом попросил он, оценивающе оглядев притолоку гаражных ворот.

— Да у нас тут спокойно, не угонят её, — попытался успокоить батя.

— Не в этом дело. Я её светить не хочу. Машина приметная, вопросы у 'братвы' возникнут, а мне эти тёрки ни к чему.

— Поздно, — прищурил папаня глаза, и без того заплывшие после вчерашнего. — Вон, видишь дом? Это главный миасский мафиози живёт. Тебя уже наверняка срисовали. Но он не любит, если на кого-нибудь в окрестностях его жилья наезжают. Так что живём тихо. А будут спрашивать — скажу, что сослуживец из Краснодара в гости заглянул.

— И всё равно: давай уберём с глаз. Не рискну я её на улице бросать, пока не разгружу.

— Костян, займись! — скомандовал папка. — Ты уже свои шмотки вниз перетаскал?

А чем я, по-твоему, там занимался?

Пока я выгонял нашу 'двенашку', пока разные коробки и доски откидывал в сторону, гость курил около 'Крузака', любуясь горами.

— Красиво тут у вас!

Красиво! Я и сам, когда с пруда иду, иногда останавливаюсь на самой горке, чтобы полюбоваться.

По Динамитной в сторону конечной автобуса протарахтел потрёпанный 'уазик', бибикнув на ходу.

— Знакомый? — кивнув на 'Ваську', спросил Вадим.

— Дядька Дима. Батин дядька, а мне, получается, двоюродный дед. У него с папкой разница — всего пять лет, вместе выросли. Знатно вчера укушался, а сегодня уже за рулём.

— Бухает, что ли?

— Любит выпить, но не алкаш. Он же 'дальнобой', ему постоянно бухать нельзя. У папки вчера день рождения был, полтинник стукнуло, вот дядь Дима и 'наотмечался'. Ему в рейс только послезавтра, может себе позволить.

— А не боится, что гайцы его с 'выхлопом' припутают?

— Как припутают, так и отпустят! У него сын Сашка в ГАИ работает. Да и 'крутых' друзей, с которыми он на охоту ходит, навалом: прокуроры, судьи, военкоматские...

— Ты-то отслужил?

— Четыре года. Сначала срочную, а потом на три года на контракте. В Ясном, ракетную часть охранял.

— На вышке стоял?

— Не только. Сначала стоял, а потом в противодиверсионном подразделении. А вы военный? — кивнул я на пулемётную пулю, подвешенную на шею на серебристой цепочке.

— Можно и так сказать. А это... Талисман это. В память о моём первом ранении. Хирург, который из меня её выковырял, дал посмотреть, а я её сберёг. И это... Не 'выкай' мне. Я на 'ты' больше привык. Просто Вадимом называй. Или Скифом. А у тебя какой позывной?

— 'Кот'.

Гость удивлённо на меня глянул.

— Хотел 'Данилой-мастером' стать, да был у нас уже один Данила, которого 'Мастером' кликали. Вот командир группы и предложил кликуху 'Кот'. От имени Костя... Всё, можно загонять.

Чтобы загнать 'Крузак', пришлось сложить обе антенны, и от магнитолы, и от рации.

— Костя, поможешь мне багажник раскидать? И сховать его содержимое, чтобы кто-нибудь случайно не заметил.

— Может, после того, как пообедаем? Мать там, кажется, уже всё разогрела.

Обеденный стол ломился. Мать к папкиному дню рождения готовилась основательно, и гости всё съесть так и не смогли. А чтобы гостя ублажить, ещё и пельменей сварила. Правда, не дома слепленных, а купленных в лавке на конечной. Но не 'фабричных', а 'кооперативных', не хуже, чем домашние, из телячьего сердца. К уплетанию их и дядька Дима, возвращавшийся из города, присоединился.

— Я Димка, ты Вадимка, — хриплый смех курильщика с сорокапятилетним стажем перешёл в кашель, больше похожий на карканье.

Не такой он уж и старый, всего пятьдесят пять моему двоюродному деду, но курит с десяти лет, как он сам говорит.

— Тебе не наливаю! — отрезал батя. — Ты за рулём.

— Наливай! Мне тут по нашей деревне всего километр ехать. Надо же с гостем за знакомство выпить.

— За знакомство, за благополучный приезд и... за опохмел, — уточнил папка. — Только по одной: нечего перед баней давление нагонять!

— Как там Виктор? — посерьёзнел дядька, уминая пельмени.

— Я с ним три дня назад созванивался. Говорит, швы с раны сняли, не кровит. Доехать сможет.

Батя оглядел нас с матерью и предупредил:

— Витька просил маме ничего не рассказывать, чтобы не беспокоить её.

— А ты разве не с ним воевал?

— Нет, в разных местах были. Мы с ним ещё до войны познакомились. Но пару раз довелось в одном окопчике посидеть.

— А чего в наши края решил приехать?

— Дела есть. Да и надо чуток поправить здоровье, а Виктор говорит, что тут у вас хорошие санатории есть.

— Тебе по какому профилю надо? — вцепился дядька.

— Опорно-двигательный аппарат, в основном.

— Ну, этого добра тут действительно навалом! У меня дружбан — директор санатория 'Кисегач'. У них и оборудование неплохое для обследования, и процедуры самые разные, и радоновые грязи чудеса творят. Если надо — только свистни, я его напрягу, чтобы тебе скидки хорошие сделал.

— Договорились. Только мне сначала надо Виктора дождаться.

— Может, подремлете с дороги? Или сначала бани дождётесь? — поинтересовалась мама. — Я чего беспокоюсь? Мне на смену надо собираться, а мужики ведь обязательно что-нибудь перепутают.

Она по суткам дежурит на заправке в конце улицы Ленина. Клиентов там немного, так что спокойная работа. Да и мы с папкой, если что, можем к ней заглянуть, перекус какой принести.

— Наверное, только после бани. Мне ещё машину разгрузить надо, чтобы завтра можно было по городу мотаться. Поможешь, Костя?

Все палатки-спальники-коврики и прочая туристическая лабуда лишь прикрывали то, что я бы ни за что перевозить не стал. Одного взгляда на маркировку ящика, который Скиф из багажника достал, мне было достаточно, чтобы понять: ох, непрост наш гость! Непонятно только, зачем ему столько патронов калибром 5,45. Он что, небольшую войну тут у нас собирается устроить? И таких ящиков в багажнике три.

— Не напрягайся, Сергей! — успокоил он отца, сунувшегося в гараж помочь. — Не для терактов я это сюда приволок. И увезу скоро от тебя.

И протянул ему 'корочки'. Всё честь по чести: 'Главное разведывательное управление, старший лейтенант Скуфеев Вадим Михайлович, инструктор'. Фото в военной форме с наградами, штамп управления кадров.

— Старший лейтенант... Не маловато ли для такого возраста?

— Запаса, Серёга. Запаса.

— А для чего тогда тебе всё это, если не для терактов?

Гость покосился на щели под крышей гаража.

— В бане поговорим...

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

А мандражнул хозяюшко. Хорошо так мандражнул. Вполне естественно: я бы и сам напрягся, если бы мне в гараж какой-нибудь хрен с бугра выгрузил гору патронов, с десяток стволов, пару ящиков с гранатами и взрывчатки сколько-то кило. А для Серёги я и есть хрен с бугра: видит он меня впервые, то, что я с его братом хорошо знаком, только с моих слов слышал. Но когда фотки в айфоне показал, где мы с Кипчаком вместе сняты, где я в Сирии со спецназовцами, его чуток попустило. Но не до конца.

В бане между заходами в парилку я и изложил наши с Кипчаком мысли по поводу ближайшей перспективы.

— И где вы надумали себе базу устроить? В Карабаше на базе Росрезерва или где-нибудь на разъезде подземной железной дороги?

Издевается или проверяет? Пожалуй, всё-таки проверяет. Я бы на его месте тоже ещё не единожды проверил бы залётного перца, натащившего мне в гараж гору всякой всячины, за которую можно сесть. Причём, очень даже надолго. У нас как? Не стуканул, значит, соучастник. И успокоился бы только после того, как Витька приехал и лично подтвердил и мою личность, и наши намерения.

— А братец твой говорил, что присочинил Берхем аль-Атоми в своей книжке. И про карабашскую базу, и особенно — про подземную железную дорогу, проходящую под Миассом.

По тому, как спокойно отреагировал на мои слова Сергей и засмеялся при словах о подземной железной дороге Костян, стало ясно: 'на пушку' меня хотел взять хозяин.

— Он мне говорил про какие-то Пороги под Саткой. Не слышал про такое место?

Костя явно не слышал, а вот Данилов-старший подтвердил.

— Как не слышал? Слышал. И даже бывал там.

В огромном предбаннике — скорее, довольно простенькой комнате отдыха — не очень жарко. Даже несмотря на то, что открыта дверь в моечное отделение, где булькает бак с горячей водой, встроенный в печь. Костя открыл дверь во двор, и оттуда идёт свежий воздух.

— А почему там?

— Как Виктор рассказывал, плюсов несколько. Во-первых, место на отшибе. Далеко от города. Во-вторых, дорога туда только одна, а со всех сторон очень крутые горы. Значит, контролировать подходы просто, много людей не потребуется.

Сергей кивает.

— В-третьих, огромный пруд. А это — и питьевая вода, и еда: рыбу ловить можно.

— А если радиация в реку попадёт?

— Он говорит, там полно родников и ручейков, которые прямо из горы через посёлок текут. Кстати, про посёлок. Народа там постоянно живёт совсем немного, а пригодных для жилья домов, в которые дачники на выходные приезжают, полно. Значит, не надо особо напрягаться, чтобы жильё восстановить. Это — в-четвёртых. В-пятых, помимо домов, там есть гостиница и турбаза, где сразу можно большую толпу разместить. Ну, и самое главное — электростанция работает! Значит, и холодильники для хранения продуктов будут пахать, и рации можно подзарядить, и мастерскую для ремонта техники и изготовления необходимых инструментов организовать. Не говоря уже про освещение.

— Логично! А с местными как? Вряд ли им понравится, что к ним решила присоседиться вооружённая компания.

— До первого налёта бандитов на соседнюю деревню. А там сами прибегут просить помощи.

— Думаешь, будут бандиты?

— Причём, намного больше, чем в 'святые девяностые'! Всё, конечно, американцы не разбомбят, не те времена, но экономика встанет мёртво из-за разрушения связей с поставщиками и потребителями. Ну, и транспортного паралича. Думаешь, много будет дураков, которые отважатся через заражённые радиацией территории шляться?

Я, оставив Данилова размышлять, вытряс из кармана своей тенниски сигареты, и пересел к Костяну на порог. Хозяин бросил курить года три назад, и попросил, чтобы мы с Костей выпускали дым во двор.

— В эти самые Пороги мне бы самому скататься, чтобы собственными глазами оценить. Не съездишь со мной? Не завтра. Завтра я займусь съёмом квартиры. Послезавтра. Одно дело, знаешь ли, по карте и навигатору дорогу посмотреть, а совсем другое — с кем-нибудь из местных ехать.

— У меня сегодня последний выходной, завтра уже на работу. А вот Костян может прокатиться. Он, насколько мне известно, на службе тоже не членом груши околачивал, может, и подскажет что дельное. Всё равно на работу собирается выходить только в сентябре.

— Отлично! Заодно и приглядимся, куда мой груз из твоего гаража можно вывезти, чтобы тебя не подставлять.

Спал я, как всегда на новом месте, довольно чутко. Но хозяева сами после бани отсыпались и хождением по дому меня не беспокоили. Погода прекрасная, окна с противомоскитными сетками распахнуты, так что просыпался только когда соседские пустолайки брехать начинали. Иногда им подгавкивала и крупная серая дворняга Даниловых, обитающая в вольере во дворе. С ней мы сразу подружились. Костя даже удивился тому, как она принялась приветливо махать хвостом, когда я во второй раз вышел во двор.

— Я со зверьём быстро общий язык нахожу, — улыбнулся я. — Видимо, оно чует, что я скорее человека обижу, чем животное.

Понравился и сам парень. Крепкий, высокий, симпатичный. Волосы светло-русые, глаза голубые. Отца, который постоянно осторожничает, перерос почти на голову. Видимо, в мать, поскольку Татьяна, как мне показалось, даже чуть повыше Сергея. И руки у парня растут, откуда нужно. В этом я убедился, когда он быстро подтесал топориком доску, чтобы прикрыть смотровую яму в гараже, куда мы оружие и боеприпасы спрятали. А потом ещё и приколотил эту доску парой гвоздей, чтобы её нельзя было просто так вынуть.

Второй этаж кирпичного дома (точнее, большая мансарда) ещё не достроен. Лестница есть, пол постелен, крыша и стены утеплены, пластиковые окна вставлены, но ни перегородок, ни чистовой отделки не сделано.

— И пока не собираюсь достраивать, — усмехнулся Данилов. — Припрётся кто-нибудь из БТИ, чтобы наехать, почему у меня не вся площадь в паспорт дома внесена, а я ему покажу, что это недострой. А нафига мне лишние налоги платить?

Утреннее солнышко разбудило меня даже раньше хозяев. Поднялось над наполовину заросшим лесом хребтом с проходящей по гребню ЛЭП, и сразу же в мансарде стало жарко. Не так, конечно, как в Краснодаре, но здесь температура как-то по-другому воспринимается. Я ещё чуток повертелся на старом диване, а потом потихоньку спустился вниз, в туалет.

Это мне показалось, что потихоньку. Деревянные ступеньки крутой лестницы всё равно предательски поскрипывали и, видимо, разбудили Костю. Так что когда 'белый фаянсовый друг' возмущённо зашумел, провожая меня из санузла с душевой кабиной, тот уже, в бело-синих полосатых трусах и зелёной армейской майке, зажигал конфорку со стоящим на ней чайником.

— Привет. Я тут с вечера в компьютере 'набычковал' объявления о сдаче квартир. Будешь смотреть? Тебе в каком районе удобнее?

— Без разницы. Главное — чтобы не в самом центре, откуда, случись что, и не вырвешься. Где-нибудь поближе к выезду из города.

Чайник недовольно зашумел, а Костян, поинтересовавшись, что я пить буду, прочёл лекцию.

— У нас город своеобразный. Кишка, длиной двадцать девять километров и шириной, самое большее, три километра. Это здесь, в Старом Городе. Везде в остальных частях — две-три улицы. И смотря куда тебе выезжать нужно? На восток прямой дороги нет: Ильменский хребет с заповедником загораживает, — ткнул он чайной ложечкой в сторону горы со стоящей на вершине телевышкой. — На восток, в сторону Чебаркуля, ездят, объезжая его по берегу Ильменского озера. Тоже через заповедник, но там всю жизнь дорога была. Вон там, за Чашковкой.

И снова жест чайной ложечкой, но уже в сторону хребта, из-за которого поднялось разбудившее меня солнце.

— На север тоже одна дорога, с Машгородка. По ней еду те, кому надо попасть в Карабаш, Кыштым, Касли, Екатеринбург. Ну, или нужно с Машгородка на Северо-Запад Челябинска попасть. На юг и на М5 — через Старый Город вдоль пруда. Ты же оттуда заезжал?

Ну, да. Большой пруд, но весь в каких-то песчаных отвалах посредине.

— Золото моют, — пояснил Костя.

Надо же! Прямо в черте города! Но в случае Большого П*здеца это — скорее минус, чем плюс: мародёров из других мест привлечёт.

— А вот на запад дорог больше. Одна прямиком ведёт с Машгородка в Златоуст, а там можно на М5 выскочить. С посёлка Динамо тоже лесная асфальтированная дорожка на неё выходит. Есть ещё дорога от центра города через окрестные деревни на М5. Это я про хорошие дороги говорю. А если просёлками, то из Старого Города много где можно вырваться на трассу. Да хоть мимо заправки, где мама работает, и дальше мимо кладбища. Там, пока трассу не построили, говорят, и проходил тракт на Златоуст. Но сейчас его забросили, там просто еле проезжая лесная дорожка.

На запах кофе выбрел и Данилов-старший. А мы с Костей уже смотрели объявления о сдаче квартир.

— Не нужно мне ни трёх, ни даже двухкомнатных! — отмахнулся я, когда он решил мне показать одно из предложений. — Однушка. И желательно — на первом этаже. Когда начнётся, первым делом вырубится электричество, и на лестницах кучу народа затопчут. Я, конечно, надеюсь, что к тому времени мы уже свали в эти самые Пороги, но можем и не успеть. Так что давай по этому параметру поищем.

Пока мы искали, Сергей врубил телевизор. От новостей несло тревогой: беспорядки по всей Европе, бойня в Северной Африке, вопли правозащитников и иностранных политиков по поводу беженцев из Старопетровска. Мол, отдавайте территорию под международный контроль, или... И всё. Ни слова о реакции Кремля на эти вопли и угрозы. Тоже нехороший признак. Успеть бы!

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Виктор Георгиевич, вы дома?

Номер 'левый', но голос Лёши Селиванова, бывшего киевского руководителя 'Верного казачества', я хорошо знаю.

— Узнали? Только имени не произносите.

— Понял. Нет, не дома.

— И не заезжайте. За вами туда выехали.

— Кто?

— Ростовские поучили добро от Плота на то, чтобы посадить вас на подвал. Вы ж теперь не наш. А до подвала могут и не довезти.

Даже так?

Лёша был в Киеве ещё и в числе помощников министра обороны, занимался вопросами патриотического воспитания молодёжи. В нормальном, а не в бандеровском понимании слова 'патриотизм'. Сейчас тем же самым занимается в Минобороны ЛНР.

— Кто-то слил ростовским, что вы копали под их связи с украми.

— Понял. Спасибо, брат Карамазов.

Это тоже известный нам обоим персонаж, ничего общего с Алексеем не имеющий. Точнее, два персонажа. Братья-близнецы, оба остались в Киеве. Но раз я отвожу внимание от Селиванова тех, кто может слушать разговор, он поймёт.

Не было печали, млять!

И что теперь делать? Я же даже прыгнуть в машину и 'сделать ноги' не могу: 'Патриот' беспомощно висит на подъёмнике, и из пробки его картера стекают в пластмассовый поддон последние капли старого масла.

— Заканчивай, братан! — кричу я мастеру. — Закручивай пробку, заливай свежее масло, и я рву отсюда.

— Пчела в жопу, что ли, укусила? Я же ещё фильтра не поменял.

Донбасские ребята резкие, у них половина диалогов на высоких тонах. Но это совсем не со злобы, просто местная манера общения.

— Укусила. На старых фильтрах до Изварино дотяну, а на российской территории поменяю. А тебе за беспокойство заплачу́, как будто ты весь объём работ выполнил. Договорились?

В том, что кто-нибудь из соседей непременно расскажет, что я сегодня собирался ТО проходить, я даже не сомневаюсь. И где я его обычно прохожу, тоже хорошо известно. Так что уже через полчаса ростовские узнают, что я рванул в сторону Изварино. А там меня будут ждать прямо перед погранпереходом. Только хрен вам!

Выдерживая скоростной режим, тащусь к выезду из города в сторону Алчевска, а в Дзержинске по развязке ухожу на окружную дорогу. Через несколько километров сворачиваю в сторону Лутугино. Ещё меньше пяти километров, и делаю поворот на Ровеньки. Оттуда — в сторону Должанского, а дальше уже ДНР. Там, конечно, ростовские тоже большой вес имеют, но пока выяснят, что я не на Изварино поехал, пока свяжутся с Донецком, пока оттуда придёт команда задержать меня либо на границе республик, либо на каком-нибудь из погранпереходов, я уже успею не только проскочить долбанную таможню, установленную Плотом между республиками, но и до российской границы доехать. А там — ищи ветра в поле.

— Мужики, ствол сдать хочу! — подошёл я к погранцам. — Легальный. На ту сторону еду.

Дело обыденное, так многие поступают, сдавая оружие на хранение перед пересечением границы. Так что к забору с огромным трафаретом 'Россия' я подъехал налегке. Не забыв на нейтральной полосе скрутить луганские номера и установить челябинские.

— Оружие, наркотики, опасные предметы? — привычно задаёт вопрос погранец.

Чист я, ребята! Чист! Даже стреляные пистолетные гильзы, завалившиеся под коврик, ещё вчера выгреб, готовя машину. Не верят, загоняют машину на эстакаду. Ещё бы! Камуфляж у меня прилично поюзанный, ткань на месте погонов и шеврона почти не выгоревшая. Именно такие чаще всего и пытаются протащить 'левый' ствол, магазин с патронами или 'взятую на память' гранату. На здоровье, ребята! Я вам даже тайники, о которых вы меня спрашиваете, покажу. Только не тяните, ради бога. Мне же ещё до Волгоградской области надо долететь, пока от ростовских не прошла команда перехватить меня!

Ну, наконец-то традиционное 'счастливого пути'! Вот и проверим, насколько вы мне его искренне желали.

'Патриот' — не самая лучшая машина для того, чтобы нестись на ней по шоссе. Мотор для этого слабоват, крены великоваты, руль невнятный. Да и камер, контролирующих скорость, навтыкали на каждом шагу. Даже в деревнях, по которым я валю почти строго на восток. Если ростовские уже установили, что я прошёл границу в районе Должанского (где я донецким погранцам напел в уши, что еду в Москву), то искать меня будут на трассе М4. Или, учитывая, что я уже развёл их в СТО, предположат, что решил свалить на историческую родину. Значит, передадут инфу гайцам в Цимлянск или Волгодонск. Поэтому близ Константиновска поворачиваю на север, к Тацинской. Оттуда на Морозовск. И вот она, Волгоградская область! Кажется, прорвался.

Навигатор услужливо рисует мне дальнейший маршрут через родину Шолохова, но нет уж, нет уж! В Ростовскую область меня в ближайшую пару дней даже пряниками не заманишь! Поэтому, залив солярки в баки, снова сворачиваю на север.

До Новоаннинского, где я заночевал, дотянул уже в сумерках. Отстегнул таксистам двести рублей, и один из них довёл меня до местной гостиницы. А утром помчался на местный базар, обзавестись спортивным костюмом, простенькими кроссовками и некоторым туристическим снаряжением. На всё ушло чуть больше пяти тысяч, но зато теперь багажник 'Патриота' выглядит точь-в-точь, как и положено дикарю-одиночке, возвращающемуся с югов. Кстати, и на СТО заглянул, чтобы поменять несменённые фильтры.

Оттуда снова в путь. Уже на запад, через Павловск к Россоши, а оттуда на юг, на Кантемировку. Юго-западнее её и находится первая закладка, где Скиф, как он сообщил, и оставил мне ксиву. Выпотрошенная им закладка. Мне там только доку́мент забрать нужно.

Переночевал прямо в лесочке возле деревни Бугаёвка. Палатку не ставил, спал на разложенном сиденье. А едва солнце взошло, двинул в обратный путь к Россоши. Чтобы в деревне Кукуевка под Валуйками забрать остатки второй, более крупной закладки.

— Я на второй точке растяжку поставил, — предупредил Скиф. — Имитатор. Чтобы отпугнуть тех, кто случайно напорется на то, что им не нужно́. Несложная она, разберёшься.

Да не вопрос! Рычаг зажал, проволочку вместо чеки вставил, и работай.

А вот силёнок для переноски тяжестей маловато ещё! И аккуратно надо, чтобы свежий шов не разошёлся. Скиф и об этом позаботился, забрав самое тяжёлое. Оставил пяток стволов, по три снаряжённых магазина к ним, походную снарягу и пару тюков с камуфляжем. Ах, да! Десять кило взрывчатки и отдельно сложенные детонаторы и огнепроводные шнуры. Короткоствол и детонаторы — в тайники. Автоматы за спинки задних сидений в багажник. Туда же, под тюки с камуфляжем, шашки со взрывчаткой. Сверху завалить всё беспорядочной кучей турснаряжения. И ходу! Мне сегодня нужно, как минимум, до Тамбова дотянуть. А если повезёт, то и до Пензы.

Повезло! Не до Пензы дотянул, а до села Рамзай, возле которого, как мне хорошо известно, целая куча мотелей на М5.

Машину под окна стилизованной под рыцарский замок гостиницы 'Простор', сам в душ, на чуть кровящий шов (разбередил всё-таки!) послеоперационный пластырь. И спать! Башка и так гудит от недосыпа.

Самое 'узкое' место на маршруте — плотина Жигулёвской ГЭС, на съезде с которой часто, очень часто останавливают чуть ли не всех подряд. Но пронесло. А вот после заправки 'Роснефть', где я и плеснул в опустевшие баки солярки (хоть и дорого, но зато надёжно!), 'продавец полосатых палочек' тычет в меня жезлом. Морда у меня отёкшая, мешки под глазами.

— Не пили вчера? — с подозрение глядит в лицо 'рыцарь свистка и жезла'.

— Да вы что, товарищ лейтенант?! Какой пить?! Я третий день в дороге!

— А куда, если не секрет, ездили? И куда теперь путь держите.

— Отдыхал в Крыму. А теперь домой.

Морда лица и ру́ки у меня действительно загорелые по самое 'немогу'. Зря, что ли, под луганским солнцем частенько приходилось с голым торсом бегать? Но летёха не унимается:

— Что везём?

А вот этого, лейтенант, тебе лучше не знать! И уж тем более, не стоит предлагать мне выгрести содержимого багажника!

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Место мне действительно понравилось. Вернее, оба места. И донельзя обшарпанная квартира на улочке, застроенной старыми-старыми двухэтажными домиками ('Немецкие военнопленные ещё строили', — пояснил Костян), и Пороги. Всего в сотне метров от квартиры — офис местного ФСБ, а в следующем доме — УВД. Значит, можно не очень опасаться, что машину с 'чужими' номерами бомбанут. А если когти рвать, то прямо от дома через светофор — один из выездов из города. Именно туда, куда надо, на запад. Десять минут, и ты за горкой, которая прикроет от ударной волны и светового излучения. Главное — не прослушать воя сирен, извещающего о ракетном нападении.

То, что на этот самый Миасс какие-то американские ракеты нацелены, Костян известил. Городок в 150 тысяч населения (без пригородов), а в нём и завод, который 'Уралы' делает, и, самое главное, КБ, разрабатывающее ракеты для подводных лодок. За одним забором с ещё одним заводом, на нём для этих самых ракет производя одну из ступеней. Но с севера городок прикрыт ПВО. Не только он, ещё и ядерный центр, расположенный в сотне километров отсюда, но это уже — куда полетит, то и сбить попытаются.

Пороги? Посмотрели и Пороги. Всё, как Виктор и описывал: два хребта, ущелье между ними, заполненное водой пруда. Единственная проезжая дорога. И электростанция, древняя, как говно мамонта. Нет, реально! Некоторое оборудование на ней в буквальном смысле того слова проработало сто лет. И даже больше. Единственная улица, на которой немало неплохо сохранившихся домов, и всего в семи из них живут постоянные жители. Ещё четыре семьи в посёлочке, расположенном на километр дальше. А там тупик, дальше проезжей дороги нет. Да и в сам посёлок зимой вряд ли можно сунуться без цепей на колёсах: больно уж подъёмы крутые.

Речка течёт из города Сатка, где бомбить нечего: там добывают какой-то камень, которым засыпают металл, чтобы не окислялся при плавке. А потом выбрасывают. Как лавровый лист из плова. И всё. Но город тоже отделён от Порогов немаленьким хребтом. Одна дорога идёт от него в обход этого хребта, а вторая — со станции с удивительно большим для такой дыры вокзалом. В некоторых областных центрах вокзалы меньше. И какая-то 'мутная' ветка с этой станции отходит на север. Костян намекнул, что она использовалась для боевого дежурства 'ракетных' поездов. Мы обе точки посмотрели: и Сатку, и этот... Как его? Название такое... фекальное. Пердяж, что ли? Тьфу ты! Бердяуш!

Потом две автодороги дороги сходятся, и от этого места восемь километров до Порогов. Лесами. Парочка мин на небольшом мостике, и ни одна техника через заболоченный овражек не переберётся.

Зашли с Костей в оба туристических заведения, и в гостиницу и на турбазу. Мне понравилось то, что обе точки находятся по соседству, отгороженные лишь дощатым забором, пусть и изготовленным по понтовитой технологии, имитирующей типичный украинский плетень. Но, повторюсь, из досок. Таким забором обнесена вся территория гостиницы, претенциозного для такой небольшой деревушки трёхэтажного здания. Сюда без лишней тесноты пятьдесят рыл можно засунуть. Но и расходы на отопление зимой, соответственно, подскочат. Одна надежда на то, что можно будет задействовать для этого энергию электростанции. А что? Хватало же её мощностей для питания печи (или печей?) ферросплавного заводика! Собственно, ради него и строилась стометровая плотина, высотой чуть больше 20 метров.

Турбаза... Длинный бревенчатый барак, в комнатках — самодельные кровати, сколоченные из брусьев и досок. Тоже человек 25-30 поместятся, хотя и с меньшими удобствами. Общая кухня с газовыми и электрическими плитами, небольшая мастерская в полуподвальном помещении, туристический инвентарь, гора посуды, холодильники, бойлер, отдельно стоящая баня. И отопительный котёл с возможностью топить дровами.

Когда начнётся, надо захватывать оба объекта! Дополняют они друг друга. Тем более, у парочки, постоянно живущей на турбазе, есть техника — ГАЗ-53, дизельный 'Соболёк', УАЗ-'Хантер' с военными мостами. Самое то для здешних условий. Согласятся ли они предоставить их в общее пользование? А кто их спросит-то? Нет, спросим, конечно. Ситуацию изложим. Плюсы-минусы мирного существования на территории, пока принадлежащей им, изложим. А дальше — колхоз дело добровольное: хочешь, вступай со всем своим имуществом. Не хочешь — ступай на все четыре стороны, но без оного. К другим бандам, которые начнут рыскать по окрестностям уже через месяц после БП. А те вряд ли окажутся такими же гуманными, как мы.

Нашли мы и место для временного склада, чтобы гараж Даниловых освободить. Ситуация пока развивается довольно вяло, так что вполне себе успеем всё забросить из него в эти самые Пороги. Поступили тупо: заехали в дачный посёлок (их тут почему-то называют садами) всего в трёх километрах от трассы, и вывесил на доске объявлений бумажку с текстом: 'Сниму дачу до конца лета с возможностью последующего выкупа вместе с урожаем. Телефон...' И не успели мы даже в Миасс вернуться, как начался трезвон. Причём, за два дня из облюбованного нами дачного посёлка позвонили лишь трое. Полутора десяткам остальных весточку принесло сарафанное радио.

Вечером же, подключив ноутбук к вайфаю, залез в почту и занялся рассылкой писем ребятам, которые дали согласие после БП отсидеться вместе с нами в уральской тайге. Сбор в течение двух недель на той самой турбазе 'Пороги'. Если ситуация затянется, то это обойдётся им недорого. Но, судя по темпам стягивания войск НАТО к российской границе в районе Старопетровска (и вообще на Восток Европы), дольше, чем на месяц, подготовка к нападению не продлится. Либо начнётся, и тогда для многих миллионов людей этот год станет последним годом жизни, либо 'рассосётся', и можно будет вернуться к нормальному существованию.

В отличие от зомбоящика, интернет бурлит темой Старопетровска. Как обычно, куча 'независимых блохеров' и диванных икспердов состязается в гадании на кофейной гуще, что же там произошло, какой же дрянью людей траванули, и почему из 'Зоны-31' никого не выпускают. Бесконечно цитируются фейки 'спасшихся свидетелей' о жутких кровожадных мутантах, в которых превратились не только люди, но и всё живое в округе. От людей до жучков-паучков и даже растений. О переносящих заразу комарах и мухах. О свихнувшихся военных, целенаправленно травящих население страны 'химтрейлами' и разбрызгиванием всяческой другой заразы с самолётов. А вот достойных доверия новостей оттуда — нет вообще.

Словно свихнулись все! Здравых голосов — единицы. Остальные поделились на три группы. Одни орут про то, что надо разбомбить к хренам собачим эту грёбанную Америку на пару с пидористической Европой. Другие хотят залить напалмом саму 'Зону', а третьи, как положено либерастне, вопят про геть злочинну владу и про отдать Россию под управление 'международных сил'. Уже стоя́щих, кстати, на границе с одной 'оччень маленькой, но оччень горттой респуппликкой'. Входящей в НАТО, между прочим. Тьфу! Мерзота...

Попытался позвонить Кипчаку. Луганский номер вне зоны досягаемости. Российский, по которому мы связывались с ним, когда он приезжал на нашу территорию, тоже отключён. В соцсетях уже третьи сутки — ни единого сообщения. Куда он мог пропасть?

Следующий день я посвятил закупке медикаментов. Просто выехал на проспект и начал останавливаться возле каждой аптеки, из которой выносил парочку пакетов, набитых препаратами. Бинты, вата, послеоперационные пластыри, одноразовые шприцы, само собой разумеется. Как и йод, перекись водорода, хлоргексидин, обезболивающие в таблетках и ампулах, антибиотики и противогрибковые препараты (никогда не жрите антибиотики отдельно от них, если не хотите выращивать в своём организме грибы!). Ну, и прочие жаропонижающие, противопростудные, антибактериальные, спазмолитики. Тампаксы и женские прокладки выгребал уже в супермаркетах. Как зачем? Тампакс можно в пулевую рану вставить, а прокладки зимой позволяют сохранить ноги сухими, если положить их в обувь вместе со стельками. Не меньше пятидесяти тысяч рублей грохнул за день. Что я с этими запасами буду делать, если всё-таки 'рассосётся'?

Всё это перемежалось телефонными звонками с предложение дач. В их череде и не обратил внимания на входящий от куратора.

— Стас, я в отпуске. Я же тебя предупреждал... Не могу, я не дома... Какой Старопетровск? Я в трёх тысячах вёрст от него...

Люди в очереди из трёх человек явно напряглись.

— Да на Урале!.. Стас, я на лечение приехал, в очереди за препаратами стою... А то ты не знаешь, какие у меня проблемы возникли после крайней командировки... А куда я машину дену?.. Да, на машине! И кто мне оплатит проезд сюда, стоимость путёвки в санаторий, перелёт до Питера?.. Что ты мне рассказываешь? Как будто я не знаю, что обратного хода из Старопетровска нет!.. Да, Стас, да! Именно отказываюсь! И в ближайшие три недели, пока не закончу курс лечения, жопу не подниму!.. Вот вернусь домой или попаду в Москву, тогда и поговорим... Да напрягай на здоровье! Я тебе уже сказал: я на лечении... Поищи тех, кто помоложе! Вот мой совет.

— Извините.

Это уже людям, вынужденным слушать мой монолог на повышенных тонах.

Какая же сволочь! Мне грозиться привлечь местных эфэсбэшников, чтобы отправить меня в это чёртов Старопетровск!

Костя Данилов, 'Кот'

— Ты не хочешь с недельку отдохнуть?

— Так я уже два месяца, вроде, не напрягаюсь...

— Одно дело — не напрягаться, а совсем другое — забуриться в приятное место с приятной девочкой. Да ещё и за чужой счёт. Или девчонку ещё не завёл?

Вадим почти всегда разговаривает спокойно, размеренно. Не сразу и поймёшь, если он шутить начинает. Тем более — когда с ним по телефону разговариваешь.

— Да есть девчонка. Только... её родители ещё не знают, что она... В общем, что мы с ней не просто так встречаемся. А что надо-то?

— Покараулить тот багаж, с которым вы в Пороги поедете. В общем, давай так сделаем: я подъеду к вам, и мы поговорим. Мне у вас ещё надо машину освободить. Лады́?

Багажник 'Крузака' снова оказался набит. Но уже не оружием, а пакетами с логотипами самых разнообразных аптек и супермаркетов.

— Это можно и не прятать в подполье, тут всё абсолютно легальное. Хотя часть этого барахла и отпускается по рецептуре. Кстати, твоим родителям я бы тоже рекомендовал запастись препаратами, которые они используют. С запасом, рассчитанным лет этак на пять.

Даже в пустом гараже из пакетов образовалась приличная куча.

— Нет, так не пойдёт! — подумав, изрёк Вадим. — Слушай, нужны картонные коробки. Много, десятка полтора-два. Можно их где-нибудь по-быстрому достать?

— У маминой подруги неподалёку есть магазин. Можем съездить.

— Ну, так съезди! — протянул он ключи от 'Тойоты'. — С коробкой-автоматом умеешь обращаться? А я пока прикину, как это барахло сортировать.

Машина — зверь! Наш переулок давно заасфальтировали, асфальт уже местами успели раздолбить, но никаких ямок на нём я и не почувствовал. Газ прижмёшь, тебя аж в сиденье вдавливает. Скорость не чувствуется, только по спидометру определил, что я уже под семьдесят в горку шурую. И отпустил педаль газа: машина-то чужая, ещё разобью! Здесь ведь никто быстрее сорока не ездит.

Тётя Лена коробками охотно поделилась. Уже сложенными и перевязанными. Ей в них много чего в магазин привозят: и вино, и сухарики всякие, и подсолнечное масло, и пакеты с сахаром. Вот и приходится время от времени либо 'Газелью' на мусорку вывозить, либо сжигать в большом железном ящике на задворках магазина.

— А вам-то они зачем?

— Да хлам всякий в гараже рассортировать, — почти не соврал я.

Пока я собирал коробки в 'рабочее' состояние, Вадим принялся писать на уже готовых толстым чёрным фломастером. 'Перевязочные средства', 'Обезболивающие', 'Противоинфекционные', 'Обеззараживающие', 'Для инъекций' и так далее.

— Вот и помогай сортировать, — кивнул он на одну из табуреток, которые притащил из другого угла гаража. — Если чего-то по названиям не знаешь, спрашивай.

— А ты медик, что ли?

— Медик, не медик, а на срочной службе, ещё в Приднестровье, фельдшерские курсы прошёл. Может, потому и жив до сих пор.

— Это как? — удивился я.

— Да просто очень. В случае ранения, понимаю, опасное оно или не очень. И что делать надо, чтобы при таком ранении не загнуться. Первую помощь могу не только другому, но и себе оказать. Пока кто-то пялится на дырку в своём теле, теряя драгоценные секунды, я уже успеваю либо жгут себе наложить, либо тампон вставить. Вот скажи мне, где должен быть у бойца резиновый жгут?

— Ну, я обычно в рюкзаке носил, вместе с прочими бинтами и медикаментами.

— Неправильно! Жгут должен быть намотан на приклад автомата. Чтобы его очень быстро можно было снять. При пробитой артерии у человека есть 20 секунд на то, чтобы ему оказали помощь. Либо чтобы он сам себе её оказал. После чего он теряет сознание из-за ухудшения снабжения мозга кислородом и молча истекает кровью. А ещё лучше — иметь не один жгут, а сразу два. Один на прикладе, а второй в кармане разгрузки. Нет никакой гарантии, что через минуту после того, как ты своим жгутом перетянул ногу товарищу, ты сам не получишь пулю в конечность.

— Например, в башку, — хмыкнул я.

— Смех смехом, а ранения в голову самые неприятные. Даже если это просто царапина, и даже кость не задета. В шкуре на голове проходит очень много кровеносных сосудов, и даже небольшая рана вызывает такое обильное кровотечение, что смотреть бывает страшно.

— Да натыкался головой на гвоздь, знаю.

— Поэтому такую рану тоже нужно поскорее перетянуть. Не жгут на шею, конечно, накладывать, а хотя бы тампон из куска бинта быстренько сделать. А остатками бинта примотать.

Сидели, разговаривали. Пакеты довольно быстро пустели, а коробки наполнялись. Пока прямо к воротам гаража, рядом с 'Крузаком', не подъехала машина.

— Ух, ты! Лёлька приехал! — подскочил я и помчался наружу.

Крёстный открыл водительскую дверь, но продолжал сидеть, откинувшись на спинку сиденья. Я подскочил к открытой двери.

— Помоги из машины выйти, — с трудом выдавил он измученную улыбку.

Ногу на землю он опустил, после чего повис левой рукой на моей шее. Тяжеленный-то какой! И, кажется, горячий.

— Витя, случилось что-то? — обеспокоенно спросил Скиф, тоже вышедший из гаража.

— Потом расскажу. Помоги до дома дойти.

— А почему кровь на боку? Рана, что ли разошлась?

— Не разошлась. Нагноилась. Это сукровица пополам с гноем.

Правый бок лёлькиной тенниски действительно топорщился коркой какого-то непонятного буро-жёлтого цвета.

— Весь груз в порядке. Машину разгрузить надо. И тайники тоже...

Дома, уложив крёстного на диван в гостиной, где я ночевал, когда второй этаж отдавали гостям, Вадим задрал тенниску, чтобы осмотреть рану.

— Вызови-ка ему 'скорую', Костян, — присвистнул он от открывшейся картины. — И подойди потом ко мне, я ему таблетки передам. Давай, шевелись! А я пока пойду с его грузом разбираться.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Товарищ лейтенант, посторонитесь, пожалуйста, а то как бы я вам ботинки не заблевал.

— Что??? — опешил гаишник.

— Тошнит меня сильно! Посторонитесь, я из машины выйду!

Забежать за передний бампер 'Патриота' я успел до того, как меня начало 'полоскать'. Так и стоял, упёршись задом в решётку радиатора и согнувшись пополам. Сначала вышел компот, которым я запивал пельмени в забегаловке под Сызранью, потом полупереваренные куски самих пельменей, а под конец — остатки желудочного сока. Я уже отплёвывался от липкой, тягучей слюны, кода рядом тактично крякнул гаишник.

— Товарищ майор, вы удостоверение обронили...

Я дрожащей рукой забрал 'липу', состряпанную мне Скифом, и свои остальные документы, предъявленные полицейскому.

— Спасибо.

— Вы точно сегодня не пили, товарищ майор?

— Точно не пил. Ни сегодня, ни вчера, ни в какой другой из десяти последних дней.

— Отравились чем-то, наверное?

— Я для того в дороге и стараюсь только пельмени жрать, потому что свежесваренными пельменями невозможно отравиться. Слушай, лейтенант, не сочти за наглость. Потрогай мне лоб. Температуры, случайно, нет?

— Похоже, есть. И высокая!

— Хреново!

Я закатал край тенниски и посмотрел на состояние шва. Он сильно покраснел, местами нагноился.

— Где это вас?

— Под Луганском. Осколок мины. 'Лишние' пластины из броника снял, чтобы было полегче лазать по позициям. Не долечился, из госпиталя сбежал, чтобы поскорее домой вернуться. Видимо, в дороге растрясло. Да ещё и жара, пот, пыль...

Я вытер ладонью остатки слюны на губах и бороде и двинулся к водительской двери.

— Может, вам лучше всё-таки отдохнуть? Или даже врача вызвать?

— Нет, лейтенант. Мне уже полегчало. Сейчас водички попью, таблеток наемся, и аккуратненько дальше двинусь.

— Только действительно аккуратнее, товарищ майор!

Неужели пронесло? Ведь как пить дать — могли заставить содержимое багажника предъявить. И всё, сел бы я. И надолго!

Ещё минут десять просто сидел, откинувшись на спинку водительского сиденья, приходил в себя, а гаишники время от времени с беспокойством поглядывали на меня. А потом аккуратно тронулся, не забыв улыбнуться и приветливо помахать рукой тем, кто вполне мог бы увезти меня отсюда в наручниках.

Дорога от развязки у Самары почти до самой границы с Оренбургской областью — сплошная тянучка. В нескольких местах реконструируют трассу, и многокилометровые хвосты машин, если не стоят в ожидании разрешающего взмаха жезла от строителя-таджика, регулирующего проезд через участки с реверсным движением, то еле ползут в клубах пыли по грунтовому объезду. Только к сумеркам дотянули до поворота на Северный, райцентр Оренбургской области. Дальше пошло легче.

Вставать на ночёвку я не стал. Кто знает, смогу ли я завтра доехать до Миасса в таком состоянии? Нет, буду тянуть до упора! Хотя пару раз, когда становилось совсем невмоготу, останавливался, пил воду, анальгин и парацетамол, чтобы хоть как-то приглушить воспалительный процесс, и снова трогался в путь. А когда, наконец, заглушил машину возле ворот братова дома, не смог выбраться из неё. Хорошо — помогли племянник и Скиф, чем-то занимавшиеся в гараже.

'Скорая' приехала примерно через полчаса, о чём известил лай серой дворняги, живущей в вольере.

— Проходите! — на правах хозяина проводил ко мне медиков Костя. — Он тут лежит.

— Ты?

Сорокалетняя женщина с соломенного цвета волосами и необычной, почти жёлтой радужной оболочкой глаз сбилась с шага.

— Я.

— Ну, давай, рассказывай, что у тебя стряслось? -быстро овладела она собой и присела на услужливо подставленную Костяном табуретку. — Симптомы какие?

— Шов на ране воспалился. Температура. Рвота была.

Я приподнялся и снял с себя тенниску. На лице Ани не дрогнул ни один мускул.

— Где тебя так? Там?

— Там, конечно.

— Лера, дай, пожалуйста, Виктору Георгиевичу термометр.

А пальцы привычно охватили запястье, проверяя пульс.

— Понятно. Раневая инфекция. Тебя на недельку в стационар надо законопатить, под наблюдение хирурга. Как только умудрился рану до такого состояния довести? Недолечил, наверное?

— Недолечил. Но в стационар не поеду. Делай, что хочешь, но не поеду: не до того сейчас.

— Номер медицинской страховки можете продиктовать? — встряла в разговор сестра.

— Костя, в портмоне карточка медстраха. Достань, пожалуйста.

Аня тоже не унималась.

— Загнуться хочешь? Заражение крови заработать? У тебя рана и без того инфицирована, и без ухода до такого результата очень быстро дойдёт.

— Девушка, вы только скажите, что с ним делать. Я сам — военный фельдшер, у меня и аптечка очень богатая, специально под лечение подобных ранений заточенная. Да и руки из нужного места растут, — похвастался Вадим.

— А если военный фельдшер, то почему допустили, чтобы он рану до такого состояния довёл?

— Не наезжай на Вадима. Не было его со мной. Я полчаса назад приехал. Пять дней в дороге, из которых первые часов шестнадцать останавливался только для того, чтобы машину заправить и в кустики сбегать.

Лекарства, которые мне 'прописал' Скуфеев, кажется, начали действовать — вон как разговорился.

— Что-нибудь принимал?

— В дороге — жаропонижающие и обезболивающие. Когда вас ждал, тоже что-то мне дали выпить.

Скиф назвал препараты.

— Правильно, в общем-то. Но тебе лучше его прокапать в вену либо, если некому её ставить, проколоть внутримышечно. Два укола в день. Чтобы не так больно было, можно с новокаином. И ещё надо рану почистить и послеоперационным пластырем закрыть.

— Сделай, пожалуйста, — накрыл я ладонью тонкие пальцы доктора-травматолога, лежащие на её коленке.

— Прямо здесь? Прямо сейчас? — дрогнул её голос. — Но у меня нет ничего для таких манипуляций. Даже обезболивающего. Анальгин тут не поможет. Мы же всего лишь скорая помощь: знаешь, как нас снабжают...

— У меня всё есть! — опять встрял Скиф. — Только скажите, что надо. Там, в гараже.

После того, как они договорились, а медсестра вколола мне шприц в задницу, Аня выгнала из дома всех. И Костю с Вадимом, и свою помощницу.

— В жизни бы на такую авантюру не пошла, если бы кто-нибудь другой просил!

— Ты только сделай. А я обещаю, что и завтра, и послезавтра, и в любой другой день, какой укажешь, к тебе на приём буду являться.

— Не получится. У меня сегодня последнее дежурство, а с завтрашнего дня я в отпуске. Хочу с детьми куда-нибудь съездить на недельку, отдохнуть.

— С детьми?

— Да, с детьми! — вскинула подбородок Аня. — Артёма ты видел. Вырос, семнадцать лет уже, поступил в местный филиал ЧПИ, с 1 сентября учиться пойдёт. А Любаша... В общем, ей пока пять лет.

— Замужем?

— Нет. Второй раз ни за кого так и не вышла, хотя отсутствием мужиков не страдаю. Как, я подозреваю, и ты отсутствием баб. А ты как? Женился во второй раз?

— Не дошло до этого.

Что ей рассказывать? То, что после того, как она сказала, что нам нужно расстаться, специально ходил мимо её дома буквально до того дня, когда уехал, чтобы глянуть, не светится ли окошко на пятом этаже? А ей это нужно знать?

— Всё в той же квартире живёшь?

— Нет. Поменяла на двухкомнатную. Родители и брат помогли. Не тесниться же нам втроём в одной комнате. А ты зачем интересуешься? В гости, что ли собрался наведаться?

— Если не будешь против.

Аня промолчала и взялась за инструменты. Даже несмотря на пару 'кубиков' кетанова, было больно, когда она тампонами драла гнойники и протирала края воспалившейся раны.

— Всё. Уберётесь здесь. Мне некогда. Сегодня и завтра повязки менять дважды в день, потом можно будет один раз в день. Смазывать рану диоксидином. Он даже синегнойную палочку убивает. Перед вечерней сменой повязки можешь принять душ. Какой антибиотик и антигрибковые препараты применять, твой военфельдшер знает... Отлёживайся! — отреагировала она на то, что я собрался её проводить. — Я не заблужусь...

На листочке из блокнота было написано название мази. И номер её мобильника.

Аня Щукина

'Военфельдшер' курил во дворе. Я повторила свои рекомендации по поводу уколов и мази, и тот кивнул.

— Понял. Сделаю.

Здоровенный мужик с почти полностью седой головой и каким-то тяжёлым, насквозь просвечивающим взглядом, от которого подсознательно хочется спрятаться. У Витьки тоже стальной стержень внутри есть, немаленький такой, но его ещё надо увидеть за внешней мягкостью и добродушием, а у этого всё на тщательно выбритом лице написано.

— Ань, а что это за мужик? Ну, твой знакомый. Ты давно его знаешь?

— Лет восемнадцать. Понравился, что ли?

Лерке тридцать один, уже три года в разводе. Муж попался жёсткий, морально давил её. Да и на руку был тяжёл, когда подопьёт. Не часто случалось такое, но однажды Лера не выдержала и подала на развод. Муж оскорбился до глубины души, так как считал, что лучше него в мире не сыскать: работящий, рукастый, всё в дом, всё для семьи. Что правда, то правда, но напарница моя столько слёз пролила из-за того, что вечно не могла ему угодить. Два года после развода сама не своя ходила, а потом привыкла к тому, что всё самой приходится делать. Дочка подрастать начала. А теперь, похоже, и вовсе в себя пришла, раз мужиками на вызовах интересуется.

Не по вызову, а на вызовах: мы с ней, помимо приёма в частной клинике, ещё и в Скорой помощи подрабатываем, как бригада травматологов.

— А что? Красивый мужик! Сразу видно — порядочный. И выглядит породисто. Очки, бородка с сединой... А откуда ты знаешь, где он этот шов заработал?

— Слышала от знакомых, что он в Донбассе воюет.

— Военный, что ли?

— Нет. Просто добровольцем пошёл.

— Ты у него телефон не взяла? Познакомиться бы...

С Даниловым мы познакомились случайно, столкнувшись у общих миасских знакомых. Он тогда в Челябинском политехе учился, я — в мединституте. Пару раз погуляли вместе по городу, на танцы сходили, и всё. Сессия, экзамены. Потом я скоропостижно замуж выскочила, Тёмка родился. С Щукиным вместе долго не прожили, и после развода я уехала в Миасс, к родителям.

Снова столкнулись на улице почти шесть лет назад. Он тогда в отпуск приезжал. Поговорили, я его в гости пригласила. Всё совершенно невинно прошло. Именно потому без опаски и позвала, что Артём дома был. Часа два на кухне просидели, чтобы не мешать Тёмке делать уроки. Сидим, пьём чай, а меня аж колотит: хочу его! Так хочу, что внутри всё трясётся. Не как сегодня, когда он меня по руке погладил. Намного, намного сильнее. Просто сумасшествие какое-то!

Телефонами мы обменялись, и он позвонил на следующий день. Я отгул на работе взяла и помчалась домой, пока Артёмка в школе.

Виктор сразу меня предупредил, ещё во время первой встречи, что через четыре недели уезжает в свой Киев. И я понимала, что всё это ненадолго. Но как с ума сошла. А потом решила всё обрезать. Когда поняла, что слишком уж я к нему привязалась. Никаких упрёков, никаких сцен.

— Я понял. Извини, если чем ненароком обидел.

Дура, наверное, если так с хорошим мужиком поступила...

— Не по тебе дичь, Лерусик. Высоковато он для тебя летает. Это — во-первых.

— А во-вторых? — упрямо сжала губы Валерия, не любившая, когда её оценивают ниже, чем она себя сама.

Ну, да. Не дура, хотя и всего-навсего медсестра, а не врач-специалист. Симпатичная. Сисечки не обвисшие, жопка упругая, ножки стройные, язычок подвешен. В общем, следит за собой. Красится не вульгарно, меру знает. Одевается скромно, но со вкусом.

— А во-вторых, это отец моей Любашки.

Костя Данилов, 'Кот'

После таблеток и обработки раны лёльке, кажется, стало легче. По крайней мере, он уснул. Мгновенно, едва врачиха уехала. И проснулся только когда Вадим, вернувшийся из аптеки, его растолкал. Чтобы укол поставить. И меня заставил наблюдать. Чтобы учился.

— Когда Большой П*здец придёт, всё нужно будет уметь делать. 'Скорую' тогда не вызовешь.

Вадим матерится редко, но со знанием дела. Не ради 'связки слов', как некоторые мои дружки или старогородские подростки, а когда матом можно наиболее точно мысль выразить. Пока он готовил шприц, крёстный рассказал историю бегства из Луганска. И тут Скифа прорвало: так начал матюгаться в адрес каких-то 'ростовских', которые 'попутали берега'! Потом вернулась со смены мать, и когда её охи-вздохи закончились, мы ушли за ворота, к машинам, чтобы дядька мог закончить свой рассказ.

Не понравилось мне в его истории то, что оружие, привезённое мужиками, взяли из тайников, предназначенных диверсионно-разведывательным группам. Крысятничеством от этого отдаёт. Я так и сказал.

— В следующий раз получше выбирай выражения, — угрюмо сверкнул глазами Скиф.

— Подожди, Вадим. А тебе, Костя, чтобы понимал, о чём речь, информация к размышлению. Обе ДРГ, которым это всё предназначалось, погибли. Одна в мае этого года, другая в начале июля. О местонахождении этих закладок из живых людей знал только я, так что, если бы мы не забрали хранящееся в них, то оно когда-нибудь досталось бы случайным людям. А это куда хуже. И даже того, что мы с Вадимом привезли, мало. Очень мало! Только на начальный этап. Так что нужно подумать, где нам ещё оружие и боеприпасы добыть.

Он замолчал, следя за 'уазиком', приближающимся со стороны улицы Ленина. Машина мигнула поворотником, прижалась к обочине, и из неё вышел дядька Дима.

— О-о-о! Блудный племянничек наконец-то приехал!

Они обнялись с крёстным, потом двоюродный дед пожал руки мне и Вадиму.

— Димка, у меня к тебе разговор есть. Серьёзный.

— Ну, так ставь бутылку, и поговорим! — послышался хриплый смех. — Какой разговор без бутылки-то?

— Нет, такое надо на трезвую голову обсуждать.

Лёлька сложил заднее сиденье своей машины, поковырялся в открывшемся пространстве и предложил родственнику заглянуть туда.

— Ну. Продать, что ли, нужно? Или спрятать? Если спрятать, то не проблема. У меня в подвале место найдётся. А если продать... Ствол серьёзный, всякой шантрапе его отдавать нельзя... Тут подумать нужно.

— Ни то, ни другое, ни прятать, ни продавать это добро, которого я полмашины привёз, я не собираюсь.

— Зачем тогда оно тебе? Ты, вроде, не бандит, и, насколько я помню, к бандитам всегда плохо относился.

— Про Старопетровск слышал? Добром эта история не закончится. Война с НАТО, как нам с Вадимом кажется, начнётся недели через три. Максимум — через месяц. Хорошо — если без ядрёного оружия. Но это вряд ли. Эта старая ведьма в Белом Доме не остановится ни перед чем, и начнёт ракетами швыряться.

— Ну и пусть начинает! Ей же в ответку и прилетит, да так, что этой сраной Америке не поздоровится!

— Всем не поздоровится, — вмешался в разговор Скиф. — И нам тоже. Даже если не несколько тысяч бомб к нам прилетит, а хотя бы сотня. В первую очередь уничтожат центры управления, промышленные центры, важнейшие военные объекты. Власти не станет, бардак такой начнётся, что девяностые покажутся детскими играми в песочнице. Для этого такие штуки и нужны, если нет желания самому бандитскую пулю огрести.

Вадим явно не видел, что показывал лёлька дяде Диме, но, похоже, догадался.

— А чтобы бандиты нас поодиночке не перестреляли, вместе надо держаться, шоблой. И заранее установить связи с нужными людьми.

— С этим, что ли? — презрительно мотнул головой дед в сторону недалёкого особняка с крытым бассейном.

— Не с этим, дядюшка, а совсем с другими. Среди которых у тебя, насколько я помню, есть крутые знакомые. Твои товарищи по охоте и рыбалке.

Двоюродный дед на минуту задумался.

— С кем конкретно?

— Судейские, прокурорские, менты, вояки, 'конторские'. В первую очередь — именно 'конторские', вояки и менты.

— Шустрый ты, племянничек! И что я им скажу? Что какие-то х*и с бугра хотят их 'подписать' на дело, от которого уголовщиной за версту разит? Пусть даже эти х*и с бугра — мой родной племянник и его друг.

— Ну, не совсем х*и с бугра, — протянул Вадим то самое удостоверение, которое нам с отцом показывал. — И Виктора такое же имеется.

Дед Дима прищурил глаза, читая написанное в удостоверении.

— Это, конечно, немного меняет дело, но не слишком. Как я им объясню, что ими вдруг ваша служба заинтересовалась? Ты же, Вадим, знаешь, что среди этих людей святых нет. И почему бы вам самим на 'конторских' не выйти?

— Не выйдет, — отрезал Скиф. — Конкурирующие структуры. Выслушают, головами покивают. Но поставят слежку на время, пока ответ из Москвы получат, что мы — именно те, кем представились. А оттуда ещё и по шапке прилетит за то, что без официальной санкции сунулись туда, куда не следует. И закроют тему. В лучшем случае.

— Ты, дядюшка, своим дружкам ничего и не объясняй. Мы сами всё объясним. Просто предложи съездить на добрую рыбалку. Скажи, что с тобой будет племянник, работавший в Минобороны Луганска, и его друг, только-только вернувшийся из Сирии. В Аушкуле, насколько я помню, хорошие лещи водятся...

— Я подумаю, — кивнул Рощин. — И патроны к своей двустволке начну закупать. Какую картечь лучше брать? Волчью или кабанью?

— И ту, и другую. А ещё лучше — вдобавок к дробовику прикупи 'Сайгу' на 7,62, — улыбнулся Скуфеев. — Патроны к ней есть. Только крупу мешками не закупай: за такими запасами в первую очередь придут. Да и придётся из города уходить, как только всё начнётся.

— Думай, что говоришь! Я свой дом десять лет строил. Бросать его, что ли?

— Хочешь помереть в нём, когда американцы по ракетному КБ звизданут?

— Где КБ, а где мой дом.

— Даже те, кого ударной волной не зацепит, через несколько дней от радиации загнутся. Так что думай: или дом, или жизнь. Домов много будет, когда всё закрутится, а жизнь у тебя и твоих близких — одна. И прожить её остатки нужно так, чтобы не было мучительно больно от полученной дозы.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Виктор сказал, что приезжавшая на вызов женщина — врач-травматолог. Значит, в какой-то мере ещё и хирург. Самое то для наших нужд. Какие у них отношения, он, как настоящий мужик, не стал раскрывать, но и без его откровений видно, что непростые. Но не без надежды на то, что она согласится стать членом нашей 'банды'. Надо будет поговорить с ним на эту тему. Чисто по-мужски.

А чего вас коробит от слова 'банда'? В английском, откуда оно пришло в русский язык, оно изначально означало просто группу каких-то лиц. Вспомните сами: например, 'джаз-бэнд', 'рок-банда'.

Поговорю с Витей, когда его увижу.

Когда Кипчак приехал, на него было страшно смотреть, с ног валился. И не столько из-за воспалившейся раны, сколько потому что он смертельно устал. Ведь он фактически двое последних суток не спал. Часа на три его подняли, потом он опять вырубился. И уже, как рассказал Костян, до утра. А как только поднялся, умчался к матери.

— Антибиотик-то ему успел вколоть? — спросил я парня.

— Успел.

Мы с Костей едем смотреть дачки по договорённостям с их хозяевами. И сразу везём часть своих запасов. О том, что мы сразу же забираем ключи от домика, я заранее предупредил хозяев. Некогда нам тянуть, нужно быстро действовать. Поэтому и разгрузим багажник 'Тойоты' уже сегодня. В первую очередь — взрывчатку, часть патронов и снаряжение. А Костян пока это покараулит. Один. Девочку, с которой он намеревался туда забуриться, родители так и не отпустили.

— Она ко мне на выходные приедет, — хитро прищурился парень.

Нравится он мне. Мало того, что он внешне хорош — высокий, крепкий, симпатичный блондин с голубыми глазами, настоящий русский богатырь — так ещё и подготовлен неплохо. Проверял я кое-какие его знания и умение. А ещё — прямой, открытый, не подлючий. Да и руки у него не из задницы растут.

Дачку в садовом товариществе 'Алые зори' выбрали ту, что неподалёку от въездных ворот. Небольшая, но добротно сделанная, ухоженная. Хозяйка — невысокая полноватая женщина лет семидесяти, с чёрной косынкой на голове — попросила сразу заплатить пятьдесят тысяч, чтобы больше не приезжать на дачу.

— Ку́пите участок, не ку́пите, это уже ваше дело. А вот самой сюда ездить, чтобы урожай убрать, у меня уже ни сил, ни возможности нет. Раньше-то муж возил, а как помер, возить стало некому. Все деньги, что в запасе были, на похороны потратила, ещё и занимать пришлось. Вот и продала машину соседу. Хорошо, что он сегодня согласился меня сюда привезти. Не просить же его каждый раз? Да и у самой больше здоровья нет, чтобы в земле ковыряться.

Подумал. С собой таких денег наличными нет.

— Номер карточки не запи́шете? До города доберусь — перечислю.

Костя очень удивился, но молчал, пока мы утрясали этот вопрос с обрадовавшейся хозяйкой.

— Чем недоволен? — поинтересовался я, когда потрёпанная 'хюндейка' скрылась за воротами дачного кооператива.

— Пятьдесят тысяч за картошку, которую ещё нужно будет выкопать? Мог бы и поторговаться...

— Куда мне это бабло? Солить, что ли? Недели через три эти фантики не будут стоить даже бумаги, на которой они напечатаны. Не говоря уже про карточки, которые тебе никто не обналичит. А запасная точка, да ещё и с небольшим запасом свежих продуктов, нам не помешает. И за груз спокойнее: никто сюда не явится, чтобы из погреба свои соления увезти, и на наши 'подарки' не наткнётся. За безопасность 'склада' тоже нужно платить.

Оставалось решить вопрос переброски имущества на основную базу, порожскую.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Я так и знала, что ты врёшь мне про то, что у тебя всё в порядке со здоровьем!

Мама уже в который раз возвращается к этой теме.

— Ну, действительно всё нормально было. Меня 'накрыло' буквально за несколько дней до того, как я Серёге звонил.

— И ведь ничего не сказал, заразёнок!

— Мам, если бы я сказал, ты бы вообще извелась.

Она и так в последние годы сильно сдала: давление скачет, из-за проблем со спиной теперь с палочкой ходит. Были для того причины, чего уж говорить. Только вспоминать об этих 'тёрках' с родственниками не хочется...

— Ты только не обижайся, но я ещё несколько дней у Сергея поживу. Вадиму, другу моему, помочь надо. Он свой бизнес на Украине продал, и теперь хочет здесь, в Миассе открыть.

— Так ты же говорил, что он из Краснодара.

— А в Краснодар откуда? Из Харькова. Он там плодоовощную базу держал, вот и хочет у нас тем же самым заняться. Связи с производителями есть, а ты же сама знаешь, как у нас в городе паршиво с овощами и фруктами.

Маму заел местечковый патриотизм.

— Чего это паршиво? Вон, и огурцы, и помидоры, и яблоки в супермаркетах — круглый год!

— Это ты украинских и краснодарских базаров не видела, — смеюсь я. — Если бы видела, то сразу поняла бы: нет у нас продуктовых рынков.

Не докажешь. Чтобы это понять, те рынки действительно нужно видеть, а не судить по базарчикам 'края вечнозелёных помидор'.

— Таня говорит, страшный он, этот твой друг.

Ага. Значит, серёгина супруга маму и известила о моём приезде. Пока я дрых шестнадцать часов подряд.

— Нормальный он мужик. А лицо у него страшным стало после ранения. У него же титановая пластина в черепе после удара прикладом. Ещё с войны в Осетии.

Полдня я честно просидел у матери. Трудно ей будет после квартиры снова привыкать к деревенскому дому. Но ничего, она и сейчас помаленьку в огороде у братца ковыряется, вот и в новой жизни как-нибудь устроится: где еды сварить, где одежду в стиральную машину засунуть, где какие-нибудь варежки связать.

А потом позвонил Ане.

— Приезжай!

После звонков Сергею и Вадиму, чтобы меня не искали, телефон выключить. Нет меня. И до завтрашнего утра не будет, если Анютка ждёт.

— Лекарство хоть с собой взял?

Секс сексом, а профессионализм — его никуда не денешь.

— И ампулы, и шприцы, и мазь, и послеоперационные пластыри, — ткнул я пальцем в свою сумочку.

— Предусмотрительный, — усмехнулась Аня. — А если бы я не захотела, чтобы ты приехал?

— Значит, зря бы это возил целый день. Но я почему-то верил в то, что ты не откажешься от встречи. Хотя бы ради того, чтобы оценить состояние моей раны.

— Ложись на живот, психолог! К садо-мазо извращениям перейдём.

Шутка, конечно. Но по голой заднице (а что у меня есть не голого после того, как мы, наконец, выбрались из постели? Разве что, кусок бока, прикрытый послеоперационным пластырем) шлёпнула от души. Куда сильнее, чем это требуется для того, чтобы всадить укол.

Шторы задёрнуты, хотя окна и нараспашку, так что в такую жарищу можно ходить нагишом. Не стесняться же нам друг друга.

— Завтра детей от бабушки забирать, — с сожалением вздыхает Аня. — То, что мне после дежурства нужно отоспаться, они ещё поймут, а вот почему потом домой нельзя, это им не объяснить. Особенно Любашке.

Красивая дочка у Ани вырастет. Темноволосая, голубоглазая, с чуть смугловатой кожей. Уже сейчас видно, что характерец имеется. По фотографиям, конечно: вживую-то я её ещё не видел.

— Тем более, я им пообещала, что сразу после начала моего отпуска мы отдыхать едем.

— А куда, если не секрет?

— Да снимем какой-нибудь домик на простенькой базе на Тургояке.

— Ты думаешь, это возможно? В такую-то жару. Вон, братец рассказывает, что по вечерам с Тургояка пробка аж до светофора на объездной дороге Машгородка. В выходные машины до двенадцати ночи в ней стоят. На Пугачёвскую поляну во второй половине дня ни заехать, ни выехать.

— Значит, где-нибудь в другом месте искать придётся, — погрустнела любовница.

Это чисто миасские понты — если отдыхать, то исключительно на озере Тургояк. Как в Киеве — 'мы не отдыхаем в Гидропарке, потому что в Днепре вода грязная'. А на деле — ни на Гидропарк не пробьёшься, ни на озёра вокруг Миасса.

Оно, конечно, того сто́ит: уникальное озеро шесть на восемь километров и глубиной за тридцать метров. Вода — фактически идентична байкальской и по прозрачности, и по химическому составу. Мы, местные, шокируем приезжих, демонстрируя 'смертельный номер': зачерпываем прямо из Тургояка воду и пьём — настолько она чистая.

— Не напрягайся, солнышко. Есть у меня один вариант.

— Не люблю, когда меня так называют, — нахмурилась Аня. — Почему-то все мужики своих 'побочных' баб так норовят назвать. Придумай что-нибудь другое.

— 'Любимая' — подойдёт?

— Не слишком ли громкое заявление? — подумав несколько секунд, спросила она.

— Зато честное. Я насовсем сюда приехал. Понимаешь?

Я притянул Аннушку к себе и несколько раз поцеловал её в живот, в тугие, небольшие груди.

— Дай отдохнуть немного, — взмолилась она, но не отстранилась. — Ненасытный!

— Точнее, изголодавшийся, — усадил я её на колени, и она обняла меня одной рукой за шею. — Не хочешь, чтобы мы с недельку пожили вместе в Порогах? Это крошечный посёлок в Саткинском районе на берегу большого пруда. Воздух там даже чище, чем на Тургояке. Вода, конечно, не такая прозрачная, но тоже нормальная. И самое главное — народ толпами не шляется. Я давно туда собираюсь, так что можно ехать хоть завтра.

— Послезавтра, — подумав, подкорректировала сроки Анютка. — Мне же ещё вещи собрать надо. Только... как детям объяснит то, что мы с тобой вместе спать будем? Тёмка взрослый, сам всё поймёт. А вот Любаша.

— Придумаем что-нибудь.

— Ага. 'Ты же умная баба, придумай что-нибудь', — процитировала Аня анекдот и прижалась ко мне.

— Продукты с меня. Только не забудь захватить тёплые вещи для детей: по вечерам от воды может быть прохладно.

— Ты куда пропал? — недовольно проворчал брат, которому я позвонил, чтобы осведомиться, дома ли он. — Димка Рощин мне второй час колотится в трубку, что-то ему из-под тебя надо.

— В общем, так, Витёк, — доложил мой самый младший дядюшка. — Договорился я с мужиками о рыбалке. Не все те, кого ты хотел подпрячь, но многие. Прокурор с судьёй уже улетели на отдых. Один в Сочи, а второй в этот... Как его? Пух... Пох...

— В Пхукет, что ли?

— Наверное! В общем, в эту задницу китайскую.

— Не китайская она, а таиландская.

— Да какая, на хрен, разница? На пятницу-субботу будьте с Вадимкой готовы. Но базарить с ними сами будете. Я, типа, не при делах.

Осторожный у меня дядька. Оно и понятно: будет та ядерная война или нет, ещё неизвестно. А с 'крутеликами' ему ещё жить, водку пить, на охоту ходить.

— Вот ведь чёрт! А я уже с женщиной договорился, что завтра еду с ней в Пороги.

— Медведя моего с собой возьмёшь?

Медведем он называет младшего сына Сашку, работающего в ГАИ. Крупного, медведеобразного, сильного.

— Я же не один буду...

— Медведь, в общем-то, тоже не с 'Дунькой Кулаковой', — хрипло закхекал дядюшка. — Кажется, наконец-то собрался жениться. Но завтра он не может. Только в четверг. Ну, ничего. Возьмёт у Генки его 'Пыжик'. А заодно и место посмотрит.

А то я и без твоего пояснения не понял, что Сашку ты посылаешь, чтобы тот собственными глазами убедился, насколько у нас серьёзные намерения! Аня, конечно, расстроится из-за того, что мне придётся на два дня уехать. Но, с другой стороны, Медведь надёжнее присмотрит за опасным грузом. А к тому времени, когда закончится наш с Аней отдых, подъедут и первые из ребят, с которыми Скиф договаривался.

Когда на следующее утро я (с загруженным 'чем надо' багажником 'Патриота') подъехал к подъезду дома, семейство Щукиных уже было на улице (а мобильные телефоны у нас для чего? Разве не для того, чтобы скомандовать 'выходите'?). Сверху на боеприпасах, снаряжении и медикаментах, понятное дело, лежал туристический хлам.

Я уже забрасывал последнюю сумку из взятых Аней в дорогу, когда моё внимание привлёк громкий шёпот девочки.

— Мам, а как мне его называть? Дядя Витя или папа?

Я ошалело взглянул на Анюту.

— Ну и тугодум же ты! Мог бы и сам сопоставить сроки...

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Дом у Димы Рощина (он категорически запретил называть его Дмитрием Герасимовичем, хотя почти на пятнадцать лет старше меня) действительно неплох. Большой, бревенчатый, стоит на пригорке прямо над городским прудом, всего в сотне метров от леса, подступающего в этом месте к городу. Видимо, изначально Дмитрий собирался ещё и мансарду построить, но потом остановился, и теперь на фронтоне маячит только широкое окно.

— А зачем нам с бабушкой ещё один этаж? Три комнаты, огромная кухня, тёплая веранда и тёплый подвал, где всякие прачечные-херачечные у неё и мастерская у меня.

Заехал я к нему, чтобы согласовать время отъезда на рыбалку и состав 'бригады рыбаков'. Сам-то я не любитель этого дела, но раз выбрали мы такой путь 'подката' к 'крутизне' из местных силовых структур, то деваться некуда.

— Эфэсбэшинка я и сразу не обещал. Да и остальные ребята 'конторских' не очень любят, поэтому придётся без него обойтись. Витьке я уже говорил, что прокурор и судья жопы на южных пляжах греют. Холодно им, бляха, в Миассе этим летом! — саркастически хмыкнул Рощин. — Начальник отдела горвоенкомата Виталик Ярулин едет. Майор. Начальник ОВД Старого Города будет. Кроме этого 'мента поганого', поедет начальник городского отдела вневедомственной охраны Володя Тептярёв. Цельный полковник! П*здобол.

— Чего ты его так не любишь?

— Да я как-то через него решил поставить сигнализацию на магазинчик, который раньше держал. Так он мне мозги два месяца сношал, пока я сам с простыми монтёрами не договорился. Зато его бывшая жёнка, кхе-кхе, ничего себе бабёнка. Мягонькая, — сально усмехнулся Дима.

Да уж. Маленький город, все друг с другом знакомы, все друг с другом перетрахались...

Но у Вневедомственной охраны есть оружие и боеприпасы, и с этим надо считаться. А мнение Рощина о её начальнике возьмём на заметку.

— Ты мне вот что скажи: где мы там будем топливо брать? Мой Сашка посмотрел в интернете: там ближайшие заправки либо в Бердяуше, либо ещё дальше, в Сулее.

— Вот там и будет брать в первые же дни, когда всё грохнется.

— Значит, надо с собой бочку на тонну топлива захватить. Бляха, так и придётся за собой не только 'Ваську' тащить, — кивнул он в сторону 'уазика'. — Но и 'Газель' тоже.

— У тебя и 'Газель' есть?

— Есть. Только я её в аренду сдал. Как сдал, так и заберу. Может, ещё и вместе с водилой и его семьёй.

— Нормальный парень?

— Нормальный!

— Тогда бери. Чем больше народа, тем легче будет выжить.

— А кормить их чем?

— Если есть стволы, то будет и еда.

— Тоже верно, — чуть подумав, согласился Рощин.

А по поводу топлива он верно подметил. Какие-то ёмкости надо будет приспособить для его хранения. Причём, сразу под несколько сортов. У нас с Витькой машины на солярке, у Рощина 'уазик' и в Порогах 'Газ-53' работают на низкооктановом бензине. 'Газелька', скорее всего, девяносто второй кушает. Как и 'двенашка' Данилова-старшего. Подозреваю, что рощинские дружки-'крутелики', если согласятся с нами сотрудничать, тоже будут на машинах, которым вряд ли бензин А-80 подойдёт.

Главное, что оружие и боеприпасы из гаража Даниловых вывезли. И Серёга из-за них напрягался, и я, честно говоря, беспокоился о том, что мы его можем подставить. Теперь можно пару дней передохнуть: кажется, все первоочередные задачи выполнил. Надо только к Сергею Данилову заскочить, чтобы выяснить, на какие снасти здесь рыбачат. Рощин на что-то намекал, говоря про то, что без рыбы не останемся, но как-то неудобно ехать на такое мероприятие совсем уж лохом.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Машину я разгрузил, пока Щукины ходили на пруд. Только попросил Аню, чтобы они гуляли не меньше получаса.

Пруд в Порогах

Место в домике, тоже принадлежащем турбазе, удобное. Прямо из огорода калиточка ведёт на берег. Спускаешься по тропке, ведущей между картофельными грядами (на самой турбазе ничего не посажено, а картошка на зиму молодой семье, живущей там, нужна, вот они и используют для этого данный огород). В самом низу участка открываешь дверцу, и ты в десяти метрах от воды. Вот туда завтра и пойдём с рыбачить Артёмом и Любашей. А пока — 'физзарядка' по перетаскиванию ящиков и коробок в сарай для хранения дров. Кучу запасов накрываем брезентом, сверху укладываем немного поленьев, а дверь в сарай закрываем на ключ, который вешаем на гвоздике у зеркала.

Оговорённый срок Аня выдержала, но, вернувшись, безапелляционно мне заявила:

— Знаешь, что? Давай-ка поговорим начистоту. Что ты от меня скрываешь? Не люблю, когда что-то темнят за моей спиной.

— Не при детях, — спокойно выдержал я её сердитый взгляд. — Слишком непростой будет разговор, чтобы они это слушали.

А вот известие о том, что в пятницу мне нужно будет уехать, а вернусь я только в субботу ночью, она восприняла спокойно.

— Не так обидно будет, что с мужиком в одной постели лежу, а нельзя.

Разговор состоялся только на следующее утро. Артём вызвался сходить с нашей дочкой на плотину, и мы остались вдвоём.

— Ты следишь за тем, что происходит в Старопетровске?

— Надоело следить. Ну, случилась авария. Ну, пострадали люди. Жалко людей. В том числе и потому, что их оттуда нельзя выпустить. Так помогите же им! Можно же продукты и медикаменты с вертолётов сбрасывать, машины с ними где-нибудь на нейтральной территории оставлять. А ничего этого не делается. Только балаболят, балаболят, что-то требуют, кто-то кому-то угрожает. Только как это связано с тобой?

— Плохо там, любимая. Очень плохо. И даже ещё хуже, чем плохо. Причём, даже не столько в самом Старопетровске, сколько вокруг него. В широком смысле слова 'вокруг', не про окрестности речь. И от всего этого скоро поплохеет вообще всем. И нам в том числе.

— И карантин не поможет?

Похоже, Аннушка, как медик, видит в этом только эпидемиологический аспект. Профессиональная деформация. Что делать?

— Карантин... Война будет. И очень скоро. Та самая, которой нас с тобой в младшем школьном возрасте пугали. Большой Писец, как мы это называем.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно! Уже всё к ней готово. И у них, и у нас. Наши, конечно, первыми не начнут, а ОНИ могут попробовать. И, думаю, непременно попробуют.

Аня широко раскрыла глаза. Я знаю, что она мне верит, и поэтому стараюсь никогда ей не врать. С той самой встречи у приятеля в Челябинске.

— Ты можешь себе представить, что случится, если мы обменяемся ядерными ударами...

— Слушай, а у тебя, случайно, не паранойя?

— Ждал от медика такого вопроса! — засмеялся я. — Нет, любимая, не паранойя. Я уже почти тринадцать лет плотно занимаюсь аналитикой. Сначала политической, потом военной. И не только я пришёл к такому выводу. Именно поэтому мы и решили найти такое место, где будет возможно относительно безопасно прожить несколько лет до того момента, когда начнёт восстанавливаться нормальная жизнь.

— Здесь?

— Здесь. И мы сюда приехали для того, чтобы окончательно убедиться в правильности моего выбора места. А ещё — чтобы привезти сюда часть заготовленного на будущее.

— Чего именно?

— Медикаменты. Снаряжение. Оружие. Боеприпасы. То, что потребуется в первые недели существования.

— И мои дети... сто пятьдесят километров ехали в машине, битком набитой оружием? Ты сумасшедший!

— Твои дети, мой ребёнок, моя любимая женщина, я сам. В машине, набитой, в том числе, и оружием. Которое понадобится мне для того, чтобы защитить твоих детей, мою дочь, мою любимую женщину, которую я полжизни искал.

— И всё-таки, ты это серьёзно? Ну, про войну.

— Любимая, абсолютно серьёзно! Часть людей, которые знают и понимают, что происходит, уже в пути. Другая часть — готовится сюда ехать. Жаль, что всех сюда нельзя позвать.

— Но это же страшно!

— Очень страшно. Страшно не успеть.

Не знаю, поверила ли она всему, что я ей рассказал. Такое сразу в голове не укладывается, с этим нужно прожить несколько дней. Но была она в эту ночь со мной особенно ласковой.

Сашка Рощин, взявший положенный ему по службе отпуск, приехал с молодюсенькой девчушкой на 'Пежо' своего брата в четверг во второй половине дня. В трёхкомнатном доме пришлось освободить одну комнату, переселив Любу к Тёмке. В квартире Ани дети спали в одной комнате, но им было не привыкать. Кажется, даже веселее стало, если судить по едва доносящимся из-за стенки шепоткам и хихиканью. А вот нам было не до хихиканья: тоже шептались, обсуждая так потрясшую Аню действительность. И стонов из нашей комнаты не доносилось: Анютка надеялась, что её 'проблемы' начнутся только завтра, но желаниям женщины организм подчиняется не всегда.

А утром, получив очередную порцию антибиотика в 'пятую точку', я отбыл из Порогов. Предварительно известив Сашку, где находится 'закладка', и какое оружие в ней есть.

Выезжал пораньше, чтобы успеть заскочить к брату, где лежал мой ноутбук. Просто счастье, что я его взял с собой в СТО в Луганске, чтобы скоротать время, пока мастера возятся с моей машиной! В его сумке болтается куча справочников на флешках (темой БП я начал интересоваться вовсе не вчера, да и Костяна в последние дни припахал, чтобы он скачал кое-что из инета). Просто во время наших с Аней ночных перешёптываний она изъявила желание дать рекомендации по препаратам, которые ещё надо докупить. Да и Любаше с Тёмкой скоро наскучит только любоваться природой и прогуливаться по единственной поселковой улице. А поскольку с рыбалки я собирался сразу ехать в Пороги, то бросил компьютерную сумку в машину.

Звонок Рощину, звонок Скифу. Подождал его двадцать минут на площади Труда возле швейной фабрики, и мы вдвоём с Вадимом тронулись в путь.

— Место выберете, лагерь подготовите, пока я с мужиками подъеду, — распорядился Димка. — Только присмотрите такое, чтобы сетёшки можно было бросить без свидетелей.

Ну, тогда ясно, почему дядюшка гарантировал улов!

Остановились на юго-восточном берегу Аушкуля, прямо напротив одиноко стоящей горы Ауштау. На краю сосновой посадки. Места там много: и машины можно воткнуть, и пластмассовый садовый столик поставить, и выбрать кострище из десятка ранее использовавшихся отдыхающими. Удобное место для спуска лодки, которую обещал взять Рощин, тоже есть.

Озеро озером, а на гору обратил внимание и Скиф: больно уж необычно она выглядит. Почти правильный купол с небольшими выходами горных пород примерно посредине склонов. Относительно высокая и крутая.

Озеро Аушкуль и гора Ауштау

— Вулкан, что ли, был?

— Геологи говорят, что да. А ещё это — святое для башкир место: на её вершине могилы нескольких имамов, один из которых и 'крестил' башкир в ислам. Ещё во времена Батыя. Ему за это монголы голову и отрубили. А потом кому-то из башкир вон той деревни на берегу озера привиделось, что этот имам с головой под мышкой в гору поднимается. Вот его труп подобрали и похоронили там, на самой вершине. Там и плита с надписью по-арабски стоит, и целый вал из камней, принесённых паломниками от подножья. А на противоположном склоне горы две недели в середине мая бьёт источник, считающийся святым.

— Любопытно, — кивнул Вадим. — Завтра съездим посмотреть?

— Легко! С той стороны склон более пологий, туда даже дорожка проложена, по которой ездят ремонтники для обслуживания вышки мобильной связи.

Дима со своими 'крутыми' дружками подъехал часа через два, и мне, чтобы они не плутали в поисках нашего лагеря, пришлось скататься к деревне.

Нехилая такая компания собралась. Шесть мужиков — шесть машин. 'Уазик' Рощина — самый 'нищий'. Мой 'Патриот' — второй снизу по 'крутизне'. 'Крузак' Скифа, Ауди-А8 начальника вневедомственной охраны, 'РАВ-4' 'военкоматского', 'бэха М5' 'мента поганого', представившегося просто 'Валера'. Все в камуфляже, из которого только у моего дядюшки это охотничий комплект, а у Валерия — 'городской' милицейский.

Мужики оказались не белоручками. Скоро запылал костёр, рядом с которым появилась поленница дров, под соснами выросли палатки, на воду спустили накачанную лодку, в которую погрузились Рощин и Валерий. Над водой повисли удилища.

— Мелочь не выбрасывать! — распорядился дядюшка. — На уху пойдёт.

Рыбалка получилась действительно интересной. Помимо бешено обдиравших червей окуньков, которых, порой, можно было даже в спичечный коробок упаковать, время от времени проклёвывали очень даже неплохие подлещики. Особенно — если насаживать на крючок не червя, а опарыша.

По-настоящему буха́ть начали уже в сумерках, после того, как поставили сети. Под уху. Но я был чужим на этом празднике жизни: алкоголь полностью нейтрализует действие антибиотиков. Так что хлебал квас из заранее припасённых двухлитровых бутылок. И наблюдал, как 'крутелики' накачиваются водкой, но не пьянеют.

Расспрашивали нас с Вадимом про Донбасс, про Сирию. А потом подошло время перейти к нашей теме.

— А вы, мужики, понимаете, что то, что вы говорите, чистейшей воды уголовщина? — прокомментировал наш рассказ Тептярёв.

— В чём уголовщина-то? В том, что мы рассматриваем теоретическую возможность неблагоприятного развития ситуации? — мрачно усмехнулся Вадим.

Одобрения не высказал никто, хотя Валерий и Виталий прислушивались внимательно. Но молчали.

Утро выдалось замечательное. Солнышко, хоть и чуть прикрытое лёгкой дымкой, не очень жарко. И комары ночью не слишком досаждали. Лёгкий опохмел и разогретая вчерашняя уха подняли людям настроение. У столика уже зазвучали шутки, громкий смех.

— Мужики, тише! — послышался от машин крик Ярулина. — Слушайте!

Из врубленных на полную мощность динамиков магнитолы послышалась тараторка дикторши.

— ...Министерства обороны России заявил, что Вооружённые Силы готовы дать отпор любой агрессии против нашей страны. В том числе — и с использованием ядерного оружия в качестве симметричного ответа на удар по объектам на территории Российской Федерации. Пресс-службе президента РФ ещё раз подтвердила, что руководство страны категорически отвергает ультиматум американской стороны и не собирается его исполнять. Также Кремль призывает руководство США к мирному решению обострившегося кризиса. Напомним: после взрыва двух маломощных ядерных устройств на российской, а потом и эстонской территории президент США выставила российскому руководству ультиматум с требованием передать под управление международных сил территорию, прилегающую к городу Старопетровску, и ракетно-ядерный потенциал нашей страны, а также поставила ещё ряд условий. Срок действия ультиматума истекает примерно через час. Переходим к другим новостям...

— Пожалуй, надо начинать сворачиваться, — после тяжёлой паузы заключил начальник ОВД.

— Давайте хоть сети снимем, — без обычного оптимизма предложил Димка. — Не бросать же их. Ну, и продукты выбрасывать жалко.

Тем не менее, понемногу собираться начали все. Разговоры как-то утихли сами по себе. Люди задумчиво бродили по лагерю, сворачивали палатки, укладывали в багажники то, что сегодня уже вряд ли пригодится.

Приплывшие с уловом Рощин и Ярулин немного подняли настроение. И даже не потому, что в сети попалось несколько очень даже приличных лещей и щучек. Просто сети нужно было перебрать, просушить, сложить, а работа как-то отвлекла от мрачных мыслей. Не знаю, сколько провозились со сборами. Часа три, наверное.

— Гроза, наверное, будет, — кивнул дядя в сторону острых пиков, ярко выделяющихся на хребте Урал-Тау, из-за которых начала выползать тёмно-синяя, почти чёрная туча. — Пари́т сильно. И ветер стих.

Действительно, зеркало озера 'морщили' только полосы, оставляемые плавающими утками и чайками.

— А это что такое? — указал пальцем куда-то на северо-восток Тептярёв.

Там с огромной скоростью двигались к земле две белых полосы, напоминающих инверсионный след самолёта. А следом по земле прокатилась дрожь. Один удар, через секунду-другую — второй. Озеро покрылось рябью, как это бывает, когда ставишь чашку воды на вибрирующую поверхность. Тень на северо-восточном склоне Ауштау исчезла на несколько секунд, а оборудование на верхушке антенны мобильной связи заискрилось. Снова вибрация почвы, уже намного более слабая, а потом — целая серия сильных толчков, продлившаяся секунд десять. А из-за холма на северо-восточном берегу озера появилась грязно-белая туча, клубящаяся и быстро-поднимающаяся вверх.

— Бл*дь! П*здец! Ну, суки! — обхватив руками голову, со стоном опустился на землю Виталий.

— Не понял! — замер столбом Тептярёв.

— На Миасс бомбу сбросили! — с отчаянием на лице выкрикнул Ярулин. — Твари! Уроды!

— Володя, ты куда? — окликнул начальника вневедомственной охраны Валерий.

— Домой! У меня же там семья!

— Куда? Ты даже не доедешь, от радиации загнёшься! И поздно уже, поздно! Нет там больше тех, кого можно спасти! — принялся молотить кулаком по земле 'вояка'.

Но Тептярёв уже ничего не слышал. Хлопнула крышка багажника, 'Аудюха', взревев двигателем, вылетела на пыльный грейдер и, несколько раз мелькнув между деревьями, исчезла.

Виталий Ярулин, 'Петрович'

В город не рвались только я и Вадим. У него там никого нет, а я... У меня теперь там тоже никого нет. А ещё — по линии Гражданской Обороны я знаю, что произойдёт, если на Миасс упадёт боеголовка от ракеты морского базирования 'Трайдент'. Именно такой, если судить по направлению следов падения, и ударили по городу: боевые части 'Минитменов' летели бы с севера или северо-востока.

Рвались, но не столь бездумно, как Вовка Тептярёв.

— С Ауштау можно в бинокль рассмотреть, что в городе происходит, — глухо предложил племянник Димы Рощина.

— А есть бинокль-то?

— У нас всё есть, — мрачно усмехнулся Скуфеев.

А что там смотреть? Впрочем, всё зависит от того, на какое место пришёлся эпицентр. Если на промзону, то немного шансов имеется у жителей южной окраины Старого Города. Если на центр, то могут выжить жители северной окраины Машгородка. Но только в том случае, если они побежали из города буквально в течение получаса после взрыва. Если позже, то радиацию разнесёт и в те районы, которые не пострадали от ионизирующего излучения и ударной волны. А это — тоже конец, но более долгий и более мучительный. Мне-то точно там некого спасать: улица Гвардейская по любому оказалась если не в само́м эпицентре, то в непосредственной близости от него

На семисотметровую гору влезли на 'Лэнд-Крузере', чтобы зря не жечь топливо всех остальных машин.

Так и есть! Сквозь стену дыма, конечно, видно плохо, но ясно, что центра города просто не существует. Как и леса на западном склоне горы Ильмен-тау. Телевизионной вышки тоже нет на привычном месте: то ли ударной волной смело, то ли попросту испарилась в термоядерном пламени. А по Старому Городу уже на правом берегу реки Миасс движется огненный шквал. Дым от пожаров поднялся, пожалуй, километра на два. И ещё один столб дыма — левее над горами.

— И Златоуст, похоже, тоже накрыли...

А это ещё хуже: через час-полтора Миасс полностью окажется под радиоактивными осадками от этого взрыва. И вот тогда действительно живые позавидуют мёртвым.

Небо над нами лопнуло грохотом ударившей неподалёку молнии.

— Мужики, сматываться надо, пока нас здесь молниями не побило! — заорал Вадим.

Туча действительно подползла совсем близко, кусты по берегам реки Уй уже скрылись за пеленой ливня, а ветер рвёт камуфляжные куртки.

Пока тащились по разбитой дорожке вниз, хлынул дождь.

— Ну, что будем делать? — остановившись возле оставленных нами машин, обернулся к нам Скиф. — Есть смысл ехать в город?

— Нет, — выдавил из себя Дмитрий после минутного молчания. — Поздно уже. Если кто и успел из города сбежать, то где мы их в лесу найдём? А к домам уже бесполезно соваться.

— Мало кто сумел сбежать. Электромагнитным импульсом наверняка сожгло всю электронику в машинах, — покачал головой Виктор.

— У нас же не сожгло, — возразил Валера Семёнов.

— Мы далеко от эпицентра были, и нас пригорок от импульса заэкранировал. В отличие от оборудования мобильной связи на Ауштау.

— Значит, едем в ваши Пороги, — заключил я.

— Поверил, значит? — криво усмехнулся Скиф.

Сложно уже не поверить. И стыдно, что вчера смотрел на ребят как на чокнутых. А что толку-то, если бы я им ещё вчера поверил? Всё равно ничего бы не изменилось. Ведь того, что ядерный удар произойдёт именно сегодня, даже сами ребята не ждали.

— Костяна надо забрать, — напомнил Виктор. — И содержимое склада, который он караулит.

— Где он? — спросил Рощин.

— Возле Урал-Дачи. Только есть ли смысл ехать туда по трассе? Она же сейчас забита вставшими машинами. Кроме того, некоторые из них фонят наведённым излучением.

— Можно сунуться через Мулдашево, Октябрьск, Зелёную Рощу, — прикинул Дмитрий. — Правда, в одном месте придётся брёвна подложить, чтобы проехать: возле Зелёной Рощи дорогу размыло на месте, где мостик был. А можно через плотину Иремельского водохранилища, Ленинск, Архангельск и ту же Зелёную Рощу.

— В общем, не *би мозги, а веди нас, — отрезал Скиф. — Ты первый, мы за тобой. И если у кого-то есть оружие, достаньте и зарядите. Уже пора.

Сам он достал откуда-то из-под сиденья ПММ. Однако! Ребята действительно готовились!

Ливень с градом чуть утих, и мы разбежались по машинам. Рощин поковырялся в заднем ряду сидений, и через минуту у него в руках оказалась 'Сайга'. Похоже, под патрон 7,62х39, если судить по стволу и магазину. Сквозь залитые дождём стёкла 'Патриота' было видно, что и Данилов с чем-то возится.

До башкирской деревни Мулдашево по мокрому грейдеру проскочили легко. Потом пошло хуже: выехали на лесную дорожку, где стали попадаться то торчащие камни, то огромные лужи. Мой 'Равик' проскакивал это всё нормально, а вот М-5 Смирнова с 'никаким' клиренсом еле-еле крался, а потом и вовсе встал в рытвине.

— Бросай её на хрен! — махнул рукой Димка. — Дальше дорога ещё хуже будет. Если картер не пробьёшь, то в болоте утонешь.

Они препирались минут пять, пока Валера не сдался. Действительно: что он будет делать с машиной, которую скоро даже заправить будет нечем. Только перекидали в необъятные недра 'Ленд-Крузера' всё, что можно было вытащить из багажника и снять с машины. Включая колёса. Даже бензин слили из пробитого бака в канистры, нашедшиеся в закромах Рощина.

В том, что 'бумер' не доехал бы, убедились уже через километра три, когда форсировали изрытую колеями луговину. Даже мой RAV-4 пришлось дёргать из такой колеи. Но потом дорога стала нормальной, и даже попался кусочек асфальта в небольшом посёлочке Октябрьском. А за Архангельском всё началось заново: колдобины, объезды между деревьями, гигантские лужи, размытая ручьями старая грейдерная дорога. И та самая промоина, о которой предупреждал Рощин. Её забросали срубленными ольховыми стволами. В общем, до Урал-Дачи доползли только часам к пяти вечера.

Именно что доползли: у Рощина забарахлил карбюратор, и его 'Хантер' последние километров пять начинал глохнуть, если Дмитрий резко нажимал на газ, а у Данилова 'Патриот' застучал карданом из-за открутившегося крепления подвесного подшипника. Старая истина: хочешь ездить на УАЗе, готовься лежать под ним.

Дима остановился у первого съезда с хорошего грейдера в деревенскую улицу и подошёл к машине Скифа. Мы с Валерой тоже выбрались на дорогу, чуть политую дождём: гроза прошла значительно южнее, лишь краем прихватив Урал-Дачу. Столб чёрного дыма над Миассом никуда не делся, а поднимающийся над Златоустом зловеще висел над Главным Уральским хребтом, растягиваясь в высоте на восток до самого горизонта. Значит, радиационное заражение уже накрыло и непострадавшие от ударной волны части Миасса, и всё, что лежит за Ильменским хребтом.

Рощин и Данилов двинулись в посёлок к какому-то 'Пуресику', а у Вадима в руках появился компактный прибор.

— Не дотянуло ещё сюда, — облегчённо выдохнул он, убирая его в карман разгрузки, надетой поверх футболки. — Мужики, мы чуть дальше проедем. Надо забрать парня, караулящего наш склад. И, ясное дело, содержимое склада.

Ехать пришлось недалеко, меньше километра. А когда остановились возле небольшой дачки, из неё послышались женские всхлипывания.

— Костя, мне страшно!

— Вадим, это ты? Что случилось?

Крепкий светловолосый парень, в плечо которого за спиной уткнулась худенькая, стройная заплаканная девушка, показал рукой на оба гигантских столба дыма.

— Что это?

— Тот самый Большой П*здец, о котором мы говорили. Нет больше ни Миасса, ни Златоуста.

— А как же люди? Как батя с мамой?

— Всё, Костя. Всё!

— Но вы же спаслись!

— Я, эти ребята, Дима Рощин и твой крёстный на рыбалке были, в пятидесяти километрах от города. Которого уже нет. Даже то, что не накрыло атомной бомбой, сгорело от пожара или засыпано радиоактивным пеплом.

Парень со стоном уселся на порог домика и схватился за голову, а девушка у него за спиной ахнула и принялась рыдать в голос. Их никто не трогал, никто не успокаивал. Против такого страшного известия, как гибель всех родных, близких, друзей, знакомых любые слова бессильны. Мы-то успели осознать случившееся, пока добирались сюда, а по ним оно только-только ударило.

Осознали, и больше ничего. В душе образовалась огромная пустота, постепенно заполняющаяся лютой ненавистью к старой ведьме, отдавшей приказ убить миллионы людей. Да толку-то от этой ненависти? Ведьму уже не достанешь, не вцепишься пальцами в её подрагивающее горло. И даже если бы удалось, людям, которые уже погибли и скоро погибнут, этим не поможешь.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Народ подтянулся к нашим машинам довольно быстро, мы даже не успели перетаскать всё, спрятанное в погребе.

— Мужики, не знаете, что произошло? Вспышки какие-то, землетрясение, пожары, телефоны не работают, электричества нет, радио не принимает.

— Война. Атомная. Миасс разбомбили, Златоуст, похоже, тоже. Куда ещё бомбы попали, не знаем, — однотипно, как робот, отвечал 'военкоматский'.

— Я же говорила, надо ехать следом за Ишмурзиными! — взвизгнула полная женщина лет пятидесяти.

— Куда? — криво усмехнулся я.

— Домой, в Златоуст!

— Женщина, вам же сказали: нет больше Златоуста, атомная бомба на него упала.

Ещё когда мы договаривались с хозяйкой дачи, я узнал, что это дачный кооператив от какого-то златоустовского предприятия.

— Саша, не слушай его! Заводи машину, поехали!

— Куда поехали? Человек говорит...

— Это не человек, это бандит! — зашлась в визге баба. — Вон, смотри, у него оружие! Саша, звони в полицию, пусть арестуют этих бандитов!

— Люда, телефоны не работают...

— Саша, сделай что-нибудь! Там же Тамара, у неё Леночка совсем маленькая. Поехали скорее! А ты, бандит, нас не запугаешь! Что ты тут делаешь? Ой, Саша, посмотри: у них ещё оружие! Люди добрые, это же бандиты!

— Саня, въ*би своей дуре по морде! Это хорошо от истерики помогает, — скривился я.

Но мужика, похоже, тоже 'накрыло' неадекватом.

— Как ты о моей жене отзываешься?! Да я тебя...

— Ну, попробуй, — засмеялся я.

Мужичок был на полголовы ниже, щупленький, болезненного вида.

— Саша, не трогай его! Ты его убьёшь, а потом за него отвечать! Поехали скорее отсюда! Ишмурзины уехали, и мы уедем!

— Остановите их, кто-нибудь, — попросил я собравшихся людей. — Там реально капец. Они даже до дома не успеют доехать, помрут от радиации. Хоть и дураки, но жалко их.

— Ты это не шутил про войну, про бомбы?

— Мы в бинокль видели, что от Миасса осталось. И следы падающих боеголовок в небе видели, атомные грибы видели. Нет больше ни Миасса, ни Златоуста.

Люди загудели, переговариваясь, вскрикивали и плакали женщины.

— А что делать-то теперь?

— Жить. Собираться вместе и быть готовыми к тому, что будет ещё хуже. Но вместе ещё есть шанс выжить, а поодиночке — верная смерть.

— Где жить? — выкрикнула женщина лет тридцати — тридцати пяти. — Здесь? Так тут же нет ничего. Электричества нет, связи нет, магазинов нет. Домики летние, неутеплённые. Деньги на дачу почти никто не брал. У многих даже картошка посажена чисто для того, чтобы участок травой не зарастал. Мы же зимой повымерзаем и с голоду помрём. В городе, как вы сказали, всё разрушено и заражено. Где жить?

Склад выпотрошили, уложив всё в багажники 'Крузака' и 'Равлика'. Теперь Валера, оценив запасы бывшей хозяйки, таскал в машины банки с вареньями-соленьями, а Костян, немного оклемавшийся от полученного стресса, мешочки с крупами и макаронами. Всё пригодится.

— Девушка, вариантов у вас ровно два, — выставил я вверх три пальца. — Первый — ничего не делать, и действительно замёрзнуть зимой без дров и еды в своём домике. Второй — найти более тёплое жильё и запастись на зиму дровами и едой. В том числе — из других дач и огородов. Вы тут действительно не выживете, если не пойдёте в деревню и не объединитесь с деревенскими.

— То, что вы предлагаете — забираться в чужие дома и собирать чужой урожай — это воровство!

— Девушка, города, в котором жили хозяева этих дач, больше нет. Как и, скорее всего, самих их хозяев. Воровство — это когда присваивают чужое. Когда присваивают ничьё, причём, критически необходимое для выживания — это обеспечение собственного существования.

— Ты парень, ещё третий палец не загнул, — подметил крепкий мужчина раннепенсионного возраста.

— А третий вариант является разновидностью второго, — пояснил я. — Здесь пока радиации нет, я проверял. Но это — не гарантия того, что её со временем не притащит из Златоуста, Миасса или какого другого места, на которое тоже бомбы упали. Здесь слишком близко от них. Мы здесь не останемся, мы уедем туда, где сможем обеспечить безопасность себе и тем, кто согласится поехать с нами. Такое место мы знаем. Считайте это предложением. Пока у нас места́ в машинах есть. И учитывайте ещё одно: пройдёт две, три недели, месяц от силы, и вам придётся отбиваться от тех, кто захочет вас 'раскулачить'. Если у вас будет оружие и силы от них отбиться, то я вам только поаплодирую. Если не будет, то, извините, это будут уже ваши проблемы.

— А далеко это место? — немного подумав, спросил пенсионер.

— Километров сто — сто пятьдесят отсюда, — уклончиво ответил я.

Ещё мне не хватало наводить на наше убежище тех, кто тоже захочет принять участие в 'раскулачивании' уже нас!

На дорожке между заборами показался медленно катящаяся по колдобинам 'Лада-Веста'. Похоже, Люда таки уговорила Сашу совершить столь изощрённый акт коллективного суицида. Одна из пожилых женщин всё же решилась поговорить с ними. 'Веста' остановилась, женщина склонилась к открывшемуся окошку, что-то объясняя водителю и пассажирке. В ответ послышались неразборчивые визгливые вопли, а через пару минут машина с демонстративно отвернувшимися от нас седоками проколыхалась к выезду из дачного посёлка.

Нам здесь тоже больше нечего делать.

Я приказал нашим садиться в машины и ехать в деревню.

— Завтра заскочу сюда, чтобы сообщить тем, кто хочет уехать с нами, время отъезда, — пообещал я дачникам.

Их тут совсем немного, человек двадцать.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Сказать, что я рвался поскорее ухать в Пороги — ничего не сказать. Там моя дочь, о существовании которой я узнал буквально несколько дней назад. Да, мне повезло намного больше, чем многим из нашей компании. Помимо неё у меня уцелели дядя, двоюродный брат, племянник, любимая женщина, верный, проверенный годами дружбы боевой товарищ. Но эти люди — все, кто у меня остался из десятков и десятков потерянных.

Поломка у 'Патриота' оказалась пустячной. В течение пяти минут закрепил подвесной подшипник кардана, и снова можно в путь. Ну, протянул другие болты-гайки и прошприцевал ходовую, пока Дима возился с разборкой и промывкой карбюратора. С перерывами на ужин (жена Володи Пуресина Римма, которую тот почему-то называет 'Гитара', пожарила на всю толпу привезённых с Аушкуля лещей и наварила молодой картошки), на общение с деревенскими, на взлом замков соседнего коттеджа, чтобы разместить людей на ночлег. Мужики вечером допили остатки спиртного, привезённого с рыбалки. Кроме меня, 'принимающего' уколы с антибиотиками, и Пуресина, некогда бухавшего по-чёрному, но лет пятнадцать назад 'завязавшего наглухо'.

Именно с ним мы и просидели до середины ночи, разговаривая о наших дальнейших планах. А утром он цыкнул на 'Гитару', заголосившую, что нельзя бросать свой дом, и объявил: еду с вами. На стареньком 'колуне' Зил-157, в кузов которого надо загрузить весьма и весьма потрёпанный трактор 'Беларусь'.

— А за домом Родька присмотрит.

— Присмотрит он! Да он, бл*дь, пропьёт последние вещи из дома, и сам дом пропьёт, и картошку, которую мы не выкопали, пропьёт.

— Ну, и хрен с этим всем! Надо ехать. Ты же сама ночью слышала, что Витька рассказывал. Там толпой, да ещё с оружием, хоть выжить можно будет, здесь нас просто выпотрошат, и ни дом твой, ни картошка не поможет. Хочешь картошку забрать? Вон, бери за задницу этого алкаша, и копай!

Римма притихла, и уже ко мне обратилась:

— Вить, ты умнее нас: институт закончил, в Москве жил, в Киеве. Вот скажи, только честно: надо ехать, или нет?

— А ты сама подумай: после бомбёжки Миасса всё равно тысяч тридцать людей уцелело. Пусть кто-то облучённый, кто-то обожжённый, кто-то раненый, но ушли из города. Куда они пойдут? В лесу не останутся, пойдут туда, где люди живут. Всех их ни Смородинка с Чёрным, ни Ленинск, ни Атлян не прокормят. Сыростан, Хребет и всё, что к северу до Новоандреевки, скорее всего, накрыло радиацией из Златоуста. В Златоусте тоже кто-нибудь, да живой остался. Особенно в Балаши́хе, где тюрьма находится. Первое время, конечно, с голоду им помереть не дадут, а потом продукты 'зажимать' начнут: самим бы на зиму хватило. Значит, некоторые соберутся в банды и начнут грабить тех, у кого припасы остались. А от той же Балашихи до Урал-Дачи, сама знаешь, за полдня хорошего хода дойти можно.

— Родька, твою мать! Хватит дрыхнуть, алкаш хренов! Быстро подскочил, и на огород! Картошку копать.

Это она уже своему 'младшенькому' — тридцатилетнему запойному обалдую, не нашедшему ничего лучшего, чем после развода усесться на шею родителям. Он вчера быстренько 'упал на хвост' приезжим, которые за ужином остатки алкоголя 'приговаривали'. Много не выпил, но, как любой 'хроник', очень быстро опьянел и ушёл отсыпаться.

Пуресин объявил, что ему для того, чтобы 'подшаманить' Зил-157, нужен день. Если, конечно, Димка Рощин поможет. Посовещавшись, решили задержать выезд ещё на сутки. В том числе из-за того, что оставалась небольшая надежда, что в Урал-Дачу могут приехать или прийти какие-нибудь родственники, которым известно, что мы здесь свои запасы сгружали. А сами, чтобы не бездельничать, решили проверить, что творится на М5.

— Я еду, — объявил Костян.

— Костя, я с тобой! — вцепилась в парня его подружка.

— Ни ты, ни она не едете, — отрезал Вадим. — Едем втроём: я, Виктор и Виталий. На его 'равлике'. У моей машины и у 'Патриота' багажники забиты, а там, может быть, придётся помародёрить.

Уже выехав на дорогу, заметили вчерашнего крепкого пенсионера, шагающего в сторону деревни.

— Ты не по нашу душу, батя? — вышел из машины Скиф.

— По вашу, по вашу. Обещали заехать, а так и не приехали. Вот, подумал, что надо самому сходить и договориться, чтобы меня не забыли.

— Ты один, кто решился с нами ехать?

— Один. Остальные жмутся, не хотят с 'бандитами' связываться.

— А ты, значит, бандитов не боишься?

— Были бы вы бандитами, вы бы ещё вчера нас, как липку, ободрали. Да и не носят бандиты пули как амулеты. Скорее, уж военные такое на себя могут нацепить. Угадал?

— Угадал, батя. Давай знакомиться: Вадим Скуфеев. Приднестровье, Чечня, Южная Осетия, Донбасс, Сирия. Старший лейтенант запаса. Майор Ярулин, до вчерашнего дня — начальник отдела в миасском горвоенкомате.

— Командировки в Чечню и Дагестан, — добавил Виталий.

— А это Виктор Данилов, майор в отставке армии ЛНР.

— Лейтенант запаса, — поправил я. — Майорские погоны дали по занимаемой должности в Минобороны республики. Правда, после того, как успел ротой покомандовать.

— Я намного проще вас, конечно. Всего лишь старший сержант ВДВ. Алексей Иванович Лыкосов. Просто старший сержант ВДВ, сапёр. Пассажиром при переезде не буду, собственная 'девятка' имеется, старался следить за её состоянием. Вот только... бензина в баке — километров на сто. Всё-таки всего лишь на дачу ехал, а не на войну.

Договорились, подбросили Алексея Ивановича 300 метров, которые он успел пройти от ворот садового кооператива, и поехали дальше. Возле трассы газопровода 'Бухара — Урал', нагнали одиноко шагающую по дороге женщину лет тридцати.

— Притормози, — попросил Вадим.

— Вчерашняя? — улыбнулся Ярулин.

— Ага! — кивнул Скиф и снова выскочил из машины.

— Неужто собрались повторить 'подвиг' Саши и Людочки? — мрачно усмехнулся он.

— Не совсем. Просто хочу сходить на трассу, узнать, что там творится. Мы же о том, что произошло, только с ваших слов знаем. А из Людмилы и Александра, которые туда пытались проехать, толком ничего не вытянешь.

— Вернулись, что ли?

— Ага. Говорят, их гаишники на подъёме в Урал остановили и назад развернули?

— Гаишники? — удивился Скуфеев.

— Они так сказали.

— Надо же? Мы, кстати, тоже туда же и с той же целью едем. Может, подвезти?

Женщина настороженно глянула на нас, чуть задумалась и кивнула, шагнув к левой задней двери РАВ-4.

Но Скиф на минуту задержался, вынув из кармана радиометр и нажав на нём какие-то кнопки.

— Пока в норме, — удовлетворённо сообщил он, плюхаясь на переднее сиденье. — Уже чувствительно выше, чем в деревне, но ещё в пределах естественной нормы.

Трасса была пуста. На заправке 'Башнефть', видимой с перекрёстка, стоит пара фур, но мы, сделав ещё один замер радиации, повернули не направо, а налево, в сторону Златоуста. Фонило здесь ещё сильнее, но, как заверил Виталий, вполне себе безопасный уровень, при котором люди могут прожить долгую и счастливую жизнь.

Упомянутые Светланой, как звали нашу попутчицу, инспектора́ ДПС, жутко усталые и небритые, принялись махать нам жезлом в паре километров дальше. Там, где на подъёме к границе Европы и Азии появляется дополнительная полоса для автомобилей, движущихся в гору. На подъездах к месту их 'обитания' и чуть дальше всю дополнительную полосу заняли стоящие фуры.

— Нельзя дальше ехать! Там атомная бомба взорвалась, много людей погибло, — подошёл к 'Тойоте' лейтенант, но, увидев в машине стволы 'калашей', потянулся к кобуре.

— Не хватайся за свою 'пукалку', — сморщился Ярулин и протянул в окошко служебное удостоверение. — Всё в порядке у нас.

Летёха недоверчиво покосился на 'бандитскую' рожу Скуфеева, и тот, засмеявшись, протянул ему свою 'ксиву', а я передал через Виталия и мою фальшивку.

— Значит, всё-таки военные и спецслужбы начали действовать, — облегчённо вздохнул 'гаец'. — А то мы уже с ног валимся, вторые сутки на сухомятке. Спасибо, 'дальнобойщики' подкармливают и водой делятся.

— Не торопись с выводами, — вышел из машины Вадим и начал манипуляции с дозиметром. — Никто нас сюда не посылал, мы сами случайно уцелели, потому что в момент ядерного удара не в Миассе были, а далеко от него... Воздух — терпимо, а вот твоя форма, лейтенант, фонит уже опасно для здоровья. Если не избавишься от неё, через месяц-другой можешь лейкемию заработать. Где ты так радиации нахватался?

Из патрульной машины вылез заспанный напарник лейтенанта, сержант.

— Часа через четыре после взрыва попытались сунуться к повороту на Златоуст. Это кошмар какой-то! Деревья поваленные, машины с дороги смело, много сгоревших. И люди... Обожжённые, с выпадающими волосами. Многие умерли прямо на дороге. Часть мы эвакуировали на попутках в сторону Атляна, а остальным просто не смогли помочь. А потом сообразили, что сами там останемся, если не смоемся. И бестолку погибнут те, кто в город будут прорываться. Вот и приняли здесь дежурство. По собственной инициативе. Заворачиваем тех, кто в Златоуст рвётся.

— Мужики, у вас какая-то связь с внешним миром есть?

— Рация со вчерашнего дня молчит. У 'дальнобоев' есть автомобильные, по которым они друг с другом новостями обмениваются. А ещё кто-то поймал на коротких волнах передачу. Всё, капец! Москву накрыли, Питер накрыли, Нижний Новгород, Уфу... Много чего разбомбили. И Челябе досталось. Пиндосам и Европе тоже хорошо прилетело, но нам-то от этого не легче.

Не легче! Значит, ребята Скифа, которые должны были приехать в Пороги, уже никогда к нам не доберутся.

— Нас-то дальше пропустите? Нам надо разведать, можно ли мимо Златоуста по трассе прорваться.

— Пара 'дальнобоев' прорвались. Правда, говорят, на перевале много сгоревших машин, им пришлось их расталкивать. Говорят, что Трёхгорный и Юрюзань тоже разбомбили.

— Раз они на своих 'корягах' прорвались, то и мы проедем. А вернёмся — вам точную радиационную обстановку доложим.

Виталий Ярулин, 'Петрович'

Вот тебе и 'п*доры-гаишники'! Не сбежали, а честно долг выполняют, даже несмотря на опасность 'загнуться' от радиации.

Дорога до границы Европы и Азии пустая, ни одной движущейся машины. Только стали попадаться люди, идущие пешком прочь от разбомблённого города. Многие лежат на обочине. То ли отдыхают, то ли уже всё, померли.

Карта места действия

На площадке возле стелы остановились, чтобы померить радиацию. Фон высокий, но тут можно даже год прожить. Дальше людей, и идущих, и уже упавших, стало попадаться больше.

— Надеюсь, не будешь нас обвинять в том, что мы, бездушные сволочи, упавшим помощи не оказываем? — повернулся Вадим к пассажирке.

Да, увязалась она с нами и дальше. Покосилась на группу водил, стоящих кучкой возле одной из машин, и объявила: 'Не останусь, с вами поеду'.

— Не буду. Всем всё равно не поможем. Да и нечем нам им помогать.

— Смотри-ка, Виталька! Умнеет наша законница, просто на глазах умнеет!

Обиделась, в окошко отвернулась, но молчит.

У поворота на город тормознули, чтобы сделать новый замер. Ещё хуже дело, но если просто проезжать, а не жить тут, то ничего страшного.

Скуфеев обратил внимание на то, что часть людей, выходя с дороги из Златоуста, сворачивает не в сторону Челябинска, а в обратную. Другая часть, совсем небольшая, бредёт в сторону широкой просеки, пересекающей горный хребет.

— Это прямая дорога к Урал-Даче, — пояснил Данилов. — Тут по прямой и десяти километров не будет. А те, которые направо поворачивают, скорее всего, в Веселовку собрались. До неё километров пятнадцать, она в горах, в верховьях Ая, так что радиации там наверняка нет.

От мостика через реку, в начале подъёма на перевал Уреньга, уровень радиации начал падать. Причём, снизился практически до естественной нормы. А вот на смотровой площадке, с которой открывался живописный вид на Златоуст, снова несколько вырос.

— Скорее всего, радиация, наведённая ионизирующим облучением, — предположил я.

Только теперь этот вид живописным уже не назовёшь. Эпицентр взрыва пришёлся на район автовокзала и ГИБДД. Там даже руин нет, просто ровная, почерневшая поверхность. И весь проспект Гагарина такой же. В Новом Златоусте, в начале проспекта Мира, уже кое-где угадываются контуры зданий. Машзавод — сплошные руины. В районе Суворова сильные разрушения, а по частному сектору Балашихи прошёлся пожар. До сих пор кое-где дым поднимается.

Сгоревшего мы много сегодня увидели. Горелый лес на склоне Уреньги ниже нас, обгоревшие машины на дороге, догорающие цистерны автозаправки на вершине перевала, следы небольшого пожара внутри кафе 'Уреньга' рядом с ней, свалка, горящая на спуске с перевала к центру города...

Света почернела лицом и молчит.

— Не забудь выпить, когда назад вернёмся. Это тебе поможет вывести радиацию, которой нахваталась, пока с нами ездила. У тебя в даче какое-нибудь спиртное есть? — спрашивает её Скиф.

— Не знаю, — тоном человека, разбуженного среди ночи, откликается она. — Это не моя дача, меня подруга пустила отсидеться на ней пару дней. Пока у моего... гражданского мужа приступ ревности не пройдёт. Убить грозился за то, что я поздно с дня рождения подруги вернулась... Лучше бы убил, чем это видеть...

— Ну, ну! Не то говоришь! Жила, живёшь и ещё проживёшь два раза по столько же, — попытался её успокоить Скиф.

— А нужно?

— Ещё как!

Назад тоже ехали с наглухо закрытыми окнами и циркуляцией воздуха внутри салона. Чтобы уменьшить попадание радиоактивной пыли извне.

Как и обещали, подъехали к серо-синей машине с 'попугаями' наверху.

— Ну, что там?

Помимо 'гайцов', подтянулись и водилы.

— Ездить можно. Но желательно не останавливаться надолго. Особенно — возле первого поворота на город. И хряпнув перед этим стакан водки. И не смотри на меня так, лейтенант. Это сейчас просто жизненно необходимо, чтобы здоровье сохранить. Кстати, про здоровье.

Я вынул из 'бардачка' пузырёк с йодом, найденный в аптечке во время одной из наших остановок.

— Это вам от меня лично. Под действием облучения щитовидка начинает, как ненормальная, поглощать радиоактивный йод из окружающей среды. Чтобы избежать этого, надо её 'кормить' нормальным йодом. По капле на человека в день — более чем достаточно. Но не вздумайте употреблять в чистом виде! Во-первых, желудок угробите, а во-вторых, чистый йод не усваивается организмом. Капаете на хлеб, муку, крахмал, сырую картошку, и когда посинеет, можно жрать. Только так, и никак иначе!

— Ребята, а может, и вы с нами завтра?

Это уже Скиф.

— Тут вас уже точно никто не сменит. А когда бандиты из всех щелей полезут, то вас первыми же порешат.

— По цепочке прошло, что уже нападали на наших какие-то отморозки, — подтвердил один из 'дальнобойщиков'. — Заправки и тех, кто на заправках остановился, грабят. Мусора... Извините, само вырвалось. В общем, разбежалась полиция, беспредел начался. А вы далеко, мужики, намылились? Местные ещё где-нибудь могут приткнуться, а нам, из других регионов, деваться некуда: на запад дорога закрыта, если Уфу разбомбили. На восток тоже, если Челябинск накрыли. В Казахстан прорываться? Так там тоже могут границу перекрыть. Да и топлива не хватит, если круги наматывать.

— Да отыскали заранее одно местечко, где и радиации быть не должно, и от бандитов обороняться удобно. Запаслись кое-чем, — потрогал Скиф кобуру 'Макарова'. — С расчётом на то, что там людей будет больше, чем есть сейчас. Ну, и ещё кое-какие удобства там имеются, которые теперь другим будут недоступны.

— Темнишь чего-то! — хмуро усмехнулся один из водил.

— А зачем мне наводить на себя и своих людей тех, кто, может быть, через неделю захочет нас 'нагнуть' и воспользоваться нашими 'вкусностями'? Согласен вместе с нами выживать? Значит, на месте всё и узнаешь: где, что, кому, в котором часу. Не согласен? Будь готов решать твои трудности самостоятельно. Я никого не принуждаю. И на собственном горбу всю вселенскую скорбь тащить не намерен, мне бы СВОИХ от преждевременной отправки на тот свет уберечь. Для СВОИХ в лепёшку расшибусь. Но при условии, если и они сил и шкуры не пожалеют, чтобы мне в этом помогать. Ведь вместе, как говорится, даже батьку бить легче.

— Ну, да. Колхоз — дело добровольное: хочешь, вступай. Не хочешь — корову уведём...

— Зря иронизируешь. Колхозом жить и придётся, чтобы по одному не пропасть. Рано или поздно каждому придётся к какому-нибудь 'колхозу' присоединиться. Весь вопрос — к какому именно.

— А какой минимальный взнос в ваш 'колхоз'?

Это уже тот самый, который первым в разговор вписался.

— Минимальный — сам человек. Если, конечно, он отдаёт себе отчёт в том, что его не жрать, пить и девок щупать зовут. Если что-то полезное с собой принесёт или привезёт, это ещё лучше.

-Жратва сгодится? Не серьёзная, конечно: сухарики всякие, печеньки, чипсы, семечки. Я на оптовую базу вёз, а тут такое...

— В кулацком хозяйстве даже пулемёт — не помеха, — засмеялся Данилов.

— Вы, мужики, подумайте до завтра. Решитесь с нами ехать — отлично. Не решитесь — мы не неволим, — закончил Скуфеев разговор, затянувшийся ещё минут на двадцать.

По дороге с перевала спускалась небольшая группа беженцев, и внимание водителей переключилось на неё.

— Их бы померять, чтобы не помереть, постояв рядом с ними, — проворчал один из шофёров, опасливо забираясь в кабину своего грузовика.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Светлана 'ожила' лишь когда мы проехали мимо ворот дачного кооператива. Да и то очень вяло.

— Куда вы меня везёте? Мне сюда надо было.

— Водку пить везём.

— Какую водку? Зачем? Что вы от меня хотите?

— Хотим тебя споить и, воспользовавшись твоим беспомощным состоянием, грязно над тобой надругаться, блин! У нас же, пока мы тебя полдня возили, ни разу не возникало возможности тебя изнасиловать, — фыркнул я. — Забыла, какую дозу облучения получила возле Златоуста? А на даче, как ты сама сказала, спиртного у тебя нет, чтобы её нейтрализовать.

— Я сказала, что не знаю, есть ли там спиртное.

— А если нет? Кроме того, что-то мне подсказывает, что сегодня тебя нельзя одну оставлять, чтобы ты ничего с собой не утворила.

В начале одной из двух деревенских улиц, выходящих к дороге, столпилось человек десять. Видно было, что там кипят какие-то страсти: размахивает руками какой-то мужик лет тридцати, что-то объясняя остальным. Мы же, не останавливаясь, проехали к дому Пуресиных, по соседству с которыми разместились, 'оккупировав' соседний коттедж.

— Вы куда пропали? — выскочил нам навстречу Костян. — Мы вас уже потеряли. У вас всё в порядке?

От него ни на шаг не отходила его подружка.

— Всё в порядке. Дорогу разведали. Можно по ней проскочить без угрозы жизни, — успокоил племянника Кипчак. — С людьми разговаривали. Очень много городов пострадало: Москва, Питер, Нижний, Уфа, Челябинск. Беженцы идут из Златоуста. Раненые, облучённые, обгоревшие.

— Посмотрели уже, — подтвердил Смирнов. — Через гору по трассе нефтепровода пришли.

— Родиона не видели? — вылетела с огорода Римма Пуресина с чёрными от земли руками.

— Он куда-то туда ушёл, — махнул рукой Костя в сторону, где толпились деревенские. — Там какой-то дачник людей собирал.

Хозяйка матюкнувшись, умчалась в указанном парнем направлении, а я повёл вялую, пребывающую в прострации Светлану в дом.

— Ела что-нибудь сегодня?

— Что-то ела.

Пошуршав по кухне, я выставил перед ней остатки еды.

— Жри!

— Не лезет.

— Жри, я сказал.

Пока она что-то жевала, отыскал заначку с остатками вискаря с рыбалки и плюхнул ей в старый гранёный стакан. Сразу граммов сто.

— Пей. Залпом. А потом спать пойдёшь. Лена, проводишь Свету в комнату, где ты ночевала, — попросил я подружку Костяна.

И чего я в неё вцепился?

А хрен его знает. Баба, вроде, нормальная. Ещё вчера показала, что у неё моральные принципы есть. Переживает, но никаких истерик за целый день не было, хотя у меня самого сегодня от увиденного временами волосы дыбом на загривке вставали. Не обабилась, за собой следила. И не белоручка: не просто так на даче у подруги отсиживалась, а с чем-то там возилась, по рукам вчера видно было. Обузой для нашего 'колхоза' не станет. И юной домашней девочке Лене (интересно, ей хоть 18 лет исполнилось?) не так страшно в компании мужиков будет.

Ладно, надо пойти с людьми пообщаться. Узнать, как у них дела, рассказать о моих выводах и планах. К дачникам съездить, поговорить с Алексеем.

Я ещё вчера вечером поставил перед своими вопрос о том, кто командовать будет. Рощин и Даниловы — те меня сразу за старшего признали. А вот Виталий с Валерой... Всё-таки кадровые служаки в званиях старших офицеров. Но Виталик, переглянувшись со Смирновым, объявил:

— Ты это дело с самого начала тянул, тебе и продолжать тянуть. Тем более, опыта у тебя — на нас обоих хватит.

— Обиды не будет из-за того, что вами командует какой-то старлей, получивший офицерские звания после ухода в запас и окончания института?

— Не будет, — подтвердил Валерий. — У меня — точно. Я всё-таки мент, а не вояка.

Но что-то, отдалённо напоминающее штаб, сформировалось. Данилов — вроде начштаба и разведки. Ярулин — оперативный отдел и кадры. Смирнов — 'контра' и поддержание порядка. Единственный не офицер Рощин — служба тыла.

Источником шума на улице оказалась Римма, оравшая на сына, которого она едва ли не пинками гнала в огород.

— Какие, бд*дь, тебе шмотки? Что ты с ними делать будешь? Тебе жратвой надо себя обеспечить, а не шмотками. Тебе своих мало?

— Люди, значит, наживутся, а я, как лох последний, так и останусь нищебродом? Толян говорит, что у половины этих жмуров бабки из карманов вываливаются. Они же все свои кубышки выпотрошили, прежде чем из города рвануть. Да и лучшие шмотки с собой тащили. Знаешь, за сколько можно хорошую джинсовую куртку продать?

— Стоп! Какие шмотки? Какие деньги? Какие жмуры? — опешил я.

— Как какие? — остановился Родька, решив, что нашёл во мне союзника.

— Да там Толян, дачник с Набережной улицы, говорит, что многие из беженцев, которые по Чегресу шли, так там и остались лежать. Загнулись, в общем. Вот и собирает шоблу, чтобы этих жмуриков обобрать.

Этого нам ещё не хватало!

— Что такое Чегрес?

— Трасса нефтепровода, которую мы проезжали по пути с Зелёной Рощи, — пояснил оказавшийся неподалёку Виктор. Там ещё до постройки нефтепровода проходила ЛЭП от Челябинской ГРЭС в Златоуст. Вот и осталось название.

— Мародёрствовать, значит, собрался? — навис я над Пуресиным-младшим. — Идиот! Тебе этот твой Толян не рассказывал, какой фон от этих шмоток? Так я расскажу! За неделю коньки отбросишь, если на себя наденешь. А хрен стоять перестанет сразу, как только с мародёрки вернёшься.

— А ты-то откуда знаешь? Ты этих жмуров видел? — чуть поник Родион, услышав про перспективу импотенции, но окончательно не сдался.

— Не только видел, а ещё и с дозиметром некоторых обследовал. Сами 'светятся', а от пыльных шмоток и вовсе прибор зашкаливает. Эти шмотки вместе с трупами надо на месте сжигать, а не в дом тащить. Дебилы, бл*дь! Много твой Толян набрал желающих заделаться импотентами и облучить полдеревни?

— Втроём хотели идти, да тут мать со своим огородом при*балась...

Он уже не сопротивлялся, когда рыжеватая, худенькая башкирка ткнула его в спину в сторону огорода.

— Ну что? Останавливать будем, или не стоит с местными конфликтовать?

— Это не местные. Это дачники. Из местных здесь одни старики остались, — объяснил Кипчак. — Риммка с Вовкой и этот — самые молодые.

Его мать была родом отсюда, и ситуацию он знал.

— Тогда пошли! — кивнул я в сторону дороги, по которой уже шагали в сторону нефтепровода двое мужиков.

Из-за плеча одного торчал ствол охотничьего ружья.

Костя Данилов, 'Кот'

На прозвучавшие выстрелы рванули все мужики. Даже перепачканный мазутом Володя Пуресин, подхвативший валявшуюся возле колеса Зил-157 монтировку.

На дороге катался в песке, держась за ногу и вопя благим матом, какой-то парень. По его джинсам расползается бурое пятно. Другой лежал, сцепив руки на затылке, а Скиф невозмутимо осматривал внутреннюю поверхность стволов двустволки.

— Я тебя предупреждал, что будет очень больно, — захлопнув ружейный замок, флегматично бросил Вадим. — Простреленная коленка — это всегда очень больно.

— Что случилось? — спросил запыхавшийся дядя Дима.

— Предупредили дураков, что не стоит мародёрить то, что вышло из зоны радиоактивного заражения, а этот решил нас картечью разогнать. Вот и получил своё.

— А он не умрёт? — из-за моей спины поинтересовалась Ленка.

— От простреленной коленки ещё никто не умирал. Бегать больше не будет, конечно. Зато мозгов в башке добавится. Пуля, знаешь ли, очень хорошо стимулирует мозговую деятельность. Даже если попадает в задницу.

Лёлька закончил выворачивать карманы того, что лежал неподвижно, и Вадим толкнул 'дачника' носком берца.

— Поднимись! Но не вздумай за нож хвататься, а то с тобой то же самое будет.

Дождь был вчера, а сегодня небо затянуло мутной дымкой, сквозь которую еле проглядывает солнце, так что крупный песок на дороге толком не просох, и к одежде парня прилипло множество песчинок.

Кухонный нож, который валяется в сторонке, выглядит угрожающе. Рядом пара огромных сумок, которые крёстный называет 'полосатый рейс', кусок верёвки, ещё всякий хлам, вывернутый из карманов спортивного костюма.

— Ты что, этим тесаком собирался одежду с трупов срезать? — угрюмо посмотрел на мародёра Скиф, и тот сразу поник, сжался.

— Нет. Толян велел. Говорит, там попадаются те, кто ещё шевелится. Я не хотел, Толян велел.

— Суки. Кончить их, на хрен! Обоих! — озверел Рощин.

Никто не сказал ни слова против.

— Мужики, вы чего? Мы же даже никого не тронули. Я не виноватый, мне Толян велел!

— Не ври! Ты сам сказал, что опасно недобитых трогать! — на несколько секунд перестал выть раненый.

— Тварь, урод, скотина! Это ты мне велел! Говорил, что местных надо запугать кровью так, чтобы никто даже не смел думать нам сопротивляться. Убью, сволочь!

Тот, что в спортивном костюме, начал пинать лежащего. Видимо, попал очень 'удачно', и раненый взвыл с новой силой. Шаг вперёд, и удар Скифа сбил с ног 'спортсмена'.

— Что скажешь, майор милиции? — повернулся Вадим к Смирнову.

— Ясно всё. В мирное время, конечно, ещё надо было бы пободаться с адвокатами, чтобы доказать роль каждого в готовящемся преступлении. Но сейчас не мирное время. Оставь живыми таких ублюдков, и завтра они то же самое сделают. Только нас уже завтра здесь не будет. Кончай! По законам военного времени мародёров принято на месте расстреливать.

Ленка уткнулась лицом мне в плечо и закрыла ладонями уши. Два выстрела, и 'спортсмен' в агонии несколько раз дёрнул ногой.

— Костенька, пойдём отсюда, пожалуйста...

— Что с тушками делать будем? — услышал я за спиной голос Скифа.

— Поеду 'колун' опробовать — утащу куда-нибудь подальше, — отозвался Пуресин. — Но сначала велю Гитаре пригнать, бл*дь, сюда Родьку, чтобы на них посмотрел. Или вообще — пусть он их тросом к фаркопу цепляет.

— Вот и начали уроды вылезать, — вздохнул нагнавший нас лёлька. — Дежурство ночью надо будет организовать...

Значит, меня, как самого молодого, и припашут дежурить.

До конца дня на Урал-Дачу пришли ещё человек пятнадцать беженцев из Златоуста. Наша улочка не выходит на дорогу, и к нам никто не сворачивал, шли дальше. Люди выносили им еду, даже впускали в дом, но, наученные Виталием и 'Гитарой', предварительно заставляли выбросить одежду, в которой пришли беженцы.

И моё дежурство, и ночь вообще прошли спокойно. Темнота полнейшая, только лес шумит под ветром. Ни в деревне ни огонька не светится, ни где-то ещё в округе. Даже отблесков пожаров в Миассе и Златоусте не видно.

Утром на неплохо сохранившейся 'девятке' приехал из садов дедок, которого я раньше там уже видел, а потом пришла женщина с двумя девчонками лет девятнадцати-двадцати. Странное лицо у этой женщины: по правой его половине видно, что она должна быть очень красивая, а вот левая половина... То ли парализованная, то ли когда-то очень сильно разбитая. Неживая какая-то половинка. А дочки у неё — просто красавицы!

— Дима, ты не помнишь меня? — обратилась она к Рощину, и тот замер.

— Валька! Волобуева! Ты??? Охренеть! Сто лет тебя не видел. Ты же, кажется, с Серёжкой Даниловым училась?

— До восьмого класса, — улыбнулась правая половинка её лица. — Только уже не Волобуева, а Байсурина по последнему мужу. Как там Серёжа? Давно его не видел?

— Он в Миассе был, когда город бомбили, — погрустнел Рощин и облапал меня. — Вот его сынище! А это — твои?

— Ага! От второго мужа. Погодки. Таня и Оля. Старшая уже работает... Работала. А младшая на последний курс техникума перешла. Приехали помочь мне с покосом, а тут... Я к тебе по их поводу и пришла. Возьмёте их к себе? Я-то старая и страшная, никому не нужна. Мне за них боязно. Особенно после вчерашнего. Я им и тёплые вещи на зиму собрала, какие оставались, и деньги все, что были.

— Возьмём, конечно! И тебя возьмём!

— Нет, Дима, я не поеду. У меня же две коровы. Бросать их, что ли? Да ещё и Риммка свою отдаёт... Как-нибудь перекручусь.

— А ты, Виктор, врал, что здесь никого, моложе Пуресиных, нет! — улыбнулся подошедший Скиф. — Вон, какие красавицы тут водятся.

— Ну, извини! Меня здесь лет десять не было, сам не знал, — с улыбкой развёл руками лёлька.

— Не узнала? — спросил гостью мой двоюродный дед. — Витька Данилов, Серёгин младший брат,

— Он совсем маленький был, когда я восемь классов закончила, — отрицательно мотнула головой женщина со странным лицом. — Раз у вас столько своих, то я за девчонок спокойна. Вы их точно в обиду не дадите.

— Ко мне вон в тот 'уазик' садитесь! — распорядился дядька Дима. — Сумки можете в багажник забросить. Сейчас, я только его открою...

Тронулись в путь, наверное, через полчаса. Впереди на РАВ-4 Ярулин и Смирнов, потом на 'Крузаке' Скиф с женщиной, которую он вчера привёз из разведки, за ним дедок на 'девятке', следом мы с Ленкой пассажирами в 'Патриоте' крёстного. Замыкающие — 'колун' Пуресиных с трактором в кузове и дед Дима с уралдачинскими девчонками. Провожали нас только Родька и женщина со странным лицом, обе половинки которого на этот раз выглядели грустными.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Из полутора десятков грузовиков, вчера стоявших вдоль дороги на подъёме на перевал, осталось только три. Подмосковье. Пенза. Воронеж. Машины ДПС не видно. На звук моторов (особенно старательно завывает гружёный 'колун') из кабин оставшихся фур опасливо начинают выходить водилы.

— Здорово мужики. Что-то сегодня вас намного меньше осталось, чем вчера было. Разъехались, что ли?

— Видишь же, — мрачно буркнул один из 'дальнобойщиков'.

— А тот мужик, который вчера собирался к нам присоединиться, где? Машину вижу, его не вижу. Спит, что ли?

— Вечным сном...

— Не понял. Случилось что-то?

— Ночью какие-то отморозки из соседней деревни на двух легковушках нагрянули. 'Бомбануть' нас решили. Васильич с краю стоял, с него и начали. Он от них стал монтажкой отмахиваться, а те ему в упор дробью из обреза, — кивнул двадцатипятилетний парень в сторону тента фуры, иссечённого мелкими дырочками. — Гайцы чуть дальше в машине спали. Похватали свои 'укоротыши' и ответный огонь открыли. Отогнали говнюков. Кажется, кого-то из них тоже зацепили. А Васильича мы похоронили. Так что я теперь один, без напарника остался.

— Основная масса ребят после этого разъехалась. Кто куда: кто в сторону Челябинска, кто дальше на запад. Там в районе Сатки большая грузовая стоянка. Может, знакомых встретят. Вы же дорожку разведали, вот они и рванули.

— Жаль мужика, — помрачнел я. — Понравился он мне. А вы, значит, с нами решили?

— А чего нам терять? У вас хоть оружие есть, чтобы можно было от отморозков отбиться. Мы, когда вас услышали, уже подумали, что это те, ночные, собрали большую шоблу, чтобы отомстить. Да потом машину знакомую увидели, — показал водила рукой на РАВ-4.

— Гайцы тоже куда-то рванули?

— Нет, они на перевал отъехали. Там иногда можно радио поймать. Скоро должны вернуться. Они-то нас и уболтали за вас держаться.

— Только у меня в 'Дафе' горючки маловато, — предупредил напарник убитого.

— Да поделимся мы с тобой! — махнул рукой его товарищ. — Нам же, как я понял, не тыщу вёрст ехать.

— На перевале заправка есть. Пустая. Вскроем цистерны с топливом и начерпаем, сколько надо.

За спиной хлопнула дверь моей машины.

— Не надо ничего черпать. Я когда-то работала на той заправке, пароли к компьютеру знаю. Заправлю вас из колонок.

— Так электричества нигде нет, колонки не работают, мы с ребятами по радио разговаривали. Многие и встали из-за этого.

— Там резервный генератор стоит. Надо только помещение оператора АЗС вскрыть.

Идея взлома заправки покорёжила гайцов, но Валера Смирнов взял ответственность на себя, и этим снял все возражения. С трудом ребята пристраиваются к новой ситуации, с трудом. Хотя то, что в нашу компанию затесался майор полиции, начальник ОВД, сильно подняло доверие инспекторов к нам. И я их понимаю: привычка к субординации — великая вещь. Мы-то, вояки и спецура, для них люди чужие, а вот мент — хоть и не совсем коллега, но человек из той же системы.

Заливали баки 'под завязку'. И пустые канистры тоже.

— Вот уж не думала, что я, дочь участкового инспектора и учительницы русского языка, буду помогать бандитам грабить заправку, на которой я раньше работала, — заявила мне Светлана, когда я заглянул в её конурку в поисках, чем бы тут ещё полезным разжиться.

Ну, теперь ясно, откуда ты такая честная взялась!

Мы уже заканчивали заливать 'восьмидесятым' прожорливый Зил-157, когда со стороны Златоуста на заправку неожиданно зарулил фургончик Исузу, расписанный символикой сети магазинов 'Красное и белое'.

— Мужики, почём соляра? — выскочил из кабины парень лет двадцати пяти и замер, увидев на плече Кипчака автомат.

— Фууух! — выдохнул он, когда из-за 'колуна' вышел 'гаец'. — Я думал, и тут бандиты!

— Какие ещё бандиты? — насторожился я.

— На стоянке 'дальнобойщиков' возле заправки 'Зюраткуль'. Налетела толпа на машинах. Человек пятнадцать. С ружьями, обрезами и мачете. У пары человек пистолеты. Объявили, что теперь это их территория, и все, кто там стоит, должны отдать им половину товаров. А кто 'в з*лупу полез', начали мочить. Натурально мочить! Мне и ещё двоим удалось на дорогу прорваться. Куда они поехали, я не знаю, а я в сторону Челябы рванул. Тут хоть места знакомые.

Хреново, если на трассы уже полезли столь крупные банды уголовного элемента! А то, что в банде заправляют именно уголовнички, Андрюха рассказал, то самый водитель Исузу. Видел он у парочки наколотые на пальцы 'перстни'.

— А ты-то как на ту стоянку попал? — поинтересовался Виктор. — Вы же на таких машинах только по области товары развозите.

— А я и ехал только до Юрюзани, когда в той стороне рвануло. Уже поворот на Сибирку проехал, а тут как е*анёт! И гриб поднимается над горами. Этот, атомный. Думал, в Трёхгорном что-то на производстве случилось. Я на обочине встал, а тут ещё и землетрясение. Откуда, бл*дь, оно в наших краях? Нас же сроду никогда не трясло. В общем, усрался и решил назад податься. И только на той самой парковке узнал, что Златоуст тоже расхерачили: ребята с Уреньги спускались, у них за спиной рвануло. Потом кто-то по радио услышал, что война началась, дохрена городов разбомбили. И Челябинск тоже.

— И Миасс...

— Ага. Это уже сегодня ночью пацаны приехали и сказали. И о том, что по дороге мимо Златика можно проскочить, если не останавливаться. Вот я и рискнул. Так почём солярка?

— Не продаётся солярка. Подъезжай и заливай, сколько влезет. На халяву, — объявил я. — Ну, можешь в качестве благодарности пару блоков сигарет подбросить.

— Не, я так не могу! Они же у меня в накладной числятся. Как я за них отчитаюсь? Я лучше деньгами заплачу.

— Да кому твои фантики всрались? И кто с тебя спросит отчёт, если ты сам сказал, что Челябинск разбомбили.

На несколько мгновений парень впал в ступор.

Интересно всё-таки наблюдать, как медленно доходит до людей то, что прежний мир рухнул. То, что больше не действуют прежние законы, правила, нормы поведения, что исчезли ценности, ещё вчера казавшиеся незыблемыми. И теперь всё должно быть подчинено единственной цели — выжить! Постаравшись при этом остаться человеком.

— Света, а чем в этих лавочках торговали? — махнул я рукой в сторону убогих сооружений, примостившихся возле стелы, обозначающей границу Европы и Азии.

— В основном сувенирами: картинки всякие, магнитики, альбомы. Ну, и разным более полезным хламом: термосы, самогонные аппараты, ножи, кру́жки, рыболовные сети, газовые плитки с баллонами к ним.

— Витя! — окликнул я Данилова. — Возьми людей, взломайте эти халупы и загрузите всё, что найдёте полезного, в какую-нибудь из фур.

Ну, всё! Понеслась п*зда по кочкам! Раз начали грабить, то и нечего прикидываться девственницами.

— Вот что, Андрюха. Хорошие товары ты привёз, очень, по нынешним временам, хорошие. Поэтому у тебя есть два варианта, — поднял я вверх три пальца. — Первый — отдать мне ключи от своей машины добровольно, и пойти отсюда на все четыре стороны. Второй — я силой отберу у тебя ключи, и тебе после этого придётся ещё и немного подлечиться.

Как там полковник Кольт говорил? 'Добрым словом и револьвером можно добиться гораздо большего, чем только добрым словом'? А уж тем более — добрым словом и АК-105 (хорошо, зараза, Луганская республика вооружает своих диверсантов! Эти 'машинки' даже у наших ребят в Сирии нечасто встречаются).

Не загнутым оставался только указательный палец.

— Всё-таки тоже бандиты, — упавшим голосом произнёс парень.

— Ты бы лучше спросил, почему пальцев было три, а вариантов два.

— Ну, и почему?

— Потому что третий вариант является подвидом одного из предыдущих. Ты остаёшься за рулём своего драндулета, но присоединяешься к нам. Нам не только бухло и сигареты, которые у тебя в кузове, нужны, но и люди. А тебя всё равно кто-нибудь да 'бомбанёт'. С таким-то товаром! И не для того нам люди нужны, чтобы грабить проезжих, а чтобы защитить тех, кто сам не в состоянии это сделать. Взамен много пообещать не могу. Но имеется безопасное, не заражённое радиацией место, которое несложно защитить от отморозков. Небольшая группа вооружённых профессионалов, которые будут заниматься обеспечением этой самой безопасности, тоже имеется. Некоторый запас медикаментов. А это — просто огромная ценность по нынешним временам. Кое-какие полезности, вроде уже ставшего недоступным другим электричества. И самое главное — желание у всех, кто к нам присоединился, выжить, но остаться людьми. Так что давай сюда ключи, и иди, думай. Не хочешь оставаться с нами — вон дорога. Надумаешь присоединиться — сядь в кабину, и жди, когда мы с мародёркой закончим.

Компьютерное оборудование оперативно демонтировал Витя Данилов, он у нас самый 'подкованный' в электронной технике. А вот с резервным генератором, который тоже решили забрать с собой, пришлось посношаться. Тяжёлый, зараза! Тонны две, наверное. Но и эту проблему решили. Извратились, но решили. Вначале, расчехлив фуру одного из 'Манов', ехавшего без груза, перегнали в неё из кузова 'стописятседьмого' трактор, а уж он по импровизированным лагам тросом втащил наверх клятый генератор. Зато теперь будет возможность запитать сеть, если агрегаты ГЭС потребуют ремонта.

— Не понял. А чего ты до сих пор тут топчешься? Мы же договорились о том, что твои терзания выбора не будут действовать мне на нервы.

— Да решил я уже всё! С мужиками переговорил и решил, — сморщился Андрей. — Просто я машину поставил на сигнализацию, когда бак заливал.

— Ну, тогда извини! — кинул я ему ключи. — Только сначала ты ещё раз должен подробно рассказать мне всё про бандитов, которые на стоянку напали. Нам мимо них нужно будет проехать, и я не хочу, чтобы кого-нибудь из наших подстрелили.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Пьём! — скомандовал Виталик Ярулин, выдавая из кузова грузовичка 'Красное и белое' всем, кроме меня и Пуресина, по бутылке пива. — Лучше было бы, по 200 граммов красного вина, но у пива срок годности и количество 'оборотов' меньше. Так что будьте здравы, бояре! Не пьянства ради потребляем, а противодействия радиации для.

Ожидать появления бандитов на этом, заражённом участке дороги, конечно, сложно, но раз появилась информация о том, что таковые уже начали действовать, решили двигаться по правилам передвижения в условиях боевой обстановки. Авангард, арьергард, маневренная группа... Авангард — Виталий с Валерием. Арьергард — двое 'гайцов'. Маневренная группа — Скиф, я, Рощин, и Костян. А наших девиц, чтобы, в случает чего, не подставить под огонь, пришлось пересадить в 'девятку' к Алексею Ивановичу. Ничего! Молоденькие девчонки, худенькие. Поместятся!

'Колун' (теперь уже без груза) пришлось пустить в голове основной части колонны, чтобы задавал темп движения. Как показал подъём к границе Европы и Азии, это наш самый тихоходный агрегат. И даже пустой в Уреньгу он карабкался кое-как. А что взять с громадины, весящей почти шесть тонн, но приводимой в движение мотором с мощностью чуть более сотни отнюдь не молодых лошадей?

Связь по рации. Помимо имевшихся у нас 'в загашнике' комплектов, наскоро заряженных от розеток на заправке, пара аппаратов нашлась у 'гайцов', так что с мангруппой может связаться и авангард, и арьергард. Пока только на 'ментовской' волне, поскольку некогда было разбираться с возможностями служебных раций дэпээсников.

Проскочили заражённую территорию! Проскочили и остановились на следующем перевале, перед спуском в долину речки Куваши. Во-первых, выпитое пиво у многих начало проситься наружу, а во-вторых, дальше начинаются места, не пострадавшие от атомной бомбардировки. Выезд на трассу со стороны Кусы, Медведёки, Кувашей. Значит, нечистые на руку граждане очень даже могут на чужое добро позариться. Вон, взломанные лавочки придорожных торговцев, яркое тому подтверждение. Валера с Виталиком говорят, что легковушка со взломщиками у них на глазах сорвалась с площадки, на котором сейчас уместилась вся наша колонна.

Значит, именно нам придётся доделывать то, что они не успели — 'чистить' вскрытые торговые точки. Ассортимент в них примерно один и тот же, но действительно среди этого барахла полно годных в хозяйстве вещей.

Не зря наши предшественники так быстро смотались! При осмотре кафешки, занимающей дальний от дороги край стоянки, нашли два тела. Мужик лет пятидесяти в чёрной форме охранника, с раскроенным топором черепом, и женщина лет на десять моложе него. Просто без сознания от удара по голове 'тупым тяжёлым предметом'. Обухом, что ли? Её с трудом всунули в кабину одного из 'Манов' и уложили на спальное место. Не бросать же её тут одну, лежащую без сознания. А готовые продукты из кафе выгребли: мы не эллинские боги, не амброзией питаемся, нам что-нибудь посущественнее необходимо!

После дороги от разграбленной нами заправки к повороту на Златоуст, где пришлось лавировать между лежащими на дороге трупами, даже юный девчушки, собиравшие еду в кафе, вполне спокойно реагируют на прикрытое скатертью тело убитого охранника. Сука! Вот она — реальность постапокалиптического мира!

На коротком совещании решили поменять состав боевых групп. Впереди теперь поедет экипаж ДПС со включёнными мигалками, а за ним — рощинский зелёный 'уазик', в который пересел Костя с РПК-74. Я — замыкающий. Будем 'косить' под военную колонну с милицейским сопровождением, чтобы у мелких банд, типа той, которая убила охранника кафе, не возникло соблазна шмальнуть по нам из чего-нибудь огнестрельного.

А подействовало! Доехав до дороги со стороны Медведёвки, гайцы сообщили, что две легковые машины, стоявшие на обочине, сорвались и укатили прочь. Возле посёлка Южный, где расположена психбольница, тоже прекратилась какая-то суета на заправке 'Лукойл', и неизвестные люди попрятались в торговый зал и за здание заправочного комплекса. И вообще на этом участке М5 наблюдается автомобильное движение. Не настолько интенсивное, конечно, как раньше, но наблюдается.

— Останавливаемся за пару километров до стоянки, захваченной уголовниками, — приказал по радио Скиф.

Не успели остановиться, как возле милицейской машины тормознула старенькая 'Дэу-Нексия' с дедком за рулём.

— Товарищ лейтенант, вы куда смотрите?! На Берёзовом Мосту какие-то бандиты под угрозой оружия дань за проезд собирают!

— Рассказывай, отец, что за бандиты, какую такую дань, сколько их и чем вооружены?

Мы, 'боевики', постепенно подтягиваемся к разговаривающим. Берёзовый Мост — это как раз место, где нам поворачивать в сторону Порогов.

— Да кто их знает, что за бандиты! Уголовники. В наколках некоторые. Перегородили дорогу 'Камазом' и пропускают лишь тех, кто им пятьсот рублей с человека заплатит, если на легковой едешь. Грузовики вообще не пропускают, заворачивают на стоянку для 'дальнобоев'. Сколько их там на самом деле, я не знаю, я только шестерых видел, которые возле того 'Камаза' крутятся. Две охотничьих ружьянки у них точно есть, пара обрезов-двустволок. А! Ещё пистолет у одного из-за пояса торчал.

— А у второй стоянки никого нет?

— Как нет? Тоже трое с ружьями и обрезом вертятся. И у родника, где кафешка находится, четверо. Заворачивают на стоянку тех, кто от Бердяуша едет.

— Спасибо, отец! Разберёмся с бандитами.

— Да что мне ваше спасибо?! До чего страну довели?! Честному человеку проехать невозможно!

Дед в сердцах хлопнул дверцей, и зажурчал стартёр 'Нексии'.

Действовать решили нагло. Костян с пулемётом подбирается по лесу метров на двести к 'блок-посту' и залегает в таком месте, чтобы можно было взять на прицел тех, кто перекрыл проезд. Судя по словам деда, именно там сосредоточена самая крупная и самая вооружённая группа бандитов. Двести метров для их ружей и обрезов — запредельная дистанция, а вот даже для 'Ксюх' гайцов — очень 'рабочая'. Не говоря о пулемёте. Оба инспектора и Скиф приближаются примерно на это же расстояние и открывают огонь. Без предупреждения. Просто выскакивают из машины и отстреливают тех, кто с оружием.

Как быть с 'дальнобоями', застрявшими на парковке? Сами разберутся. Зачищать стоянку нам некогда, да и людей для этого маловато, а при боевых действиях в стеснённом пространстве обрез куда эффективнее 'калаша'. В конце концов, мы в матери Терезы абсолютно ко всем не нанимались, нам бы прикрыть тех, за кого мы уже 'подписались'.

— Ну, что? С богом? — улыбнулся Скиф, приняв по рации сообщение от Костяна о том, что тот занял позицию.

— С богом! — ответил ему черноглазый сержант Рашид и завёл мотор.

Костя Данилов, 'Кот'

Эх, давно я не бегал с пулемётом! Месяца три, наверное.

РПК-74 — это, конечно не 'Печенег', к которому я больше привык, но тоже ничего машинка! К тому же, с лентой возиться не нужно. Да и, в случае чего, магазин от 'калаша' подходит. Но, думаю, сегодня обойдусь без его замены: мы же, всё-таки, не часовой бой собираемся устраивать.

— Тронулись! — звучит в рации.

Кодовых сигналов мы пока ещё не разработали, так что общаемся в открытую.

Как и рассказывал дедуля, возле 'Камаза', перекрывшего дорогу, топчется шесть человек. Часть банды, вооружённая дубинками и мачете, караулит водил, стаскивающих трупы к воротам парковки и разгружающих повреждённые грузовики. Я залёг всего в ста пятидесяти метрах от забора паркинга, и с горочки мне неплохо видно, что за ним происходит. Да и подступы к стоянке хорошо просматриваются.

А, вот и 'гаишники'! Мигалка, сирена. Следом дядя Дима на его 'Ваське'. Типа армейское подкрепление ментов.

Бандиты — не дураки. Двое залегли возле колёс грузовика после первых же выстрелов. Одного, с ружьём за спиной, скосило сразу же. Ещё одного, выхватившего пистолет, тоже задело, и он кувыркнулся с дороги, но оружие не выпустил. Нажимаю на курок и делаю двухпатронную отсечку. Всё, готов! Кто-то подстрелил и того, что мчался в сторону ворот паркинга. Ещё три короткие очереди, и под залёгшими за колёсами растекаются тёмные пятна.

А это что за бабах? Водилы, выскочившие из фуры, мочат своих охранников. Один, видимо, успел шарахнуть из обреза. Стрелять туда опасно: все смешались, можно и не тех зацепить. А вот того, который 'похоронную команду' охраняет — милое дело! Он как раз остановился, башкой вертит, пытается решить, что делать. Не успел придумать.

— Пока чисто! — поднёс я рацию к губам.

— Принято, Кот! — рычит запыхавшийся Вадим. — Кипчак, теперь ты!

Лёльке ехать от взгорка, за которым остановилась наша колонна, минуты две. И я пока слежу за воротами парковки. Из них и из здания кафе, примыкающего к воротам, тоже выскакивают люди. С оружием. Тут двухпатронной очередью не обойдёшься, жму курок подольше и трижды. Есть! И тот, что драпал от водил, и двое выбежавших из 'обжираловки'.

Крёстный со Скифом проехали дальше, и оттуда тоже послышалась автоматная стрельба. Буквально несколько очередей. И ещё несколько через время. Бабахнул ружейный выстрел, коротко тявкнул автомат, и всё.

Один из 'гайцов', как велел Вадим, собирает трофеи, а второй прикрывает меня, пока я рысцой бегу в сторону 'уазика' двоюродного деда. На парковке, похоже, с бандитами расправились и без нашего участия.

— Всё чисто! — хрипит в рации голос Скуфеева. — Всей колонне — трогаться! Поворот направо перед 'Патриотом', и дальше ещё раз направо, по главной. Валера, остановишь колонну для перегруппировки примерно через километр.

'Дальнобойщики' удивлённо смотрят на то, как наша колонна, не останавливаясь, проползла мимо. Как-нибудь в следующий раз поблагодарите, мужики! Сейчас нам не до этого.

Когда остановились, Вадим снова перетасовал порядок движения. Вперёд снова выдвинулись инспектора на 'Гранте', следом мы с дедом Димой, а уж потом грузовики.

— Ну, вы и рисковые, мужики! — похвалил Скуфеева водитель Исузу. — Надо же, вчетвером сунулись против толпы отморозков. Теперь я верю, что у вас получится то, что вы всем обещали.

— И что? Даже сбегать передумал?

— А ты откуда знаешь, что у меня такие мысли были? — принялся хлопать глазами Андрюха.

— Да у тебя же на морде было написано, — засмеялся Вадим. — 'Дождусь момента и съе*усь и от этих бандитов!'

— Не, не буду съё*ываться! — заверил водитель.

Дорожка до деревни Малый Бердяуш 'весёлая': сплошь крутые подъёмы и спуски. А за ней и подавно: к ним добавляются ещё и повороты, по которым даже на легковушке быстрее сорока километров в час не проедешь. На этих поворотиках и раздалось по рации:

— Скиф, кажется, за нами погоня. Какая-то 'шаланда' следом идёт и фарами время от времени мигает.

Я как раз заканчивал набивать патронами круглый барабан, почти опустевший во время стрельбы у Берёзового Моста.

Прошли эту змейку, спрятали грузовики за небольшим леском, а на дороге выставили заслон: Смирнов с Ярулиным, дядя Дима и я с пулемётом в кустах. Вылетевший из-за горки грузовик как раз попадёт под кинжальный огонь, если не захочет остановиться.

Но водитель 'Вольво' ударил по тормозам и снова принялся мигать фарами. А когда снизил скорость, медленно подполз метров на пятьдесят.

— Не стреляйте! Я с вами! Вы меня знаете!

Оказалось, вчера он уже разговаривал с Вадимом, Валерием и Виталием, когда они ездили на разведку к Златоусту. Но не очень-то им поверил, и после 'наезда' атлянских вместе с другими решил рвануть на хорошо известное место сбора 'дальнобойщиков'. А когда 'замочили' остатки банды уголовников, не стал терять времени, и помчался догонять людей, которых уже знал.

— Там ещё ребята собирались за вами следом ехать. Если подождём минут пятнадцать, то, наверное, они подтянутся.

Подтянулись четыре машины. Две фуры и два трёхосных грузовика с жёсткими кузовами-будками. Все, как один, из других регионов. У двух экипажей оказались трофейные обрезы, хотя и с минимумом патронов. Им определили место в колонне, разъяснили правила движения в ней, и мы снова двинулись.

На въезде в Бердяуш дорога сильно петляет по частному сектору, но заблудиться невозможно: едешь там, где проложен асфальт, и выедешь к путепроводу, проходящему над речкой и железнодорожными путями. Вот только местные, попадающиеся на улицах, смотрели на нас какими-то странными взглядами. И перед въездом на путепровод встречная 'десятка' принялась бешено моргать нам фарами. Остановилась она напротив дяди Диминого 'Васьки', и её водитель, высунувшись в окошко, прокричал:

— Не проедете там! Когда тряхнуло, там половина моста на железнодорожные пути рухнуло. А вторая половина на соплях держится. Легковые ещё проскочат, а грузовые обрушат то, что уцелело.

— Слушай, а где ближайший переезд через пути? Ну, чтобы фуры могли пройти, — вышел из машины лейтенант.

— У-у-у-у! — по-волчьи завыл хозяин 'десятки'. — Это только в Сулее!

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Движения по Бердяушу почти нет: то ли боятся, то ли уже экономят топливо, потому что из-за отсутствия электричества не работают заправки. И водитель 'десятки' 'зацепился языком' с нами, решив поделиться новостями. Из-за мощного землетрясения рухнула не только часть путепровода, перекрыв ещё и движение по Транссибу. Провалились крыши в некоторых старых гаражах. Из-за отключения электричества на перегоне между Бердяушем и Медведёвкой застрял пассажирский поезд, шедший с юга. Пассажирам пришлось пешком шагать по шпалам, кому в Бердяуш, кому в Медведёвку. В районе Романовки встали сразу два товарняка, двигавшиеся навстречу друг другу. И оттянуть их на какие-то станции нет возможности: маневровый тепловоз станции Бердяуш при подземных толчках сошёл с рельсов, а возле Сулеи из-за небольшого оползня 'поехало' железнодорожное полотно.

— А вы что, порядок едете наводить?

— Ну, типа этого, — мотнул я головой.

— Наконец-то! А то творится у нас, чёрт знает что! Народ как взбесился! Все магазины разграбили, все продукты из них вытащили. Кошмар! Что теперь делать тем, у кого не было что-нибудь запасти? С голоду подыхать?

Ещё одна машина появилась на полуживом путепроводе, и разговорчивый водитель поехал дальше.

— Далеко ехать до этой Сулеи? — поинтересовался Скиф.

— Километров сорок. А потом ещё километров тридцать до Порогов. В общем-то, недалеко, но нужно той же самой дорогой вернуться на трассу, а потом ехать через всю Сатку, из которой 'наши' бандиты и прибыли.

— Сомневаюсь, что это настолько бандитский город. Насколько я помню, он небольшой.

— Ну, да. Кажется, чуть больше сорока тысяч населения. И бандитизм ещё не стал массовым явлением. Надо пробовать: другого пути просто нет. Вообще нет.

На дорогу в районе Берёзового Моста повылезали с парковки фуры. Далеко не все. Всё-таки бандиты немало людей убили, много раненых, как рассказали присоединившиеся к нам ребята.

Нас заметили издалека, и несколько человек вышло навстречу. Дорогу не перекрывали, и мы с 'гайцами' и Скифом выдвинулись вперёд, оставив колонну на приличном расстоянии от перекрёстка.

— Мужики, вы куда движетесь? Нам тут сорока на хвосте принесла, что у вас какое-то укрытие есть.

Что за сорока, нам понятно: зря, что ли вчера экипаж РАВ-4 столько времени потерял на разговоры с 'дальнобойщиками'.

— Есть такое укрытие. Да только входной билет в него очень дорого стоит.

Пороги, действительно, не резиновые, и даже сотню человек впихнуть туда будет сложно, так что Вадим решил сразу отсеять самых жлобовитых.

— В каком смысле?

— В прямом! Всё, что туда привёз, идёт в общий котёл и будет распределяться между всеми. Работать придётся много, чтобы прокормить не только себя, но и тех, кто не в состоянии это сделать. И дисциплина там будет жёсткая, это я уже от себя лично обещаю.

— А взамен что?

— Взамен — возможность выжить в том п*здеце, который даже ещё не наступает, а так, выглядывает из-за угла, примеряется к тому, какой тропинкой он будет двигаться.

— Ни хрена себе — не наступил! — бросил один из водил. — А тех двадцать с лишним человек, которых эти отморозки убили, ты видел?

— Всего-то двадцать человек? Сядь в машину, проедь до границы Европы и Азии, и увидишь в сто, а то и в двести раз больше! Я вот этими глазами видел, что стало с двумя городами, в которых ещё три дня назад жило в одном 150, а в другом 165 тысяч человек. И это — только начало.

Мы только что были в Бердяуше. Там уже не осталось ни одного целого магазина. Пройдёт неделя, и люди в городах начнут убивать друг друга за мешок крупы, через месяц — за булку хлеба, к весне — за пару картофелин. Те, кто не замёрзнет в собственных квартирах. Вот ЭТО будет п*здец, а не то, про что ты говоришь.

Мужики молчали, мрачно переглядываясь.

— А чего вас в Бердяуш-то понесло?

— Хотели объехать Сатку, из которой 'ваши' отморозки явились. Да не вышло: там мост над железной дорогой землетрясением повредило.

— Слушай, а можно к вам 'на хвост' упасть? Ну, чтобы в составе вашей колонны проехать через город и до того места, пока нам по пути будет. У вас всё-таки серьёзные стволы, а у нас, кроме захваченных бейсбольных бит, мачете и пары обрезов — ничего, — подал голос водитель со ссадиной на щеке, судя по возрасту, явно помнящий лихие 90-е. — Хотя бы на это время 'крышу' не дадите?

— А куда податься-то собираетесь?

— Хрен его знает! Куда угодно, где порядок есть. Может, в Екатеринбург, может, в Пермь.

— Нам по пути только до Сулеи. Сколько и чего за это запла́тите? — встрял я в разговор.

Мужики начали переглядываться.

— Ну, тысячи по две, я думаю, мы можем скинуться...

— Самому-то не смешно? — не изменившись в лице, сообразил Скиф, куда я клоню. — За эти две штуки ты уже сегодня даже пожрать не сможешь, а через пару дней и рулона туалетной бумаги не купишь. Давай о чём-нибудь более серьёзном поговорим. Нас устроят топливо, продукты, тёплые шмотки, оружие, патроны, медикаменты.

— Ну, вы и зарядили! Я же говорю: с оружием у нас жопа. Было бы оно, мы бы и без вас обошлись. Патроны от обрезов вам отдать? А сами чем отстреливаться будем, если на нас нападут? Если топливо вам слить, то ехать будет не на чем. Тёплые шмотки? Так не сезон ещё, никто не возил. Продукты? Мужики, кто-нибудь жрачкой загружен?

— Ну, я. Только я с вами не собираюсь. Я на родину, в Новосибирск рвану.

— И как ты туда прорвёшься? В районе Атляна ещё вчера бандиты шуровали. Говорят, мост через тамошнюю речушку перекрыли и никого не пропускают. Златоуст и Миасс разбомбили, соваться туда — верная смерть, — возразил кто-то из товарищей сибиряка.

— Я атлас автодорог смотрел: деревнями можно этот Атлян объехать, и выйти снова на М5. А там уже с юга обойти разбомблённый Челябинск.

— Через Урал-Дачу, Архангельск и Ленинск? — усмехнулся я. — Ну, рискни. Между Урал-Дачей и Архангельском дорога существовала двадцать лет назад. Мы позавчера там ехали, в паре мест, где болотину приходится объезжать, не всякий 'газон' между берёзами впишется.

— Через Медведёвку и Кусу на Нязепетровск рвану. А там к Тюбуку выйду.

— Вперёд! Только не забудь про то, что в районе Южного ещё одна банда орудует. И на повороте к Медведёвке пара легковушек тусовалась. Смывшихся, как только машину ДПС с мигалками увидели.

— А что тогда делать? — растерялся парень.

— Сам думай. Или со всеми, или здесь пропадай, — пожал плечами самый немолодой.

В общем, за тонну разных круп сговорились. Мизер, конечно, но и ехать тут — всего километров тридцать. А уж как 'дальнобои' будут рассчитываться с заплатившим за сопровождение товарищем — не наше дело.

Сатку проезжали, постаравшись равномерно распределить по колонне вооружённых людей. И с открытыми окошками, в которые торчали стволы. Следом за машиной ДПС пустили Зил-157, который, в случае попытки перекрыть нам дорогу, должен играть роль тарана: его длинный 'нос' с чугунным рядным шестицилиндровым двигателем и от пуль прикроет, и любую машину, перекрывшую путь, сметёт. Не бескапотными же фурами это делать!

Погода портилась с самого утра, и к тому моменту, когда мы въехали в город, небо уже полностью затянуло тучами. Пока дождь из них не сыпался, но, чувствую, он себя долго ждать не заставит.

В пасмурную погоду Сатка и без того выглядит не очень, а тут ещё угнетающе действовала обстановка в городе. Киоски и магазины с выбитыми витринами и вывороченными входными дверями. Несколько сожжённых домов. Выгоревшее изнутри и до сих пор дымящееся здание ГИБДД, около которого стоит на дисках сгоревшая машина, видимо, патрульная. Угрюмо глядящие на нашу колонну люди. Но напасть никто не решился, а обгонять нас и вклиниваться в неё не позволяли заранее проинструктированные водители машин 'сопровождения'. Я в том числе.

Естественно, никакие светофоры не работали, и мы пёрли вперёд без остановки. Медленно, конечно. Особенно в подъём на хребет Сулея, называемый местными 'гора Калым'. Именно на вершине перевала ещё в советские времена они сдирали оплату за проезд с попутчиков. 'Подвоз' — дело добровольное, хочешь — плати, не хочешь — топай пешочком оставшиеся до Сатки или Сулеи километры... А потом покатились вниз, приноравливаясь к скорости 'колуна', который очень легко 'раскочегарить', пустив накатом с горы, но после этого очень сложно остановить. Так что Вовка Пуресин ни разу не превысил максимальные для этого 'крокодила' 60 километров в час. Любопытно, что он продолжал по инерции катиться даже после того, как мы проехали под железнодорожным мостом, за которым наклон пути стал совсем незначительным.

В конце улицы, ведущей к Межевому, и запланировали остановку, чтобы перегрузить обещанную крупу в одну из наших машин. Да только... Ожила рация:

— Вижу автобус, заблокированный на обочине легковыми машинами. Похоже, ещё одна банда.

— Кипчак, вперёд. Дед, забери Кота, но ближе трёхсот метров не приближайтесь. Пусть Кот займёт огневую позицию на обочине. Постарайтесь при стрельбе не зацепить пассажиров автобуса, — скомандовал Скиф.

Саша Варгашова

Пока я была подростком, я очень переживала, как люди посмотрят на меня, если я что-то сделаю не так. Ну, слишком короткие шорты надену или сама подойду знакомиться с парнем. Вместо обнимания с плюшевым мишкой поеду с парнями кататься на велосипеде, не женский сериал включу, а сяду пересматривать приключения Лары Крофт. А потом подросла, и уже к окончанию института поняла: окружающим просто плевать на всё это. Как я одеваюсь, с кем дружу, что смотрю и слушаю, чем занимаюсь на досуге. И я начала делать только то, что мне нравится. Это моя жизнь, мои интересы, мои друзья. Главное — чтобы мне от этого было хорошо и приятно.

Хожу в походы, карабкаюсь по скалам, сплавляюсь по рекам. Объехала полмира: Европа, Египет, Эмираты, Таиланд, Байкал, Камчатка, Средняя Азия. Жить в палатке для меня не проблема, обожаю приготовленную на костре простую походную пищу. Курить сигареты, как многие подружки, я так и не начала. Мне просто не нравится запах табачного дыма. А вот кальян курю с огромным удовольствием. Особенно — с разными экзотическими добавками. Пью тоже лишь те спиртные напитки, что мне нравятся. Никакой водки и, тем более, самогона, от запаха которых меня коробит. Лучше я в компании трезвая посижу, чем всякую дрянь пить буду.

Со студенческих лет мечтала купить себе мотоцикл и гонять на нём. Но когда зарплата позволила осуществить свою мечту (на доходы руководителя финансового отдела довольно крупной компании такая покупка — не проблема), делать этого не стала. Просто потому, что поняла: это опасно для моего здоровья и для будущего моего ребёнка. Мало ли у меня друзей покалечилось и убилось на своих 'железных конях'? Некоторых хирурги буквально по кусочкам складывали.

Правда, кое-кто не остался внакладе даже после нескольких месяцев в больнице. Одна знакомая вышла замуж за травматолога, оперировавшего её. Умница, красавица, живут душа в душу. И он теперь, когда ему хвалят жену, комментирует: 'Нравится? Сам собирал!' Вот только себе я такого счастья не пожелаю. Лучше уж буду по-прежнему одна ребёнка растить, чем ради замужества такое пережить.

Ну, как одна? Родители, конечно, помогают. Вот и сейчас он у них в Далматове на каникулах. А я — на сплав по Аю с друзьями.

Компания у нас подобралась дружная, готовая ехать в любое время и куда угодно. Звонит, бывало, девчонкам Тимур, наш заводила: 'Едешь?'. 'Еду! А куда?' Возраст людей в ней — от 25 до 35 лет, так что я со своими 32 — почти посредине.

На этот раз собрались на три дня на катамаранах от устья Большой Сатки до башкирской деревни Лаклы, по самым красивым местам на реке Ай. Боже, какие здесь скалы! Местами — настоящий каньон: отвесные известняковые стены, высотой метров по пятьдесят, а то и выше, с огромными соснами наверху. Гроты, пещеры, настоящая подземная река, бьющая из горы на окраине посёлка Межевой. Тимка со своей женой Наташкой давно туда рвались, и как только кинули клич, четыре экипажа катамаранов тут же набралось.

Из Тюмени туда ехать далеко, конечно, но в нашей компании есть Юрчик Панченко, у которого имеется собственный небольшой автобус. Симпатичный, с зеркалами, как усики у пчелы. Глянешь на такой, и настроение поднимается. Вот на нём и поехали.

Катамараны? Катамараны с собой возить не надо, они есть на базе 'Пороги', где Тимур уже бывал. В придачу к ним они дают двух инструкторов, которые и еду́ на весь поход закупят, и места для лагеря выберут, и катамараны соберут-разберут и с конечной точки маршрута доставят. А ещё — договорятся, чтобы Юркин автобус безопасно дождался нас в этих самых Лаклах. Так что у Юрчика вечером накануне выхода на маршрут было время даже сварить нам свой фирменный потрясающий глинтвейн.

Не успели мы ещё привыкнуть к жизни на воде, как случилось самое настоящее землетрясение. Гул от земли пошёл, деревья на берегу качались. Видно, довольно сильное землетрясение, если в деревнях, мимо которых мы проплывали, электричество пропало, и перестала действовать мобильная связь. Но мы-то на воде, у нас всё обошлось, а телефоны мы и без того отключили ещё в Порогах, где только 'Мегафон' принимает (и то кое-как). Так что неудивительно было, что в этих самых деревнях на нас все смотрели дикими глазами: тут катаклизм приключился, а мы никуда не подорвались, сплавляемся себе, как ни в чём не бывало.

Нас инструктора сразу предупредили, что с местными мы общаться не будем. Места глухие, всякие случаи бывали. Поэтому и проплывали любое жильё без остановки, а ночевали в безлюдной местности. И дальше до Лаклов плыли уже без приключений.

Первую неприятную весть привезли те самые инструктора и Юрка, забиравшие автобус с 'уазиком', в котором в Пороги поедут разобранные катамараны. Что-то совсем уж непонятное: взрывы какие-то где-то, связь вообще пропала. Только мало ли что тут могло взорваться из-за землетрясения? Газопровод, например. Мы такой проплывали во время сплава. Связь пропала, кстати, не только мобильная: даже радио на карманный приёмничек поймать невозможно. Нет, надо будет на будущее скинуться и купить спутниковый телефон. Люди мы небедные, и можем себе позволить на такие выезды на природу использовать его для аварийной связи.

— Не ждите нас, возвращайтесь, — объявили инструктора.

И то верно! Пока они тут возятся, отдохнём на базе, а потом в баню сходим. Может, хоть в Порогах что-то прояснится.

Устали, конечно. Даже не столько физически, сколько от переизбытка впечатлений. Да только подремать в автобусе нам Тимур не дал. Опять придумал новую прикольную игру, и когда мы подъезжали к Межевому по какой-то раздолбанной деревне, все уже хохотали и перебивали друг друга, чтобы ответить на каверзные вопросы. И откуда он столько энергии берёт? Он ведь все четыре дня носится, будто в нём батарейки 'Энерджайзер'.

— Куда же ты под колёса лезешь?!

Юрка резко затормозил и вильнул так, что мы чуть с сидений не попадали.

— Юра, что случилось?

Это уже Тимка со своего места кричит.

— Какие-то придурки на двух машинах. Они следом за нами из Межевого выехали. Сначала просто на хвосте висели, потом сигналить фарами начали, чтобы я остановился, а теперь подрезать попытались. Вон, опять на обгон идут.

Бабах! Бабах! Да они же из ружья палят! Хорошо, что только в воздух, а не по нам.

— Юра, останавливайся, пока они по автобусу стрелять не начали. Наверное, нас с кем-то перепутали. Сейчас разберёмся и дальше тронемся.

— А где мы уже? — спросил кто-то из девчонок.

Их у нас втрое больше, чем мужиков: ребят четверо, а женщин двенадцать. 'Малинник', как сами парни смеются.

— Да вот уже Сулея, двести метров каких-то, — с досадой бросил Юрец, ставя машину на ручной тормоз.

— Тем более нам ничего не сделают. Люди же рядом! — заверил Тимка.

Две какие-то ржавые колымаги встали перед нами, из них бегут молодые парни.

— Ребята, в чём дело? Вы, наверное, нас с кем-нибудь перепутали. Тут у нас туристы из Тюмени, мы только сегодня маршрут закончили, — выскочив в открывшуюся дверь, пытается урезонить их Тимур.

— Заткнись!

Бейсбольная бита прилетела нашему 'главарю' по рёбрам, и он согнулся пополам.

— Всем выйти из автобуса. Деньги, украшения, ценные вещи складываем сюда! — бросает один из них какую-то тряпку на песок обочины. — Выходим, я сказал! Неясно, что ли?

Да это же беспредел какой-то! Куда только полиция смотрит?! И не ружьё у них, а обрез, его держит в руках бандит, который в автобус заглядывал.

— Я что, неясно сказал? — направляет он на нас обрез. — А ну, пошли из автобуса! Ты первый.

Юрка, вынув ключи из замка зажигания, нехотя спускается по ступенькам, и тут же, как и Тимур, получает битой по рёбрам. Следующий удар по спине.

— Ты почему, сука, сразу не остановился, когда тебе сигналили?

— Карманы выворачиваем! — орёт кто-то девчонкам, спустившимся на дорогу первыми. — Колечки-серёжки — туда! Или мы их вместе с пальцами и ушами снимем. А ты почему цепочку не сняла?

— Не тронь мою жену!

Это же Тимур. С Наташки цепочку, наверно, попытались сорвать.

Бабах!

Господи, да что же это такое? Тимку выстрелом аж отбросило в сторону. В груди огромная кровавая дыра. Наташка заходится в крике, и тут же падает, как подкошенная. Нет, подрубленная: бандит вытирает о её курточку мачете. Наташенька, милая! Да у какой же твари поднялась рука на эту крошечную, хрупкую девочку, всего два года назад родившую Тимке сына?

Парней бьют сразу же, как только они спускаются вниз. Так, что они после этого стонут, не в состоянии подняться. А девчонки... Сначала нас заставили снять украшения, выложить кошельки и телефоны, а теперь ещё и карманы выворачивают.

— Полиция! — крикнула я, увидев едущую в нашу сторону машину с мигалками.

Бандиты только заржали.

— Громче, громче ори! Нет больше никакой полиции. Мы теперь здесь вместо неё!

— Пацаны, там в натуре мусора! — испуганно заорал один из бандитов.

— Бл*дь! Да откуда они взялись? Съё*ываемся!

Первая 'жучка' начала разворачиваться, но не вписалась в ширину дороги, мешая развернуться второй. А со стороны Сулеи из длинной колонны грузовиков вырвались два каких-то джипа. Не доехав до нас метров семьдесят, и полиция, и джипы остановились, и из них выскочили вооружённые люди.

Трррр, трррр, трррр, тррррр.

Я не сразу поняла, что это стреляют из автоматов. От первой машины бандитов только брызги краски и стёкол полетели. А те, кто в ней был, перестали двигаться.

Бабах! Бабах!

Мне даже отсюда видно, как скачут дробины по капоту полицейской машины. Скачут, но не пробивают. А люди успели спрятаться за неё.

Вторая машина бандитов дёрнулась с места, и тут же заглохла, перегородив проезжую часть. Один из них, тот, что был за рулём, выскочил наружу и упал на асфальт.

Тррр, тррр.

Тот, который стрелял из обреза, уткнулся носом в переднюю панель, а на продырявленных пулями стёклах появились брызги крови. Один уцелел, и теперь выглядывает из-за машины. А со стороны наших спасителей в нашу сторону шагает крупный такой немолодой мужик с седым 'ёжиком' на голове. Автомат на шее, ствол опущен, но палец на курке. Нет, это называется спусковым крючком, курок — это другое.

И вдруг бандит прыгает ко мне, хватает меня за волосы и тащит назад, к своей расстрелянной машине. Боже мой, все наши попадали ещё, наверное, как только стрельба началась, одна я, как дура, маячила перед автобусом. Вот он меня и схватил.

— Не подходи! Я её зарежу, если подойдёшь!

От косички я избавилась ещё в старших классах школы, с тех пор предпочитаю свои тёмно-русые волосы стричь в виде каре. Но уроду и этой стрижки хватило, чтобы намотать их на кулак и оттянуть мою голову назад. Да, я довольно высокая для женщин, но девять из десяти мужиков всё равно выше меня. Но только не этот! Врезать бы ему сейчас ногой между ног, но не получится: мне неудобно, больно и... унизительно. И нож у горла маячит.

— Да пох*ю! — равнодушно фыркает седой. — Я её впервые в жизни вижу.

Ах, так, да? Какая же он сволочь! Да и морда у него ещё более бандитская, чем у того, который нож у моего горла держит.

— Я её точно зарежу!

У подонка истерика, он, того и гляди, пырнёт мне в шею, даже кровь из-под острия ножика потекла. Глаз с подошедшего не сводит, меня разворачивает, чтобы прикрыться от 'спасителя', который не обращает на нас никакого внимания, а подошёл рассматривать лежащего на спине Тимура. У меня от ненависти к обоим даже голова закружилась и ноги подкашиваться начали. Просто почувствовала, что куда-то плыть начинаю, в глазах темнеет.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

— Ну, я пошёл!

— Не боишься, что он тебя подстрелит?

— У него нет огнестрела. Если бы был, то он бы уже стрелять начал. Тот жмур, что в машине, пытался обрез перезарядить, но не успел, а у этого времени было, хоть залейся.

Не успел Вадим и десяти метров пройти, как бандит выскочил из-за машины, схватил растерянно топчущуюся перед автобусом девушку и, прикрываясь ей, снова укрылся за старенькой 'восьмёркой'.

— Не подходи! Я её зарежу, если подойдёшь! — крикнул он Скифу.

— Да пох*ю! Я её впервые в жизни вижу.

Жаль, конечно, девчонку, если отморозок действительно полоснёт её по горлу ножом. Но тогда лишится живого щита, и ему сразу поплохеет от интоксикации свинцом, обильно сдобрившим его организм. Пока же Скуфеев демонстрирует полное равнодушие к бандиту: повернулся спиной, подойдя к лежащему на обочине телу. А ублюдок разворачивает девушку так, чтобы она прикрывали его от Вадима.

Я, конечно, не снайпер, но с человеческую голову с семидесяти метров не промажу. Ещё чуть-чуть повернись. Вот так!

Вдруг голова девушки стала опускаться, а бандит ещё откинулся назад, пытаясь её удержать. Щёлк!

Входное отверстие от пули, калибром 5,45 мм с такого расстояния не различить. А вот брызги, вылетающие из выходного, видны хорошо. Только... почему девушка-то упала? Неужто говнюк всё-таки успел её ножом чиркнуть?

Автомат не опускаю, пока иду к автобусу. Мало ли? 'Контроль' расстрелянных нами бандитов ещё никто не производил, а на моей памяти разные случаи бывали.

Вадим уже шлёпает по щекам девушку.

— Давай, приходи в себя. Всё уже хорошо.

Значит, просто обморок. Ну, слава богу! Хоть не я накосячил!

— Скотина! Ему, значит, всё равно, зарежут меня или нет!

Знатную пощёчину она влепила Скифу, как только оклемалась! И голос сразу прорезался! Но Вадим только рассмеялся.

— Ну, теперь вижу, что у тебя всё в порядке. Держись за руку и вставай!

— Убери свои поганые ручонки, подонок! Без твоей помощи обойдусь!

С тем, что это за люди, разобрались быстро. Оказалось, наши попутчики, на базу 'Пороги' возвращаются со сплава по Аю. И с бандитами тоже всё прояснили два мужика, подошедшие из ближайших домов.

— Васька Морозов и Колька Самусёв, — кивками показал один из них на тех, которые пытались смыться на 'восьмёрке'. — Межевские. Всё из себя приблатнённых корчили. Мужики, а что вы с машинами делать собираетесь? Нам на запчасти их не отдадите?

— Да забирайте, — махнул рукой Вадим. Только при условии, что вы сейчас ребят, которых они убили, похороните по-человечески.

— Это мы мигом! — обрадовался местный. — Петруха, беги за лопатами!

— Что значит 'похороните сейчас'? — взвилась та, которая успела побывать в заложницах. — А кто справку о смерти Наташи и Тимура выпишет? Кто расследование разбойного нападения проведёт? Я требую, чтобы вы немедленно вызвали 'Скорую помощь' и представителей уголовного розыска!

— Девушка, вы с какого дуба рухнули? — угрюмо глянул на неё Вадим. — Какой вам уголовный розыск? Какая 'Скора помощь'? У нас атомная война с НАТО, полстраны разбомбили. Те полицейские, которых бандиты не перебили, по домам прячутся. Ничего не работает — ни учреждения, ни предприятия, ни даже железная дорога.

— Что вы несёте? — начала было девушка, но, глянув на лица подтянувшихся гаишников и уныло опустившего голову местного, осеклась. — Правда, что ли?

— Правда, правда! — тяжко вздохнул местный. — Люди говорят, даже возле Месягутово что-то упало. Там раньше холм был, с которого дорога спускалась к селу, а теперь ямища огромная на его месте.

— Там-то что такого, что бомбу не пожалели? — удивился Рашид. — Я понимаю — Миасс, Златоуст, Трёхгорный, которые на оборонку работали. А Месягутово? Это же жопа мира. Даже в масштабах Башкирии.

— Хрен его знает, — пожал я плечами. — Может, просто сбой в целеуказании произошёл. Думаешь, американская техника настолько совершенная, что никогда не глючит? Щас!

Пока сулеинские мужики копали неглубокую могилку для погибших мужа и жены, Вадим дал распоряжение перегрузить обещанную тонну крупы в какую-нибудь из наших машин.

— Не надо ничего перегружать! — заявил сибиряк. — Я решил: я с вами е́ду.

Нападение бандитов на автобус убедило ещё два экипажа грузовиков. Остальные упёрлись. Ну, и бог с ними!

Погибших ребят зарыли, установив на могиле колышек с импровизированной табличкой, на которой написали их имена.

— Ну, всё! Трогаемся! — распорядился Вадим и спросил водителя автобуса, которому, похоже, сломали рёбра. — Сам-то сможешь довести до Порогов?

— Смогу, если небыстро будем ехать. Я уже рёбра ломал, знаю, что при тряске так болеть начинает, что выть хочется.

— Небыстро! У нас в колонне такие раритеты есть, что просто не могут мчаться, как угорелые.

Теперь я возглавлял колонну, играя роль передового дозора. Вплоть до Романовки всё было тихо и спокойно. Даже признаков начинающегося беспредела, вроде разбитых магазинов. А возле Романовки обратил внимание на то, что несколько человек что-то вытаскивают из вагона остановившегося на перегоне грузового состава. Даже грузовик туда подогнали, чтобы побольше уволочь. Но на меня внимания не обратили, и это хорошо. Значит, и на колонну не нападут. Хотя я всё-таки подождал, пока она подтянется поближе.

Ещё восемь километров, и я снова увижу свою дочку! Неужто когда-нибудь закончится этот безумный, неимоверно длинный день?

Аня Щукина

Я уже вся извелась: Витя обещал вернуться ещё позавчера, но как в воду канул. Ну, ладно. Мог задержаться на день: он говорил, что едет на эту рыбалку ради переговоров с серьёзными людьми. Могла машина в дороге сломаться. Но всё равно можно же было хоть как-то меня предупредить!

Впрочем, как тут предупредишь? Любая связь с внешним миром пропала после позавчерашнего землетрясения.

— Наверное, репитер мобильной связи 'навернулся', — предположила Юля, администратор турбазы.

Здесь, в Порогах, принимает только 'Мегафон', но теперь даже значок 'SOS' на экране мобильника не светится. И что делать?

Наш-то домик землетрясение пережил нормально. Только иконы с полки в 'красном углу' попадали, да извёстка на печи в паре мест отшелушилась. А на водосбросе ГЭС, говорят, пара каменных блоков вывалилась.

Племянник Данилова, Саша, первый день тоже не беспокоился. Им-то с подружкой чего? У них любовь-морковь, они друг другом увлечены. Фактически целыми днями где-нибудь гуляют, и лишь к вечеру в дом приходят. Но и он вчера задёргался.

— Слухи какие-то непонятные. Народ, ездивший за продуктами в Бердяуш, чуть ли не про войну болтает. Купить что-то удалось только в Романовке. Говорят, по Бердяушу толпы народа бегают, магазины грабят.

Это не про ту ли войну мне Виктор рассказывал? Да нет! Он говорил, что, по его прикидкам, обстановка ещё недели две-три должна накаляться, прежде чем рванёт. Если, конечно, у политиков не хватит ума остановить всё в последний момент, как уже было во время Карибского кризиса. У нас, слава богу, продуктов ещё дня на три хватит. Холодильник работает, электроплита тоже. Электростанция-то здесь своя. И деревенские с момента её постройки за электроэнергию не платят. Коммунизм просто!

Самое тревожное, что Санька вчера вечером из дровяного склада принёс в свою комнату автомат. Я не заметила, а Тёмка обратил внимание. И избу на засов закрыл, когда мы спать ложились. А сегодня с утра не выдержал и сам на своём 'Пежо' в Бердяуш отправился. Вернулся сам не свой.

— Там действительно чёрт знает что творится. Меня на въезде в посёлок какие-то перцы с оружием пытались остановить. Начал сдавать назад, а они из ружья по мне пальнули. Хорошо, что дробью, а не пулей или картечью. Пока разворачивался, они прыгнули в машину и попытались за мной погнаться. Пришлось им под колёса из автомата шмальнуть. Сразу передумали! А возле Романовки люди вставший товарняк дерибанят, — загнав машину во двор, рассказал он.

Всё! До того момента, пока Витя не вернётся, Артёму и Любке никаких прогулок по посёлку! Вон, двор есть, огород.

А если вообще не вернётся? Если такое в занюханном Бердяуше творится, то где гарантия, что он не нарвался на каких-нибудь бандитов в Миассе или где-то по дороге? Нет, не может такого быть. Не хочу в такое верить. Любашка только-только отца получила, а теперь опять без него останется?

Про то, что её отец на войне погиб, я соврала дочке, как только она начала вопросы задавать, почему у других ребят из садика папы есть, а у неё нету. А что ещё отвечать? То, что мама на старости лет мозги потеряла и нагуляла её с заезжим хахалем? И с Тёмкой поговорила, чтобы он то же самое сестре рассказывал. Тот взрослый, тот понимает.

— А почему ты замуж за него не вышла, если говоришь, что любила его?

— Не знаю, сынок. Может, и вышла бы, если бы ему не нужно было уезжать: он же сюда в отпуск приезжал. Я же только потом поняла, что беременная, когда он уже уехал. А сначала подумала, что легче будет отвыкать от него, если не сильно к нему привяжусь. Вот и запретила ему ко мне приходить.

Объяснить Любе, почему 'погибший' папа вдруг живым оказался, было проще: сообщили, мол, что он погиб. А он живой остался, хотя и был ранен. Тем более, повязка на боку на ране от миномётной мины имеется. Будь ей не пять лет, а, скажем, десять, она бы ещё задумалась, как это рана так долго не зарастала.

Папой называть Виктора она стесняется. Либо 'он', если со мной разговаривает, либо 'ты', когда к нему обращается. Но тоже ждёт. Не ждала бы — не донимала бы меня вопросами: 'А когда он приедет?', 'А почему он так долго не возвращается?'

— Не знаю, дочка. Сама беспокоюсь.

Забегала сегодня Юля, администратор турбазы. Тоже беспокоится за мужа (уж не знаю, официального или гражданского) Сергея, который ушёл на сплав с туристами из Тюмени. Но он-то ещё не просрочил время, когда вернуться должен, у группы только сегодня маршрут заканчивается.

— Вы только хотя бы за сутки предупредите, если захотите отдых продлить. Или, может, вам удобнее будет в само здание базы перебраться, когда эта группа уедет? Клиенты у меня все разбежались, новые не едут. Завтра тюменцев проводим, и вовсе вдвоём с Серёгой на базе останемся. Если собак и кошек не считать.

Да уж! Собаки на базе славные. Две овчарки, дворняга, тоже похожая на овчарку, и белоснежный красавец самоед. Молодой, меньше года, но уже здоровенный. И самое главное — ласковый. Любашка сначала его опасалась, а потом, когда оба разыгрались, просто влюбилась в лохматую псину.

Кошек тоже четыре: чёрный здоровенный котяра, который приходит ночевать в дом не каждый день, чёрно-белый личный кот Юли, трёхцветная старая кошка, которая всех 'строит', и молодая пятнистая кошечка 'дворовой' раскраски, но с обалденными бирюзовыми глазами. Я ни разу таких глаз у кошек не видела!

Так что Любку, которая просто обожает всякую домашнюю живность, в предыдущие дни с базы не вытянуть было. Она и сегодня туда рвалась, да я запретила по улице шляться. Страшно! За детей страшно. Кто знает, может, и сюда какие-нибудь отморозки нагрянут? Вот и прислушиваюсь к каждому звуку, доносящемуся с улицы.

Кажется, мотор...

— Мама, мама! Папа приехал!

Не может быть!

Действительно, за окном знакомый 'Патриот'. Только грязный, запылённый. И Витя к воротам идёт. В камуфляже и с автоматом на плече.

Во дворе меня уже опередил Сашка: они со своей девочкой 'мурлыкали' на крылечке, и звук мотора слышали даже раньше, чем я.

— У вас всё в порядке?

Даже по лицу Витьки видно, что он устал. А запах от автомата нехороший, химическим дымом от него пахнет. Как пахло оружия Саши, вернувшегося из Бердяуша.

— Нормально всё, — жамкнув руку двоюродного брата, отвечает наш 'охранник'.

— Папа! Ты почему так долго не приезжал?!

Эту картину надо было видеть! Капся в комбинезончике и огромных калошах, в которые впрыгнула, выходя на крылечко, упёрла руки в боки и грозно смотрит на здорового мужика в камуфляже. Надо же! Впервые его папой назвала!

— Извини, дочка, задержался, — виновато развёл руками Виктор и, улыбаясь, обнял меня. — Дорога трудная была.

— Я на тебя обиделась! И мама с Тёмой тоже! — задрала она вверх кнопку носика и демонстративно потопала в дом.

Ещё моторы на дороге. Много моторов. Данилов почувствовал, как я напряглась.

— Это наши. Теперь уже всё будет хорошо. По крайней мере, для нас.

А по дороге мимо распахнутой калитки всё едут и едут машины. Самые разные, от легковушек до огромных грузовиков с полуприцепами. Где же они все поместятся там, возле плотины?

Вадим Скуфеев, Скиф

— Девушка, нам нужны ключи от номеров. И от ворот гостиницы тоже. Все ключи, какие есть у вас.

Гостиница в Порогах

Женщина лет сорока даже растерялась.

— Вы хотите сказать...

— Я хочу сказать, что мы экспроприируем гостиницу для своих нужд.

Короткое движение руки под столом. Тревожную кнопку, что ли нажала? Ну, ну! И пенсионер в чёрной форме с надписью 'Охрана', подпирающий стенку в углу фойе, напрягся, переместив ладонь на ручку резиновой дубинки.

— Не надо, батя. Тебе это не поможет, а бить тебя я не хочу: нам ещё вместе жить и жить. Так зачем с порога отношения портить? Что там с ключами, девушка? — повернулся я к администратору.

— Как вы смеете сюда врываться, что-то требовать, да ещё и угрожать сотрудникам, находящимся при исполнении служебных обязанностей? У гостиницы, между прочим, есть хозяйка. Это частная собственность. Я полицию вызвала!

— Девушка, можно чуть поменьше пафоса? Я — человек терпеливый, и поэтому объясняю вам доступным языком. Хотя кто-то более нервный мог бы вас просто взять за шиворот и выволочь из вашего закутка. Во-первых, минуту назад у этой гостиницы сменился собственник. Теперь ею владеет не госпожа Загнобко, а... Ну, пусть это называется 'Община Пороги'.

— Колхоз, — засмеялся стоящий у меня за спиной Виталик Ярулин.

— Да хоть артель 'Красная синька' или 'Большое дышло'! — фыркнул я. — Во-вторых, я, как руководитель этой самой общины, предлагаю вам обоим сохранить рабочие места в данной гостинице. Штатное расписание, конечно, будут пересмотрено, поскольку в охраннике и портье мы больше не нуждаемся, но по нынешним временам любая работа — это огромное благо. В-третьих, даже если нажатая вами тревожная кнопка сработала, то выехать на сигнал тревоги никто не сможет. В Бердяуше и Сулее полиция разбежалась, в Сатке, похоже, перебита 'благодарными' гражданами. В-четвёртых, я даже сомневаюсь в том, что прежняя владелица гостиницы на момент смены собственника была жива. Насколько я помню, она постоянно жила в Челябинске, а Челябинск, как и многие другие города Российской Федерации, два дня назад подвергся ядерной бомбардировке со стороны США.

— А ты не брешешь? — округлил глаза охранник.

— Брешут, батя, собаки в доме наискосок отсюда. Что осталось от Миасса и Златоуста после ядерных ударов, я видел собственными глазами. Как и то, что происходит в Бердяуше, Сатке и Сулее. Не веришь мне — сходи на турбазу к ребятам, у которых бандиты на окраине Сулеи двух человек завалили. Ядерный гриб над Трёхгорым и Юрюзанью видела пара человек из приехавших с нами людей. Про то, что разбомбили Челябинск, они слышали по радио, а про атомную бомбу, которая упала неподалёку от Месягутово, нам сулеинские мужики рассказали.

— Да что ж теперь будет-то? — ахнула администратор.

— Если коротко и без мата, то капец придёт. Всем, кто не хочет держаться в куче с теми, кто сможет их защитить и организовать жизнь в новых условиях.

На турбазу я послал Витю Данилова, когда он убедился, что у его подруги с детьми всё в порядке.

— Представляешь, дочка меня сегодня впервые папой назвала! — сиял он.

— А у тебя там дочь, что ли, была? Ты никогда не рассказывал, что у тебя дети есть.

— Да я и сам не знал, пока к Ане, той самой доктору, которая ко мне на вызов приезжала, не закатился, — признался Витька.

А я о своих стараюсь не думать. Дочки-погодки выросли и разлетелись. Одна в Финляндию, другая в Италию. Жена укранулась на старости лет, и я, после того как из Харькова сбежал, с ней лишь пару раз по телефону разговаривал. Обидно: больше двадцати лет вместе, две войны меня ждала, а тут такое помутнение с ней приключилось...

Почему Данилова на турбазу? Да та девица, которую бандит пытался использовать в качестве живого щита, очень меня невзлюбила за херню, что я молол, пока бандюка отвлекал. А Витю, прострелившего ему башку, наоборот, зауважала. Прямо как в загадке, чем белочка отличается от крысы. Не знаете ответ? В общем-то, большой разницы между ними нет, но у белочки пиар лучше. Так и у нас с Кипчаком: большой разницы между нами нет, но бабы на его седеющую бородку конкретно западают.

Охранник ожидаемо оказался местным жителем, и ему вместе с администраторшей нашлось собственное задание — собрать всех жителей Порогов на сход. Таких к неработающему киоску с вывеской 'Продукты' собралось семь семей. И две семьи дачников, застрявших в посёлке после дурных вестей из Бердяуша.

Эти оказались самые упёртые. Особенно бабы. А им ничего не надо: овощи у них выросли, скоро убирать нужно будет, на них зиму и проживут. Охранять посёлок они не просили, поэтому никакой картошки 'в общий котёл' сдавать не будут. И вообще 'врёте вы всё': и про бандитов, и про разграбленные магазины, и про атомную войну. Сами вы бандиты! На них уже деревенские шипеть начали, чтобы те шли домой, если им ничего не нужно, и не мешали разговору. Не идут!

— Ну, раз мы бандиты, то не обижайтесь, если конкретно с вами будем вести себя, как бандиты, — внешне спокойно, хотя внутри меня уже трясло от бешенства, предупредил их я.

Одна после этих слов сразу же язык в задницу засунула, а вот вторая устроила римейк интернет-ролика 'звони в полицию'. И мужик её подключился.

— Ша! — рявкнул на них я. — Вам конкретно даю 24 часа на то, чтобы вы исчезли из Порогов. Время пошло! Если завтра к этому времени вы всё ещё будете в посёлке, то прикажу насильно вывезти вас за шлагбаум в том, в чём стоите.

— Да кто ты такой, чтобы нас отсюда выгонять? Это мой дом, я его пятнадцать лет назад купил! Ты хоть знаешь, какие у меня друзья? Да я только свистну, и ты будешь драпать отсюда, усераясь на бегу!

— Уважаемый, с вами на сегодня разговор окончен. Желаю вам приятного отдыха сегодня, а завтра — плодотворного общения с вашими друзьями.

Витя Данилов тоже подчёркнуто спокоен и даже, как будто бы, вежлив.

— А пока не мешайте разговаривать тем, кому есть о чём поговорить. Не провоцируйте нас, пожалуйста. Мы люди нервные, неуравновешенные. Бандиты, одним словом. Можем и вспылить. И тогда к четырём трупам, которые я сегодня на свой счёт записал, может ещё два добавиться. Идите, уважаемые, идите! — положил он руку на пистолетную кобуру.

— А что за шлагбаум-то? — поинтересовался кто-то из местных, когда бузотёры ушли.

— Его сейчас устанавливают ребята, которых мы оставили на дороге в пикете, — пояснил я. — Пока просто жердина на двух столбиках, потом что-то более серьёзное поставим, чтобы никто посторонний бесконтрольно в посёлок не явился. Вы же не захотите проснуться среди ночи от того, что кто-то к вам в дом с обрезом в руках ломится? Вот и приходится всякую всячину выдумывать, чтобы не получилось как с 'дальнобойщиками' у Берёзового Моста.

— Думаешь, жердина кого-то остановит, если ему очень нужно будет.

— Жердина не остановит. А табличка с надписью на ней 'Осторожно: мины' кое-кого заставит подумать, нужно ли соваться туда, где его не ждут. Сегодня, конечно, там ещё никаких мин нет, но завтра будут.

— А ездить как, если там мины? Ходить как? А если корова забредёт или детишки?

Женщине, задавшей этот вопрос, на вид лет сорок пять или чуть больше, и к ней жмутся две долговязые девчушки лет одиннадцати-двенадцати. Рыженькие, шустрые. Эти точно могут куда-нибудь не туда сунуться!

— Мины в наше время умные стали. Им и приказать можно, когда надо реагировать, а когда нет. Едет или идёт свой человек, дежурный щёлкнул выключателем, и иди или проезжай свободно. Незваный гость явился? Будь добр доложить, кто такой, и чего тебе нужно. Попрёшь без спросу с дурными намерениями — не обессудь.

Естественно, не стал я рассказывать ни про то, что вдоль дороги будут вырыты стрелковые ячейки, ни про то, что установим фугас на мостике, который обойти и объехать нельзя, ни про будущую засеку с растяжками ещё в одном месте. Мы с Костяном это ещё в первый наш приезд наметили, и в ближайшие дни наши задумки нужно будет воплощать. Может, Рощин что-нибудь подскажет: он на погранзаставе служил, толк в организации скрытного наблюдения и обороны объектов малыми силами знает.

После ухода истеричек-дачниц разговор пошёл конструктивнее. Деревенским долго объяснять не надо, что без магазинов, без подвоза товаров, без защиты от грабителей, без помощи друг другу нам грядущую зиму не пережить. На одной картошке сотня рыл, которая теперь будет обитать в Порогах и Постройках, до весны не протянет. А с прочими продуктами у нас жопа! Но даже те, что мы с собой привезли, ещё и сохранить надо.

— Так что на завтра план действий у нас следующий: мы с водителями на нескольких машинах едем заниматься грабежом. Олег Петрович, — кивнул я на пенсионера-охранника, которого тут же на сходе и выбрали старшим над 'местными'. — Организует работы по кормёжке приезжих и наведению порядка на стоянках для грузовиков. Дмитрий Рощин руководит очисткой и подготовкой под склад каменного здания возле электростанции. А ещё подыскивает материалы и место для навеса, под которым будут храниться грузы, которые можно держать на улице. Большая просьба, мужчины и женщины, активно включиться в эти работы: до начала осенних дождей надо убрать продукты в помещение, а всё прочее — под временную крышу.

Юля Короленко

— А кто они вообще, эти люди?

Света пожала плечами.

— Из разговоров поняла, что Виталий — тот, который в камуфляже из квадратиков — сотрудник военкомата, майор. В милицейском камуфляже — начальник отдела внутренних дел, тоже майор. Который с бородкой, Виктор, и главный среди них, Вадим, военные, воевали в Донбассе. Виктор вообще ещё рану не залечил. Пожилой на 'уазике' — его дядя, просто водитель. Они вместе на рыбалке были, когда рвануло. А остальные к ним уже по дороге присоединились.

Помню я этого Вадима. Вместе с молодым парнем они дней десять назад сюда приезжали. Лицо у него больно уж запоминающееся. Особенно — тяжёлый взгляд, от которого мурашки по коже. Он тогда ходил по базе, смотрел, расспрашивал всё так подробно, что я даже подумала, не собирается ли он выкупить её у Лены, хозяйки. Только теперь догадалась, что они с Виктором, у которого жена и дети в домике от базы в посёлке живут, заранее готовились сюда приехать.

— Я тоже так поняла, что заранее. Они и людям говорили, что у них есть место, где можно будет безопасно пережить катастрофу. Ой, что это? Опять землетрясение, что ли?

Действительно тряхнуло. Не так сильно, как позавчера, но посуда на кухне зазвенела и круги по чаю в чайных чашках пошли.

— Страшно, — сжалась одна из тюменских девчонок.

— А про атомные бомбы — это правда?

Сашка осталась главной у тюменцев после того, как погибли Тимур и его жена.

— Правда. Миасс, конечно, я не видела, а на то, что осталось от Златоуста, посмотрела. И на людей, попавших под радиацию, тоже. Там, на трассе, их сотни, лежат. По дороге целая вереница прочь от города тянется. Вчера тянулась. Сегодня уже никого нет: либо ушли, либо умерли.

— Ты так спокойно об этом говоришь, — возмутилась небольшая, пухленькая девушка, Марина, кажется. — Я, когда на мёртвых Тимура и Наташу смотрела, чуть в обморок не упала.

— Привыкла, наверное, — грустно улыбнулась Света. — Ты только сегодня вблизи трупы увидела, а я за два дня так на них насмотрелась! За всю предыдущую жизнь столько не видела.

— Это ты про Златоуст? — уточнила я.

— Не только. Про Златоуст, про Берёзовый Мост, где уголовники десятка два водителей перебили. А потом и сами полегли, когда ребята мимо них с боем прорывались. Про кафе на перевале, где другие бандиты зарубили топором охранника, напарника Вали.

Две девушки-погодка, приехавшие с колонной, дружно закивали, а женщина с перевязанной головой всхлипнула. Бедная! Просто чудом спаслась: Света рассказала, что машина грабителей умчалась, как только те увидели приближающуюся колонну.

К ней и парням из Тюмени Виктор привёл свою жену, оказавшуюся врачом-травматологом. Так что у меня в помещении базы теперь не только 'бабий батальон' обосновался, но и лазарет размещается. Аня попросила выделить две комнаты для больных и одну — для хранения лекарств и медицинских материалов. 'Бандиты', оказывается, и об этом заранее побеспокоились. А Виталий, который, как я поняла, в военкомате был связан с гражданской обороной, объяснил, как правильно принимать йод, чтобы защититься от радиации.

Мы весь вечер топим баню. И завтра будем топить. И, похоже, теперь каждый день. Мало того, что у меня все комнаты базы заняты, так ещё и гостиница забита. Люди с дороги, всем хочется отмыться, вот и договорились: сегодня женский день, завтра мужской. Только для моего Серёжки исключение сделали, да и то потому, что мы с ним последними идём париться. Он ведь тоже, как и Женька Старостин, три дня в походных условиях жил.

Серый сегодня молчаливый. И не только из-за того, что устал. Он-то сам видел расстрелянные машины бандитов на въезде в Сулею, кровищу на асфальте в том месте, где ребят из Тюмени убили.

— Нам же автобус и 'уазик' в Лаклах отдавать не хотели! — рассказал он уже в бане. — Мы с Юркой в драку полезли, и только тогда Гулеев борзеть перестал. Люди как взбесились! Двое суток прошло, как власть пропала, а они уже одичали. Романовские поезд грабят, который рядом с деревней на перегоне встал. Бердяушские туда не подтянулись только потому, что у них самих станция составами забита.

— Зато эти, пришлые, туда собираются.

И тут Короленко меня просто убил!

— Ты же не скажешь, что это плохая мысль? Я, наверное, тоже поеду на своём 'газончике'.

Главный вопрос, конечно, был в том, как вести себя с приезжими. Очень не нравится то, как они здесь распоряжаются. Всем порожским не нравится. Люди просто растерялись, спасовали перед их напором. Нет, не только перед напором. Вообще растерялись из-за того, что произошло. А тут приходят какие-то перцы с бугра, которые говорят, что знают, как действовать. И уже начали действовать. Вон, охрану на въезде в посёлок поставили, продукты выдали на кормёжку ребят из Тюмени.

Я, конечно, съязвила по поводу этой охраны, мол, толку-то от неё, но Серёжа меня срезал:

— А что бы ты делала, если бы среди ночи на базу ворвалось человек пять с битами и обрезами? А у этих оружие.

Это да! Оружие. Как мне кажется, люди согласились им подчиняться ещё и из-за этого самого оружия. В общем, после бани, наверное, целый час мы с Короленко, лёжа в нашей спальне, разговаривали. И пришли к согласию в том, что посмотрим, как дела у этих пойдут. Что-то не так будет — просто уедем куда-нибудь. В ту же Романовку, например, в Чулковку или в Асылгужино. Или вообще в Иструть, к монахам. Ну и что, что я мусульманка, а в паспорте у меня записано имя Юлдуз? Надо будет — крещусь. А монастыри даже самые отморозки не трогают.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Аня очень удивилась, почему нам так рано выезжать на 'мародёрку', буквально с рассветом.

— Чтобы конкурентов опередить, — пояснил я. — Ты же понимаешь, что если кто-то раньше там окажется, то нам их прогонять придётся, а это уже чревато большой разборкой.

Ну, да. Нашу толпу, да ещё и вооружённую, сложновато будет прогнать. Так что неплохо пошаримся по вагонам и контейнерам и сможем самые жирные куски урвать. Мужики из Романовки, насколько я помню, только три или четыре вагона вскрыть успели, а остальные ещё нетронутыми стояли.

Удивилась, но не стала возражать и по поводу того, что я Артёма собрался взять с собой. Даже одобрила:

— Вот именно! Пусть от дурных мыслей отвлечётся.

Какие только дурные мысли могут быть у семнадцатилетнего парня?

— А ты думаешь, он не переживает из-за тех вестей, которые вы привезли? Он же не в вакууме жил, у него в Миассе друзья-подружки есть. Были, — поправилась Анюта. — Дедушка с бабушкой, наконец.

Про себя — ни звука. Только слеза с её щеки мне на грудь капнула.

Не знаю, специально машинист электровоза тормозил состав так, чтобы его середина пришлась на платформу 1880-го километра, или случайно так получилось, но мужикам из Романовки повезло. Подход к вскрытым вагонам оказался очень удобным. Вот они и 'порезвились': полвагона сахара в мешках — как не бывало! В вагоне с мукой осталось, наверное, всего тонн двадцать этого ценнейшего по нынешним временам продукта. Цемента тоже чуток потянули, но с ним пришлось повозиться: он уже в стороне от удобного для разгрузки места.

И вообще я погорячился, говоря про то, что романовские только три или четыре вагона вскрыли. Не меньше десятка! Да только в других вагонах оказалось то, что им не очень-то интересно: кафельная плитка, например, простенький сантехфаянс, бобины с силовым кабелем.

Сантехника, конечно, нам в таком количестве ни к чему, а вот по кафельной плитке есть у меня идеи. И пара бобин с кабелем в хозяйстве не помешает. Но не сейчас. Не первоочередная необходимость. Нам сейчас продукты нужны. Просто позарез нужны! Поэтому Камаз и 'колун' мы загнали под погрузку на другую сторону железнодорожного полотна. Пришлось для этого повозиться, сооружая переезд через рельсы немного в стороне. А пока бригада 'биндюжников' заканчивала 'чистку' вагона с мукой, я с Вовкой Пуресиным и водителем Исузу 'Красного и белого' занялись вскрытием контейнеров. Спасибо Андрюхе, этому самому водиле, подсказавшему, что, исходя из его опыта общения с железнодорожниками, самое ценное перевозится как раз в контейнерах. Пуресин же обеспечивал нас инструментом: запасливый мужик, у него не только домкраты, ломик и кувалда для этого нашлись, но и что-то вроде огромных ножниц по металлу. Для перекусывания специальных контейнерных замков-пломб.

А тут сразу густо пошло! Бензо— и электроинструмент 'Штиль'. Как говорится, именно то, что доктор прописал. Столовая посуда. Часть, конечно, прихватим, а остальное пусть забирают все желающие. Автозапчасти. Ну, над этим водилы головы ломать будут. Трёхтонный контейнер с тканями. Берём! Через год-другой это будет огромным дефицитом. Такой же 'ящик' с бытовой химией. Тут без бутылки не разберёшься. Сигареты. Хер что оставим! Пусть другие самосад курят, а мы у них будем 'табачные деликатесы' на еду выменивать.

После вскрытия очередного двадцатитонного контейнера я вообще дар речи потерял.

— Скиф Кипчаку.

— На связи. Что у тебя там стряслось?

— Медикаменты. До хрена! Камаз уже загрузили?

— Заканчиваем.

— Сейчас Пуресин прибежит за своим 'колуном'. Посылай всех грузчиков сюда. Это оставлять нельзя ни в коем случае!

— Понял. У меня тут тёрки с местными. Чем-то с ними придётся поделиться, чтобы не залупались.

— Только после того, как мы сливки снимем. Так и скажи им, что вся ночь в их распоряжении.

Сюда бы, конечно, Аню со справочником Видаля, но некогда, некогда копаться с названиями препаратов. Это нужно сегодня вывезти, пока 'конкуренты' не прочухали!

Двадцатитонник — это вовсе не 20 тонн веса, это 30 кубометров объёма. Точнее, примерно на треть меньше, если учитывать, как конкретно этот контейнер заполнен. Но тоже отлично! Особенно — если учесть, что контейнер формировался крупнейшим российским дистрибьютором медпрепаратов 'РОСТА'. Значит, ассортимент в нём богатейший.

Пока Пуресин бегал к машине и гнал её по колдобинам назад, мы с Андреем вскрыли последний из контейнеров. Ничего интересного — обтянутые упаковочным пластиком бутылки с 'Кока-Колой'. Теперь можно к вагонам перейти.

Цистерны с серной кислотой обходим десятой дорогой. Не дай бог, эта дрянь разольётся и в реку попадёт! В пятивагонной рефрижераторной секции молотят дизельные агрегаты, поддерживающие заданную температуру. Значит, бригада, обслуживающая технику, ещё не разбежалась, в отличие от экипажа локомотива.

— Мужики! Вы там живы ещё? — стучу я ломиком по обшивке вагона с окошками.

За одним из них появилось человеческое лицо, а через минуту рама окна чуть-чуть опустилась.

— Ну, чего вам?

— Вы там ещё не вспотели? — 'на все 32' улыбнулся Андрей.

— А тебе-то какое дело?

— Да мы тут вагоны грабим, вот и хотелось бы узнать, что у вас на борту. Стоит ли ваше хозяйство взламывать?

— Да пошли вы!

Мужик уже собрался поднимать окошко.

— Подожди, — вступил я в разговор. — Действительно дело есть.

— Так говорите по делу. И вообще: что тут стряслось? Трое суток стоим, публика всякая, вроде вас, лезет...

В мой рассказ ни он, ни другие, подошедшие к окошку, верить не захотели.

— Ну, как хотите. Мы не торопимся, нам ещё содержимое других вагонов — грабить, не переграбить. У вас пока топливо для генераторов есть. А когда жратва закончится, обращайтесь. Поделимся. В обмен на содержимое ваших вагонов. Главное — не нарвитесь на кого-нибудь менее терпеливого.

Два механика, знакомых с дизельными двигателями и холодильным оборудованием, вполне могут нам пригодиться. Да и начальник секции наверняка во всём этом 'волочёт'. Лучше уж пусть сами созреют, чем их силой заставлять на нас работать.

Медикаменты, электроинструмент, сигареты и ткани — это прекрасно. Но нам продукты, продукты нужны! По зарез нужны! Хотя бы до тех пор, когда крестьяне из деревень начнут продавать картошку и домашние заготовки.

Камаз, гружёный мукой, уполз в сторону Порогов ещё полчаса назад. Вместо него вернулся 15-тонный фургон 'Вольво', который теперь пытаются вклячить вплотную к контейнеру с медикаментами, а муж администратора базы с напарником закончили кидать в кузов 'газончика' мешки с сахаром и тоже двинулись вслед за битком набитым картонными коробками 'сто пятьдесят седьмым'.

— Устал? — потрепал я по голове Тёмку, присевшего на рельсы между контейнерными платформами.

Старая истина: хочешь добиться хороших отношений с разведённой женщиной, установи хорошие отношения с её детьми. С Любашкой проблем нет, у неё, наконец-то, папа появился. И не названный, а настоящий. А вот Артёму я никто. Любовник его матери. Далеко не первый на его памяти. И не важно, что парень действительно мне нравится.

— Не очень. Мешки с мукой тяжёлые были, — показал он на впитавшуюся в лёгкую курточку мучную пыль. — А коробки с медикаментами — ерунда.

Где только это всё хранить? Скоро дожди зарядят, потом и снег выпадет, и ни крупам, ни муке, ни сахару, которыми мы уже разжились, от влаги не поздоровится.

В хвосте состава ещё две платформы с контейнерами. Надо и туда наведаться.

А Скиф с Санькой Рощиным и Виталиком Ярулиным всё ещё 'перетирают' с недовольными местными мужиками. У всех троих автоматы, так что деревенские, как бы сердиты ни были, силой ломиться к составу не станут.

В ещё одном двадцатитоннике — турецкая электрофурнитура. Розетки там всякие, выключатели, удлинители. Но самое ценное — рулоны телефонного провода. Не старая добрая советская 'полёвка', конечно, но всё же. Причём, изрядное количество. Теперь точно можно будет протянуть 'воздушку' от нашего импровизированного КПП на въезде в деревню до гостиницы: рация между этими точками 'не берёт', гора мешает. А уж пару военных полевых аппаратов 'с крутилкой' со временем добудем. На крайний случай, можно и с обычными дисковыми аппаратами извратиться.

Во втором контейнере — строительная химия. Герметики всевозможные, монтажная пена, 'жидкие гвозди' и тому подобная лабуда, в которой я не очень разбираюсь. Но что-нибудь точно пригодится в хозяйстве.

Кошачьи, собачьи и птичьи корма. А что? В Луганске летом четырнадцатого, когда самые тяжёлые бои шли, и в городе продуктов не осталось, кое-кто только за счёт этой дряни и выжил. Сгодится на самый крайний случай. Особенно та, что в консервных банках. Да и в корме для канареек туева хуча разных круп. Этот контейнер можно даже не торопиться разгружать: деревенские такое грабить побрезгуют.

Фух! На сегодня последнюю пломбу с контейнеров срезали. Коробки с ленточками для кассовых аппаратов. И хрен на них! По нынешним временам сам контейнер ценнее, чем это гуано.

Стоп! А ведь это идея!

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Как же тяжело с ними общаться! Ох, не зря дедушка Ленин так не любил село, критикуя мелкобуржуазную сущность его жителей. За копейку удавятся, за грош кишки другому выпустят. Их, видите ли, 'объедают', грабя то, что они сами грабить собирались. Причём, никакие уговоры про то, что, в отличие от них, у нас вообще нет никаких запасов, не помогают. Только силу признают.

Ну, я, в общем-то, тоже не лыком шит. Вот и разговаривал по принципу 'Навру с три короба, пусть удивляются. С кем распрощалась я, их не касается'. 'Корочками' инструктора ГРУ России 'светанул', прежнее место работы Виталика упомянул. В общем, напустил туману и чуть сбил недовольство: мол, не мешайте, ребята, государевым людям их службу справлять.

Заодно и сплетни послушал о том, что в округе творится. Ничего нового, конечно, не услышал. Но байка о 'ментах, вырезавших саткинских уголовничков на Берёзовом Мосту' позабавила. И авторитета нам добивала, когда Виталий рассказал, что это мы на самом деле были. А ещё — помогла отыскать автокран, который, ни с того, ни с сего, понадобился Данилову.

— У кума в Старой Пристани есть. Только съездить туда не на чем, — принялся торговаться за 'посреднический процент' один из деревенских. — Хороший кран, ему лет десять всего. Два ведра бензина мне нальёте, я с кумом договорюсь. Ну, и с ним расплатиться нужно будет. Солярка на перегон крана туда и обратно и ту, что он потратит во время работы, само собой, тоже с вас.

— Пять литров, чтобы мог съездить, и ещё пять — если кум согласится, — сбил я цену.

Конфликт интересов, в общем целом, до взрывоопасного уровня не дошёл, и то хорошо. А уж когда договорились с мужиками о проценте с добычи за то, что они нам помогут в перегрузке 'хабара' из вагонов в грузовики, и вовсе проблему сняли.

Передал руководство Кипчаку, а сам в Пороги отправился: мне Олег Петрович к середине дня пообещал организовать сход жителей Построек.

Но по пути я ещё тормознул возле дома вчерашних бузотёров.

— Вы ещё здесь? — рявкнул я на мужика, вышедшего на сигнал моей машины. — Ты не забыл, что к вечеру вас в Порогах быть не должно?

Тот аж растерялся.

— Ты серьёзно, что ли?

— Я не убогий какой-нибудь, чтобы за свой базар не отвечать. Собрали шмотьё, какое посчитаете нужно, и дёрнули отсюда! И чем быстрее, тем лучше. Иначе, как обещал, вылетите за шлагбаум в том, в чём стоите.

— Да я лучше сожгу тут всё, чем оно вам останется! Мы не для того всё это наживали, спины на огороде горбатили, чтобы оно досталось каким-то подонкам!

Это уже его хабалка из ворот гавкает.

— Так. Ещё одно условие. Если в доме будет хоть одно окошко выбито, хоть доска из забора выломана, хоть какая лампочка выкручена, пеняйте на себя. Кот Скифу, — нажал я на тангенту рации.

— Кот на связи.

— Кот, помнишь вчерашних скандалистов, поднявших бучу на сходе?

— Нет. Меня там вчера не было, я оружие в гостиницу переносил.

— Короче, пиши или запоминай марку и номер машины, — принялся я диктовать. — Будут выезжать — задержи их на шлагбауме до того момента, пока не проверят, в каком состоянии они дом оставили. Начнут прорываться — мочи обоих без разговоров, и мужика и бабу.

— Понял, — после паузы в несколько секунд ответил Костя. — А что случилось?

— Не случилось, но может случиться: они грозятся дом поджечь.

— Принято.

— Вы со своей дурой всё поняли? — положил я рацию в карман. — Тогда пошевеливайтесь, у вас не так уж много времени осталось, чтобы собраться.

Баба заголосила, а её муж принялся растерянно хлопать глазами.

— Ну, нельзя же так... Не по-человечески...

— Что, бл*дь, твоя идиотка несла про нас, когда с ней по-хорошему пытались говорить? 'Бандиты', 'подонки'. Это — по-человечески? Ты чего-то иного ожидал от бандитов и подонков? Насрали — сами теперь и жрите это полной ложкой!

— Но мы же не думали...

— Я заметил, что у вас обоих большие проблемы с бесперебойной работой мыслительного аппарата. А думать надо всегда.

Ничто так не вышибает быдлячествующих хамов, как заумь.

— Может, всё-таки...

— Уже не может, — отрезал я. — У вас было время, чтобы мозги включить. А раз этих самых мозгов не нашлось ни у неё, чтобы понять, как надо себя вести, когда с вами по-нормальному разговаривают, ни у тебя, чтобы не слушать бабскую дурь, то будете за свой гнилой базар отвечать. Ясно?

Жестоко, скажете? А вот уж хрен! Не последнее жильё у них отбирают, не на улицу их голыми вышвыривают.

Деревня Постройки, отстоящая от Порогов всего на километр, дорожный тупик. Дальше — только лесные стёжки, по которым не всяких вездеход проедет и не в любое время года. Да и в сами Постройки не каждая машина прорвётся. Особенно зимой. Я на 'Крузаке', например, без цепей не рискну туда соваться по мокрому снегу. А особенно — ехать назад в Пороги: с одной стороны крутого, процентов в двадцать, извилистого спуска — склон горы, а с другой — почти вертикальный обрыв к реке. Проскользнут шины, и всё! Зато никакая залётная банда с этой стороны не проберётся.

Деревня Постройки

В целом людям всё уже Олег Петрович рассказал. Разница с ситуацией лишь в том, что тут застряли не две, а три семьи дачников. Одна из них уже мылится в Сатку вернуться, а две другие, наслушавшись про дорожные банды, побаиваются и не прочь остаться. А ещё — трое 'синяков', работавших на постройке бани у тех, которые собрались уезжать: два мужика и... шмара. Другого слова для пропитой, опухшей бабы с разбитой физиономией у меня не нашлось.

— Как платить будешь, начальник? Если бухлом, как Шамин платил, то мы согласны, — объявил один из алкашей. — По пузырю на каждого за смену.

— А ты после пузыря на следующий день работать сможешь?

По тому, как разом заржали все трое, стало понятно, что ни на следующий день, ни через день их ждать уже не придётся. Знаю я таких 'работничков', насмотрелся в своё время.

— Нет у нас выпивки. И не предвидится.

— Да не п*зди! Я же знаю, что вы грузовик 'Красного и белого' пригнали и разгрузили.

— Я, кажется, ясно сказал: для вас у меня выпивки нет, и не будет. Кормить будем, продукты выдавать будем, но пить не позволю.

— Ну, тогда и паши сам на сухую, — поднялся с кучи брёвен тот, кто у них за главного. А мы в Асылгужино или Кулбаково подадимся, там народ не такой жадный, как ты.

— Или в Бердяуш. Надо было бы нам за одну жратву вкалывать, мы бы уже давно у монахов в Иструти были! — подтявкнула 'синявка'.

Тут ещё и монастырь, что ли, есть?

— А как платить будешь? Как мне кажется, с деньгами дела скоро совсем плохо сложатся, самокрутки из них будем сворачивать, — проводив глазами уходящих алкашей, задал вопрос один из местных. — Да и понимать нужно, что одни упахиваться начнут, а у других — то корову к быку сводить, то собственный забор починить, то понос, то золотуха.

— Продуктами. Товарами разными. А как учитывать? — сымпровизировал я. — Всё же уже придумано до нас. Введём что-то вроде трудодней, которые раньше были в колхозах. Только не раз в год выплачивать будем, а раз в месяц. А там уж — что хочешь с этой натуральной выплатой, то и делай. Хочешь — сам съедай, хочешь — кому-нибудь продай, хочешь — копи на что-то более ценное.

— Колхоз, говоришь? — усмехнулся один из трёх деревенских пенсионеров.

Виталий Ярулин, 'Петрович'

Какой всё-таки кайф — сходить в баню!

Баня порожской турбазы

Народу много, поэтому время на это блаженство нам ограничили, но, если не рассиживаться, то успеешь не только грязь и пыль отмыть, а даже разок в парилку сбегать. А потом — отдышаться на открытой веранде под добрую 'бадью' чая. Сахара у нас теперь навалом, да и в фургончике 'Красного и белого' нашлось несколько коробок с чаем, вот и отпиваемся. А заодно с тюменскими девчонками лясы точим.

Хорошо, прохладно. Погода поменялась, пасмурно второй день. То ли просто атмосферный фронт пришёл, то ли последствия ядерных ударов: по гражданской обороне знаю, что такое случается в результате взрывов. Главное — дозиметры показывают, что уровень радиации в этих местах поднялся незначительно, всего на пару-тройку микрорентген. Удачное место выбрали Данилов и Скуфеев. Хотя риск того, что Большая Сатка всё-таки притащит из верховий выпавшие там радиоактивные осадки, всё-таки существует. Сначала, правда, они осядут в прудах выше по течению, и лишь потом к нам приплывут. Будем мерять! У гостиницы и базы водозабор не из пруда, а из собственных скважин, так что даже это переживём.

Правда, долго с девицами рассиживаться некогда: поспать хочется. Сегодня мы целый день на ногах, а завтра снова, ни свет, ни заря, на мародёрку отправляться. Мне-то ещё ничего, я просто охранял наших грузчиков, а вот ребята, которые с мешками и коробками бегали, упахались. Что там, возле Романовки, что здесь, в Порогах.

После обеда, конечно, два десятка романовских мужиков подключились к перегрузке остатков сахара из вагона. Каждый пятый мешок — им. Но всё равно работы навалом было. Тут, в Порогах, кое-что даже не разгружали с фур. Просто некуда. Женщины, конечно, выгребли весь мусор из пустого здания, стоящего чуть выше машинного зала ГЭС, но его там столько было, что закончили они это только к концу дня. Тем более, им и другой работы хватало: Дима Рощин припахал часть из них таскать коробки с медикаментами в фойе гостиницы. А что делать? Мужики на более тяжёлых работах заняты. Или на более квалифицированных, как, например бывший сапёр-десантник Алексей Иванович Лыкосов. Он устанавливал обе имеющихся у нас мины МОН-50 на дороге, ведущей к Порогам.

Дедуля оказался с фантазией. Буквально 'на коленке' соорудил устройство, позволяющее дистанционно ставить 'монки' на боевой взвод и дистанционно же отключать их электродетонаторы. В применении банально просто: тумблер на два положения, 'вкл' и 'выкл'. Пикет у шлагбаума врубает на ночь такой выключатель, а когда надо самим пройти к перегораживающей дорогу жердине или пропустить к ней технику или людей, выключает его. А заодно наш сапёр обеспечил гарантию того, что никто безнаказанно не поднимет без спроса шлагбаум или не снесёт его сходу.

Пока тепло, и дежурные на шлагбауме сидят под навесом из полиэтиленовой плёнки. Но уже на днях деревенские мужики разберут баньку в заброшенном доме и сложат её заново неподалёку от шлагбаума. Будет караульное помещение с печкой и топчаном для отдыха.

Утром, спасибо тюменским девчонкам и 'хозяйке' базы Юле, полночи варившим в огромном казане что-то вроде рассольника, плотно позавтракали. Одна из девиц даже пообещала, что попробует приготовить к вечеру бездрожжевые лепёшки. А Рощин с сыном на ночь поставили на пруду сети. Так что в плане питания у нас, кажется, дела стали налаживаться. Всё же не на сухомятке сидеть, как предыдущие два дня. Позавтракали, и в путь.

— Ну, что, мужики? Ещё не весь состав по своим сараям растащили? — стебанулся Виктор, здороваясь с подошедшими 'на смену' романовскими.

— Да где уж нам сравняться с вашими-то масштабами? — хмыкнул в ответ их 'брагадир'.

А глаза — хитрые-хитрые. Значит, точно что-то ценное за ночь нашли и заныкали.

Не только я заметил.

— Колись! Что отыскали-то? — прищурился Данилов. — Всё равно ведь найдём, где вы шуршали.

— Да оставили вам, оставили! Нам столько просто не проглотить. Горючка. Четыре цистерны. Две с бензином, одна с соляркой, а одна с чем-то, вроде керосина. Твой тёзка говорит, что это авиационное топливо, — кивнул 'бригадир' на одного из деревенских. — Он в армии на аэродроме служил, разбирается в этом деле. Во втором составе... И это... Снегоходы всякие, квадрики. Прямо в упаковке. Мы половину себе хапнули, а половину вам оставили. Уж не обессудь: кто первый встал, того и тапки!

Тут не поспоришь. Спасибо, хоть так. С другой стороны — теперь и нам придётся с ними делиться, помимо 'платы за работу'.

Квадрики и снегоходы Витя велел в первую очередь в Пороги везти. Нам они очень понадобятся для патрулирования, а если попадут в руки тем, кто решит 'пощупать нас за влажное вымя', будет неприятно.

Не успели мы спустить эту технику по лагам из вагона в кузов Камаза, как к Кипчаку подошёл гражданин в камуфляжном костюме.

— Здорово, мужики. Я из рефрижераторной секции, вы к нам вчера подходили.

— Ну, здоро́во. Чего пришёл-то? Жратва закончилась?

— Не совсем. Мы тут вчера гонца посылали в Бердяуш. По шпалам. Посмотрел он, что там творится, и вернулся. Извини, что сразу тебе не поверили. Не врал ты нам...

Хороший такой у начальника секции южный акцент, знатный!

В железнодорожном посёлке продолжается грабёж поездов, застрявших на станции. Поэтому бердяушские в Романовку и не суются: не до того им. Как рассказал начальник вагонной холодильной секции, после позавчерашнего землетрясения рухнула и вторая часть путепровода над железнодорожными путями. То ли сама, то ли всё-таки нашёлся дурак на большегрузе, который решил по ней проскочить. Стреляют в Бердяуше. Как объяснили местные, быстро самоорганизовавшиеся группировки бандитов выясняют отношения и пытаются оттереть 'мирняк' при грабеже вагонов. Да только где уж им? Почитай, весь посёлок на станции. Открывших стрельбу по людям просто на месте разорвали.

— В общем, подумали мы с мужиками и поняли: два-три дня, и кто-нибудь до нас попробует добраться. И хрен его знает, оставят нас при этом в живых, или тоже кончат. Вы-то, я вижу, и организованы неплохо, и при стволах, и не беспредельничаете. Эти, вон, тоже вчера к нам пытались сунуться, грохнуть нас грозились, — кивнул холодильщик в сторону ухмыляющихся деревенских. — Отогнали, только пальнув в окошко из травмата. Может, возьмёте нас в свою... кодлу? Мы ж тут чужие, нам всё равно некуда податься.

— Да чего ты стесняешься? Так бы уж и говорил — в банду! Мы ж не мирные крестьяне, в поте лица ковыряющиеся в огороде. Мы застрявшие на перегоне поезда грабим. С оружием грабим, — похлопал я ладонью по автомату. — Из стволов у вас только травмат?

— Мы же не охрана, мы техперсонал, нам не положено. А травмат Игорь купил на всякий случай: разное, знаешь ли, случается, когда в город высовываемся после разгрузки на конечной станции.

— Возьмём, не вопрос, — кивнул Данилов. — Только вы так и не рассказали, что у вас в вагонах.

— Да разное. 'Солянка сборная', как у нас в депо говорил один мужик, уже вышедший на пенсию. Яблоки, тушёнка, овощные консервы. Вагон замороженного мяса в тушах. Со Ставропольского края едем. Ехали... Получатель — Минобороны.

Мясо — это гуд! Мясо — это супер! С мясом у нас дело швах. Даже если всех деревенских коров перережем, его до конца зимы не хватит. Только где ж его, заразу, хранить?

Витя тоже напряг извилины. Видимо, на эту же тему.

— Слушай, Влад, а у вас солярки в вагонном баке на какое время осталось?

— На неделю точно хватит.

— В общем, поступаем так: вашими секциями мы с завтрашнего дня займёмся. А чтобы всякие-разные совсем наглость не теряли, оставим вам в секции человека с более серьёзным, чем травмат, оружием.

— У нас там только три спальных места, под число членов бригады.

— Значит, один поедет ночевать к нам, в наше 'логово'. Заодно и присмотрится, что у нас творится. Не понравится — сможете в любое время переиграть: в Бердяуш податься или здесь, в Романовке осесть.

Кажется, холодильщиков такое предложение устроило.

— Скажи, а в принципе есть возможность ваши холодильные установки демонтировать и в другое место перевезти?

— Возможность-то есть. Только где ты потом хладон найдёшь, чтобы систему заполнить?

Незадача!

— Тогда отключайте, на хрен, от охлаждения яблоки и консервы и врубайте на полную катушку заморозку мяса. А я пойду вскрывать оставшиеся крытые вагоны.

— Можешь не напрягаться, — остановил Данилова один из деревенских. — Ничего интересного в них нет, мы уже проверили.

Ну, да! Ещё бы они что-то оставили запечатанным после того, как мы у них остатки муки из-под носа увели.

— Промышленное оборудование там какое-то: бункеры, вентиляторы, короба́. Типографская бумага в рулонах. Толстая проволока в рулонах. Свинец в чушках...

Ни хрена себе — 'ничего интересного'! А где ж ты года через два дробь для охотничьих патронов возьмёшь? Нет, свинец однозначно надо брать! Как бы нам самим со временем не докатиться до повторного снаряжения автоматных гильз.

Костя Данилов, 'Кот'

Вчера полдня отсыпался после наряда, а потом отправился на разгрузку. Дядя Дима распорядился муку и сахар разгружать в расчищенное от мусора здание. А потом приехал лёлька на автокране, и с фур стали устанавливать на стоянку перед гостиницей пустые железнодорожные контейнеры. Некоторые — не совсем пустые, судя по тому, как урчал двигатель крана.

— Дима, остатки мешков разгружай в контейнеры, — распорядился крёстный. — И знаешь, что? Надо срочно привести в порядок вон тот подвал. Почистить его, на пол что-нибудь крепкое бросить, стены какой-нибудь фанерой или поликарбонатом с теплиц переложить. А промежутки между стенками и этими листами залить строительной пеной. Где её взять, ты знаешь.

— Да мы же, бляха, задохнёмся там, пока заливать будем! — возмутился двоюродный дед.

— В несколько приёмов делай. Очень нужно! Мы шестьдесят тонн замороженного мяса нашли!

— Оттает же и попортится!

— Если теплоизоляцию хорошую сделать и без нужды двери не открывать, то до зимы не успеет оттаять. А я сейчас клич кину, чтобы во всех холодильниках лёд морозили.

Местные говорят, что раньше в этом подвале с каменным полукруглым перекрытием была заводская кузница. А в последние годы в ней и вокруг неё проводили фестивали кузнецов.

— Костян, твоя задача! — скомандовал Рощин. — Посмотришь, потом возьмёшь Медведя, и занимайтесь. Ещё нужны будут люди — скажешь.

Не успел крёстный уехать вслед за вереницей фур, с которых сняли тенты, как снова со стороны улицы послышалось рычание двигателей. По-моему, знакомые машины, где-то я их уже видел. А впереди них — 'Крузак' Скуфеева, занимавшегося с утра обустройством поста на дороге в посёлок.

Не только я вышел глянуть, что там такое.

— Смотри-ка, 'дальнобои', которые с нами ехать отказались! — удивился дед.

Не все. Их в сторону Перми подалось машин двадцать, а едут только четыре. У передней лобовое стекло в дырках и трещинах, тент явно выстрелом из ружья продырявлен.

Вадим выскочил из машины и жестами указывает, как становиться на площадке возле плотины ГЭС.

— Костян, возьми ключи и привези Аню. У ребят раненые есть. Давай, давай! Я её уже предупредил, чтобы она собиралась.

Подруга крёстного вышла с дочкой из дома, едва я подъехал к нему.

— Что там? Не знаешь? — задала она вопрос, как только усадила девочку на колени.

— Не видел. Я сразу за вами поехал.

Она вышла у ворот на базу, где нас встретил Вадим. А он запрыгнул на пассажирское сиденье и скомандовал.

— Поехали к остальным. Да не рви ты так с места! На такую езду шин не напасёшься.

Новости 'дальнобои' привезли неприятные. Межевой и Айлино они нормально проскочили. А поскольку дело шло к вечеру, и жрать хотелось, забили машинами заправку 'Башнефть' возле поворота на деревню Тугузлы. Заодно и соляры начерпали из зарытых в землю цистерн. А помня, как их накрыли уголовники на парковке возле Берёзового Моста, дежурили по очереди. Местные пару раз за вечер подъезжали, но сунуться не решились.

То, что эпицентр взрыва был на подъездах к Месягутово, помнили, поэтому в Верхние Киги даже не сунулись. Решили объехать по дороге на Новобелокатай, а потом уйти на Нязепетровск, где уже соображать, как дальше ехать. То ли на дорогу Екатеринбург — Челябинск, то ли через Михайловск выбираться на трассу Пермь — Екатеринбург. Хорошо, что сначала 'на разведку' выслали парня на двухосном негружёном Камазе. Тот вернулся от деревни Леуза с глазами по чайному блюдцу.

— Там покойники. Люди по дороге шли и умирали. Все в коростах, у них волосы вылезают.

Решили попробовать обойти эпицентр взрыва по северо-западной, самой дальней от него окраине Месягутово. А для этого свернули на Лаклы, чтобы выйти на дорогу, соединяющую М5 с трассой Пермь — Екатеринбург.

В Лаклах были тёрки с местными, заблокировавшими съезд с моста через Ай. Отдали им Камаз, ездивший 'в разведку'. Тем более, парню, который его вёл, плохо стало. Видимо, всё-таки хапнул радиации. И немало.

Возле моста через Юрюзань возле санатория Янгантау история повторилась. Опять какие-то местные ухари 'мостовую дань' требовали. И опять кучу времени на 'тёрки' потратили. Пришлось и тут грузовик оставить.

— А куда нам с двумя обрезами против нескольких ружей, из которых одно — 'Сайга' двадцатого калибра?

— До Месягутово мы даже не доехали. Там всё сгорело. Понимаешь, Вадим? Деревянные дома на окраине — это понятно. Но деревья по обеим сторонам дороги и даже кирпичное здание поста ДПС на кольцевой развязке... И никак не объедешь по полям.

— Дальше-то куда? — перебил рассказчика ещё один водитель. — Местные говорили, что Уфу тоже накрыли. Даже двумя бомбами. Одну сбросили на промзону, где нефтезаводы, а второй по центру города 'приложили'. Что такое радиация, мы уже насмотрелись. Трасса, небось, до самого Сима под неё попала. А дальше Трёхгорный с Юрюзанью. Всё, заперли нас здесь, как в мышеловке!

— Вот и вспомнили про вас. Только где вас искать, не вполне понятно. Потом по атласу автодорог посмотрели и сообразили: где-то между Сулеёй и Бердяушем. Вы же через Бердяуш сначала хотели прорваться, а потом от Сулеи в его сторону свернули.

— В общем, снова проковырялись мы до конца дня. То соображали, то спорили, то разворачивались на узкой дорожке. Потом ждали, пока один товарищ пропоротое колесо поменяет. А когда к Мечетлино спустились — есть там такая хорошая петля на спуске, после которой сразу деревенская улица начинается — нас и накрыли. Прямо у нас на глазах перегородили улицу каким-то бревном. Трактором вытащили на дорогу и бросили. И когда мы остановились, по машинам палить начали. Без разговоров. Мы ответили, конечно, чем могли. Но семеро там осталось. Семеро!

— Лёха уже раненый это бревно протаранил, сдвинул его в сторону, и нашу 'реношку' в кювет завалил. Остальные прорвались. А меня перед этим из машины выгнал, чтобы я к кому-нибудь пересел.

Возле Янгантау уже не останавливались. Просто пошли на прорыв, снеся 'жучку', перегородившую мост.

— Нервов уже не было с этими гандонами разговаривать! Может, и зря, потому что ещё две машины отстали по дороге к Малоязу. То ли колёсам им прострелили, то ли ещё куда 'удачно' попали. А после того, как переночевали в лесу за Насибашем, вообще решили дальше только на семи машинах ехать. Перецепили фуры с самым ценным, как мы посчитали, забились все, кто на пассажирские сиденья, кто в 'спальники', и ещё затемно выехали. Так, чтобы в Лаклах никакие 'сборщики мостовой дани' ещё не дежурил.

— Как на семи? Вы же на четырёх приехали! — удивился Вадим.

— Сулея! — развёл руками самый пожилой из водителей. — И как бы ни те самые мужички, которым ты расстрелянные машины бандитов подарил. У них там перед домами целый автопарк. Они уже и пистолетом обзавелись, а у нас ни одного патрона не осталось. Пришлось даже фуру с водкой им отдать. Ты уж извини, Вадим, хотел я её для себя закрысить. Сам же знаешь: водка всегда была и останется 'жидкой валютой'.

— Суки! Костян, Медведь, Дима! Берите оружие, экипировку, и едем в Сулею. И вы, мужики, кто-нибудь втроём, чтобы за руль сесть.

— Да хрен на ту водку! Стоит-ли из-за неё под пули лезть? Главное, все живыми оттуда ушли.

— Срать я на ту водку хотел! Дело в принципе: Спустим им с рук это, так они завтра и нас решат 'бомбануть'.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

'Автопарк' заметили ещё с дороги, обводящей машины, едущие со стороны Бердяуша, мимо поселковых улиц. Одну из фур задом загнали во двор.

— Водку разгружают, — пробурчал Олегович, водитель той самой машины.

На улице возле дома никого не было, и я подогнал 'Тойоту' прямо к морде грузовика.

— Дима, Костян. Следите за улицей. Медведь, за мной!

Высунувшейся в приоткрывшуюся калитку харе удар прикладом пришёлся в лобешник, и мужик со стоном отлетел вглубь двора. Он в одну сторону, 'макаров' в другую. Добавочный пинок берцом по морде, ствол автомата на двух мужиков, таскающих водку в сарай.

— Несём ящики назад в машину. Аккуратно ставим в кузов и стоим, положив руки на дно кузова.

Сашка проскальзывает у меня за спиной и берёт на прицел тех, что выставляют 'товар' на край кузова. Я выдёргиваю ближайшего к себе 'грузчика' и быстро обшариваю его. Ничего опасного. У второго тоже. Тот, что лежит на земле даже не дёргается. Его пистолет я уже засунул в карман, а запасную обойму выудил из бокового кармана его камуфляжной куртки.

— Дима, покарауль пока этого. Он всё равно в грузчики не пока годится.

Тычу стволом в плечо одного из мужиков, стоящих у машины.

— Кто ещё дома есть?

— Ни-ни-никого, — отвечает не он, а другой. — Жена к матери ушла.

— Отошли оба к стене. Руки на стену над головой, ноги шире плеч. Дальше, дальше от стены ноги!

Смещаюсь к другому краю кузова, чтобы не стоять на линии огня у Медведя.

— Теперь ты, — тычу пальцем в сторону одного из тех, которые замерли в кузове. — Аккуратно подходишь к краю, спрыгиваешь с кузова и встаёшь в такую же позу, но вот тут, у сарая.

Загружали назад водку они около получаса.

— Ключи от всех грузовиков где?

— Дома.

— Пошли.

Автомат за спину, ПММ в руку. В тесном помещении он удобнее, чем 'длинноствол'.

— Все ключи, я сказал!

— Это от бензовоза, он не ваш.

Узнал, сука! И понял, с какого 'праздника' мы сюда нагрянули.

— Мне ещё раз повторить? — щёлкаю я курком 'макарова'.

Ну, это чисто для психологического эффекта. Из 'пээмки' и самовзводом можно прекрасно стрелять. Но щелчок взводимого курка, знаете ли, на нервы правильно действует.

— Ты хоть знаешь, под кем мы ходим? Вам же ручонки ваши загребущие оттяпают по самые уши за ваши художества.

— Похеру, — вырвал я у него из рук ключи. — А теперь во двор. Ты впереди.

Мужик делает шаг вперёд, и я спускаю курок. Пуля многое переворачивает в голове...

Трое снова стоят в рядок у стенки во дворе в очень неудобной для них позе. Никак из неё не рвануться ни вбок, ни назад. Отхожу от них метра на три и трижды нажимаю на спусковой крючок. Быстро. Так, что пока до мозгов первого доходит нервный импульс боли, дырка появляется в заднице третьего. Ещё один выстрел в жопу лежащему, который за время погрузки успел обблеваться: похоже, ударом приклада я ему стряс остатки мозгов.

Пуля многое переворачивает в голове. Даже если попадает в задницу. Кто же это говорил? Не Аль Капоно ли?

— Дима, зови мужиков, — протягиваю я ключи Рощину. — Ты бензовоз ведёшь, а Сашка едет на твоём 'Ваське'.

— Интересно, как эту шайку теперь называть будут? — уже в машине начал ржать Костян. — 'Дырявые жопы' или 'В жопу стреляные'?

— Двухочковые! — загоготал я.

В Романовке я свернул к суетящимся возле поезда людям, дав указание Рощину вести колонну в Пороги.

— Бензовоз? — удивился Данилов, проводив взглядом машины, свернувшие перед мостом через Большую Сатку налево. — Где взял?

— Где взял, там больше нету, — довольно хмыкнул я.

— Небось, ещё полный?

— Тебе как мёд, так и ложкой. Нет, к сожалению. Может, с полтонны в цистерне плещется, как Дима говорит. Даже не знаю, какого именно топлива.

— Зато у меня его — хоть залейся, — похвастался Витя.

Я аж подскочил.

— Где?

— Во втором поезде. Деревенские разведали. Так что можешь солярку в автокран заливать без жлобства. Нам с его хозяином ещё работать и работать. И вообще. Поехали к тому поезду прокатимся, я тебе кое-что покажу.

Поезд, шедший в западном направлении, стоит очень неудобно. С одной стороны гора, с другой — крутой спуск к реке. Ниоткуда не подберёшься. Не мог он метров на триста дальше проехать, когда после отключения электричества тормозил?

Контейнер, к которому меня Виктор подвёл, внешне как будто нетронутый, даже замок-пломба вставлена.

— Залезай! — скомандовал он, вскарабкавшись по сцепному устройству и чуть приоткрыв дверь контейнера.

Я аж присвистнул от удивления. Охренеть! Патронные ящики со свеженькой маркировкой Барнаульского патронного завода. Вот так подарок!

— Ночью разгружать будем, чтобы деревенские не видели, — вполголоса, будто опасаясь, что кто-то услышит, сообщил Кипчак. — Не дай бог, кто-то до этого времени пронюхает!

— А как подъехать?

— 'Колун' по шпалам подползёт.

— Нет, Витенька, — подумав чуть-чуть, возразил я. — Прямо сейчас всё вывозим. Никакой ночи! Ты думаешь, Романовские не обратили внимания на то, что мы с тобой сюда шлялись? Пока мы ночи дождёмся, они уже половину контейнера вычистят. Если не весь. Давай, бери за жабры Пуресина, человека два грузчиков, и действуй. Впрочем, и одного хватит: я и сам могу ящики покидать. А ты на стрёме постоишь. И не спорь! Пока рана окончательно не заживёт, никаких тебе тяжёлых работ!

Вот и размялся немного. Три с половиной тонны на троих — просто пустяк. Для паспортных характеристик Зил-157, перегруз, конечно, но Володю Пуресина это не смущает. Вёз же он в кузове своего 'колуна' трактор, который весит примерно столько же. Да и по опыту знаю, что перегружают эту машину безбожно, но едет она без проблем.

Деревенские, конечно, косились на нас, пока мы проехали вслед за воющим двигателем грузовиком почти до самого асфальта, но ничего расспрашивать не стали.

Зато ко мне подлетел Костя.

— Вадим, там тебя и лёльку какой-то мужик требует.

— Что за мужик?

— Здоровенный, выше вас ростом, лет сорока-сорока пяти. Но бухой настолько, что на ногах еле держится.

— Местный, что ли?

— Нет, похоже. Машина с курскими номерами. Ехал со стороны Сулеи, потом развернулся и свернул в нашу сторону. Подъехал к нам, спросил нет ли тут кого-нибудь из Порогов. А когда ему ответили, что мы оттуда, потребовал вас позвать.

— Нас? — удивился я.

— Ага. Говорит, ему со Скифом или Кипчаком нужно поговорить.

Никого из курских у меня среди знакомых нет. Но посмотрим, посмотрим.

Детина оказался очень даже немалых размеров, прав был Костян. Задницей прислонился к радиаторной решётке белого (после предыдущего посещении автомойки) 'Мицубиси L-200', явно не нового. Башка выстрижена под машинку, физиономия наполовину прикрыта кулаком, в который зажата сигарета. Очень характерный хват для тех, кому приходилось смолить 'на передке'. Увидел нас, оторвал зад от машины, 'отстрелил' окурок щелчком указательного пальца далеко в сторону и пьяной походкой двинулся навстречу.

— Провокатор? Морда твоя самоварная! Живой, бродяга! Как же ты сюда добрался?

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Крестника, пожалуй, сильно заинтересовало, почему Скиф назвал Макса самоварной мордой.

— Потому что мы называли миномёты самоварами. У вас, как я понимаю, их не было, а в Донбассе они — чуть ли не главное артиллерийское средство. А Максим — не просто миномётчик, а легендарный миномётчик. Его расчёт 'накрыл' главный топливный склад карателей возле Дебальцево, оставил технику укропов без горючки. Из-за чего, во многом, их там так качественно и покрошили, — объяснил я после.

Но то, что он добрался до нас, действительно выглядит чудом: на месте Уфы, насколько нам известно, радиоактивные руины, огромный участок трассы М5 накрыли радиоактивные осадки. В среднем течении Волги, как нам рассказывают слушавшие радио, не уцелело ни одного крупного города. Значит, сама река и Заволжье заражены радиацией по самое 'не балуй'. И тут является тот, кого здесь не может быть в принципе. Приехавший своим ходом от самой границы с Украиной.

Секрет, как оказалось, прост. 'Провокатор', он же Максим Шерстнёв, получив по электронной почте указания Скифа, куда ехать, решил не тянуть кота за все подробности. Покидал вещички в купленный 'по доверенности' 'L-200' с кунгом на багажнике и рванул на восток.

— Я в здешних краях не бывал, но слышал, что они очень красивые, вот и решил посмотреть, пока всё ещё в порядке.

Ядерные грибы над Уфой увидел в зеркале заднего вида километров за тридцать от границы с Челябинской областью.

— Ввалил по трассе так, что, думал, убьюсь. Там же такой трафик, что обычно хрен кого обгонишь. А придурки стали останавливаться, чтобы селфи сделать. Вот я этим воспользовался. В общем, пёр так до города с каким-то эротическим названием.

Мы с племянником недоумённо переглянулись.

— Вспомнил! Сим! 'Сим-сим, откройся, сим-сим, отдайся', — попытался он не только напеть некогда популярную песенку, но и подтанцевать жутко перевранной мелодии. — А там припомнил твою, Витя, байку про геологов, попавших под радиацию около Тоцкого полигона, и забухал на трое суток. По чёрному. Одной водкой и питался.

Рассказывал я ему такую историю, когда он ещё в контрразведке ДНР служил, до ухода в миномётчики.

В чём суть? Два геолога из Ильменского заповедника проводили возле Тоцкого полигона какие-то свои разведывательные работы. И когда перед взрывом атомной бомбы эвакуировали жителей окрестных деревень, их как-то не нашли. Какие мысли возникают у нормального советского человека начала 1950-х, когда он спокойно сидит у палатки в глубине своей территории, в каких-то 200 километрах к востоку от Волги, и вдруг видит гриб атомного взрыва, поднимающийся после пролёта высоко в небе большого самолёта? Тем более, если он знает, что где-то неподалёку находится одна из крупнейших военных баз. Всё, писец! Американцы, как и грозились, начали атомную войну и бомбят СССР. Расстроились. Один пошёл страдать в палатку, а второй решил с горя напиться.

Нашли их при обследовании зоны поражения факторами ядерного взрыва. После продолжительного мотания нервов 'компетентными органами', установления личности и выяснения обстоятельств нахождения в ненужном месте в ненужное время взяли подписки о неразглашении и отпустили.

— Товарищ мой, отказавшийся пить, помер через три месяца, а я до сих пор живой, — хвастался нам пенсионер-геолог уже в конце 1980-х, когда про Тоцкое испытание верещали со страниц каждой 'демократической' газетёнки.

— Понял, что пора завязывать буханину, когда на меня какая-то местная шантрапа попыталась наехать, — рассказал Макс. — Узнал у алкашни, с которой квасил, как лучше к вам проехать. Ещё разок переночевал, чтобы ночью по неизвестным дорогам не шарахаться. Но уже в лесу. А потом прикинул, что мне всё равно придётся слишком близко от заражённых мест проезжать, вот и подзаряжался всю оставшуюся дорогу. Если бы вы знали, мужики, как я устал пить!

— Сука, я бы после того, в каких местах ты был, твою машину облил бензином и сжёг, чтобы радиацию не растаскивать.

— Я тебе, бл*дь, сожгу! — жестом поманил нас Шерстнёв к кузову пикапа.

Надо же! И походка уже не такая пьяная, как до этого, и движения более собранные.

Под куском брезента, выглядывающего из-под туристического хлама, оказался целый арсенал. Пара обрезов, 'Сайга' 12-го калибра, два хорошо поюзанных ПМ, 'Ксюха' со свежими царапинами на цевье. И вскрытый ящичек с мирно лежащими в ячейках РГД-5 без запалов. Почти полный, всего две ячейки пустуют.

— Где взял? — удивился я.

— Где взял, где взял? Отжал! Кое-что уже в ваших краях отжал.

На удивление, его одежда и машина почти не фонили, в чём быстро убедился Вадим, не расстающийся с карманным дозиметром.

— Пыль смыть, и всё в норме будет.

Как будто прислушавшись к его пожеланию, буквально через пять минут полил дождь, и работу по разгрузке строительной химии пришлось прекратить. Просто из-за того, что картонные коробки, в которые она упакована, от сырости расползутся. И как их потом перегружать? Россыпью? Да и мужики за два дня уже умаялись. Что наши, что деревенские. Кроме того, в Порогах накопилось полно техники, которую надо разгрузить перед тем, как приступать к разграблению второго поезда.

На следующее утро 'бригадир' деревенских выглядел озабоченно. Да и встречали нас не два десятка грузчиков, а всего пятеро вместе с ним.

— Тут такое дело, Виктор. Вчера, после того как вы уехали, к нам из Бердяуша приезжали. Наезжали за то, что мы поезд грабим. Велели половину того, что мы награбили, им отдать. Иначе всё отберут. Сегодня снова вернутся, уже с грузовиками.

— Не говорили, когда?

— Говорили. Часов в десять. Я набрался наглости сказать им, что вы нас 'крышуете', а они пообещали и с нас шкуру содрать, и вам кишки выпустить, если вы под них не пойдёте. Вот такая, понимаешь, закавыка! — совсем не весело спародировал он Ельцина.

— Я понял. А про 'крышу' ты серьёзно?

— А чего нет-то, если вы нас от таких наездов будете защищать? Нам проще вам что-нибудь 'отстегнуть', чем от беспредельщиков терпеть. Вы хоть нас и надуваете при делёжке, но на то, что уже наше, рот не разеваете.

— Понятно. Обидки, значит, всё-так имеются. Так и у нас, мужики, есть что вам предъявить. Да только давай не будем усукаблять ситуацию, пока окончательно не разосрались. Замнём для ясности, как говорится. И поговорим конкретно, что вы от нас, как от 'крыши', хотите. И что за это можете предложить. Вы пока совещайтесь, а мне надо кое-какие распоряжения отдать по поводу десяти часов.

Сегодня у нас по плану была перевозка мяса их холодильника, поэтому пригнали две фуры и, как обычно, 'колун' Пуресина. Универсальная у него машина: и пролезет везде, и груз перевезёт, и, как сегодня, поможет неуклюжим фурам по раскисшей глине проползти. Два охранника (на всякий пожарный), включая того, который в холодильной секции ночевал, плюс мой автомат. Маловато будет, если из Бердяуша человек пятнадцать нагрянет.

Нагрянуло даже не пятнадцать, а чуть больше. Если считать водителей Камазов, вставших возле моста.

В саму деревню мы их не впустили. Автоматная очередь перед носом передней 'жучки' — хорошо понимаемый сигнал к остановке. А поскольку я, Скиф и Провокатор после этого больше ни палить, ни с дороги убегать не стали, то и восприняли её не как начало перестрелки, а как приглашение поговорить 'трое на трое'.

— Слушаю.

Физиономия Шерстнёва даже после бритья и бани не излучает добродушия, а на тяжёлый взгляд Вадима мне уже кто только ни жаловался. Я со своей седеющей бородкой и очками на фоне их выгляжу махровым интеллигентом. Добавим к этому, что у нас со Скуфеевым рост чуток за 185, а у Макса и вовсе за 190. Камуфляж, разгрузки, берцы, руки сложены на автоматах, висящих на груди.

Наши визави как-то теряются на нашем фоне. Лет на десять-пятнадцать помоложе нас, одеты по провинциальной моде девяностых: штанцы, кроссовки, тёмные курточки на футболку, кепочки, надвинутые на лоб. У главного 'макаров' за поясом, у другого 'Сайга-12', у третьего обрез 'вертикалки'. Не густо. Хоть какой-то интеллект на физиономии просматривается только у первого. Второй просто деревенский Ванька, а о третьем можно смело сказать — на понтах, как на шарнирах.

— Мы не к вам, вообще-то. У нас к романовским дело.

— К нам, к нам! — со спокойствием удава изрёк Скиф. — Не знаю, тебе они говорили, или кому-то другому, но до кого-то у вас так и не дошло, что романовские под нами ходят.

— А вы сами, пацаны, чьих будете?

Это тот, что на понтах.

Вадим даже ухом не ведёт. Разговаривать надо с тем, кто решает, а не с его шестёрками.

— Проезжать через Романовку мы вам не запрещаем, а вот если кого-то из деревенских обидите, то считайте, что нас обидели.

— Слышь, ты, петух гамбургский! Я тебе вопрос задал.

— Что по понятиям полагается сявке, которая порядочного человека назвал петухом? — глядя в глаза главарю, с каменным выражением лица, спросил Скиф. — Петушить я его не буду, я по бабам выступаю. Я с ним по-другому поступлю.

Тот, что с 'Сайгой', не успел даже опустить ствол за то время, пока Скуфеев выхватывал пистолет и нажимал на спусковой крючок. Не говоря о главном, которому пола курточки мешала вытащить ПМ из-за ремня.

На звук выстрела из машин бердяушских повыскакивали остальные, но ни Вадим, ни мы не больше не стреляли, хотя и держали оружие наизготовку. 'Понтовитый', получив с пяти метров пулю в лоб, несколько раз дёрнул ногой в агонии.

— Надеюсь, нет никаких возражений относительно того, что я был вправе его кончить за такие слова? Тогда предлагаю мирно разойтись. Мы всё сказали, у вас возражений не было. А падаль твои ребята могут забрать, если придут без оружия.

— Ну, смотри, — выдавил из себя бандит и двинулся к своим.

— Кот, продолжаешь следить за мостом и дорогой, — распорядился по рации Вадим, когда последняя машина скрылась из вида, и повернулся ко мне. — Кроме пулемёта, я тебе ещё двоих с автоматами оставляю. Одного из них вышли на железнодорожную насыпь, чтобы мог заранее известить о передвижении по дороге.

Аня Щукина

Над Порогами плывёт запах варёного мяса. Позавчера в посёлок привезли четыре полутуши мороженой говядины, и уже второй день все женщины вываривают его в подсолнечном масле. Этого добра у нас теперь достаточно, полную фуру разгрузили в заброшенное здание возле плотины ГЭС. Витя, вспомнивший этот старый туристский рецепт длительного хранения мяса, говорит, что лучше было бы это делать в каком-нибудь животном жире, но, как говорится, за неимением гербовой пишем на туалетной. Для этого пришлось вскрыть все дома дачников.

Их по-любому нужно было вскрывать. И уже вскрывали до этого. Не для грабежа. После того, как у нас прибавилось раненых, часть тюменских девчонок пришлось расселить с турбазы, чтобы поместить на ней нуждающихся в уходе.

Они и сами, в общем-то, не против. Общее горе общим горем, а природа своё берёт, людям, пардон, потрахаться хочется, а как это сделать в комнатах, где живёт по четыре-шесть человек?

Раненые... Я просто в шоке от того, насколько быстро озверели люди. Пока я занималась перевязками, обработкой ран, выковыриванием дробин из тела, ребята многое рассказали из своих похождений. Да и Витя делится доходящими до него новостями: там кого-то убили, в другом месте дом сожгли. В занюханном Бердяуше постоянные перестрелки между бандами, пытающимися взять под контроль железнодорожную станцию. Причём, не только между местными бандами, туда уже и саткинские приезжали, чтобы в разборки вписаться. Безрезультатно, правда: как приехали, так и уехали

Меня очень обеспокоил его рассказ о конфликте с бандитами из-за Романовки.

— Ты осторожнее там...

— Любимая, я же не враг себе. Всё, что нужно делать для обеспечения безопасности наших людей, мы делаем. Меня больше вы беспокоите. Мы живём немного на отшибе от всех, поэтому, если что-то со стрельбой заведётся, не нужно высовываться со двора и из окошек. А ночью в такой ситуации ни в коем случае нельзя включать свет.

— Думаешь, может завестись?

— Не просто может, а обязательно заведётся. Причём, в ближайшие день-два. Просто поставь себя на место главаря банды: ты потерпела бы, если б у тебя под боком завелась конкурирующая шайка?

Не могу поставить себя на его место, не тот склад ума. Но, наверное, Данилов прав: есть такие люди, которые подобного не потерпят.

Насколько он серьёзно к этому относился, я поняла по тому, что рацию, оружие и патроны к нему он не стал убирать на сервант, как обычно (чтобы Любаша не достала), а на ночь оставил возле кровати.

От Тёмки он его не прятал. Наоборот, учил собирать и разбирать, объяснял устройство и предназначение узлов автомата и пистолета, наставлял, как правильно всё чистить. Чем вызывал ревность Любки. Сдерживал Любашу только вес всего этого: ей и пистолет-то приходится двумя руками держать (без патронов, конечно!), а автомат и подавно неподъёмный. Но мало ли...

Первая ночь после происшествия в Романовке прошла спокойно. И следующий день тоже. В кузницу-подвал набили больше половины рефрижераторного вагона. Данилов говорит, что теперь мяса до весны нам точно хватит. А ещё есть целый вагон тушёнки, которая тоже пошла в кирпичный склад возле ГЭС.

— А остатки мяса куда денете?

— Тонны две вы переварите на краткосрочное хранение. Электричество для плит у нас бесплатное, масла пока в достатке. А остатки продадим в Бердяуше, Сулее и Сатке.

— А вас туда пустят?

— Романовских мужиков в Бердяуш точно пустят. В Сулее нас уже знают и боятся, а в Сатке мы пока не светились.

— Чтобы купить что-то ненужное, надо сначала продать что-то ненужное, — процитировала я мультик.

— Вот и будем менять ненужное нам на то, что нам нужно.

— Тогда сразу пиши, что по моей линии требуется. Медицинские инструменты. Любые, в любых количествах. Скальпели, пинцеты, зажимы, стерилизационные боксы. Это такие квадратные банки из нержавейки для кипячения инструментов. Ультрафиолетовые лампы для дезинфекции помещений...

— Запиши, — оборвал он мой монолог. — Кстати, не хочешь съездить в монастырь?

— Куда???

— В мужской старообрядческий монастырь. Есть тут такой неподалёку, в тайге. Мы подумали, что нам надо наладить отношения с монахами, вот и отвезём им часть мяса. А ещё было бы неплохо, чтобы там врач побывал.

— Витя, я травматолог, а не терапевт, который обычно в таких случаях нужен.

— У тебя хоть какое-то медицинское образование есть. У единственной из всех нас. Гипертонию от желчекаменной болезни отличить сумеешь, а ангину от артрита. В отличие от других. Но не беспокойся, туда поедем не завтра.

Ну и хорошо, что не завтра. Завтра мне ещё с медикаментами, привезёнными с железной дороги, нужно разбираться.

Покормлю мужа ужином, затащу его в постель и... Нет, не буду я его до самого утра насиловать. Хватит мне и одного раза. Жалко человека. Устаёт ведь. Пусть хоть поспит. Потом как-нибудь наверстаю недополученное.

Проснулась среди ночи, смотрела на спящего мужа и думала.

На мужа... А кто он мне? Живём вместе, как муж и жена. Дети при нас. Любим друг друга. Самая настоящая, полноценная семья, о которой я перестала мечтать уже несколько лет назад. Жаль только, что нам удалось создать её только сейчас, в столь страшное время. Ну, ничего. Лучше уж сейчас, чем никогда. Мы же оба стараемся, чтобы не просто её сохранить, но и быть счастливыми вместе.

Мои размышления прервал отдалённый взрыв. Витя мгновенно подскочил.

— Мне приснилось, или действительно где-то что-то взорвалось?

Ответить я не успела: зашипела рация, и из её динамика послышался голос.

— Все — Кордону. Сработал 'сюрприз' на шлагбауме.

— Кордон Кипчаку. Принято. Сейчас ретранслирую Базе и Гостинице. Действуйте по инструкции.

И тут же уже мне:

— Аня, я же сказал: ни в коем случае не включать свет! Хочешь, чтобы нам по окнам начали стрелять?

Максим Шерстнёв, 'Провокатор'

Похоже, вовремя я в эти самые Пороги подоспел. Только приехал, и разборки с бандюками начались. Сначала 'стре́лка' на окраине деревни, потом — абсолютно закономерная попытка взять нас ночью тёпленькими.

А место мне понравилось. Дикое оно, угрюмое. Прямо под моё теперешнее настроение. И красивое: горы, ущелье, пруд, скалы, каменная осыпь, спускающаяся прямо к воде. На Донбассе такого не встретишь. И самое удивительное — сейчас почти осень, а всё вкруг зелено. У нас уже в июле трава выгорает, а тут — хоть бы что, хотя лето, говорят, очень жаркое было. Местные рассказывают, что самая красотища будет, когда листья на деревьях начнут желтеть.

И в такой красоте нам приходится людей убивать. А иначе никак: или мы их, или они нас.

Гранаты РГО, закреплённой на конце жерди-шлагбаума, бандюкам не хватило, чтобы передумать к нам соваться. Дедок-сапёр хорошую модель 'растяжки' придумал: жердину можно развернуть только в сторону едущих к Порогам. И не объедешь её: столбики вкопаны сразу за трубой, через которую пропущен крошечный ручеёк. Крошечный-то он крошечный, а луговину заболотил. И тот, кто шлагбаум без спроса открыл, сам её поближе к своей технике и доставил как раз за то время, пока запал гранаты горел. Так она к капоту 'жигулёнка' приблизилась.

Для эргэошки, такой режим, конечно, не свойственный, она должна взрываться от удара, а прогорание запала — всего лишь функция самоуничтожения, но нам-то какая разница? Взорвалась? Взорвалась. Удачно? Удачно! Так, что не только 'швейцара', открывающего ворота, в клочья порвала, но и сидевших в передовой машине небольшой колонны. Да и сама 'жучка' уже отъездилась. Зря, что ли, её там же, у шлагбаума, бросили?

Первая своя кровь только разъярила главаря банды. Машину оттолккнули на обочину, 'жмуриков' в кучку сложили, чтобы на обратном пути забрать, и дальше рванули на полной скорости, чтобы уже в посёлке спешиться и начать 'зачистку'. Да только МОН-50, подвешенная на высоте два метра и направленная вдоль дороги, среагировала на обрыв датчика быстрее, чем они ехали. И сыпанула по ним полутысячью стальных роликов. А когда такие попадают в человека, ему становится очень неприятно. По себе знаю, сам восемь таких роликов хапнул под Дебальцево. И моё счастье, что почти все они попали либо в броник, либо в мягкие ткани. Только один раздробил лучевую кость левой руки.

Причём, и тут дедуля поступил нетривиально: развернул 'монку' на 90 градусов, обеспечив поражение только дорожного полотна, а не его же вместе с придорожными кустами. Зато ролики сыпанули по всей длине прямого участка дороги.

Третьей машине в колонне, конечно, прилетело слабее всего, так как дальность поражения транспорта у МОН-50 всего метров тридцать, но двум передним хватило с гарантией. Молодняк, пока выковыривал из них 'седоков', обблевался: кровища, мозги, запах мочи и дерьма...

Двоих, дышавших после взрыва, пришлось пристрелить. Всё равно не жильцы были: пробитые лёгкие, выбитые глаза, раздробленные кости рук и рёбра. А один вполне себе годился для допроса. После перевязки, разумеется.

От него узнали, что в 'Сузучке', шедшей перед взрывом второй, и находился пахан. В ней и нашли три 'Калаша': два ментовских 'укорота' и старенький АКМС, явно пролежавший где-то в заначке лет двадцать пять. Старенький-то старенький, но по каналу ствола видно, что стреляли из него немного. Скорее всего, до массовой замены на калибр 5,45 этот автомат 'обитал' в какой-нибудь технической части, где бойцам за два года службы выдавали шесть патронов, чтобы сдать норматив по стрельбе.

— Хреново, — прокомментировал находку Данилов. — Банды начали разживаться автоматическим оружием, и это может стать проблемой.

— То ли ещё будет? — хмыкнул Вадим. — Они ещё только-только формируются. Сливаются, делятся. Пробуют установить контроль над территориями. Вот когда у них появится устойчивость, тогда и жди настоящих проблем. Наверняка ведь образуется какая-нибудь группировка, которая подомнёт под себя всех в городе, в районе. Может, даже нечто вроде 'правительства горно-заводской республики' появится.

— Какой, какой? — удивился я.

— Горно-заводской, — пояснил Кипчак. — Этот кусок Челябинской области издавна называется горно-заводской зоной. Если помнишь карту области, то такой длинный 'нос', выдающийся на запад. От Чебаркуля, Миасса, Карабаша, Кыштыма и Каслей на востоке и до Аши на 'кончике' этого 'носа'. Металлургические заводы и добывающие предприятия, расположенные в горах.

Банда 'Профессионалы' уже почти подмяла под себя 'Пролетарских', совместно с которыми и должна была в ближайшее время 'прижать к ногтю' третью более или менее крупную группировку, 'Заречных'. Да тут выяснилось, что в районе Романовки какие-то пришлые лохи слишком много о себе возомнили.

— Не слишком ли громко? 'Профессионалы'...

— Так у нас же почти половина — с улицы Профессиональной, — пояснил мне пленный. — А 'Пролетарские' — с Пролетарской и соседних с ней улочек частного сектора.

— Про 'Заречных' можешь не рассказывать, и так всё понятно. Ещё какие-нибудь банды в посёлке есть?

— 'Жуки' только. Но они тоже с 'Пролетарскими' добазарились. Это те, которые из Жукатау. Их там всего-то пять рыл.

— А вас сколько было?

— Двадцать два. Чику вот он в Романовке грохнул, — кивнул раненый на Скифа. — Один в офисе остался, а четверо караулят ангар возле локомотивного депо, где мы 'хабар' храним.

Ух, ты! У них даже 'офис' появился! Хорошо, что не 'штаб-квартира'.

— А сюда зачем ехали?

— Так мочить вас. Плут говорил Быре, что у вас всё по-серьёзному, не нужно к вам соваться, пока с 'Пролетарскими' не объединимся и 'Заречных' не прижмём, а Быря завёлся. Говорил, что ночью вы даже дёрнуться не успеете. И никакие пять 'Калашей' вам не помогут.

Значит, считают, что у нас только пять автоматов?

— Теперь уже не пять, — кивнул я в сторону оружия, перепачканного кровью бывших владельцев. — Откуда про количество стволов знаете?

— Один романовский говорил про два 'коротыша' и два с обычным стволом. А на 'стрелку' вы пришли с тремя обычными.

— Фамилия романовского, — глянув на Кипчака со Скифом, потребовал я.

— Фамилию не знаю, кликуху знаю. Штакет. Длинный такой, худой.

— А на мины зачем попёрли? — перевёл я тему, чтобы не заострять внимания на интересе к стукачу. — Там же для идиотов специально табличку повесили.

— Так кто ж знал, что вы их на самом деле поставили? Откуда они у вас могли взяться? Даже когда та, на шлагбауме, рванула, не поверили, что ещё что-то есть.

— Теперь веришь?

— Теперь верю.

— Снова сюда сунешься — сам пристрелю. Если, конечно, на других минах, расставленных по окрестностям, не подорвёшься. Но сначала отрежу тебе яйца и засуну их в твою глотку. А теперь тебя проводят до шлагбаума, после чего берёшь жопу в кулак и чешешь без остановки до Бердяуша. Понял?

— Ага. Только... Я же раненый...

— Бл*дь, ты что, хочешь, чтобы тебя ещё и отвезли? Может, нам перед этим тебя в постельку рядом с бабой уложить и одеялком накрыть? А ты не охренел? Ты, сука, ехал сюда нас резать. Радуйся, что тебя живым отпускаем. Оторванный палец тебе перевязали, дырку в плече тоже. Ещё, может быть, и заживёт. Не сдохнешь, пока идёшь, это точно! Единственное неудобство — 'факи' больше нечем будет показывать. Быстро подскочил и дёрнул отсюда!

Знак дежурным по КПП, и они повели бандита от пятна света фар в темноту лесной дороги.

— Может, не нужно было отпускать? — высказал сомнение Валерий, бывший мент, как мне рассказывал о нём Скиф. — Он же теперь другим растреплет то, что у нас видел и слышал.

— А что он видел и слышал? Даже будки КПП не видел, — возразил я. — Ради того, чтобы он языком молол, я его и отпустил. Про мины те, кто живыми выбрались, уже знают. А если расскажет, что у нас система оповещения работает, и мы можем быстро собраться, чтобы противостоять вторжению, нам только на пользу пойдёт: следующие поостерегутся ломиться. Я, Валера, до ухода в миномётчики успел поработать в донецкой контрразведке. Почти тем же самым, что и сейчас, занимался: диверсионные группы ловил. Успешно ловил. Витька наши группы в тыл укров засылал, а я укропские по городу и Республике отлавливал. А чтобы чего-то добиться, нам приходилось и дезу распространять, и реальную информацию сливать. Дозированно сливать, чтобы деза правдоподобно выглядела.

А оружием мы всё-таки понемногу обживаемся! Помимо автоматов, ещё двумя 'макаровыми' обзавелись, той самой 'Сайгой', которую уже видели на 'стрелке' у Романовки, полноценными охотничьими 'вертикалкой' и 'горизонталкой', помповиком и тремя обрезами. Три мачете нашлись на телах убитых. Несколько ножей средней паршивости, включая 'выкидухи'. А то, что у 'Сайги' магазины всего на пять патронов, ничего страшного: мы на Донбассе ещё весной четырнадцатого года приспособились переделывать их под бо́льшую ёмкость.

Кстати, а не припахать ли этого стукача Штакета к выкапыванию могилки для тех, кому он информацию о нас сливал? В качестве урока на тему 'Что случается с непослушными мальчиками, когда они занимаются нехорошими делами'? Надо с Кипчаком на эту тему переговорить.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Штакет вернулся в Романовку молчаливым и сосредоточенным. И тут его тоже ждал удар: все, с кем он ни пытался заговорить, отворачивались от него. И 'бригадир' свою лепту внёс, объявив, чтобы он больше на работу по 'мародёрке' не выходил. Но своё дело он сделал: метров за двадцать от шлагбаума появился холмик с уложенным на него капотом 'жигулей', изрешечённым осколками и украшенным надписью: 'Здесь зарыта банда 'Профессионалы', пытавшаяся в ночь на такое-то напасть на Пороги'. Тоже 'воспитательный момент' для тех, у кого возникнут 'влажные мечты' позариться на наши запасы.

В этот день романовским выпала квалифицированная работа: 'холодильщики' подсказали нам, как вагоны снимаются со стояночного тормоза, и деревенские занимались этим и разъединением автосцепок.

Возни было действительно много. Состав стоял под небольшим уклоном, и вначале локомотив, а потом и вагоны начинали катиться. До следующего изменения вертикального профиля. Тут их нужно было 'поймать' и успеть подсунуть под колёса самодельный башмак. А там уже вступал в работу Пуресин на 'колуне', который и оттаскивал вагоны к удобному для разгрузки месту. На первой пониженной передаче, с матюками и вонью горящего сцепления, но оттаскивал.

— Где, бл*дь, вы мне новый диск сцепления найдёте? — орал Вовка, но работу делал.

Больше всего возни было с топливом. Посчитали мы массу цистерны, и у нас получилось около семи тонн 'сухого' веса. Очень даже подъёмный груз для крана 'Ивановец'. Но ради того, чтобы опустошить цистерну, пришлось сначала заполнить соляркой все баки машин и найденные в Порогах, Постройках и даже Романовке ёмкости для полива огородов. И, конечно же, 'отжатый' в Сулее бензовоз. И только после этого грузить в кузов фуры снятую с железнодорожной платформы бочку.

После этого дело пошло шустрее. Содержимое следующих цистерн просто перевозили на бензовозе в предыдущие порожние, установленные на пригорке неподалёку от гостиницы на спешно сваренные из уголков основания.

Бензин, судя по цвету и реакции на него двигателей легковушек, оказался 'девяносто вторым'. И снова Вовка Пуресин остался недоволен.

— Я же им клапана пожгу! Кто мне переборку двигателя сделает? И где эти клапана достать?

— А где я тебе 'восьмидесятый' бензин найду? Езди на том, что есть, и радуйся, что у нас вообще бензин имеется.

Если не считать 'гонцов' из Чулковки, Тельмана и Старой Пристани, то к нам дня четыре вообще никто не лез. Бердяушских мы так 'предупредили', что мало никому не покажется. В Сулее, как до нас дошло, история, случившаяся со 'В жопу ранеными', тоже у всех на слуху. Так что 'гонцы' сильно не борзели на тему 'чего это вы без нас грабите', а вежливенько так ко мне подъезжали, 'вам, случайно, помощники не нужны? Ну, хотя бы на день-другой'.

С ними быстро 'находили общий язык' романовские:

— Шли бы вы, мужики! Нам самим работы не хватает.

Романовские очень быстро прочухали всю прелесть нашей 'крыши'. При жратве, при горючем, при технике, при 'вкусных' товарах, при гарантиях, что мы в обиду не дадим. Чего ещё пожелаешь по нынешним временам? Денег нет? Так они везде сейчас в фантики превратились.

Не уходили 'гонцы'. Всё равно ко мне пытались прорваться. А я уговаривал Кузнецова, 'бригадира' деревенских, чтобы он хоть кого-нибудь из соседних деревень брал в 'бригаду'.

— Ты, Михаил, на нашу 'крышу' не уповай. Спалят ведь вас из зависти. И хрен выяснишь, кто 'красного петуха' подпустил.

— Всё равно потом вылезет, кто это сделал. Это же деревня, Виктор!

— А тебе от этого легче будет? Может, изба сама вырастет, когда ты это выяснишь? Или корова заново родится? В общем, давай так сделаем: из четырёх вагонов угля, которые застряли во втором поезде, мы один забираем, вы — другой, а остальное пусть Чулковка, Тельмана и Старая Пристань растаскивают. У вас и у нас всё равно для отопления дрова заготовлены, а собакам кость бросим, чтобы их задобрить.

В общем, со скрипом, но согласился Михаил. Ох, уж эта сельская жадность!

А вот против директора психоневрологического диспансера я устоять не смог, хоть он ничего не предлагал, а просил. Просто какой-нибудь еды.

— У нас почти двести пациентов, которых элементарно нечем кормить. Часть уже родственники забрали, каждый день кто-нибудь приезжает за своими. Алкоголики сами уходят, мы им и наркоманам даже советуем это сделать, чтобы количество едоков уменьшить. Но есть и такие, кого отказываются забирать. Специально передавал через общих знакомых, чтобы увезли, а в ответ тишина, как Высоцкий пел. Ладно бы, у нас только просто психически отсталые были. Тридцать человек недееспособны из-за недавно перенесённых инсультов, многие из них лежачие или только-только ходить начинают. Я просто не знаю, что с ними будет, когда еда закончится.

— Как бы жестоко ни звучало, Иван Алексеевич, но они умрут. Просто умрут. Как многие миллионы этой зимой. От холода и голода, от болезней, от последствий радиации. И ни вы, ни я, ни кто-то ещё им не сможем помочь. Я, конечно, поделюсь мороженым мясом, которое ещё осталось в рефрижераторе. Яблок грузовик пришлю, овощной консервации. Но этого даже на предзимние месяцы не хватит. Есть с полтонны кошачьих мясных консервов. Только не морщьтесь! Когда в Луганске в четырнадцатом году совсем жрать нечего было, я сам их трескал на передовой, а некоторые люди только благодаря им и выжили.

— Так вы из Донбасса? Военный? То-то я смотрю — не очень-то вы на бандитов похожи!

— Точнее, воевавший. Из местных, но так получилось, что война меня в Луганске застала. И не я один тут такой. Есть кадровые военные, есть милиционеры. А бандиты мы или не бандиты... Я и сам не пойму. Стараемся окончательно в бандитизм не скатиться, но вы же знаете: с волками жить — по-волчьи выть. Вон, поезда грабим.

А по поводу ваших больных, Иван Алексеевич... Замёрзнут они, как только холода настанут. Вам же топить корпуса нечем, электричества нет. Даже 'буржуйки' в палатах поставить невозможно. Да и персонал у вас, как мне кажется, уже бежать начал.

— Начал, — вздохнул тот. — Кушать всем хочется, а у нас впереди — полный мрак. И, как вы правильно заметили, голодная и холодная смерть.

— Знаете, что я вам посоветую? Раздайте больных в соседние деревни. Я понимаю, что слабоумных, но здоровых, многие возьмут исключительно в качестве рабов для работы в личном хозяйстве. Но это для них шанс остаться в живых. Со мной уже разговоры идут о том, чтобы мы взяли их деревни 'под крышу' по примеру Романовки. И мы, скорее всего, будем соглашаться. За оплату: мы их защищаем от беспредела, а они с нами продуктами расплачиваются. А если какая-то семья возьмётся ухаживать за 'неходячим', то мы не будем брать с неё такой платы. Мало того, даже продуктов подбросим. Из тех, которые их соседи должны заплатить.

— Но при таком, извините за выражение, 'уходе' половина больных до весны не доживёт!

— А без него — до ноября не дотянет.

— Тоже верно, — вынужден был согласиться директор.

— А персоналу интерната — разумеется, тем, кто пожелает — я предлагаю перебраться к нам в Пороги. Нам позарез нужны врачи. В том числе — для оказания медицинской помощи окрестному населению. Я знаю, что такое количество психиатров и невропатологов ни нам, ни ещё кому-то не нужно. Но у вас же есть доктора и других специальностей: кардиологи, терапевты, отоларинтологи.

— Окулисты, неврологи, стоматологи, гинекологи, — продолжил мой перечень директор интерната. — Но Пороги — это же крошечная деревушка, там и жителей — всего ничего! Куда переселяться?

— Да, постоянных жителей там почти не было. Ни в Порогах, ни в Постройках. Теперь появились: к нам в пути и уже позже много людей присоединилось. Зато там полно пустующих домов дачников. Есть такие хоромы, что семье из семи человек тесно не будет. Электричество есть, вода есть. Продуктами мы запаслись, голод нам точно не грозит. И холод тоже, в отличие от тех, кто в квартирах живёт.

— А прежние хозяева явятся?

— Как явятся, так и назад вернутся. О нас уже слава бандитов идёт, так зачем людей разочаровывать? — грустно засмеялся я, после чего вернулся к серьёзному тону. — Вы же понимаете, что это у них дачи, а не единственное жильё. Не последнее. Все эти продукты я вам не бесплатно отдаю. У вас сейчас из-за отсутствия электричества не работает масса оборудования. И больше никогда не заработает, потому что в этой части России электричество исчезло на много-много лет. Есть дефицитные медикаменты, запасы медицинских инструментов. В общем, мы возьмём всё, что ещё может оказать пользу людям, а не будет разграблено и разбито, когда персонал интерната окончательно разбежится. Договорились?

— Я подумаю, Виктор Георгиевич.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

Дальше тянуть с машинами, брошенными между Малоязом и Лаклами, нельзя. Особо ценного, как считают водители, в них нет. Одна фура пустая, во второй двадцать тонн цемента с местного цементного завода, находящегося, кажется, в Катав-Ивановске (повезло мужику, успел доехать почти до Сатки, прежде чем рядом с тем местом, где он грузился, брякнулась боеголовка). Камаз-полуприцеп со стальным прокатом: всяческие уголки, прутки, швеллеры. Нижнекамские шины в двух контейнерах 'на борту' полуприцепа-контейнеровоза. Какие именно — хрен его знает: все документы на груз исчезли ещё на стоянке возле Берёзового Моста. И ещё один грузовик без прицепа с продукцией Саранского электролампового завода.

Место, как люди говорят, укромное, но до ближайшей деревни всего километра четыре, на такой клад вполне могут напороться местные. Машины все на ходу, только замыкай провода в замке зажигания, и вези хабар, куда хочешь.

Но главное, конечно, отучить уё*ков из Лаклов грабить людей на мосту.

На пустую фуру можно забить: у нас и без того машины уже некуда ставить. Значит, везём с собой четырёх водителей-'дальнобойщиков'. Рашид за рулём гаишной машины, я на 'Крузаке' и Макс, едва пришедший в себя от вынужденной буханины, пассажиром. Тем более, лаклинских он помнит, злой на них. Ещё берём с собой Сергея Короленко: он тут все стёжки-дорожки знает, и если что-то пойдёт не так, выведет нас назад наилучшим образом.

В Сулее кто-то на хорошо знакомом мне перекрёстке всё-таки тусовался. Но едва на горизонте показались наши машины, прыгнули в свою колымагу и исчезли в поселковых улочках. Боятся — значит уважают!

В Межевом возле моста тоже какой-то тусняк. Две машины, человек шесть мужиков возле них, но непонятно: то ли просто поговорить остановились, то ли местные 'соловьи-разбойники'. Оружия не видно, но это ещё ничего не значит. Оно вполне себе может лежать в машинах. Проводили нас взглядами, но рыпаться не стали.

А красивое здесь место! Витя Данилов рассказывал, что тут скалы офигительные, но мне пока не до того было, чтобы кататься по окрестностям ради любования достопримечательностями.

— Охрененно! — прокомментировал Шерстнёв. — Я бухой ехал, по сторонам особо не глазел, но и то рассмотрел эти утёсы. А на трезвую голову — и вовсе шикарно смотрятся!

В Айлино к нам не стали докапываться, похоже, из-за полицейской машины с включёнными мигалками. Но что-то вроде постов на въезде и выезде имеется и здесь. Большое село. И, несмотря на башкирское название, на самом видном месте возле дороги стоит православный храм.

— Знакомые всё места, — грустно усмехнулся один из водителей, едущих с нами, когда мы свернули с основной трассы куда-то влево. — Вон там, на заправке, мы ночевали.

Минут через пятнадцать выехали на огромное поле, спускающееся к реке, за которой поднимаются горы. А у их подножья, на другом берегу, видны деревенские дома.

Перед мостом навалена куча хлама, через который просто так с разгону и не проскочишь. И дежурят трое 'лиц уральской национальности'.

Наличие полицейской машины и за её рулём человека в форме не подействовало, никто так и не стал отодвигать пустую телегу, перегораживающую проезд. И на требование Рашида освободить проезд отреагировали своеобразно:

— У себя в Челябинской области будешь командовать, а у нас — Республика Башкортостан.

Мы с Максом тоже вышли наружу.

— Смотри-ка! После того, как я им п*зды вломил, они баррикады построили! — ухмыльнулся Шерстнёв.

— Уважаемый, в чём проблема? — поинтересовался я у одного из 'дежурных'.

— Платить за проезд по мосту надо. Чем заплатите?

Боится, раз рука на рукояти обреза, всунутого под ремень. Или Максима узнал?

— Содержимое этого магазина подойдёт? — похлопал я по 'рожку' 'калаша'.

— Пятнадцать патронов за машину, — тут же загорелись глаза у гопника.

— Не многовато будет? Мне кажется, за всех двадцать патронов — и то перебор.

— Полный магазин — в самый раз будет. Вместе с магазином, — оскалился тот.

— Ну, смотри: тебя за язык никто не тянул, — передёрнул я затвор, и трёхпатронная очередь вспорола лёгкую курточку на его груди.

Пока я переносил прицел на следующего, Макс 'снял' его товарища.

Девять патронов из двадцати обещанных.

Длина моста — около ста пятидесяти метров. С коллиматорным прицелом — не расстояние. Три одиночных выстрела — две цели. Максиму на своего хватило одной трёхпатронной очереди. Итого — пятнадцать. Но не тридцать же, как этот говнюк настаивал!

'В ответку' тоже успели по нам шарахнуть. И довольно метко: если бы не старый, колченогий 'столовский' стол со столешницей из сантиметрового алюминиевого листа, прикрытого пластиком, то, не исключено, что я стал бы 'трёхсотым'. Охотничья стальная пуля 'Ленинградка' на сотне метров лося с ног валит. На ста пятидесяти, конечно, её скорость уже не та, но человеку, в которого она прилетит, тоже удовольствия мало. Так что будем считать — повезло.

То, что на баррикадах никто больше не маячит, вовсе не значит, что все умерли. Поэтому движемся вперёд с Провокатором по всем правилам, прикрывая друг друга.

Точно! Одного я только ранил. Валяется на асфальте и громко стонет.

— Не добивай! — попросил я Шерстнёва. — Кто-то же должен объяснить местным, что мы очень, очень рассердимся, если они снова захотят 'собирать дань' с проезжающих. Ты понял, говнюк, что передать тем, кто придёт тебя подбирать? И чтобы через час тут вот этого говна на дороге не было!

Раненый, зажавший входную дырку в боку, только кивает.

Собрали трофеи (два обреза, четыре ружья, 12 и 16 калибров), сдвинули такую же телегу, загораживающую мост с этой стороны. А тут и наши машины подъехали.

Дорога от Ая дальше идёт вдоль ручейка. Уже на выезде, сразу за старым колхозным элеватором, справа к ней наискосок примыкает живописная скала, больше похожая на стену. А дальше асфальтированный путь вообще перешёл в самое настоящее ущелье. Тоже красиво, зараза! Справа-слева — крутющие горы, заросшие лесом. Местами переходящие почти в отвесные, со скальными выходами. Посредине подъёма прямо в речку по трубе льётся в ручеёк вода из родника, огороженного аккуратным голубеньким заборчиком. К трубе через ручей перекинуты деревянные мостки. Слева — место для остановки проезжающего транспорта. Ехали бы мы просто проветриться, тоже остановились бы, чтобы водички набрать.

После того, как влезли на плато, проехали ещё километров шесть-семь, после чего полицейская машина свернула с шоссе на какую-то еле заметную полевую дорожку, ведущую к лесу. И на въезде в него мы нос к носу столкнулись с медленно ползущим контейнеровозом. Дорожку наша техника заблокировала, назад на этой одоробле тоже не сдать. Тем более — сзади Камаз-полуприцеп подпирает.

— Мужики, а чего это вы позарились на чужое имущество? — положил я руку на затвор автомата.

Ребята явно из ближайшей башкирской деревни, одному, который за рулём Камаза, лет тридцать пять, второму — к пятидесяти.

— Бельмес, — развёл руками и пролепетал тот, что постарше.

— Я тебе, бл*дь, сейчас покажу 'не понимаю'! — рявкнул на него Рашид и завернул что-то по-своему. — Протокол на угон машин будем оформлять?

Боже, какой он бред несёт! Но я не стал вмешиваться: гаишнику лучше знать, как с единородцами разговаривать.

— Ничего мы не угоняли, — почти без акцента запел мужик. — Машины брошенные стоят, ничьи. Люди их бросили, куда-то за Лаклы уехали. Чего же добро пропадать будет?

— И много у вас уже добра, которому вы не дали пропасть? — хмыкнул я.

— Какое добро? Вчера Азатка только пустую машину пригнал, а сегодня вот мы с ним за остальным пришли. Никто же не ругался, пока вы не приехали.

Шикарная логика!

— Так, взяли ноги в руки и дёрнули отсюда. Ясно?

— Может, всё-таки поделитесь? — принялся ныть младший.

— Тебе что, бл*дь, мало целой машины, которую уже сп*здил? Дёрнули, пока вас отпускают! Бегом! — щёлкнул я предохранителем автомата.

Ну, что? Осталось только довести грузовики через все окрестные деревни до Порогов.

Саша Варгашова

— Мы женщины, между прочим, а не ломовые лошади!

— А я, милочка, диверсант, между прочим, а не нянька в девичьей группе детского сада! Но вынужден разбираться, из-за кого вы друг другу морды бьёте и куда вас после этой драки расселять, чтобы вы вообще друг друга не поубивали.

Нашёл всё-таки, чем уязвить! Ну, да. Врезала я Маринке от души за бл*дство! Не столько потому, что она с Юркой трахаться начала, сколько из-за того, что этим она специально старалась мне нагадить.

Ну, переглядывались мы с Юрцом, да только ни я, ни он, всё не решались первый шаг сделать. А стоило мне намекнуть, что всё у нас может получиться, если он решительнее будет, эта... простипома к нему в тот же день в постель прыгнула. На ночь к ней один из водителей приходил, а после этого она среди бела дня к Юрке заявилась. Да ещё так орала, что все, кто остался жить на турбазе, хихикали. А когда вышла на веранду с масляной мордой, я ей и влепила. Юрку бить не стала (всё-таки у него рёбра поломанные), но теперь его к себе и на пушечный выстрел не подпущу. Пусть со своей Мариночкой-шлюшкой трахается. Она тут, в Порогах, насколько мне известно, ещё никому не отказывала.

И по поводу того, куда нас расселять, Скуфеев зря на меня бочку катит. Всё равно ему пришлось бы меня и других девчонок гнать с турбазы. У нас теперь она будет чем-то средним между больницей, библиотекой и столовой. Особенно после того как Данилов привёз кучу медицинского оборудования из психлечебницы.

Вот из-за разгрузки этого самого оборудования мы с ним, в смысле, со Скуфеевым, и сцепились. Там же тяжёлые установки попадались, а нам, как заправским грузчикам, его ворочать пришлось.

Нет, я понимаю, что он злой из-за того, что в Лаклах во время их поездки за брошенными 'дальнобойщиками' грузовиками погиб один из водителей. Но это вовсе не повод, чтобы меня 'прессовать' и девчонок превращать в биндюжниц.

— Ну, не могу я мужиков на это выделись! Те, кто не занят на более тяжёлых работах, либо в карауле, либо готовятся заступить в караул.

— Тоже мне, тяжёлая работа, с автоматом ходить!

— Ты за них будешь посёлок охранять? На! Покажи, как ты им пользоваться будешь. Просто передёрни затвор и прицелься куда-нибудь, — вынул он магазин и протянул мне свой автомат.

С третьего раза с затвором я справилась.

— Тебя уже раз пять за это время убили, — презрительно скривился он. — Теперь разбери его и собери.

Минуты за две разобрала, ободрав при этом сгиб пальца. А вот собрать... Ну, не вставляется туда какая-то крутящаяся хреновина сложной формы из затвора.

— Зато я стреляю метко! В институте биатлоном занималась.

— Ну, поехали, 'белый чулок'. Покажешь мне, как ты метко стреляешь. Только подожди, я снайперскую винтовку и патроны принесу.

Чего он ко мне прицепился? Да, хорошо стреляю. И если он не стебается, сейчас ему это докажу. А то выискался тут супермен!

Винтовка оказалась чёрной, с вырезом в прикладе и таким же, как у автомата, рычажком предохранителя. И магазин для патронов похож на автоматный, но намного короче и шире.

Отвёз меня Скуфеев за шлагбаум, на поляну, примыкающую к дороге. И предупредил ребят у шлагбаума, чтобы не реагировали на стрельбу. Потом расставил по пенькам и брёвнам пустые банки из-под пива.

— Это твои враги. Собьёшь десять банок десятью выстрелами — сниму перед тобой шляпу. Собьёшь восемь — будешь нашим штатным снайпером. После того, как поучишься правильно стрелять.

В биатлоне мишени расположены намного ближе. Но они и меньше. И на тренировках и соревнованиях стреляла я по ним не с четырёхкратным оптическим, а с диоптрическим прицелом.

Смотри-ка, даже туристический коврик для меня не пожалел! И патроны в магазин сам набил. Жентельмен!

— Ой!

Как она меня в плечо шарахнула! У биатлонной винтовки отдача вообще не чувствуется. А у этой... Как конь лягнул. А Скуфеев только ехидно ухмыляется.

— Может, всё-таки руку подашь?

Не кокетничаю я. Зло меня разбирает. У меня после десяти выстрелов рука вообще не шевелится, а он скалится. Наверное, из-за того, что себя жалела, три последних выстрела и ушли мимо. Один, правда, всего на сантиметр ниже банки, и она, покачавшись немного на бревне, всё-таки упала.

— Не вставай. Посиди на коврике. Только футболку придётся задрать.

— Может, тебе ещё штаны снять и ноги раздвинуть?

— Не сегодня. Сегодня тебе не до этого.

— Скотина!

— Может быть. Только плечо всё равно оголи. Иначе завтра у тебя вся правая половина тела будет синяя. Да и в лифчике ты, лишнего не засветишь.

У него в руках какой-то зелёно-бело-красный полосатый тюбик. Ага! Крем 'Спасатель'. Надо же, какой предусмотрительный! Гад! Знал про последствия, но специально издевался надо мной, заставляя терпеть удары приклада.

— В следующий раз, когда стрелять будешь, постарайся или лифчик снять, или надеть купальник без бретелек. Тебя вот эта пластмассовая пряжка на бретельке травмирует. Да не дёргайся ты! Я женщин не насилую: не прикалывает меня, когда они брыкаются и визжат. Всё, одевайся. А вечером перед сном ещё раз намажешься кремом. Может, не неделю нетрудоспособной будешь, а всего дня три.

Какую бы ему ещё гадость сказать? Так и не придумала, пока назад ехали. Да и не до того мне было: плечо просто отваливалось.

— Как болеть перестанет, начнёшь тренироваться, — объявил этот садист, высаживая меня у домика, куда мы с Иркой вселились.

— Чему тренироваться?

— Снайперской стрельбе. Я же обещал, что если ты восемь банок собьёшь, будешь у нас штатным снайпером.

За что? За что он меня так ненавидит? Что я ему такого плохого сделала? Сначала там, в Сулее, хотел, чтобы меня отморозок зарезал, теперь собирается мучить этой дурацкой винтовкой, пинющейся, как слон.

— Восьмая банка сама упала...

— Только не надо! Разницы большой не будет, попадёшь ты кому-нибудь точно в лоб, или пуля угодит ему в переносицу.

Придумала! Я лифчик не надену, как он говорил, когда в следующий раз стрелять поедем. Вот тогда и посмотрим, как ты выкрутишься, Рэмбо недоделанный! От меня не убудет, если он на мои сиськи посмотрит, а его помучаю.

Юля Короленко

Серёга второй день возится со своим 'уазиком'. Весь мазутом провонял, руки в кровь сбитые. Машинка наша эксплуатировалась постоянно, и у Серого просто времени не было, чтобы мелочи подделать. А тут на него наехал Данилов. Тот самый, что за несколько дней до начала атомной войны наш турбазовский домик в посёлке снял. Он сначала занимался разгрузкой поездов, а теперь часть награбленного сбывает: Пороги просто ломятся от завезённого! Многое нам даже сгружать некуда, несколько машин до сих пор неразгруженные стоят. Данилову понадобилось зачем-то в Иструть, и Короленко должен ему дорогу показать. А у 'козлика' то замок двери на ходу откроется, то пассажирское сиденье перекосит.

— Серёж, возьми меня с собой.

— С Виктором поговорить надо. После того, как его машину под Чулковкой обстреляли, он не очень охотно берёт с собой лишних людей. И что-то там шаманит для защиты машин от пуль и дроби.

Дурь какую-то он шаманит. Видела я. Наклеил гудроном на кусок железного листа кафельную плитку, как будто она сможет пулю остановить. Она же расколется, даже если по ней камнем кинуть.

— Я тоже читал, что на бронемашины устанавливают комбинированную броню из керамики и стекловолокна. Пишут, что она лучше защищает, чем броневая сталь такой же толщины. Правда, там керамика какая-то особая. Нам же такой не добыть, вот он и пытается просто керамическую плитку использовать, — попробовал защитить Виктора Серёга.

— Ну и как?

— От картечи хорошо спасает. Я видел, как он из обреза шарахнул по своей конструкции. Ну, и автоматную пулю без стального сердечника останавливает. Если хотя бы так, то уже хорошо. Ты же видела, во что бок его 'Патриота' превратили. А если бы Аня на заднем сиденье сидела?

Ну, да. Если бы Аню убили или даже ранили, это было бы жутко. И не только потому, что у неё маленькая дочка. Лишь благодаря ей раненые 'дальнобойщики' быстро на поправку пошли. Она же до войны травматологом работала. А теперь здание турбазы превратилось в почти полноценную больницу: навезла из Чулковки разных аппаратов, что-то вроде операционной себе организовала в комнате, примыкающей к туалетам. Закуток, где у нас книжки хранились, забила медицинскими справочниками. Тоже вывезенными из чулковской психушки. А Данилов уговорил троих врачей и двух медсестёр оттуда в Пороги переехать.

Выехали рано утром, едва солнышко поднялось. Похоже, погода устанавливается, когда вернёмся, надо будет картошку копать. С погодой вообще творится что-то непонятное. Даже когда солнце светит, от него немного тепла. Как будто сквозь какую-то дымку. Серёга говорит, что это из-за пыли, поднятой в воздух атомными взрывами.

Помимо своей жены и терапевта из чулковской больницы, Виктор взял с собой для охраны одного из бывших полицейских. Кажется, гаишника. Ну, и согласился, чтобы я поехала. Надоело безвылазно сидеть в Порогах, а в Иструти я некоторых людей знаю. В деревне, конечно, не в монастыре.

В Романовке заехали к железной дороге, к вагонам, в которых обычно перевозят заморозку.

— Свои! — после условного стука по корпусу одного из вагонов крикнул Данилов.

— Здорово, свой! — открыв дверь, выбрался наружу один из дежуривших в нём людей. — Ты когда нас заберёшь? Надоело уже тут взаперти сидеть.

— Всё, сегодня машина подойдёт, чтобы последнее мясо забрать. С ней в Пороги и уедете. Ну, не успевали мы его перерабатывать. А сейчас выдай нам две полутуши, мы с собой повезём.

— Опять 'благотворительно-дипломатическая миссия'?

— Ага. Будем с монахами отношения налаживать.

— Ты бы лучше с бердяушскими наладил.

— А что? Опять совались?

— Пробовали... Да как только узнали, от кого мы тут сидим, сразу сбежали. Здорово вы их, конечно, шуганули. Но ведь не навечно.

— Всему своё время, — пообещал наш начальник.

Мясо кое-как уложили в багажники обеих машин, ради чего пришлось перекладывать коробки с медикаментами. И двинулись дальше.

В Чулковке, как и в Романовке, 'Патриот' и серёгин УАЗ узнавали, приветствовали взмахами руку. А вот в Тельмана как-то без ажиотажа всё прошло. Да и попалось нам по дороге всего два мужика и женщина: посёлок-то крошечный.

Сразу за Тельмана повернули на лесную дорожку. Ехать по ней недалеко, километров пять, но дорожка...

Серый сунулся, было, переезжать вброд речку Иструть, чтобы сразу выехать к монастырю, но там какие-то козлы берега подкопали, чтобы никто не проехал.

— Значит, через деревню поедем, — решил Короленко.

До первых домов оставалось, наверное, метров триста: через небольшую полянку проскочить, да лесок миновать.

— Смотри, кто-то навстречу идёт, — показала я рукой в сторону мужика на опушке леса.

И не сразу поняла, что за комья земли полетели метрах в двадцати перед нашим капотом.

— Сдурели, что ли? — ударил Серёжа по тормозам, да так, что я чуть носом в лобовое стекло не влетела.

— Ты чего?

— Из ружья по нам шарахнули! Быстро пригнись и не высовывайся, пока не разрешу!

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Давно я по таким дорожкам не езживал! Даже по пути от Аушкуля до Зелёной Рощи было не так тяжко пробираться: там всего пара участков попалось, на которых РАВ-4 Ярулина спасовал. А тут — хрен бы он пролез! Даже не верится, что в наше время могла существовать жилая деревня, до которой можно добраться только на тракторе или пешком. Ну, не считая 'уазов', которые тоже с трудом, но ползут по местным грязям.

А ведь, судя по следам, кто-то тут недавно проезжал! И не одной машиной.

Кто именно — выяснили позже. А сначала был выстрел из ружья в нашу сторону, поднявший фонтан грязи перед машиной Короленко. Не по машине стреляют, а довольно далеко перед ней. Значит, пока предупреждение, чтобы дальше не совались.

Сергей тут же выскочил из машины и принялся махать руками:

— Чего палите? Свои же!

— Это ещё разобраться надо, свои или нет, — проорал в ответ мужичок, прячущийся за деревом впереди, возле 'дороги'. — Пусть кто-нибудь один подойдёт.

— Я пойду! — вызвался Серёга. — Я тут бывал, людей знаю, а ты, Виктор, чужак.

'Тёрли' они минут пять. А я всё это время искал глазами, кто же по нам стрелял. Не тот же тип, который выступает 'приманкой'. Место, откуда могли пальнуть, я примерно вычислил, но стрелка так и не нашёл, пока он сам не поднялся. И стало ясно, почему его не было видно: камуфляж. Вышел уже после того, как к нам вернулся Короленко и сообщил, что мы можем подъехать. Но сначала его машина, а потом наша. Чтобы местные могли осмотреть их содержимое.

— На них позавчера какие-то отморозки устроили налёт. Несколько человек погибли, включая настоятеля монастыря, раненые есть, — глянул он на Аню.

— Ради чего? — обалдел я.

— Кто-то напел в уши этим козлам, что тут можно золотом и серебром разжиться. Те же первым делом в церковь вломились, с батюшки принялись крест сдирать, оклад с иконы...

Подробности нападения узнали уже от крепкого на вид стрелка, держащего в руках двустволку. На него достаточно просто глянуть, чтобы понять: непрост он. Ох, не прост! Не зря же завалил и обезвредил семерых из девяти нападавших.

— Если бы не отец Пётр, то не знаю, живы ли мы были сегодня, — похвалил напарника тот, что работал 'наживкой'.

— Не называй меня отцом! Не посвящён я ни в какой сан. Обычный насельник. А то, что меня братия старшим выбрала, ещё ни о чём не говорит. А что делать? Игумена убили, дьякон при смерти лежит. Надо же кому-то делами руководить.

Пётр рыбачил на пруду, когда услышал выстрелы, а потом и увидел дым горящей избы. И уже в селе напоролся на парочку бандитов, ломящихся в деревенский дом. По нему выстрелили из дробовика, но не задели.

— Инстинкты сработали, — засмеялся он. — Вырубил обоих, ружьё отобрал. А там, гляжу, другие ко мне бегут, стреляют. Дураки! Далеко ведь, чтобы на таком расстоянии дробью палить. Тем более — из обреза. Но крышу у меня снесло. Особенно, когда узнал, что они игумена расстреляли и иконы осквернили. Только те, которых я первыми 'приложил', и успели в лес сбежать.

Он перекрестился.

— Прости, Господи, мой грех!

— Выяснили, кто был?

— Выяснили. Молодняк из Айлино. Наглые, охамевшие и безмозглые.

— Башкиры, что ли? — насторожился Рашид.

— Двое — башкиры. А остальные — наши, русские Ваньки. А ты где воевал? — неожиданно обратился монах ко мне.

— Донбасс.

— Я так и подумал. А я в Южной Осетии. Позывной 'Рудик'. Ранен был, комиссовали по состоянию здоровья. Работы нет, денег нет, жена ушла. Пить начала, а потом и вообще на 'траву' подсел. Полным 'кончалыгой' стал. И завязать не могу: так ломало, когда пробовал бросить! Родственники подсказали, что тут, в монастыре, таких, как я, принимают и на путь истинный ставят. Вот и пришёл сюда.

— А почему 'Рудик'? — удивилась Аня.

— У меня в юности был музыкальный центр марки 'Грюндик', вот пацаны и прикалывались: 'говорил надомник Рудик. У него приёмник 'Грюндик', ловит, контра фээргэ'. У Высоцкого такая песня была... Ладно, хватит лясы точить. Мишка, проводи людей. И к раненым тоже своди. А я тут останусь: мало ли кого ещё принесёт?

— Да брось ты! — усмехнулся Сергей. — Что, мы с двумя автоматами, моей 'Сайгой' и твоей двустволкой не отобьёмся?

— Ага! И с обрезами, которые ты своей братии раздал, — поддержал нашего проводника сорокалетний Мишка, которому, похоже, было 'в лом' торчать около дороги.

— Я не знаю, Пётр, можно ли вам сейчас мясо есть — не разбираюсь я в сроках постов — но если нельзя, то его можно законсервировать, — открыл я багажник уже в монастыре. — Мы это делаем так...

Монах внимательно выслушал туристический рецепт и кивнул двоим товарищам:

— Разгружайте.

В храм нас не пустили: всё-таки он старообрядческий, а мы... Рашид и Юля — башкиры, вроде как мусульмане. Мы с Аней и терапевтом только числимся православными. Про Серёгу Короленко не знаю. Но, судя по тому, что и он не пошёл, тоже вовсе не старообрядец. Он остался с монахом, который возился с двигателем 'трофейной' 'Нивы'.

— 'Уазик' тоже ни к чёрту! — сообщил Сергей, когда вернулся к нам, имея в виду вторую машину, на которой приехали налётчики.

Половина обезболивающих в ампулах, которые Анюта привезла с собой, ушла сразу. Раненых, в лучшем случае, перевязали, и ей пришлось доставать засевшие неглубоко дробины, чистить и зашивать резаные раны, складывать сломанные руки.

— Кошмар какой-то! — пожаловалась она, переходя из избы с одним раненым в дом к другому. — Никогда ещё не работала в таких антисанитарных условиях. Даже когда твою рану чистила, была возможность хоты бы руки хлоргексидином протереть. А тут...

Пётр поинтересовался, какие шансы выздороветь у дьякона.

— Вряд ли, — грустно покачала головой Аннушка. — Была бы возможность его прооперировать в нормальной больнице, может, и помогло бы. А так... Сделала, что могла, но надежды на то, что он выживет, почти никакой.

— На всё Воля Божья, — возразил ей Пётр и мотнул мне головой. — Пойдём, покурим.

— А тебе разве можно?

— Нельзя. Но постоять рядом с курящим не возбраняется. Особенно — если поговорить с ним надо.

Да понял я уже, что ты меня зовёшь именно ради разговора без свидетелей!

— Наслышаны мы уже о вас, — признался монах.

Это для меня не новость, что в деревне скорость стука значительно превышает скорость звука.

— Разное про вас говорят. Кто-то хвалит, кто-то ругает. Кому-то вы помогли, кого-то обидели. Сильно обидели. Кто-то считает, что вы их защитили, а кто-то говорит, что вы такие же бандиты, как и те, которые на Иструть напали.

— А мы, Пётр, не сто долларов, чтобы всем нравиться. С каждым стараемся обходиться так, как он того заслуживает. Кого-то привечаем, кого-то наказываем.

— А к нам ради чего приехали? Ну, не верю я, что по нынешним временам вам край, как захотелось мяска монахам подкинуть, и ради этого вы попёрлись по нашему бездорожью. Без всякой задней мысли.

Я засмеялся.

— Правильно рассуждаешь. Задняя мысль есть. Но не в том, чтобы с вас последнюю рубаху содрать. Мы, Рудик, хоть и привыкли воевать, но, как на любой войне, нам нужны крепкие тылы. Чтобы, случись что, кто-нибудь не выстрелил в спину. Поэтому и стараемся со всеми своими ближайшими соседями, если не дружбу, то хотя бы доброе знакомство завести.

— Такое доброе, что у твоей машины весь зад изрешетили?

— Ты же сам сказал, что есть и обиженные на нас. Могу даже сказать, где. В Бердяуше такие есть, в Сулее, в Межевом. Кстати, пока вспомнил про Межевой. В Ай не суйтесь, даже если надо всего лишь на тот берег переплыть! На лодке — и то ничего хорошего, а если вплавь, то волосы могут выпасть. И скотину на водопой к нему не гоняйте. В его воде радиацию принесло из Златоуста и Кусы, которую накрыло облаком месягутовского взрыва. Много радиации! Очень много!

— Спасибо, что подсказал! — совершенно искренне поблагодарил Пётр. — У нас-то, как думаешь, с этой дрянью не очень плохо?

— Не очень, — наполовину высунув из кармана разгрузки дозиметр, успокоил его я. — Сейчас везде в окрестностях фон либо чуть выше естественного, либо по его верхней планке. Ветром пыль с запада несёт, а что там америкосы натворили, мы не скоро узнаем. За зиму она частично осядет, короткоживущие изотопы распадутся, и на нашем спасительном островке в этом радиоактивном море фон вернётся в рамки естественного. Повезло нам, Пётр, просто невероятно повезло, что ни одно радиоактивное облако нас не накрыло. Не поверишь: Асылгужино немного задело после взрыва в Месягутово, а Постройки уже нет.

Монах только покачал головой.

— И вторая 'задняя мысль', о которых ты спрашивал. Прошло уже почти три недели с тех пор, как война началась. А людям что-то покупать надо, продавать.

— Так покупают и продают! В Сатке базар работать начал, в Бердяуше.

— Про Бердяуш я уже слышал. Но нам туда пока хода нет. Как ты выразился, мы там кое-кого сильно обидели. Решили они нас ночью немного порезать, а мы, неблагодарные, их сильно обидели.

'Радик' усмехнулся и кивнул, подтверждая, что слышал эту историю.

— И пока три бердяушские группировки между собой не разобрались, мы туда не спешим ездить.

— Да вроде как у них вопрос практически решился. 'Заречные' с остатками 'Пролетарских' и 'Профессионалов' объединились, чтобы на равных вести разговор с саткинскими. Ну, или почти на равных: в Сатке, говорят, менты с остатками уголовничков объединились, под депутата облсовета пошли.

Ого! Слишком уж хорошо для отшельника из глухой обители он осведомлён о мирских делах в районе!

Ну, до нас тоже такие слухи доходили, Макс даже начал прорабатывать выходы на этого депутата, но всего я даже монахам рассказывать не стану.

— Так вот. Если мы на базары в Сатке, Бердяуше или, скажем, в Малоязе сунемся, к нам отношение будет одно. А к монахам — совсем другое. Так что нам интересно, чтобы вы, если согласитесь, нашими товарами подторговывали. Товары предоставим.

— Только кого посылать на эти торжища? Нас осталось тут — всего ничего. Даже не знаю, удастся ли в следующий раз отбиться, если ещё кто-нибудь нападёт.

— Тогда, может, соберётесь с деревенскими и к нам, в Пороги переберётесь?

Пётр задумался на пару минут. Я его не торопил, прикуривая следующую сигарету.

— Знаешь, не получится ничего с переездом. Деревенские точно не захотят бросать насиженное место. Лично я бы, может, и подумал об этом, да ведь там, у вас, я снова сорвусь. И некоторые другие братья тоже. Контингент-то у нас — тот ещё! Такие же, как я — бывшие алкаши да нарики. Нет, Виктор. Здесь мы останемся.

— В общем, я не настаиваю, но и возражать не буду, если кто-нибудь передумает.

— Патронов бы нам. Вы не богаты ими?

— Найдём. На сотню можешь смело рассчитывать. Картечь, пули. Двенадцатый калибр?

— Двенадцатый. Самый ходовой.

— Тогда подвезём через пару дней.

— Не надо никуда ездить. Я, вон, Мишку завтра после похорон к вам пошлю. Четыре часа хода — и он у вас. Он по жизни непьющий, не то, что... мой контингент. Не сорвётся!

— Договорились. Тем более, я чувствую, Аня захочет таблетки вашим раненым передать. Михаил сразу и заберёт.

Максим Шерстнёв, 'Провокатор'

Рослый худой мужик, увидев, что я подхожу к забору его огорода, опустил пыльный мешок с картошкой на землю.

— Здорово, Штакет.

— И тебе не хворать.

Не любит он нас, хотя и вынужден с нами сотрудничать. А кто ж тебя, родной, заставлял наводить на Пороги банду 'Профессионалов'? Ту самую, бо́льшую часть которой потом сам Штакет и закапывал возле дороги к посёлку.

— Закончил уже с картошкой?

— Да вот, осталось её только спустить в яму.

Ямой местные называют подпол и погреб. В общем, те места, где эта самая картошка хранится всю зиму.

— В Бердяуш, как я просил, ездил?

Не 'велел', а именно 'просил'. Зачем бандитскому стукачу лишний раз напоминать о том, что он крепко сидит у меня на крючке? Ох, крепко!

— Валёк говорит, что 'златоустовский' готов с тобой встретиться. Как узнал, что ты из Хохляндии, да ещё и воевал, то сразу согласился.

— Не с Хохляндии, а из Донбасса, Геннадий.

— Да какая разница? А Донбасс разве не был в составе Украины?

— Разница, говоришь, какая? Да как у жопы с пальцем.

В глазах Штакета мелькнул испуг. Да уж! 'Воспитательный момент' с рытьём могилы его дружкам явно сработал.

— Не разбираюсь я в ваших украинских делах...

— Ладно, бог с ними. Где и когда?

— Завтра, в двенадцать часов. На середине моста через Большую Сатку у Романовки. Ты и он. Хотя, конечно, Валёк говорит, что один он не будет, наверняка пацанов по кустам заныкает.

Прямо как в каком-то плохоньком шпионском детективе: середина моста, один на один под прицелами 'групп поддержки'!

— Только Валёк просит, чтобы без фокусов. Ему башку открутят, если что не так пойдёт... Да и мне тоже, — после паузы упавшим голосом добавил Штакет.

— Главное, чтобы 'Заречные' сами не начудили.

— Им-то ни к чему людей терять накануне каких-то серьёзных тёрок с Саткой.

— Тоже Валёк рассказал по поводу тёрок?

— А кто же больше? Нет, бляха, 'златоустовский' ко мне приехал и прочитал лекцию о своих планах!

Любопытная личность, этот 'златоустовский'. Ни имени, ни фамилии, ни клички в окрестностях Бердяуша не знают. Не из бандитов. Какой-то предприниматель из Златоуста. Родители, вроде как, бердяушские, но давным-давно из посёлка уехали. Сам он в день начала войны приехал в Бердяуш на похороны бабушки. С родителями, разумеется. А когда грабёж станции начался, возглавил группу соседей, с которыми тащили со станции то, что пригодится именно в условиях постапокалипсиса: продукты длительного хранения, всякие прочие нужности. И не пускал к себе за речку ни 'Профессионалов', ни 'Пролетарских'. А когда мы похоронили основную часть 'Профессионалов', сначала их остатки подмял, а потом переманил значительную часть 'Пролетарских' вместе с 'Жуками'. Не зверствует. Наоборот, пытается навести в посёлке какой-никакой порядок. Вон, даже рынок открыл и торговцев на нём защищает от грабежей. И это всё, что о нём рассказывают в Романовке. А уж мы пытались собирать о нём информацию не только через Штакета.

'Пацанов', значит, по кустам рассадит? Ну, ну. С чем? С 'Сайгами'? Оружие, конечно, неплохое. Особенно — если они раздобыли карабины под калибр 7,62 или 5,45. Но редкое это оружие, редкое. Пожалуй, проще ментовскую 'ксюху' достать, чем нарезную 'Сайгу': в России, чтобы получить разрешение на охотничий 'нарезняк', нужно преодолеть огромное количество бюрократических рогаток. А вот АКС-74У в каждой полицейском отделении есть. Ну, если удастся оружейную комнату взломать, конечно.

Подготовку к 'стрелке' начали незамедлительно. На место выехал Скиф, у которого большой опыт диверсионной работы, и присмотрел места, где он, будь на месте главаря 'Заречных', посадил бы стрелков. Наблюдателя у дороги мы тоже оставили. Его задача — выявить, приезжали ли бандиты на место будущей встречи, чтобы устроить засаду. Приезжали! Под утро.

За три часа до встречи в небо поднялся беспилотник. Спасибо китайской компании 'Али-экспресс', на контейнер которой с посылками для москвичей мы напоролись при дерибане поезда 'нечётного' направления! Всякого дерьма там было навалом, но Витя Данилов среди него откопал и изрядное количество полезных вещей, вроде пары квадрокоптеров, нескольких наборов неплохих раций и груды 'силовых' батареек. Вадим не ошибся: два гаврика с 'Ксюхами' залегли по нашу сторону моста именно в тех места, где он предполагал. Их скрутили Скуфеев и Кот, тоже имеющий опыт антидиверсионной деятельности. Уже в тот момент, когда машины 'Заречных' ехали вдоль Большой Сатки по дороге от Бердяуша, за пять минут до прибытия их к мосту. Так что я уже торчал возле своего 'Мицубиси' перед мостом, когда бандиты появились из-за поворота. Как и договаривались, один. Если не считать маячивших в отдалении ребят из ГИБДД, подъехавших на своей машине с 'попугаями' на крыше.

Мой визави вышел из-за руля 'Ниссана-Икстрейл'. Отойдя несколько шагов, он положил на асфальт снятый с плеча пистолет-пулемёт. Судя по форме и размерам, скорее всего, 'Кедр': далековато всё-таки, с такого расстояния точно не определишь, что за модель.

Намёк понял. И повторил то же самое со своим 'сто пятым'. И если бандит не стал выкладывать пистолет, то и я оставил свой в кобуре.

— Здорово, хохол!

— Ещё раз назовёшь меня хохлом, получишь в *бло. Невзирая на то, что потом начнётся.

Хорошенькое начало для переговоров!

— А разве ты не с Украины? Мне говорили, что ты оттуда прибыл, не местный.

— Я, хоть и родился в Днепропетровске, к хохлам никакого отношения не имею.

Главарь 'Заречных' среднего роста, лет тридцати — тридцати пяти. Волосы коротко стриженные, тёмно-русые. Глаза серые, настороженные. Взгляд человека, которому доводилось воевать. Трудно это объяснить, но безошибочно угадываю таких по взгляду. Как говорила одна из моих знакомых, 'люди, обожжённые войной'. Одет в охотничий камуфляж. В общем-то, тоже не показатель: такой комплект имеется у каждого второго для вылазок в лес и на рыбалку. Обувь. А вот обувь может многое сказать: привыкший к берцам на 'стрелку' в лакированных туфлях не приедет. Берцы дорогие, никак не проще классических 'вибрамовских'. И очень удобные. Какой именно пистолет в тактической кобуре — трудно понять, видно плохо. Не 'макоров', что-то покрупнее будет.

— Постой, постой! Снежное, госпиталь!

— Что 'Снежное'?

Я туда попал как раз после того, как нас привезли с подрыва на той самой клятой 'монки'. До своих мы с нейтральной полосы добрались на белом 'Запорожце' без стёкол. Впятером. Располосованные поражающими элементами МОН-50. С перебитыми руками и ногами. Наша штатная медичка в обморок рухнула, когда увидела нас, таких 'красивых', в окровавленном 'Зопаре', умудрившихся своим ходом доехать до Никишино. А уже оттуда нас на 'Урале' доставили в Торез, где и рассортировали: кого в Снежное, кого в Донецк.

— Я видел вас четверых в приёмном покое госпиталя. Других мужиков не запомнил, а у тебя больно уж физиономия яркая.

— А ты что там делал?

— Я-то как раз выписывался после ранения под Дебалей, а вас только привезли. Миномётчики. Кажется, на укропский фугас нарвались. Мой позывной 'Урал'. Может, слышал?

— На 'монку', — уточнил я. — А я 'Провокатор'.

— Точно! У тебя была планка на 'липучке' с этим позывным, я запомнил. А сюда каким ветром тебя занесло?

— Да вот, ехал-ехал повидаться с друзьями, намылившимися здесь Большой П*здец пережить, и доехал.

— Предусмотрительные у тебя друзья, раз заранее этим озаботились.

— Не жалуюсь. Тебе когда твоих бойцов из засады выдать? Сейчас, или когда разговор закончим?

— Бл*дь! — не сдержал эмоций 'Урал'. — И вроде бы опытных ребят посылал... Не сильно хоть пострадали?

— Скиф сказал, что их только слегка помяли, без травм.

— Скиф? Он не из Горловки? Там, насколько помню, был такой снайпер у Беса. Кажется, в роте у Аксакала.

Знает, знает мой собеседник людей, воевавших в то время в районе Дебальцево! На упоминания об этом снайпере я и рассчитывал, вбрасывая позывной Вадима. О некоторых делах Скуфеева, работавшего под крышей российского ГРУ, даже мне не известно, а вот балагура из Горловки многие, жившие 'на передке', помнят.

— Нет. Этот — харьковчанин, он больше на юге по укропским тылам шарился. Так мы будем разговаривать, или дальше повспоминаем, кто кого знает?

Саша Варгашова, 'Пенка'

Он меня всё-таки перехитрил! Я предвкушала увидеть сцену, когда этот бездушный сухарь, не понимающий разницы между мужчинами и женщинами, мажет мне плечо и косится на мою грудь, а он...

— Прикинь винтовку к плечу. Не сильно мешает то, что длина приклада чуть увеличилась?

У моей истязательницы вместо жёсткой чёрной резины на прикладе появился новый затыльник из нескольких слоёв мягкой туристической 'пенки'. Длина приклада действительно стала больше, пожалуй, на сантиметр, но я этого даже не почувствовала.

— Ну, и отлично. Поехали!

Всю дорогу Скуфеев нудно вещал о том, что для уменьшения силы отдачи надо плотнее вжимать приклад в плечо. Как будто нам про это тренер по стрельбе не рассказывал! Да только одно дело — мелкашечный патрон, и совсем другое — патронище этой одороблы.

Но отдача действительно стала мягче.

— У нас в Сирии испытывали СВД с подпружиненным затыльником. Но для того, чтобы такое сделать, надо серьёзно переработать сам приклад. Я предложил для тебя немного другой вариант, но принцип тот же: поставить более мягкий материал в месте контакта с плечом и увеличить время действия отдачи на точку упора.

Моё плечо, значит, для него — всего лишь точка упора?

Хотя стоит признать, что из-за более слабого болевого эффекта я ни разу не промазала по пустым банкам. И желание снова стрелять не пропало после того, как магазин винтовки опустел.

— Вот и отлично! — прокомментировал Скуфеев, оценив мою стрельбу. — Вот тебе ещё один снаряжённый магазин. Теперь сама выбирай цели подальше и старайся в них попасть. Расстреляешь этот — следующий сама набьёшь патронами. Умеешь? Если нет, то покажу.

Вот слетел с него и весь лоск джентльмена! Даже в мелочи мне помочь не хочет.

— Учись обслуживать своё оружие сама. В бою может случиться, что некому будет тебе магазины снаряжать, — словно прочитал он мои мысли.

Давай, давай! Придумывай отмазки.

А меня так и подмывало прижать приклад не так сильно, чтобы опять синяк вылез. Но... Не враг же я сама себе, в самом деле! У меня же от этого плечо будет болеть, а не у него!

Плечо сберегла, а вот пальцы... Несколько ссадин заработала, пока набивала патроны в магазин. Хорошо хоть я со своими занятиями туризмом не квашня какая-нибудь, а более или менее физически подготовленная.

И опять перерыв в занятиях стрельбой. Никогда не думала, что мне, после того как я вырвалась наконец-то из Далматова, снова придётся раком стоять на огороде. Из-за той же проклятущей картошки, на которой помешаны мои родители. Слава богу, в то время когда я училась в институте, студентов на неё не гоняли. Зато теперь, на старости лет, придётся горбатиться. И на огороде горбатиться, и печку топить, и даже хлеб самой печь, как это всем приходится делать. Теперь уже, похоже, до скончания века. При всей моей нелюбви к огородничеству, нам просто негде взять овощи кроме как самим вырастить. Или, как в этом году, выкопать то, что посадили дачники.

Часть из них сразу сбежала из Порогов, как только пошли первые слухи о войне. Одну семью Скуфеев выгнал за истеричность и хамство. Пожалуй, правильно сделал, хоть и очень жестоко поступил. Но самое интересное, в последние дни три семьи вернулись из Сатки. Нет, не три семьи, а владельцы трёх домов-дач. Только одна пара приехала с семнадцатилетней дочкой, а двое мужиков-дачников, предварительно переговорив со Скифом, вернулись, битком набив машины чадами и домочадцами: дети с мужьями-жёнами, внуки...

— В Сатке нам не прожить, — разоткровенничался 'молодой' пенсионер. — Из магазинов жратву выгребли на второй или третий день. Комбинат и завод сразу же встали без электричества. Деньги ничего не сто́ят. Тем более, у большинства они были на банковских картах, которые превратились в кусочки пластмассы. Дочку прямо возле дома ограбили, обручальное кольцо сняли и серёжки. Хорошо, что не вместе с ушами оборвали, как у знакомой. У меня гараж вскрыли. Раньше, если такое делали, то машину угоняли, а теперь — машину наружу вытолкали, зато весь погреб почистили. Даже яблочное варенье, которое три года простояло, и то уволокли. А что зимой будет? Газа нет, котельная работать не будет, да и чем насосы крутить, чтобы горячую воду в дома пустить? Рукоятку к ним приделать? Да что горячая вода? За холодной приходится на пруд ходить: насосы-то никакие не работают.

Принадлежащие этим людям домики освободили, да ещё и соседние отдали, куда семьи детей вселились. Но всё равно ещё с нескольких участков урожай пришлось общими усилиями убирать, пока погода позволяет. Юля, 'хозяйка' турбазы, говорит, что с погодой что-то ненормальное творится: ещё середина сентября, а деревья пожелтели и по утрам температура почти до нуля падает. Для Тюмени такое нормально, но здесь же намного южнее.

Работнички мы, конечно, ещё те. Ладно, я детство в небольшом городке провела, а некоторые из нашей компании — чисто городские жители. Жалко на девчонок смотреть, как они маются. Сестрички Оля и Таня, которые с 'боевиками' приехали, хоть и хрупкие на вид, но и то оказались проворнее некоторых наших туристок. Всё-таки деревенские жительницы, хотя Оля, успевшая в этом году закончить медучилище, первое время и помогала нашему доктору Ане заниматься с ранеными. Пока у нас не появились опытные медсёстры из Чулковки.

Мешки с картошкой женщины, конечно, не таскали, для этого здоровенных лосей-водителей припрягли. Но и с вёдрами намаялись. У половины Порогов после этой 'битвы за урожай' спины болят. Включая меня. Но мне-то Скуфеев отдохнуть и не дал.

— Завтра едешь на первое боевой задание, — объявил он, вызвав меня из домика, где мы с Ирой Вахитовой живём.

Какое ещё боевое? Мы на войне, что ли?

— А ты думала, что я тебя натаскиваю на стрельбу из боевого оружия для участия в чемпионате Порогов по биатлону? — недовольно фыркнул Скиф. — Надеюсь, что в этот раз тебе по людям стрелять не придётся, но всякое может случиться.

— По людям???

— Милая Шурочка...

— Не зови меня так! Ненавижу, когда меня так зовут!

— Обращение 'Сашенька' тебя устроит? — похоже, ещё сильнее разозлился наш главарь. — Так вот, милая Сашенька, ситуация, в которую мы попали, называется 'постапокалипсис'. И законы этого самого постапокалипсиса таковы, что каждый из нас может столкнуться с необходимостью убить ближнего. Или ты, или тебя. Я думал, что в Сулее ты это уже поняла.

— Так почему ты сам не убил того ублюдка, который мне собирался горло перерезать? Потому что он не тебя убить хотел, а какую-то женщину, которую ты впервые в жизни видел?

— Всё забыть не можешь? — усмехнулся он. — Потому и не убил, что он успел бы тебя по горлу чиркнуть, если бы я попытался его грохнуть. Я бы его после этого непременно кончил, но тебе от этого было бы уже ни тепло, ни холодно. На Украине, где я когда-то жил, говорят: 'мэртвым бджолы не гудуть и мэд нэ носють', 'мёртвым пчёлы не жужжат и мёд не носят'. А вместо того, чтобы помочь ему тебя зарезать, я засрал ему мозги якобы нежеланием тебя спасать и подставил под выстрел Вити Данилова. И моли бога за то, что этот лох, как и ты, принял мои слова за чистую монету, а Виктор не сплоховал.

— А если бы он меня всё-таки убил? Ты же ему разрешил это сделать.

— Ты совсем идиотка? Этот придурок, насмотревшийся американских боевиков, и то был сообразительнее тебя. Потому что понимал: убей он тебя, он умрёт через секунду. Живая ты — единственный шанс остаться живым ему. По крайней мере — пока у него в руках был только нож. И я тебе гарантирую: продемонстрируй я неравнодушие к твоей жизни, он потребовал бы от нас оружие. А вот после того, как он получил бы ствол, я бы за твою жизнь уже гроша ломаного не дал.

Наверное, он прав. Да только всё равно обидно.

— В общем, хватит философию разводить. Завтра у Провокатора 'стрелка' с бердяушкскими бандитами. И нам с тобой нужно будет его прикрывать. Ты — в качестве снайпера. Отмойся в бане, отдохни чуток, а потом приходи в гостиницу: будешь изучать устройство рации и правила радиообмена. Да, и ещё учти: скорее всего, ночевать сегодня ты будешь не дома, а у меня в номере.

Что-то приятно шевельнулось внизу живота. Совсем я сдурела, что ли? Мне же противно даже просто разговаривать с ним!

— Обойдёшься!

— Что значит 'обойдёшься'?! Тебе просто некогда будет ночью шляться по посёлку, когда мы разберёмся с твоим заданием и подберём тебе снаряжение. Ты ещё затемно должна будешь занять позицию на чердаке дома в Романовке.

В общем, ничего сложного в работе с рацией нет. Чтобы что-то передать, надо нажать на клавишу и держать её, пока говоришь. И к идиотской манере общения можно привыкнуть: сначала сообщаешь, к кому ты обращаешься, а потом рассказываешь, кому он должен ответить.

Тёплый камуфляж мне по росту подобрали, хотя он и болтается на мне, как на вешалке. А вот обуви моего размера не нашлось, пришлось остаться в своих кроссовках. Оно даже лучше было, пока мы с Вадимом шли ночью по дороге, а потом корячились по приставной лестнице на чердак.

— Из окошка не высовывайся, — наставлял он меня перед тем, как уйти. — И вообще шевелись поменьше. Захочешь помочиться или... В общем, сначала отползаешь в сторону, и уже потом отходишь в другой угол чердака. И не морщься! Да, вонять будет. Но лучше потерпеть запах, чем 'засветиться'. Когда услышишь сигнал по радио, что едут, снимаешь винтовку с предохранителя, досылаешь патрон и следишь в прицел за мостом. Помнишь сигнал?

— Два коротких щелчка, один длинный.

Он рассказывает, будто в первый раз, будто не вдалбливал всё это мне полночи.

— Верно! Команду открыть огонь, если что пойдёт не так, дам лично. До неё не стрелять ни в коем случае, что бы ни происходило. Твоя цель — человек, который будет на мосту с Провокатором. После него — выбиваешь наиболее опасных. Тех, кто с дальнобойным оружием. Команду 'отбой' передам тоже я или, если что-то со мной случится, Кипчак или Провокатор. Но раньше неё с места не двигайся. Тоже — что бы ни случилось.

Самым сложным оказалось не шевелиться, пока длилась вся эта встреча на мосту. Мне же ни шевельнуться нельзя, ни глаз под резиновым наглазником прицела почесать. А ещё и к рации, работающей на минимальной громкости, прислушиваться.

Всё. Кажется, расходятся. И, вроде бы, миром обошлось. Уже машины поехали в сторону Бердяуша, за кустами дороги давно скрылись, а рация всё молчит.

— Пенка Скифу. Отбой.

Наконец-то!

— Скиф Пенке. Принято.

Господи, как же я испсиховалась! Изнасиловать бы какого-нибудь нормального мужичка, чтобы нервы успокоить. Заманить к себе, подпоить, а потом над ним грязно надругаться. Да где же у нас приличного мужика взять? Тех, которые нормальные, уже давно бабы расхватали. А те, которые оказались никому не нужны... Те никому и не нужны.

Костя Данилов, 'Кот'

Офигеть! Двадцать первое сентября, и снег выпал.

Ясное дело, он ещё растает, но я такого всё равно не помню. А как выпал, так сразу листья с деревьев посыпались. Похоже, правду говорит дядька Дима Рощин, что зима будет ранней.

— И суровой, — поддакивает ему крёстный.

А у нас же тёплой одежды ни у кого нет, кроме местных да дяди Володи Пуресина. Он её с Урал-Дачи взял, для себя и для Гитары. Одно спасение — в домах дачников кое-какие вещи остались. Вот и бегаем целый день друг к другу в гости, меняемся шмотками, которые по размеру подходят.

— Может, в брошенные деревни сунуться? — предложил двоюродный дед. — Водилы говорят, что люди оттуда бежали, побросав всё.

— Сдурел, что ли? — рявкнул на него Скиф. — Да я первый с тебя шкуру спущу, если ты заражённые вещи оттуда приволочёшь. Если, конечно, сам не успеешь сдохнуть, пока там шаришься. Ни одной вещи со стороны без проверки дозиметром! Ясно? Всех касается. Нам и без того ветром радиации уже натащило до двадцати пяти микрорентген. При нормальном фоне, напомню, не больше двадцати. Нечего облучёнными шмотками себя и друг друга вредить!

— А что тогда делать?

— На базаре покупать. Водки у нас до хрена. Десять-пятнадцать ящиков на это можно потратить. Но тоже с проверкой купленного дозиметром.

На базаре? Ах, да. Провокатор же договорился с бердяушскими о том, что мы теперь можем свободно появляться в посёлке. И они в Порогах тоже, но после прохождения через наш КПП. И безоружными.

А на КПП у нас теперь всё оборудовано по последнему слову техники! Лёлька в контейнере с китайской электроникой нашёл массу всякой всячины, и они вдвоём с Максимом Шершнёвым (оказывается, он до войны на Украине был компьютерщиком и программистом) чего-то покумекали. В общем, взяли пару панелей солнечных элементов, предназначенных для зарядки айфонов, соединили с батареями аккумуляторов, и теперь после срабатывания датчиков движения, установленных перед шлагбаумом, на деревьях загораются светодиодные фонари. А на столбике с домофоном, по которому ночной гость может с караулкой связаться, включается камера. Плохонькая, тоже в домофонах используемая, но её хватает, чтобы на экранчике, поставленном в караулке, распознать человека или машину. Для ночного времени — просто отлично. Да и днём неплохо работает.

Опять же, наш сапёр, Алексей Иванович, уже не гранату в пакете на конец жердины шлагбаума примастрячил, а самодельную мину, работающую по принципу 'монки', прикрепил к столбику шлагбаума и прикрыл кусками пластмассы. Не считая двух управляемых настоящих МОН-50 на дороге. Так что теперь дежурить на КПП будет намного проще: заранее видно, кого к нам черти несут. И с гостями можно по домофону выяснить, какого лешего им надо, а не тащиться для этого к шлагбауму.

История про то, как на наших минах погибла половина банды 'Профессионалов', по окрестностям далеко разошлась, так что без нужды в Пороги никто и не едет. Поэтому мины на боевой взвод мы теперь только по ночам включаем. Да и самим страшновато. Идёшь ты к шлагбауму, а в мозгах сверлит: выключил ты тумблер управления ими или не выключил?

— Ты думаешь, там, в Бердяуше, сейчас что-то вроде магазина верхней одежды работает? — обиделся на Скифа мой двоюродный дед. — Ты тот Бердяуш видел. Откуда там столько шмотья? Если кто-то и выносит на продажу, то по две-три вещи за раз. Покупать-то людям не на что.

— Вот пусть Провокатор туда и сгоняет на разведку, — разрешил проблему Вадим. — Может, со своим знакомцем и вопрос сразу решит. Мы же не знаем, чего там 'Заречные' успели награбить.

Ехать с Максом я вызвался сам. Может, присмотрю что-нибудь вкусненькое Ленке, а то она последнюю пару дней капризничает: то ей одно недосоленное, то другое слишком пресное. Пирожков каких-нибудь домашних. На что покупать? Да выменяю на китайский складной ножик с кучей лезвий, прихваченный из контейнера с заказами 'Али-экспресс'.

А ничего 'мицубиська' по свежему снегу прёт! Даже на всесезонной резине. Я думал, 136 'лошадей' для такой тяжёлой машины маловато будет, а оказалось — нормально. Снега, правда, немного, всего сантиметров пять, но на серпантине заднеприводная машина всё равно пару раз 'хвостом' вильнула. Дизель, крутящий момент большой, вот колёса по сырому снегу и срываются в занос.

Следов на дороге почти нет. Две или три машины до нас проехало: люди поняли, что регулярных поставок топлива больше не будет, и экономят его. На въезде в Бердяуш уже никакого пикета нет. В домах печки дымят. Даже в многоквартирных домах кое-где в форточки трубы выведены. Представляю, каково протопить эти каменные мешки!

Дорога из Бердяуша к Романовке

На улице почти нет людей. Редко-редко кто-нибудь попадётся с саночками, нагруженными пластиковыми баллонами. Кто-то идёт к колодцу или речке, кто-то уже возвращается с полными. Но пара машин нам всё-таки попалась. Видимо, на станции тоже застряли цистерны с горючкой.

Бердяуш

На станции... Вагонов здесь поубавилось. Как потом выяснилось, часть их оттолкали на тупиковую ветку к карьеру, чтобы не мозолили глаза и не мешали проходу и проезду из одной части посёлка в другую. Мост-то над железной дорогой рухнул, и иначе, чем по настилам, проложенным через рельсы, не проедешь. А уже через речку — либо по хлипким мостикам, либо через брод, кому куда ближе.

'Офис' у 'Заречных' располагается в здании вокзала. Там же, в зале ожидания, и 'толкучка'. И несколько машин прямо на площадке возле него. А что? Удобно контролировать, кто и чем богат.

Вокзал в Бердяуше

Но мы туда не сразу поехали.

— Покрутимся, присмотримся к местности и обстановке, — объяснил Максим. — Ствол без надобности не свети. Начнёт докапываться кто-нибудь из числа 'Заречных', объясни, что ты из Порогов, приехал на встречу с Уралом. Слава у нас здесь дурная, вряд ли кто захочет с нами всерьёз связываться.

Погуляли. Посмотрели. Да только до нас никому дела не было. Может, ещё и потому, что, как я услышал из разговора двух местных, к главарю 'Заречных' какие-то гости из Сатки пожаловали. Похоже, вон на тех 'Крузаках', возле которых два типа топчутся. Один в ментовской форме, а второй 'по гражданке', оба с короткоствольными АКС-74У, 'полицайским' оружием.

Встретились с Провокатором возле машины через минут двадцать и обменялись услышанным и увиденным.

— Гости из Сатки, говоришь? Не те ли, о которых Штакет рассказывал? В общем, делаем так, Кот: я оставлю машину на перроне у здания вокзала и пойду 'записываться на приём' к своему знакомцу по госпиталю в Снежном, а ты присматривай за ней. Но не явно, а просто будь неподалёку. Где-нибудь на лавочке посиди, по перрону прогуляйся. И слушай. Всё время слушай и смотри, что вокруг происходит. И аккуратнее: мы здесь пока не самые желанные гости. Иди вперёд, а я через пару минут подъеду. Минут пятнадцать повертись, а потом, если всё нормально, можешь на базар зайти.

Лёлька как-то анекдот рассказал про генерала КГБ, заявившего: 'Паранойя в наших рядах не приветствуется, но нельзя забывать, что кругом одни враги'. Провокатор, говорят, тоже в контрразведке служил там, в Донбассе. Неужели тоже этого шизняка нахватался?

Те двое с автоматами на меня особого внимания не обратили. Нужен-то я им? Стоптанные, грязные зимние ботинки со сбитой на носках кожей, обтрёпанные камуфляжные штаны, уляпанная каплями краски плохонькая курточка, вылинявшая бейсболка. Хорошо, хоть температура — градуса три-четыре ниже нуля, а то бы уши отвалились. Но парочка оказалась очень необычной. Один, как я уже говорил, в форме сержанта полиции. То ли ППС, то ли ещё что-то: шеврон спорот, точно не узнаешь. А второй — явно отсидевший. Когда моргает, на веках видна какая-то татуировка. Курит в кулак, и на треугольнике между большим и указательным пальцем пять точек в форме конвертика. Во всех тюремных наколках я не разбираюсь, но про эту точно знаю: опознавательный знак того, кто сидел в одиночной камере. Типа 'один в четырёх стенах'.

В отличие от меня, Максим оружие скрывать не стал. Повесил АК-105 на шею поверх камуфляжной 'горки' и пошёл. Парочка проводила его взглядами.

— Кажется, Воха, я нашёл подарок Борюсику на днюху, — захихикал сержант, когда Провокатор дошёл уже до угла здания вокзала. — Даже у нас ни у кого такого ствола нет, а тут, ты глянь, какие-то лохи с ними разгуливают.

— Небось, кто-то из дружбанов Урала. И как ты с него эту волыну снимешь? За такое Урал всю свою шоблу на уши поставит.

— Как сниму? Да со жмура. Если, конечно, сам не отдаст. И не успеет Урал никого поднять. Думаешь, зря Борюсик ему привёз коробочку с подарочной пушкой, взятой на хате у Кита? Пультик у Борюсика в кармане. Сядет он в машину, нажмёт кнопочку, и когда Урал в следующий раз откроет коробку — например, чтобы похвастаться, какой ему презент из Сатки подогнали — ему не то что лапы оторвёт, он без башки останется. И поздно станет шоблу поднимать. Кто тогда разбираться будет? Одним жмуром у 'Заречных' больше, одним меньше...

— А ты уверен, что этот лох там не окажется во время взрыва?

— Потому и хочу попросить Борюсика, чтобы мы с тобой задержались тут после его отъезда. 'Машинку' получим, а потом и кнопку на пульте нажмём.

— А ты чего тут расселся? — обратил внимание на меня 'сидевший'. — А ну, вали отсюда!

— Срать захотел, — почти не соврал я. — Если сейчас встану, то обосрусь.

Ржите, ржите, козлы!

— А чего вообще сюда припёрся? Кто такой?

— Да из Романовки я пришёл. Посмотреть, чем тут на базаре торгуют. А тут припёрло... Здесь же общественных туалетов нет, как в Челябе, а до вокзала дойти уже не успею.

— И даже не ходи. Там все толчки закрыли, чтобы от запаха говна не задохнуться. Воды-то нет для того, чтобы его смывать. Вон, зайди за какой-нибудь угла, и нагадь за ним. А потом вали отсюда!

— Мужики, а у вас бумажки не найдётся? — скорчил я страдальческую физиономию.

— Ага! Может тебе ещё вина красного и девку рыжую? — продолжили глумиться саткинские.

— Рубашка, что ли короткая? Так ты пальцем, пальцем подотрись!

Я изобразил, будто с трудом борюсь с очередным спазмом кишечника, и сержант махнул рукой.

— Пошли, Воха! Он, похоже, сейчас на самом деле обосрётся, а нам потом это нюхать.

Отошли они только на другую сторону от стоящих рядом машин, одной 'Тойоты Ленд-крузер', а второй — 'Лексуса'. Я хоть и принял их обе за 'крузаки', но не сильно ошибся, если учесть, что машина с 'клюшкой' на радиаторе — всего лишь европейский люксовый бренд всё того же 'крузака'.

А я, покорчив рожи ещё с минуту, медленной, ужимающейся походкой пошёл в противоположную сторону, за угол ещё какого-то станционного здания.

Вышел я оттуда, с улыбкой счастливого человека. Кучку, правда, действительно наложил, не обращая внимания на прошедшего мимо меня мужика с саночками, бредущего в сторону края платформы.

— Ну, что? Пальцами подтёрся или рубашкой? — снова заржали охранники какой-то саткинской шишки.

То, что упоминавшийся ими Борюсик там большая шишка, говорит самодельный номер на 'Лексусе': 003. На 'крузаке' такая же белая табличка, но на ней чёрная цифра 013.

— Не, я снежком! — продолжил я корчить из себя идиота, не обращая внимания на шуточки про отмороженную задницу и риск геморроя.

— Постой-ка, — вдруг посерьёзнел мент. — Воха, сходи, глянь: он там действительно гадил или только баки нам забил, а сам за нами для 'Заречных' шпионил?

— Да вы чё, мужики? Тоже мне шпиона нашли! Из Романовки я!

— Тебе надо, ты на его дерьмо и смотри! — скорчил презрительную рожу Воха.

— Ладно, — поморщился второй. — Только покарауль его.

Сержант появился из-за угла буквально через минуту. Злой, что-то бубнящий себе под нос.

— Отпусти этого засранца! — махнул он рукой напарнику и принялся оттирать о снег носок своего берца.

'Взорвался', значит. Теперь бывший зэк ржал уже над ним, а я, оглядываясь на ходу, быстро зашагал ко входу в вокзал. Возле которого нос к носу столкнулся с Шершнёвым, которого и собирался предупредить, чтобы он пока не совался к машине. Сука! Если сейчас увидят, что я ему что-то рассказываю, нас же с такого расстояния одной очередью срежут! А для 'Заречных' придумают какую-нибудь отмазку.

Максим Шершнёв, 'Провокатор'

К Уралу меня ожидаемо не пустили.

— У него важный гость из Сатки. Ждите. И это... оружие сдать придётся.

— Ты, главное, скажи, что Провокатор к нему в гости приехал.

— Скажу.

— Нет, ты сейчас скажи.

— Да как я ему сейчас скажу? Он запретил нам входить, пока саткинские не выйдут, — начал злиться охранник. — Было бы электричество, я бы по телефону позвонил, а нынче — только сидеть и ждать.

Ждал минут пятнадцать, а потом пошёл перекурить. Заодно и Костяна допрошу, что тот видел и слышал.

Костя попался мне у входа в вокзал.

— Пойдём, покурим у машины, — предложил я ему, вытаскивая из пачки сигарету.

Тот задержался буквально на несколько секунд.

— Не ходи туда, там тебя грохнут.

После чего похлопал себя по карманам, развёл руками и пошёл в зал ожидания.

Кто? Не те ли, два архаровца с 'Ксюхами'? Тот, что в сержантской форме, больно уж на мой автомат пялился. И на нашу встречу с Костей они пристально взирали, мент даже автомат с предохранителя снял.

Но Кот молодчина! Хорошо разыграл то, что мы с ним незнакомы. Что ж, подыграем, раз дело серьёзное.

Я помял в руках сигарету, поозирался, потом попросил огонька у вышедшего из вокзала мужика. Так, Костю мы отмазали. Перекурю — найду его в вокзале и выясню подробнее, что к чему.

Парня я похвалил ещё раз, уже в глаза, когда он изложил планы саткинских. Теперь только бы успеть Андрюху предупредить!

— В общем, ты пока здесь шляйся. Приценивайся, спрашивай, что на что меняют, в чём потребности, пропорции обмена. Про Романовку ты хорошо придумал. Так и представляйся, пока мы не разобрались с теми, саткинскими.

— Я же там только нескольких мужиков знаю. Начнут интересоваться, как поживает кто-то другой, я тут же спалюсь.

— Говори, что ты был в составе бригады рефрижераторщиков, прибился к деревенским.

В приёмной начальника вокзала пришлось ждать ещё минут десять. Наконец, дверь отворилась, и из неё вышли трое саткинских во главе с невысоким, но плотным чернявым лысеющим мужичком лет сорока.

— До свидания, Андрей Петрович. До скорого свидания!

— До свидания, Борис Львович.

Лицо у Урала, в отличие от истекающего мёдом гостя, довольно напряжённое. Не договорились, что ли?

Дождавшись, когда саткинские скроются за дверью, Андрюха тяжко выдохнул и кивнул мне.

— Что-то срочное, или подождёшь минут десять?

— Срочнее не бывает. И я не шучу.

— Может, всё-таки...

Я решительно мотнул головой и шагнул к кабинету, вталкивая внутрь 'златоустовца'.

— Ну, раз так, то я хоть похвастаюсь тебе подарком наищедрейшего человека Бориса Львовича, — с сарказмом в голосе объявил Андрей. — Чтобы хоть дух перевести.

— Стой! Не трогай! — схватил я его за рукав, увидев, что товарищ по оружию нацелился на богатую дубовую коробку, стоящую на столе. — На воздух взлетим!

— Ты чего, Макс?

Даже несмотря на установленную у окошка 'буржуйку', в кабинете было довольно прохладно, но Андрей вытер выступившую на лбу испарину, когда я рассказал ему секрет коробки с подарочным пистолетом.

— Откуда ты это узнал?

— До того, как я в миномётчики перевёлся, я успел в донецкой контрразведке поработать. Собирать информацию умею. Так что засунь-ка эту коробочку куда-нибудь подальше, пока я не взял гавриков, которые должны поставить мину на взвод. А ещё лучше — сам на время выйди отсюда: обычно в таких пультах есть и команда на мгновенное уничтожение мины.

— Суки! Решили меня кончить за то, что я не согласился полностью лечь под них, а потребовал, чтобы мои люди подчинялись только мне. Им, бл*дь, мало даже того, что Бердяуш будет Сатке 'дань' платить!

— Они собирались кончить тебя в любом случае. Тебе когда 'подарок' вручили? Сразу, или когда стало ясно, что вы не договоритесь на их условиях?

— Сразу. 'В знак добрых намерений'... Один-то с двумя справишься?

— Я не один. Но человечка на всякий случай пошли, чтобы он нас с тыла страховал. Пусть за углом вокзала с автоматом постоит, пока мы не заведёмся.

Костя Данилов, 'Кот'

Пирожки я всё-таки выменял на свой ножик. Правда, при этом пришлось совершить даже не тройной, а четверной обмен. Главное — все участники сделки остались довольны, а как именно проводился 'взаимозачёт', пусть болит голова у торговцев. Мой ножик перекочевал в карман молодого парня, которого подвели ко мне, а десяток пирожков с картошкой, капустой, рисом и яйцом в пакет, вынутый из моей куртки.

Придуманная Максом 'легенда' про члена технической бригады из вагонов-холодильников сработала неплохо. Бабулька, торгующая пирожками, даже перестала торговаться, вздохнув, 'мы-то хоть дома, а тебя чёрт знает куда занесло, одного, без семьи, без родителей'.

Зато узнал, что роль денег здесь надёжнее всего исполняют патроны и золото. Ну, серебро ещё. Патроны любые, хоть охотничьи, хоть для боевого оружия. Бензина и солярки тут, хоть залейся: на станции застряло с десятка полтора цистерн с топливом, и к тому моменту, когда поселковые банды 'прибрали к рукам' это богатство, раздерибанить не успели даже пятую его часть. Теперь тоже будут продавать населению. 'Стоимость' патронов примерно следующая: пистолетный 'макаровский' соответствует довоенным ста рублям. Автоматная 'пятёрка' двести пятьдесят. 'Семёрка' — триста. Охотничьи патроны, в зависимости от калибра и вида заряда, от трёхсот до пятисот. Винтовочно-пулемётный патрон — пятьсот. Золото? Очень дорогое, это золото. Грамм золота в украшениях (после пересчёта пробы, разумеется) — пять тысяч. Грамм серебра — тысяча.

Цены, правда, пошли вразнос. Что-то резко подорожало, что-то (в основном, награбленное из застрявших на станции поездов) наоборот стало стоить копейки. А ещё — всяческие электроприборы, включая компьютеры и телефоны. За два автоматных патрона можно купить ноутбук или стационарный комп с монитором. Сюда их, конечно, не тащат, но под заказ могут и приволочь. Только вот покупателей на них нет.

Максим нашёл меня быстро: людей на 'толкучке' не так уж и много.

— Что нового?

— Да выходил я на улицу, когда саткинские от Урала ушли. Трое на 'Лексусе' уехали, а те двое, что на твой автомат позарились, остались. И, похоже, получили разрешение тебя грабануть.

Ясное дело, их разговора я не слышал. Но хорошо видел, как после каких-то слов сержанта лысоватый мужик в длинном пальто показал примерный рост Шерстнёва и кивнул. А потом передал что-то в руки менту, потыкал пальцем в переданное, сел в машину и уехал.

В их сторону я топал медленно, треская на ходу уже остывший пирожок.

— Что, опять усрался? — сверкнул стальным зубом уголовничек.

— Не, всё нормально! Пожрать надо перед обратной дорогой, так что я тут ещё немного на лавочке посижу. Пирожки будете? — вынул я из пакета бабкино изделие.

— После того, как ты этими руками в жопе ковырялся? — брезгливо поморщился Воха, и сержант, вроде бы уже собиравшийся принять моё угощение, тоже передумал. — Жри и вали отсюда. А ещё лучше — сразу вали, где-нибудь в другом месте пожрёшь.

— Чего ты, Воха, хорошего парня гонишь? Садись, ешь и не торопись. Нам всё равно в Сатку ехать, вот и подбросим тебя до твоей Романовки.

— Так через Романовку до Сатки дальше, чем через Берёзовый Мост.

— Ничего страшного. Ради хорошего человека можно и, хе-хе, крюк сделать, — как-то нехорошо засмеялся сержант и, наклонившись к уху напарника, что-то ему сказал.

Воха задумался на мгновенье и кивнул.

— Здо́рово! А пирожки тогда сами в машине возьмёте из пакета. Их туда бабка складывала, я их не трогал, — продолжил я ломать комедию.

Вначале из-за угла вокзала выглянул человек 'Заречных', о котором меня предупредил Шерстнёв, а потом и сам Макс неторопливо двинулся к машине со стороны входа в вокзал. Автомат уже не на плече, а на груди, палец на скобе спускового крючка. А эти уроды 'ксюхи' даже с предохранителя не сняли. Зато сержант вынул какой-то пульт дистанционного управления, нажал на нём кнопку и снова сунул в карман.

— Теперь всем точно не до нас будет, — подмигнул он Вохе и шагнул навстречу Максиму.

— Мужик, хороший у тебя автомат, я погляжу.

— Да не жалуюсь, — остановился Макс в двух шагах от мента.

— Положи-ка его на землю, подобру-поздорову, и топай отсюда.

— Не понял.

— Ствол отдай, лошара! — рявкнул Воха, направляя автомат на Провокатора. — Слуха лишился на старости лет, что ли, козлина?

За этим ором щелчок предохранителя 'макарова' в кармане моей куртки даже я не услышал.

— А ты руки мыл, чтобы прикасаться к моему оружию?

— Он не понимает, — хихикнул сержант и лязгнул затвором.

Макс влепил ему ногой по автомату снизу вверх, а следом припечатал прикладом в ухо. Четыре пули — целых два компьютера — ушли куда-то в воздух, а Шерстнёв уже рубит Воху, так и не успевшего снять 'ксюху' с предохранителя.

Зато мент, стоя на четвереньках, мотнул головой и потянулся к валяющемуся рядом 'калашу'. Не дотянулся! ПМ, в сравнении с грохотом 'укорота', щёлкнул совсем негромко, но охранник Борюсика взвыл от боли: трудно с трёх метров не попасть в растопыренную ладонь. А следом и я сам припечатал его рукояткой пистолета по башке.

Пока Макс чистил карманы Вохи, я проделал то же самое с имуществом полицая. ПМ и запасные магазины к нему в кобуре, два запасных рожка к 'калашу', брелок сигнализации 'Тойоты', пульт дистанционного управления миной, портмоне с документами и какими-то купюрами, ключи то ли от дома, то ли от квартиры, складной нож, явно не перочинный.

— Зови сюда Урала, — скомандовал Максим бойцу 'Заречных', вышедшему из своего укрытия. — И пусть 'подарок' саткинских принесёт.

— Только осторожнее, чтобы коробка не открылась, — предупредил я. — Они уже активировали взрыватель, я видел.

К тому моменту, когда подошли 'Заречные', сержант уже пришёл в себя.

— Сука! Надо было тебя сразу грохнуть, а не ждать, пока ты просрёшься! — прошипел мне он, баюкая простреленную руку.

— Андрей, поставь коробку на капот машины. А ты, сучара ментовская, открой её, — скомандовал Провокатор.

— Я не смогу, у меня рука, — ещё больше побледнел сержант. — Вон, Воха здоровый...

— Ты что, козёл мусорской, хочешь, чтобы я вместо тебя взорвался? — зарычал уголовник.

Макс тихонько ткнул бывшего зэка пальцами под дых, и тот заткнулся.

— А вот и пульт от той бомбы, которую тебе подарили 'в знак добрых намерений'.

— Что теперь делать будем? — потемнел лицом Урал.

— Я обоих забираю и всё, что при них было. Как трофеи. Тем, что из них выдою, с тобой поделюсь. Мину я сейчас отключу, и пользуйся подаренной пушкой на здоровье. Ствол-то хоть тебе Борис Львович хороший подарил?

— Мечта, а не ствол! Беретта-92.

— Опаньки! Подожди с коробкой! Кажется, саткинские возвращаются. Кот, возьми-ка одну из 'ксюх'. И не забудь, как эти придурки, её с предохранителя снять и патрон в патронник загнать.

— Что здесь происходит? — колобком выкатился из 'Лексуса' Борюсик, а за ним и оба его сопровождающих. — Что с моими людьми?

Эти — меньшие лохи, чем Воха с напарником. У того, что с АКС-74У, предохранитель снят и, наверное, патрон уже в патроннике.

— Задержаны при попытке разбойного нападения, — усмехнулся Урал. — Пытались отнять у человека понравившееся им оружие, а самого его убить. А вы-то как тут оказались, Борис Львович? По моим подсчётам, вы уже должны быть в Сатке.

— Мы должны были дождаться этих людей, а потом услышали здесь выстрелы и вернулись. Верните их, их оружие и машину, я сам накажу обоих, если они виноваты.

— То, что взято с боя, то свято, — усмехнулся Макс. — А эти гаврики...

— За подобное мы здесь, в Бердяуше, расстреливаем на месте, — перебил его Урал.

— Но есть вариант, — усмехнулся Шерстнёв. — Я отдаю их вам, если вы собственноручно откроете вот эту красивую коробку.

Он кивнул на стоящий на капоте 'Крузака' ящичек, а потом, держа прибор двумя пальцами, продемонстрировал Борюсику пульт управления миной.

Львович судорожно сглотнул слюну, помолчал пару секунд и скомандовал водителю, сжимающему в ладони пистолет:

— Поехали!

А что им оставалось делать? Три ствола (хотя Борюсик свой и не вынимал) против семи совершенно не катят!

Ждать Макса пришлось почти час. Всё это время оба пленных валялись связанными в огромном багажнике 'Тойоты'. Потом к 'эль-200' подогнали 'Жигулёнок', и в него перегрузили пять ящиков водки, которую мы привезли в качестве предоплаты за заказанную одежду. И мы двинулись обратно: Макс на своей машине, а я на трофейном 'Крузаке'.

Снег на дороге уже немного накатали, да и температура воздуха поднялась до какого-то небольшого плюса, если судить по капели с крыш. Так что крались мы по серпантину очень аккуратно. Но... На последнем его витке лёгкий задок Мицубиси вдруг понесло, и машина Шерстнёва боком влетела в придорожное дерево. Только стёкла посыпались.

— Макс, ты живой? — крикнул я, остановив Тойоту и выскочив наружу.

Провокатор молчал, повиснув на руле, а по его виску ползла вниз одинокая капля крови.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Димка Рощин, осмотрев битый 'мицик', безапелляционно объявил:

— Только на запчасти! Рама у 'эль-200' очень мягкая, и её сразу же погнуло. И если её ещё можно заменить другой, то с выправлением геометрии кузова в наших условиях не справиться. Проще уж новую машину добыть. А эту — на запчасти.

Куда нам новые машины? Вон, тот же Мицубиси Костя после аварии приволок на прицепе трофейного 'Ленд-Крузера'. Тот ещё пожиратель бензина! Хотя, нет спора, отличная машина.

— Может, движок от 'мицика' поставим вместо 'стуканувшего' у Пуресика? — предложил дядюшка. — Вовка мне уже всю плешь проел: 'я же предупреждал, что у моего 'зилка́' двигатель не вечный'. Я слышал, что на 'сто пятьдесят седьмые' ставят японские и корейские дизеля. Говорят, 'колуны' после этого даже лучше, чем с 'родным' двиглом, тянут. И солярки раза в два-три меньше хавают, чем жрут бензиновые.

Проблема с выходом из строя нашего главного вездехода, действительно, серьёзная. Мы, конечно, надеемся со временем 'вымутить', купить или отжать парочку 'Уралов', но зима вот-вот начнётся, и у нас могут начаться проблемы с некоторыми поездками. Не пошлёшь же за дровами в лес какой-нибудь нежный шоссейный 'Даф' или 'Ман'.

— Возьмёшься с ним на пару сделать такую 'пересадку сердца'?

— А чего нет-то? Если Пуресик мне свою норму водки отдаст, так за неделю справимся.

Ему бы только водку пить!

Нет, он не алкаш. Он, как и покойный дед Герасим, большой любитель выпить. Если надо, в рот капли не возьмёт. Но если есть возможность 'клюкнуть', то своего уж точно не упустит.

— А твоя 'молодуха' не будет против того, что ты ещё и пуресинскую норму станешь выпивать?

'Молодухой' Димка называет сорокатрёхлетнюю Валентину, ту самую повариху, которую мы подобрали в бессознательном состоянии в кафе на перевале. Они теперь вместе живут.

— Я её уговорю, — захохотал мой самый младший дядюшка. — Если, конечно, Гитара вовкину пайку не выжирает.

Помимо гашённого йода, мы для профилактики последствий радиационного заражения выдаём взрослым по 100 граммов водки в неделю. Крохи, конечно, по-хорошему, надо бы её не менее 50 граммов в день выпивать. Или по 200 граммов красного вина, которого у нас почти не осталось. Но спиртное — это ещё и валюта, и растранжиривать её мы не решаемся.

— Ничего! — хитро щурится Рощин. — Я бражку поставил. Вот поспеет, перегоню её самогонным аппаратом, спёртым на границе Европы и Азии, и такую конфетку из этого самогона сделаю — язык проглотите!

В общем-то, тоже вариант. Но сначала посмотрим, что у дядюшки на самом деле получится.

К идее раздерибанить его пикап Максим отнёсся спокойно.

— Хорошая была машина, но ничего не поделаешь: сам виноват. Не привык по горам в гололёд ездить. Теперь умнее буду.

Аня, осмотрев его, зафиксировала лишь рассечённое о стойку салона ухо и, возможно, очень лёгкое сотрясение мозга.

— Разве можно от этого сознание потерять? — удивился Макс.

— От любого удара по голове, в принципе, можно, — пояснила Анюта. — Всё от множества факторов зависит.

— Старею, — сделал парадоксальный вывод Провокатор. — Сначала из армии по возрасту выгнали, теперь в обмороки, как гимназистка, рушиться начал...

Алексей Иванович, разобравший привезённую Шерстнёвым мину, объявил, что взрывчатки, распиханной по полостям подарочной коробки из-под пистолета, вполне хватило бы, чтобы угробить всех, оказавшихся в радиусе полутора метров от 'подарка'.

— А сама электроника, приводящая её в действие, нам ещё пригодится.

Не сомневаюсь! Судя по тому, что началась война за контроль над территорией, оставшейся незаражённой, случай использовать такое устройство, нам ещё представится.

Едва получив медицинскую помощь, заключавшуюся в заклеивании пластырем рассечённой кромки уха, Максим прихватил Скифа и отправился допрашивать своих пленников. Чтобы не шокировать 'гражданских' судьбой этих двух говнюков, о них никого не поставили в известность. А когда Провокатор 'выдоил' из обоих всё, что хотел, их увезли на берег Ая. Радиоактивная вода всё скроет. Даже если трупы где-то выплывут, их никто вылавливать не станет, чтобы самим не нахвататься 'рентгенов'. А вы прикажете содержать, кормить и поить двух отморозков, которые при случае постараются сбежать в Сатку и сдать все наши секреты?

— Весёлые дела творятся в райцентре, — начал он свой рассказ 'командному составу'.

К таковому, напомню, мы относим Вадима, Макса, меня, Ярулина, Смирнова и лейтенанта ДПС Малого. Сформировался он как-то сам собой, из тех, кто в последнее время был связан с действующей службой на офицерских должностях. Есть, конечно, пара офицеров запаса среди 'дальнобоев', но ребята получили свои звания после институтов и никакого реального командного опыта не имеют. Да и не воспринимают их остальные в качестве командиров.

Несмотря на свои небольшие размеры (около 40 тысяч населения), Сатка до войны считалась богатым городом. За счёт комбината 'Магнезит' и металлургического завода. Нельзя сказать, что все жители блистали большой зарплатой, но, по слухам, некоторое время в конце девяностых городок занимал первое место в России по количеству джипов на душу населения. Что ж, когда-то и у нас в Миассе автозавод расплачивался с поставщиками и высокопоставленными сотрудниками бартерными джипами.

Когда неглупые люди сообразили, что после начала ядерной войны старый мир рухнул, у некоторых из них сразу же возникло желание прибрать город к рукам. Не просто 'дальнобоев' на трассе грабить, как это сделали уголовнички, которых мы перебили возле Берёзового Моста, а стать полноценными хозяевами Сатки и Саткинского района.

Раньше всех 'подсуетился' бывший депутат облсовета, подключивший к делу замначальника ОВД и одного из 'авторитетных' уголовников, люди которого разграбили и сожгли здание ГИБДД, мимо которого мы проезжали по пути в Пороги. У бандитов появились автоматы и пистолеты, у ментов, пошедших за своим начальником, тоже. А чтобы не превращать город в стрельбище, экс-депутат при помощи финансового дельца по кличке Борюсик всё-таки сумел свести воедино тихо ненавидящих друг друга полицейских и уголовников. В частности — на почве общей ненависти к 'богатеньким Буратинам', дома и квартиры которых они совместно грабили уже на пятый день после ядерного удара по России.

В отличие от нас, Бердяуша и Сулеи, Сатке повезло с ресурсами намного меньше. Точнее сказать, совсем не повезло: город находится на тупиковом ответвлении от Транссиба, и его жители при грабеже ограничились лишь содержимым магазинов. И уже через две недели стало ясно, что впереди его жителей ждёт голод.

Остроту ситуации в какой-то мере удалось сбить, подмяв под себя Сулею, где находится крупный элеватор, небольшая нефтебаза и пристанционные склады, включая угольный. Ну, и поезда, застрявшие на станции. Вообще наше огромное счастье, что катастрофа произошла именно в конце лета, когда уже начались перевозки собранного урожая, а не в каком-нибудь марте или даже апреле.

Автор идеи — тот самый Борюсик — на этом деле весьма поднялся в иерархии, став третьим человеком после экс-депутата и уголовного авторитета. Идея 'нагибать под себя' окрестные населённые пункты и облагать их данью всем понравилась.

Следующий налёт 'по многочисленным заявкам трудящихся' (в смысле — урко-мусорской кодлы) состоялся на Межевой, где целый район частной застройки с названием 'Барский хутор' сулил немало предметов роскоши. Но всё сразу пошло не так. Обитатели 'хутора' оказались людьми не просто небедными, но и имеющими в своём распоряжении некоторое количество огнестрельного оружия, хоть и охотничьего. Остатки выехавшей на дело 'дружины' еле ноги унесли. А вернувшись с подкреплением, встретили у моста через Ай не только вооружённых жителей Межевого, но и приехавших из Айлино их друзей-родственников-знакомых. Соответственно, провалилась и идея Бориса Львовича подмять под Сатку крупное село Айлино.

Разумеется, в срыве планов он обвинил непосредственных исполнителей. Но всё равно дальше решил действовать осторожнее. А поскольку история с разборками трёх бандитских группировок в Бердяуше дошла до райцентра, посчитал, что отпор 'центровым' в посёлке дать не смогут. Хотя бы из-за того, что ослаблены внутренними 'тёрками'. Для верности решил попытаться предварительно договориться с 'хозяином посёлка' о подчинении Сатке. А не получится (или получится не так, как планировал Борис Львович) — просто убить его. Всё зависело от покладистости Урала: не будет 'качать права' — останется жить. 'Залупнётся' — взорвать, а пока идёт грызня за власть между его 'наследниками', явиться всей 'дружиной' и зачистить всех: и 'Заречных', и 'Пролетарских', и оставшихся в живых 'Профессионалов'. Ну, тех, кто сразу не пойдёт под саткинского 'наместника'.

О нашем 'колхозе' в Сатке тоже знали. В том числе — от сулеинских 'в жопу стреляных'. Но Борюсик посчитал, что бердяушский пирог намного вкуснее, чем какие-то забытые богом Пороги с четырьмя деревушками, 'крышуемыми' нами. Да и дурная слава отморозков, отгородившихся от внешнего мира минными полями, сыграла свою роль. Нас он решил оставить 'на сладкое'. Типа, пусть мальчики поиграются в свою самостоятельность, пока большой дядя усиливает влияние и готовится стать 'номером один' в городе и районе.

Именно так! После 'наведения порядка' в Бердяуше он намеревался что-то предпринять против нынешнего 'князька', а там, силами подчинившихся ему посёлков, задавить и уголовную часть 'дружины'. Да только, на своё несчастье, напоролся на Макса и Костяна.

— Боевиков на то, чтобы силой захватить Бердяуш, ему сейчас никто не даст. Андрей всё-таки создал довольно дисциплинированную вооружённую структуру, и для нападающих потери при захвате посёлка будут существенными. Ни полицаи, ни уголовники этого не хотят, потому что ослабление одних приведёт к усилению других. Думаю, если заведётся, то нам надо будет поддержать Урала.

— А как мы это узнаем? Между нами гора, у нас с Бердяушем даже радиосвязи нет, — возразил Смирнов. — Да и пока мы поспеем, там всё будет кончено.

— Вопрос со связью решаемый. Да и не проводятся подобные операции наобум, подготовка к ним ведётся. И признаки такой подготовки тоже известны, так что, если не 'расслаблять булки', то не пропустим, — высказал я своё компетентное мнение.

— Сколько человек у саткинских, и сколько у Урала? Вооружение какое? — перешёл в более практическую плоскость Виталик Ярулин.

— Если не считать тех, кто в Сулее, то саткинские наскребут пятьдесят пять — шестьдесят человек. У них четырнадцать автоматов. В основном — 'ксюхи'. Пистолетов около двух десятков. Три ли четыре 'Сайги', штук пятнадцать охотничьих ружей, примерно столько же обрезов.

— Не понимаю придурков, которые тут же кинулись пилить стволы у нормального оружия, — покачал головой Виталий.

— Обрез удобнее для ближнего боя, — возразил ему Валера Смирнов. — Хотя дальнобойность и точность выстрела сильно падает. Для дроби, конечно, точность попадания ни к чему, а вот если обрез зарядить пулей, то толку от этого никакого не будет.

— Потом поспорите о преимуществах и недостатках обрезов, — оборвал их Макс. — У Урала людей меньше почти в два раза. Как он говорил, двадцать семь 'активных штыков', если учитывать 'Жуко́в'. Автоматического оружия всего шесть стволов, включая его личный пистолет-пулемёт. Есть пара очень поюзанных карабинов СКС. Как я понял, кто-то из стариков припрятал списанные, когда-то использовавшиеся железнодорожной охраной. Шесть... Нет, уже семь пистолетов. Две 'Сайги', десяток охотничьих ружей, штук шесть обрезов.

— Небогато, — покачал головой Валерий.

— Зато, как я уже говорил, контингент неплохой. У отца Андрюхи оказалось несколько друзей из числа бывших 'афганцев'. Кто-то сам взял оружие в руки, кто-то сыновей к Уралу отправил. Плюс более молодые участники боевых действий: Чечня, Дагестан, Осетия... Пара отставных офицеров. И надо учитывать, что саткинские не пошлют в Бердяуш абсолютно всех: кто-то должен будет и в городе остаться. В первую очередь, личная охрана 'первых лиц'.

— То есть, сорок рыл они всё равно смогут выставить, — констатировал Скиф. — Всё равно перевес в пользу саткинских. Если ещё и сулеинские в тыл ударят, то Уралу и вовсе нечего ловить. — А следующими будем мы.

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

На работающий перед мостом через Большую Сатку возле Романовки 'пост ГИБДД' мы полюбовались по дороге в Бердяуш. Наши 'гаишники', подкреплённые Валерой Смирновым и одним из 'дальнобойщиков', заняли его с самого утра. Всё чин по чину: машина ДПС с работающими мигалками, форма, жезлы... Погода премерзкая, ребята в машине греются, пока 'клиентов' на дороге нет.

Поперёк моста с обеих сторон на перила уложены выкрашенные в красно-белые полосы жердины, к перилам посредине него прикручены муляжи МОН-50, а дорожные указатели с названием речки обзавелись новенькими знаками 'проезд без остановки запрещён' и 'таможня'. На самих же жердинах на проволочках болтаются таблички с крупно выведенным красной краской предупреждением 'Мины!!!'.

— Привет, соловьи-разбойники?

— Чего это ты нас так обзываешь? — возмутился Смирнов.

— А ты что, не знаешь, кто на Руси был первым 'гаишником'? — под ухмылки настоящих инспекторов ГИБД спросил его я. — Соловей-Разбойник: тоже на дороге стоял, свистел и штрафы собирал.

Поржали.

— Как народ на вас реагирует?

— Народ в шоке. Самый частый вопрос 'А что, нормальная власть возвращается?' Даже не спорят, когда мы требуем предъявить документы и открыть багажник.

— Как поступаете с теми, кто без документов?

— Отпускаем, конечно. За документами. За любыми.

— Оружия много везут?

— Немного, но есть.

— А что с ним делаете?

— Фиксируем. Тех, кто 'под крышей' у нас, отпускаем без разговоров. С остальными разбираемся. Если говорят, что документы имеются, отправляем за документами на 'ствол'. Либо за справкой от старосты деревни. В общем, как и договаривались, стараемся не злить людей без надобности. Но знаешь, объяснения 'в целях обеспечения безопасности' вполне хватает.

— Данилов ещё не выходил на связь?

Виктор со своим двоюродным братом укатили на квадриках на хребет, загораживающий прохождение радиоволн из Бердяуша в Пороги. А мы с Шерстнёвым как раз везём Уралу автомобильную рацию 'гражданского диапазона', чтобы он мог связываться с нами. Она тем и удобна, что рассчитана на питание от автомобильного аккумулятора. Задача Данилова — установить на горе капот битого Мицубиси, от которого будут отражаться эти самые радиоволны. Пятиметровую антенну на крыше турбазы мы уже поставили, теперь дело за партнёрами из Бердяуша.

На дороге снег почти сошёл, несмотря на отсутствие солнца, а между деревьями ещё лежит. Температура воздуха плюсовая, но плюс минимальный. Местные в шоке от такой холодрыги, не говоря уже о нас с Максимом, привыкших к другому климату. Говорят, что такая погода здесь обычно в конце октября, а не в конце сентября. Похоже, не зря нас пугали 'атомной зимой'. Но посмотрим: вдруг ещё доведётся погреться на солнышке до того, как окончательно ляжет снег.

С Андреем мы тоже нашли общих знакомых, а со мной он был заочно знаком по Фейсбуку. И с Витей Даниловым, как оказалось, тоже.

— Значит, все свои собрались! — засмеялся он, когда в этом вопросе расставили все точки над ё. — Что хотите за рацию и помощь в обороне от саткинских?

— Безвозбезддо, что здачит — дароб! — пошутил я. — Относительно, конечно, даром. 'Ложиться' под нас, как саткинские, мы не требуем, а вот на помощь в случае их наезда на нас — рассчитываем.

Пока мы обсуждали предпринятые нами меры и планируемые совместные шаги, шустрые бердяушские ребята не только разыскали пятиметровый медный кусок контактного железнодорожного провода, но и подключили его при помощи кабеля к рации. А ещё — приволокли аккумулятор и присоединили к нему провода питания 'сибишки'.

— Приступим? — обрадовался Шерстнёв. — Надеюсь, Виктор уже приколотил капот моей машины к какой-нибудь берёзе. Все, кто слышит, Провокатору. Проверка связи.

— Провокатор Мосту. Слышу отлично.

— Принято, Мост.

Значит, до нашего 'поста ДПС' импровизированный ретранслятор (точнее — отражатель) сигнала добивает.

— Провокатор Кипчаку. Урррра! Заработало!

— Принято, Кипчак. А что База молчит? Ты с ней связь проверял?

— С ней и прямая связь была, и через отражатель. Специально проверил, спустившись на вашу сторону хребта.

— Провокатор Базе. Чаю ходил налить, поэтому сразу и не ответил. Слышу хорошо.

— Принято, База. Теперь слушай вызовы Станции либо Урала.

— Принято, Провокатор.

— Конец связи.

— Как у тебя вообще с радиосвязью? — поинтересовался я у Урала.

— Никак. Не до того пока было. Поставлю задачу ребятам, чтобы порылись по домашним загашникам и трофеям. У железнодорожников точно рации были. Только их же заряжать надо.

— Бляха, ты — как первый раз замужем! — фыркнул я. — А бензогенераторы для чего созданы? Мало того, что тебе туева хуча топлива в цистернах досталась, так ещё и в каждом пятом частном доме наверняка генератор имеется. Кипчак говорил, что на нефтеперекачивающей станции в Жукатау наверняка есть мощный резервный генератор, от которого ты вообще можешь всё своё здание вокзала запитать.

— У тебя какие отношения с 'Жуками'? — влез в разговор Максим.

— Нормальные. Согласились они под меня пойти. Покочевряжились, но когда я порядок в Бердяуше навёл, угомонились. У них своя задача: они нефтехранилище охраняют. Всё равно когда-нибудь топливо закончится — сами спалим или продадим на сторону — и тогда это будет наш НЗ. Я уже прикидывал: соорудить перегонный заводик по примеру чеченских — нефиг делать. И мы с горючим будем даже тогда, когда остальные на пеший драп перейдут.

Мы с Максом удивлённо переглянулись. В чём-то Андрей недорабатывает, а в чём-то куда дальше нас вперёд смотрит!

— Ты только про этот НЗ и то, как ты собираешься его использовать, особо не болтай, — предупредил Шерстнёв. — Иначе все без этого стратегического резерва останемся.

— Не, ребята! Дружба дружбой, а вот о том, как мы будем использовать содержимое этих двух ёмкостей диаметром двадцать метров, мы будем не сейчас договариваться.

— Мы-то на них и не претендуем. Мало того, знаем, где есть куда бо́льший объём запасов. А вот тебя из-за него очень даже могут 'раскулачить'. Не сейчас. Сейчас народ пока ещё доволен, если ему удалось цистерну-другую горючки хапнуть. А когда содержимое этих цистерн и ёмкостей автозаправок вычерпает, тогда на тебя и наедут.

— И далеко этот ваш стратегический запас?

— Далеко. Как ты выразился, о нём мы не сейчас будем договариваться.

Макс пока не в курсе всех местных дел, а я из рассказов Виктора, Костяна и Димы Рощина многое помню. Не всегда ещё сразу соображаю, как эти знания применить, но, если появляются подсказки, вроде той, что подбросил нам Урал, дохожу до нужных решений.

Андрей и сам понял, что разговор зашёл немного не туда, куда надо, и сменил тему.

— Чуть не забыл. Тут вами интересовались.

— Саткинские, что ли?

— Нет. Женщина какая-то. Расспрашивала, как к вам пройти. Простывшая. Её пока приютила одна бабулька, у неё она пока отлёживается.

Юля Короленко

Мерзотная погода! Просто мерзотная.

Той золотой осени, которую я так люблю, с последним тёплым солнышком, с буйством красок, практически так и не было. Первый снег, небольшая оттепель после него, и зарядили дожди со снегом. Выглядываешь в окошко, не глянув на часы, и неясно, то ли ещё утро, то ли уже вечер: всё вокруг серое, облака повисли на хребтах.

Вода в Большой Сатке сильно поднялась: водосброс плотины так шумит, что у нас с Серёгой по ночам слышно в спальне. Дядя Федя, единственный сотрудник электростанции, беспокоится, как бы таким потоком новые каменные блоки из тела плотины не выворотило. Старенькая ведь она, в следующем году сто десять лет будет.

С другой стороны, Вадим Скуфеев говорит, что водой должно вымыть радиацию, которая осела на землю. Он и Виталий Ярулин успокаивают нас, что в небольшом превышении фона над естественным ничего опасного нет, но всё равно страшно.

Нам ещё повезло. Мы на отшибе находимся, и к нам люди из по-настоящему заражённой местности не забредают, но всё равно слухи доходят. Бакал, Сибирку, Зюраткуль, Магнитский радиацией плотно накрыло. Асылгужино и Кулбаково тоже. Те, кто не сбежал, сильно болеют, старики и дети начали умирать. Ещё страшнее в деревнях, которые находятся к востоку от Месягутово. Люди, дошедшие оттуда до Айлино, Межевого и Сулеи, все в язвах, зубы и волосы выпадают.

Но самое жуткое то, что люди — будто взбесились. Творят такое, словно они не в России жили, а где-то в дикой Африке.

Женщина, которую Скуфеев и Шерстнёв привезли из Бердяуша, мать сестрёнок Оли и Тани, рассказала, что она пережила, когда девчонок отправила сюда, в Пороги. Пока шла, её только группой насиловали раза четыре, не говоря о том, что вещи отбирали, били. Дочкам она про изнасилования не рассказала, а вот нам... Ужас какой-то!

Да и из своей деревни она ушла не от хорошей жизни. Как я поняла из рассказа Валентины, в соседнем посёлке, Атляне, порядок быстро навели сотрудники колонии-поселения, но часть заключённых, 'снюхавшихся' с местной молодёжью и начавшая грабежи, разошлась по окрестностям. Их основной базой стала именно деревушка, где и жила Валя. А там уж они 'оторвались' на местных жителях и дачниках.

С ними связался и сын Риммы и Володи Пуресиных, не захотевший ехать в Пороги вместе с родителями. Риммка, когда узнала, что он с дружками отобрал у Валентины не только ту корову, которую Пуресины ей отдали, но и вообще весь скот и всё более или менее ценное имущество, так орала!

— Я, бл*дь, собственными руками придушу этого п*дораса!

Да и не только у Валентины: грабили, избивали и даже убивали многих. В том числе, тех, кто пережил атомный взрыв в Златоусте. Я не очень-то люблю Рощина, у которого, что ни слово, то мат, но когда он высказывался по поводу всей этой истории, даже я его оправдываю.

Именно он пошёл к Скуфееву и потребовал, чтобы его и несколько человек желающих отпустили 'разобраться с козлами' на дороге и, самое главное, в посёлке, откуда пришла Валентина.

— Это для тебя они — никто, а мне и Витьке Данилову — половина родственники, а вторая половина — друзья и знакомые, — орал он на Вадима, который сказал, что они не могут спасать всех на свете.

— Серёжа, ты тоже должен туда поехать! — потребовала я от Короленко.

— Пока пуресинский 'колун' не отремонтируем, никто никуда не поедет. Это даже сам Димка говорит. И Скиф нас не отпустит, пока 'тёрки' между Саткой и Бердяушем не разрешатся.

Они втроём — Серый, Рощин и Пуресин — действительно пашут, как лошади, переделывая грузовик. Как Короленко объяснил, там вылезло полно мелочей, из-за которых приходится сильно извращаться, подгоняя японский двигатель к древней советской технике. Вплоть до того, что выдумывать, как прицепить к нему компрессор, без которого 'зилок' теряет все свои преимущества. Возятся с сопряжением коробки передач, раздаточной коробки, радиатора, вентилятора, подключают блок управления двигателем. А это та ещё задача, если учесть, что части датчиков, нужных для работы прибора, у грузовика просто не существует...

А тут ещё Виктор Данилов влез со своей затеей.

После того, как ему выстрелили в 'Патриот' из обреза, он занимается навесной бронёй на машины. Причём, с какой-то странной бронёй, в которой он использует... кафельную плитку. Я сначала посмеялась над этим, но Серёга говорит, что плитка вместе с пятимиллиметровым листом обычного железа держит винтовочную пулю также как броня бронетранспортёра. Вот и разрывается Серый со сваркой железок между грузовиком и навесными панелями для Данилова.

Я как-то посмотрела, что у него получается из всего этого. Уродство какое-то! Вместо огромного лобового стекла — ржавые двухсантиметровые плиты с узкими прорезями. Такие же плоские плиты, только без отверстий, прикреплены поверх всех дверей. Вместо решётки радиатора — что-то вроде жалюзи, но, как я поняла, зафиксированных в одном положении. Стёкла задних дверей тоже полностью закрыты, а в плитах, прикрывающих передние боковые окошки, прорезаны по два отверстия. Как я поняла, одно для того, чтобы вбок смотреть, а второе — в зеркала. Сейчас Виктор возится с какими-то хитроумными рычагами, при помощи которых можно будет опускать и поднимать щитки на лобовом стекле.

— А кафельная плитка-то где? — спросила я Серёгу.

— Внутри. Верхние листы тонкие, на саморезы прикручены, чтобы после попадания пуль можно было менять разбитые плитки. Даже если плитку пулей разобьёт, её осколки не рассыплются, а будут защищать пассажиров от следующих попаданий. Чуть хуже, но будут защищать. Да и лишняя пара миллиметров железа свою роль сыграет.

— Только изуродовали красивую машину...

— Ничего не изуродовали! Эти все плиты съёмные. Нафига всё время таскать лишние двести-триста килограммов веса, если, например, в лес едешь? Мы такими же и моторный отсек 'колуна' прикроем. Только уже не съёмными, а постоянными.

Чем бы дитя ни тешилось!

Хотя, конечно, если это поможет, то я только за.

Тревожно как-то. Если раньше у нас с автоматами постоянно только Скуфеев, Шерстнёв и Данилов ходили, а остальным оружие выдавалось только на какие-нибудь выезды или дежурство на КПП, то теперь его раздали очень многим мужикам. Тем, на кого его хватило, и кто умеет с ним обращаться. Неужели действительно придётся воевать с саткинскими?

Вадим Скуфеев, 'Скиф'

— Скиф Мосту.

Пока у нас ситуация вокруг Бердяуша напряжённая, мы перешли на двадцатисемимегагерцовые рации. С грехом пополам, но они работают через 'ретранслятор'.

— Скиф на связи.

— К тебе гости. Два джипа из Сатки.

— Откуда знаешь? Подъезжали, что ли?

— Нет. Притормозили на повороте, полюбовались нами и к вам повернулись. Они же себе номера сделали, чтобы различать своих и чужих.

— И кто там едет?

— Номер ноль-ноль-три.

Никак, Борис Львович решили-с наведаться? Та ещё, бляха, крыса!

— Принято, Мост. Конец связи.

Пока я собирался, пока разыскивали Макса и поднимал дежурное подразделение, по мою душу уже колотятся с КПП.

— Две машины, просят разрешения проехать к тебе. Подполковник Занин из Сатки и четверо сопровождающих.

— Не пропускай. Пусть ждут у шлагбаума, сейчас я сам подъеду.

— Замначальника ОВД, — пояснил Максим, когда я назвал звание и фамилию гостя. — Странно. Судя по номеру, это должен быть Борюсик.

— Неприветливо вы гостей встречаете, — усмехнулся вышедший к нам из машины крупный мужчина в милицейском камуфляже с подполковничьими погонами.

— Гости гостям рознь, — парировал я. — Наслышаны мы о том, как кое-кто съездил в гости к нашим соседям. И с какими подарками.

Занин сморщился, как от зубной боли.

— Согласен. Борис Львович очень серьёзно подпортил нам ситуацию и репутацию. За что и поплатился. И всё-таки как-то неуютно вести серьёзный разговор вот так, стоя под дождичком посреди дороги. Может, всё-таки отыщем более приемлемое место для этого?

— Тихий Скифу, — подумав, нажал я на тангенту рации.

— Тихий на проводе, — через несколько секунд отозвался Смирнов.

Сегодня очередь дежурить на мосту у Виталика Ярулина, и Валера занимается домашними делами. Естественно, никакого провода между нашими рациями не протянуто, но каждый имеет право почудить, если это не вредит делу.

— Не сможешь приютить на пару часов небольшую мужскую компанию? Гость у нас из Сатки, твой коллега, поговорить желает.

Обойдётся незваный гость без поездки через все Пороги! Незачем ему любоваться на наши запасы, хранящиеся в районе плотины. Меньше будет о них знать — мы все крепче будем спать.

— На сколько персон банкет накрывать?

Что-то он сегодня какой-то игривый.

— На пять, включая тебя и твою Ирину. Может, ещё Кипчак подтянется.

Подполковник пытался протестовать, но я поставил вопрос ребром: либо он едет с нами один, либо вообще не едет. Тоже, в общем-то, проверка, ради чего он явился: если договариваться, то согласится, если прессовать, как Борюсик, то развернётся и уедет.

— Мы законы гостеприимства чтим и послов не обижаем, — заверил я его. — Как закончим разговаривать, так вас и доставим назад.

— Через какое время нам ждать Владимира Вячеславовича?

Его сопровождающий в омоновской форме выглядит откровенно недовольным.

— Часа через два, через три, — пожал я плечами. — Если засидимся, то через дежурных по КПП известим.

Требовать сдачи оружия от гостя мы не стали: он же не пленный какой-нибудь, не заложник. А подполковник с интересом пялился в окошко на дома, мимо которых мы проезжали. Как говорили 'старожилы', обычно в такую погоду в посёлке оставались лишь постоянные жители, а дома дачников пустели до Нового Года, когда любители экстрима снова наведывались в них, чтобы провести праздники в деревне.

Возле дома Смирнова стоит 'Калина', отжатая в Лаклах у 'сборщиков мостовой дани' на обратном пути из Насибаша, когда мы забирали спрятанные 'дальнобойщиками' грузовики. Валера, конечно, не очень радовался такому средству передвижения после брошенной в болоте 'бэхи', но хоть какие-то 'колёса'. В окошке 'гостиной' горит свет, сам хозяин встречает нас у ворот.

В доме тепло от печки, журчит двигатель холодильника на кухне, где-то негромко играет что-то релаксовое музыкальный центр, уютно ворчит стиральная машина-автомат: многие дачники пробурили скважины, и превратили старые хатки в коттеджи со всеми удобствами.

— Проходите в обуви, не разувайтесь, — командует хозяйка. — У нас линолеум, я потом пол быстренько протру.

Занин вслед за нами скинул тёплую камуфляжную куртку и покосился на 'укорот' Валеры, висящий на стенке возле вешалки. Смирнов сам попросил именно такой автомат, отказавшись от калашниковской сто пятой модели:

— 'Ксюха' мне привычнее.

— Как в прежний мир попал, — признался подполковник, показав рукой на нехитрую люстру и светящийся дисплей простенького музыкального центра. — Барствуете, если судить по нынешним реалиям.

— Запечённую в духовке говядину будете? — поинтересовалась Ирина. — Я её мигом в микроволновке разогрею. — Или поставить воду на пельмени? Мы неделю назад с Валерой налепили по моему́, тюменскому рецепту, вся морозилка забита.

— Ирина, что приготовишь, то и подавай, — решил я не мудрствовать лукаво. — А мы для начала, наверное, кишки чем-нибудь горяченьким согреем.

— Чай? Кофе? Валера, включи чайник.

— Теперь мне понятно, почему люди не от 'отмороженных порожских головорезов' бегут, а к ним, — усмехнулся 'номер три в Сатке'. — Поезда, застрявшие возле Романовки, попались с хорошими товарами?

— Не только. Мы к тому, что в августе случилось, заранее готовиться начали. Только чуть-чуть промахнулись со сроками. Не случись провокации со взрывами двух бомб в районе Старопетровска, может, успели бы ещё лучше подготовиться.

— Может, всё-таки пора по-нормальному друг другу представиться? Кое-что я о вас знаю, но информация настолько противоречивая...

— Смотря для чего нужна эта информация, — усмехнулся Макс.

— Для того чтобы правильно проинформировать людей, принимающих решения, о том, действовать ли нам дальше в парадигме, предложенной Борисом Львовичем, или поменять подход к... нашим соседям.

— Ну, тогда давайте начнём с хозяина. Вы уже слышали, что он ваш коллега. Последнее место службы — Южное ОВД Миасса, должность — его начальник. Майор полиции. Максим Шерстнёв, военный пенсионер. Последнее военная должность — командир миномётного расчёта. До этого — начальник отдела в контрразведке Донецкой Народной Республики, капитан. Виктор Данилов, — указал я рукой на входящего в дом Кипчака. — До августовских событий — помощник начальника разведуправления Луганской Народной Республики, майор ГРУ России.

О том, что витькину ксиву я лепил на цветном принтере при помощи фотошопа, знаем только он да я. И совершенно необязательно посвящать в это кого бы то ни было.

— У меня регалии и звание намного скромнее, чем у остальных присутствующих. Всего лишь старший лейтенант запаса, инструктор при контингенте спецназа ГРУ России в Сирии. Но повоевать довелось не только в Сирии.

По мере представления присутствующих лицо Занина становилось всё серьёзнее и серьёзнее. Я его понимаю: не каждый день совершенно неожиданно для себя встретишь в какой-то занюханной деревушке Саткинского района одновременно столько людей из разных, но очень солидных контор.

— И всё-таки, ради чего, помимо знакомства, вы ехали к нам, Владимир Вячеславович?

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Ох, уж эти женщины! Сначала Аня, совершенно ненавязчиво и мягко заикнулась о том, что тоже не прочь скататься с нами в окрестности Миасса.

— Любимая, ты задумывалась над тем, что мы туда едем не на прогулку, а целенаправленно убивать людей? И нас при этом тоже будут пытаться убить.

Кажется, этого напоминания хватило, чтобы она передумала, но по глазам вижу: недовольна моим отказом.

Потом была Оля Байсурина.

— Дядя Витя, научите меня стрелять.

— Зачем?

— Я с вами поеду. За маму отомстить.

Валентину, несмотря на антибиотики, спасти не удалось. Крупозное двустороннее воспаление лёгких, очень ослабленный организм, плюс, похоже, всё-таки хватанула радиации на Уреньге, где над ней двое суток глумились ублюдки.

— Ты знаешь, что с тобой сделают, если у нас что-то пойдёт не так, а ты попадёшь в руки к этим... нелюдям?

— Знаю. Девочки рассказали, что они с мамой сделали. Но я им живая не дамся. А вам нужен будет медик. Хотя Анна Николаевна на меня и ругается за то, что я ещё плохо свою работу делаю, но я уже многому научилась.

— Да не ругается она на тебя! Наоборот, хвалит, насколько быстро ты всё схватываешь.

— Правда?

Столько ликования во взгляде! Ребёнок же ещё! Но как ей можно отказать? Я бы за свою мать, будь у меня возможность добраться до горла старой американской ведьмы...

— Но учти: ты подчиняешься моим приказам! Никакой самодеятельности!

Гитара... Эта и слышать ничего не хочет.

— Я, бл*дь, сказала, что этого уё*ка собственноручно придушу, и так и будет! Ты что, привяжешь меня к кровати, чтобы я с вами не ехала?

Да где уж мне с этой разъярённой фурией справиться? Глаза выцарапает!

Теперь ещё Саша Варгашова. Рослая, стройная, спортивная женщина лет тридцати, которую Скиф натаскивает в качестве снайпера. Аргументы, применённый против Ани и Оли, на неё не подействовали.

— Лучше уж так, чем вообще никак. А потом можно будет им и горло перегрызть.

Громкие слова, девочка. Думаешь, мало было тех, кто так же рассуждал, когда их 'раскладывали' втроём-вчетвером? Да только насильники — тоже не дураки, понимают, что жертва ненавидит их и мечтает убить. Но Вадиму надо башку оторвать за то, что бабу до такого состояния довёл. Их у нас две, сохнущих по Скуфееву, Варгашова и Светлана, которую мы подобрали в садах возле Урал-Дачи. Только Света более скрытная, сдержанная, а Сашка — эмоциональная, импульсивная. Хоть бы уж Скиф определился, а не жил монахом. Я понимаю, привязан к бывшей жене. Но не будет больше её в его жизни. Мы на крошечном островке в океане радиоактивного заражения, с которого нам уже никогда не вырваться.

— Вам же снайпер нужен будет?

— Не поверишь, но нет. Мало того, только ты с вашими тюменскими девицами и парнями можешь справляться.

Это точно! Авторитет у неё непререкаемый. Проблем, правда, от них почти нет, но в качестве 'отмазки' такой аргумент сгодится.

Как ни выкручивался, а обидел женщину.

Не могу я ей всего рассказывать о наших планах. Она молодая, вполне ещё родить может, а нам, не исключено, придётся забираться в зону радиоактивного заражения. Спро́сите, а как же совсем юная девочка Оля? Без неё забираться, разумеется. И без молодых пацанов, вроде Костяна и Сашки Рощина.

У нас уже почти всё готово к поездке. Мой забронированный 'Патриот' 'бьёт копытом' у крыльца, 'колун' Пуресина с двигателем от Мицубиси опробован и тоже получил бронепанели на двигатель, топливные баки и кабину. Заканчиваем бронировать 'Ваську' Рощина.

Расстояние, на которое мы поедем, небольшое, залитых под завязку баков хватит туда и обратно, но на всякий случай берём с собой по паре канистр топливного запаса. Ну, и мелких запчастей, относящихся к 'расходным материалам', припасли. Экипажи укомплектованы: в моей машине, кроме меня, едут Костян, Оля Байсурина и Сергей Короленко. В 'колуне' Пуресин и Игорь Ложкин, напарник убитого атлянскими бандюками дальнобойщика (Гитару Вовка всё-таки вынудил остаться дома). В 'уазике', кроме отца и сына Рощиных, Валера Семёнов и Олег Михайлов, ещё один 'дальнобой', пятидесятилетний воронежец.

Вадим очень неохотно нас отпускает.

— Мало того, что придётся тебе выделить людей и оружие, так ещё и столько топлива сожжёте.

— Так для того же и едем, чтобы разведать вопрос производства топлива!

Хотя мы и договорились с саткинскими о 'нейтралитете' (вы не лезете в наши дела, мы не лезем в ваши, перемещаться по Сатке и торговать на местном базаре можете, но оружие носить в чехлах и разряженным), но полного доверия к Занину, уже дважды приезжавшему в Пороги, у нас нет. Тем более, он в городской иерархии номер три, а не номер один. Те же самые условия в тот же день он огласил и Уралу: понял, зараза, что мы его в обиду не дадим, а Андрей, доведись Сатке наехать на нас, очень даже может ударить саткинским в тыл.

Погода, конечно, для каких-либо поездок не лучшая: ночью морозец, днём слякоть, снег с дождём. Но тянуть не стоит, дальше будет только хуже.

Скрепя сердце, Скиф выделил нам две переносных рации на 27 мегагерц, чтобы работать в одном диапазоне с автомобильными радиостанциями. Ничего! Если что случится, они тут обойдутся и четырёхсотмегагерцовыми, а нам важнее именно единообразие диапазона.

Бердяуш вообще проехали без остановок, вызывая недоумение местных жителей своими гантраками. А в Малом Бердяуше, где на плотине деревенского прудика 'Заречные' организовали блокпост, пришлось остановиться, пока ребята открывали шлагбаум.

'Колун' с новым двигателем бежит явно резвее. Нет, максимальная скорость почти не выросла, но на подъёмах он уже не плетётся со скоростью пешехода. Всё-таки дизель в этом плане лучше, тяговитее. Да и рост на целую треть максимальной мощности мотора положительно сказался.

На некогда оживлённом 'пятаке' трассы возле Берёзового Моста царит запустение. Людей не видно, двери и окна строений стояночного комплекса выломаны или разбиты. На парковках лишь парочка остовов грузовиков, с которых сняли всё, что только возможно, от дверей и светотехники до колёс и бортов фур. На заправках — тоже следы разграбления. В пустых торговых залах заправочного комплекса ветер играет снежинками.

Парквка дальнобойщиков у Сатки зимой

Попытался связаться с Порогами: теоретически связь на такое расстояние возможна, но практически... Осадки, будь они неладны, сильно влияют на дальность. Повод для связи есть: на территории расположенного рядом с трассой асфальтобетонного завода я заметил пару 'Уралов' с бочками для перевозки жидкого битума. Бочки нам нафиг не нужны, а вот вездеходное шасси не помешает. Да и мощный бульдозер, кабина которого торчит из-за забора, может в хозяйстве пригодиться.

Первая плановая остановка в Южном, где прямо возле трассы находится психбольница. А ещё — тусуются те отморозки, которые издевались над Валей Байсуриной. Не в самом посёлке, а в кафешке, расположенной чуть ниже дороги, с нашей полосы движения.

Щиты на лобовых стёклах машин мы опустили ещё перед спуском к посёлку, так что к месту подъезжаем без опаски.

Звук моторов услышали издалека, и нас уже ждут: сразу трое вышли на дорогу, а четвёртый спешит к ним из кафе. Уютная, идиллическая картинка: дорога, пасмурный день, падающие с неба снежинки, придорожная забегаловка с дымящейся трубой, машины перед ней, только что покушавшие люди, вышедшие из кафе...

Торможу метров за сто от них, перед въездом на заправку 'Лукойл'.

— Костя, Сергей!

Парни синхронно выскакивают из задних дверей 'Патриота', и через секунду стреляные гильзы начинают звенеть о броню машины. Оля, сидящая на переднем пассажирском сиденье, приникла к смотровому окошечку, лицо каменное, губы плотно сжаты.

— Пошли вперёд! Только осторожнее, у кафе две машины, кто-то может быть и внутри помещения. А ты сиди здесь, — командую я девушке, выскакивая наружу.

И точно! На крылечке 'нарисовался' ещё один. В руках ружьё, но он сначала пытается понять, в чём дело. Вскидываю 'сто пятый', и он оседает. Короткая очередь по крайнему окошку кафе, и в него влетает граната из подствольника. Мы сюда ехали убивать, а не вести переговоры. Теперь перебежка к крылечку. По дороге провожу 'контроль' срезанных автоматными очередями. Костян приоткрывает дверь кафешки, и в неё влетает РГН. Правильно действует! При зачистке помещений в него первой входит граната, а уже потом — ты сам.

От взрыва наружу вылетают все уцелевшие окна. Костя заскакивает внутрь. Один выстрел, второй.

— Чисто!

'Чисто' — это о людях. В самом помещении просто невероятно грязно. Обломки мебели, посечённой осколками гранаты, битое стекло, кровь на полу и стенах...

— На кухне тоже?

— Да, я проверил.

— Лады́, собирай трофеи, и поехали. А ты, Серёга, обшмонай машины.

Легковушки даже не на сигнализации. А кого бояться 'хозяевам дороги'?

— А с машинами что делать?

Молча поворачиваюсь и леплю два одиночных в область двигателя.

'Улов' трофеев небогатый. Три ружья, два обреза, мачете в одной из машин, ПМ, ТТ и переделанный под стрельбу боевыми газовый 'Вальтер'. Дерьмо, опасное, в первую очередь, для самого стреляющего. Но на продажу сойдёт. А ещё заставил Костяна и Андрюху снять с убитых обувь и вещи, не сильно попорченные пулями и осколками. С одёжкой и обувью, несмотря на купленное у бердяушских, у нас по-прежнему хреновато.

Двери в шиномонтажку, соседствующую с кафе, выломаны, но оборудование не тронуто. Нам такое пригодится, но уже на обратном пути.

Как рассказывала Валентина, в районе поворота на Куваши обычно тоже дежурят. У них, видите ли, разделение труда: эти грабят тех, кто едет с запада, те — кто едет с востока. Но мы уже здорово нашумели, и поэтому есть вероятность того, что вторая часть 'бригады' сбежала.

— Мамина тележка, — упавшим голосом сообщает Оля, когда мы проезжаем мимо кафе.

Да, Валентина говорила, что последние вещи у неё отняли именно здесь, возле Южного. Я тоже обратил внимание на эту тележку, нагруженную дровами.

Нет, у второй части 'бригады' не хватило мозгов унести ноги! Поэтому парни срезали сначала того, который из машины вышел, а уж потом покрошили саму машину. К трофеям — плюс 'Сайга-12', ружьё 20 калибра и обрез-двустволка 16 калибра. Ну, и шмотки.

— Пополнить магазины патронами, — командую я и передаю Ольге трофейный ПМ. — Он теперь твой. Стрелять из него я тебя учил. Только не забывай про то, что затвором при выстреле может вырвать мясо между указательным и большим пальцем!

Даже компактный 'макаров' тяжеловат для девчонки, и она норовит его ухватить двумя руками. Неправильно ухватить.

На той стоянке, где мы подобрали раненую тёзку Байсуриной, по словам Валентины, она переночевала в безопасности. Но мало ли... Надо ко всему быть готовыми. А если там точно никого не будет, у нас впереди Уреньга, где без стрельбы уже точно не обойдётся.

Костя Данилов, 'Кот'

Я давно заметил: если в Златоусте дождь со снегом, то на Уреньге настоящая зима. Всё-таки самый высокий перевал на трассе М5. Поэтому даже не удивился, когда с предыдущего перевала, где лёлька отправил Олю Байсурину к Пуресину, а вместо неё забрал к нам в машину Смирнова, увидел заснеженную Уреньгу. И снег, изредка перемежающийся дождём, 'скрашивавший' нам дорогу, перешёл в снежную вьюгу.

Хуже то, что образовавшаяся до этого на асфальте мокрая снежная каша теперь начнёт превращаться в лёд. Хорошо, что по трассе сегодня никто не ездил, иначе дальше это были бы сплошные ледяные колдобины.

Чем выше поднимаемся, тем глубже снег и гуще снегопад. Крёстный сбавил скорость, стараясь далеко не отрываться от 'сто пятьдесят седьмого'. Лишь километра за полтора до вершины прибавил газа, известив две другие машины в нашей колонне, что хочет разведать ситуацию. Здесь уже полноценная пурга: метёт, как в феврале. Даже мост над дорогой на вершине перевала угадывается с трудом.

— Валера, глянь-ка: мне кажется, или действительно кто-то есть на мосту? — остановил он машину в том месте, где выезд на трассу с дороги от Златоуста.

Смирнов прильнул к стеклу, стараясь что-либо разглядеть в прорезь броневого щитка.

— А хрен его знает! Далеко, плохо видно. Можешь чуть поближе подъехать?

Хорошо прижатый бронёй и седоками 'Патриот' прополз вперёд по встречной полосе метров семьдесят. А какая разница, где ехать, если кроме нас тут никто не ездит?

— Точно кто-то есть!

— Значит, хрен я вам буду подставлять небронированную крышу! Мужики, под мост не проезжать. Поворачивайте за мной налево, — скомандовал он в рацию остальным машинам.

Большинство деревьев здесь повалено ударной волной ядерного взрыва, но кусты с опавшими листьями выстояли и это испытание. Знаю я эту развязку. Метров через триста соединятся воедино три дорожки: та, по которой мы едем, раньше предназначавшаяся для выезда из Златоуста на трассу в сторону Москвы, через мост и дальше — выезд в сторону Челябинска. Третья — съезд с трассы на спуск к Златику.

— Опаньки!

Крёстный останавливает машину. Выглядываю у него из-за плеча в смотровую щель. Перегородив дорожку, чуть наискосок, стоит полуприцеп без тягача. То ли во время взрыва 'голову' автопоезда оторвало, то ли потом фуру притащили, чтобы закрыть проезд. Скорее, потом: передняя часть полуприцепа стоит на выдвижных опорах.

— Володя, сможешь лебёдкой эту раскоряку отодвинуть?

— Да без проблем! — послышался в динамике голос Пуресина. Только вы с Димкой немного назад отползите, чтобы я мог отмотать метров десять троса.

— Костя, прикрой его от тех, кто может подойти с моста. Сергей, ты прикрываешь нас сзади, со стороны трасы.

Брррр! Как холодно-то тут после тёплого салона!

Ага! Следов на снегу не видно. Главное — не пропустить кого-то в снежном заряде, если люди сунутся. Не должен пропустить! Они же не в маскхалатах попрутся!

Какое-то движение на мосту всё же есть. Кажется, кто-то уходит в противоположную от меня сторону. Стрелять? Нет, не попаду. Просто не смогу нормально прицелиться из-за снегопада.

Что там за шум за спиной? Полуприцеп подломил одну из выдвижных 'ног' и завалился набок. Зато проезд освободил.

Вперёд проскочил дед Дима, а крёстный дожидается, пока Пуресин смотает трос лебёдки. Оба они, развернувшись опять двинулись по встречке, проезжают в сторону парковки на вершине перевала немного вперёд, а лёлька, повернув к мосту, сигналит, чтобы я садился в салон 'Патриота'. Серёга уже там. Румяный, раскрасневшийся с мороза.

На мосту свежие следы. Кто-то долго топтался, даже сидел на складной табуреточке, а потом убежал по кольцу развязки в сторону полусгоревшего после бомбардировки кафе. Проёмы выбитых взрывной волной огромных витринных окон в нём завесили тентами от машин. Следы ведут к полощущемуся на ветру неприкреплённому уголку тента.

Какой-то металлический звон пробегает по корпусу машины. Да это же по нам стреляют! Очередью.

— Где эти придурки взяли автомат или пистолет-пулемёт? Неужто шлялись за ним на развалины машиностроительного завода? — разозлился крёстный, но машину остановил.

— Может, я.., — шевельнулся было я, но он оборвал меня.

— Сиди! Нечего геройствовать. Сейчас по-другому сделаем. Дима, выпусти свой десант, пусть с твоего ракурса помещение кафе обстреляют. А потом, если хорошую дырку найдут, пару 'Подкидышей' туда забросят.

С гранатами из подствольника получилось только со второго раза. Всё-таки у Игоря опыта стрельбы из него намного меньше, чем у меня. Зато первый взрыв проделал в тенте хорошую дыру.

— А вот теперь иди! — разрешил лёлька, дав команду экипажу 'Васьки' прекратить огонь.

Подбирался к зданию кафе 'Уреньга' со стороны горы, где есть мёртвая зона. Ну, если засевшие там не стоят на столах и не пялятся в дырку ещё одного куска тента, которым закрыли выбитые окна на противоположной от Златоуста стороне здания. Добежал, прислонился к стенке, прокрался к краю кирпичной кладки, дёрнул кольцо РГН и запусти гранату в дыру, в которую забежал человек с моста.

Трое. Только трое. Двое с летальными пулевыми ранениями, третьего так изрешетило осколками, что он тоже не жилец.

Нет, не из автомата он стрелял и не из пистолета-пулемёта. Просто 'стечкин', поставленный на автоматический огонь.

— Где остальные? — подошёл к раненому наш предводитель.

— Ушли вниз по трассе, к Аю. Дураки. Холодно им стало, они и ушли. А жратву где брать? Сюда, на перевал таскаться? — хрипло засмеялся тот.

Понятно. Я разбитые коробки с какими-то продуктами возле машин на дороге видел ещё по дороге с Урал-Дачи в Пороги.

— Шрам, — послышался за спиной голос Ольки.

Ну, да. Шрам у мужика приметный, всю щёку ему когда-то то ли ножом, то ли битой бутылкой распахали. А сама рожа... В коростах, от волос остались лишь редкие клочки, зубов почти нет.

— Мама говорила, что он её бил.

— Тогда действуй, — распорядился крёстный.

Девушка даже не поморщилась, когда рявкнул пистолет. Лицо каменное, глаза неподвижные.

— Всё, хватит! — схватил её за руку лёлька после третьего выстрела. — Ребята, займитесь трофейным оружием, но пока сложите его на полу. Одежду не трогайте. Она наверняка у них фонит так, что зашкаливает.

Фонили и АПС с обоими обрезами, но не так, чтобы опасно, и их убрали подальше в багажник. Может, после чистки радиоактивное заражение уменьшится. А нет — придётся выбросить. Жалко будет: 'стечкин' — отличная пушка!

Новое место обитания ушедших с вершины перевала нашли легко: всего в полутора километрах от моста через Ай. Обширный сруб из бруса до ядерного удара был придорожным кафе 'У Светланы'. Теперь его заняли бежавшие из Златоуста, но не принятые в окрестных деревнях. Несчастные, в общем-то, люди, но отмороженные 'по самое не могу'.

Зима догнала их и здесь. Если по ту сторону Уреньги она ещё только-только наступает, то здесь уже лежит снег. Такое часто случается, что именно этот хребет становится границей времён года. Родители два года назад в сентябре возвращались от родственников из Курска, и вплоть до подъёма на перевал наслаждались тёплой осенней погодой, солнечной золотой осенью. А на вершине вползли в туман с мелким дождичком, который поливал и Златоуст, и Миасс уже больше недели.

Следы обитателей кафе крёстный заметил раньше, ещё на спуске. Несколько человек приходили грабить завалившийся в правую придорожную канаву грузовик с частично обгоревшей надписью 'Яшкино' на тенте. Вокруг фуры десятисантиметровый слой снега сильно натоптан, есть следы от стоявших в снегу коробок, которые потом волокли вниз по дороге.

Четверых, тянущих сразу по две поставленных друг на друга коробки, мы нагнали километром ниже. Один из них, услышав шум двигателей, тут же бросил верёвку, охватывающую поклажу, и сдёрнул закинутую за спину двустволку. Рядом с ним встал ещё один, с обрезом в руках, а двое только ускорили шаг.

Грохот выстрела мы услышали даже в салоне машины.

— Дурак. Далеко же! — усмехнулся Смирнов, но звон дроби по панелям бронировки мы тоже расслышали.

— Костя, твой выход.

У меня, в отличие от 'Ксюх' Валерия и Сергея, 'сто пятый', для которого семьдесят метров — не расстояние. Четыре трёхпатронные очереди, и я осторожно приближаюсь к упавшим. Да, 'контроль'! Хотя не похоже, что двое из них и без него ещё дышали.

И ружьянка, и обрез излучают так, что рядом с ними страшно находиться.

— Облей бензином и подожги. Вместе с коробками жратвы, — распорядился крёстный.

Ветер несёт снег, и мы надеялись, что 'на базе' не услышат стрельбу дорожных грабителей. Зря надеялись. Поперёк дорогу уже стоит фура, а около неё в снегу видны чёрные точки залёгших около грузовика людей.

— Дима, останавливаемся рядом друг с другом в ста пятидесяти метрах от них, и ребята, прикрываясь открытыми дверями, выбивают стрелков.

— Понял, — буркнул по рации двоюродный дед.

Уже через минуту наши противники поняли, что их с такого расстояния выбьют без всякого ущерба для нас. Кто-то успел уползти за колёса фуры, кто-то попытался перебежать в бревенчатое здание.

— Витя, остальных нам не достать, — крикнул лёльке Смирнов.

— Тогда в машину! Будем прорываться между фурой и зданием гостиницы.

А страшновато, когда по тебе палят сразу из четырёх или пяти стволов! Даже за самодельной бронёй страшновато.

— Пошли! — скомандовал крёстный, поставив 'Патриот' мордой к засаде в ста метрах за ней.

Не успели выскочить, как охнул и принялся материться Короленко. Как говорил мой комзвода, если матерится, значит, будет жить.

Пока я откатывался от машины, 'деды' 'погасили' всех стрелков под колёсами фуры. Я же долблю трёхпатронными очередями по окошку, из которого очень уж часто и довольно точно палит кто-то слишком шустрый. Присоединились ко мне и дядька с Валерием. Кажется, подавили общими усилиями. Теперь для верности всадить в окошко пару 'Подкидышей'. И пошли на зачистку.

— Володя, подвези Олю к нам, — попросил по рации крёстный. — Сергея надо перевязать.

Оказалось, не только Серого. Мы уже подходили к крылечку кафе, как из его дверей выползло что-то окровавленное и, даже не поднимая оружия, нажало на спуск пистолета-пулемёта. Валерий схватился за бок и осел на снег.

Оказалось, это даже не пистолет-пулемёт, а версия 'Кедра', производимая для охранных предприятий, с десятипатронным магазином и отсутствием возможности вести огонь очередями. И Смирнову очень повезло, что это оружие использует даже не 'макаровские' патроны, а короткие девятимиллиметровые, ослабленные в сравнении с боевыми.

Повезло-то повезло, но, помимо рваной раны на боку, у него ещё и ребро сломано.

У Короленко — дырка в икроножной мышце. Картечина застряла неглубоко, Оле даже удалось её вытащить каким-то хитроумным медицинским шильцем, но Серёга теперь охромел. Бляха, даже до Урал-Дачи не доехали, а у нас уже двое раненых!

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Напрасно Костян сокрушается по поводу наших потерь. Могло бы быть намного хуже. Главное — все по-прежнему живы.

Зато на 'Патриот' страшно смотреть. Горит только одна фара, вся моя броня в дырках и вмятинах от дроби и картечи. Но ни одного сквозного пробития, и это радует. Доберёмся до дома, придётся менять с десяток плиток керамического слоя, не меньше. Правда, до дома ещё добраться надо. Мы же даже до Урал-Дачи не доехали.

О плюсах. Во-первых, ПКСК-10, из которого ранили Валеру. Десятизарядные магазины можно поменять на более ёмкие, а патронник чуть-чуть расточить под патрон от ПМ. Не знаю, где его добыли, но облучиться 'ствол' почти не успел. Во-вторых, 'макаров'. Хоть и очень поюзанный, но вполне себе годный. В-третьих, два ружья и обрез, использовать которые можно без риска заработать лучевую болезнь. Ну, и некоторое количество патронов. Всё остальное, вместе с трупами, забросили в бывшее кафе и подожгли.

После моста через Ай на дороге, присыпанной снегом, ни следочка. Вплоть до самого поворота на Урал-Дачу. Ни человеческих и ни машинных следочка. Зверьё — то успело наследить. И, думаю, оно в ближайшие год-два в этих местах очень сильно расплодится, как показывает опыт Чернобыльской зоны. Самыми неприятными из него будут одичавшие собаки. А это мы уже в Луганске и населённых пунктах прифронтовой зоны проходили. Умные, жестокие, не боящиеся людей и охотящиеся стаями.

Судя по следам, утром со стороны посёлка проезжала какая-то легковушка, которая потом вернулась. На обратном пути люди остановились возле Тёплого Ключика и набирали в нём воду. Пожалуй, нам нужно взять с них пример: вода в роднике, бьющем в двадцати метрах от дороги, исключительно вкусная. И без радиации (мерять фон всего, что только можно, кажется, у меня уже вошло в привычку).

'Лада-Веста' попалась нам навстречу чуть дальше трассы газопровода Бухара — Урал. Ба! Знакомая машина. Я уже собрался помигать фарами, чтобы она остановилась, как 'жигуль' сам принялся ими мигать.

— Здорово! Мужики, а вы не заблудились?

Мы оба выглядываем из-за открытых дверей машин. Но 'Весту' ведёт вовсе не Саша из дачного посёлка, находящегося перед въездом в Урал-Дачу. И на пассажирском сиденье рядом с ним сидит отнюдь не Люда, а какой-то тип в вязаной шапочке-п*дорке.

— Да вроде бы на указателе значилось, что это дорога на Урал-Дачу. А что?

— Да нет, ничего. А где ты, дед, такую тачку добыл?

— Я же не спрашиваю, где ты добыл тачку, на которой ездил один мой знакомый...

— Хе-хе... Так я и не скрываю: была ваша, стала наша. А сейчас вот мне твоё корыто понравилось. Не подаришь?

— Да я, как бы это помягче сказать, сам собирался на ней ещё поездить.

— А если я очень попрошу?

Между водительской дверью и передней стойкой в лицо мне смотрят два ствола обреза.

— Ну, если только очень попросишь... Ребята, вылезайте: человек очень просит, чтобы я ему машину отдал. Костя, Игорь! Слышите?

Крестник и 'дальнобойщик' всё правильно поняли. Завалился на снег, так и не успев выстрелить, водитель, обмяк на спинке сиденья его пассажир. Кажется, в машине больше никого. Куда они ехали-то? Валентина Байсурина что-то говорила про то, что у них 'точка' на трассе, они посменно охраняют заправку 'Башнефти' где-то в полукилометре от поворота на Урал-Дачу.

Пока обыскивали 'любителей интересных машин' и их технику, пока сбрасывали трупы с дороги, я обратил внимание на то, что ветер и снегопад усиливаются.

— Лёлька, глянь, что у второго уголовника было, — протянул мне Костя 'ствол'.

Надо же! Пистолет Марголина.

— А ты откуда знаешь, что они уголовники?

— По наколкам.

Ясно. Значит, атлянские зэки всё-таки вскрыли оружейную комнату колонии. Дядюшка Дима мне рассказывал, что там были именно такие пистолеты, из которых они в школе стреляли на НВП. И 'мелкашки' были, то ли ТОЗ-8, то ли ТОЗ-12. А ещё — карабины СКС у стрелков охраны. Ничего хорошего для нас. Особенно — если они 'симоновыми' завладели.

В багажнике — судки с едой. Понятно. Значит, везли перекус дежурной смене, караулящей заправку. Не рановато ли, в пятом-то часу дня? Хотя... Учитывая то, как усиливается снегопад, вполне могли отвезти заранее, чтобы не застрять, когда снега привалит. И пустые канистры в багажнике. Значит, зачем-то им ещё и бензин понадобился.

Вовка Пуресин весь на нервах: до его дома осталось меньше трёх километров, а мы тянем и тянем время. Но держится. Понимает, что соваться вот так, сходу, наобум, это подставиться под пули. И молча перенёс заезд в сады, где после нашего отъезда в Пороги оставались жить люди. В частности — хозяева расстрелянной нами 'Весты'.

Жилых домиков мы обнаружили тут всего три. В том числе тот, где обитают так запомнившиеся нам Саша с Людой. Былая скандалистка едва не расплакалась, узнав в подъехавших людей, с которыми познакомилась в страшный день после начала войны.

— Ребята, вы? Вернулись? А с остальными что?

Да всё нормально с остальными. Рассказали вкратце, как живём.

— А у нас тут такое творится, такое творится! Устюжанины-то до вас доехали? Как только эти бандиты тут появились, они среди ночи и умчались. Специально прибегали к нам, чтобы посмотреть атлас автодорог.

Пришлось рассказать, как мы сюда добирались. Сгинули, скорее всего, Устюжанины. Если не в районе Уреньги, то где-нибудь около Южного.

— Ох ты, господи! Я-то себя корила за то, что не успела вещи собрать к их отъезду, а выходит, даже то, что мы здесь вытерпели, лучше, чем их доля. Сашку же так отходили, когда нашу машину отбирали, что он до сих пор еле ходит, на почки жалуется.

Подпортили мы вашу машину, каюсь!

— Радость-то какая! Да если бы вы её даже сожгли ради того, чтобы этих иродов угробить, я бы счастлива была!

Вот уж воистину — битие определяет сознание.

Для того, собственно, мы и приехали, 'чтобы этих иродов угробить'. Если не считать кое-каких других целей, о которых не обязательно знать дачнице.

— Вы только нас тут не бросайте.

— Это уж как вы сами решите. А для начала нам бы разобраться с теми, кто вам жизнь портит. Мы и заехали узнать, где этих тварей искать.

— Всё знаю! Всё расскажу! А если и надо, то покажу.

— Не страшно? Мы там стрелять будем. Да и по нам стрелять могут.

— Мне уже ничего не страшно.

Начали с тех, кто живёт отдельно от всех. Мы заехали в ближайшую улицу на 'Весте', на заднем сиденье которой сидела Людмила. Остановились перед указанным домом, принялись сигналить и моргать фарами. Из-за разыгравшейся снежной бури уже наступили сумерки, и лицо Костяна в вязаной шапочке, снятой с убитого бандита, толком рассмотреть невозможно. Особенно — когда тебе в окошко светят фары.

— Чего разсигналился? — недовольно рявкнул с крыльца мужской голос.

— Собирайся бегом, Труха. Беда у нас на заправке. Сорока велел всем туда рвать.

— Что за беда? — звякнула щеколда калитки.

Выстрел из пистолета в завываниях ветра вряд ли кто-нибудь смог расслышать. А хозяйка дома, когда найдёт застреленного в упор, вряд ли даже вякнет: мало ли из-за чего свои могли кончить её 'квартиранта'? Вызывали-то его именно 'свои', на хорошо знакомой машине.

Во втором доме голос подала женщина.

— А Хрящ где?

— У Родьки Пуресина пьёт. Как будто сам не знаешь!

— Не приходил ещё, что ли, с тех пор, как мы уехали?

— Нет! Чтоб вы посдыхали там все со своей пьянкой! — хлопнула дверь в дом.

Надеюсь, пожелание искреннее, и женщина не расстроится из-за того, что мы постараемся его исполнить.

Из пятерых 'одиночек' дома оказались только двое. Ещё один оказался дежурным по АЗС, и Косте пришлось выкручиваться, что он перепутал. Ещё двое 'отдыхали' в доме Пуресина.

Пока Костян отвозил Людмилу в её дачный домик, я снова занял место за рулём 'Патриота'. И поскольку все три коттеджа, где жила основная масса бандитов, находились в одном месте, на коротенькой улочке в три дома, то к ним подъезжали всей колонной, но с противоположной от дороги стороны. Володя прокладывал дорогу по снежной целине, а мы, не включая фар в уже сгустившихся сумерках, тянулись за ним следом.

В отличие от деревни, где лишь иногда за окошком теплился огонёк свечки или самодельной фитильной лампы, в коттеджах горело электричество.

— Генераторы, суки, крутят! — мрачно бросил Пуресин. — Пошли, что ли?

Распахнутая калитка качается на ветру, во дворе уже намело небольшие сугробчики.

В дом вошли втроём. Впереди Вовка с обрезом в руке, следом Рощин с 'Сайгой', а последним я, держа 'калаш' за цевьё.

— Мужик, ты к кому?

Володя чуть повернул голову в сторону кухни, где два типа на корточках курят возле горящего очага. В нос шибанул запах какой-то гнили, самогона и кислятины.

— Родька где?

— Там.

Едва шевелящие языком молодые мужики, похоже, больше заняты своим разговором на важнейшую тему 'ты меня уважаешь?', чем какими-то людьми, ввалившимися в избу. Из гостиной слышен радостный голос Родиона.

— Мужики, кажется Буба с Лысым приехали. Штрафную им, штрафную!

Сквозь открытую дверь видны ещё два человека, что-то пьяно доказывающие друг другу через стол. Рядом, уткнувшись мордой в какие-то объедки, дрыхнет третий. Четвёртый, откинув голову назад, спит с открытым ртом в кресле. Щека перепачкана какой-то дрянью, а рядом с креслом на полу лужа блевотины. На втором кресле небритый хмырь, запустив руку в разрез платья, тискает грудь хохочущей девицы, сидящей у него на коленях. Похоже, она пьяна не меньше остальных.

— Батя? А ты тут откуда? А мать где?

Вовка перехватил обрез левой рукой, и...

От удара Родион улетел куда-то под лестницу, ведущую на второй этаж.

— Мужик, ты чё, ох*ел? Ты за что Родьку ударил, — схватив в руку нож, попытался встать из-за стола один из спорщиков. — Да я, бл*дь, сейчас тебя попишу́ за него!

Дима лупит его прикладом в лоб, и тот летит под окошко комнаты. Двое, что на кухне, тоже пытаются подняться, и я дважды повторяю приём своего дядюшки. Грохот опрокинутого кухонного стола, звон бьющейся посуды.

— Батя, за что? Ну, посидели немного. Ну, насорили. Я же всё приберу...

— Сука! Где мой шпалер? Этот урод мне нос сломал!

От стола на пару секунд поднял морду тот, что спал в объедках, а развлекающийся с девицей оторвался от своего занятия:

— Х*й тебе, а не шпалер. Забыл, что все стволы у нас Сорока отобрал, чтобы мы друг друга не перестреляли?

— Не у всех, — встал из-за стола второй спорщик, пытаясь вытянуть из кармана за рукоятку пистолет. — Ну, сука! Пи*дец тебе!

Поднять ствол оружия он не успел. Нам по ушам долбанул грохот выстрела обреза, и от плотного снопа картечи единственный вооружённый из всей компании отлетел на диван.

Пронзительно завизжала девица с вывалившейся из разреза платья обвисшей грудью, под ней попытался шевелиться её 'кавалер', но шмара вцепилась в него обеими руками, не давая подняться. Замер в ступоре валяющийся на полу, снова поднял мутный взгляд лежащий мордой в объедках, но тут же уронил её на прежнее место. Родька опять забился под лестницу. На выстрел не отреагировал только облевавшийся. Да у меня на кухне — тишина и покой.

Антон Сорокин, 'Сорока'

Ненавижу дебилов! Из-за одного такого я и сел.

В тринадцатом году у нас в Волжском появился 'браток' из 'первого призыва', отмотавший свою 'десятку'. Я в те времена ещё пацаном был, когда их 'команда' прессовала коммерсов, но и до нас, сопливых, доходили рассказы о художествах их группировки. И вот живая легенда тех лет — мой сосед по дому, где мы с подружкой Ленкой сняли квартиру, чтобы не напрягать родаков. Я как раз без работы остался: сука хозяин фирмы на моё место водилы развозного пикапа взял своего родственника. А я — парень резкий, в драку полез. Ну, и получил от него, бугая здоровенного, и от того самого родственника.

Сижу на лавочке под домом, красивый такой, морда синяками расписана, а тот браток ко мне подсел и предложил поработать. Вместе.

— Ты же в машинах волочёшь, в сигнализациях разбираешься...

Работа не пыльная, покараулить, пока кореш братка сигнализацию снимет, после этого перегнать тачку в гараж, где её 'подготовят к продаже', а потом перегнать в соседнюю область. То, что это криминал, меня не смутило. Мне в моём тогдашнем положении, когда за квартиру платить надо, жрать надо, третьекурсницу Ленку содержать надо, как-то по барабану такие мелочи. Главное — бабки очень хорошие платят, и за них не нужно сильно напрягаться.

Очень хорошо я тогда поднялся. От угонов перешли к легальной деятельности — стали заниматься разборкой 'дохлых' машин. С Ленкой, правда, я расстался. Да и нахрена мне эта заучка, вечно ноющая, что боится за меня? Других шмар в городе мало, что ли? А если бы узнала, что нам на трассах пару раз пришлось и в 'мокруху' ввязаться, то и вовсе бы задолбала.

Но сел я не за это. С корешком Сеней после кабака сцепились с кавказцами. Причём, именно он их черножопыми назвал, а те — за ножи. Пришлось прыгать в машину и сматываться. А поскольку оба были бухие в хлам, не рассчитал я скорость, и меня на встречку вынесло. Сеня из машины вылетел, после больнички весь в гипсе был, в 'тазике', который я 'нашёл' на встречной полосе, двое калек. Как ни отмазывался, башляя всем, кому только можно, в колонию-поселение в солнечном Атляне ехать пришлось.

О начале атомной войны с Америкой мы узнали в тот же день. То, что свет в колонии пропал, это ерунда. А вот атомные грибы над Миассом и Златоустом все увидели. Ясное дело, все растерялись. И мы, и вохра. А поскольку нам уже через два дня пайку снизили, мы взбунтовались. Немногие, человек двадцать пять, но прорвались на волю. Взломали оружейку, прихватили, сколько могли, стволов, и пошли куролесить.

Отстреливать нас начали уже на следующий день, и я скомандовал нашим уходить в сторону трассы. Там, у озера, мы и нашли несколько местных, хозяйничающих на парковке с заправкой. Перетёрли. Решили вместе вертухаев замочить, но не получилось. Из двадцати восьми человек, пошедших в Атлян, назад вернулись девятнадцать. А на следующий день вохра нас и из гостиницы над кафешкой выбила. Пришлось по подсказке местных переться в эту самую Урал-Дачу, про которую они говорили.

Там, правда, к моим тринадцати уцелевшим добавилось ещё четверо. Но толку-то с них... Только один из дачников чего-то стоит. Двое сбежавших из Златоуста после атомного удара вряд ли до весны доживут: заживо гниют. А алкаш Родька Пуресин, если не пьёт и не спит после пьянки, то его так трясёт с бодуна, что ему ствол в руки давать страшно.

Ходить с оружием приходится постоянно. Не очень-то спешат местные делиться с нами продуктами. Троих пришлось пристрелить, пока они поняли, что если мы требуем жратву, её нужно отдать, чтобы тебя не зарыли в собственном огороде. Но даже после этого волком смотрят и норовят кинуться в драку за собственную скотинку. Особенно бабы.

По местным бабам мы и в другом, хе-хе, смысле прошлись с голодухи-то. Да только кайфа со старух предпенсионного и пенсионного возраста — никакого. Хорошо, пацаны приволокли пару сук, вынутых из застрявших на трассе машин. А ещё четверых атлянские, побывавшие в родном посёлке тайком, с собой привели. Труха свою подружку, а ещё трое — местных бл*дей, которым всё равно, с кем, главное — чтобы член стоял. Одну из них, самую молодую и симпатичную, я забрал себе на правах вожака, а остальными пусть пользуются все прочие.

С атлянскими вертухаями у нас теперь что-то вроде перемирия. Им от нас тоже неплохо досталось, и когда мы в посёлок пытались прорваться, и когда они нас от озера гнали. Мы пока к ним не лезем, и они нашу вторую заправку не трогают. Но и мы, и они на обеих точках обзавелись 'гарнизонами'.

Тут нам алкаш Родька и пригодился. Сначала он собственную корову, которую его родители подарили какой-то местной бабе, в Атлян отвёл и поменял на продукты (его вохра знает и не трогает, потому что он местный и в войне с ней не замешан), а потом и двух оставшихся у неё. Продукты, правда, очень даже специфические: бухло, сахар, мука. Причём, полмешка сахара он сразу пустил на брагу. А когда она поспела, перегнал на самогон при помощи фабричного самогонного аппарата. Теперь его вообще трезвым невозможно увидеть.

Но этот вечно пьяный дебил нам пока полезен, и я его не трогаю. А вот своих за пьянку регулярно взъё*ываю. И чтобы кто-нибудь из них меня не подстрелил за то, что я их 'радости' лишил, приходится раз в неделю каждому желающему давать возможность ужраться вместе с Пуресиным. Сдал оружие, напился, проспался, а наутро, хорошо тебе или плохо, но должен быть на ногах. Не смог удержаться в рамках дозволенного — хер тебе, а не очередная разрешённая пьянка. И два наряда 'трудотерапии': лес на дрова валить, дрова колоть или отобранные у деревенских продукты таскать. Поскольку все знают, что у Родьки всегда есть бухло, кое-кто забегает к нему 'подзарядиться' без очереди. Особенно — если там в этот день 'санкционированная' буханина. Таких, пойманных со свежим запахом или перегаром, тоже на 'трудотерапию'. Сегодня снег валит, так что завтра 'штрафники' будут чистить дорогу к нашей 'базе'.

Снег начал вались ещё днём. Сильный снег. Витька, атлянский пацан, которого я к себе приблизил, говорит, что к утру может насыпать сантиметров сорок или даже пятьдесят. Такое здесь частенько случается во время первого зимнего снегопада. Так что я пораньше отправил Лысого и Бубу отвезти смене охранников заправки жратву, приготовленную моей марухой. И привезти запас бензина для электрогенератора, если дорогу переметёт, и по ней нельзя будет выбраться из деревни несколько дней.

Что-то долго они не возвращаются.

В коттедже, который я занял вместе со своей марухой, живут ещё Витька и Мачо, страшный на морду зэк из колонии, неплохо показавший себя в резне вертухаев. Мои левая и правая руки. Единственный недостаток Мачо — курит, а я не переношу табачного дыма. Поэтому гоняю его курить на крыльцо. И вот, когда он выходил, через открытую дверь донёсся какой-то приглушённый грохот.

— Что там такое?

— Да хрен его знает, — притормозил на пороге Мачо. — Кажется, кто-то у Пуресина в доме из ружья или обреза шмальнул.

— Какое, бл*дь, ружьё? Я все стволы у желающих бухануть отобрал. У кого сегодня обрезы на руках оставались?

— Да хрен его знает. Кажется, Буба с ним уехал на заправку.

Сука! Он ведь тоже просил бухануть, да я ему запретил из-за того, что у него 'наряд'. Неужто втихаря вернулся и к Родьке заглянул?

— Потом покуришь! Витька, иди сюда! Оба одевайтесь, берите свои шпалеры, и пошли эту шваль п*здить.

— Да нужны-то они тебе? Ну, кончат кого-нибудь спьяну, туда ему и дорога. Там же сегодня самое говно собралось.

— Ты меня жизни не учи! Почему, сука, Буба и Лысый туда попёрлись, а не ко мне с отчётом о поездке? Слышал, что я им говорил? Сначала бензин для генератора мне занести, а потом пусть п*здуют спать. Убью уродов! Да закрой ты, на хер, дверь!

Даже мне, несмотря на ветер, слышно, что из соседнего дома доносится какой-то шум, грохот ломаемой мебели и бабские визги. Кто там у них из баб может быть? Динка, что ли? Она у Родьки живёт, но тот не ревнует, если её кто-то ещё трахает. Его с вечной пьянкой на неё просто не хватает.

Мачо продолжал бухтеть себе под нос, даже когда мы во двор выходили, где просто светопреставление какое-то: снег валит, ветром эти снежинки по морде секут, по дороге к калитке мы чуть ли не по колено проваливаемся.

— А ну, глянь! Я же говорил, что эти козлы, Буба и Лысый туда бухануть пошли.

Возле дома Пуресина, чуть припорошённая снегом, стоит 'разгонная' 'Веста'. За ней виднеются силуэты ещё каких-то машин. А возле них — фигуры нескольких людей.

— Это ещё что за нахер?

Сразу в нескольких местах ярко вспыхнули огоньки выстрелов, и всё померкло.

Костя Данилов, 'Кот'

Сашка Рощин дёрнулся на выстрел, прозвучавший в доме, но Семёнов его остановил.

— Если больше не стреляют, значит, там всё нормально.

Ну, да. 'Нормально'... Баба какая-то на визг исходится, мебель ломается.

Минут пять прошло, и во дворе соседнего коттеджа звякнула щеколда калитки.

— Приготовились! Огонь, как только нас заметят.

Валерий после ранения не особо боеспособен, но приказы отдавать в состоянии.

Пусть небо уже стемнело, но снег хорошо отражает свет, падающий из окошек коттеджей, и на улице можно многое различить. Особенно — если глаза привыкли к темноте.

Трое. Передний что-то бубнит выходящим из калитки, а потом поворачивается в нашу сторону и замирает.

— Это ещё что за нахер?

— Огонь!

Сразу три автоматных ствола выплюнули по несколько порций свинца, и вышедшие повалились. Не упали, а именно повалились. Как попало, совершенно неизящно, не по-киношному.

На стрельбу из дома Пуресиных выскочил крёстный.

— Что у вас тут?

— Троих оттуда завалили, — морщась от боли, пояснил майор. — А у вас там что?

— Да уже всё нормально. Одного Вовка кончил, когда тот попробовал оружие вынуть. Остальных вырубили и повязали: не в доме же их убивать. Этих, как Родька говорит, в доме должно было быть четверо. Трое мужиков и баба их главаря. А в последнем — баба и мужик. С ним лучше не тяните, его тоже надо нейтрализовать.

— Нейтрализовать или кончить?

— Лучше кончить, чтобы потом с ним не возиться.

Коттеджи все построены по одному и тому же проекту, у всех трёх крылечки с северной стороны, противоположной дому Пуресиных. Поэтому, с большой долей вероятности, в дальнем из-за бурана не слышали ни выстрела Вовки, ни нашей стрельбы. Но всё равно к его воротам мы с Сашкой пошли вдвоём.

Я принялся ожесточённо молотить пяткой берца по воротам.

— Кто там? — послышался женский голос с крылечка.

— Гони сюда срочно своего ё*баря! Сороку убили!

— Кто? — ахнув, спросила девица.

— Бегом, я сказал! — рявкнул я.

Хруст снега на ступеньках послышался минуты через три, а когда в проёме калитки возник мужской силуэт, я дважды выстрелил ему в грудь из пистолета.

— Сашка, обыщи его, а я дом на предмет оружия осмотрю.

— Вы кто? — обмерла женщина в тёплом халате на голое тело. — А Марат где? Я слышала, там стреляли.

— Спокойно, Маша, я Дубровский. Не вернётся больше Марат. Оружие в доме есть?

— Вон там, — после пары секунд колебаний кивнула в сторону встроенного шкафа женщина.

Дверь распахнулась, и ввалился Саня:

— Ну, что тут?

Я открыл указанную дверцу. На одёжном крючке висит на ремне стволом вверх 'мелкашка', на полочке в стеклянной банке из-под кофе россыпь патронов к ней, в другой — патроны от ПМ. В картонной коробке в шахматном порядке расставлены ружейные патроны 12 калибра, десятка полтора.

— Проверь комнаты, — напомнил мне Рощин.

Пусто. В доме относительный порядок, только на одной кровати постель расстелена, и обе подушки смяты.

— Одевайся, сегодня ты будешь ночевать в другом месте.

— Где?

— Найдём. Саня, покарауль её, пока кто-нибудь не придёт.

Послал в дом Олю и хромого Серёгу, а сам вместе с Игорем и Смирновым, закончившими мародёрить главаря банды и его подручных, двинулся в дом, где обитал Сорока.

— Не подходите, я стрелять буду!

Ствол 'макарова' дрожит в руках молоденькой девицы. Я подошёл и забрал пистолет.

— С предохранителя забыла снять, поэтому спусковой крючок и не нажимался.

— Что?

— Всё! Оружие где?

Оказалось, в точно таком же шкафу, как и в соседнем доме. Только тут улов значительно 'жирнее'. Три симоновских карабина, АКМС, ещё одна 'мелкашка', два ружья, обрез. Если добавить к этому два ПМ и 'марголин', найденные на убитых перед воротами, то получается неплохой склад вооружений. И патроны. Ружейные, автоматная 'семёрка', пистолетные, мелкашечные. Одних только 7,62х39, пожалуй, больше половины цинка наберётся.

— Костя, собери всех баб, возьми с собой Сашку, и отвезите их на 'Весте' к какой-нибудь подружке, какую они укажут. Заодно и прошерстите на предмет оружия хаты, в которых эти уроды обитали, — распорядился лёлька.

— Не проедут они уже на пузотёрке, — встрял двоюродный дед. — Вон, пусть Медведь возьмёт 'Ваську'. На нём ещё можно прорваться.

Бандитские подстилки выглядели перепуганными. И в один голос согласились, чтобы мы их высадили возле дома, где я пристрелил первого 'одиночку'. Его тела перед воротами уже не было, сама калитка заперта.

— Лиля, открой, это мы, Света, Марина и Динара! Нам переночевать негде!

— Девочки, у меня Толика убили! Буба и Лысый. Наверное, Сорока велел. Вызвали к нему и прямо у ворот застрелили.

Женщина обмерла, увидев за спиной подружек наши с Сашкой фигуры.

— Это были не Буба с Лысым. Их, наверное, тоже убили. Как и всех остальных. Вот эти.

— Лиля, какое-то оружие и патроны у твоего Толика в доме остались?

Я не проявляю агрессивности, чтобы дамочка вовсе не рухнула от испуга.

Всё отдала без разговоров. Ружьё и патроны к нему.

Самой непокладистой оказалась та, у которой мужик сегодня дежурит на автозаправке.

— Мне что, тебя вместе с избой сжечь? — рявкнул я, и лишь после этого дверь на крылечко открылась, но в щель просунулся ружейный ствол.

Удар по стволу снизу вверх, грохот выстрела, звон металлического листа над крылечком, звук падающего тела и стон. А сзади зашипел мой двоюродный дядя, который старше меня всего-то на пару лет.

Женщину просто снесло отдачей выстрела, и я без проблем поднял с пола ружьё.

— Костя, глянь, что у меня со щекой и ухом.

Я посветил фонариком на окровавленное лицо Сашки. На щеке три или четыре дырки, из которых сочится кровь, в ухе два сквозных отверстия, диаметром миллиметра по полтора. Похоже, мелкая утиная дробь срикошетила от металлического навеса и зацепила его. Так что Ольке пришлось снова поработать, когда мы с Медведем вернулись в коттеджи.

— Вытаскивать дробины не буду, — отказалась она. — Это же пол-лица надо разреза́ть! Если не загноится, то ничего страшного.

— А если загноится? — поморщился здоровой половиной лица Санька.

— Тогда и придумаю, что делать.

Крёстный тоже оценил ранки и заявил, что дробины лучше пока не трогать.

— Дядя Витя, я хочу в мамином доме переночевать, — объявила вдруг ему Ольга.

— Не сегодня, — покачал тот головой. — Он же промёрз, печка его только к утру прогреет. Да и пока опасно одну тебя туда отпускать.

— А когда? Мы же сюда не навсегда приехали...

— Как бы нам тут дня на три не застрять, — покачал головой двоюродный дед. — Ты же должна помнить, что случается под Почтовкой после такого бурана.

— Помню, — кивнула Олька.

А вот я ничего не понял, пришлось расспрашивать. Оказалось, что Почтовка — эта та самая небольшая горка на дороге возле садов, где мы с Ленкой жили в дачке. А что возле неё случается, я понял утром, когда при свете дня выглянул в окошко.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Буран стих только к утру. Снега столько намело, что я даже не помню такого. Видал я, конечно, и бо́льшие сугробы, но не после первого зимнего снегопада.

Когда окончательно рассвело, в коттедж, где мы ночевали по пути с Аушкуля, пришёл Вовка Пуресин. Он и так был с сединой, а за эту ночь, кажется, окончательно лишился тёмных волос.

— Дима, помоги могилу для Родьки выкопать.

— Кончил его, что ли? — сочувственно глянул на Володю дядюшка.

— Сам удавился. И слава богу, — перекрестился Пуресин. — Хоть грех на душу не пришлось брать. Я его на краю огорода зарою. Там и земля мягче, не успела ещё промёрзнуть под снегом, и буду знать, где похоронен, если ещё когда-нибудь доведётся сюда вернуться. А остальных... Вывезу куда-нибудь к Хамиту и выброшу. Они потерпят, пока я сыном занимаюсь.

Огромное болото Хамит. Раньше в те места изредка забредали охотники, а теперь, пожалуй, вообще никто ходить не будет. Патроны теперь берегут для совсем другой 'охоты'.

Грех на душу... Я вчера тоже думал, нужно ли брать грех на душу, убивая упившихся, в этот момент не способных навредить нам людей. И пришёл к выводу, что нужно. Натворили они тут немало, и просто так их выпускать нельзя. Они — как дикий хищник, однажды уже попробовавший человечины: завтра, послезавтра, при каждом следующем удобном случае будут снова и снова пытаться напасть на людей. Выпустить — значит, позволить плодить невинные жертвы. Лучше уж пусть умрут эти, 'битые кластеры', как таких называла одна моя знакомая, чем они будут грабить, насиловать и убивать тех, кто просто попался у них на пути.

Чем тогда мы лучше них, отстреливая тоже беззащитных, хоть и бандитов? Тем хотя бы, что мы не грабим и не убиваем детей, женщин и стариков, не бьём, не издеваемся над ними. Тем, что на нашей совести нет смертей ради развлечения или желания самоутвердиться. Тем, что, казня убийц и грабителей, мы пытаемся дать шанс на сохранение жизни тем, кто не помышлял о преступлениях, а просто жил ради того, чтобы жить. Мы наказываем за совершённые преступления. Мы — мстители. Или каратели, если вас не пугает это слово. Меня не пугает.

Опыт боевых действий вопил: никогда не надейся на то, что ты в полной безопасности, будь готов к бою всегда, как бы ты ни был уверен в том, что надёжно защищён. Даже стихией и бездорожьем. Что-то там было у Суворова (не у говнюка, взявшего себе громкий псевдоним, а у настоящего, генералиссимуса Александра Васильевича): там, где пройдёт олень, там и русский солдат пройдёт. Солдат, не солдат, а отчаявшийся русский человек — точно. И кто его знает, что решат уголовники, из-за бурана застрявшие в пяти километрах на автозаправке без смены и еды. Причём, вооружённые неплохими стволами: как мы выяснили, у них там АКМС и два самозарядных карабина Симонова. И тот, и другой образцы оружия позволяют, не напрягаясь, расстреливать нас от самого мостика через речку Сержанку. Значит, если все или даже один из них попрётся по снегам к Урал-Даче, перехватить его/их надо на подходах к посёлку.

Сказать легко, выполнить сложнее. Хотя бы потому, что караулить придётся в чистом поле, а с тёплой одеждой у нас... тяжеловато. Один из двух бронированных 'уазов' придётся гнать к садам 'Алые зори', чтобы ребята не замёрзли.

Ребята... Пожалуй, из всех ребят, способным нести караульную службу, только Костян, Игорь Ложкин, Олег Михайлов да я и остались. Короленко хромой, Валера Смирнов с дыркой в боку и сломанным ребром, у Медведя разбарабанило щёку, в которую дробь прилетела, Володя с Димой могилу роют и без дежурства умаются, пока закончат.

— В общем, так, бойцы! Объявляю субботник по вызволению автотранспорта из снежного плена. Разбираем лопаты, какие найдём, и быстренько, часа за два, откапываем машины и чистим площадку перед домами. А потом минут пятнадцать отдыхаем, отдыхаем, отдыхаем до получения нового задания.

Кажется, заулыбались. Значит, будут работать, а не ковыряться.

Раненым — работа по их силам: пусть готовят еду на всех. Запасы продуктов от уголовников остались, побираться по деревне пока не нужно. А уж на то, чтобы насильно отбирать, я ни за что не соглашусь.

Автопарк у нас очень вырос. За счёт машин, 'унаследованных' от уголовников. Хоть я и собираюсь вернуть 'Весту' дачникам Саше и Люде, но её нужно ещё выкопать из сугроба. Предельно низкую и навороченную 'Хонду-Аккорд', видимо, 'отжатую' бандитами на трассе, нет смысла забирать: во-первых, клиренс в 10 сантиметров не даст ей доехать даже до трассы, а во-вторых, где же для её мотора брать 'девяносто восьмой' бензин? То же самое касается 'трёшки' БМВ. Понты нынче ничего не стоят, а вот практичность — да, нужна. Поэтому назад в Пороги погоним полноприводный 'Дастер', Ладу-'двенашку', 'Шниву' и 'Санъён-Номад' с казахскими номерами.

Последнюю машину я и опробовал, чтобы прокатиться к 'садоводам'.

Без подключения полного привода не удалось даже выбраться на дорогу. Даже там, где ветер не особо свирепствовал, снега насыпало сантиметров тридцать, 'Номад' с его клиренсом почти 23 сантиметра толкает бампером впереди себя снежный валик, а всесезонные шины еле справляются со своей работой.

Дачники тоже трудятся, расчищая тропинки к центральному проезду и к дороге. Но пешком всё равно пришлось топать, чтобы поговорить с людьми, принявшимися махать руками, когда увидели, что подъехал я, а не Сорока, катавшийся раньше на этом вседорожнике.

— Всё, не вспоминайте больше о Сороке, — заверил я их.

— Сложно такого забыть, — пробурчал Александр, муж Люды. — Людка говорила, что вы здесь не задержитесь.

— Не задержимся. Дня через два-три едем назад. Хотели за пару дней уложиться, да буран помешал. Без него, может быть, сегодня к вечеру бы и уехали обратно. А теперь придётся обязательно с самого утра выезжать, чтобы к вечеру добраться до дома по этим сугробам.

— У вас ме́ста свободного для нас не найдётся? Хотя бы в кузове 'зилка', — поинтересовалась одна из женщин, укутанная в какую-то старую кофту вместо платка. — Загнёмся мы тут за зиму. Не от холода, так от болезней: не одну же картошку до весны жрать. Вы уедете, а кто вам на смену явится, тоже непонятно. А вдруг — ещё хуже, чем прежние были?

Пока я катался к дачникам, пока разговаривал с ними, и обед подоспел. А ребята, закончившие разгребать дорожку, помогли Пуресину и Рощину с рытьём могилы.

— Егорыч, ты, кажется, с собой в дорогу водку брал. Налей нам по сто граммов за упокой души моего сына. Он хоть и накосячил в жизни немало, но было в нём и чуть-чуть хорошего.

— Налью, — согласился я. — Тебе тоже? Не сорвёшься?

— Мне бы это проглотить, — махнул рукой Пуресин.

Но свою 'дозу' ополовинил, отлив из чайной чашки всем остальным мужикам.

— Не чокаясь!

— Дима, ты как? Сможешь нас на 'Ваське' доставить к тем, которые на заправке застряли? Надо с этим делом закончить, пока они сюда не припёрлись и шороха тут не устроили.

— Надо — значит, съездим! Кого на хозяйстве оставим? Игорёху или Костяна? Надо же ещё и жмуров вывезти в лес.

— Олег, может, ты? — предложил Володя. — По-стариковски уж как-нибудь справимся. А ты, Витька, забирай молодняк, они автоматами шустрее орудуют.

Костя Данилов, 'Кот'

Теперь и я знаю, что такое Почтовка, и почему местные так часто поминают её зимой.

Бронеплиты Рощин поднял, чтобы лучше видеть дорогу, поэтому и мы поглядели на эти сугробы, нанесённые ветром.

— Главное — не буксовать на месте! — принялся он уговаривать себя, переключившись на первую пониженную и заблокировав дифференциалы. — Вовке легче: у его 'колуна' можно прямо из кабины давление в шинах понизить.

Но прорвались. С дёрганием туда-обратно по колее, с подталкиванием машины на последнем метре бездонного сугроба, с матюками и воплями 'раз-два, взяли!' Даже лебёдкой не воспользовались. И это — УАЗ с внедорожной резиной и 'военными' мостами. А что тут делать на обычных машинах?

Разгорячённые, потные, влезли в 'Ваську' и двинулись дальше.

— Осталось только через трассу газопровода проскочить.

— А что? Там тоже переметает? — поинтересовался я.

— Витька, наверное, уже не помнит, а мы пару раз на школьном автобусе и там застревали. Правда, когда мой батя вперёд пытался ехать, мы автобус назад тянули, а когда хотел назад сдать, вперёд толкали, — хрипло захехекал двоюродный дед.

УАЗ Рощина с клиренсом в 30 сантиметров то и дело скребёт по снегу редукторами мостов, идёт тяжело, прокладывая колею в снежной целине. На которой лишь редко-редко можно угадать вчерашние следы нашей колонны. Трупы бандитов, нагло пытавшихся вчера отжать 'Патриот', совершенно не видны: их сбросили в кювет, в котором снега ещё больше, чем на дороге.

Перемёт на трассе газопровода проскочили с разгончика. 'Васька' с трудом, но выгреб на менее занесённый участок дороги.

— Странно, — подал голос Игорь. — Почему они сами в деревню не пошли? Еду им не привезли, утром не сменили. Я бы на их месте кого-нибудь одного направил в деревню. Разбираться, что за фигня.

— Ты за них так беспокоишься! Прямо как в анекдоте, — засмеялся лёлька, но по нему было видно, что и он напряжённо всматривается в дорогу.

А анекдот он рассказал такой:

Ждут два килера 'клиента' возле дома. Время, когда тот обычно возвращается, подошло, а его всё нет. Час нет, два, три, четыре часа. Один не выдерживает и говорит другому.

— Я уже переживаю за него: не случилось ли с ним чего-нибудь плохого.

Нет никаких следов, ни автомобильных, ни человеческих, и на трассе. Никто не вышел на звук нашей машины и на самой заправке. Мало того, на ней тоже ни следочка. Будем искать!

В помещении бутербродной 'Сабвэй' окна и стеклянная дверь выбиты давно, внутрь намело кучу снега, даже битое стекло под ногами не хрустит. В мансардных помещениях, тоже пустота. Поскрипывает на ветру перекошенная входная дверь служебной постройки автозаправки, но и возле неё снег не тронут.

Ага! Внутри следы видны, но уже присыпанные наметёнными в дверь снежинками. Мы с лёлькой (у Ложкина в этом деле вообще никакого опыта), прикрывая друг друга, крадёмся дальше. Тишина. Гробовая тишина в помещении, сколько бы я ни прислушивался.

Крёстный ткнул пальцем куда-то вниз. Что там? Какая-то тряпка. Вот оно что: ею щель заткнута. Подсобка, крошечная каморка без окон и с единственной дверью. Дядя встал радом с дверью и постучал в неё костяшками пальцев. Внутри — ни единого шевеления. Ещё постучал, но уже сильнее. Тоже никакого эффекта. Крёстный изображает целую пантомиму, что надо сделать. Понял! Я треснул по двери ногой и тут же отскочил за стенку. Дверь чуть приоткрылась, но что-то мешает ей распахнуться.

А чем это так напахнуло? Вроде как бытовым газом. Лёлька тоже потянул носом и перебросил автомат за спину.

— Понятно! — упёрся он плечом в дверь, с трудом отодвигая её, чтобы можно было пройти. — Подожди немного, не включай фонарик, а то взорвёмся к чертям собачьим.

Постояли, помолчали, с полминуты.

— А теперь свети туда.

На полу лежали три тела, закутанные в какое-то тряпьё, как фашисты под Сталинградом. Лицо одного вмёрзло в лужицу собственной рвоты.

— Чего это они? — удивился я.

— Физику с химией в школе учил? Холодно везде, вот они и забились в помещение. Специально выбрали такое, которое поменьше, которое побыстрее прогреется. Чтобы его прогреть, зажгли баллонную газовую плитку, — тронул он носком берца китайскую жестянку. — А чтобы тепло не уходило, позатыкали все щели. Метан из баллончика выжег кислород, сколько мог, а вместо него напустил углекислого газа. Угорели они. А потом, когда кислорода не хватило даже на поддержание огня, ещё и метаном траванулись.

А ведь действительно! Сколько народа так зимой помирает в гаражах!

— Ну, и ладно. Хоть нам грех на душу не брать, — повторил он слова, сказанные утром Пуресиным. — Зови Игоря, пока я мародёрю. Сначала шмотки в багажник отнесёте, а потом и самих жмуров за угол отта́щите.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Посидели, покурили, посовещались.

— Мы же для них тоже чужие, могут и пострелять, — засомневался Ложкин.

У него ещё со дня нашего знакомства атлянские ассоциируются с дорожными бандитами, убившими его напарника. Всё, Игорь. Нет больше тех уродов. Их либо сами атлянцы кончили, либо мы перебили. И, насколько я знаю, порядок в посёлке держат сотрудники колонии вместе с бывшими вояками. Мы с Вадимом и договаривались, что одним из 'обязательных номеров нашей программы' будет попытка установить с ними контакт.

— Если у них нет чего-нибудь, вроде ДШК или ЗУ-23-2, то даже если постреляют по машине, ничего страшного не случится. А чтобы сразу палить не начали, мы к антенне белый флаг прицепим. Мол, мы с миром, ради переговоров.

Никакой не флаг, конечно, а не совсем чистая белая тряпка, нашедшаяся в багажнике у моего дядюшки, но тоже пойдёт.

Между двумя автозаправками со стоянками при них — всего километр, и натужный звук двигателя 'Васьки', штурмующего снежную целину, там вполне могли услышать. Мне лет пять было, когда я удивлялся, как хорошо слышен в Урал-Даче рёв моторов грузовиков, лезущих по трассе к границе Европы и Азии. УАЗ, конечно, не МАЗ-200, но и тут не пять километров, как от Урал-Дачи до М5.

Не интересовался, на каком расстоянии услышали наше приближение. Но, увидев 'белый флаг' над крадущимся (естественно, Димка намеренно сбросил скорость) 'вундерваффе', нам навстречу вышел немолодой худощавый мужик с сединой в щетине на подбородке. С АКМС на плече.

Рощин остановился метрах в десяти перед человеком, выключил зажигание и выскочил на улицу.

— Раилька! Сунгатулин! Здоро́во. Не узнаёшь, что ли? Димка Рощин. Ну, постарел немного, да и ты, кхе-кхе-кхе, вон, седущий стал! Там у меня и Витька Данилов, младший брат твоего одноклассника Серёги, и серёгин сын. Витька, вылазь!

Смуглая физиономия парламентёра выражала крайнее удивление, но руку моему дядюшке он протянул с улыбкой. А потом и мне.

— Помню, помню. Только тогда ты вот таким был, — показал он рукой мой рост в третьем классе, после окончания которого я уехал с родителями в Миасс.

— А ты знаешь, Витёк, что не только Серёга с Раилем в одном классе учились и дружили, но и ваш батя с отцом Раиля тоже! И у них всех одна и та же классная руководительница была. Во, как в жизни случается! А этот долговязый — сын Серёги, Костян.

Дядюшка сыпал словами, как из пулемёта.

— А вы-то как тут оказались? — наконец, сумел поймать его паузу Сунгатулин.

Нашу одиссею излагали командиру блокпоста, бывшему 'афганцу', долго. В очередной раз связываясь по рации с Валерой Смирновым, с которым был знаком Раиль, я даже дал им возможность немного поговорить. Благо, разговаривали не на улице, а в помещении придорожного кафе, где теперь обитал передовой дозор Атляна. Сначала мы рассказывали, потом друг моего брата. Так час и проболтали.

— В общем, мужики, давайте так поступим, — подвёл итог Сунгатулин, дослужившийся в своё время до капитана МЧС. — Сегодня наше начальство можно и не поймать. А вечером, когда нас сменят, я доложу о том, что вы завтра к ним подъедете. Так надёжнее будет. А за беглых зэков вам особое спасибо! Очень уж они в Атляне кровью наследили! Мы тут сами готовили пару операций, чтобы их извести. Да только кто же знал, что в этом году так рано снег выпадет?

Я всё ждал, когда друг брата заговорит про оружие, захваченное беглыми в оружейке колонии, но он этой темы не коснулся. Жалко мне расставаться с прекрасными трофеями, но если завтра о нём речь всё-таки зайдёт, то ради налаживания нормальных отношений придётся идти на какой-нибудь компромисс. Тем более, Раиль бегло упомянул о грабеже железнодорожных составов в районе Сыростана и Хребта, часть содержимого которых атлянцы хотели бы кому-нибудь продать. Не знают только, кому. Зато мы знаем.

Назад по проторённой дорожке ехать было уже легче. Даже в районе Почтовки: всё-таки одно дело — штурмовать снежные заносы в гору, и совсем другое — на спуске.

— Дима, притормози и сдай назад!

Недалеко от начала самой первой улицы посёлка что-то происходит: группа людей человек в пятнадцать, какое-то хаотичное движение, явно кипящие страсти. Для Урал-Дачи пятнадцать человек — просто гигантская толпа! Похоже, кого-то лупят толпой. Женщин!

— Пошли! — скомандовал я своим спутникам и подхватил автомат, стоявший у меня между коленок.

Точно бьют! Человека три мужиков в возрасте, остальные женщины, а их жертвы — те самые девицы, которых мы вчера выселили из коттеджей.

Выскочив из машины, я несколько раз выстрелил одиночными в воздух, чтобы привлечь внимание дерущихся. Подействовало только когда мы уже подбегали к месту драки.

— Что тут происходит?

Подружки уголовников выглядят очень жалко: ссадины, разбитые носы и губы, вырванные клочья волос, красные пятна на лице, которые через пару часов превратятся в здоровенные синяки. И до этого девицы были одеты явно не откутюр, а теперь и вовсе их одежда составит честь любому бомжу. Причём, тёплой одежды нет ни на ком.

Местным женщинам, возраст который у всех далеко не вчера перевалил за пятьдесят, тоже досталось, но их 'награды' просто несопоставимы с 'потерями' их 'оппоненток'.

— А вам тут чего надо?

Понятно: адреналин бурлит, и пенсионеркам уже наплевать, на каком глазу у меня тюбетейка. Тем более, именно в позе 'руки в боки' и был произнесён одной из них этот вопрос.

— Угомонись, Алексеевна! Ты что, не видишь: это же Димка Рощин, а не какие-то черти приблудные.

— Быстро в дом! — скомандовал я девицам.

Не держать же их в рваной домашней одежде и фактически босыми в сугробах!

— А ты чего раскомандовался! Не пущу! — попыталась ухватить одну из шлюх самая агрессивная местная. — Не жить зэковским подстилкам на Урал-Даче!

Девица увернулась и, оставляя в снегу следы босых ног, умчалась следом за остальными.

— Тихо! Тихо я сказал!

Во время срочной службы я на спор заглушал взвод, исполняющий строевую песню, так что мне какой-то десяток галдящих вразнобой пенсионерок?

— А теперь кто-нибудь одна пусть объяснит, что случилось.

А что тут особо объяснять? Убедившись, что власть в посёлке переменилась, бабульки решили сорвать ненависть к бандитам, накопившуюся за прошедшие полтора месяца, на их шлюшках. И 'постановили' немедленно выгнать их из Урал-Дачи.

— Куда? — задал я сам собой напрашивающийся вопрос.

— Куда хотят, туда пусть и п*здуют! Нужны-то они нам здесь, как жопе карие очи!

— И далеко бы они ушли в том виде, в каком вы их из дома вытащили? Даже до Почтовки бы не дошли: замёрзли бы и померли.

— Туда им и дорога, сучкам!

— Стоп, стоп, стоп! В чём конкретно их вина, кроме того, что они спали с уголовниками? Они кого-то убили, покалечили, избили?

— Жировали они на нашем горе! Вкусно ели то, что у нас их хахали отобрали, сладко с ними спали. Алка и Лариска — те хоть не по своей воле тут оказались, а эти бл*ди сами пришли, чтобы под зэками ноги раздвигать!

— И за это их убивать? Ладно, если вы все считаете, что им не место в посёлке, пусть так и будет. Но не голыми же их выгонять на мороз и в сугробы, на ночь глядя!

Не так уж сегодня и холодно, всего градусов пять, но если вы при такой температуре окажетесь в домашней одежде, местами порванной, и в одних носках в сугробах по колено, вам и это покажется кошмаром.

— В общем, так, женщины. Успокойтесь, я сам прослежу за тем, чтобы завтра они оказались в Атляне. Но я очень прошу: не трогайте их больше. Они своё от вас уже получили.

Под ворчание, под глухую ругань, но женщины начали расходиться. А я зашёл в избу.

Молодые, недурные собой девки, в общем-то. Младшей на вид — лет девятнадцать, старшей — около двадцати пяти.

— Все всё поняли? Жить хотите — до утра из дома не высовывайтесь. А утром сядете в машину, и я отвезу вас в Атлян.

— А можно в какое-нибудь другое место? Нас же родаки сгноят.

Девица тоже на взводе.

— Динара, насколько помню? Так вот, Динара, я вам — не таксист, чтобы заказывать, куда вас отвезти. Мы завтра едем в Атлян. Туда вас и отвезём. Мне и так ради вас придётся туда вторую машину гнать. Не нравится Атлян? Вон, всего с десяток километров пешочком по Чегресу, и вы в Ленинске. Или завтра у подсобного хозяйства выйдете, и по дороге до него дочапаете. Только я этого не рекомендую: как атлянские говорят, Ленинск под радиоактивные осадки попал. Сразу там не помрёте, года три-четыре помучаетесь. В Златоуст я даже паршивой псине не посоветую нос совать: там ситуация с радиацией ещё хуже.

Слава богу, ни одна не заикнулась по поводу того, чтобы мы их взяли с собой в Пороги. Не люблю хамить женщинам, а в этом случае пришлось бы: для нас их карие очи тоже будут более чем сомнительным украшением.

Костя Данилов, 'Кот'

У Сашки Рощина температура. Щёку, в которой засели три дробинки, разнесло, края ранок воспалились. То ли занесли заразу, когда ему их обрабатывали, то ли после рикошета от металлической крыши какие-то посторонние частички попали со свинцом в мягкие ткани.

— Дядя Витя, я не знаю, что делать, — умоляюще глянула на лёльку Оля.

— Резать! И срочно.

— Я же не хирург, я просто медсестра.

— Но ты же видела, как работают хирурги.

— Я им только инструменты подавала, — чуть не плачет девушка. — Я... боюсь.

— Тебе Аня инструменты собрала? — нахмурился крёстный. — Вот и ставь их кипятить. Давай, давай! Шевелись. А ты, Костян, пока вскипяти воду, чтобы можно было помыть руки с мылом. Польёшь мне на них над тазиком, когда скажу.

Он сам решил Медведя оперировать, что ли? Похоже! Вон, из кармашка на внутренней стороне камуфляжа достал оранжевую коробочку индивидуальной аптечки ?4, а из неё вынул бесцветный пенальчик.

— Сашка, выпей две таблетки. Это кеторол, обезболивающее из категории боевых средств. Полной нечувствительности к боли не обещаю, но хоть не придётся тебя привязывать ремнями, чтобы не дёргался, пока я твои дробины буду доставать.

Нет, такое зрелище не для меня!

— Пока чайник не вскипел, сгоняй в дом к Пуресину и притащи грамм триста... Нет, лучше поллитровку самогона.

Это поручение уже мне.

Дядя Вова долго разговаривать не стал, просто выдал мне бухло. Выглядит он не очень: бледный, за сердце держится. Оно и понятно: не хотел бы я на его месте оказаться и хоронить собственного сына.

На руки крёстному я полил, и он, держа их над тазиком, скомандовал:

— А теперь лей на них самогон. Только не весь! Мне руки обмыть надо этой дрянью: спирта же у нас нет. Потом Оле польёшь в том же порядке.

Всё! Ухожу, если больше не нужен. А чтобы не нервничать, свистну у 'хирурга' сигареты для успокоения нервов.

Лёлька явился на крыльцо минут через пятнадцать с недурным таким запахом самогона изо рта. И тремя сплющенными дробинками на ладони. Дробины, показав мне, выбросил в снег.

— Это ты сигареты взял? Верни!

— Не знал я, что ты ещё и оперировать умеешь, — уважительно произнёс я, возвращая ему пачку и зажигалку.

— Умею? Не льсти мне, я это впервые в жизни делал. И чуть не обосрался, когда мне Ольга заявила: 'Надеюсь, лицевой нерв не повредили, и лицо, как у мамы было, у Саши не перекосит'. Бл*дь, я же резал, даже не зная, где он проходит!

Руки у него дрожали, пока он прикуривал. Тогда понятно, почему он самогон хлопнул перед тем, как выйти на перекур.

На улице ещё светло, но чувствуется, что вот-вот начнутся сумерки. И это только октябрь. А что будет в декабре? Раньше все спасались зажжёнными лампочками в домах и квартирах, а теперь электричество есть лишь у тех, у кого имеются запасы бензина для генератора. Ну, или у нас в Порогах.

— Мы завтра только в Алтян едем?

— У тебя ещё какие-то планы?

— Я думал, может, попробуем в Миасс проскочить? Хотя бы на окраину, где заражение поменьше. Основную часть радиации же должно было утащить ветром на восток, а не на юг от эпицентра.

Дядька Витя затянулся табачным дымом поглубже.

— Дело ведь, Костя, в радиации не от той бомбы, которая на Миасс упала. Я специально вместе с Виталиком Ярулиным сидел над картой, мы с ним рисовали примерные зоны заражения известных нам взрывов. Бо́льшую часть Старого Города и весь Машгородок, скорее всего, её радиацией действительно не зацепило. Зато та бомба, что упала в Златоусте, накрыла осадками весь город от верховий городского пруда и почти до Новоандреевки. По нашим прикидкам, от Каслей до Уйского — сплошная зона радиоактивного заражения. И это — только исходя из наших сведений об известных нам ядерных ударах. Бесполезно кого-то искать в Миассе. Родители твои на сменах были, оказались в зоне поражения тепловым излучением. А это практически гарантированная смерть от ожогов при отсутствии соответствующего лечения. Были бы живы — пришли бы сюда, они же знали про то, что ты на момент взрыва был здесь. Бабушка... Она вообще практически в эпицентре оказалась. Даже без каких-либо миллионных долей процента для шанса уцелеть. Нет смысла туда ехать и самим облучаться, — покачал он головой.

Я и сам это понимаю. Но мыслишка всё равно точит: а вдруг?

— Добрый вечер. Можно с вами поговорить?

Алла и Лариса, если я правильно запомнил имена этих женщин. Лариса — именно та, которая Сашку Рощина ранила.

— Тоже в Атлян хотите? — попытался угадать лёлька.

— Не в Атлян. Но вы правильно поняли, что мы не хотим тут оставаться.

— Девушки, я уже сегодня вашим подругам объяснил: мы — не таксисты, которые развозят барышень по указанным им адресам, — вздохнул крёстный.

— Во-первых, они нам не подруги. Мы тут вовсе не по своей воле оказались, в отличие от них, — нахмурилась Алла. — А во-вторых, мы не просим отвезти нас туда, куда вы не собираетесь ехать.

— Просто возьмите нас с собой. Вы же берёте дачников. Нам всё равно больше некуда податься. И здесь мы тоже всем чужие. Я из Алма-Аты, Алла из Барнаула.

Истории у обеих похожие. Лариса возвращались с мужем домой со свадьбы сестры из Казани, Алла с супругом ехали забирать детей от бабушки, живущей в Самаре. После атомной бомбардировки застряли одна на стоянке возле Песочного озера, а вторая — на заправке, где мы сегодня нашли угоревших бандюков. Потом туда явились сначала атлянские бандиты, а потом и беглые заключённые. Мужей убили, а самих 'использовали по назначению'. Чтобы их каждый раз не 'пускали по кругу', согласились жить с самыми, как им показалось, 'нормальными'.

— Да, стреляла в вас! Думаете, хочется, чтобы меня снова по пять-шесть человек в день насиловали? Откуда же мне было знать, кто вы такие? — объяснила Лариса.

Ей до тридцати, невысокая, темноволосая, с лёгкой восточной примесью в кровях. Алла чуть старше и крупнее, давно не крашенная искусственная блондинка с короткой стрижкой.

— Я понял, — кивнул крёстный. — Что вы умеете делать?

— Да уж не только под мужиками лежать с раздвинутыми ногами! — фыркнула Лариса.

Нервная она, чуть что — готова в морду вцепиться.

— Между нами, взрослыми людьми, говоря, даже это далеко не все умеют, — начал злиться лёлька. — Талантами в этой области будете перед кем-нибудь другим хвастаться. Меня другое интересует: специальности у вас какие?

— Радиоэлектроника, — вызывающе вскинула голову 'мелкая'. — Работала на КБ, занимавшемся ремонтом и обслуживанием зенитных ракетных комплексов С-300.

— А я — химик-технолог Барнаульского патронного завода, — намного спокойнее произнесла блондинка.

Мы с лёлькой даже переглянулись. Неплохой подарок судьбы, если учитывать, что запас патронов у нас не бесконечный.

— Как там Сашка? — отвлёкся он на вышедшую из дома Ольгу.

— Уснул.

— Есть такое свойство у кеторола: после него в сон клонит. В общем, иди, иди в дом матери. А если понадобишься... Костян, дуй-ка вместе с ней. И покараулишь, и, если надо будет, я Олю через твою рацию вызову. Ты, Оленька, не возражаешь против такого персонального телохранителя?

Олька глянула на меня, чуть зарделась и отрицательно мотнула головой:

— Не возражаю.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Судя по невыспавшимся физиономиям обоих и тому, как они подчёркнуто 'равнодушны' друг к другу, может быть, племянник и охранял тело Оли, но от кого-то другого. Да и ладно: дело молодое, и пусть первым кинет в меня камень тот, кто без греха. Главное — чтобы им хорошо было.

С самого утра Пуресин снова припахал молодняк к раскопкам сугробов, и буквально за пятнадцать минут они откопали тракторный отвал от 'Белоруса', который Вовка забрал с собой в Пороги.

— Зачем он тебе сейчас? — неодобрительно покачал я головой. — Домой приедем — там найдём.

— А как ты всю эту легковую хрень по сугробам протащишь? — обвёл он рукой автопарк, который я наметил к переправке. Они же ни в 'зиловскую', ни даже в 'уазовскую' колею не впишутся.

— Так у нас для такого отвала трактора нет.

— А это что? — кивнул он в сторону 'колуна'. — Час работы, и я сварю переходник, чтобы прикрепить нож к раме 'зилка'. Вернётесь — поставим, и можно дорогу торить.

— У тебя и сварочный аппарат с электродами есть?

— У меня всё есть. Я много чего из своих заначек наметил с собой забрать. Аппарат с электродами тоже.

Это хорошо! У Короленко сварочник тоже имеется, но электродов после моих экспериментов с бронёй почти не осталось.

С новой сменой дежурных в кафешке у озера мы опознались без проблем.

— А эту падаль зачем тащите? — нахмурился старший лейтенант с шевроном УФСИН на рукаве, заглянув на задний ряд 'Патриота'.

— Родственникам сдать, пока их уралдачинские старухи не порвали.

— Уже пробовали, что ли? — намекнул он на 'фонари' и разодранные физиономии моих пассажирок.

— Было дело. Еле отбили.

— Зря отбили...

Не мне судить, зря или не зря.

Высадили их на 'пятаке' возле мостика через речку Атлян, перед магазином с вывеской 'У реки', а сами подъехали к центральному входу в колонию.

Что бросилось в глаза — это свободный проход на территорию исправительного заведения: автомобильные ворота открыты, люди туда-сюда ходят. Дежурный только в фойе центрального административного здания.

Сунгатулин нас встречал. Поздоровался со мной, с Рощиным, долго тряс руку Смирнову.

— Ну, пошли! Уже все собрались.

В жилой зоне колонии вместе со школьниками из подшефной школы, когда я бизнесом занимался, мне доводилось бывать. Хорошо помню, какое удручающее впечатление на 'трудных' подростков оказали железные 'загоны', у которых невозможно открыть вторые двери, пока не защёлкнулись электрозамки первых. А вот в административном здании я ещё не был. В общем-то, ничего особенного, офис как офис. Как говорится, видали мы карликов и повыше.

Некоторые фамилии собравшихся я слышал. И нынешнего 'старшего', оказывается, тоже знаю. Гену Музы́кина я помню ещё по школе, в которой учился до конца третьего класса, но не узнал, не узнал. Из шкета, который старше меня на пару лет, он превратился в плотного, крепкого мужика среднего роста. Получил подполковничьи погоны перед 'дембелем' с должности заместителя начальника колонии по воспитательной работе. А когда взбунтовавшиеся зэки вырезали практически всё начальство колонии, как старший по званию (пусть даже отставной), возглавил тех, кто объединился, чтобы дать им отпор. Мдя... Это уже не тринадцатилетний пацан со скрипочкой на школьных праздниках, каким я его запомнил.

'Загадка' свободного прохода на территорию колонии объяснилась очень просто. Это не 'день открытых дверей', а вынужденная необходимость. Часть жителей Старого Города, уцелевших после ядерной бомбардировки, сразу же рванула из Миасса. Кто-то в Черновское, кто-то в Смородинку, кто-то аж в Кундравы. Были и те, кто добрался до Ленинска и Атляна. А поскольку везде, кроме Атляна очень скоро стали проявляться признаки радиоактивного заражения, народ стал 'откочёвывать' в этот посёлок. Колония уже пустовала, и пришлых заселили в бараки, а проход в колонию сделали свободным.

Повезло с отсутствием радиации не только обоим Атлянам, Верхнему и Нижнему. Радиоактивные осадки накрыли только незначительную часть Сыростана, а посёлок Хребет и одноимённая железнодорожная станция, несмотря на непосредственную близость к златоустовскому взрыву, обошлись почти без заражения. Со временем надуло, конечно, как и везде, но незначительно.

— Повезло! — улыбнулся Музыкин. — Будь в тот день чуть другое направление ветра, и им бы мало не показалось.

Будь чуть другое направление ветра... Мы все тут собрались, исключительно благодаря тому, что оно не было чуть другим.

Вы лучше расскажите, граждане менты, чем богаты.

— С хлебом у нас пока более или менее нормально, хоть и пришлось ограничить выдачу его половиной буханки на человека в день. Посчитали, сколько у нас зерна уйдёт до конца следующего лета, с учётом посевного, и ограничили. Пришлось запретить резать скот без нашего разрешения, чтобы не сожрали его до весны. Эту зиму взрослые здоровые люди как-нибудь просидят на 'вегетарианской диете', зато на следующий год поголовье увеличим и снимем это ограничение. Детей и больных, конечно, будем подкармливать мяском. Охотников, опять же, куда-нибудь в район Урал-Дачи отправим. Картошки тоже должно хватить. Экономить придётся, но перестанем транжирить посевной материал, будем при посадке резать картофелины на части. С овощами намного хуже: что успели собрать, тем и богаты. С сахаром полная задница. На следующий год будем пчёл разводить. Есть крупы, есть макароны. Всё — тоже из запасов поездов, вставших на перегонах. Часть немного фонит, но не опасно. То, что серьёзно облучено, мы не трогаем. Да и с облучённым не всё так просто: вагон, бывает, хорошо так 'светится', а внутри крупа или мука — нормальные. Ну, или почти нормальные. Если с незаражёнными продуктами перемешать, то получается вполне безопасная концентрация. А вот что-либо закупать из Смородинки или Черновского мы людям категорически запретили! Оттуда все продукты радиоактивные. У нас, конечно, тоже далеко не всё чистенькое, но мы в качестве пайков раздали людям йодированную соль, чтобы хоть как-то снизить эффект влияния радиации.

— Соль? Откуда? Из поездов? Много?

— Достаточно, — хитро прищурился Геннадий.

— Вот соли мы у вас фуру-другую купим. На что готовы обменять?

— Обсудить надо... А топливо-то у вас есть, чтобы эти фуры туда и обратно сгонять?

Но объёмы в фуру или две его не испугали. А это — до сорока тонн. Значит, им явно не меньше пары вагонов удалось урвать.

— У нас-то найдётся. А у вас оно есть?

— А нам его ленинские варят. Мы им продукты, они нам 'горючку'.

— Что значит 'варят'?

— Соорудили установку, в которую заливают нефть из ёмкостей на перекачивающей станции, и перегоняют. Редкая дрянь получается, если говорить о бензине, но старые машины переваривают. С трудом, но переваривают. А солярка для камазовских и мазовских моторов — вполне себе терпимая.

Так. Понятно. Значит, ехать в Ленинск уже нет смысла: за попытку взять под свой контроль источник топлива на нас не только местные ополчатся, но и атлянские, с которыми нам как-то не с руки заводить войнушку. Были бы они все чужими, может, ещё и подумали бы на эту тему, а так...

— А как у вас с сыростанскими и хребетскими? Мне, когда мы поезда рядом с соседней деревней грабили, пришлось очень серьёзно с тамошними мужиками разговаривать.

— Вот и мы разговаривали, — усмехнулся Гена. — Не совсем мирно, но договорились.

— А куда они против нарезного автоматического оружия попрут? — прояснил 'покладистость' соседей капитан, насколько я помню, Гавриленко.

Знакомая картинка. Правда, мы обошлись без стрельбы, обещанием 'крыши'. Но у нас это было актуально, поскольку другие претенденты на хабар могли найтись. И даже пытались его отжать. А Сыростану и Хребту такое не грозит — за ними лишь заражённые радиацией пустоши. Очень заражённые. И чтобы 'наехать' на эти посёлки, надо сначала подмять под себя Нижний Атлян и Верхний Атлян. Пока, как мне кажется, такое по силам, разве что, саткинским. Да и то — если всей толпой навалятся, не страшась возможных потерь.

— Что-нибудь про то, что восточнее Миасса, слышно?

— Плохо там всё. Очень плохо. Чебаркуль уже почти вымер. Про Челябинск и говорить нечего. Кажется, Долгодеревенскому повезло: там возник какой-то крошечный островок, не попавший под радиоактивные осадки. А всё остальное, от Каменска Уральского и до Пласта — больше двухсот километров по прямой — сплошная зона радиационного заражения. У нас ребята на гору Маяк с транзисторным приёмником залезали — у кого-то старый, ещё советский, пережил электромагнитный импульс — пробовали радио слушать. Киров поймали, Курган, Тюмень. Казахам тоже досталось, но только радиоактивное заражение. Хохлов слышали, европейцев разных. Да только ты же знаешь: у нас в школе немецкий преподавали, да и то на уровне 'Майнэ кляйнэ поросёнок ин ди штрассе побежал', так что не поняли они ничего. А у вас что слышно?

— У нас ещё глуше. На запад дороги нет: либо горы с лесами, либо радиация, либо заражённые радиацией реки. И башкиры, которые в каждой деревне 'качают права'. Да и нам пока было не до поиска других незаражённых районов, у себя в окру́ге разбирались, кто кому Рабинович.

Рассказал о претензиях на главенство Сатки и наших 'тёрках'.

— К вам они не приезжали?

— Бог миловал. Ты же знаешь, что на трассе творилось. Теперь, после того как вы по ней проехали, может, и явятся.

Вот так. Сделали доброе дело, а оно может и не всем добром обернуться!

Костя Данилов, 'Кот'

Переделанный в бульдозер 'колун' Пуресин опробовал ещё вчера. Прочистил дорогу до Почтовки и обратно. Не очень хорошо, конечно, получилось, не так, как у настоящего бульдозера, но для того, чтобы даже 'жучка' следом за ним проехала, вполне хватит.

А сегодня 'зилок' прёт впереди колонны. Медленно, километров тридцать в час, но ведь делает своё дело. Да и не пустой он едет. Только пуресинских заначек, преимущественно железных, мы вчера полкузова накидали. А с утра ещё и дополнили вещами людей, которые с нами в Пороги едут. Олька тоже большущий узел связала с вещами из материнского дома, мне его пришлось на горбу тащить до коттеджа Пуресина.

Только бы, блин, никто Ленке не проболтался, что я у Байсуриной две ночи ночевал! Лёлька, дядя Дима и Сашка точно молчать будут, а вот в остальных я не уверен. Выкручусь как-нибудь конечно, но всё равно лучше, чтобы у неё вопросов не возникло. Хотя... Разные они очень, Ленка и Ольга. Не знаю я, кто лучше.

В машине нас четверо: вместе с нами едут Сашка Рощин (ему нельзя переохлаждать послеоперационную рану, а 'Номад' лучше остальных приспособлен для дороги по сугробам) и... Лариса, которая его и ранила. Как оказалась, это был её джип, пока зэки его не 'приватизировали'. Как они с Медведем уживаются в одной берлоге заднего сиденья? Да нормально. Оба понимают, что случившееся — дело прошлого, и уже ничего не исправишь. Нормально разговаривают, даже шутят.

Саньке действительно полегчало после того, как крёстный достал дробины у него из щеки. Олька его, конечно, накачала обезболивающими, но уже не такими зверскими как кеторол. Ходит с заплывшим глазом и огромным тампоном на лице. 'Кутузов', как его в шутку отец назвал.

Не знаю, о чём наши вчера договорились с атлянскими. Лёлька просто скомандовал, чтобы все собирались выезжать на следующее утро, и поручил мне с Игорем проверить готовность зэковских машин к поездке.

Если судить по двигателям и трансмиссии, то доехать все смогут. Даже 'двенашка' с синим дымком из выхлопной трубы. С колёсным вопросом всё намного хуже. В нормальную резину 'обуты' только 'Номад' и 'Шевроле-Нива'. Причём, на 'Шниве' стоят даже 'грязевые' шины. На 'Дастере' обыкновенные шоссейные колёса, но он может подключать полный привод, а это огромный плюс для проходимости. У 'Весты' тоже 'шоссейки', но на них неплохо сохранился протектор, и, если её прежний владелец будет аккуратненько ехать, то по проделанной Пуресиным дорожке нормально доползёт. А вот с 'жучкой' — просто беда: на её лысых шинах тяжеловато придётся. Ох, тяжеловато! И ведь даже не поменяешь их на резину с бросаемых нами 'Аккорда' и 'бэхи'.

— На трассе поменяем! — махнул рукой Игорь. — А до этого я её поведу.

Вот так и распределились: он за рулём 'двенашки', я на 'Номаде', дачник Александр на своей 'Весте', Смирнов изъявил желание опробовать 'Дастер', а ещё один дачник 'оседлал' 'Шниву'. И все — с пассажирами. Даже Пуресин, у которого в кабине сидит Михайлов: там какая-то сложность с фиксацией положения отвала, этим нужно вдвоём заниматься, и 'дальнобойщик' вызвался помогать ему в этом деле.

За два часа доскреблись только до сожжённого нами кафе 'У Светланы' в начале подъёма в Уреньгу. В этих местах начали попадаться брошенные машины, у которых электромагнитным импульсом ядерной бомбы сожгло электронику, и мы потратили много времени на 'подбор' шин, 'переобувку' нашей 'жучки' и подкачку колёс. Заодно накидали в кузов 'колуна' и шины для других машин из нашей колонны. Пуресин, конечно, изматерился на нас из-за частых остановок, но сам же понимает, что это делаем не ради желания задержать его.

Зима на трассе М5

Со спуска к реке Ай, кстати, начались самые большие сугробы, и 'колуну' пришлось совсем снизить скорость, чтобы их одолеть. Лёлька рассказывает, что в конце девяностых тут уже приключался настоящий катаклизм: за двое суток выпало больше метра снега, и множество машин застряло между Уреньгой и Главным Уралом. Потом дорожники дня три разгребали дорогу, а добровольцы на снегоходах развозили людям, оставшимся в машинах, топливо, продукты и воду. Слава богу, что нам приходится корячиться не по такому ужасу, а по сугробам вдвое меньшей глубины.

Наших следов, между прочим, совсем не сохранилось. И после нас дорогой никто, кроме зайцев, лис и собак не пользовался. Ага! Приходили, приходили откуда-то псины покушать жареной человечинки! Ольгу от этого известия передёрнуло: она же некоторые из тел убитых нами видела. А Лариса выкатила глаза. Она же всё время с начала войны в Урал-Даче просидела, с реальностями новой жизни в послеатомном мире почти не сталкивалась. Так что очень даже оглядывалась по сторонам, когда, воспользовавшись остановкой, бегала 'за стеночку'.

Дальше 'колуну' досталось ещё больше. Всё-таки затяжной подъём, а снега навалило очень немало. А глубина сугробов начала уменьшаться только где-то к середине спуска с западного склона Уреньги. Ненадолго, правда: новый подъём, и снова ЗИЛ-157 'пыхтит' на пониженной передаче со всеми подключёнными мостами.

Возле кафе, где мы подобрали оглушённую женщину, Пуресин остановился, чтобы проверить уровень масла: не доверяет он 'мицубисевскому' мотору. Если так дело пойдёт дальше, то где-то через час доберёмся до Берёзового Моста, а оттуда и до Порогов рукой подать.

У поворота на Куваши и Медведёвку голосом Пуресина заговорила рация.

— Виктор, тут кто-то уже колею накатал. Кажется, на 'Урале' ездили, а потом на джипах катались.

— Давно ездили?

— А хрен его поймёт: снег-то сухой, рыхлый.

Ну, да. Если судить по хрусту из-под ног, он и должен быть сухим: температура сегодня — градусов десять, а он начинает похрустывать градусов с восьми.

— Я понял, — подтвердил лёлька. — Всем: проверить оружие и быть наготове.

Первым после 'колуна' идёт рощинский 'Васька', потом 'Патриот', а я третьим. Мой автомат болтается в ногах у Ольги, и, проверяя его расположения, я случайно коснулся её бедра. Эх! Не знаю, о чём она думала, когда глянула на меня, но я сейчас не прочь совсем не мимолётно дотронуться до её ноги. И совсем не через её тёплые гамаши, поверх которых ещё и камуфляжные штаны надеты.

Выстрелов я, можно сказать, не слышал. Так, где-то на грани восприятия слухом. И тут же снова ожила рация.

— По нам слева, из-за здания заправки стреляют!

— Разверни машину к ним боком и останавливайся. Дима, ты тоже встань боком, чтобы прикрыть бронёй остальные машины. Всем остальным стоять и не высовываться! Костя, Олег, прикрывайтесь бронёй.

Пока я тормозил, тянул автомат и открывал двери, новый крик по рации.

— Вовка, я сказал — поставить машину боком.

Рация молчит, но видно, что 'колун' упрямо ползёт вперёд. Нет, всё-таки встал.

— Иди на х*й! Мне оной рукой руль не провернуть. Вторую прострелили.

— А Олег почему до сих пор в машине сидит?

— Убили, похоже, Олега.

Это я уже, подбежав к 'уазику', расслышал.

Эх, не зря мой взводный говорил, что чаще всего самые пакости случаются при возвращении, когда до своих остаётся всего ничего.

Вокруг знакомого мне кафе, помещений заправки и зарытых в землю ёмкостей с топливом хорошо натоптано. Видимо, и раньше кто-то приезжал сюда заправляться, и сейчас приехали за тем же. Только почему по нам сразу же огонь открыли? Могли бы просто пропустить. Или уцелел кто-то из тех, кто видел, что именно мы расправились с местными 'соловьями-разбойниками'?

По броне 'Васьки' защёлкали пули. Бляха, так это же из автомата лупят! Хреновое дело! Ага, вон откуда! А как ты на гранатку отреагируешь?

'Подкидыш' тут из-за глубокого снега не рванёт, как надо, но у него и самоликвидатор есть. Жаль, целых 14 секунд ждать придётся, пока он сработает: за это время, при определённой сноровке, можно много дел натворить.

— Не высовывайся, Димка! Костян правильно решил их гранатой 'приласкать', — рявкнул крёстный на моего двоюродного деда.

Одна граната пошла, вторая... Всё, у меня они кончились: я их дофига за эту поездку потратил. Взрыв, второй.

— Костя, прикрой. Я пошёл.

Леплю одну за другой две трёхпатронные очереди туда, где в последний раз видел вспышки выстрелов. Крёстный падает в снег и тут же перекатывается в сторону. Ох, и нелегко это делать в таком сугробе! Никто по нему не стреляет. Быстро повернулся в сторону кафе, чтобы оценить ситуацию, и краем глаза заметил, что он снова вскочил, чтобы перебежать. Я уже приготовился нажать на спусковой крючок, чтобы те, кто мог уцелеть, не могли поднять головы, и тут же возле угла здания заправки вспыхнуло пламя на дульном срезе, а лёлька неуклюже ткнулся лицом в сугроб.

Аня Щукина

Замучила меня уже Любашка одним и тем же вопросом.

— Мама, а когда папа приедет?

Откуда же я знаю, малышка? Никто и не ожидал, что такое случится: в тот же день, когда они уехали, повалил снег. Да какой! Часа в четыре дня из-за сплошной стены снега настали сумерки. А наутро я так и не смогла калитку у ворот открыть, пришлось выгнать из дома Тёмку с лопатой, чтобы он расчистил площадку перед ней и тропинку к дороге на улице. Наверное, сантиметров сорок за сутки навалило. Куда ни глянешь, везде люди с лопатами, пытаются выцарапаться из домов. Только к вечеру Скуфеев организовал трактор, при помощи которого и прочистили дорогу до Романовки.

Там, правда, тоже некуда ехать: и деревня, и дороги от неё завалены снегом. В общем, как в советские времена каждую осень была 'битва за урожай', так и у нас в Порогах два дня шла битва с сугробами. Но победили! Хотя бы до следующего снегопада.

Я предполагала, что зимой в Порогах нечем будет заняться, и не ошиблась. Теперь единственное развлечение по вечерам — книжки читать. Да ещё для тех немногих, у кого компьютеры имеются, кино в них посмотреть. Артём раздобыл где-то диск с компьютерной игрушкой и теперь гоняет её на ноутбуке, а я заставляю Любку читать детские книги, неожиданно для меня обнаруженные в библиотеке турбазы.

Всё встало не только у нас. Максим Шерстнёв говорит, что в Бердяуше тоже жизнь остановилась из-за снежного катаклизма. Но там хотя бы смогли запустить мощный бульдозер, работавший раньше в карьере, и начали чистить им основные дороги посёлка. День на посёлок, день на дорогу до М5, а по ней до поворота на Сатку, день на окрестные населённые пункты.

Зато вчера ребята, скатавшиеся на снегоходах в Чулковку и Тельмана, привезли немного запоздалое, но очень важное известие: недели две назад жители Мечетлино проторили по полям дорогу в обход Месягутово, и теперь по ней можно через Красноуфимск добраться до трассы Пермь — Екатеринбург. До снегопада можно было проехать. Сейчас там, наверное, тоже — 'запуржило, замело наше грёбано село'.

В Перми тоже делать нечего, даже если бы движение по трассе существовало: и ей досталось от атомной бомбардировки. А вот про Екатеринбург очень противоречивая информация: то ли его накрыло радиацией, то ли не накрыло. Но никто не оспаривает тот факт, что где-то сработали системы ПВО и противоракетной обороны, и прямого ядерного удара по городу не было. Нижнему Тагилу досталось, какому-то из 'атомных' городов Свердловской области досталось, а сам Ёбург уцелел. Правда, не завидую я его жителям, которые сейчас маются в квартирах без света, без отопления, без регулярных поставок продуктов.

И ещё один очень важный момент. У меня перед глазами Сатка, где буквально на следующий день начали действовать бандиты. И я представляю себе, что теперь происходит в 'столице Урала', всегда считавшейся 'бандитским' городом. Одна группировка 'Уралмашевские' чего сто́ит. Хотя её члены и 'разбежались', ушли в бизнес, но никуда из города не делись, связи и подручные у них остались. И это только одна группировка из нескольких. А сколько там просто мелких бандитов?

Пермь. Екатеринбург. К чему о них сейчас рассуждать? Для нас они — как другая планета. Мне бы мужа домой дождаться.

Я уже начинаю бояться его поездок в сторону Миасса. Бояться и ненавидеть. В первый раз туда поехал, и пропал из-за начавшейся атомной войны. Второй раз поехал и пропал, но уже из-за природного катаклизма. Не отпущу его больше туда!

Сама подумала и сама же мысленно усмехнулась. Куда я денусь? Судьба у нас такая: у него — мотаться по окрестностям и решать какие-то проблемы. У меня — ждать его и мечтать, чтобы он поскорее вернулся.

На звук едущих по улице машин я подбежала к окну. Не машины, а именно машин! Неужели дождалась? А вот и его 'Патриот'. Пусть и увешанный уродливыми листами ржавого железа, но я-то его узнала! О, господи! Оно же всё в пробоинах, это железо! И левая фара разбита.

Машина остановилась напротив дома, а остальные поехали дальше. 'Уазик' Рощина, ещё два каких-то чужих джипа, две легковушки, у одной из которых пулевые пробоины в лобовом стекле. Позади всех тащится Зил Пуресина. И тоже с дырами от пуль в стекле.

Наконец, все проехали, а из-за руля машины Виктора выскочил его племянник Костя.

Пока я натягивала резиновые сапожки, в которых бегаю по двору, и набрасывала на плечи куртку, Костя уже забу́хал тяжёлыми башмаками по полу сеней. Сзади выглядывает Любашка в предвкушении того, как она опять закатит отцу сцену 'я на тебя обиделась за то, что ты так долго не приезжал'. Она-то не видела, что это не её любимый папочка.

— Тётя Аня, собирайтесь скорее, ваша помощь нужна. У нас потери. В том числе, и с ранениями.

— А Витя? Почему ты его машину ведёшь? — насторожилась я.

— Не уберёг я его, — опустил глаза парень.

А я почувствовала, что у меня подламываются ноги.