Мира вздрогнула. Внутри, где-то далеко в душе, проснулся и зашевелился знакомый темный росток. Она спрыгнула со скамейки и строго, стараясь не выдать охватившего ее страха, сказала:
— Мы отправляемся на площадь через час, наставник, а не ты ли учил меня, что торговец не упускает ни мгновения. Пора открыть ставни и распахнуть двери!
— Пожалуй, ты права, — проворчал Снорри, все еще со смешинкой в уголках глаз. — Клянусь светлыми дорогами, мы не упустим ни одного покупателя, дочка!
* * *
Час Восходящего дня Мира с опекуном встретили на улице Водоносов, у самой храмовой площади. Здесь, на центральных улицах, взбегающих к сердцу города — дворец Наместника, центральная площадь и храм, уже можно было разойтись и спокойно пропустить беспокойного гонца на ноггле, что спешит куда-то по делам Круга торговцев, или храмовых стражников в белых рясах с желтыми разводами, гремящих оружием и грозно поглядывающих по сторонам. Они шли в толпе горожан, ремесленников, торговцев, рыбаков, даже ученых-храмовников и стражников с городских стен.
Люди стремились на площадь послушать приезжего жреца. Люди стремились к центру напряжения, дворцу наместника Храма, откуда последнее время исходили невразумительные приказы. Со стен по указанию наместника сняли часть стражников, и если бы в этот день на город напал враг, не составило бы ему труда ворваться в лабиринты улиц предместий.
Снорри, ловко пользуясь локтями и брюшком, выбрал для себя и Миры место под статуей Великого жреца Сангара, что построил нынешний городской храм. В трехстах шагах напротив возвышалась широкая каменная терраса, где уже расположились жрецы-охранники, выделяясь желтыми пятнами ряс на сером камне.
Площадь бурлила, гудела, переливалась. Вокруг слышались выкрики, оскорбления и вопли ярости, кто-то выталкивал соседа, а кто-то пытался пробраться на удобное место, отбивая бока горожанам, и те старались отомстить наглецу. Вокруг площади там и здесь виднелись жреческие стражники с длинным палашами и черными, полированными шестами за спиной. Они пропускали новых людей и выпускали тех, кто хотел уйти, внешне проявляя полное спокойствие.
Мира обратила внимание, что торговцы держатся рядом, а ремесленники разбредаются по всей площади. Рыбаки где-то разливали эль и с хохотом, глотая пенный напиток, задирали жрецов. Мира переступила по скользкому парапету, стараясь не вдыхать густой запах мокрых и грязных одежд, отбросов и застарелую, тяжелую вонь ногглов.
Небо хмурилось тучами, и сумеречный свет окутывал здания, размывая их очертания. Снег сменился теплым, мелким дождиком, порывами накрывавшим площадь. Люди ждали.
Наконец показался знаменитый проповедник. Жрец, тучный и медлительный, вышел из притвора храма, прошел между фигурами каменных дев, держащих в руках огненные шары. Он оглядел толпу, встав шагах в десяти от края террасы. Толпа заволновалась, рокоча, как прибой горной речки.
Жрец утвердил на камнях посох, поправил белую рясу, сияющую в сумраке. Площадь затихла. Напряжение повисло ощутимым, туманным облаком. Густым, обволакивающим басом Горта начал проповедь.
— Свет — исконное стремление человека! Все живое стремится к свету, рождается из света, уходит в свете. Ничего нет естественнее, чем согревающий огонь или сияние Высокого неба, и все это — Свет. Ничего нет проще, чем тепло подземных вод, и это тоже — Свет. Но, спросите вы, что же тогда делаю я здесь? Зачем говорю с вами, жители великого Аргора? Я ходил в северные леса, — ближние, притиснутые к террасе ряды тревожно загудели, — я видел людей, верящих в духов деревьев, поклоняющихся скалам и горным ключам. И что я сказал им? Это все, что окружает нас, все, что мы видим, лишь Свет и порождения Света. Нет ничего больше.
Жрец сделал паузу, с шумом втянув воздух. Мира видела, как он тверже оперся на посох.
— Скажете вы, а как же те, кто до сих пор поклоняется Тьме? Те, кто отвергает милость Храма, те, кто скрывается за черной Границей, те, кто справляет омерзительные ритуалы, извлекая частицы, как им кажется, истинной Тьмы?
Жрец оглядел площадь, и только некоторые не опустили глаза, встречаясь с ним взглядом. Магия Тьмы, умение из Ледяного приюта, в Аргоре была запрещена, и даже мысль о ней каралась жрецами. Мира заметила, что многие торговцы твердо стояли, выдержав взгляд проповедника.
— Отщепенцы! — возопил жрец, неожиданно переходя на визг. — Они утверждают, что Свет родила Тьма, но посмотрите вокруг — лишь на свету существуют тени, лишь свет рождает жизнь, лишь Свет достоин поклонения. Тьма же, — чуть снизил голос проповедник. — Тьма лишь скрывает самые мерзкие, недостойные части мира, где нет места человеку и гибнет зверь, где холод и страдания сменяют друг друга. Достойно ли такое место поклонения? Достойны ли поклонения грязные следы на мраморных плитах? Или, может быть, копоть на стенах очага? Нет, нет и нет! Мы все живем ради созидания, и только Свет поможет нам в этом. Свет — то, что хранит этот мир, защищая, охраняя, оберегая.
Снорри наклонился к протиснувшемуся к портику мальчишке в рваной куртке из лоскутов линялых шкур. Короткие штаны открывали грязные, перепачканные землей деревянные ботинки. Торговец рывком поднял его наверх и что-то шепнул, указывая на жреца. Мира, тревожно оглядываясь, обратила внимание на жреческую стражу, трое в желтом уже присматривались к Снорри. Она незаметно ткнула опекуна в бок, и тот, благодарно подмигнув, спрыгнул с мальчиком с постамента и затерялся в толпе. Жрецы отвернулись. Мира их не интересовала.
— Нам говорят, что на востоке, в ледяных норах, поклоняются вышедшим из Тьмы богам, не имеющим лиц. Что же это, как не заблуждение? Где истина в сказках? Мы не дети, чтобы пугать нас безликими демонами! Свет рассеивает морок, свет дает силы обрести разум и победить Тьму незнания! Нас укоряют, что мы выстроили Янтарную Башню, средоточие силы Храма, но для чего создана эта великая стела? Она охраняет Дильмун, охраняет Аргор, охраняет вас! А Тьма лишь глодает, поглощает, уничтожает. Достойна ли она похвалы? Достойна ли она награды? Достойна ли она поклонения? Нет, нет и нет, ибо только Свет защитит нас!
Показался Снорри, проталкиваясь сквозь толпу. Следом, незаметно осматриваясь, шли еще несколько торговцев. Жрец, громко визжа, обличал верования северян, что, по его мнению, произошли от невежества и недостатка познаний в Свете.
Снорри подошел к портику и поманил Миру. Девушка, с опаской глядя на толпу, спрыгнула вниз. Ее место тут же заняли трое подмастерий, хохоча и задирая ровесников, стоящих внизу. Опекун тянул девушку сквозь толпу, защищая от ударов и тычков. Мира по мере сил старалась помогать ему, уклоняясь от наиболее рьяных и злых горожан.
— Истинно говорю вам, отвергните Тьму в ваших сердцах, отвергните противные Свету алхимические практики, отвергните сомнения! Ибо Свет, лишь Свет дарует жизнь, защиту, ясность. Идите в Свете!
Жрец остановился передохнуть, оглядывая осуждающим взглядом горящих глаз толпу. Мира, оглянувшись, увидела, как толстяк-проповедник поднял посох, протянув его поверх голов, и набрал воздуха в грудь, чтобы продолжить. Тут Снорри дотащил ее до края площади и нырнул в какой-то сырой подвал, сопровождаемый тремя торговцами. Толпа сомкнулась следом за ними, тихо хлопнула дверь, и они пошли в полной темноте, затеплив лишь небольшой Ночной огонек на резной палочке одного из торговцев.
— Мира, — шепнул Снорри, дыша почти в ухо девушке, — надо уходить к лавке. Сейчас на площади начнется драка со жрецами, и негоже тебе находиться рядом. Здесь, — он указал на боковой проход, к стенам которого жались стеллажи с огромными оплетенными бутылями, — подвал Большого Эртина, и через него ты выйдешь к началу улицы Водоносов. Понятно?
— Да, Сноррин-ри, — ответила девушка, вглядываясь в темноту прохода. — А как же ты?
— Мне нужно идти, — ответил торговец, доставая еще одну вырезанную из камня палочку. — Я вернусь в лавку к часу Угасающего неба, жди меня там и никого не впускай после закрытия ставен, дочка.
Мира осталась одна, торговцы направились обратно к площади. Она прислонилась к сырому камню стены, не зажигая свет, и вспомнила свой сон. Одна, в темноте, ничего не понимая... Мира вздрогнула и, проведя пальцами по навершию светильника, вызвала маленький, пляшущий огонек, озаривший стены вокруг неясным светом.
* * *
Жрец и не знал, насколько глубоко он поразил Миру своими словами. Тьма, холодная и убивающая. Тьма, живущая глубоко внутри, в потаенных норах сознания.
Мира всегда чувствовала Тьму в своих странных птицах. Когда она продавала их на торговых улицах, некоторые покупатели делали охранные знаки от зла, жрецы Света — морщились и проходили мимо, иногда бросая ругательства. Обычные же люди иногда радовались, иногда грустили, видя, как деревянные, тряпичные, сшитые из шкур птицы вьются в теплом воздухе над улицей, управляемые ловкими движениями рук девушки.
Ей дали прозвище — Хозяйка птиц. Настоящих птиц почти не было в Аргоре, только небольшие, с красноперым брюшком лесовики и прыткие ночные искорки, да иногда залетал, раскинув крылья, охотник — степной орел.
Мира же знала, как дать птице — любой формы и сделанной из любого материала — способность лететь. Знала — и боялась. Ведь для того, чтобы заставить взлететь фигурки, что она продавала на торговых улицах, нужно было нырнуть, закрыв глаза, во Тьму под веками. Настоящую, холодную, странно доступную черную пелену, расцветающую, манящую, близкую, что всегда была внутри Миры. И тогда птицы взлетали.
Мира разозлилась.
Снорри, он, пожалуй, просто развлечься хотел, поняла Мира. Отвел меня на площадь, поиграл с судьбой, подразнил жрецов, это он любит... И оставил в темноте, бросил одну, тут же забыл...
Мира почувствовала, как проход вокруг изменяется, словно в стенах появились темные ростки, наливаясь тяжестью сероватых бутонов, источая клочья тумана, что не мог появиться здесь, в каменном закутке.
Не надо! Не сейчас!
Мира побежала, но тщетно. Знакомый аромат, сумрачный, невесомый, наполнил все кругом, тело девушки стало странно легким, и каждый шаг теперь получался длиннее предыдущего. Наконец она упала, закрыв голову руками, уткнувшись в колени. Вокруг дышал сыростью большой подвал торгового дома. Удивившись, девушка поняла, что она почти не отдалилась от стены — вот они, рядом, покрытые мхом камни. Бежала ли она? Что случилось?
Вдруг Мира ощутила резкий укол, где-то там, слева, нарастала боль, будто зарождающаяся вовне девушки. Она резко дернулась, раскрылась, отгородилась огоньком, зажатым в руке. На стене проступила серая, странно блеснувшая полоска.
Мира, превозмогая дрожь и желание бежать, не оглядываясь, присмотрелась. На покрытом редкими пятнами мха камне, застыв в твердом ледяном панцире, прильнула к стене маленькая оранжево-черная змейка.
Семиядка. Мира вздрогнула, представив, что было бы, если змея в темноте смогла добраться до нее. От укуса семиядки умирали быстро, но в страшных мучениях. Девушка почти бегом перебралась через большой, сводчатый подвал, с облегчением ощущая, как уходит темное присутствие, исчезает призрачный аромат.
Замороженная змея подтолкнула, размотала ленту воспоминаний. Вот неожиданно холодная пластинка очага, на которую Мира случайно роняет флакон с горючей краской. Тогда она долго не могла понять, как не вспыхнуло от Ночного огня настоящее, горячее пламя. Вот слишком твердый, ровный лед на заводи Холодной реки под копытами взбесившегося ноггла год назад, когда Мира чуть не упала вместе с ним в реку, и если бы ноггл внезапно не успокоился, напившись воды...
Мира не могла вспомнить ни одной подходящей техники магии Воздуха, что мгновенно замораживает, охлаждает, рождает лед. Что же она сделала?
Наконец девушка увидела знакомую лестницу, по стертым ступеням которой они не раз поднимались со Снорри, возвращаясь с его странных встреч в полной темноте, где все говорили недомолвками. Мира вздохнула с облегчением. Здесь, в темноте, сейчас она боялась даже собственной тени, да и змея напомнила ей, что в подвалах Аргора живет что-то гораздо опаснее выдуманных чудовищ.
Мира поднялась по пологим пролетам к окованной, вырезанной из речной сосны двери. Ключ, натужно скрипя, уговорил замок выпустить девушку, и она оказалась на пустой торговой улице, в двух шагах от лавки, под мелким моросящим дождем.
* * *
В тот вечер в лавке Мира сидела в полной тишине, почти не зажигая света, задумчиво собирая очередную птицу. Фигурка, резной каменный орел, пострадала три дня назад, когда опекун смахнул ее с рабочего стола, спьяну пробираясь через полутемную лавку утром. Тогда Мира просто отставила обломки в ящик с красками и забыла про них.
Сегодня же, в день проповеди, никто так и не заглянул, возвращаясь с площади. Мира с тревогой вспоминала слова Снорри, сказанные нарочито веселым тоном. Что же произошло у храма? Что затеяли Сноррин-ри и его друзья?
Мира знала, что опекун часто ввязывается в опасные приключения. Отчасти его выручал инстинкт и хитрость хорошего торговца, а хорошим торговцем Снорри Олаффсон, безусловно, был, иначе не пригрел бы его как доверенное лицо сам Ингмар Дергерс, старейшина Круга. Спасали его иногда и быстрые ноги, и уверенное владение длинным ножом, и множество знакомых-приятелей в городской страже, набранной из окрестных лесников.
Сравнивая себя с веселым, непринужденно смеющимся опекуном, Мира всегда мрачнела. Что сказать — нерешительная, замкнутая, так отличающаяся от цветущих горожанок маленькая колдунья. Когда Снорри слышал, как Мира корила себя, он усмехался, топорща бороду, и девушке иногда хотелось окатить его холодной водой. Но что же случилось? Где он?
Пальцы девушки по привычке аккуратно, тщательно ощупывали каждую выемку, каждую трещинку статуэтки, и девушка не торопясь смазывала осколки светящейся жидкостью, притягивающей камни. Вот встало на место крыло, зацепился и выпрямился обломанный кончик клюва, и орел снова хищно воссел на куске сухой коряги, осматривая лавку хозяйским взглядом.
— Великолепная работа, мастер Мира Альдоттар, — громко раздалось от двери.
Мира резко сбросила оцепенение. В лавке кто-то был, кто-то чужой и, судя по голосу, опасный. В интонациях вошедшего чувствовалась привычка повелевать, да и белая ряса с желтым огнем на рукавах и бритая голова не давали усомниться.
Жрец. Причем из высших, из свиты наместника.
Мира, не выпуская склянки из рук, медленно подошла к посетителю. Она знала, что на воздухе клей превратится в облако морозных искр, обжигающих кожу, и была готова швырнуть флакон в лицо жрецу, если тот предпримет что-то опасное.
Храмовник словно прочитал мысли девушки и отошел на шаг, осматриваясь.
— Говорят, мастер Мира, здесь можно приобрести особых птиц, тех, что могут летать, — без обиняков заявил жрец, вглядываясь в лицо девушки. Та побледнела.
— Да, светлый, — вежливо, как принято в общении со жрецом, ответила Мира. — Мои птицы известны в Аргоре, и если у тебя есть запись в Круге торговцев, я готова заверить продажу во благо Света и для твоего развлечения.
