Мира была так измотана, что мысль о побеге или сопротивлении даже не приходила ей в голову. Даже ожоги на спине почти не болели, хотя она всем весом легла спиной на шершавый камень.
Лаувейя вернулась к Мире. Девушка увидела, что в пещере появился и Бальдр, вместе с хенсбаром вошедший через один из проходов. В руках у жреца и карлика пенились большие, отделанные деревом кружки.
— Зачем она здесь? — рыкнул Бальдр. — Ты хочешь убить Хранительницу камня? Это уже недалеко, как видно.
Хенсбар расхохотался, расплескивая эль.
Ненависть даже вызвала у Миры прилив сил, правда, совсем ненадолго.
— Невежи, вы ничего не знаете о силе камня, — спокойно ответила жрица, поднимая руку. — Я изучала его двадцать лет.
Мира с ужасом ждала новой вспышки огня — и новой боли.
— Возможно, — согласился Бальдр. — Но мы оба знаем, что больше всех о камне знает Темный. Зачем нам оружие, выкованное противником Света?
Верховный жрец сжал Сердце Ночи на груди толстыми пальцами. Хамари спокойно тянул эль из кружки.
— О камне — да, — возразила Лаувейя. — Но не о Хранительнице.
— О ней никто и ничего не знает, — хохотнул Бальдр, отхлебнув эля. — Мы увидели ее только тогда, когда ты подобрала девчонку в Яме.
Лаувейя, не обращая больше внимания на Бальдра и Хамари, снова вызвала пламя, вытянув его на этот раз вдоль песчаной полосы. В пещере мгновенно стало жарко. Волны горячего воздуха, разбегаясь в каменном мешке, окутывали всех пленкой липкого пота. Выругался Бальдр, выливая на камни зашипевшее пиво. Хамари молчал и наблюдал.
Мира, сначала ничего не почувствовав, успела даже испытать облегчение, но через пару мгновений боль накатила с новой силой. Девушка теперь могла отличить даже разные приливы — вот жжение и жар поднимаются по спине и сжимают обожженную кожу, онемение и судороги терзают плечи и руки, в запястье правой холод сшибается с жаром и словно разрывает жилы, стремясь заполнить все пространство пещеры.
Довольная Лаувейя сосредоточенно поливала огнем почерневшую стену. Проклятья Бальдра и запах гари сопровождали каждый огненный всплеск. Одежда жрицы потемнела от хлопьев пепла и пятен пота, не лучше выглядел и Бальдр, лишь хенсбар казался расслабленным и довольным, внимательно разглядывая девушку.
Почему я так спокойна? Мира чувствовала привкус крови во рту, из носа бежала теплая струйка. Пальцы свело так, что хрустели суставы. Вместе с тем она как бы отстранилась от боли, спряталась в клубящийся под веками серый туман, холодящий, успокаивающий.
— У нее получается, — отметил Хамари, имея в виду то ли Лаувейю, то ли Миру.
— Предел возможного, — кивнула Лаувейя, и столб пламени стал еще жарче.
Яркий свет озарял каменные ниши в стенах. Теперь Мира видела обгорелые доспехи городских латников, чучело тонга в дальнем углу. Она совсем перестала ощущать боль, поток Тьмы захлестнул ее и словно погрузил в себя.
— Остановись, — Бальдр подошел к жрице. — Ты убьешь ее.
— Это не так легко, — возразил Хамари, тоже подходя ближе. — Посмотри на втором плане, Тьма защищает ее и рождает огонь. Это невероятно.
Мире хотелось плакать, но ни слезинки не было в пересохших уголках глаз.
— И все-таки хватит, — Бальдр резким жестом ударил по пустоте перед Лаувейей, пламя опало, и волна пепла засыпала Миру и жрецов. Хенсбар, закрывшись плащом, помянул Тьму.
— Забирай ее в башню. Через день мы повторим испытание.
Боль вернулась, ослепляя Миру, сворачивая мышцы в клубок. Под высокий, отчаянный крик Миры Бальдр поднял девушку и отправился к выходу. Последнее, что запомнила Мира, был качающийся на толстой серебряной цепи, слегка почерневшей от времени, агат Сердца Ночи, да резкий, бьющий в нос запах пота и пепла.
* * *
— Ты еще в постель ее забери, — сварливо буркнула Лаувейя.
Семеро из храмовой стражи, сопровождающие ее, Хамари и Бальдра, даже не прислушиваясь, мерно шагали вокруг. Бальдр фыркнул, но промолчал. Хамари гортанно засмеялся.
— Неплохая выйдет пара, Верховный жрец и его оружие, так, Лаувейя? Хенсбары никогда не практиковали столь плотные отношения с магическими техниками, но мы готовы изучить действия Храма Света.
Они шли сквозь низкие переходы второй террасы. Мира, свернувшись на руках у Бальдра, видела лишь черную бороду и низкое, затянутое серым небо.
— Долго она не проживет, — холодно ответила Лаувейя. Шутки на эту тему ей явно претили. — Оружие должно закаляться в бою. Если вонжины придут, они испытают на себе силу камня, а что будет с ней...
— ...тебе все равно, — закончил Хамари. — А почему ты не берешь силу из камня напрямую? Это ведь хранилище, созданное специально для такой цели?
— Созданное Хёдом Темным, — вступил в разговор Бальдр. — Никто не знает, как снять печати, поставленные на камень последним Хранителем Острова. Точнее, никто не знал, пока не появилась она.
Бальдр, стараясь ступать осторожно, поднялся по длинной и узкой лестнице, поднимаясь на третью террасу.
— Так зачем она нужна? Печати сняты, теперь Храм может пользоваться камнем...
Хамари, похоже, не успевал за широкими шагами Верховного жреца и начал задыхаться. Лаувейя, злорадно усмехаясь, пошла еще быстрее.
— Только через нее, — с сожалением отметила она. — Камень отдал ей лишь часть сил.
— Не опасно ли такое оружие?
Бальдр слегка пожал плечами.
— Безопасного оружия не бывает, сын огня. Разве магия хенсбар безопасна?
— Нет, но тут другое...
— С печатями Хёда в Храме управились, справимся и со всем остальным, — отрезала Лаувейя.
Они пересекли площадь и начали подниматься вверх по лестницам Янтарной башни. Хенсбар вздохнул с облегчением, увидев сбегающего навстречу гонца — и Бальдр с Лаувейей, и их свита сразу остановились.
— Мы поймали Оскверненного, — доложил встреченный жрец, и ветер подхватил его плащ, громко хлопнув тканью. Мира всхлипнула.
— Готовьте казнь, немедленно, — распорядилась Лаувейя. — На Утесе Печали. Совет светлых поднимется к вам наверх.
— Хорошо, светлая, — жрец сложил руки в почтительном жесте. — Великий Бальдр, разрешите подняться?
Тот лениво взмахнул рукой. По всему видно было, что казнь какого-то, даже ценного узника его не забавляла и нисколько не тронула. Мира, случайно взглянув на Лаувейю, с ужасом увидела на лице светлой жрицы лихорадочное возбуждение.
Неужели она наслаждается предстоящей казнью? Нет, здесь что-то другое... Способность размышлять вернулась к девушке. Бальдр, отнесшийся к ней лучше других, уже не казался таким чудовищем, но вот Ангрит-Лаувейя неприятно упала в глазах Миры.
Разве это — дела Света? Разве так жрецы выглядели в историях Ангрит? Чем же они лучше поклонников Тьмы? Мира вспомнила проповедника Горту, там, далеко позади, на храмовой площади. Нет никакой разницы...
От окружавших их стражников отделились трое и направились к выходу с площади под Башней, видно, созывать остальных советников. Мира слышала грохот подбитых деревом башмаков по плитам, гулко раздававшийся на замкнутом полукругом стен пятачке.
Бальдр с Мирой, Лаувейя и оставшийся эскорт, не дожидаясь, начали неспешный подъем к чернеющему высоко над ними утесу.
* * *
Длинный подъем занял у Бальдра почти час, и Мира, отойдя от боли и погрузившись в сладостную пучину безволия, даже ненадолго задремала. Тьма, окутавшая ее в пещере, сняла обжигающую сеть, обвивавшую спину, и ненадолго облегчила ожоги.
Впрочем, Мира уже настолько устала и покорилась воле событий, что даже боль от ожогов не смогла бы помешать ей заснуть.
Разбудил девушку порыв холодного ветра. Резкий и необычно колкий, он пробрался под плащ и ханбер и вырвал Миру из тяжелой дремы. Она открыла глаза и увидела мелкие, поблескивающие снежинки, вихрем танцующие над головами.
Вершина Башни острым шпилем вонзалась в совсем низко опустившиеся тучи, вспарывая их янтарным ножом. Серебрился снег, холод усиливался с каждым мгновением. Процессия, к которой присоединились еще три десятка жрецов, миновала тонкий мост, знакомый Мире, и вышла на утес. Обиталище Ронгора уже было не узнать. Вокруг огромного, сложенного из толстых бревен костра суетились жрецы в одеждах с неизвестным Мире знаком раскрытого глаза, поливая лесины желтоватой жидкостью. Ронгор, поблескивая лысиной в свете факелов, замер у стены, охраняемый тремя жрецами. Двое стояли и у лестницы, ведущей вниз, в пещеры, четверо — у подъемного механизма, что появился совсем недавно.
Мира с отвращением смотрела за жрецами Храма. Вокруг же все, сановники и рядовые жрецы, были спокойны и уверены в своих действиях. Лаувейя, скрестив руки на груди, с застывшим выражением на лице наблюдала за костром. Бальдр, оставив Миру на камне под охраной трех стражников, с интересом разглядывал сдвинутую каменную плиту. Рядом, яростно жестикулируя, что-то рассказывал Верховному жрец в разорванном плаще и опаленном ханбере, видно, участник поисковой партии. Ветер на утесе почти не прекращался, бросая в людей новые и новые порции колкого снега, пробирая до костей, завывая в расщелинах скал.
Закончив приготовления, трое храмовников подняли Ронгора и внесли на бревенчатую пирамиду. Другие, с пылающими факелами, выступили к центру утеса, ожидая. Громко трещало пламя, прыгая на ветру. Мира поняла, почему молчал Ронгор — его рот закрывала тонкая, но, видно, прочная ткань. Сумасшедший или нет, но сейчас он лишь оглядывал окруживших его жрецов, восседая на деревянном помосте, будто он был повелителем сборища на скале и благословлял своих подданных.
— Никогда не любил казни, — насмешливо прогудел кто-то совсем рядом с Мирой. Хамари, незаметно подойдя к девушке, теперь сидел на выступе скалы. — Мой народ считает их роскошью, недостойной воина. Зачем убивать, если с этим прекрасно справятся враги?
Мира с замиранием сердца следила за прыгающими языками пламени. Лаувейя молчала, недвижно наблюдая за Ронгором, и на утесе воцарилась тишина, прерываемая лишь громовым басом Верховного жреца.
— Начинайте, — крикнула Лаувейя. — Пусть Свет падет на оскверненную Тьмой душу, извлечет ее из черной ночи и искрами подарит Высокому небу Последнего пристанища.
Пламя вспыхнуло, охватив пирамиду с трех концов, и лишь с четвертого, закрытого от ветра, лишь лениво лизало бревна.
— Поглоти изъяны в потерянном воине Света и верни его искрами, Первородное пламя, прародитель теней и Тьмы, и оставь чистую сердцевину верным последователям Света, — продолжала жрица, наращивая темп и играя голосом так, что казалось, волны бегут сквозь головы и тела собравшихся.
Уважительно хмыкнул, прислушиваясь, Хамари. Пламя охватило всю пирамиду и подобралось к ногам Ронгора. Мира видела капли пота, проступившего на лысине бывшего узника, тлеющий край плаща, бьющиеся о бревна ноги. Она закрыла глаза.
— Забирай отступника, о Свет! Забирай Осквернившего свет и признавшего Тьму! Знайте, что Сердце Ночи, потерянный свет во Тьме, снова с нами! — Лаувейя грозно подняла руку.
В этот момент Бальдр замолчал и обернулся к костру. Высоко и отчаянно завопил Ронгор, и его крик смешался с ревом огня.
— Проклинаю! Пусть Тьма поглотит Храм! Проклинаю вас!
Лаувейя, молча сведя ладони в замок, ждала. Потрясенные, жрецы замерли вокруг пылающего пламени — на мгновение в небе, под низкими тучами, порыв ветра вытянул черные клубы в длинный, извивающийся силуэт змея.
Снег таял в воздухе, и мелкие капли оседали на лицах и одежде. Хрипел, почти неслышимый, Ронгор.
— Тангхен-ри на охоте... — послышался шепот. Множество жрецов скрестили руки в отгоняющем Тьму жесте. Мира, открыв глаза, смотрела на черную полосу. — Тангхен-ри на охоте...
— Испытания грядут, — прогудел Бальдр, и его голос перекрыл шепот и шорохи, рев пламени и завывания ветра. — Испытания грядут, но Свет горит над Храмом, ослепляя врагов!
— Да сохранит нас Свет! — нестройно откликнулись жрецы.
Лаувейя молчала. Бальдр, презрительно взглянув на молчащих советников, широко взмахнул рукой, словно сгребая горстью воздух. Пламя костра тут же вытянулось над утесом, и черная полоса дыма рассеялась клочьями. Верховный жрец захохотал и плюнул на камни.
— Свет защитит вас, глупцы!
Он поднял Сердце Ночи, и Мира ощутила знакомый ток силы, холодящий правое запястье. Лаувейя нахмурилась. Пламя взметнулось еще выше, отражаясь отблесками на скалах.
— Свет хранит нас! — грохнули стражники.
Совет вновь промолчал. Бальдр, не глядя больше на огонь, отпустил камень, и пламя опало. Разворошенная пирамида пылала красными углями на ветру. Тела Ронгора нигде не было видно. Бальдр подмигнул Хамари. Тот спрыгнул с выступа и пошел к мосту, обходя застывших статуями жрецов Храма.
— 29. Ари. Тени приносят страх -
День спустя, после тяжелого перехода, отряд Вимара оседлал небольшой горный перевал у окончания тайной тропы. Сумерки часа Холодного ветра прекрасно скрывали воинов, низкие тучи, затянувшие верхушки гор, плевались моросью.
Внизу, окаймленная факелами, лежала Дозорная застава. Шесть длинных домов, вытянутых с запада на восток, окружал частокол с пробитыми на восточной стороне крепкими, обитыми металлом воротами. Жрецы, видимо, использовали окружающий лес, и в сосновом бору образовалась огромная поляна, краем отстоящая от частокола шагов на семьсот. Где-то вдоль стен бродили жрецы в белых ханберах, не обращая внимания на дождь у ограды паслись три огромных тонга.
Вонжинам предстояло спуститься с перевала по двум узким ущельям длиной около двух тысяч шагов, преодолеть полосу редкого соснового леса и ворваться на открытое пространство, штурмуя частокол. Вимар призывал к осторожности, и причиной такого поведения правителя был пойманный час назад на перевале жрец Храма.
— Зенгар-ри, можем ли мы доверять этому человеку? — взгляды шести советников вонжинов, Ари и Вимара были прикованы к связанному, коренастому жрецу в испачканном землей ханбере, чья лысая голова блестела от капель дождя. — Он утверждает, что в Дозорной заставе готовы к нападению с запада, и лишь невнимательность часовых не позволила найти нас до сих пор.
Зенгар стер капли с плоского камня и сел. Он внимательно разглядывал укрепление внизу.
— Зачем ему обманывать нас? Если бы они не знали о прорыве на западе, застава бы мирно спала сейчас. Я считаю, жрец говорит правду.
Пленный замычал. Вимар устало взмахнул рукой, и один из советников вытащил кляп у него изо рта.
— Дайте свободу говорить, о воины! — голос пленника дрожал и срывался. Вимар задумчиво кивнул. — Только любимые дети Тьмы, вонжины, могли прийти с западных перевалов. Я спрашиваю вас, истинно ли здесь те, кто скрывает лица и поклоняется Тьме?
— Да, мы возвращаем утраченное, неизвестный жрец, — фыркнул Вимар. — Что с того? Есть в ущельях охрана или нет? Отвечай!
— Слава великой Тьме! — закричал пленник, закусывая губу. — Вы вернулись! Тридцать лет спустя вы вернулись!
Жрец упал на землю и начал биться головой о камень.
