Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Афоня выждал пока всеобщая уверенность в нечестивости неверных и неверности нечестивых несколько снизила громкость.

— Как я слышал, в славном городе Багдаде в одном доме на двери есть надпись золотыми чернилами: "Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится". Если вы, почтеннейшие, хотите обсуждать свои мнения о моих словах, то я не смею мешать. Но если вам, вдруг, почему-то, захочется получить ответы на ваши вопросы, то вы всегда сможете спросить меня.

Сурово. Но помогло: диван затих.

— Первое, что я должен повторить. Корабли, любые, не повезут ваших купцов в Саксин.

Эти слова уже были произнесены. Но не были поняты.

* * *

"Он выразился так ясно, что разум отказывался понимать" — да, пан Лец, именно этот случай.

* * *

Ибо мысли всех живущих подобны лошадям, скачущим в загородках их собственных стереотипов. Только мёртвые — "не имут". Ни стыда, ни совести. Которые и есть наборы стереотипических представлений.

Конечно, мысль, подобно горячему коню, может перепрыгнуть загородку. Но это требует чрезвычайного усилия. И готовности к риску: а вдруг ты увидишь там чего-нибудь... новое? Волков, например. Да и зачем напрягаться? Сено приносят, воду наливают...

Сказанное не укладывалось в головах мудрецов и сановников. Всё услышанное они соотносили с привычным, и какие бы слова не звучали, их мысли неслись по прежним тропинкам. Где натыкались на невозможное, на русский "железный занавес". Да, подобное бывало во время войн между разными государями. Но — торг, и при этом — запрет... Этого не может быть никогда!

— Более того: наши корабли возят товары. Не купцов.

— Что?! Как?! А как же...? Не может быть! Во придурки! Да ни один купец никогда не оставит свой товар! Дикари...

— Корабль везёт груз. Это делают одни люди. На берегу сидит купец. Это другой человек. Один — везёт. Другой — торгует. Кораблю не надо ждать, пока товар будет продан. Привезённое помещают на склад, купленное — со склада на корабль. Пришёл — ушёл. Быстро.

Не надо думать, что такое — полная невидаль в Халифате. В некоторых городах есть кварталы иноземных купцов, где "гостей" принимают и помогают. Бывают и фактории, действующие, преимущественно, на семейном принципе: купец привозит товар живущему в портовом городе родственнику, который выполняет часть сделок.

Но Афоня рисует иную картинку: купец вообще не идёт с товаром. Доставка и торговля — разные люди.

Но так же не бывает! Это ж все знают!

— Вали Исмаил! Не верь этому лживому гяуру! Все его слова ложь! Ибо каждое слово неверного имеет лишь одну цель — нанесение ущерба правоверным! Схвати его сейчас же и отруби ему голову! Ты спасёшься от его зла и избавишься от него. По воле Аллаха и заветам Пророка! Мир ему и благословение!

А "радетель" не унимается. Видать, свои кровные вложил в какое-то торговое дело. И немалые. Во, и стихами погнал:

"О владыка мой! Ведь случится то, что судил Аллах,

Но избавишься ты от того, чего не судил Аллах".

Забавно. Если возможно то, "чего не судил Аллах", от чего можно избавится, а можно — и нет, то всемогущ ли Аллах?

Поскольку "всемогущество" установлено аксиоматически, то "избавление" — невозможно. Ибо — не отчего. Ибо нет ничего, чего бы Аллах "не судил".

Мукта посмотрел на одну половину своего дивана, на другую. Диван разрывался. Между мечтой о "счастливым будущем" с "золотым Эльбрусом" на горизонте и вековечно вбиваемом отвращении и недоверии к неверным, к "мерзости перед лицом правоверного". А уж эти страшные кровожадные русы...

— Почему я должен тебе верить, купец?

— Ты не должен мне верить. Но можешь. Не мне, а моему господину. Я не купец, а посол. Я всего лишь передаю слова. Но ты, конечно, волен отвернуть предложение, произнесённое мною. Тогда я, или кто-то другой — у моего господина достаточно слуг — придёт в другой город на побережье и предложит тоже самое другому правителю.

— Ни один! Ни один из правоверных владык не унизится до соглашения с зимми! С наихудшими из них — с русами!

Всё-таки, "радетель" утомляет. И мукту, похоже, тоже.

— Ты сообщил нам предложение своего господина. Всё ли ты сказал, из того что надлежало передать?

— Нет, не всё. Ибо до некоторых мелочей мы не успели дойти, увлечённые суждениями разных... разных. Итак, мы не пустим чужеземцев на наши земли для торговли. Мы будем привозить товары на своих кораблях в Чалус и только в Чалус. Мы не будем платить налоги. Как зякат, так и иные...

* * *

Зякат платят правоверные.

Возможно взыскать ушр — пошлина в 1/10, взимаемая с купцов, которые не были ни мусульманами, ни зиммиями, а также все торговые сборы с мусульман помимо закята.

Есть хумс. Который считают в пятую часть дохода. Под него подпадает добыча (военная, выловленная в море, драгоценности...) и сверхприбыль (то, что не расходуется в течение года).

А ещё есть харрадж и джизья для неверных.

Афоня следует соглашению между "Святой Русью" и "Серебряной Булгарией" нач. 11 в., по которому русские в эмирате не платят налогов. Это же правило подтверждено в соглашении между мною и эмиром Ибрагимом при основании Всеволжска.

* * *

— Э-э... Остановитесь! Вали Исмаил! Вот он обман! Если они не будут платить, то денег не будет! Они лживые, подлые...

— Платить будут те купцы, которые придут в Чалус за товаром. Прежде они ходили в Саксин, будут — в Чалус. Они привезут сюда свой товар на продажу нам или друг другу. Кто-нибудь скажет: каков доход даёт таможня сейчас?

Мукта кивнул длинному тощему старику, похоже — казначею, сидевшему с краю.

— Э... достославный мукта. Нынешний год плох. Да и прошлый был не из лучших. А вот прежде, в те времена...

— Сколько?

— Э... ну... от пятидесяти до восьмидесяти тысяч. Ибо такова воля Аллаха, посылающего нам испытания. И средства для их преодоления. И, конечно же, не закрывающего дверь милосердия...

— Вот выбор, вали Исмаил. Пятьдесят или восемьдесят тысяч прежде. И ничего — в будущем. Или — от половины до трёх четвертей миллиона.

— Почему?! Почему "половина"?! Ты обещал три с половиной!

Какие милые, увлекающиеся люди живут здесь! Вот, ещё ничего нет, а "золотой Эльбрус" уже поделили, приспособили и потратили. В своём воображении. И очень обиделись тому, что виртуального карася надо урезать.

— Прежде всего: я ничего пока не обещал. Я лишь предложил. И попытался, с помощью присутствующих здесь мудрецов и знатоков, оценить последствия. Если достославный мукта говорит "нет", то ни трёх, ни полмиллиона — не будет. Если мукта говорит "да", то все доходы и расходы по этому делу здесь, в Чалусе, мы делим пополам.

— Х-ха...!

Виртуальный серп больно ударил по виртуальным... м-м-м... скажем бухгалтерски: "доходам будущего периода". Диванники обиженно принялись снимать флаги и уменьшать этажность башен своих "воздушных замков".

Афоне стало даже жалко разочарованных, захотелось успокоить их, используя эмоциональные ласкательные диминутивы с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Типа:

— Маничка беравим сари бе тохмеморкюха безаним (Знаешь, Манечка, пойдем посмотрим на яички).

Увы, здешние седобородые "манечки" вряд ли оценят всю ласкательность и доброжелательность диминутива. Да и смысл предложения... поймут неверно.

— Ни один! Ни один правоверный правитель не допустит гяуров на свою землю!

Мукта пристально смотрел на крикуна и ревнителя исламских ценностей.

* * *

Сказанное — глупость. У исламских правителей две общие вещи: ислам и империя. Однако в этих краях давно уже сильны шииты разных течений. Включая исмаилитов. Да ещё и низаритов.

Хасан ас-Сабах создал сильную организацию. До Аламута не столь далеко — мы не в Магрибе. Ещё сорок лет назад все владетели в этих краях постоянно носили кольчуги под одеждой. Ежеминутно ожидая удара ножом от федаинов "Старца Горы". Многие продолжают делать это и нынче. Сейчас федаины очередного "старца" одинаково режут и правоверных вокруг Салах-ад-Дина, и христиан Иерусалимского королевства.

Все клянутся именем Пророка. Но кто столь глуп, чтобы отказаться от таких денег, просто слушая советы вздорного муллы?

Второй основой единства была империя сельджуков. Увы, великий Санджар, которому в юности служил Исмаил, умер. Прошло двенадцать лет и великое государство растащили на части. Вот сейчас атабек пытается прибрать к рукам Ширван. Не для султана — для себя.

Все машут Кораном, все клянутся в верности. Но каждый — за себя.

Атабек — "отец-князь". Сельджукиды, давая в удел царевичу область, приставляют к нему военачальника-эмира воспитателем, который фактически управляет уделом царевича от его имени.

Сейчас есть несколько атабеков, которые управляют полунезависимыми и независимыми эмиратами. Они положат начало самостоятельным династиям Буридов, Артукидов, Зангидов, Салгуридов, Бавандидов, Ильдегизидов, Хазараспидов...

Важнейший из них — атабек Ильдегиз.

После убийства султана Сулейман-шаха в 1161 г. Ильдегиз назначил 28-летнего Арслана Шаха II (1161 — 1176 г.) сельджукским султаном Ирака, взял титул "Атабег Аль Азам (Верховный Атабег)" и руководит новым султаном. Командует армией, контролирует казну, награждает иктами по своему усмотрению. Подчинил себе Иранский Азербайджан, Арран, Джибал, Хамадан, Гилан, Мазандаран, Исфахан и Рей.

Приумножение "болотного сообщества" в Гиляни — отзвук побед атабека: побеждённые и пострадавшие бежали в те топи.

Мукта Исмаил получил городок Чалус в качестве икты из рук Ильдегиза, они оба исламизированные кипчаки, боевые товарищи, хотя из разных поколений. Ильдегизу — около семидесяти, Исмаилу — сорок.

Икта — изначально условное земельное владение воина, феод — к концу сельджукской империи превратилось во владение наследственное, аллод. Владетель, мукта, прежде имевший право собирать только отданные ему налоги (ушр или харрадж), получил полную власть над владением. Его обычные обязанности перед правителем свелись к предоставлению отряда определённой численности и состава.

Мазандеран (Табаристан) и, что не менее важно, Рей — владение атабека.

* * *

— Итак, я повторю свои рассуждения для установления взаимопонимания. Купец с гор, или иных местностей, приходит в какой-нибудь порт. И платит закят. Это — половина всего золота, которые получают правители прибрежных городов от торговли. Так было и пусть так будет. Морские купцы покупают товар и везут его в Чалус. Где платят закят. Как делали это в Саксине. Это вторая половина золота. Половину от этой половины мукта отдаёт мне. Э... моему господину.

Афоня внимательно оглядел присутствующих. Все поняли?

— Э... уважаемый. Но зачем вам это? Раньше в Саксине получали всю вторую половину. В чём ваша выгода?

Никогда не считай собеседников дураками. Даже если некоторые из них таковыми и являются.

— Как стремительно беседа о деньгах меняет отношения между беседующими, о достопочтеннейший. Надеюсь, ты не забыл, что перед тобой дикий и ужасный рус, зимми из далёкой и холодной страны, где даже лесные медведи бродят среди жилищ, выпрашивая подаяние? Наша выгода — в исполнении нашего закона. Государь русов повелел закрыть границы наших земель, и мы с радостью исполнили это.

Для того, чтобы рассуждать о выгоде партнёра нужен куда более высокий уровень доверия. Неужели следует рассказывать о цене хотя бы одной санитарной погранслужбы? О контроле над морским судоходством? Об пользе от утраты не только возможно сохранившихся навыков строительства бателов, но и крупных самбук? Об исчезновении опасности большого нападения с моря? И о появлении такой возможности у нас? О других последствиях монополизации каспийского мореплавания?

Да они просто не поймут этого!

Николай любит повторять новичкам слова Воеводы: "Какой охотник больше уток настреляет? Кто в своём дому гуляет, или кто в утином пруду шныряет? Кто к людям пошёл, тот и выгоду нашёл".

Давайте лучше я расскажу вам про ваши выгоды.

— Аллах велик. И он, в милосердии своём, не лишает своих людей разума. И правителей — тоже. Получив много денег мукта Исмаил, мудрый и благочестивый, сможет сотворить множество добрых дел. Построить мечеть и пожертвовать бедным, проложить дороги и водоводы. Облагодетельствовать идущих по пути Аллаха, но страдающих от нищеты. Он сможет лучше исполнять волю Великого Атабека. Отряд, который мукта должен выставить по призыву правителя, будет не только полного числа, но и на горячих конях, с прекрасным оружием. Атабек оценит успехи мукты в деле управления иктой. Наградит и возвысит вашего господина. Кто-то против возвышения вашего господина? Против благосклонности атабека к вашему мукте?

Афоня оглядел диван. Ну вот, возражения против коммерческого предложения превращаются в предательство господина и гос.измену.

Глава 643

— Мукта Исмаил — верный слуга Великого Атабека. Я уверен, что мукта не будет держать рядом с собой тех злобных шакалов, которые стремятся принести вред блистательному Шамс ад-Дин Ильдегизу. А отказавшись от предложения моего господина, вы нанесёте атабеку огромный ущерб.

— Слова Пророка, праведные халифы говорят нам...!

— Помолчи. Говори, рус.

— Благодарю, господин мукта. Подумайте вот о чём: на море есть множество городов, куда мы могли придти с этим предложением. С предложением получать миллион золотых монет каждый год. Но меня послали сюда, в Чалус. Почему?

— Да... в самом деле... почему... есть же города лучше... Лучше? Нашего Чалуса?! — Таких нет! В других — жадные, глупые, грязные...

До диванщиков, кажется, только сейчас дошла необходимость этого очевидного вопроса.

— Есть несколько причин такого выбора. И первейшая из них, безусловно, слава о мудрости, храбрости и опытности правителя города. Мукты Исмаила, известнейшего своим благочестием и заботой о процветании жителей.

Не, не клюёт. Не велик волчара, но битый. На лести не проведёшь.

— Другая же причина хорошо видна с моего места. Там, за окном.

Всё собрание дружно зашевелилось оглядываясь на окна и явно не находя там причины для миллиона — или хотя бы половины — ежегодных полновесных динаров. Это выглядело настолько по-детски, что Афоня не сдержал улыбки.

— Там — горы. И дорога через их. А на другом конце этой тропы — Рей. Это же так просто: товары из Саксина приходят сюда, перегружаются на коней и ишаков, и идут в Рей. Идут по владениям Атабека. На каждом шагу роняя золотую монетку. Наполняя карманы погонщиков и водоносов, владельцев ишаков и караван-сараев. Перетекая, в виде зяката и ушра, в казну правителя, в сокровищницу Великого Атабека.

* * *

Рей — самый большой торговый город региона. Только Багдад и Басра далеко к югу больше него.

Чисто для понимания масштабов: за год в Багдад в эту эпоху стекается больше 400 млн дирхемов. Через столетия, в "век золотой Екатерины", все поступления Российской империи в 1763 г. — эквивалент 140 млн дирхемов.