Оказалось, чтобы разблокировать счёт Генри нужны были всего лишь его подпись под заявлением, копия паспорта и отпечатки пальцев, на всякий случай, для международной проверки. Когда с этим было покончено, Генри узнал, что доступ к счёту получит в течении дня. Отдал банку теперь бесполезные кредитки Шеннон. В отдельной комнате с видом на пешеходную зону, Генри поговорил по скайпу с адвокатом Шеннон и узнал, что она завещала свое состоянии театрами и фондам.
— Сожалею, Генри, — сказал адвокат, Генри посмотрел на двух мужчин, курящих недалеко от входа в банк. Они даже руки с сигаретой ко рту подносили одновременно. — Ты можешь оспорить завещание в суде, когда вернёшься.
— Все в порядке? — спросил Франц, когда Генри вышел.
— Да.
— Спасибо, Леонард, — Франц пожал руку кузену, похлопал его по плечу. — Прекрасно выглядишь. Передавай привет жене и дочери.
— Ты тоже прекрасно выглядишь, Франц. Будешь еще в стране на следующие выходные, приезжай на празднование годовщины нашей свадьбы.
— Сколько лет прошло?
— Пятнадцать.
— Надо же.
— Ты был на нашей свадьбе с матерью и отцом. У меня есть фотография, — сказал Леонард. — Тебе было пять. Во время венчания твоя мама взяла тебя на руки, потому что во дворе церкви ты разбил колени.
— Ни черта не помню, — покачал головой Франц.
— Правда-правда. Специально найду фото вечером и скину тебе на телефон.
— Это будет здорово.
— Ты был ангелочком. Разбил колено, орал, но как только орган заиграл, затих.
— Серьезно?
— Да. В следующее воскресенье мы снимает пятизвёздочный отель на побережье. Будем тебе очень рады.
— Спасибо, Леонард.
То, как быстро испарилась улыбка Франца, когда он повернулся к Леонарду спиной, натолкнуло Генри на мысль, что дружелюбие сцены и теплота воспоминаний были наигранными.
— Все в порядке? — снова спросил Франц, когда они отошли от кабинета Леонарда.
Генри кивнул. Он хотел поскорее выйти на воздух, но Франц свернул в очередной коридор, перепрыгивая через ступени, взбежал по лестнице и толкнул стеклянную дверь. Стараясь не остать от него, Генри запыхался.
— Добрый день, господин Варгас, — девушка на высоких каблуках посторонилась, пропуская их в зал, разделенный перегородками на рабочие ячейки. Слева и справа гудели компьютеры, пищали факсы и щелкали принтеры. Несколько служащих повернули головы в сторону Франца, когда он промчался по проходу и толкнул дверь забранную жалюзи. Почему он так спешит? Или это Генри за время плена отвык от движений и быстро выбивается из сил?
— Привет, Мигель!
Посреди кабинета стоял огромный стол. Размеры подчеркивали его блестящую пустоту. Над пустотой островом возвышался плоский монитор с большим как у телевизора экраном.
— Как дела? Как скачки? Какое место заняла наша лошадь? — обогнув стол, Франц оказался рядом с мужчиной средних лет с серым лицом и мешками под глазами.
— Третьей, — Мигель встал навстречу Францу и протянул ему руку.
Вместо того, чтобы пожать ее, Франц достал из заднего кармана джинсов конверт и положил его во внутренний карман пиджака Мигеля.
— Хочу, чтобы ты сделал для меня еще одну ставку, — он похлопал Мигеля по карману. — Мне нужно воспользоваться твоим компьютером.
— Но...
— Здесь десять тысяч, — Франц снова хлопнул Мигеля по груди. — На этот раз мы обязательно выиграем. Как и договаривались: двадцать процентов мои, восемьдесят — твои.
Мигель уставился на Генри и несколько раз моргнул.
— Не волнуйся, — успокоил его Франц. — Это мой друг. Он тоже любит скачки. Генри, присядь, пожалуйста.
Только теперь Генри осознал, что хлопает глазами так же как Мигель. Не понимая, что творится, он опустился в кресло, вытянул ноги и решил, что ему плевать на происходящее.
— Только быстро, — до сих пор заторможенный и вялый, Мигель метнулся к двери и отогнув полоску жалюзи и выглянул наружу.
Франц не ответил. Он смотрел в монитор, указательный палец подрагивал над кнопкой мышки. В небе за окном кружили птицы.
— Следующие скачки в эту субботу, — Мигель рассказывал о лошадях, ставках и процентах. О новичке с мощным потенциалом. А Франц щелкал камерой телефона, фотографируя данные на мониторе.
— Ты выбираешь лошадь, Мигель. Я полностью доверяю твоей интуиции, — на прощанье он снова похлопал Мигеля по груди.
Когда они вышли из банка, солнце стояло в зените. В центре площади крутили головами туристы — посмотрите направо, посмотрите налево. Близнецы из отеля давили каблуками окурки. Хотя, нет, близнецами они не были. Пройдя в двух шагах от них, Генри хорошо рассмотрел отличия. У одного залысины, у второго шевелюра сползала баками на щеки. Генри знал, что они смотрят ему в спину. Поравнявшись с туристами, обернулся, чтобы убедиться. Когда он встретился взглядом с Францем, понял, что его игры в шпионов не остались незамеченными.
— Давай прогуляемся, — предложил Франц.
Подарил долгий взгляд "близнецам", Франц свернул к торговому центру "Дель Соль". Фасад его плотно залепили рекламные плакаты. Флакон духов размером с автобус, кофейные зерна как валуны, гигантская рука с сумкой "Прада".
Внутри люди в разноцветных одеждах скользили вверх и вниз на лестницах эскалатора и отражались в многочисленных витринах как в кривых зеркалах. На нижнем ярусе один за другой, как вагоны поезда, цеплялись друг к другу кафе, мороженицы и чайные. Или о поезде Генри подумал, потому что Франц вдруг схватил его за руку и понесся вперед. Генри столкнулся с двумя женщинами, прежде чем приноровился лавировать между прохожими так же ловко как Франц. Поднявшись по лестнице, они оказались около мебельного салона, потом Франц снова потянул Генри вниз. Каждый раз когда Франц оборачивался, Генри видел, что он высматривает преследователей. В коридоре с туалетами для сотрудников они нашли незакрытую дверь и выскочили на улицу. Мимо неслись машины. По узкому тротуару можно было пройти только друг за другом. Франц оперся рукой о стену и усмехнулся.
— Это люди моего отца.
Теперь Генри заметил, что Франц запыхался не меньше чем он.
Оставленный у пешеходной зоны "Фольксваген" ничуть не интересовал Франца. Казалось, он радовался прогулке. В ближайшем кафе купил два ледяных коктейля. Генри не пробовал таких с тех пор как перестал посещать парки аттракционов. Допив коктейли, они прошли по подземному переходу, под дорогой нищие просили милостыню. Старик без ног играл на скрипке. Мальчишка десяти лет жонглировал бильярдными шарами. Больше всего зрителей топталось вокруг девчонки в рванном трико, ходившей на руках. Франц всунул купюру собиравшему деньги мальчишке. Выбираясь из подземки по лестнице, Генри споткнулся.
— Прости, совсем забыл о твоих ногах, — сказал Франц.
— Все в порядке, — за последний месяц Генри привык у тому, что у него постоянно что-то болит.
— Вызову такси, — Франц достал телефон.
Дожидаясь машину, они зашли в газетный киоск. Пока Генри рассматривал журнальные обложки, Франц купил две банки колы. Заголовки прессы пестрели сообщениями об убийствах, разбойных нападениях, акциях партизан и операциях против них. Снимки под заголовками запечатлели распростертые на асфальте тела, горящие машины, разбитые стекла и пятна крови. Генри почувствовал на шее горячее дыхание, понял что кто-то стоит за спиной и отскочил.
— Прости, не хотел тебя напугать, — смутился Франц.
— Все в порядке, — Генри испытал раздражение из-за того, что ему приходится постоянно повторять эту фразу. Если он боится людей, ему вообще не стоило заходить в тесный газетный киоск. — Эти фотографии...
— Да, здесь любят помещать на первые полосы отрубленные головы. В других странах тела прикрывают простыней, — Франц отвел взгляд.
У киоска остановилось такси. Генри устроился на заднем сидении, Франц сел рядом.
— Знаешь, сегодня утром, пока ты спал, я посмотрел расписание рейсов в Америку, — заговорил Франц.
Он не только просмотрел расписание, он запомнил его наизусть. Генри чувствовал себя как на лекции, по пути к гостинице на него высыпали больше информации, чем он способен был усвоить. Очнулся он, когда Франц настойчиво расспрашивал его о родственниках и где они живут.
— В Европе, — Генри вдруг почувствовал себя смертельно уставшим. — Мама рассорилась с родителями еще до моего рождения. Отца я никогда не знал.
Около главного входа в гостиницу было странно пусто. Ни швейцаров, ни машин, ни туристов. Через толстые стекла окон холл отеля выглядел вымершим. Когда Франц и Генри прошли двери-вертушки, к ним устремилось сразу несколько человек в костюмах.
— Господин Варгас, ваш отец хочет поговорить с вами, — мужчина с помигивающим блутузом наушником наклонил голову, изображая что-то похожее на поклон.
— Он ждет вас в ресторане, — сказал другой.
Двое вытянулись у лифта. У всех, как теперь заметил Генри, в ушах пульсировали головастики гаджетов. Вместе с Францем он оказался окружен. Люди в костюмах проводили их к лифту. Глядя мимо Генри, двое в костюмах протиснулись в лифт. Когда дверь закрылась, Франц вздохнул, засунул руки в карманы, привалился плечом к одному из зеркал. Его движения казались особенно шумными в нарочито официальной тишине лифта. На девятом этаже их ждал такой же как в холле караул-конвой. От лифта до ресторана выстроились мужчины в костюмах, заложив руки за спину, выпятив грудь. Генри насчитал двадцать человек, смотрящих поверх его головы, в пустоту.
Ресторан — зал в сто квадратов с бесчисленными столами, укрытыми белоснежными скатертями, был пуст как необитаемый остров. На столе в центре стояли башни из салфеток и блестели серебряные приборы. Президент Варгас поднялся навстречу гостям.
— Генри, рад тебя видеть, — двумя руками он сжал руку Генри. — Слышал о твоей матери. Огромная утрата для всего мира. Невероятный талант, обаяние и сила воли. Таких женщин больше нет.
Генри опешил, попытался освободить кисть. Но Варгас не отпускал, будто чего-то от него ожидал.
— Прими мои искренние соболезнования.
— Спасибо, президент Варгас, — промямлил Генри, сомневаясь что выбрал правильные слова.
— Для друзей моего сына я — Эдуардо, — Варгас отпустил руку Генри и посмотрел на Франца.
Только теперь Генри обратил внимание на то, что несмотря на одинаковый нос с горбинкой, черные волосы и глаза, они совсем не похожи. У Франца черты лица были крупее, чем у его отца. Будто последний был грубым наброском: этими щелками мы отметим глаза и губы, которые воплотим в следующем поколении.
Франц первым сел за стол.
Через минуту повара прикатили тележки с аквариумами. За синим стеклом извивалось скользкое черное тело, за зеленым — мелькали разноцветные плавники. Обитатели других аквариумов прятались за камнями или поднимали со дна песок. Впрочем, Генри больше интересовало его собственное отражение в ножах и ложках. Если он вздыхал или двигался, оно смазывалось как переливная картинка. Франц тоже не смотрел на рыб. Сложив руки на груди, откинулся на спинку стула и разглядывал отца. Президент же с удовольствие общался с персоналом. Выбрал рыбу, попробовал вино. Кивнул, и официанты наполнили бокалы Генри и Франца.
Принесли салаты из разноцветных овощей и закуски. Жаренные хлебцы с чесночным ароматом. Стоило начать есть, Генри сначала почувствовал насколько проголодался, потом как мало способен съесть. Пару глотков вина, хлебных горбушек и сырных шариков и у него болезненно подвело живот. Варгас заметил его напряженную неловкую позу.
— Ты отлично держишься, Генри, для человека, вернувшегося из плана, — сказал он.
Цепкий взгляд, фальшивая улыбка. Сейчас он был похож на Марко, смуглого любовника Шеннон, человека, который принес в их дом наркотики, из-за которого Генри на полгода заперли в клинке.
— Я встречался с людьми, пережившими похищение. У одних тряслись руки, другие мучились от нервного тика, третьи вздрагивали от каждого звука. Четвертые часто и обильно потели.
Генри сжал кулаки, он не понимал к чему этот разговор.
— Были, конечно, и те, кто внешне выглядели спокойно, — Варгас сделал паузу, буравя Генри взглядом. — Совсем как ты. Но обычно это спокойствие было видимым. Рано или поздно оно рушилось. Пострадавшим не давали спать кошмары, боли в желудке, сначала физиологические, со временем они превращались в соматические.
Теперь Варгас говорил, как доктор в клинике реабилитации: "То что твоя кровь чиста сейчас, не гарантирует того, что ты избежишь ломки. Отчасти ломка явление психологическое".
— Оставь его в покое, — остановил отца Франц.
На столе появились блюда с рыбой. Запахло лимоном и перцем. Работая ножом и вилкой, президент Варгас то поджимал губы, то растягивал их в улыбке.
— Попробуй желтый соус, Франц, — президент впервые обратился к сыну напрямую. До сих пор ограничивался кивками и взглядами. — Помнишь, в детстве ты терпеть не мог рыбу? Особенно обидно, потому что никто не готовил рыбу так, как твоя мама. Когда она была маленькой у Маркусов была служанка, то ли с Ямайки, то ли с Гаити. Она научила твою маму готовить. Ничего вкуснее я никогда не ел.
Варгас отложил нож и глотнул вина.
— Когда тебе было лет семь, мы даже пытались тебя обмануть. Подсунули тебе рыбные котлеты вместо куриных, — он улыбнулся.
Лицо Франца не выражало ничего. Генри и не знал, что мимика Франца может быть такой неподвижной.
— Ты сразу раскусил обман, — Варгас пригрозил сыну столовым ножом. — Ты всегда был проницательным.
Он отодвинул тарелку.
— Проницательным и любопытным, — Варгас поднял бокал, будто предлагал тост.
Инстинктивно Генри тоже заглянул в свой бокал. Он давно не пил вино. Градус алкоголя был слабым, будто он хлебал воду, живот заурчал, будто вода была грязной.
Передвигающиеся бесшумно официанты унесли тарелки и остатки рыбы, поставили на стол блюдца со сладостями.
— Скажи мне, Франц, что ты думаешь, ты сейчас делаешь? — спросил Варгас.
Франц молчал.
— Я слышал, ты сегодня снова наведался в банк?
Генри напрягся, направление разговора внушило ему беспокойство. Он не готов был ни с кем обсуждать новость о том, что мать лишила его наследства.
— Так же слышал, что ты пристрастился к скачкам.
Франц усмехнулся.
— Мигель Торренс рассказал об этом Касто, Касто решил предупредить меня. Я волнуюсь за тебя, Франц. Помнишь, в прошлом году мы были в гостях у премьера Великобритании? Красивый замок недалеко от Лондона. Кажется, построен в тринадцатом веке. Помнишь, министр жаловался, что его младший сын увлекся азартными играми? За месяц просадил три миллиона, влез в долги, украл кредитки у матери, связался с мошенниками. История закончилась скандалом, отец отказался от сына, лишил его поддержки и наследства. Помнишь, Франц?
— Нет, не помню. Я постоянно думаю о другой истории. Ты открыл благотворительный фонд и назвал его моим именем. Потом какой-то журналист написал, что фонд занимается отмыванием денег. Деньги поступают на счёт фонда в качестве анонимных пожертвований. Фонд переводит их на счета проектных и строительных фирм, закупает строительные материалы и оборудование. Потом проекты признают негодными, строительные фирмы разоряются, стройматериалы и оборудование воруют. В результате, деньги исчезают. Как только эта информация стала достоянием общественности, ты обвинил Лонарди в краже активов фонда и сделал его козлом отпущения.
