Мемуары Энн Ламберт #1: Голоса прошлого

И мы ушли. В коридоре было пусто и светло. Музыка и смех доносились из бальной залы, там продолжалось веселье, а здесь стояла чуткая тишина.

— Потанцуем?— предложил Андрей.

— Я не очень-то умею,— смутилась я.

То, что они тут танцевали под медленные мелодии, называлось вальсом. Быстрые же композиции требовали от танцоров акробатической подготовки: все эти подлетайки, переворотки, подержи звезду... Местные учились с самого детства; Ане, видно, в ударном темпе готовилась к свадебным танцам, но получалось у неё... Прямо скажем, получалось плохо. Ладно, подруге статус отказываться не позволял, но мне-то вполне можно было не позориться!

— Я научу,— деловито предложил Андрей.

— Только не подлетайку!— сразу отказалась я.

Он скупо улыбнулся, качнул головой: нет, не подлетайку. Из дверей как раз потекла красивая музыка. Играли на скрипке, вживую, какую-то старую, чувственную, пришедшую из глубины веков мелодию.

— Смотри,— стал показывать Андрей. — Руку вот так... Вторую положи сюда... И на счёт — раз-два-три, раз-два-три...

Получилось у меня не сразу. Но получилось, и обдало каким-то совершенно детским восторгом от того, что я — могу. И всё бы ничего, но в двери вдруг вывалилась компания, пожелавшая проветриться, проветриться можно было только пройдя по коридору на выход, а в коридоре как раз были мы. Сразу посыпались шуточки насчёт второй свадьбы в доме Жаровых, давайте, ребята, не стесняйтесь, а продолжим банкет послезавтра, уже с вами. Андрей покачался на носках, поднял глаза к потолку и сообщил задумчиво:

— У кого-то зубы лишние...

Новый взрыв хохота, и компания хлопнула дверью, впустив в коридор облако мёрзлого воздуха: снаружи ощутимо похоладало.

— Идиоты,— сквозь зубы выговорил Андрей.

— Да ну их,— сказала я.— Пойдём в зал.

В зале ко мне сразу подошёл счастливый жених:

— Кажется, я не танцевал только с вами, доктор. Пойдёмте... на удачу.

Делать нечего, пошла. Уроки Андрея пришлись ко двору. Я танцевала со старшим Жаровым и видела, что не ошиблась вчера, седины действительно стало больше. И что с первоначальной диагностикой я пролетела. Не было у них с Ане пяти лет, даже трёх уже не было. Признаки близящегося срыва проявились уже достаточно чётко.

Что же повлияло, думала я мучительно, почти не слыша музыку, и наступаю Игорю на ноги. Я вспоминала свой же собственный диагноз там, в госпитале, и сравнивала ту картину общего состояния с сегодняшней. Нет, я не ошиблась тогда. Как не ошибалась и сегодня. Но что же произошло, что настолько катастрофически ускорило процесс? Не регистрация же в информе о гражданском состоянии пары!

Много лет спустя я узнала, что Катуорнери Ане с Игорем выбрали не зря. В городе находился Детский Центр, и, помимо официальной регистрации брака, можно было зачать дитя: сдать клетки, присутствовать при зачатии, лично инициировать развитие зародыша в репликаторной колбе... На третьей неделе развития в колбе зародыш переносили в аппарат искусственной утробы или подсаживали матери, если та решалась на естественные роды.

Появление потомства почти всегда инициировало паранормальный срыв, если к такому срыву уже имелись предпосылки. Грозное явление, известное почти с самого начала возникновения психокинетичесих паранорм, но очень слабо изученное. Связь между сверхспособностями и зародышем, едва начавшим деление, до сих пор не могли объяснить учёные. Но она была. И приводила иногда к печальным последствиям. Как в данном случае.

Гости разошлись ближе к утру. Дом угомонился и спал. Не спалось только мне. Я извертелась в постели, ни в одном глазу сна нет, хоть плачь. Тогда потихоньку встала, стараясь не потревожить мирно сопящую рядом Нохораи, и вышла в коридор, а оттуда — на крытую веранду за бальной залой. Здесь было прохладно, но не до полного некомфорта, и лежали на мягких пуфиках клетчатые шерстяные пледы. Я взяла два, завернулась в них, подтянула пуф поближе к широким, во всю стену, окнам, забралась на него с ногами и стала смотреть в ночь. Свет на веранде включать я не стала, достаточно было света от уличных фонарей и по-весеннему светлого неба. Ветра не было, деревья стояли как часовые, воздевая вверх усыпанные цветами ветви. Падал снег, сухие ледяные искорки танцевали вокруг фонарей, опускаясь на землю. Сплошной снежный покров там и сям разрывали проплешины, в проплешинах спали первоцветы, согревшие землю токами своей жизни. Весна ледяного века...

Я скорее почувствовала, чем услышала, за спиной чьи-то шаги. Обернулась. Андрей.

— Что ты так рано?— спросила я.

— Не спится,— коротко объяснил он.— Пришёл посидеть. А здесь ты...

— Давай посидим вместе,— предложила я.

Он кивнул, ногой подвинул второй пуф, сел. Свет из окна прочертил его профиль яркой линией. Я вдруг подумала, что знает он всё про своего старшего брата. И что два дня назад не стало Насти, а в конце зимы — матери. Многовато смертей для одной семьи. Но они же все так живут, разве нет?

— Как вы живёте?— вырвалось у меня.— Как можно жить, зная... и не сойти с ума?

Он пожал плечами. Сказал:

— Мы живём.

— Разве это жизнь?

— Жизнь,— кивнул он и добавил:— Её могло ведь и не быть, даже такой. Жизнь лучше, чем не-жизнь.

— Лучше, чем не-жизнь,— повторила я потерянно.

Он вдруг коснулся пальцами моей щеки, невесомо и вместе с тем нежно. Стёр влагу, сразу же убрал руку, словно испугавшись, а я плакала, оказывается, сама не замечая собственных слёз.

— Не жалей нас, Энн,— серьёзно сказал младший Жаров.— Мы — живём. Могли бы не жить.

— А кому от этого легче?— горько спросила я.

Он снова пожал плечами. Никому. Но жизнь лучше не-жизни.

Нет, надо было что-то делать. Надо было что-то срочно делать, работать, искать решение, даже если всю жизнь придётся искать и работать, потому что иначе нельзя, потому что иначе нельзя совсем.

— Ане сказала, что останется,— сообщил Андрей, будто мысли мои прочитав.— Сказала, пойдёт в Тойвальшен-Центр учиться. На генетика.

— Но она же очень хороший нейрохирург...— начала было я.

И замолчала. Сколько хороших хирургов в Федерации? Не миллион и даже не десять, если брать общую численность составляющих Федерацию народов. А хороших генетиков? Хороших генетиков меньше...

Андрей молчал тоже. Так мы сидели и молчали, не касаясь друг друга, пока утреннее Солнце не зажгло в обледеневших за ночь ветвях оранжево-розовую радугу.

В клинике меня ждал сюрприз! Ане, сама того не зная, преподнесла мне подарок, обратившись за поддержкой в Номон-Центр именно к тому, кого я прекрасно знала, с кем вместе работала под началом профессора Таркнесса. Итан-нееш Малькунпор, собственной персоной! Его смуглая, в мелкую светлую клеточку как у всех тамме-отов, физиономия, сияла как надраенный сапог. Он тоже очень рад был меня видеть.

Геля Гартман отреагировала на экзотичную внешность доктора Малькунпора ожидаемо агрессивно.

— Это ещё что за чучело?— злобно осведомилась она, адресуясь ко мне.

Я ощутила укол вины. Все те дни, что я прохлаждалась в Отрадном, Геля провела под дверью реанимационной, что не добавило ей мягкости и доброты. Я в растерянности оглянулась на Итана, не зная, как реагировать. А он был великолепен.

— Профессор Малькунпор, ведущий целитель Номон-Центра,— представился он,— приятно познакомиться.

— Ближайший родственник,— пояснила я.

Итан кивнул мне, а Геле сказал примерно следующее:

— В ближайшее время мы сообщим вам о состоянии вашей сестры. Пока нам необходимо провести осмотр...

— Дело не безнадёжное,— сказал он мне после осмотра.— В общем, вы с доктором Ламель сделали всё верно, осталось теперь собственно провести коррекцию. Держи,— он протянул мне терминал карманной книги.— Мои последние разработки, вникни, пригодятся. Два дня тебе на изучение. Бездна, Энн, как я рад тебя видеть!

Я тоже радовалась. Удивлялась теперь, как это раньше я Итана терпеть не могла, до зуда в ладонях. Теперь я радовалась, что вижу его, живого и невредимого. Он тогда уехал на стажировку, и должен был вернуться в день штурма Менлиссари, но опоздал на рейсовый, метался в поисках подходящего корабля, и как назло, все, идущие в локаль Ратеене, либо опаздывали, либо ставили дату отбытия слишком далеко от желаемой. Повезло. Повезло, Итан был уже на высших ступенях второго телепатического ранга, локальный обрыв инфосферы Менлиссари он бы не пережил. Как не пережил его учитель, профессор Таркнесс.

Потом мы сидели в рекреационной зоне, пили кофе и Итан делился своими планами:

— Разрабатываю сейчас новую коррекцию, касающуюся как раз лечения разных видов прогерий. Мне удалось восстановить последние наши данные... помнишь, по девочке у матери из движения "Назад к природе"? Как её... Элизабет Уоррен. Всё это в теоретической части уже готово, а вот на практике... Ну, в моей книге, что я тебе дал, это есть, прочтёшь, повторяться не стану.

— Итан,— тихо сказала я,— где же ты раньше был?

Я рассказала о Насте Жаровой, о том, что можно было попробовать начать с неё...

— Терминальная стадия?— спросил он.

— Да.

— Не совсем годный пример. Всё-таки эту дрянь желательно захватывать в самом начале. Но здесь полная планета пирокинетиков, я думаю, мы легко соберём первую тысячу для испытаний.

В его словах я вдруг отчётливо услышала акцент Шаттирема ак-лидана, и мне стало очень не по себе. Но мы же действуем открыто, подумала я. Мы же всегда информируем. Мы никого не принуждаем силой. Мы не препятствуем, если человек пишет отказ! Хотя иной раз может быть и надо воспрепятствовать, особенно когда дело касается детей...

— В общем, я задержусь здесь на год,— говорил Итан.— Может быть, на два. Если у нас получится завершить разработки новой паранормальной коррекции, необходимо будет организовать мастер-класс, и я думаю, пригласим специалистов из Тойвальшен-Центра...

— Не надо Тойвальшенов!— быстро перебила его я.

— Почему?— удивился он.

— У меня... фобия. Ты перворанговый, восприми информацию по станции Кларенс.

— А,— понял он, с интересом меня разглядывая.

Уже воспринял. Я и забыла, насколько быстр обмен с инфосферой. Доли секунды, спрессованные в яркие образы...

— Но ты делаешь с собой что-нибудь? Фобия — это плохо.

Я вспомнила некстати Андрея Жарова и его слова: "Не дожгла!". И сказала:

— Да. Делаю... Но пока результат не очень.

— Понятно. Тогда попросим, чтобы присылали людей с терранской внешностью. Такое тебя устроит?

— Устроит,— вздохнула я, бесцельно вертя в руках пустую кружку.

— Давай, принесу ещё...

— Давай,— вздохнула я.

Кофе бодрил, несмотря на то, что в этот раз я пила обычный, а не прописанное нам для восстановления сил пойло со стимуляторами.

— Ты одна сейчас?— спросил Итан.

— Да,— я не стала юлить.

— Хорошо,— обрадовался он.

Зараза.

— То есть, у меня теперь приёмная дочь четырёх лет. Ты её знаешь, это Нохораи Балина.

— Всё-таки взяла опеку над этой маленькой чернопопой мартышкой,— с неудовольствием высказался Итан.

Он не любил людей Пацифиды. Чисто по личным причинам: когда-то получил в глаз прилюдно от одного из них и никак не мог этого позабыть. Но, во-первых, Итан-нееш нарвался сам, а во-вторых... Во-вторых мне снова вспомнился младший Жаров и как он играл с моей девочкой, ласково называя её Угольком и Нориком. На контрасте Итан показался мне противным до омерзения. Если профессор наш Малькунпор, светило паранормальной медицины и прочая, прочая, на что-то рассчитывал, а судя по его хитрым глазкам, всё-таки рассчитывал, то глубоко зря.

— В общем, я на тебя рассчитываю, Энн,— сказал он, меняя тему.— Сначала мы поднимем эту девочку, Тропинину. А потом приступим к интересному. *

В назначенный день я пришла первой. Сразу наткнулась на Гелю Гартман. Было бы странно, если бы не наткнулась.

— Зачем ты его привела? — в упор спросила она меня, имея в виду Итана. — Даму-нейрохирурга я понимаю, а этого? Он мне не нравится!

— Геля, ты своей сестре кого выберешь, врача или патологоанатома? — осведомилась я.

Она сунула кулаки в карманы, зыркнула исподлобья.

— Вот я тоже думаю, что лучше врача, — сказала я. — Итан-нееш Малькунпор — врач. Профессор Малькунпор, ведущий целитель Номон-Центра, ученик самого Марвина Таркнесса. Не слышу радости.

Она угрюмо промолчала. Мне очень хотелось сказать какую-нибудь пакость. Сорвать зло. Она меня достала, спора нет, но с родственниками пациентов надо держаться в границах вежливости. Они имеют право беситься, а ты — нет. Ты на службе, целитель Ламберт. Изволь соответствовать высокому званию врача.

— Он — тамме-от, — объяснила я всё-таки. — Не видела никогда?

Геля покачала головой. Сказала:ф

— Разве целительская паранорма адпатирована для них? Я слышала, нечеловеческие расы не могут быть носителями любых психокинетических паранорм!

— Не адаптирована, — согласилась я. — Но у него спонтанный дар. И он уже очень хорошо известен в нашей области. Чёрт возьми, Номон — это серьёзно, а он там не стажёр, ведущий специалист! Я бы, — серьёзно добавила я, — на твоём месте бежала бы за ним, пища и подпрыгивая. Чтобы извиниться за первоначальное хамство.

— Вылечит Лиду, тогда, может быть, и побегу, — угрюмо сказала она.

Я только покачала головой. Вот же упрямая башка!

Коррекция прошла успешно, и даже более чем, успешно: по итогу Тропинина пришла в сознание! Итан как перворанговый вытянул её из шока, связанного с обрывом инфосферы Сопротивления Ясной Поляны. Он убрал ненужные осколки воспоминаний и повреждённых личностных структур, сложное очень вышло дело, ментокоррекция в разгар психокинетического воздействия, но доктор Малькунпор мог собой гордиться. Тропинина очнулась. Последнее, что она помнила, — какая-то пещера на планете, на Ясной Поляне, надо думать. И фрагментом — приезд скорой в их дом уже здесь, на Терре. Она узнала меня, правда, не по имени. Мы допустили к ней Гелю Гартман, Гелю она узнала тоже. После чего Гелю мы оперативно вытолкали вон, чтобы не утомляла пациентку, а сами ещё раз провели полную диагностику, каждый свою, сравнили результаты.

Параметры радовали, прогноз оказался благоприятным. Можно было вздохнуть спокойно.

— На сегодня никаких операций больше, — приказал мне Сергей Семёнович.

Я бы сама попросила, потому что чувствовала себя выжатой тряпкой, но он меня опередил, и я была ему благодарна.

Я забрала Нохораи из яслей и весь день мы гуляли по Старому Городу. Погода радовала солнечным теплом. Нохораи очень интересовалась старинными зданиями, памятниками и прочими историческими штуками, приходилось без конца лазить в информ, чтобы ответить на её бесконечные почему и как. Хороший удался день.

Потом мы впряглись в работу. В нашей команде собралось пятеро: доктор Девлятов, Эльвира Званцева, собственно я с Итаном и от Тойвальшен-Центра приехала женщина по имени Сихранав тауфик Тойвальскирп, целитель первой категории и телепат второго ранга. Невысокая, симпатичная, ничем не отличавшаяся от стандартного облика среднего терранина. Разве что короткие волосы своей радужной окраской неприятно напомнили мне о Шокквальскирп лиданум со станции Кратас. У той такой цвет был следствием генетических нарушений, а Сихранав, скорее всего, просто окрасилась в комфортный для себя колер. Но одних волос для запуска фобии оказалось недостаточно, и хвала небесам. Тем более, госпожа Тойвальскирп уловила моё настроение и на следующий же день пришла с однотонно тёмными волосами. Когда я, жутко смущаясь, спросила зачем, и не много ли мне чести, она только отмахнулась. При этом смотрела на меня внимательно-сочувственно, так, что я не знала, куда деваться от её взгляда. Терпеть ненавижу, когда меня жалеют!