— Ты цела, с тобой все в порядке? — Рамуэль заключил ее в объятия и отпустил не сразу, хотя его хватка мешала ей вдохнуть полной грудью.
— Да, все нормально. — Казалось, последние силы оставили ее, когда она добрела в комнаты за седьмым коридором. У нее больше не было ни сил, ни желания пересказывать историю с ее спасением. — Ты давно здесь?
— Ему, видимо, доложили о происшествии. — Проговорил Рамуэль. — Я очень скоро оказался у него. И рассказал все, как есть. Мне важно было, чтобы никто из нас не пострадал.
— Да уж, не пострадал, — пробормотала Лили, подымая с пола шаль девушки.
— Мне очень жаль, — произнес ангел, глядя на лоскут желтой полупрозрачной ткани.
— Ей очень идет этот цвет, правда? — Лили перебирала ткань руками, пропуская ее между пальцев. Она размышляла о том, зачем она сама здесь и кому от этого легче. Перед ней стоял ангел, гроза демонов, от одного имени которого дрожали падшие, и что теперь: его крылья были чернее ночи, и даже на лицо легла печать принадлежности к подземному миру.
— Что с тобой случилось, Рамуэль? — Неожиданно спросила она. — Ты снова изменился?
— Нет, — покачал он головой, но было в этом жесте что-то неискреннее.
— Скажи мне правду, — ее глаза требовательно посмотрели на Рамуэля.
— Ничего не изменилось, — ответил он, — кроме того, что я согласился служить ему.
— Зачем? — Вскрикнула Лили, будто его слова обожгли ее и причинили боль.
— Я должен был спасти тебя. — Произнес ангел.
— Глупец! Он и не думал спасать меня. — Воскликнула Лили.
— Как же ты выбралась?
— Меня спас демон, просто потому, что я знала его родню. — Почти не солгала она.
Рамуэль тяжело опустился на стул, его лицо исказила кривая улыбка.
— Что ж, значит, это судьба, — горько произнес он. — Я все равно проклят.
— А я так не думаю, — возразила Лили, — у тебя был выбор: выбор уйти отсюда и умереть на свету, даже если это действительно так, или выбор остаться и стать таким, как падшие, даже не так — лучшим из них, ведь ты не умеешь быть худшим, верно? Теперь ты будешь сражаться со своими братьями? А сможешь ли ты в схватке поразить Уриэля? Если тебе прикажет Аба? А Танату? Его смог бы убить собственными руками? — Лили кричала, и слезы текли по ее лицу.
Ангел смотрел на нее так, словно близкие вдруг выбежали и стали бить его камнями, и не смел возразить. Она видела муку в его глазах, но и эта мука тонула в его новой натуре, в новообретенной жесткости, холоде и безразличии. Он становился таким, как большинство местных. Имена из прошлого и образы еще способны были ранить его, но скоро и эта уязвимость покинет его — Лили знала. Пути обратно не было, и не из-за безысходности сделки, а из-за того, кем он был по своей сути. Лили отвернулась прочь от него, чтобы не видеть ответа, который резал ей сердце. И ради этого существа она провела дни в стойлах фарлаков и на кухне у дрегов, в услужении у всех темных тварей, какие тут только водились. Она не спасла никого из тех, кого пыталась: ни его, ни девушку, и загубила жизнь Танатаэля, единственного незапятнанного ангела.
— Если я попрошу тебя о чем-то, первый и последний раз, — произнесла Лили, — ты исполнишь мою просьбу?
Он молча кивнул.
— Выведи меня из дома, — взгляды их встретились, острые, как на поединке. — Ведь ты можешь, если не как ангел, то как его подданный?
— Довольно, — остановил ее Рамуэль, — я выведу тебя. Ты понимаешь, что с тобой будет, если тебя поймают? — добавил он. — Я не смогу тебе ничем помочь.
Лили кивнула в ответ.
— Я понимаю.
Ей горько было признавать свое поражение, но больше она не видела смысла оставаться.
Глава 32
Камера напоминала Уцуру тюрьму, в которой держали заключенных во времена правления его отца. Пару раз, будучи еще ребенком, он забредал в подвалы, и видел страшные сырые помещения, изобилующие крысами, а однажды, когда увидел безумные глаза, взирающие на него из-за решетки, перепугался до чертиков и больше туда не совался.
Если бы он очень напрягся, то, наверное, смог бы раздвинуть прутья, но от этого не было никакого толку: окно было небольшим и смотрело на адскую долину с приличной высоты. Уцур мерил шагами камеру, не в силах остановиться, давая своему гневу выход в бесконечном наматывании кругов вдоль стен. Он сердился на Софию, досадовал на себя, и, в конце концов, начал сомневаться, потому что слова Лили, словно из тумана, стали доходить до его сознания. Она говорила ему, что София ни при чем, и ангел тоже, что она пыталась спасти ее от участи остальных. Перед его глазами до сих пор стоял ее испуганный взгляд, черные расширенные зрачки, бледное измученное лицо. Он смог бы отогреть ее, он еще помнил, как она умела улыбаться: неуверенно, робко, но так прекрасно, как ни одна из женщин, виденных им за столетия. И ее снова отправили в слои, теперь, когда он ходил по этой камере, она где-то кричала и корчилась в бесконечных муках. Разве заслуживала она такой участи, даже единожды обманув его? Ему показалось, что она была загнанной ланью, которая столько бежала от гибели, столько спасалась, что уже не разбирала дороги. И была ли в том ее вина, и ему ли было осуждать ее? Уцур зарычал, треснув кулаком по холодному камню, а затем прислонил свою голову к нему, не то стеная, не то вздыхая. Был бы Самаэль рядом, он мог бы спросить у него совета. Пусть он и любил изображать поверхностного распутника, но падший умел разбираться в ситуациях и людях, и если бы он сказал ему правду о том, что испытывает по отношению к Софии, разве Самаэль велел бы ему отправить ее в слои? Царь несколько раз приложился лбом к камню, злясь на себя. Он не способен был принимать верные решения вовремя, он родился тугодумом, а когда наконец понимал, что к чему, исправлять было уже поздно.
— Де жавю, — прошептала Лили, когда Рамуэль вывел ее на крышу той же самой башни, где она встретилась с хозяином.
— Ты уже была здесь? — Спросил Рамуэль.
— Да, однажды. — Лили не стала вдаваться в детали. — Почему ты привел меня именно сюда?
— Крылатым свойственно выбираться вверх, а не по норам, как крысы. — Ответил он, раскидывая свои непроницаемо черные крылья.
— Твои крылья чернее ночи, — не удержалась Лили, глядя на них, и не в силах в ужасе и восхищении оторвать от них взгляд.
— А когти — посмотри, как отросли, — похвастался он, распрямив когти на сгибах и свернув их вновь.
— Рамуэль, — ей нечего было сказать ему, потому что он и сам должен был понимать, для чего могли пригодиться эти когти.
— Ты не взяла меч, — спохватился он.
Лили покачала головой.
— Я и не собиралась его брать. Он — твой.
— Но мне он больше не нужен. — Возразил ангел.
— И ты не хочешь оставить себе ничего в память о себе прежнем?
— Зачем? — От его голоса повеяло вдруг холодом. — Чтобы вздыхать и плакать о том, чего больше нет, долгими одинокими вечерами?
— Нет, чтобы смотреть на него и вспоминать, скольких демонов ты им разрубил на части.
Рамуэль ничего не ответил, только ветер шевелил полы его плаща.
— Я спущу тебя вниз. — Произнес он.
Лили понимала, что ей было бы куда безопаснее добраться по воздуху до входа в колодец, но не собиралась просить его. Ей вдруг неожиданно стало очень неуютно рядом с ним, и она уже почти сожалела, что под рукой нет меча. Присмотревшись, она разглядела внизу посверкивавшие в багровых отливах стальные спины дрегов. Вот уж кто ее ждал всегда с распростертыми объятиями — им только не хватало повода, чтобы расквитаться с ней. Направление ее взгляда не ускользнуло от Рамуэля.
— Дреги, — с отвращением произнес он. — Я не уверен, что мои крылья выдержат большую нагрузку, но я могу донести тебя до поселения, если ты хочешь.
Лили кивнула и забралась ему на спину, перед тем, как он упал с края башни, и, раскинув черные полотна, понесся по широкой дуге к земле и вперед, к краю долины.
Ветер свистел в ее ушах, ангел не закрывал ее своим телом от воздушных потоков, как Небирос, не нес бережно в своих лапах, скорее, у нее было ощущение, словно она оседлала огромную летучую мышь, и эта мышь стремительно неслась вперед, радуясь воздушным волнам, и только чудом не совершая кульбиты.
— Опусти меня там, — прокричала Лили, указывая на небольшой милый домик.
Ангел начал снижаться, и. наконец, пробежавшись по земле, разжал руки, сцепившиеся на его шее и опустил ее на землю.
— Как давно я не летал, — тяжело дыша, проговорил он.
— Спасибо, Рамуэль, — Лили смотрела на него с грустью, — ты сможешь добраться назад?
— А у тебя что, есть билет на самолет? — Пошутил он. — Доберусь как-нибудь, без груза. — Намекнул он на ее вес.
— Ладно, — Лили не умела толком прощаться и не любила это делать. — Я пойду.
— Лили, не говори им ничего обо мне, — попросил он.
Лили догадалась, что он имел в виду свет божий, но пожала плечами, не зная, что сказать. Если от этого будут зависеть их жизни или исход сражения, конечно, она скажет, как он может требовать от нее другого.
— Ладно, — сказал он, очевидно, догадавшись.
Она уже повернулась было уходить, когда он снова окликнул ее.
— Мне просто интересно: ты не взяла меч, но что же тогда? Что у тебя в мешке? — Спросил он, кивая на ее заплечный мешок.
Странно, но именно этот вопрос смутил ее. Лили замялась, а затем он увидел, как ее щеки залил румянец.
— Немного воды и... вещи, — ответила она, потупясь.
— Какие?
— Его рубашка, — произнесла она, и добавила, воинственно вскидывая голову: — С ней я смогу пройти демонов судьбы, как в прошлый раз.
— Она хранит его запах? — Спросил Рамуэль.
— Да, — согласилась Лили, но что-то еще скользнуло в ее взгляде такое, чему он не мог дать точного определения.
— Удачи тебе, Лили, — пожелал он на прощание и, разбежавшись, взмыл в багровое небо.
— И тебе, — прошептала Лили, когда он уже не мог услышать ее слов.
Едва избавившись от Сибиллы, Ник почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. Такое с ним случалось часто: сначала его привлекала девушка, потом он ее завоевывал, и чем сложнее был процесс завоевания, тем на большее время хватало, обычно, его страсти. А затем чувства шли на убыль, и тот прекрасный момент, когда они исчезали напрочь можно было с точностью определить по старому знакомому ощущению висящего на шее кирпича. Когда он избавлялся от наскучившей женщины, кирпич спадал с его плеч.
Ник прошел к себе в кабинет и открыл окно. За его окном был тихий деревенский пейзаж юга Италии. Он смотрел на холмы, редкие деревья и приземистый каменный дом, ощущал ветер на своем лице и любовался меняющими на закате цвета облаками. Когда глаза его заболели от яркого света, он машинально прикрыл их рукой и выругался.
— Нельзя уже открыть окно, чтобы там не оказалось ангелов.
— Перестань, Падший, нас не так и много. — Ответил ему голос. — Я пришел поговорить с тобой.
Ник хмыкнул.
— Видимо, что-то серьезное случилось, если ангелы начинают лезть мне в окна, да еще и ангелы повыше Уриэля с его воинством.
— Ты отлично знаешь, что Уриэль и его парни давно застряли между светом и тьмой, и едва ли их можно сравнивать с нами. — Он приглушил свое свечение, и Ник смог рассмотреть херувима.
— Что же вам от меня нужно, что они послали тебя? — Спросил Ник.
— Я бы мог ходить вокруг да около, ослеплять тебя своим сиянием, — ответил херувим, — играть в твои игры, но я не для этого пришел. Я пришел поговорить о девушке.
— Я знаю ее имя? — начал Ник, но херувим прервал его, похоже, он действительно был настроен очень серьезно.
— Знаешь, это Лили. Ты должен отпустить ее. — Произнес он.
— Простите, я отпускал ее, — язвительно возразил Ник, — и это не моя вина, что свет не смог ее удержать.
— Ты знаешь, кто она? — Спросил херувим после небольшой паузы, видимо, решив сменить тактику.
— Душа, попавшая в ад за прегрешения. — Ответил Ник, он не знал больше: даже порывшись в ее воспоминаниях, он не мог объяснить того, что случилось.
— Верно, — согласился херувим. — Но почему все так получилось? Почему она вечно, как кость в горле? Ты ведь наверняка задавался этим вопросом. Не сомневаюсь, что задавался.
Ник молчал, не возражая. Ему давно уже было интересно, какие предположения на этот счет у них, наверху.
— И? — Подтолкнул он к ответу херувима.
— Все очень просто, — ответил тот. — Она — ошибка.
— Что это значит? — Нахмурился Ник.
— Просто ошибка. — Повторил херувим. — Один единственный раз душа слетела с жерновов судьбы, запоздав на какую-то секунду, и была перемолота ими, и все пошло наперекосяк.
— Как такое возможно? — Спросил Ник. — Насколько я знаю, за все время такого не случалось ни разу.
— Ну, были некоторые тонкости, — замялся херувим. — но их решили. Отпусти ее. Мы позаботимся о ней.
— Каким образом? — Глаза Ника едва заметно сверкнули, они выходили на знакомую ему почву, и ему совсем не понравилось, как прозвучали слова ангела.
— Все снова станет на свои места. — Произнес херувим, игнорируя его вопрос.
— Что-то стало очень сыро, — бросил Ник и резко захлопнул окно перед лицом изумленного гостя. Окно закрылось, и исчез призрак, явившийся ему свыше.
— Позаботятся, — хмыкнул Ник и прошелся по комнате. Так вот для чего она им была нужна. "Просто ошибка", — сказал гость, и они собирались ее исправить. Она прошла целую гору не самых сладких жизней, потом скатилась в слоях до самого дна только для того, чтобы сияющие праведники позаботились о ней раз и навсегда. Гнев подымался в его душе волной. Он всегда боялся узнать, что она — кто-то из древних, или падшая, с которой случились невероятные вещи, или... он строил тысячи предположений и отметал столько же, а они сказали "ошибка" — слово без жизни и чувств, которыми обладала настоящая Лили. Почему-то перед глазами у него всплыло ее обнаженное дрожащее тело в комнате и желание приблизить ее к себе, ощутить ее запах, вжаться в ее маленькое тело и утонуть в ее зеленых глазах, или в ее мире с этим странным морем, на берегу которого они сидели вдвоем, когда он впервые встретил ее.
Ник вспомнил ее мир, и ему нестерпимо захотелось увидеть ее вновь. Все то время, что она проторчала на кухне среди слуг, она могла провести с ним, вместо источающей злобу Сибиллы, вместо вечных политиков и бизнесменов, заключающих с ним договора на свои жизни и жизни многих. В ней было столько света, столько тепла — куда больше, чем в его любимом пейзаже за окном. Он не должен ее отдавать им, никогда и ни за что.
— Лили, — прошептал он, щупальцами своих коридоров прощупывая пространство. Руки его здания, кожа его стен, скелеты его лестниц вздрогнули и подчинились его воле, но нигде не было ее. Он мысленно прочесал и стойла фарлаков, и кухни, и залы, где обедали дреги, нащупал Небироса, Рамуэля и Уцура в башне, но ее не было нигде.
— Калеб, — закричал он, и маленький человек испуганно появился на пороге.
— Она сбежала, найдите Лили и верните ее целой.
— Слушаюсь, хозяин, — скороговоркой произнес тот и растворился в дверях.
