Спустя ещё полгода обладающий отличными манерами, но, увы, сомнительного происхождения блистательный лорх окончательно занял место у самой вершины власти. Сообразно не только своим талантам, но также удачному браку. И с тех пор положение Сильвезия в столичном обществе лишь укреплялось. Он продолжал строить суда для военного, а затем и гражданского воздушных флотов Интарии; следовал модным веяниям — правда, только лишь тем, каковые считал для себя необременительными; жертвовал огромные суммы на благотворительность и почти не ограничивал в расходах свою красавицу-жену, блиставшую в высшем свете. Временами он даже давал приёмы для избранных, вроде нынешнего.
Но до сих пор Сильвезий никогда не проявлял страсти к бессмысленному эпатажу. Никогда! Он вообще был очень и очень сдержан, словно был мужчиной в летах, а не совсем ещё молодым, в сущности, человеком. И теперь приглашённые на приём тщётно гадали, какие новые замыслы, какие тайные пружины побуждают блистательного лорха к столь необъяснимо странному поведению. А прекрасная Эннелия, стоя в стороне от по праву принадлежащего ей места, тайком кусала свои прелестные губки...
2
— Любимая, ты выглядишь просто потрясающе.
— Но?
— Но исключительно по-варварски.
Я тонко улыбнулась.
— Неужели моё соседство портит тебе репутацию, любимый?
— Моя репутация и без того... сомнительна. Но можно молча гнуть свою линию, а можно с гиканьем и свистом хлестать высшее общество по мордасам. Второго я прежде не делал.
— О! Значит, у тебя всё впереди. Кстати, ведь разговаривать на неизвестном окружающим языке, по-моему, тоже довольно невежливо?
— Да. Но смею тебя заверить: явиться на торжественный приём с дамой, облачённой исключительно в чёрную кожу, у которой вдобавок из-за плеча торчит рукоять меча-бастарда, какие здесь уже лет двести как вытеснены более лёгкими клинками, намного невежливее.
— И что же больше шокирует: мой наряд или оружие?
— Больше всего, — сказал Устэр суховато, — шокирует то, что я игнорирую Эннелию.
— Ну, тогда не смею задерживать. Ступай к своей... жене.
— Если бы я знал, на кого тебя можно оставить...
— Не беспокойся, — я вернула мужу его же сухость с процентами. — Я уж как-нибудь сумею объясниться с представителями местного бомонда.
"Этого-то я и боюсь", — изобразилось на лице Устэра.
Однако, почтительно поклонившись мне, (окружающие немедля зашушукались: так почтителен блистательный лорх не бывал даже перед высшими лорхами... да что там лорхи! даже перед самим государем!) Сильвезий направился к Эннелии.
— Супруг мой, прошу: объяснитесь.
— Каких именно объяснений вы желаете?
— Что это за чёрное чучело, с которым вы так долго... беседовали!?
— Супруга моя, неосторожно и невежливо называть незнакомую эльи чёрным чучелом, не зная ни её положения, ни способностей. А в данном случае это просто опасно.
— Почему же? Неужто это чёрное чучело настолько быстро умеет размахивать той глупой железякой, которая приторочена к тощему чучельскому хребту?
— Способность или неспособность эльи владеть оружием почти не имеет отношения к той опасности, источником которой она может стать. Вы знаете, что я — не самый слабый среди лорхов Риллоана и не самый неумелый средь них. Многие члены Гильдии завидуют моим талантам и умениям. Вы ведь знаете это, не так ли?
— Так. Но при чём тут столь усердно защищаемое вами чёрное чучело?
— При том, что она — мой учитель! — процедил Сильвезий, теряя терпение.
Эннелия фыркнула.
— Это вот... это вы зовёте учителем? Какую-то... женщину, даже не способную подобрать приличную одежду для выхода в свет?
— Я выбрал вас своей супругой, — сказал блистательный лорх таким ровным тоном, что у названной эльи вдруг ослабли колени, — отнюдь не за выдающиеся интеллектуальные данные. Мне казалось, что высокого происхождения, семейных связей, удовлетворительного здоровья и относительного здравомыслия будет достаточно. По всей видимости, я жестоко ошибся.
— Кажется, вы назвали меня дурой?
— Вам кажется совершенно верно. Что внушает мысль о том, что вы не вполне безнадёжны.
— До сих пор вы никогда не смели разговаривать со мной в подобном тоне!
— До сих пор вы никогда не отзывались в подобном тоне о настоящих людях. Каковых в привычном для вас кругу, впрочем, очень и очень мало.
— Ах, вот как?
Сильвезий слегка повернулся, бросая косой взгляд в сторону эльи, которую его супруга называла чёрным чучелом, а он сам — своим учителем.
— Эннелия, я должен извиниться перед вами. Нет, не за слова, сказанные только что. Я должен просить прощения за равнодушие к вам и вашей судьбе. Хотя такое и не прощается.
Снова поглядев на онемевшую супругу, блистательный лорх продолжал:
— Некогда я был заурядным высокородным болваном, хорошо знавшим лишь науку владения оружием. Потом жизнь моя круто переменилась по причинам, которые здесь и сейчас не имеют значения. Да... жизнь переменилась, а я не переменился. Или почти не переменился. Но, видимо, нечто во мне всё же давало пищу для надежд на лучшее. И стоящая там женщина — да, Эннелия, именно женщина, в которой вы, к вашему несчастью, способны разглядеть лишь чисто внешнее, — сочла, что я достоин её неравнодушия. Её усилий. С этого началось моё преображение. Она учила меня всему, что знала. Ничего не утаивая, ничего не скрывая, с удивительным терпением и тактом. А я не был ни особо понятливым, ни хотя бы достаточно благодарным учеником. Я далеко не сразу оценил, как много и как быстро получил просто так, в виде щедрого дара. Настоящий учитель не берёт с учеников плату, знаете ли... и уж тем более не вымогает что-либо за свою науку. Отплатить своему учителю настоящий ученик может только одним способом: дарить знания и умения другим, как их дарили когда-то ему. Но теперь я вижу, что последнего урока так и не усвоил. Я получил достаточно, чтобы в короткий срок стать одним из известнейших людей Интарии, но не счёл нужным одарить вас, Эннелия, хоть малой крохой из того, что имею. Вместо того, чтобы поступать так, как должно, я откупался от вас — деньгами. Точь-в-точь так же, как откупаются от весёлых девушек из Квартала Свиданий.
Впервые Эннелия слышала в голосе Сильвезия столько горечи. Столько усталости. Столько... да, именно боли! И ей стало страшно, как ещё ни разу за всю её благополучную жизнь.
Она стала женой этого странного человека не по своему желанию. Решение за неё принимали родители. Но раньше она полагала, что отлично понимает желания мужа и справляется со своими обязанностями, что называется, не хуже прочих.
А теперь вдруг оказалось, что блистательный лорх, неизменно подтянутый, сильный и спокойный, как спокоен высящийся над бурной гладью моря утёс, совсем не таков, каким кажется ближним и дальним. Что весь его облик — искусно сработанная маска. Что он движим какими-то иными, чуждыми побуждениями. Что спокойствие утёса, равнодушно рассекающего житейские неурядицы, возможно потому лишь, что настоящая жизнь Сильвезия протекает в таинственном пространстве, совершенно не связанном ни с балами, ни с благотворительными обедами, ни с благопристойными развлечениями двора, всецело занимающими его супругу.
И даже более того: все эти обычные мужские игрушки — членство в Гильдии, неиссякающий источник дохода в виде воздушного флота, политические и военные вопросы, участие в решении которых он может принимать по праву "одного из известнейших людей" — всё это также не имеет для Сильвезия решающего значения.
А что имеет?
Наверно, мнение женщины, с которой сейчас беседует секретарь министра каких-то там дел... этой чёрной, невысокой, очень свободно держащейся женщины... женщина-лорх? Почти невозможно поверить...
— Что лепечет этот осёл! — пробормотал Сильвезий, вслушиваясь во всё более громкую беседу Чёрной и секретаря. — Сейчас... ох! Только бы никто не запаниковал...
— Вы о чём, супруг мой? — спросила Эннелия с осторожностью. После не то исповеди, не то отповеди она попросту боялась высказываться, чего ранее за ней не водилось.
И тут кто-то из явившихся на приём эльи истошно завизжал.
С минуту или около того, скучая, я оглядывала зал для приёмов, более или менее игнорируя публику. А заодно изучая — не глазами, конечно — пару Сильвезий + Эннелия. В общем-то, изучать там было особенно нечего. Устэр действительно не давал мне поводов для настоящей ревности, буде даже я была бы к ней склонна. Взаимной любовью там и не пахло. Но...
"Не склонна к ревности, значит? А какого ж Орфуса ты тогда потащилась сюда и активно портишь своему мужу существование?"
Известный парадокс телепатии: чужие мысли и эмоции предстают сквозь призму нефизического восприятия гораздо более ясными, (а сверх того — и более мотивированными!) чем свои собственные. Как там у поэта? "Познание себя — задача из задач..."
Ага, а вот и первый смельчак. Фертик, тщательно надушенный и завитый. Впрочем, завит его парик, а не он сам. О, странности мужской моды!
— Прошу прощения, вы говорите на интарийском?
— Даже на высоком интарийском, если вам это доставит удовольствие, — бросила я.
Здесь необходимо отступление.
Хотя мой муж перемещался в Риллоан, используя искусство воплощений, преподанное ему Джинни (заслуженная награда за успех в истории с Порталом Хаэнны), я сама не могла поступить сходным образом. Искусство воплощений не годится, если не знаешь, где именно будешь воплощаться... а что я, что Устэр недостаточно хороши как менталисты и не можем передать полный набор координат напрямую из разума в разум без искажений. Если бы я попыталась совершить переход по неполным и искажённым координатам, я могла оказаться в мире, очень похожем на Риллоан, даже называющемся точно так же... но то был бы Риллоан, где никто и слыхом не слыхивал ни о каком Сильвезии.
К счастью, помимо метода демиургов, требующего исчерпывающей, почти нечеловеческой точности, есть иные способы переместиться именно туда, куда надо. Например, переход "на маяк".
Примерно семь часов назад по местному времени Устэр начертил на верхней палубе своей личной таннелерры не столько магический, сколько мистический Знак. Затем он положил в трёх малых фокусах Знака склянку с моей кровью, склянку со своей кровью и зачарованную мной (но из-за досадной ошибки так и не ставшую частью костяного дракона) фалангу. Завершив приготовления, мой муж начал произносить закольцованную формулу призыва, с каждым повторением уходя в транс всё глубже. Когда нужная концентрация была достигнута, я на одно мучительное мгновение размазалась тончайшим слоем по множеству смежных пространств (состояние, уже знакомое по путешествиям посредством Портала Хаэнны) и вернула унитарность вкупе с материальностью уже в большом фокусе Знака.
Простота использованного способа лишила меня такого преимущества, даруемого искусством воплощений, как знание языка. Или, шире — способность влиться в чужое общество, воспринимая его как своё собственное. Но тут мне на помощь пришла уже другая формула, изобретённая мной во время первого визита в Иридосеть. Устэр настроен на местные реалии? Отлично! Несколько слов на Бесконечном наречии, и вот уже я знаю о местных порядках не меньше него... сохраняя, заметим, свою драгоценную и неповторимую индивидуальность, а также все присущие мне черты характера, нимало не смягчённые процедурой воплощения.
Поэтому не стоит удивляться тому, что подошедшему ко мне фертику я ответила на безупречном высоком интарийском. Из воспоминаний мужа я знала даже его имя, некоторые человеческие качества и функцию.
Фертик был никем иным, как секретарём министра иностранных дел. Или, говоря проще, помощником главы самой разветвлённой шпионской сети Интарии... а возможно, всего Риллоана.
— Замечательно! — обрадовался он. — Я боялся, что вы...
— Не бойтесь, — перебила я. — Раз уж мой ученик полагает вас полезным в нынешнем вашем качестве, я не стану без особых на то оснований оспаривать его решение.
— Прошу прощения... ваш ученик?
— В этом уголке Вселенной он известен как Сильвезий.
— Э-э...
— Варварское имечко, сама знаю. Но вам, местным, слух не режет, а это при акклиматизации важнее всего. Чистая мощь решает не всё и не всегда, иногда приходится подлаживаться к сложившимся условиям.
— Прошу прощения, я... не вполне понимаю...
— Всё ты понимаешь. Не дурак, чай. Только веришь с трудом. Но ничего, это пройдёт.
Фертик напрягся.
— Кто вы?
— Если тебе угодно узнать моё имя, я — Эйрас сур Тральгим. Можешь звать меня Иглой. Выдумывать себе приятное имя подстать местным обычаям не собираюсь. Вряд ли я задержусь у вас настолько, чтобы оно мне понадобилось.
— С какой же целью вы прибыли в Интарию?
— Разве не понятно? Поглядеть, как тут развлекается... Сильвезий. Может быть, немного пожить в вашем тихом патриархальном городке, отдохнуть.
Видимо, я достаточно потопталась по патриотическим чувствам секретаря, чтобы он наконец среагировал на мои незамысловатые подначки.
— Интариг — один из крупнейших городов мира!
— Разве я спорю? Просто я бывала в городах, где людей больше, чем во всей Интарии. В несколько раз больше.
После подобного заявления сложить два и два уже труда не составляло.
— Так значит, и вы, и блистательный лорх Сильвезий родились под небом иного мира?
— А что, мой ученик пытался скрыть очевидное? Гм. Пожалуй, наш разговор зашёл слишком далеко. Забудь-ка ты всё, что я тебе наговорила.
Секретарь поморгал.
— Прошу прощения, — сказал он. — Как, вы говорите, вас зовут?
— Можешь называть меня Иглой.
Грубо! Грубо! И реакция на мои слова переменилась:
— Быть может, уважаемая эльи Игла раскроет также свои происхождение и род занятий?
— Рассказ о моём происхождении вряд ли поможет понять, кто я. А что до моего рода занятий, то он примерно таков же, как и у прочих лорхов.
Секретарь улыбнулся очень любезно и очень фальшиво.
— Вероятно, уважаемая эльи знает много заклинаний?
— Да, — Я отразила его улыбку, как в зеркале. — Довольно много.
— Быть может, вы позабавите собравшихся чем-нибудь особенно... могущественным?
— А вы уверены, что вам нужно именно могущественное заклинание? Не просто забавное, не красивое, даже не сложное, а могущественное?
— Если вы уверены, что способны продемонстрировать мощь настоящего лорха...
— Что ж. Вы сами об этом попросили.
Я хлопнула в ладоши. Вернее, медленно и почти беззвучно соединила их. В ответ слабо содрогнулся мозаичный пол. Раздалось что-то вроде очень тихого и очень низкого вздоха, как при далёком обвале. Качнулись огоньки свечей...
— И это всё? — поднял левую бровь секретарь министра.
Вместо меня ему ответил с балкона пронзительный визг какой-то уважаемой эльи, первой заметившей неладное. Возникла и быстро покатилась от одного гостя к другому бестолковая суматоха. Никто ничего не понимал, все у всех спрашивали, что же стряслось.
