С другой стороны, феномен Порталов — это действительно... нечто. Вряд ли на Больших Равнинах найдётся объект, более достойный изучения. И окружённый более плотным ореолом тайны. Если я хотя бы отчасти проникну в секрет функционирования Порталов, мой авторитет в кругах теоретиков от магии взлетит на недосягаемую высоту. Если же благодаря мне будет построена исчерпывающая теория Порталов, мне при жизни поставят памятник... притом не один. Более того: мне, пожалуй, оптом простят все былые грехи, включая частичное разрушение Юхмарской тюрьмы и разгон гвардейской сотни под командованием магистра Иренаша Тарца.
А ведь Джинни за свою тысячелетнюю жизнь разнообразных пространственных феноменов перевидала без счёта. Причём некоторые из них не просто видела, а сотворила лично. С таким знающим консультантом войти в историю будет проще простого.
Войти в историю — и вернуться домой?
"Мечты, мечты..."
Разбег
— Вот и они.
— Хо! И ведь по виду не скажешь, что...
— Тише, балда!
— А не тишкайте, не надо этого. Не из пужливых.
— Мне кажется, командир, что в данном случае прав скорее мастер Лапоть. Я не вижу необходимости излишне... демонизировать наших будущих попутчиков. Даже если бродячие слухи, против обыкновения, отчасти верны и не эти существа усиливают наш отряд, а отряд дополняет могущество их магии.
— А коль проще язык извернуть, господин Кушак? Вы ж тоже из этих. Которые маги. Сильно от этих троих чарами шибает?
— С одной стороны, посильнее, чем, гм, "шибает" от меня самого. С другой стороны, в чистой магической силе каждый из них превосходит меня не в сотни раз. И даже не в десятки.
— А во сколько?
— Ну, втрое, вчетверо. Далеко не кардинально. Но в магии весьма значима ещё такая штука, как искусство, и сходу оценить не силу, а искусность наших попутчиков я не возьмусь. Сие требует более продолжительных наблюдений. Вот так.
Завершив рассуждение, магистр второй ступени Кушак, выпускник факультета общей магии Малого Зи-Нанского университета и специалист по магии огня, вернул в рот чубук своей трубки и задымил, как разгорающийся костёр.
Меж тем приближавшиеся по боковой тропинке, от малой просеки, трое существ подошли к границе лагеря. Назвать всех троих скопом людьми не представлялось возможным: на плече мужчины, как на движущемся насесте, ехал гарпон — а нечисть, будь она хоть трижды разумной и смирной, к людям не относится. Оставив Кушака и Лаптя, командир поднялся с пригретого места у бивачного костра и пошёл встречать будущих попутчиков.
Сжатый кулак кратко, но плотно прижимается к груди.
— Звон, командир отдельного кавалерийского отряда из Белой Крепости. Если не ошибаюсь, вы — Клин, вы — Игла, а... вы — Лурраст?
— Всё веррно, прриятель. Эйррас, Устэрр и Лурраст. Дрружная семья к вашим услугам.
— С вашего позволения, — твёрдо сказал Звон, — настоящие имена у нас не в ходу. Даже если кто-то достаточно именит или достаточно силён, чтобы называть их без страха.
— Штрафники? — по-военному кратко спросил Устэр.
Звон, мужчина на вид немногим старше двадцати, даже на привале не снявший ни лёгкого шлема-маски, ни чернёной кирасы, ни парных к кирасе наручей, мотнул головой.
— Штрафники в Союзе обходятся номерами. А вот прожившие достаточно, чтобы занять место в рядах ветеранов, гордятся своим местом — и боевыми прозвищами.
— Будем иметь в виду.
— Прошу.
Звон протянул руку, и я не сразу сообразила, чего он хочет.
А когда сообразила — улыбнулась.
— На вашем месте, командир, я бы не торопилась проявлять по отношению ко мне изящные манеры. Во-первых, я, как вы могли слышать, не оранжерейный цветок, от небольшого усилия падающий в обморок. Во-вторых, мой муж стоит рядом, и ваш любезный жест, увы, с лёгкостью может быть неверно истолкован. Не нами, нет, но сторонними наблюдателями. А в-третьих, каждый, кто путешествует зимой по землям севера, о своих лыжах заботится сам.
Я подумала и добавила:
— Как кавалерист заботится о своей лошади.
Шлем-маска не смог скрыть смущения Звона. Протянутая рука опустилась.
— Прошу, — сказал командир чуть суше прежнего, — за мной.
Ритуал знакомства остался позади. Некроманты, узнав, что отправление отряда назначено на следующее утро, пошли устраиваться на ночлег. Оставшиеся у командирского костра помолчали с минуту. Потом Звон спросил:
— Ну и что вы скажете о них теперь, магистр?
Вынув чубук изо рта, Кушак сказал, прищурясь:
— Если вам угодно знать моё мнение, то оно таково: с должности старшего отрядного мага меня можно гнать пинком под зад.
— Это ещё почему?
— Потому что даже их, как выразился Лапоть, птах искуснее меня. Левитировать, удерживая мысленный щит второго класса и оставляя солидный резерв, пусть даже левитация для гарпонов является врождённым умением — это уровень старшего магистра. А что до Иглы... ну-ка, навскидку: вы помните свои старые болячки?
— Забудешь о них, как же, — заворчал Лапоть, автоматическим жестом потянувшись к левому боку... и замер. Лицо у него стало ошарашенное. — Ни... себе! Не болит!
— Думаю, уже не заболит. Никогда. К стыду своему, я понял, что делает Игла, только после того, как она принялась за моё плечо.
— Это что же, исцеление?
— Оно самое. Наш некромант — ещё и тёмный целитель, притом преискусный.
— Но зачем... — начал было Звон. Умолк.
Понял.
— Вот-вот, — покивал Кушак. Поправил на горле ту самую деталь наряда, дополняющую утеплённую походную мантию, благодаря которой получил своё прозвище. — Вряд ли хоть один из нас дал бы своё согласие, если бы Игла предложила нам свою помощь открыто. Живым не по нраву, когда им уделяет пристальное внимание некромант. Поэтому она исцелила нас молча.
— Выходит, — насупился Лапоть, — она со своим муженьком и птахом будет с нами вытворять, чего ейной левой пятке вздумается, даже позволенья не спросив?
— Думаю, так и будет.
— Ну, командор, ну язва! Навязал понос на наши головы...
Звон резко выпрямился.
— Лапоть!
— А что?! Или я не прав? Или тебе по нраву самоуправство ихнее?
— По нраву оно мне или нет, это моё дело. А новые непочтительные высказывания в адрес командора я без последствий не оставлю. Ты меня знаешь.
— Угу, ещё бы не знать. Командир...
Сплюнув на снег, Лапоть встал.
— Пойду посты проверю, — буркнул он. И пошёл прочь.
— Не любит наш Лапоть в должниках ходить, — заметил Кушак.
— Никто не любит, — откликнулся Звон. Поднялся.
— Командир! Ты-то куда нацелился?
— К некромантам.
— А-а... когда вернёшься?
— Не знаю.
— Ну, тогда удачи.
Оставшийся в одиночестве маг нахохлился. От его трубки отделилась тонкая, едва заметная струйка дыма и заструилась следом за Звоном, словно разматывающаяся с невидимой катушки призрачная нить.
"Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Сейчас тебе за эти самые добрые дела вставят... нотацию".
"А я не уверена, что только и исключительно вставят".
"Ну-ну. Надейся, милая".
— Командир? — повернулась я.
— Магистр Игла, — остановившись в трёх шагах, Звон коротко кивнул. — Насколько я вижу, вы прибыли налегке. Быть может, вы нуждаетесь в каких-нибудь полезных мелочах?
"Вот видишь? Никаких нотаций. Человек просто пришёл сравнять счёт".
— Как сказать... дрова для костра можно считать "полезной мелочью"?
— Да. Я распоряжусь. Может, что-то ещё? Провизия, питьё?
— Свои запасы у нас есть, но свежая еда всегда предпочтительнее походного пайка. Мы с радостью примем ваше предложение, командир. Но... раз уж нам выпало путешествовать вместе...
— Я слушаю, магистр.
— Позвольте и нам вносить вклад в общее дело. Если кому-нибудь требуются услуги целителя или иная магическая помощь, пусть смело обращаются к нам. Людям польза, а для нас — практика, помогающая совершенствовать имеющиеся навыки.
— Хорошо. Я передам своим бойцам ваше предложение. Если к вам обратятся, делайте всё возможное. И сами обращайтесь, если что-то потребуется. Игла, Клин, Лурраст.
Кивнув на прощание, Звон ушёл.
"Какой вежливый молодой человек. Даже не стал выделять голосом слово "если", понадеялся на нашу понятливость".
"Не такой уж молодой. Он не просто так ходит в шлеме-маске: года три назад у него было очень сильно обожжено лицо. Из-за ожога у командира больше не растёт борода, а исчезновение мелких морщин и звонкий, как у юноши, голос — это уже итоги восстановительной терапии. На самом деле Звону уже за сорок".
"Вот оно что..."
"Да. Он опытен, умён, твёрд, надёжен. Самоконтроль у него отличный, неприязнь он подавлять умеет. Но..."
"Не разжёвывай. Мы с Луррастом уже поняли, что командир не собирается с нами дружить. Но и на поводу у неприязни не пойдёт. Приказ командора — вот его главный критерий".
"Верно подмечено. Что ж, лучше трезвый деловой подход, чем открытый конфликт. А без любви со стороны Звона мы обойдёмся. Не он первый, не он последний".
"Без любви — да. А как насчёт уважения?"
"Но Звон уважает нас. Неужели ты этого не понял?"
— Если таково уважение командирра, — тихо сказал Лурраст, — пусть помилуют боги того, кого он пррезиррает!
Через час после рассвета к отряду под предводительством Звона присоединилась ещё одна отставшая полусотня. Таким образом, всего в кавалерийском отряде, стоявшем на формировании в половине дневного перехода от Белой Крепости, оказалось более трёхсот человек. Внушительная сила, особенно если учесть, что все триста являлись ветеранами военных формирований Союза, отлично знающими своё дело и выжившими не в одной переделке.
Через два часа после рассвета отряд снялся с места и двинулся по северо-восточному тракту походной колонной в общем направлении на Воющую цитадель. Поскольку обоз отряду заменяли вьючные лошади, скорость с самого начала была взята и выдерживалась хорошая.
До начала движения Звон опасался, что взятый темп станет причиной проблем. Тонкий слой подтаявшего за ночь снега был мало пригоден для движения на лыжах. Ни Клин, ни Игла не выглядели слабаками, но поспевать за идущими на рысях верховыми нелегко даже сильным, выносливым воинам. А вьючных лошадей некроманты не взяли...
Опасения командира рассеялись быстро.
Во-первых, Лурраст распрекрасно заменял вьючную лошадь. Лениво взмахивая широкими крыльями, он без видимых усилий тащил в когтях здоровенный вьюк с палаткой, одеялами, комплектами запасной одежды, походным снаряжением, провизией и прочим имуществом, которое некроманты не сочли нужным нести на себе. А они отдали гарпону всё, кроме оружия и поясных фляг. Во-вторых, выяснилось, что Игле и Клину вполне хватает даже минимального количества снега. Их лыжи скользили по тонкой хрупкой белизне легко, почти не оставляя следов, и по плавным, по-особому протяжным движениям опытный наблюдатель мог определить без тени сомнения: эти двое не устанут ни за час, ни за два. Может, после полных суток непрерывного движения им потребуется отдых; но отмахать на такой скорости целый день пути? Даже не вопрос.
"Магия?" — прикинул Звон. И решил, понаблюдав, что некроманты бегут честно. Снаряжение у них отменно хорошо. В мастерской Снежника, что на Большой Ведовской, лыжи с таким наговором, как у Иглы и Клина, стоят впятеро против обычных. Но по части передвижения эти двое на магию не полагаются.
"И правильно делают. В дороге бывает всякое. Вдруг срочно понадобится резерв силы? А резерва-то и нет. Растрачен на мелочи вроде поддержания необязательных чар...
Угу. А Лурраст растратиться на левитацию, значит, не боится? Ему ведь тащить поклажу не час и не два. Или он так искусен, что восполняет неизбежную убыль силы прямо на ходу? Тогда он действительно кое в чём сойдёт за магистра первой ступени.
Но тогда его хозяева тоже могли бы лететь, не боясь усталости. Однако они предпочитают бежать, как обычные люди. Зачем?"
Этот вопрос — правда, без предваряющих размышлений — командир отряда задал Клину на первом же привале. И получил в ответ пожатие мощных плеч:
— Жена настояла. Мол, хорошая тренировка выносливости... и вообще: раз мы теперь на севере живём, ты должен научиться ходить на лыжах. Точка.
Звон так удивился, что забыл о разделяющей его и некроманта дистанции:
— Разве ты не умеешь...? Никогда бы не подумал!
— Теперь уже, пожалуй, умею. Но до этой зимы я лыж не видел вообще. Я ведь с юга, из Дэргина, — пояснил Клин. — Там снег бывает лишь высоко в горах.
Звон только головой покачал.
— Если раньше ты не умел ходить на лыжах, то одно могу сказать: ты дьявольски быстро этому научился.
— Ага. — Некромант улыбнулся неожиданно и чуть смущённо. — С Иглой всегда так. Уж если она чему-то учит, то усваиваешь материал... очень быстро.
— Может, это не моё дело, но... это правда, что она — не только твоя жена, но и учитель?
— Истинная правда. А что?
— Просто странно мне это. Вроде бы ты не из тех, кто сидит у собственной супруги под юбкой, да и подчиняться не особенно любишь...
Клин усмехнулся, глядя в глаза Звону.
— Вопрос этот для меня не внове, командир. Отвечу так: я подчиняться не люблю, но умею. Я ведь, как ты мог заметить, воин. С малых лет в этой науке. Что же касается Иглы, то она никогда и никому не препятствует поступать так, как велит сердце.
— Да неужели?
— Поверь мне, Звон. Я хорошо успел её изучить. Если я ей подчиняюсь, что бывает нередко, то вовсе не потому, что она — госпожа, а я — верный вассал. Я ей подчиняюсь, потому что она больше знает и умеет. А если случается наоборот, то она делает по-моему и не топорщится. Мы оба достаточно умны, чтобы понимать, когда лучше уступить.
Усмешка Клина незаметно превратилась в мечтательную, чуть глуповатую улыбку.
— Конечно, с ней непросто. Она, знаешь ли, требовательна, как никто другой. Но суть в том, что именно требовательна, а не придирчива. Склочность, мстительность, невыдержанность, мелочность, тщеславие, суетность — ни один из пороков, столь частых меж обычными женщинами, не коснулся её.
Звон покачал головой.
— Выходит, твоя жена — идеал без единого изъяна?
— Ну отчего же? Изъяны у неё имеются — как продолжения достоинств. Она не мягка, не ласкова, не забывчива и не отходчива. Игла не умеет ненавидеть других... но её презрение куда хуже, чем любая ненависть. Рядом с ней нельзя расслабиться, потому что она не даёт послаблений никому, и прежде всего — себе. Быть достойным её — тяжкий ежечасный труд. Но знаешь, командир? Как раз это мне в ней и нравится!
— Не понимаю я тебя.
— А чего тут понимать? Я воин. И Эйрас тоже воин. Она не останется в стенах нашего дома, пока я буду рисковать жизнью. Она будет идти рядом, куда бы я ни отправился. Мы прикроем друг друга от беды, и мы будем счастливы до последнего вздоха... который у нас есть все шансы сделать одновременно. Не в один день, как в романтических сказках, а в одну секунду.
Помолчав, Клин посмотрел на хмурое небо. Он больше не улыбался.
