— Что ж, удачи, — сказала Игла. Как заметил Дикарь, это пожелание вовсе не было такой же формальностью, как сказанное ему и Отраве. Её отношение к Лицедею было куда более личным и неоднозначным, чем казалось вообще возможным для столь... тёмной натуры. Казалось, она по-настоящему беспокоится о своём спутнике.
Казалось?
Слабо колыхнулся воздух. Лицедей бесследно исчез. Пара дозорных осталась наедине с Иглой... и испытываемым перед нею страхом.
Как я заметила, послушники Обители не носили униформы. Отрава мог похвастать красивой синей курткой, расшитой белым и чёрным бисером; штанами, цветом и отделкой составляющими куртке пару; белой шёлковой рубахой и выпадающими из ансамбля, зато весьма практичными разношенными ботинками на крючках. У Дикаря на ногах ловко сидели мягкие охотничьи сапоги, в которые были заправлены простые штаны из тёмно-зелёной материи. Льняную рубаху навыпуск перехватывал широкий ремень, а довершал картину плотный кожаный жилет со шнуровкой по бокам, немного похожий на кирасу.
Ах да, ещё деталь: помимо ножа средней длины и объёмистой кожаной фляги, с ремня Дикаря, снабжённого специальным крюком, свисала цепь с грузиками на концах. Отрава щеголял с парой странных штуковин, остро заточенных по внутренней стороне изгиба и оттого больше похожих на серпы, чем на кинжалы. У цепи и серпов-кинжалов имелась аура, какой обладает только оружие. Причём оружие, успевшее отведать крови. Такие вещи я чувствую безошибочно.
Дикарь был скуластым остроносым блондином с длиннющей косой, широкоплечим и мускулистым. Пожалуй, немного слишком мускулистым, хотя эта физическая мощь казалась не столько следствием тяжёлой работы или упражнений, сколько игрой природы. Отрава был рослым, не столько худым, сколько жилистым брюнетом с лицом слишком необычным, чтобы принадлежать чистокровному человеку.
Как мне сообщил Эмо, кровь людей в Пестроте нередко смешивалась с кровью нечеловеческих, иногда даже не вполне антропоморфных рас... но я (пока?) знала недостаточно, чтобы определить на глазок, с кем именно и как часто грешили предки Отравы.
Итак, могучий блондин и тощий брюнет. Дикарь и Отрава. Такие разные с виду послушники Обители. Но оба совершенно одинаково пялились в землю, не решаясь взглянуть мне в лицо.
— Вы сами перестанете дрожать или мне вам помочь?
Точно дозированная насмешка произвела желаемый эффект. Отрава, старший, замкнулся в холодной надменности (вернее, в том, что по наивности считал холодной надменностью). Дикарь, младший и мой проводник, набычился, привычно переплавляя страх в злость.
— Отлично, — сказала я, резко сменив настроение и понизив голос почти до мужского по тембру баритона. Чем снова вывела из равновесия не ожидавших ничего подобного молодых людей. — Проводи меня до Обители, как просил Лицедей. На ходу можешь задавать вопросы.
— А ты ответишь на них?
Открытая враждебность Дикаря, с вызовом глядящего мне в глаза, заставила меня улыбнуться. Здоровая натура быстро отходит от потрясений.
— Смотря по тому, что это будут за вопросы. При всём уважении, я не могу сходу придумать причину, делающую тебя достойной мишенью для обмана. Так что я оставляю за собой право промолчать, если сочту вопрос неподобающим. Ну, идём?
— Идём, — безо всякой охоты согласился Дикарь.
Сделав несколько шагов, он начал скороговоркой бормотать что-то вроде заклинания. Но я уже начала понимать кое-что, касающееся Бесконечного наречия, и не сделала ошибки отождествления. Хотя по форме скороговорка была сродни заклятью, она не оказывала влияния на мир. Слова Дикаря изменяли не реальность, а ментальность. Причём способом, который не имел близких аналогов во всей многомерной Вселенной.
По крайней мере, так утверждал мой поспешно удалившийся друг.
...Сидя в трактире за отдельным столом в дальнем углу, мы жевали заказанное мясо с тушёными овощами и специями. Выказывая неподдельный энтузиазм, Эмо прямо за едой пытался объяснить мне, чем так примечательно Бесконечное наречие. Вполне можно было задаться вопросом, что именно вызвало его эмоциональный подъём: тема лекции или же еда. Десять часов пешего марша в хорошем темпе способны возбудить нешуточный аппетит...
Я бы, впрочем, поставила на уникальность Бесконечного наречия. Ибо аппетитно пахнущее мясо на поверку оказалось пережаренным и жестким.
Чтобы такое показалось вкусным мне, потребовалось бы не несколько часов, а несколько недель быстрой ходьбы с перекусами в стиле "охотнику без удачи и жаба в котле за счастье". Хотя очень может быть, что Эмо просто не так привередлив, как я.
— Классическая магия основана на обмене энергией и информацией, — топтался по банальностям Эмо. — Ты это знаешь не хуже меня. Как правило, маг выступает активным началом, меняющим реальность вне себя. И даже если имеет место, к примеру, сеанс ясновидения, при котором маг энергетически пассивен, позволяя своей сенсорике собирать и обрабатывать входящие данные с минимумом помех, всё равно остаётся некий неизменный стержень, каркас духа, остающийся в неприкосновенности. Крайне редко маг специально ставит целью для заклятия изменения своей памяти, своих эмоций, своих личных качеств. В идеале маг — это закалённый и очень острый инструмент, который, оставаясь неизменным, производит перемены вокруг себя. Магия, не соответствующая этому принципу, редка.
Я не перебивала, хотя могла бы многое сказать, а кое-что и предугадать.
Пусть выговорится. Если послушаю, с меня не убудет.
— Неклассическая магия порой обходит этот принцип. Но тоже редко. Очень редко. При классическом подходе слишком велик риск загубить свою душу, коснувшись не того, что надо. Замыкая потоки силы на том, что этими потоками управляет, можно с лёгкостью умереть, утратить способности мага, необратимо разрушить свой разум... и так далее.
— Упрощаешь, — вставила я.
Эмо отпираться не стал.
— Конечно. И ты, и, к слову, я сам — живые примеры того, насколько эффективен может быть отход от строгой классики. Мы неоднократно рисковали, но выжили и стали сильнее, чем были. Сильнее, чем могли бы стать без риска. Однако сотворяя нечто обыденное, часто употребительное... — в порядке иллюстрации Эмо провёл ладонью над своей тарелкой, подогревая успевшее остыть жаркое, — ...так вот, в рутинных случаях мы отнюдь не переворачиваем свои представления о Вселенной. Мы просто выполняем привычный волевой акт. Мы приказываем, затрачивая часть своей внутренней энергии, и объект воздействия повинуется. Классика.
— Для знающих Бесконечное наречие это не так? — почти утверждение.
— Именно, Эйрас. Именно. Учивших его нельзя назвать ни магами, ни даже монахами. Свой способ взаимодействия с миром они именуют Тропой. Кстати, о монахах. Ты в курсе, как именно работает теологическая магия?
— На Больших Равнинах с практической теологией не очень. Это одна из областей магического искусства, с которой я незнакома. Лучше объясни.
— Что ж. Самый распространённый вариант таков: адепт открывает канал связи с внешней сущностью — богом, демоном или личностью, совмещающей эти начала — после чего реальность вокруг него меняет заёмная сила. Это не то же, что заимствование энергии стихий или твой излюбленный трюк с поглощением-преображением эмоций тёмного спектра. Внешняя сущность, откликающаяся на молитву, для адепта не безлична, а совсем наоборот. И сам канал связи может существовать лишь при соблюдении ряда условий. Юный задира, будь он даже очень талантливым медиумом, не сумеет призвать благодать богини исцеления. На контакт с божеством войн и поединков вряд ли сможет рассчитывать бард, воспевающий преимущественно альковные страсти.
— Верующий должен уподобиться божеству, — подытожила я. — И чем выше подобие, тем больше эффект. Но отношения с миром у адепта и поддерживающей его сущности те же, что и в случае классической магии. Всей разницы, что адепт задействует чужое могущество... а для богов и демонов разницы вообще никакой. При этом молящемуся всё равно, каков механизм достижения цели и откуда берётся энергия для изменения мира. Молящийся может быть туп, как колун и слаб, как младенец — если он искренен, всё получится. Удобно.
— Да уж... так вот, возвращаясь к идущим Тропой Бесконечности. По их версии, Бесконечное наречие не помогает установлению связи смертного с богом. Не помогает оно и менять окружающий мир. Ибо смертных просто нет... как нет богов, мира и всего остального. Есть лишь Тропа, то есть трансцендентность, следуя которой, можно углубить своё понимание единосущной реальности. Простоты ради реальность считается некой фразой, находящейся в процессе произнесения... или изменения, или созидания, без разницы. Фраза Бытия бесконечна, поэтому помянутый процесс также бесконечен. Как череда преходящих форм, им порождённых, как Тропа понимания, как сущность идущих по ней.
"В общем, всё наоборот", — мысленно подытожила я. "Классическая магия строится на ограничениях; чем уже очерченные границы, тем лучше сфокусирована сила и тем больше эффект..."
— Поскольку в рамках описываемого подхода, — продолжал Эмо, — разделение на действующее субъективное начало и объект воздействия попросту бессмысленно, идущие по Тропе заняты изменением себя, а не изменением мира. Поскольку отличия между адептом и божеством иллюзорны, идущие по Тропе не молятся, а управляют собственными состояниями, своим восприятием и памятью. Поскольку реальность бесконечна, они не замыкаются в рамках какой-либо доктрины, а изобретают эти самые доктрины в утилитарных целях, чтобы тотчас о них забыть, лишь только отпадёт сиюминутная нужда. Нет ни внешнего, ни внутреннего, ни высокого, ни низкого, ни силы, ни слабости, ни света, ни тьмы, — и так далее. Есть лишь единый поток, в коем слито реальное и воображаемое, а правила слишком просты и одновременно сложны, чтобы говорить о них вслух. И, разумеется, всё, что я только что наговорил, не имеет никакого отношения к действительности... но ведь я пользовался одним из Простых наречий. Такова Тропа.
— Не вижу ничего экстраординарного. Нормальное трансцендентное учение.
— Э, нет! Ничего в нём нет "нормального"! Монотеистические учения, за редчайшими исключениями, враждебны любым переменам. Это понятно: они создаются для поддержания развитой государственности и власти единого закона. С другой стороны, мистики, пресуществляющие себя, не прибегают к магии, ибо уповают на чудо. Если вообще на что-то уповают, а не полагают, что просить высшие силы о чём-либо кощунственно: мол, на то они и высшие, чтобы лучше знать, что миру на пользу. Я повидал немало этой публики, так что поверь: от идущих Тропой они шарахнулись бы ещё быстрее, чем от классических магов. Лучшие из мистиков всего лишь стремятся воссоединиться с Абсолютом, стать частью одной из соборных сущностей, пребывающих одновременно и в реальности, и "над" нею. Но куда чаще строгое следование религиозным заповедям рождает чудище обло по имени фанатизм. В мирах с заметной пси-составляющей теологическая магия редко изменяет окружающее, чаще происходит обратное. Нейтрализация активного начала, гасители пси-энергии, негаторы и зоны безмагии — в ассортименте. Любые заклятия — бесовщина и непрощаемый грех. Некое начало, скажем, Свет Предвечный, объявляется главным и единственным. А кто полагает, будто главенствовать должен не Свет, а Сияние, и не Предвечное, а просто Вечное, тот еретик. На дыбу его! Для начала. А потом — на солнышко. И воды не давать. Плоть очистится в муках, зато душе привалит аж семь больших куч благодати...
— Что-то ты слишком близко к сердцу принимаешь эти... религиозные эксцессы.
— Адепты Света Предвечного распинали меня пять раз, причём трижды — в сфере действия негатора магии, — сухо сообщил Эмо. — После каждого такого ритуала я только здоровье восстанавливал больше года по субъективному счёту. Не знаю, как у тебя, а моё бессмертие имеет серьёзные ограничения. Часть моей души эти три смерти разрушили полностью, часть — необратимо повредили. Так что к фанатикам агрессивного монотеизма у меня имеется особый счёт.
— Пять раз? — Я позволила удивлению отразиться на своём лице во всей его первозданной полноте. — Не многовато ли для урока?
— Это был не урок, — отрезал Эмо.
На этой радостной ноте наш разговор за ужином в трактире увял. А утром следующего дня Эмо ввёл меня в дозорное пространство Обители и вручил заботам Дикаря...
Меж тем скороговорка проводника оказала своё действие. Возвышенность со стоящим на ней Отравой, а также созданное для наблюдения за путниками хитро сложенное пространство растворилось в быстром изменении, слишком фундаментальном, чтобы вразумительно рассказать о нём... по крайней мере, на Простых наречиях, включая языки магических формул. Я и младший послушник обнаружили себя идущими по дороге сквозь кустарник, слишком узкой, чтобы на ней могли разъехаться две телеги. Судя по качеству дороги, Обитель отнюдь не была местом массового паломничества. А судя по положению солнца, изредка стреляющего игольчато узкими лучами сквозь листву, позднее утро таинственным образом перешло в ранний вечер.
Не давая мне времени задуматься о том, куда делись недостающие часы, Дикарь задал первый из мною же дозволенных вопросов. Оправдывая прозвище, сразу и в лоб.
— Кто ты такая?
Я воспользовалась уже опробованным рецептом.
— Какой именно ответ тебя устроит: сложный, простой или очень простой?
— Начни с очень простого, — сказал Дикарь. — И не спеши умолкнуть.
— В таком случае простейший из ответов таков: я — ваша новая... э... коллега. Соученица. Или послушница, если угодно.
— Ты же колдунья!
Эхом скрытого смысла в его голосе прозвучало иное: "Обитель — не для женщин!"
Я проигнорировала это. Бороться с местными предрассудками — не моя задача. Да и вообще не задача, если подумать. Атакующий предрассудки подобен безумцу, хватающему руками ветер.
— Не колдунья, маг. И что с того?
— Идущему по Тропе приходится оставить иные пути. Тропа без того нелегка.
— Ничего. Я не боюсь трудностей. И потом, Лицедей успешно сочетает Тропу с магией.
— Лицедей — это особый случай.
— Я тоже особый случай. Каждый человек — особый.
Дикарь покачал головой. А я вспомнила, что высказывание насчёт особости каждого человека прямо противоречит тому, что заменяет в Обители основы учения. Раз они даже между богами и людьми не видят разницы, то между людьми и людьми её вообще не должно быть.
О! Это что же получается? Изучающие Бесконечное наречие, часом, не сливаются ли в одну из помянутых во вчерашнем разговоре соборных сущностей?
Что-то не прельщает меня единение с локальным абсолютом...
— Что ещё ты расскажешь о себе?
— Полное имя — Эйрас сур Тральгим. Урождённый некромант. Имею несколько дополнительных магических специальностей. В настоящее время проживаю в Шинтордане. Замужем за Устэром Шимгере из Дэргинского княжества...
— Очаровательно, — выдохнул Дикарь. — Значит, бросила дом и мужа...
— Не спеши с выводами... мальчик. Там, где осталась моя семья, с момента моей отлучки не прошло и часа. Но если я начну объяснять, как такое возможно, ты вряд ли поймёшь.
