Алкоголь начал действовать, Генри почувствовал, как расслабляются спина и шея.
— Что ты только что искал, Франц? — он улыбнулся, вспоминая, как вечером держал в руках телефон Франца. Вчера Франц поделился с Генри секретной информацией о счетах фонда. Генри хотел проверить насколько Франц доверяет ему на трезвую голову.
— Я подумал, что если распечатки счётов не позволяют отследить тех, кто стоит за махинациями фонда, нужно зайти с другой стороны. Фонд рухнул после того, как в прессе появилась информация, что через него отмывают деньги, — говоря, Франц крутил телефон: то ставил ребром на стол, то прятал в кулаке. — Я искал источник этой информации. Какая газета опубликовала материал. Кто его подготовил.
— И нашел?
— Да. Материал подготовил журналист-фрилансер. Я нашел его номер телефона.
— Собираешься позвонить ему и спросить, как он узнал о мошенничестве фонда?
— Собираюсь позвонить ему и сказать, что у меня есть информация о сегодняшних взрывах в аэропорту и я хочу, чтобы он нашел издание, которое ее опубликует, — Франц улыбнулся.
— Хочешь встретиться с ним?
— Да.
— Тогда почему не звонишь?
Франц усмехнулся.
— Со вчерашнего дня я постоянно говорю об отце, фонде, счетах, — Франц отложил телефон в сторону. — Тебе не надоело? Не факт, что журналист что-то знает, но мне придется поговорить с ним, просто потому что пока у меня нет других идей. Вопрос в том, хочешь ли ты тратить на это свое время.
На полу пиццерии лежал зеленый линолеум, худой официант носил черно-белую форму. Когда не двигался, он походил на аиста, застывшего посреди болота. Генри сжал кулак и покрутил кистью, проверяя свободу движений.
— Последний месяц у меня выдались незабываемые каникулы. Меня связывали, избивали, держали на цепи, мне запрещали разговаривать. Один урод даже нассал на меня.
С удовлетворением он заметил, что Франц сжал челюсти. Генри отсалютовал ему бокалом.
— Возможно, единственный способ для меня не думать о своём дерьме — это сосредоточиться на твоём фонде.
Франц молча кивнул, ожидая продолжения. Только Генри не хотел говорить про плен. Он даже про Луизу говорить не хотел.
— Возможно, единственное, что меня сейчас хоть немного волнует и интересует, это насколько ты мне доверяешь.
— Я рассказал тебе всё, что знаю.
Тогда звони журналисту, мысленно подсказал Генри. Словно услышав его, Франц взял телефон.
Насколько расслышал Генри, голос журналиста скрипел как несмазанная дверь. После короткого разговора, Франц договорился о встрече.
Генри отправился к кассиру и достал кредитку. Последние недели это простое действие было для него недоступной роскошью. Он расчитался за пиццу и заказал бутылку рома с собой.
До сих пор Генри имел смутные представления о столице. Её размерах, районах и форме. Не знал, что Гота делится на северную и южную части. В центре северной стояли небоскребы, в окружении старых пятиэтажек. В южной же пятиэтажки образовывали центр, за ними тянулись трущобы и свалки. Фанерные и жестяные халупы. Бесконечные сетки заборов, за которыми дымились трубы заводов и фабрик.
Франц остановил машину в колодце между домами с разрисованными граффити стенами и выжженной травой на клумбах.
— Возьми пистолет, — сказал Генри.
Франц взглянул на него так, что Генри захотелось спросить:
— Ты умеешь им пользоваться?
— Да.
Он не только вооружился, но запихнул сумки в багажник. Генри посмотрел на окна домов — занавески были на одном из десяти. Будет удивительно, если к их возвращению машину не вскроют и не разберут на части.
Подъезд оказался заколоченным. Пройдясь вдоль дома, они вскарабкались по железной лестнице на балкон. Он шел вокруг дома как внешний коридор. Ржавые перила, окурки и шприцы под ногами. За немытыми окнами шевелились тени.
Поднявшись на третий этаж, Франц постучал в испещренную трещинами фанерную дверь. Генри удивился, что она не рассыпалась от прикосновения.
Открыл дверь мужик в грязном халате. Пятна на рукавах и груди, босые ноги и лысина.
— А я тебя знаю, — он указал пальцем на Франца. Неестественная улыбка мужика — щеки дергались как при нервном тике — говорила о том, что он находится под кайфом. Долгое время. Возможно, последнюю неделю или месяц.
— Я звонил, — Франц сделал шаг вперед, вынуждая мужика пустить их в квартиру.
— Не-е-ет. Ты сын президента, Франц Варгас, верно? Я смотрю новости.
— Молодец.
Внутри царил полумрак. Вместо лампочек под потолком болтались провода, провода торчали из развороченных розеток. На стенах виднелись потеки. Вода, масло или еще какая-то дрянь, судя по густом удушливому запаху пота и мочи.
Комнаты цеплялись одна к другой. Двери заменяли повешенные на гвозди одеяла. Когда хозяин отодвигал одеяла в сторону, с них слетел рой мошкары. Ансельмо Кава, так звали журналиста в грязном халате, провел Франца и Генри через три комнаты. Мебели нигде не наблюдалось. На полу лежали люди на матрасах. Сонные, полуодетые. Вокруг матрасов валялись зажигалки, свечки, ложки, стеклянные трубки и шприцы. Напоминало все наркоманский притон.
За комнатами обнаружилась кухня. Окно выходило на еще один балкон. Такой же длинный, серпантином обвивающий фасад, как тот, по которому пришли Генри и Франц.
— Я видел тебя в новостях. Ты толкал речь на приеме, — Ансельмо раскачивался при каждом шаге, как лист на ветру.
На кухне некуда было ступить из-за валявшихся повсюду пустых бутылок. Ансельмо растолкал их босыми ногами.
— Да, речь на приеме о благотворительном фонде, который оказался большим обманом, — медленно, громко и отчетливо, будто сомневался, что Ансельмо способен его понять, произнёс Франц.
— Большой обман, — повторил Ансельмо. — Большая липа. Для идиотов.
Ансельмо уселся на плиту. Пакеты и чашки вокруг говорили о том, что ее давно не использовали по назначению. Может быть, с тех пор как отключили электричество?
Из пакета поменьше Ансельмо выловил щепотку белого порошка и шмыгнул носом.
— Хотите? — он поочередно потрясал одним пакетом за другим и смешно морщил лоб.
— Это трава? — Генри указал пальцем на обойденный вниманием свёрток.
— Ха, спрос на нее никакой, держу для сына, — он перекинул Генри целлофановый коробок и начатую пачку сигарет. — Угощайся.
Франц внимательно проследил за полетом пакета.
— Мне нужна твоя ладонь, — Генри шагнул к Францу и заглянул ему в глаза.
— Что?
— Здесь нет стола, негде сесть, дай руку.
Удивление Франца раззадорило Генри. Он выпотрошил в его ладонь сигарету, собрал табак в линию жизни Франца, рядом насыпал марихуану. Смешивая, смотрел Францу в глаза и чувствовал себя почти счастливым. Надо же, а ведь он еще даже не затянулся.
Ансельмо напомнил о себе, снова шмыгнув носом. На грязный ворот халат упала капля крови.
— Блядь, — выругался он, нашел фантик от сникерса, скрутил и сунул в ноздрю.
— Кстати о благотворительном фонде для идиотов, — все еще держа ладонь перед Генри, Франц повернулся к Ансельмо. — У меня есть список счетов, по которым путешествовали деньги фонда. Сотня счетов. Суммы. Цепочки переводов.
Генри отошел от Франца, облокотился спиной о стену и щелкнул зажигалкой. Носоглотку наполнил сладковатый дым. Намного приятнее, чем вдыхать пропитавшие здесь все мочу и пот.
— Ты хочешь опубликовать распечатки счётов фонда? — Ансельмо засмеялся. — Тебя это сильно зацепило, да, Франц Варгас? Твой отец знает о том, что ты собираешься сделать?
Франц встал рядом с Генри и потянулся к косяку. Генри смотрел на его шею, пока он затягивался. Выдохнув дым, Франц кивнул.
— Да, мой отец знает.
— Все потому что они назвали фонд твоим именем? — смех Ансельмо напоминал хрюканье. — Как думаешь, почему они это сделали?
— Может быть, мой отец назвал фонд моим именем потому что не знал, что через него будут отмывать деньги?
Вот оно, подумал Генри, цель Франца. Выяснить, замешан ли его отец в махинациях фонда. Поэтому ли он закрыл от сына счета.
— Ха-ха. Не знал, но назначил управляющим Лонарди? — Ансельмо вынул фантик из носа и бросил его на пол.
— Может, и Лонарди не знал.
— Точно. Ты явно с луны упал, — Ансельмо погрозил Францу пальцем.
Он так долго и медленно возил пальцем по воздуху, что Генри рассмеялся.
-Если Лонарди руководил махинациями фонда, зачем он украл деньги? — спросил Франц.
Но Ансельмо его не услышал, увлечённый своей лунной метафорой.
— И Луна эта, полагаю, находится в Англии, — продолжал он. — Ты ведь там десять лет жил? И хорошо там? Нравится тебе Англия? Друзьями обзавелся? Может, собирался жениться на хорошей образованной английской девушке, аристократических кровей?
— Мне не нравятся девушки, — ответил Франц, видимо, трава вскружила ему голову.
— Да уж, в нашей стране такое заявление не поняли бы и осудили. В нашей стране подобного рода пристрастия лучше скрывать, если ты, конечно, не Лонарди и тащишься, когда тебя полощет желтая пресса. У нас здесь не Англия.
Ансельмо резко замолчал и уставился на свои босые ступни. Генри успел передать косяк Францу и забрать назад, прежде чем Ансельмо снова заговорил.
— Ты слышал про попытку военного переворота год назад? Нет? Его совершил один из подчиненных Маркуса. Захватил военную базу и обратился к Маркусу за помощью. Маркус же подавил бунт, но не сразу, сначала выждал четыре дня, чтобы посмотреть на реакцию. Кто что скажет, сделает, подумает, кто посочувствует бунтовщикам. Поговаривают, это была всего лишь репетиция настоящего переворота. К тому же задержанный организатор бунта на допросах клялся, что Маркус приказал ему захватить базу и обещал поддержку.
Франц вынул косяк из пальцев Генри и покачал головой.
-Генерал Маркус отец моей матери. Он поддерживал моего отца с самого начала.
— Как бы не так. Изначально твой отец и Маркус были врагами, сблизила и объединила их вовсе не женитьба твоего отца на дочери Маркуса, а её смерть. После её смерти Маркус помог твоему отцу забраться в президентское кресло. Но четыре года назад, после смерти Себасы, союз твоего отца и деда лопнул. Старые договоренности погорели. Аннулированы. Вышли из силы! Ты ведь помнишь Себасу?
— Я плохо помню, время до моего отъезда. Я был тогда слишком мал, — ответил Франц.
— Тебе было десять, многие умирают в этом возрасте. А некоторые в десять надевают на себя взрывчатку и взрываются в толпе, как фейерверки, — прохрюкал Ансельмо. — Но дочку Себасы ты должен помнить? После того, как твой отец женился на твоей матери, в доме у него вся тогдашняя военная элита крутилась. Мария Себаса. Девочка была на год или два старше тебя. Вспомнил?
— Да.
— Что помнишь? Качели она любила или куклы?
— Скорее, книги, — Франц улыбнулся.
— Ну да, говорили, она хорошо училась в школе. Касто тоже у вас в доме бывал. Его сына Диаса помнишь? Твой ровесник.
— Его помню.
— Ага, — Ансельмо снова ткнул в Франца пальцем. — Её — нет, а его — да. Это потому что тебе мальчики нравятся, да? В другой ситуации я спросил бы не соревновался ли ты с Диасом за внимание Марии, но теперь наверное, следует спросить, не соревновался ли ты с Марией за внимание Диаса.
— Мне и десяти лет тогда не было, — Франц печально улыбнулся. Эта улыбка внушила Генри, что Франц тоскует по счастливому детству. — Тогда я не знал, что мне нравятся мальчики.
— А я слышал, что это врожденное? Нет? А вот Диас Касто уже с десяти лет знал, что ему нравится Мария Себаса. Вот только их родители ненавидели друг друга. Ты когда на первое свидание пошел? Когда первый раз поцеловался?
Франц поднял одно плечо, будто собирался пожать плечами и посмотрел на Генри.
— Короче, Диас и Мария играли в шпионов. Встречались тайно, трахались в отелях, ходили по дискотекам. А потом попали в аварию. Четыре года назад. Ей было восемнадцать. Ему шестнадцать. Ты что в свои шестнадцать делал? Небось учился в закрытой школе? И никаких тебе дискотек и мальчиков. А машина какая у тебя тогда была? Не может быть, чтобы отец не подарил тебе дорогую машину.
— "Ягуар", — Франц нахмурился.
— Твой отец, кстати, и Диасу Касто подарил машину. Ту самую, на которой он разбился. "Бентли".
Косяк догорел. Генри хотелось забить и поджечь новый, но он не пошевелился, боясь помешать разговору.
— В тот вечер Диас Касто сидел за рулем своего сраного "Бентли". Выехал на встречную, фура смяла "Бентли", протащила обломки метров двадцать, прежде чем остановилась. Какой-то кусок железа распилил Марию пополам. Диаса зажало так, что вырезать пришлось. Со сломанными костями и внутренними кровотечениями его доставили в больницу. Два дня оперировали, но не смогли привести в чувства. Мальчик в шестнадцать лет впал в кому.
Франц вздохнул, опустил голову. Генри любовался его вьющимися волосами и бледными щеками.
— Думаешь, конец истории? Нет. Себаса ненавидел Касто, обвинил его сына в смерти дочери и послал в больницу убийц. Они отключили Диаса Касто от приборов. Раз и готово. Был в коме, стал мертвым. Полагаешь, мальчик почувствовал разницу?
Франц не моргая смотрел на Ансельмо.
— Вряд ли. Зато многие почувствовали, что в этот момент умерла дружба между твоим отцом и твоим дедом. Или правильней сказать, сотрудничество? Конец дружбе, конец сотрудничеству. Твой дед дружил с Себасой. Отец дружил с Касто. Они не простили Себасе убийство Диаса Касто, обвинили Себасу в убийстве, коррупции, кражах, хищениях, бог знает, еще в чём и казнили. Но Касто этого было мало, он обвинил в мошенничестве и посадил жену Себасы, его старшего сына. Разорил родственников. А твой отец разрешил ему. Так что, чтобы не держало вместе твоего отца и деда после смерти твоей матери, все это рассыпалось после уничтожения семьи Себасы.
— Кто принес тебе информацию про фонд? Люди Маркуса? — Франц засунул руки в карманы джинсов.
— Нет-нет, — Ансельмо снова водил пальцем по воздуху. — Ты как будто меня не слушаешь. Я говорю с тобой о важном, ты спрашиваешь о мелочах. Я говорю тебе о причинах, ты зацикливаешься на деталях. Я говорю тебе о том, что надвигается буря, а ты оглядываешься назад.
— Какая буря?
— Старый заскорузлый ядовитый гнойник вот-вот прорвёт.
— Кто заказал тебе разоблачение фонда?
— Американка, — отмахнулся Ансельмо. — Ты же знаешь, какие они тупые, самодовольные и зацикленные на своих моральных принципах? Хотя откуда тебе знать. Так вот, американцев возбуждают только две темы. Наркотики и торговля людьми. Это для них самые страшные и тяжкие преступления, об этих преступлених они пиздят громко и постоянно. Больше их ничего не интересует. Думай о торговле наркотиками и людьми, чтобы не думать ни о чем другом. Наплюй на причины. Это основа мировозрения благополучного мира. Потребители видят то, что хотят видеть. Потребителям из благоустроенного мира нужны телевизоры, микроволновки, новые машины, компьютеры, айпады и айфоны. А чтобы обыватель благополучной страны мог себе всё это позволить, обязательно должны существовать страны, где людям платят копейки за то, что они круглосуточно и без выходных собирают эти микроволновки, айпады, айфоны. Собирают за копейки и живут так бедно что вынуждены торговывать наркотиками и продавать своих детей в рабство.
