Лилиан застыла на месте. Она даже рот открыла от удивления и заикаясь, пыталась сформировать мысли в слова.
— Ну вот, отлично! — Эмма поняла, что проговорилась.
— И, что теперь? — Лилиан начала бледнеть. — Он же не... Стоп!
На лице подруги заиграла дьявольская улыбка, и она не предвещала ничего хорошего.
— Ты что, согласилась?
Взгляд, брошенный Эммой, убедил её окончательно, и от испуга не осталось следа. На его место пришел азарт. Теперь Лилиан от неё точно не отстанет!
— Господи, вы что, пробрались в кабинет ректора, пока шли танцы?
— Да, — только и сказала она.
Эта дурацкая ситуация стала выводить её из себя. Лилиан откровенно рассмеялась. Было ясно — все это забавляет её, в то время как Эмма никак не может побороть свои внутренние страхи и сомнения. "Что же, прекрасная идея! — злилась она. — Давайте добьем Эмму Керн окончательно! "
— Так, Демиен теперь — "одногруппница, вышедшая в туалет"?!
— А что я должна была сказать? Что у меня союз с врагом? — "к черту тормоза и остатки терпения, гори все синим пламенем! " — Может быть, нужно было предупредить вас или, еще лучше — взять с собой? Хотя, нет! Думаю, я могла бы просто сказать вам, что не только я, а все мы связаны с Альгадо, ведь он — один из восьми ключей! И да, рискуя тем, что его угрозы могли оказаться правдой, я могла бы наплевать на это и просто разболтать всем эту тайну, которую, кстати, поклялась хранить! А еще, нас чуть не поймал ректор! — Эмма задыхалась. — Что я должна была сказать, Лил?
Эмма уставилась на подругу с широко разведенными в стороны руками. Дыхание было тяжелым, а от долгого монолога пересохло во рту.
— Мне надо присесть, — тихо сказала мулатка.
Лилиан опустилась на массивный корень дерева, возвышающийся над землей словно скамейка. Спустя минуту Эмма присоединилась к ней, она заправила за уши растрепанные волосы и посмотрела на подругу. Эмоциональный пик прошел, и теперь ей было жаль, что она взорвалась.
— Расскажи мне все, Эм, — почти шепотом попросила она. — Ты должна поделиться с кем-нибудь. И, раз уж мне довелось знать больше остальных, раз ты сама доверила мне все это, будь добра — дай мне детали!
Эмма развернулась и облокотилась о спину подруги.
— Боюсь, ничего большего мне не остается.
Да, теперь она знала все. Даже Макс, которому она безгранично доверяла — не знал, и это, пожалуй, было к лучшему, ведь знай он все — непременно свернул бы Альгадо шею. Эмма положила голову на плечо Феликса. Нет, она не переживала за Альгадо, — ей самой не раз представлялась картина, где она душит его, — но Эмма не хотела, чтобы Макс получил очередную отработку. Прознай об этом О'Рой — она из шкуры вылезет, но оторвется на нем по полной.
— Ты уже говорила с Максом? — спросила Лилиан тихо-тихо, наклонившись к самому уху.
— Нет еще, — отозвалась Эмма. — Давай потом поговорим.
— Конечно, — Лилиан вернулась к разговору с Ричардом.
Раздался стук в дверь. Эмма гадала, кого имела в виду её мать, когда предупредила, что у них будут еще гости. Но она и не думала, что среди пришедших миссис Сион и Штандаль, а так же Оливера Стига, будут отец Виктора и Роман Соболев.
Увидев Соболева, Эмма дернулась. Кофе, уже не горячий, но от этого не менее мокрый, нещадно пролился на новые джинсы, привезенные ей матерью.
— Мне нужно переодеться! — сказала она, разглядывая пятна на ткани.
— Я с тобой, — Феликс поднялся следом.
Эмма взглянула на него, не зная, что сказать. Мысль о том, что он увидит её полуголой, была не тем, о чем ей хотелось думать в присутствии такого количества гостей в их доме. И, все же, она улыбнулась.
— Сядьте, Штандаль! — скомандовал Артур.
Эмма и Лилиан, впрочем, как и все, повернулись в сторону стола.
— Девушка идет переодеваться. Что вы там будете делать?
Нехотя, под веселый смех друзей, парень опустился на место. Артур же вернулся к разговору с Сэмом о лошадях.
— Я пойду, — сказала Лилиан, беря Эмму за руку. — Надеюсь, мне можно, мистер Шорс?
Под очередной взрыв смеха и слегка удивленный взгляд декана физмата, девушки удалились в комнату. К насупившемуся Штандалю подошла Кари. Она села на диван и, раскрыв свои огромные карие глаза, спросила его:
— А почему тебе нельзя пойти с Эммой, Фел?
— Сам не знаю! — ответил парень.
Он испытывал противоречивые чувства к декану своего факультета. С одной стороны он уважал Шорса за его ум, преподавательский талант и непохожесть на других Альгадо — внешность не в счет. С другой же, этот человек уже не первый раз лезет не в свое дело. Он не понимал, почему Шорс обращает внимание на них с Эммой, когда её собственная мать не сказала ни слова.
В это время новые гости поздравили Макса и Джессику, которая уже суетилась о дополнительных приборах на стол. Вскоре они все расселись и продолжили праздник. Через некоторое время после этого в дверь снова постучали, и Макс пошел открывать. На пороге стояла Кира Соболева. Увидев её, парень слегка растерялся, но она избавила его от дилеммы и заговорила первая:
— Я ищу отца, — объяснила она свой визит и прошла в дом. Взгляд девушки тут же нашел Соболева. Она поздоровалась с присутствующими и обратилась к нему: — Папа, мне нужно поговорить с тобой.
Поднявшись из-за стола, мужчина подошел к дочери. Он приобнял её за талию и проводил к дивану, на котором сидели Феликс и Макс.
— Побудем еще немного, дорогая! — сказал он и предложил ей присесть. — Мы поговорим позже, а сейчас ты можешь провести время в хорошей компании.
Кира нехотя опустилась на диван между парнями.
— Макс, — обратился к нему ректор. — Надеюсь, ты поухаживаешь за девушкой?
Парень нерешительно поднялся. Играющий на полу Ал поднял на него глаза и подмигнул.
— Да, ко...
— Нет! — сказала Кира, потянув его обратно за рукав рубашки. — Это не обязательно!
— Я просто принесу тебе чай или кофе, ладно? — предложил Макс и она кивнула.
— Чай, пожалуйста, — озвучила девушка. — Без сахара.
Когда макс ушел выполнять заказ, Феликс решил немного развлечь однокурсницу разговором. И, так как обычно он говорил, что думал, а сейчас он думал об Эмме, то Кира услышала следующее:
— Ты прямо как Эмма, — начал он. — Она тоже не пьет с сахаром по вечерам.
— Много сахара — вредно, Штандаль! — ответила Кира. — Видимо, девушка твоего друга это понимает.
— Подожди, — не понял он. — Ты сейчас о ком?
— О Керн, конечно. Ты же с нею меня сравнил?
— Нет, то есть да, с ней. Но я не о том. О каком друге ты говоришь?
Кира посмотрела на него как на дурочка. Не хватало только крутящего движения указательного пальца у виска, но ему казалось, что он почти видит, как она это делает. Он ждал ответ.
— О Сваровском, о ком же еще? — она облокотилась о спинку дивана. — Вся академия жужжит по поводу их романа.
К удивлению девушки Феликс рассмеялся.
— И, с каких пор ты стала слушать дворовые сплетни?
— О чем ты?
— Макс! — позвал парень друга.
Сам он давно уже перестал сомневаться, но разубедить еще одного человека в том, чья это девушка, было приятно.
— Сейчас, — отозвался тот.
Смахнув назад упавшую на глаза челку, он достал было сахарницу, но тут же убрал её на место. Потом он подошел к дивану с чашкой в руке.
— У тебя с Эммой роман! — сказал Феликс, напуская на себя как можно больше серьезности.
Фраза "попала в лоб" и он усмехнулся выражению его лица: "что серьезно, Феликс? Опять? ", загоревшемся на лице Макса мигающей кнопкой.
— Это не я сказал, — пояснил он и указал на Киру. — А она.
— Феликс, — Макс сел на диван, передавая девушке чай. — Может быть, хватит уже? Одно и то же каждый раз... Пора бы уже успокоиться и поверить, что мы с Эммой — друзья, не более, а теперь еще и родственники. И вообще, мне нра... — тут, взгляд девушки заставил его сменить направление, — мне не нравится, что ты продолжаешь доставать меня этим!
— Ревность — неблагодарное чувство, Штандаль! — сказала Кира, отхлебнув чаю.
— А тебе-то, откуда знать? — фыркнул парень. — Ты, похоже, совсем не ревнуешь Альгадо к Кэтрин Мидл!
— А почему я должна его ревновать? — поинтересовалась Кира, поднося чашку к губам.
— Ревность и любовь — не разделимы!
В следующий миг его окатило брызгами. Откашлявшись, Кира поблагодарила Макса за платок, который так и не достался Феликсу.
— Любовь? — переспросила она в изумлении. — Ты считаешь, что я влюблена в Демиена?
Кивок Феликса и она закатила глаза.
— Ты что, совсем уже того? — воображаемый палец у его виска обрел материальность движения. — Вот скажи мне: ты любишь Морису?
— А причем тут моя сестра?
— Просто ответь!
— Да!
— А ты её ревнуешь?
— Ревную? Нет, она же моя сестра! — ответил он. — К чему ты это все?
— К тому, Штандаль, что раз уж мы тут мифы развеиваем, то на тебе еще один разгром: Я не влюблена в Демиена, а он не влюблен в меня: мы дружим с самого детства — он для меня как брат. Это не та любовь, которая может вызвать ревность! Ясно?
Глаза Феликса обвели гостиную, и следом за ним Кира обнаружила, что все собравшиеся смотрят на них с интересом.
— Кто следующий? — спросил Эмиль, заметив её напряжение. — Я вот, к примеру, все еще сплю с плюшевым медвежонком.
Теперь все смотрели на него и Кира облегченно вздохнула.
— А что? — он скрестил руки на груди. — Это тяготило меня: попытки прятать его от соседей по комнате, страх разоблачения, самоанализ психологического застоя, страх расставания... А теперь, я признался, и вроде как свободен! Кари, — обратился он к малышке. — Ты любишь плюшевых медведей?
— Нет! — уверенно ответила она, протягивая ему ежика. — У меня есть живой Мармеладка!
Пока все смеялись над Радугой, Кира спросила Макса:
— Она что, назвала ежика Мармеладкой?
— Да, — так же тихо ответил он, улыбаясь.
— Как конфету?
Макс рассмеялся. Он посмотрел в её глаза: зеленые с серой паутинкой, длинные ресницы, касающиеся тонких бровей, и этот блеск во взгляде.
— А вы с Эммой и правда, очень похожи! — заметил он.
— Чем же?
— Да многим! — ответил он, разворачиваясь к ней всем корпусом. — Вы обе любите лошадей. Хорошо разбираетесь в физике, — перечислял Макс. — У вас обоих приятный голос и красивые выразительные глаза. Вы даже одним и тем же вещам удивляетесь одинаково.
— Прости, что?
— Я говорю, вы удивляетесь одинаково.
— Да нет же, что там про глаза? — уголки губ дернулись в неуловимой улыбке. — Ты считаешь, что у меня красивые глаза?
— И не только, — ответил Макс, немного смутившись. — Хочешь еще чаю?
— Да, пожалуй, с мармеладкой!
— Пре непременно! — весело заверил он.
Передав ему в руки чашку, девушка проследила, как Макс подошел к зоне кухни и включил чайник.
— Наверное, он — хороший друг, — сказала Кира, обращаясь к Феликсу.
— Лучше нет! — ответил он. — А я знаю многих.
— Для каждого свой друг — лучший!
Феликс взглянул на неё и сказал с усмешкой:
— Но со своим-то ты разругалась! — заметил он. — Поняла, наконец, что он — полное дерьмо!
Кира вздрогнула и резко обернулась к нему. Макс тоже обернулся и увидел, как девушка вскочила на ноги.
— Знаешь, Штандаль! — зло бросила она. — Не тебе судить о людях, которых не знаешь! И, более того, не тебе указывать мне на недостатки моих же с кем-либо отношений! Понял?
— Понял! — быстро сказал парень.
Во всей этой атмосфере праздника и доверия, он совершенно забыл, с кем разговаривает. Еще минуту назад перед ним сидела вполне нормальная, открытая девушка. Но стоило ему задеть её, как она превратилась в гордую снежную королеву.
— Я ухожу, пап! — совершенно спокойно предупредила Кира, поцеловав Соболева в щеку. — У вас очень вкусный чай, миссис Керн! — поблагодарила она Джессику и направилась к двери.
Макс подошел к Феликсу.
— Что ты ей сказал, дурень? — зашипел он на друга.
Тот хотел ответить, но его перебил голос ректора, обратившийся к Максу:
— Макс, — позвал он. — Проводи Киру до её комнаты, пожалуйста!
Девушка пыталась возражать, но отец настоял на своем. Спорить с ним совершенно не хотелось, да и зачем? Если он решил что-то, то уже не отступит. Открыв дверь, она кивнула Максу, и он поспешил следом.
Скинув джинсы, она стояла перед шкафом в низких стрингах.
— Красивая татушка! — заметила Лилиан, указывая на развилку, начинающуюся от перехода спины в ягодицы. — Давно сделала?
Эмма обернулась и провела пальцами по замысловатому узору.
— Очень давно, — ответила она, продолжив рыться в шкафу. — Это забавная история. Мне было столько же, сколько сейчас Карине, когда мы с бабушкой ездили в Шартр — город, где она родилась.
— Твоя бабушка — француженка? Ух ты!
— Да, по маме. В то время, в Шартре проходила ежегодная ярмарка с гуляниями и бабушка повела меня на праздник. Мы гуляли, ели яблоки в карамели на палке, смотрели уличный кукольный театр — было весело, и, было жарко. Поэтому, зная, что недалеко есть озеро, мы захватили с собой купальники.
На берегу было много народа и развлечений: водные горки, катамараны и просто места для отдыха и спокойного загара. Мы переоделись в специальных кабинках и направились к воде, а когда устали — решили, что пора собираться домой. Мы почти добрались до кабинок, как нас остановила разряженная женщина. Она приглашала всех взрослых и детей принять участие в увлекательном развлечении — раскрашивании долго стойкими красками. — Эмма усмехнулась. — Когда бабушка дала свое согласие, она решила, что будет забавно увидеть выражение лица моей мамы, когда я скажу ей, что сделала татуировку. Мы выбрали место, чтобы мама не сразу обнаружила, и женщина-художник за пять минут украсила меня этим необычным узором.
Эмма достала с полки несколько вещей.
— Я была ребенком, и просто играла, а бабушка хотела посмеяться над мамой, но, когда это не смылось ни через месяц, ни через два — обеим стало не до смеха.
— И как твоя бабуля не поняла, что это — настоящий татуаж? — удивилась Лилиан. — Это же, наверняка, было больно!
— Нет, — ответила Эмма. — Не было. Я точно не помню, но, кажется, было тепло.
— Тепло?
— Да, тепло. Я чувствовала сильное тепло и может быть еще легкое покалывание. Но это было так давно, что я могу ошибаться.
Лилиан подошла ближе и внимательно рассмотрела татушку.
— И зачем было уродовать детей? — возмутилась она.
— Уродовать? — воскликнула Эмма, оборачиваясь. — Ты же сказала, что она красивая?!
Лилиан рассмеялась и кивнула. Да, она считала это красивым, но ведь тату сделали Эмме против её воли. Сама она ничего толком не смыслила в процессе татуажа, поэтому решила не вдаваться в дальнейшие рассуждения на эту тему. Но она заметила, что за пятнадцать лет рисунок ни капельки не испортился. И это было очень странно, ведь Эмма давно выросла из пятилетней девочки.
