Пробуждение: магическая печать. Общий файл-21 глава (роман завершен)

— Ага, она мне действительно нравится, очень... но все сложно.

— Сложно? — переспросила Эмма, ей хотелось узнать больше.

— Да, — коротко ответил Макс, и дальше они пошли молча.

По обе стороны аллеи, разделяющей сад на две части, росли каштаны. Рядом с этими красивыми деревьями Эмма ощущала еще большее единение с природой и этим местом. Да, она понимала Макса, когда тот говорил, что эти леса для него словно родные. Тогда в комнате, погружаясь в сон, и сейчас, гуляя среди этой красоты, она чувствовала нечто похожее.

— Жаль, что ты вольный слушатель! — вдруг сказал Макс.

— А?

— Ну, будь ты студенткой академии, жила бы с нами в общежитии.

— Где? — переспросила Эмма.

Ей и в голову не приходило, что все студенты почти круглый год живут здесь. Конечно же, им нужны были места.

— Пойдем, покажу!

Макс взял её за руку и побежал через сад. Спустя пару минут они оказались перед высокой изгородью; разглядеть что-либо за ней было невозможно. Эмма подняла голову: "Метра три, — подумала она". Прямо посередине находилась большая калитка, которую Макс тут же отворил и вместе они вышли на выложенную желтым кирпичом дорогу. Она напомнила Эмме сказку "Дороти в стране Оз".

Они прошли через большую площадь мимо парадного входа академии, который украшали огромные колонны. Еще минуту левее, по ответвленной от желтой дороги тропинке, мимо изгороди, которая была раза в четыре ниже предыдущей, они дошли до места, где прямо к замку, примыкало большое трехэтажное крыло. Само здание и коридор, словно мостом соединяющий его с академией вторым и третьим этажами, были выполнены в том же стиле, до самых мелочей.

Свернув влево, они обогнули его, а впереди — метров через сорок — находилось точно такое же второе. Со слов Макса Эмма узнала, что подобных корпусов у академии семь. Это, в купе с практически круглой формой что академии, что пристроек, навело её на мысль о "Цветике семи цветике". Она вспомнила, что академия с высоты выглядела именно большим цветком.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Макс, останавливаясь у дверей. — Это корпус моего факультета. На первом этаже зал ожидания, второй и третий — комнаты студентов, а со второго этажа, — он указал на застекленный коридор, — мы проходим прямо в академию.

— Удобно, — согласилась девушка.

— Знаешь, Эм, — начал парень, — ты могла бы выбрать мой факультет. Он, кстати, самый легкий и мы...

Рассерженный взгляд заставил его замолчать.

— Ты думаешь, я — глупая? — почему-то с обидой произнесла она.

— Что ты, — всполошился он, — я вовсе не это имел в виду! И, потом, ты же сказала, что отличница, задачи по физику как орешки щелкаешь: уверен, ты прекрасно бы училась на физмате.

— На физмате? — заинтересовано переспросила Эмма, а Макс сморщился. — Что?

— Знаешь, это сильный, но весьма гнилой факультет.

— В смысле?

— На нем, в большинстве своем, учатся дети неприлично богатых родителей, у которых своя философия в отношении таких как...

— Мы? — закончила девушка.

— Ну, вообще-то я хотел сказать: таких, как я, но в целом ты права, — Макс сложил руки в карманы и внимательно посмотрел на неё. — Сможешь ты учиться среди людей, которые постоянно унижают тебя?

— Все так плохо?

— Да, нет. Вовсе нет. Преподаватели не позволяют нам делить друг друга на слои.

— Но...

Парень усмехнулся.

— Верно, есть одно "но". Да, преподаватели пресекают и наказывают нас за подобные выпады, но: во-первых, я не думаю, что бежать жаловаться — это выход. А во-вторых, сами преподаватели, порой, не замечают, или делают вид, что не замечают, как открыто благоволят более обеспеченным студентам. В особенности, — уточнил он, — это касается студентов, чьи родители входят в совет попечителей.

— Да, я слышала о нем.

— Ага. Их около двадцати пяти человек, и почти у всех дети учатся здесь.

— И все плохие?

— Да, нет! Только некоторые, а за ними ведутся еще некоторые. Но есть и нормальные, — уверил он. — Наша староста Ванесса — отличная девушка. Достает порой, но совершенно справедливо. Еще есть Рич и Вив — брат с сестрой. Их отец когда-то был в совете, а мама и сейчас преподает здесь химию; она декан химико-биологического факультета.

Здесь он перечислил все шесть факультетов академии и снова вернулся к теме:

— А про Грома с Радугой я вообще молчу! Они дружат с первого курса уже пять лет! Мой друг тоже...

Эмма недоверчиво посмотрела на Макса. К горлу начал подкатывать ком.

— Гром? Радуга? — переспросила она медленно, еле сдерживаясь.

— Да, а что?

— А "дождь" со "снегом" на лекциях можно встретить?

Его брови поползли вверх и Эмма взорвалась. Приступ хохота быстро перехватил и Макс, до которого дошел смысл сказанного. И вот они, два относительно взрослых человека стоят у замка, согнувшиеся пополам, еле успевая переводить дыхание.

Через некоторое время, не в силах более удерживаться на ногах, Эмма свалилась рядом с другом, прямо на землю.

"Друг, — эта мысль пронеслась в голове и заставила остановиться".

Там, дома, у неё было много друзей, вот только все они, почти все, куда-то испарились вскоре после того, как у её семьи начались проблемы. Даже её парень — Матеуш, который, по слухам, собирался сделать ей предложение на выпускном, начал избегать. Так бы и продолжалось, пока она сама не порвала с ним, чему, — как выяснилось, — обрадовался не только он, но и её лучшая, тут же получившая приставку "Экс", подруга. Эмма слышала, что они поженились в начале этого лета. Вот такая она — дружба.

Погруженная в свои воспоминания, девушка не заметила, что Макс молча наблюдает за ней.

— Прости, задумалась.

— О чем?

— Да так, былое, — отмахнулась она.

— Расскажешь? — спросил Макс, и под его пытливым взглядом она сдалась.

Пару мгновений он размышлял, а потом, поднял её с земли, и мягко сжав плечи сильными руками, сказал:

— Не стоит злиться на них, Эмма! То, что ушло — оно ушло, просто отпусти. Значит, так надо.

— Уже отпустила, — сказала она, и тут же вздрогнула.

— Врешь, — тихо сказал Макс.

В его голосе было сожаление.

— Я чувствую.

— Вру, — призналась Эмма, и почему-то стало неловко.

— А еще ты боишься.

Эмма смотрела на него не отрываясь.

— Ты боишься, что никому больше не сможешь доверять, верно?

Макс улыбнулся ей и потрепал за щеку. Этот жест, такой простой, был наполнен заботой и нежностью. Макс был искренен, и Эмма вздохнула и про себя согласилась с ним.

— Но ты не побоялась рассказать обо всем мне, — продолжал он.

И это было так странно. Эмма вдруг осознала, что уже второй раз она доверилась человеку, которого знала всего сутки, и с ним было так легко и просто, словно они дружили с самого детства.

— Странно, — произнесла она вслух.

— Вовсе нет, — возразил Макс. — Просто ты чувствуешь, что мне нечего скрывать, и ты знаешь — я настроен доброжелательно. Это интуиция! Мне самому кажется, что я знал тебя задолго до вашего переезда. Возможно, ты мне даже снилась.

Эмма недоверчиво сощурила глаза и он улыбнулся.

— Думаю, мы сможем подружиться!

— Доброжелательно настроен, говоришь? — усмехнулась Эмма. — Ну, так проводи меня домой. Эту будет весьма доброжелательно с твоей стороны!

Они расстались у окошка. Забравшись тем же путем, что и ушла, Эмма опустила задвижку, задернула шторы и еще долго лежала в кровати, перед тем как пришел сон.

"Теперь у тебя есть друг, — прошептало растворяющееся сознание, поцеловав её в самое сердце".

Гл. 2. "Надежда"

Когда все дороги заходят в тупик, когда разрушены все иллюзии, когда ни один луч не блеснет на горизонте,

тогда в глубине души каждого человека остается проблеск надежды.

Делия Стейнберг Гусман

* * *

XXI век...

Мне следует быть осторожным".

>

(...)

Пятничное утро принесло много суеты в маленький дом под крышей из красной черепицы. Волнующаяся в свой первый рабочий день мама, счастливая Кари, поймавшая ежика у двери и, ожидающая аудиенции у помощника ректора по учебной части, Эмма. Крестный должен был прийти с минуты на минуту, и когда в дверь постучали, Эмма вскочила с шоколадного, в тон её волос, мягкого дивана и в один миг очутилась на выходе.

Сэм улыбался, он был спокоен, доволен и счастлив: все дорогие ему люди были рядом.

Иногда, когда они говорили об отце, в его взгляде читалась тихая грусть. Лишь однажды за все сознательные годы своей жизни она видела его слезы — тогда, на кладбище. Только раз, и все. И она поняла, что даже сильные мужчины с твердой волей нуждаются в утешении. Тогда, среди толпы, по большему счету чужих им людей, она подошла и просто обняла его. И они стояли так очень долго и оба плакали, молча.

— Эмма, Эм?

Девушка очнулась от воспоминаний и подняла глаза. Она увидела несколько маленьких бумажных пакетиков, которые Сэм тряс перед её носом.

— Очнись, соня! — сказал он, подхватывая на руки подбежавшую Кари. — Знаешь, что это?

Он протянул пакетики — шесть штук — внутри что-то перекатывалось. Догадка не заставила себя долго ждать.

— Семена, — сказала она почти уверенно.

— Не просто семена, — поправил крестный, — это розы, твои любимые! Думаю, ты можешь посадить их у себя за окном.

Еще одна особенность их отношений: крестный знал о ней все, даже мама не знала столько. Они часто говорили по душам, делились переживаниями, обсуждали различные темы: от домашних до политических. С ним было интересно, и самое главное — она доверяла ему, не боялась непонимания. Вот и сейчас — он знал, что может успокоить её волнение перед предстоящей встречей, придать уверенность и поднять настроение.

— Спасибо, Сэм, — поблагодарила девушка и направилась в свою комнату, чтобы убрать драгоценный подарок.

Занятия садоводством не требовало немедленного исполнения, хотя ей и хотелось бросить все и с головой окунуться в свое хобби. Но не успела она сделать пару шагов, как её окликнули:

— Ах да, совсем забыл...

Эмма обернулась и увидела, как крестный достает из кармана рубашки седьмой пакетик. Еще секунда и она поймала его, взгляд скользнул по картинке с названием.

— Обожемой! — громкий визг огласил небольшую комнату, и в следующий миг девушка уже висела на шее задыхающегося мужчины.

"Black Baccara" — черная роза: прекрасный пепельный оттенок на сиренево-бордовых лепестках, завораживающая своей красотой форма и не передаваемый аромат, уносящий в мир грез. Эмма любила этот сорт больше всех, именно эти розы дали начало её хобби, она считала их волшебными, особенными, своими.

— Сээээээээм!

— Эмм, ты меня... заду-шишь! У-уф, если бы заранее знал твою реакцию, в жизни бы не принес их.

Эмма рассмеялась. Вскоре все семь пакетиков с драгоценными семенами лежали в ящике письменного стола, тем временем круглый стол в гостиной был накрыт и сервирован тремя фигурными чашечками. На зеленой, вышитой цветами скатерти стояла вазочка, до краев наполненная печеньем, содержимое же другой уменьшалось с невероятной скоростью.

— Кари! — серьезный тон сестры заставил малышку жалобно посмотреть на дядю, ища поддержки, но тот лишь пожал плечами и виновато улыбнулся. — Кари, — повторила Эмма. — Верни конфеты на место!

Девочка не решалась, но под устрашающий рявк сестры она быстро положила три леденца в вазу.

— Карманы, — терпеливо произнесла Эмма, и Кари, нарочно, расплакалась.

— Сэээээээм!

— О, Боже, — выдохнул он и развернулся к кухне.

Пока Сэм заваривал чай, а затем разливал его по ранее упомянутым чашкам, Эмма с серьезным видом объясняла сестре, почему же так вредно есть много сладкого. Девочка не долго возмущалась, но потом все же выпотрошила один карман, сделав вид, что второй пуст. Эмма обреченно вздохнула.

За чаем крестный сказал, что госпожа проректор по учебной части соизволила назначить ей аудиенцию на час дня, а, следовательно, через два часа ей — Эмме, нужно быть в кабинете оной особы. Поинтересовавшись, почему не раньше или позже, она узнала, что выбор времени связан с прибытием в академию некоторых учащихся. Вертолет ожидался к двум часам, основная же масса обещала быть в воскресение, и Эмма вспомнила, как Макс описывал это событие.

Студенты из разных стран слетались в международный аэропорт Германии, где пересаживались на небольшие частные самолеты академии. Каждый из трех Боингов-717 вмещает ровно 106 пассажиров. Ей ли, дочке пилота первого класса не знать, что это одна из культовых моделей современных авиалайнеров, правда, они не рассчитаны на дальние перелеты. Ну, кесарю — кесарево, а для перемещения на ближние расстояния — соответствующие по своим возможностям машины.

Семья Керн позавчера прилетела на одном из них вместе с большей частью преподавательского состава академии, но из н-го количества лиц знакомы они были только с одним. Этот человек — мистер Мартин Леони, должен был встретить их по прилету из Польши и проводить на борт служебного авиалайнера, что он собственно сделал и, пожелав приятного полета, исчез среди коллег. Сэм говорил, что он преподает "Семейное право" на факультете "Экономики, юриспруденции и политологии" или, как в народе его называют, — "ЮПЭ".

И был еще один человек — темноволосый молодой мужчина, которого Эмма запомнила куда лучше Леони. Она не знала его имени, не знала, что он преподает в академии и преподает ли вообще, а причина того, что он врезался ей в память — весьма банальна: на выходе из самолета он отвлекся в разговоре с одной из пассажирок и забыл пригнуться. Удар получился довольно сильный, от чего стильные, явно дорогие очки, слетели с его головы, и, если бы спускающаяся перед ним по трапу Эмма не среагировала, они упали бы прямо под ноги спешащим преподавателям. Так что получается — она спасла им жизнь.

Эмма вспомнила, как на лету поймала драгоценную деталь имиджа и, подняв голову вверх, улыбаясь, проговорила:

— Будьте осторожнее!

— Благодарю вас, — немного рассеянным голосом, все еще потирая лоб, произнес мужчина.

Он, быстрым движением, надел очки. Взгляд его больших черных глаз сфокусировался теперь на ней:

— Мисс?

— Меня зовут Эмма, — пояснила она и снова улыбнулась.