— Смысл есть только здесь и сейчас, — произнес он, — все остальное — ложь. Мы даем себе клятвы и заверения, что с завтрашнего дня станем другими, что мы начнем, сотворим, изменим. Почему не сегодня? Ведь мы не властители завтра, завтра — не существует, есть только здесь и сейчас.
— То есть вы хотите сказать, что я всегда была здесь с вами? Но я помню, что есть что-то помимо здесь и сейчас. — Возразила Лили.
— И что же это?
— Просто я... у меня что-то с головой, я не могу вспомнить.
— Лили, — теперь его глаза смотрели печально, — уходя, мы все теряем только настоящее. Сейчас мы не можем ничего изменить, потому что потеряли его.
— Но мы же сейчас говорим с вами, значит, настоящее существует, здесь, рядом с нами, в нас.
— Боюсь, это все иллюзия. — Произнес он, откладывая перо и пергамент в сторону. — Я всегда предпочитал перо оружию, и что? Я декларировал множество истин, а дошел до единиц из них, если вообще дошел.
Лили повернула голову к палаткам, потому что ей показалось, что оттуда донеслись голоса и стоны, но они по-прежнему были пусты.
— Кто вы, Марк? — Спросила она. — Я не встречала раньше такого, как Вы..
— Я принадлежу к философам, киникам, — ответил он,— и почитаю своими учителем Миопия. Я с юности привык к простой жизни, — он махнул рукой в сторону палаток, — так что меня не тяготит место, в котором я очутился.
— Увы, — извиняющимся тоном произнесла она, — я никогда не слышала о вашем учителе.
— О, он был рабом, — ответил Марк, — но за его взгляды хозяин изгнал его прочь, как сумасшедшего. — Он рассмеялся и вновь потянулся к перу. — Он говорил, что весь мир — безумный театр, сон, видение, и никто не понимал, насколько он был прав.
Лили показалось, что почва под ее ногами качнулась, и мир вокруг действительно был лишь гигантскими театральными подмостками. Вот замерли декорации в виде палаток вокруг, застыла на небе картонная луна, и вскоре на сцену выйдут актеры и начнется спектакль.
— Мне повезло, — тем временем говорил Марк, — в моем спектакле не было трагедий, у меня была богатая родня, хорошие учителя, дети мои не были обделены здоровьем, и жена — добра и простодушна. Все, чего я хотел — это жить в согласии со своим внутренним я и ни о чем не сожалеть.
— У вас получилось? — Лили зачарованно смотрела на его руки и неустанное движение его длинных пальцев.
Марк вздохнул и ничего не ответил, он глядел куда-то вдаль на палатки. Лили проследила за его взглядом и, содрогнувшись, увидела тени на полотнищах, словно там были люди, потом отчетливо услышала голоса и стоны.
— Я никогда не был солдатом, — услышала она голос Марка, — но мне пришлось, как пришлось управлять страной, я знаю, что племена германцев дики, и необходимо остановить их, уберечь империю от их вторжения, но во мне нет ни ненависти, ни стремления убийства или завоевания. Возможно, в этом я расхожусь со своим внутренним миром, в этом я неискренен.
— Марк, — Лили приблизилась к нему в стремлении утешить, и только теперь заметила лихорадочный блеск его глаз и язвы на руках. — Вам нездоровится?
— Я болен, — ответил он, - и многие из моих солдат. Мы выиграли битву, но нас настигла болезнь. Природа не совершает ошибок, это лишь означает, что мы расходимся с ее великим замыслом: наша победа и наше существование, как таковое. Что вы видите? Полководца и его солдат? Всмотритесь получше, — он обвел рукой горизонт, - это армия мертвецов.
Лили обхватила руками его голову и прижала к себе, ее пальцы зарылись в его волосы. Он был тем, чьи намерения всегда были чисты, но действительность и долг завели его в противоположную сторону от идеалов. Он провозглашал жизнь, а вокруг царила лишь смерть, он не осуждал других, а на поле боя ему приходилось лишать других жизни, бесцеремонно и не колеблясь. Он был философом, а ему дали в руки меч и заставили стать солдатом. Лили прижимала его к себе и оплакивала его мечты, его светлые намерения, тот мир, каким он мог бы стать, если бы Марку позволили быть собой.
— Как это случилось? — Спросила она.
— Я умер от чумы в Вене. — Ответил он.
— Это всего лишь сон, — прошептала Лили, склоняясь и целуя его в голову. — Всего лишь сон, Марк.
Калеб, изумленно глядя на возникшую из ниоткуда в покоях девушку, безмолвно раскрыл перед ней двери. И Лили, едва кивнув ему в знак благодарности, прошла мимо. Ник стоял у окна, в точности, как в ее сне, только ему ничто не угрожало, и рядом не было никаких признаков опасности. Тогда Лили по-настоящему стало страшно и неловко — ради чего она пришла, что ему теперь сказать, как объяснить. Так глупо было поддаться дурацкому сну и привидевшимся в нем эмоциям.
Ник медленно повернул голову, и глаза его чуть расширились, выдавая удивление от ее появления.
— Калеб? — Он вопросительно посмотрел на человечка, но тот лишь отрицательно покачал головой и растворился в дверях, закрывая их за собой. — Чем обязан? — Теперь он обращался к ней, и в его интонациях едва ли звучала радость или нежность.
— Прости, — прошептала Лили, теряясь и не зная, с чего начать.
— Как ты сюда попала? — Его взгляд был снова холоден и внимателен.
— Меня перенес Небирос, — Лили тщательно изучала щели между половицами.
— Снова он, — усмехнулся Ник, — твой крылатый покровитель.
— Нет, он просто друг, — возразила Лили, сама не понимая почему.
— Я послал за тобой, — он приблизился к ней на пару шагов, и глаза его светились гневом. — Я знаю, что ты сбежала.
— Но я вернулась, — она вынуждена была посмотреть на него и застыла, рассматривая его лицо. Оно казалось таким близким, лишь злоба на нем была неправильной.
— Зачем? — Его темные волосы беспорядочно спускались на лоб, зрачки расширились, отчего их разноцветье стало почти незаметным. — Не зачем сбежала — об этом я и так могу догадаться, но зачем вернулась?
Лили молча покачала головой, продолжая зачарованно созерцать его лицо.
— Не знаю.
— Что в сумке? — Он осмотрел ее с головы до ног. — Что ты решила прихватить с собой в походе к свету? — Его голос источал сарказм. Он достаточно грубо сдернул с ее плеча сумку, и та упала, раскрывшись. Из нее на пол вывалился рукав небрежно затолканной в середину сорочки, его сорочки. Аба замолчал и остановился. Она не могла понять, что с ним происходит, но гнев куда-то испарился, и в комнате снова стало тихо и уютно, как и должно было быть.
— Зачем, Лили? — Теперь его голос звучал печально, и в нем словно бы искрились отголоски тысяч других голосов, что она слышала здесь в слоях. Столько боли, столько ненависти, рождающей новую боль и ненависть. Она задыхалась там, среди них, падая из одного мира в другой, задыхалась от спертого от страдания воздуха. В какой-то момент ей показалось, что все мученики хором спросили ее: — Зачем, Лили?
— Слишком много боли, — прошептала она, — не понимая, продолжает ли разговаривать с ним, или с теми, другими. — Я больше не могла дышать.
— Что я сотворила? — Она почти требовательно посмотрела на него. — Кто я? Скажи!
Какое-то время он молча рассматривал ее, будто решал, стоит ли ей знать.
— Ты — ошибка. — Ник покачал головой. — Тебе нельзя наверх, они уничтожат тебя.
— Ошибка? В чем? — Она глядела на него недоуменно.
— Скорее всего, во всем, что с тобой произошло. — Его взгляд помрачнел: сожалел ли он о ней?
— Все эти жизни, все ужасы... — Она больше не могла выговорить ни слова.
Он не возражал, лишь молча стоял рядом с ней.
— А ты, ты... — прошептала Лили. Он знал боль их всех, он знал все.
— Ты сказал, что послал за мной. — Лили посмотрела прямо в его глаза. — Зачем?
— Я не хочу, чтобы они... — Ник запнулся, словно о чем-то задумавшись, потом, наконец, произнес. — Мне не все равно. — Даже его голубой глаз источал сейчас тепло. — Иди ко мне. — Он протянул к ней руки, и она потянулась к нему всем телом и всей своей душой, скользнула в его объятия, словно они были созданы для нее. В кругу его рук было тихо и безопасно, и почти счастливо, без условий и без сомнений.
Она помнила его запах, движение его рук, она вспомнила глупое тряпичное море и покрывало-небо с вышитыми на нем звездами. Этот мир принадлежал им двоим, вот почему в нем было так хорошо, что она почти забыла обо всем, что было раньше.
— Ник, — она чуть отстранилась от него, чтобы еще раз взглянуть в его лицо и убедиться, что это не сон. — Ник, — ее голова легла ему на плечо, а все слова, кроме его имени стали лишними, потому что оно одно вмещало в себя весь смысл. Он пришел за ней тогда, он не отпустит ее теперь, и от этого было очень хорошо.
Глава 34
— Явилась — не запылилась, — проворчала толстуха, когда заметила выходящую из кухни Лили после того, как она пришла попрощаться с Джой. Лили очень надеялась избежать этой встречи, но вышло как обычно. Долли всегда умела появляться в самый неподходящий момент, единственное — теперь ее не следовало бояться. Лили гордо приподняла голову, чтобы как можно достойнее пройти мимо своей бывшей начальницы.
— Не очень-то задирай нос, — сопроводила ее та, — между прочим, это все ненадолго, чтобы ты знала. И в лучшем случае, слышишь, лучшем, ты вернешься сюда ко мне, а то и отдадут тебя на съедение к дрегам или в слои куда похуже, причем навечно, как его последнюю потаскушку.
Лили невольно содрогнулась, и весь ее победный вид мигом исчез. Заметив свой успех, Долли еще больше раздухарилась:
— Вы у него, что простыни: пока не помнетесь и не замараетесь. — Она довольно уперла руки в круглые бока. — Помнится, еще одну он превратил навеки в дряхлую старуху, уж и не знаю, где ее кости валяются сейчас. — Толстуха довольно хохотнула. — А сколько еще исчезло без следа. Можешь сама у него спросить, — улыбнулась она и в притворном ужасе приподняла брови: — ах нет, не стоит, а то он и от тебя мигом избавится.
— Долли! А не прикрыть бы тебе рот, а то ведь хозяин может и рассердиться, если Лили расскажет ему о том, что ты тут языком треплешь. — Пришла ей на выручку Джой, выглянувшая из кухни. — Как тебе понравится, к примеру, костяной язык, а? А то ты своим слишком много болтаешь.
Толстуха вскипела от злости, но ничего не сказала, тревожно оглядываясь по сторонам. Поняла, что в своей злобе зашла слишком далеко, и, фальшиво улыбаясь, выдавила из себя:
— Лили, крошка, ты же понимаешь, что я по-дружески, беспокоюсь за тебя. — И еще раз злобно зыркнув на обеих глазами, удалилась.
— Вот ведьма, — выплюнула Джой, и на этот раз Лили с ней была полностью согласна.
— Знаешь, Джой, она в чем-то права. — Произнесла Лили.
— Перестань, — Джой тряхнула ее за рукав. — Ты — любовница хозяина! Это самое лучшее, что может здесь случиться, об этом мечтают все красавицы не то, что в слоях, но даже ведьмы, графини и царицы. А добилась этого ты, простая девушка из служанок. Ты понимаешь, что это неслыханная удача, да это просто чудо! — Глаза ее светились от возбуждения. — И конечно, старая ведьма завидует тебе. Поэтому даже забудь думать о таких глупостях.
— Но то, что она говорила — правда, а не глупости. — Лили посмотрела на подругу грустно. — Где все его предыдущие пассии? За его любовь приходится слишком дорого расплачиваться.
— Но ты можешь купаться в богатстве, — возразила Джой, — ты можешь попросить у него все, ты здесь — королева.
— Могу, наверное, но если это всего лишь миг, развлечение для него...
— О, нет, — протянула Джой, — выбрось такие мысли. Долли не говорила, но правда в том, что именно мысли о том, чтобы удержать его, привели их всех к гибели. Наслаждайся настоящим, используй момент на полную катушку и не смей даже заикаться с ним о чем-нибудь серьезном, потому что угодишь вслед за ними. А если будешь умницей и дашь ему все, что он хочет, глядишь — он и не поступит с тобой плохо, поселит где-нибудь в долине в милом домике, в достатке.
— Ты тоже думаешь, что это лишь на время? — Глаза Лили наполнились неподдельной печалью.
— Ты же не думаешь всерьез, что он остановится на ком-то одном? — Джой теперь смотрела на нее, как на тяжело больную. — Это очень вредные мысли, Лили, и к тому же несбыточные. Они до добра не доводят.
— Я не могу не думать об этом. — Прошептала Лили.
— Что, он действительно так хорош? — В голосе Джой прозвучали легкие нотки зависти.
— Да, очень. — Произнесла Лили, вспоминая его руки и жар его тела. Она больше не могла себе представить жизни без него.
— Все равно, постарайся, — тихо проговорила Джой и положила ей руку на плечо. — Забудь, иначе погибнешь.
Лили не то кивнула, не то покачала головой ей в ответ и побрела прочь. На душе стало тяжело после слов Долли и их разговора с Джой, который еще более убедил ее в мысли о том, что связь с ним не может быть долгой, что все это лишь миг в его вечной жизни. Но она ощущала себя так хорошо рядом с ним, так гармонично, что не могла поверить в то, что и остальные женщины ощущали то же самое. Возможно, она и была слепа, но ей совершенно не хотелось прозревать.
Она лежала на кровати и смотрела, как он, полуобнаженный, перебирает книги в кожаных переплетах, и как отблески пламени прокладывают невероятные тени на его лице. Ни разу за то время, что они сошлись, он не дал ей повода засомневаться в себе, и всегда был с ней другим, не таким, как с остальными. В его лице словно появлялась скрытая мягкость и тепло, чего никогда не случалось ранее. Лили зачарованно смотрела на него и не могла налюбоваться. Ей доставляло физическое удовольствие запускать руки в его густые темные волосы, и перебирать их пальцами, проводить губами по совершенным линиям его лица. Он был невероятно красив, и она никак не могла поверить, что вся эта красота и мощь сейчас принадлежит ей.
— Снова смотришь на меня? — Усмехнулся он.
— Да, — ответила она, — мне нравится смотреть на тебя.
— Ты ничего не просишь, как другие, — произнес он.
У Лили похолодело внутри при упоминании о других, но она взяла себя в руки:
— Ты же знаешь, мне ничего не надо из вещей.
— Ты можешь попросить не только вещи, — сказал он и посмотрел на нее.
— Ты говоришь о людях? — Осторожно уточнила она.
— Не о всех, далеко не о всех, — уточнил он, — но говори.
Лили подумала о том, что Джой и так счастлива своим местом, о спасении Рамуэля заикаться было смешно, а вот о Софии... Она помнила свое бессилие, когда девушку с печальными глазами увели в слои. Потом еще был брат Небироса, Саргатанас — она чувствовала, что ему нужна помощь, но боялась навредить, нечаянно раскрыв его. Также отчаянно нуждались в помощи, как она могла заметить в свой последний визит, Сильвия и Петра.
