Зверь лютый. Книга 6. Шантаж

На Руси ситуацию изменил Иван III, введя принципиально новые способы организации населения, вооружения, военного дела. И главное — Орда развалилась.

Мономах об этом соотношении — 1:20 — нигде не пишет, но, похоже, хорошо понимает. В его время на всей Руси около 7 миллионов жителей. В Степи — примерно 300-400 тысяч половцев. Чтобы выиграть в противостоянии Русь-Степь нужно объединить русские княжества и расколоть половецкие орды.

Можно ругать Мономаха. За его нытьё, за его ханжество. За демонстративное самоунижение в сочетании с дидактичностью:

"Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил".

Здесь "на санях сидя" означает: "В конце жизненного пути". Исконный славянский образ. Как у другого Владимира — у Высоцкого:

"Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!".

Мономах был политиком. "Политика — концентрированное выражение экономики". Вот такая на Руси экономика, и он её концентрированно выражал. Проповедуя смирение с миролюбием, и утирая "крокодильи слёзы".

"Плач крокодила" — не слёзы, а элемент процесса пищеварения. У крокодилов несовершенна система удаления избытка солей из организма. Железы, помогающие почками вывести лишние соли, располагаются возле глаз. Во время работы этих желез и появляется жидкость, которую ошибочно принимают за слезы. Хотя по смыслу это, скорее, моча. Можно сказать, что крокодил плачет мочой.

Так и Мономах, "проглотив" почти всю Русь и подмяв немалую часть Степи, плачется о себе, грешном.

Как говаривал Отто фон Бисмарк: "Политика — искусство возможного".

Бисмарка — не было, сказать — некому. Поэтому Мономах совершил невозможное: повернул вспять ход истории. Вместо того, чтобы, как все "приличные люди", разваливаться и дробиться до полной катастрофы, оккупации, раздела, вообще: исчезновения или перерождения этноса, как часто случалось и на Востоке, и на Западе, "Империя Рюриковичей" была заново собрана под одной шапкой. И перешла в контратаку: Шарукана загнали за Кавказ.

Клаузевиц: "Война — продолжение политики другими средствами".

Мономах — продолжал. Активно, славно, победоносно. И жёстко.

В своём "Поучении" он даёт список половецких князей, которых он взял в плен и отпустил. И другой список — которых зарезал:

"А самих князей Бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двух сот лучших мужей".

Частью этого "искусства возможного" была дочка выскочки-куренного Аепы, ставшего ханом, взятая за сына Юрия.

"Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!".

Косоглазия у Мономаха не было, а вот остальное...

Пожалуй, именно Мономах развернул Русь лицом к Степи. Задолго до Святого Александра Невского с его: "с татарами — мириться, с немцами — биться". Два великих русских святых князя, увидев угрозу Родине со стороны степняков, предпочли со степняками мириться. А воевать на Западе.

Такая "про-половецкая политика" русского князя дала три результата: объединение Руси, разгром Степи и успехи в Европе.

Именно Мономах устроил последнюю русско-византийскую войну. Принял в Киеве греческого самозванца, изобразил полное своё уверование в его "багрянородное" происхождение. Даже дочку свою не пожалел — выдал замуж за мошенника и авантюриста. И, подобно предку своему Святославу, привёл русские полки на Дунай к Доростолу.

Святослав-Барс известен своей храбростью и воинской доблестью, Мономах — умом.

Русский поход не закончился катастрофой с дорезанием выживших на Днепровских порогах. Пошла аккуратная дипломатическая игра. Самозванца прирезали подосланные греками убийцы. Русские отряды были выдавлены с Дуная. Но в 1119 году Император Византийский Алексей I сам прислал большое посольство, сам просил о мире. И греки преподнесли Мономаху титул царя и царский венец. Знаменитую шапку Мономаха.

Наконец, в 1122 году русско-византийские переговоры увенчались заключением династического брака: внучка Мономаха стала женой византийского императора. Уже — внучка, но — настоящего.

Вполне европейский государь. По происхождению, по манерам и связям. С одинаковым успехом вырезавший и кочевья кыпчаков, и города чехов. И, само собой — непокорных русских.

Мономаха уже нет. Нет и его старшего сына Мстислава. Единственного из князей русских, называемых летописцами при жизни — Великим. Есть Изя Блескучий — старший из доживших сыновей этого Великого.

Это совсем другая родословная, компания, окружение. Другое мышление. Другое представление о нормах, о "правильно". Западноевропейское.

Первая жена Мстислава — его четвероюродная сестра Христина, дочь шведского короля, мать Изи. Сёстры Изины замужем за королями датским, венгерским, императором Византии. Жена Изи — дочь Императора Священной Римской Империи Германской нации, главы Второго Крестового похода Конрада Третьего Гогенштауфена.

Вокруг Изи католики.

С их пониманием прав наследования: майорат, "от отца к сыну". А на Руси — лествица, "от брата к брату". "Дикари!".

С их непониманием степняков, отвращением и страхом перед ними. "Безбожные поганые".

С пренебрежением к православию: схизматики, раскольники. "Погрязшие во тьме заблуждений". Иначе бы Изя так легко на ссору с Константинополем не пошёл.

Не наш человек, не исконно-посконный. Европеец, западник.

Но его любят киевляне, он раз за разом переигрывает своего дядю Юру, нагло плюёт на законы старшинства, сидит в Киеве, и ничем его оттуда не вышибить.

Ведь перепробовали уже всё: натравили Митрополита. Высшую церковную власть! На нём благословение божие! Изя вышиб грека из Киева и вообще раскол устроил.

Войной ходили — отбился.

Старшему брату Вячко плешь проели. Чего он, в Турове засел, будто спрятался? Кто у нас в домушке старший? А ну, пшёл в Киев! — Изя дядюшку Вячко чуть до смерти не замордовал, под себя подмял и рядом посадил.

Соседа, умнейшего человека, Галицкого князя Остомысла, на Изю подняли — провал. Изя исхитрился обмануть галицкую разведку, выскользнул из западни вместе с малой дружиной.

Черниговские князья на него засаду устроили. Заманили в ловушку и... Конь вынес. Ну не прыгают так лошади! Ни у кого не прыгают, а у него прыгнул.

Ничего его не берёт! Может, родня его, католики польские, венгерские, немецкие — ворожат? Может, и самому в католицизм перейти? Так не поймут же!

Гоше очень не хотелось вылезать из Суздаля. Еда, выпивка, бабы... Всякое веселье... Вот, вятичей так удачно подмяли. Папашка Мономах два раза на них походами ходил. А "точку в деле" — только Гоша поставил. Отрубленной головой Степана Кучки. Надо же обмыть! Но... есть сыновья. Которым маячит специфический "святорусский" лейбл: "князь-изгой".

Тут в чьих-то, вероятно, половецких мозгах рождается оригинальная для Руси мысль: нужно подослать к Изе человечка. Но, поскольку обычных наёмных убийц и шпионов он раскалывает "на раз", то нужно что-то этакое... уелбантурить.

Гоша — настоящий руководитель. Главное: набрать толковых помощников, дать каждому подходящее дело и пусть решают. А я не буду мешать, тем более, тут таких девочек привезли...

Но — сыны...

У всякого средневекового владетеля есть две самые дорогие вещи: его владение и его сыновья. Нет сынов — сирота, семя твоё не гожее, в веках не останется, дела твои не продолжатся, имя твоё позабудется. И некому будет за тебя свечку поставить, о душе твоей помолится. Ждёт тебя забвение на этом свете, и муки вечные — на том.

Чтобы "пробить" Изю надо рискнуть самым дорогим. Ну, удел-то Гоша по-любому не отдаст. А вот сынок... Старшенький. Тем более — мальчик сам рвётся.

Первый из сыновей Гоши, Ростислав Юрьевич, прозванный в Новгороде, где он в молодости князем сидел, "Торцом", спешно бежит к папашке. Прозвище — от плоского лица и желтоватого цвета кожи, доставшийся от мамашки, чем сын сильно отличался от отца своего, новогородцам тоже хорошо знакомого.

"Мальчику" уже под сорок, пора и серьёзное дело делать.

Два княжения в Новгороде — не в счёт. После первого Торец сумел сбежать в последний момент, после второго — новгородцы успели его поймать и сунуть в архиепископскую тюрьму. Разгром Рязани — не считается. Там князь-противник успел убежать в Степь — чистая победа не засчитывается. Вот тебе, сынку, новое дело: пойдёшь секретным агентом на самый верх. На самый-самый. К двоюродному братцу своему, к Изе Блескучему. Прямо в их "вольфшанц". Во Владимир-Волынский.

Идея явно не "святорусская". Тут или Восток, или — Запад.

Да, там сын, обиженный чем-то отцом — живёт старик долго, наследство другому сыну отдать собрался... — может устроить заговор для убийства отца, может изменить родителю и сбежать к противнику.

На Руси всякие... случаи бывали. Но сыновья отцам не изменяли. Потому что сын отцу не наследник — "лествица". А вот для Изи, выросшего на Западе, окружённого европейцами, привыкшими к майорату, такая мотивировка понятна. Даже на уровне детских сказок и эпосов, слышанных в младенчестве от матушкиной прислуги.

Легенда тщательно прорабатывается и обеспечивается. Задействуются серьёзные силы и средства. На следующий год после "основания Москвы" Торец отправляется на помощь Свояку к Новгород-Северскому с войском. И вдруг, прямо в походе, выдаёт: мы переходим на сторону противника, уходим к Изе Блескучему.

Это он кому сказал? Суздальцам?! Которые последние лет пятнадцать то и дело режутся либо просто с волынцами, либо ещё и с их союзниками? Это кто сказал? Торец, который сидел в новгородской тюрьме, потому что в Новгороде должен был вокняжиться брат этого самого Изи?

Хохмочка настолько для того времени выдающаяся, что три летописи дают три разных объяснения.

* * *

Конец двадцать третьей части

Часть 24. "Бьётся в тесной печурке..."

Глава 126

* * *

Суздальский летописец говорит об обиде Торца на Свояка. Но не личной, а родовой:

"То суть были ворози и деду моему, и дядьям моим".

Да, Олег "Гориславич", отец Свояка, с Мономахом враждовал. Тогда же они и помирились. Мономашичи сыну его, старшему из Ольговичей, клялись в верности как Великому Князю Киевскому. Более того, год назад в Кучково на Москве-реке Свояк (последний из оставшихся в живых сыновей "Гориславича") признал Гошу старшим, все обиды были прощены, князья "целовались и плакали".

Понятно, выпито было много, но ведь факт же! Батя тему закрыл.

Обоснование настолько странное, что некоторые историки предполагают, что эти "ворози" — не русские, Черниговские, князья Ольговичи, а половцы.

Да, Свояк женат на дочери половецкого хана Аепы. Во всех событиях последних лет на его стороне участвуют отряды степняков. Идеологически красиво получается: славный сын славного "основателя Москвы" Юрия Долгорукого возмутился "поганскими" союзниками своего союзника и возвысил голос.

"Не могу молчать"!

Возопил... и пошёл в предатели.

Мелочь мелкая: прозвище "Свояк" откуда? — Его первая жена — сестра матери Торца, Торцу — родная тётушка. Отряды кипчаков приводят из степи её братья, Торцу — родные дядья. У него у самого в отряде полно половцев — родственники из той же орды.

Но для Изи... подойдёт.

Торец — по крови наполовину кыпчак, он вырос в окружении и любви слуг и родственников матери. Первый ребёнок, первый сын.

Изя — не кыпчак вовсе. Он вырос в окружении европейцев. Для которых всякий степняк — желтомордый узкоглазый дикарь. Мотив для Изи понятен, естественен.

Опять же: а братан Изя — друг? Батяня с дядей Вячком Изю уже били под Туровым. А то, что лично Изя продавил через сестричку свою смену князя в Новгороде, отчего лично Торец — вдоволь там в епископской тюрьме насиделся?

В Новгороде один из самых мощных в мире "культурных слоёв" — 10 метров. Толще только в Риме — 12. Но поруб на епископском дворе глубже — на метр с четвертью заглублён в материковый грунт.

И за это у Торца к Изе — любовь?

Объявляя о своём решении, Торец чётко формулируется разрыв с отцом, с Долгоруким. Показывает понимание неизбежности отцовского гнева. И готовность его игнорировать. Это в патриархальной-то Руси?

Летописцы понимают натянутость, искусственность таких мотивировок и дают более циничный вариант объяснения.

Никоновская:

"Приидоша к Ростиславу послы от великого князя Изяслава Мстиславича, призывая его к себе в Киев и дая ему грады и власти"

Ипатьевская:

"И прииде Ростислав к Изяславу к Киеву, поклонився ему, рече: "Отець мя переобидел и волости ми не дал...".

Короче: купили парня.

Кого купили?! Сына Долгорукого, внука Мономаха? — Мономашичи чужое отбирают без проблем, но своё отдать... или самим продаться...

Оба славных предка — Мономах и Гориславич — однажды продались полякам. Тем опять надо было побить немцев. И, как обычно, в Чехии. Очередной Болеслав, второй по номеру и "Смелый" по прозвищу, позвал для битья братанов с Руси. За штуку гривен. Теми ещё, "ветхими".

Войнушка была короткая, все довольно быстро помирились, собрались выплатить двоюродным братьям обещанное. И нарвались на чисто русский ответ:

— А честь? Надо "взять свою честь".

А что два короля — чешский и польский, вместе с императором германским, этот мир считают "честным" — русским княжичам глубоко плевать.

Они четыре месяца вычищали и выжигали Чешские земли, пока не набрались этой "своей чести" под завязку. Потом забрали ещё и обещанную тысячу гривен и отправились разбираться домой.

Но вокруг Изи немцы, мадьяры, поляки, им чешские слёзы — в радость, не в поучение. "Прикупим Торца как деда его. Пусть он на всяких плохих "честь свою возьмёт".

Другой мотив: обида на отца. А есть ли основания? Гоша дважды ставил сына в Новгороде, посылал громить Рязань, слал городки ставить. Парень не забыт, не заброшен. А волости...

На Руси "лествица" — отец, в принципе, не обязан, и даже не может давать сыну удел в своей земле, князей ставит Великий Князь, а не удельный. Княжество — не родовое имение, а объект управления, территориально-административная единица.

Очень скоро, именно в эти несколько десятилетий Русь перейдёт от состояния — "общее имение Рюриковичей" к состоянию — "имения Рязанской (Смоленской, Волынской...) династий". Вот тогда — "да", тогда, сломав "лествицу", князья будут рассаживать сыновей своих по своим уделам.

В учебниках пишут: "феодальная раздробленность". Проще: "каждый за себя, один бог за Русь".