Колхоз-1

Снег начал вались ещё днём. Сильный снег. Витька, атлянский пацан, которого я к себе приблизил, говорит, что к утру может насыпать сантиметров сорок или даже пятьдесят. Такое здесь частенько случается во время первого зимнего снегопада. Так что я пораньше отправил Лысого и Бубу отвезти смене охранников заправки жратву, приготовленную моей марухой. И привезти запас бензина для электрогенератора, если дорогу переметёт, и по ней нельзя будет выбраться из деревни несколько дней.

Что-то долго они не возвращаются.

В коттедже, который я занял вместе со своей марухой, живут ещё Витька и Мачо, страшный на морду зэк из колонии, неплохо показавший себя в резне вертухаев. Мои левая и правая руки. Единственный недостаток Мачо — курит, а я не переношу табачного дыма. Поэтому гоняю его курить на крыльцо. И вот, когда он выходил, через открытую дверь донёсся какой-то приглушённый грохот.

— Что там такое?

— Да хрен его знает, — притормозил на пороге Мачо. — Кажется, кто-то у Пуресина в доме из ружья или обреза шмальнул.

— Какое, бл*дь, ружьё? Я все стволы у желающих бухануть отобрал. У кого сегодня обрезы на руках оставались?

— Да хрен его знает. Кажется, Буба с ним уехал на заправку.

Сука! Он ведь тоже просил бухануть, да я ему запретил из-за того, что у него 'наряд'. Неужто втихаря вернулся и к Родьке заглянул?

— Потом покуришь! Витька, иди сюда! Оба одевайтесь, берите свои шпалеры, и пошли эту шваль п*здить.

— Да нужны-то они тебе? Ну, кончат кого-нибудь спьяну, туда ему и дорога. Там же сегодня самое говно собралось.

— Ты меня жизни не учи! Почему, сука, Буба и Лысый туда попёрлись, а не ко мне с отчётом о поездке? Слышал, что я им говорил? Сначала бензин для генератора мне занести, а потом пусть п*здуют спать. Убью уродов! Да закрой ты, на хер, дверь!

Даже мне, несмотря на ветер, слышно, что из соседнего дома доносится какой-то шум, грохот ломаемой мебели и бабские визги. Кто там у них из баб может быть? Динка, что ли? Она у Родьки живёт, но тот не ревнует, если её кто-то ещё трахает. Его с вечной пьянкой на неё просто не хватает.

Мачо продолжал бухтеть себе под нос, даже когда мы во двор выходили, где просто светопреставление какое-то: снег валит, ветром эти снежинки по морде секут, по дороге к калитке мы чуть ли не по колено проваливаемся.

— А ну, глянь! Я же говорил, что эти козлы, Буба и Лысый туда бухануть пошли.

Возле дома Пуресина, чуть припорошённая снегом, стоит 'разгонная' 'Веста'. За ней виднеются силуэты ещё каких-то машин. А возле них — фигуры нескольких людей.

— Это ещё что за нахер?

Сразу в нескольких местах ярко вспыхнули огоньки выстрелов, и всё померкло.

Костя Данилов, 'Кот'

Сашка Рощин дёрнулся на выстрел, прозвучавший в доме, но Семёнов его остановил.

— Если больше не стреляют, значит, там всё нормально.

Ну, да. 'Нормально'... Баба какая-то на визг исходится, мебель ломается.

Минут пять прошло, и во дворе соседнего коттеджа звякнула щеколда калитки.

— Приготовились! Огонь, как только нас заметят.

Валерий после ранения не особо боеспособен, но приказы отдавать в состоянии.

Пусть небо уже стемнело, но снег хорошо отражает свет, падающий из окошек коттеджей, и на улице можно многое различить. Особенно — если глаза привыкли к темноте.

Трое. Передний что-то бубнит выходящим из калитки, а потом поворачивается в нашу сторону и замирает.

— Это ещё что за нахер?

— Огонь!

Сразу три автоматных ствола выплюнули по несколько порций свинца, и вышедшие повалились. Не упали, а именно повалились. Как попало, совершенно неизящно, не по-киношному.

На стрельбу из дома Пуресиных выскочил крёстный.

— Что у вас тут?

— Троих оттуда завалили, — морщась от боли, пояснил майор. — А у вас там что?

— Да уже всё нормально. Одного Вовка кончил, когда тот попробовал оружие вынуть. Остальных вырубили и повязали: не в доме же их убивать. Этих, как Родька говорит, в доме должно было быть четверо. Трое мужиков и баба их главаря. А в последнем — баба и мужик. С ним лучше не тяните, его тоже надо нейтрализовать.

— Нейтрализовать или кончить?

— Лучше кончить, чтобы потом с ним не возиться.

Коттеджи все построены по одному и тому же проекту, у всех трёх крылечки с северной стороны, противоположной дому Пуресиных. Поэтому, с большой долей вероятности, в дальнем из-за бурана не слышали ни выстрела Вовки, ни нашей стрельбы. Но всё равно к его воротам мы с Сашкой пошли вдвоём.

Я принялся ожесточённо молотить пяткой берца по воротам.

— Кто там? — послышался женский голос с крылечка.

— Гони сюда срочно своего ё*баря! Сороку убили!

— Кто? — ахнув, спросила девица.

— Бегом, я сказал! — рявкнул я.

Хруст снега на ступеньках послышался минуты через три, а когда в проёме калитки возник мужской силуэт, я дважды выстрелил ему в грудь из пистолета.

— Сашка, обыщи его, а я дом на предмет оружия осмотрю.

— Вы кто? — обмерла женщина в тёплом халате на голое тело. — А Марат где? Я слышала, там стреляли.

— Спокойно, Маша, я Дубровский. Не вернётся больше Марат. Оружие в доме есть?

— Вон там, — после пары секунд колебаний кивнула в сторону встроенного шкафа женщина.

Дверь распахнулась, и ввалился Саня:

— Ну, что тут?

Я открыл указанную дверцу. На одёжном крючке висит на ремне стволом вверх 'мелкашка', на полочке в стеклянной банке из-под кофе россыпь патронов к ней, в другой — патроны от ПМ. В картонной коробке в шахматном порядке расставлены ружейные патроны 12 калибра, десятка полтора.

— Проверь комнаты, — напомнил мне Рощин.

Пусто. В доме относительный порядок, только на одной кровати постель расстелена, и обе подушки смяты.

— Одевайся, сегодня ты будешь ночевать в другом месте.

— Где?

— Найдём. Саня, покарауль её, пока кто-нибудь не придёт.

Послал в дом Олю и хромого Серёгу, а сам вместе с Игорем и Смирновым, закончившими мародёрить главаря банды и его подручных, двинулся в дом, где обитал Сорока.

— Не подходите, я стрелять буду!

Ствол 'макарова' дрожит в руках молоденькой девицы. Я подошёл и забрал пистолет.

— С предохранителя забыла снять, поэтому спусковой крючок и не нажимался.

— Что?

— Всё! Оружие где?

Оказалось, в точно таком же шкафу, как и в соседнем доме. Только тут улов значительно 'жирнее'. Три симоновских карабина, АКМС, ещё одна 'мелкашка', два ружья, обрез. Если добавить к этому два ПМ и 'марголин', найденные на убитых перед воротами, то получается неплохой склад вооружений. И патроны. Ружейные, автоматная 'семёрка', пистолетные, мелкашечные. Одних только 7,62х39, пожалуй, больше половины цинка наберётся.

— Костя, собери всех баб, возьми с собой Сашку, и отвезите их на 'Весте' к какой-нибудь подружке, какую они укажут. Заодно и прошерстите на предмет оружия хаты, в которых эти уроды обитали, — распорядился лёлька.

— Не проедут они уже на пузотёрке, — встрял двоюродный дед. — Вон, пусть Медведь возьмёт 'Ваську'. На нём ещё можно прорваться.

Бандитские подстилки выглядели перепуганными. И в один голос согласились, чтобы мы их высадили возле дома, где я пристрелил первого 'одиночку'. Его тела перед воротами уже не было, сама калитка заперта.

— Лиля, открой, это мы, Света, Марина и Динара! Нам переночевать негде!

— Девочки, у меня Толика убили! Буба и Лысый. Наверное, Сорока велел. Вызвали к нему и прямо у ворот застрелили.

Женщина обмерла, увидев за спиной подружек наши с Сашкой фигуры.

— Это были не Буба с Лысым. Их, наверное, тоже убили. Как и всех остальных. Вот эти.

— Лиля, какое-то оружие и патроны у твоего Толика в доме остались?

Я не проявляю агрессивности, чтобы дамочка вовсе не рухнула от испуга.

Всё отдала без разговоров. Ружьё и патроны к нему.

Самой непокладистой оказалась та, у которой мужик сегодня дежурит на автозаправке.

— Мне что, тебя вместе с избой сжечь? — рявкнул я, и лишь после этого дверь на крылечко открылась, но в щель просунулся ружейный ствол.

Удар по стволу снизу вверх, грохот выстрела, звон металлического листа над крылечком, звук падающего тела и стон. А сзади зашипел мой двоюродный дядя, который старше меня всего-то на пару лет.

Женщину просто снесло отдачей выстрела, и я без проблем поднял с пола ружьё.

— Костя, глянь, что у меня со щекой и ухом.

Я посветил фонариком на окровавленное лицо Сашки. На щеке три или четыре дырки, из которых сочится кровь, в ухе два сквозных отверстия, диаметром миллиметра по полтора. Похоже, мелкая утиная дробь срикошетила от металлического навеса и зацепила его. Так что Ольке пришлось снова поработать, когда мы с Медведем вернулись в коттеджи.

— Вытаскивать дробины не буду, — отказалась она. — Это же пол-лица надо разреза́ть! Если не загноится, то ничего страшного.

— А если загноится? — поморщился здоровой половиной лица Санька.

— Тогда и придумаю, что делать.

Крёстный тоже оценил ранки и заявил, что дробины лучше пока не трогать.

— Дядя Витя, я хочу в мамином доме переночевать, — объявила вдруг ему Ольга.

— Не сегодня, — покачал тот головой. — Он же промёрз, печка его только к утру прогреет. Да и пока опасно одну тебя туда отпускать.

— А когда? Мы же сюда не навсегда приехали...

— Как бы нам тут дня на три не застрять, — покачал головой двоюродный дед. — Ты же должна помнить, что случается под Почтовкой после такого бурана.

— Помню, — кивнула Олька.

А вот я ничего не понял, пришлось расспрашивать. Оказалось, что Почтовка — эта та самая небольшая горка на дороге возле садов, где мы с Ленкой жили в дачке. А что возле неё случается, я понял утром, когда при свете дня выглянул в окошко.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Буран стих только к утру. Снега столько намело, что я даже не помню такого. Видал я, конечно, и бо́льшие сугробы, но не после первого зимнего снегопада.

Когда окончательно рассвело, в коттедж, где мы ночевали по пути с Аушкуля, пришёл Вовка Пуресин. Он и так был с сединой, а за эту ночь, кажется, окончательно лишился тёмных волос.

— Дима, помоги могилу для Родьки выкопать.

— Кончил его, что ли? — сочувственно глянул на Володю дядюшка.

— Сам удавился. И слава богу, — перекрестился Пуресин. — Хоть грех на душу не пришлось брать. Я его на краю огорода зарою. Там и земля мягче, не успела ещё промёрзнуть под снегом, и буду знать, где похоронен, если ещё когда-нибудь доведётся сюда вернуться. А остальных... Вывезу куда-нибудь к Хамиту и выброшу. Они потерпят, пока я сыном занимаюсь.

Огромное болото Хамит. Раньше в те места изредка забредали охотники, а теперь, пожалуй, вообще никто ходить не будет. Патроны теперь берегут для совсем другой 'охоты'.

Грех на душу... Я вчера тоже думал, нужно ли брать грех на душу, убивая упившихся, в этот момент не способных навредить нам людей. И пришёл к выводу, что нужно. Натворили они тут немало, и просто так их выпускать нельзя. Они — как дикий хищник, однажды уже попробовавший человечины: завтра, послезавтра, при каждом следующем удобном случае будут снова и снова пытаться напасть на людей. Выпустить — значит, позволить плодить невинные жертвы. Лучше уж пусть умрут эти, 'битые кластеры', как таких называла одна моя знакомая, чем они будут грабить, насиловать и убивать тех, кто просто попался у них на пути.

Чем тогда мы лучше них, отстреливая тоже беззащитных, хоть и бандитов? Тем хотя бы, что мы не грабим и не убиваем детей, женщин и стариков, не бьём, не издеваемся над ними. Тем, что на нашей совести нет смертей ради развлечения или желания самоутвердиться. Тем, что, казня убийц и грабителей, мы пытаемся дать шанс на сохранение жизни тем, кто не помышлял о преступлениях, а просто жил ради того, чтобы жить. Мы наказываем за совершённые преступления. Мы — мстители. Или каратели, если вас не пугает это слово. Меня не пугает.

Опыт боевых действий вопил: никогда не надейся на то, что ты в полной безопасности, будь готов к бою всегда, как бы ты ни был уверен в том, что надёжно защищён. Даже стихией и бездорожьем. Что-то там было у Суворова (не у говнюка, взявшего себе громкий псевдоним, а у настоящего, генералиссимуса Александра Васильевича): там, где пройдёт олень, там и русский солдат пройдёт. Солдат, не солдат, а отчаявшийся русский человек — точно. И кто его знает, что решат уголовники, из-за бурана застрявшие в пяти километрах на автозаправке без смены и еды. Причём, вооружённые неплохими стволами: как мы выяснили, у них там АКМС и два самозарядных карабина Симонова. И тот, и другой образцы оружия позволяют, не напрягаясь, расстреливать нас от самого мостика через речку Сержанку. Значит, если все или даже один из них попрётся по снегам к Урал-Даче, перехватить его/их надо на подходах к посёлку.

Сказать легко, выполнить сложнее. Хотя бы потому, что караулить придётся в чистом поле, а с тёплой одеждой у нас... тяжеловато. Один из двух бронированных 'уазов' придётся гнать к садам 'Алые зори', чтобы ребята не замёрзли.

Ребята... Пожалуй, из всех ребят, способным нести караульную службу, только Костян, Игорь Ложкин, Олег Михайлов да я и остались. Короленко хромой, Валера Смирнов с дыркой в боку и сломанным ребром, у Медведя разбарабанило щёку, в которую дробь прилетела, Володя с Димой могилу роют и без дежурства умаются, пока закончат.

— В общем, так, бойцы! Объявляю субботник по вызволению автотранспорта из снежного плена. Разбираем лопаты, какие найдём, и быстренько, часа за два, откапываем машины и чистим площадку перед домами. А потом минут пятнадцать отдыхаем, отдыхаем, отдыхаем до получения нового задания.

Кажется, заулыбались. Значит, будут работать, а не ковыряться.

Раненым — работа по их силам: пусть готовят еду на всех. Запасы продуктов от уголовников остались, побираться по деревне пока не нужно. А уж на то, чтобы насильно отбирать, я ни за что не соглашусь.

Автопарк у нас очень вырос. За счёт машин, 'унаследованных' от уголовников. Хоть я и собираюсь вернуть 'Весту' дачникам Саше и Люде, но её нужно ещё выкопать из сугроба. Предельно низкую и навороченную 'Хонду-Аккорд', видимо, 'отжатую' бандитами на трассе, нет смысла забирать: во-первых, клиренс в 10 сантиметров не даст ей доехать даже до трассы, а во-вторых, где же для её мотора брать 'девяносто восьмой' бензин? То же самое касается 'трёшки' БМВ. Понты нынче ничего не стоят, а вот практичность — да, нужна. Поэтому назад в Пороги погоним полноприводный 'Дастер', Ладу-'двенашку', 'Шниву' и 'Санъён-Номад' с казахскими номерами.

Последнюю машину я и опробовал, чтобы прокатиться к 'садоводам'.

Без подключения полного привода не удалось даже выбраться на дорогу. Даже там, где ветер не особо свирепствовал, снега насыпало сантиметров тридцать, 'Номад' с его клиренсом почти 23 сантиметра толкает бампером впереди себя снежный валик, а всесезонные шины еле справляются со своей работой.

Дачники тоже трудятся, расчищая тропинки к центральному проезду и к дороге. Но пешком всё равно пришлось топать, чтобы поговорить с людьми, принявшимися махать руками, когда увидели, что подъехал я, а не Сорока, катавшийся раньше на этом вседорожнике.