— Меня зовут Кайгарн, светлый Кайгарн, — жрец протянул руку и взял со стола только восстановленного орла. — Я глава охраны наместника и его брат. Правитель Аргора пожелал приобрести несколько твоих птиц для нового сада. Что ты можешь предложить?
Мира, не выпуская из рук флакончика, подошла к полкам.
— Здесь есть стая ночных искорок, светлый Кайгарн, что украсят сад ночного неба. Если же Наместнику угодно разбить утренний сад, прекрасные дети Высокого неба — видани украсят ветви, покрытые инеем. Вечерний сад...
Кайгарн остановил Миру, подняв руку. Девушка спрятала флакон в складках накидки и ждала.
— Утренний сад, конечно, — протянул жрец, откровенно рассматривая девушку. — Наместник хотел бы разбить утренний сад. Видани вполне подойдут, большая стая. Скажи, а будут ли они летать по велению брата, мастер Мира, или останутся замершими на ветвях?
— Они могут порхать лишь недолго и невысокого, светлый Кайгарн, — ответила Мира, хмурясь. Где же Снорри? — И на третий день станут обычным камнем и деревом. Моя магия воздуха не для длительных забав.
— Магия воздуха, — храмовник словно попробовал эти слова на вкус. — Говорят, что Тьма избегает дворца наместника, опасаясь силы Света. Может, из-за этого твои мертвые птицы утратят способность летать, Мира-ри?
Мира старалась оставаться спокойной, хотя руки ее дрожали. Пальцы, сжимавшие склянку, побелели от напряжения.
— О нет, светлый Кайгарн, всего лишь мое неумение тому причиной, — притворно расстроилась Мира, вслушиваясь в шаги за дверью. Кто-то шел рядом по улице.
— Сожги тебя свет! — с громогласными воплями ввалились в лавку трое торговцев, от которых разило элем. — Жрец! Что ты забыл на торговой улице?
— Ничего достойного вашего внимания, о торговцы, — высокомерно, с ледяным спокойствием ответил жрец, но Мира видела, как он сжал рукоять палаша на поясе. — Доставь заказ через шесть дней, мастер, и Храм внесет запись в книги Торговцев.
Пьяные, громко смеясь, прошли мимо жреца. Двое волокли третьего. Снорри?!
— Конечно, светлый Кайгарн, я буду во дворце в час Дневной вершины в назначенный день.
— Вот, — больше не обращая внимания на торговцев, что расселись в углу лавки, Кайгарн кинул Мире резной амулет, выточенные в дереве три языка пламени. — Передашь страже и назовешь мое имя. Тебя пропустят.
— Храни тебя свет, Кайгарн-ри, — произнесла Мира, украдкой разглядывая опекуна. Тот сидел, опрокинув голову на грудь, и тяжело дышал.
— Да преумножит свет твое благосостояние, мастер Альдоттар, — холодно попрощался жрец.
Дверь за ним захлопнулась с гулким шумом. Мира подбежала к входу и накинула тяжелый засов, прислушиваясь к удаляющимся шагам жреца. Наконец все затихло. Мира обернулась и тихо спросила дрожащим голосом, указывая на Снорри:
— Что с ним?
— Он ранен в стычке на храмовой площади, Мира-ри, — ответил один из торговцев. — И, боюсь, потерял много крови.
-3. Бисса. Дети деревьев-
Холодная вода, прозрачная до самого дна, мерно журчала среди камней. Женщина увидела багровое, вытянувшееся вдоль стремнины пятно раньше, чем услышала плеск. Даже раненый, снежный зверь крался почти бесшумно. Она вскочила на ноги, легкая, уверенная в своей быстроте. К узкому рукаву Бисса крепила шесть дротиков, смазанных ядом речной змеи, а на поясе носила широкий, тяжелый тесак, и раненого зверя не боялась.
Тот же, не замечая или не желая заметить человека, медленно брел по ручью. Наконец он свалился, тяжело расплескав воду. Черно-серая, испятнанная морда поникла. Багровая кровь убегала вперед, как длинная мантия, словно указывая путь.
Бисса потянулась было к дротику, но передумала. Северный лес, почти нетронутый со времен Распада, шумел вокруг, и ей, зеленому ткачу, не полагалось убивать здесь. Зверь умрет сам, и лес возьмет его себе. Она подошла, забрала скрепленный с почти незаметным в шерсти ошейником, плотно свернутый свиток, легко переступила по камням, взбежала на косогор, не оглядываясь — следом за снежным зверем, она поняла это по запаху, шли два или три тризуба, а эти уже могли быть опасными.
Ее светлые, с едва заметной проседью пряди, покрытые пылью дальнего пути, выбились из-под капюшона плаща, и Бисса вернула их обратно. Худая, но уже не такая гибкая, она с трудом взобралась по длинной расщелине к Первому очагу и оглянулась на темный лес позади. Свиток словно жег руку — Бисса видела знакомую печать на скрепляющем ремне. Не открывая, она положила послание в сумку.
В нише на скальном уступе сидела, словно отдыхая, каменная химера. Бисса вынула из сумки, охватывающей пояс, горсть сорванных у откоса белых кистей соборника и положила на каменную полку алтаря.
— Спокойное ли нынче небо, хранитель леса? — вопросила она молча, как и полагалось, лишь пошевелив в знак уважения губами.
— Спокойное, — также молча ответила химера, растянув губы в застывшей ухмылке.
Бисса, поднявшись, медленно пошла вкруг скалы, к пещерам, где жила здешняя семья зеленых людей.
И правда, спокойное сегодня небо, думала Бисса. Час Холодного ветра, а на небе ни облачка, лишь дальний Край мира бросает новые и новые сполохи на купол, закрывший Биссу от Тьмы. Она остановилась, чтобы оглядеть лес. Далеко на юг, восток и запад простирались бесконечные сосны и ели, выстроившись так плотно, что закрывали собой даже редкие речки и пруды. Тут и там высились каменные громады горменов, каменных столбов, иногда над деревьями поднимался белый пар купален прыгучего народца.
— О чем же так беспокоился Старик? — думала Бисса. — Десять лет я так не волновалась. Он как прыгун, не может без сюрпризов, сплошь неприятных. Пусть бы жили зеленые люди среди холодных лесов, ан нет, предсказания Старика гоняют их с места на место.
Отгоняя мысль о лежащем в сумке свитке, словно его и не было, Бисса поморщилась. Она вспомнила холодные, неуютные пещеры Перевала Белых Огней, что приютил их ненадолго оборот назад. Вернулась в памяти к илистым берегам Малого Ползуна, что наградил половину семей болотной лихорадкой.
Зачем же он беспокоится? Все хорошо, ведь так?
Камни утеса, нагретые изнутри, одарили мягким теплом ладонь Биссы. Та мысленно поблагодарила скалу.
Бисса, как и многие зеленые люди, чуяла опасность, хоть и училась меньше других. Она была в лесном народе не по рождению, но, придя сюда из далекого и теперь уже совсем чужого Аргора, почему-то сразу понравилась Старику, и тот взял Биссу в услужение.
Старик... Уже тогда маг был стар. Сам себя Дессар никогда не называл по имени, лишь гладил белую, окладистую бороду и молчал, когда к нему обращались не по делу. А дело у степенного мага было лишь одно — предсказания.
Бисса не могла отрицать, что три года назад слова Старика спасли две семьи от урагана, внезапно пришедшего откуда-то с юга, как думала сама Бисса — с Каменного щита. Он велел им перейти в холодные пещеры лишь за три дня до удара ветра, разметавшего их домик на ветвях. Но последнее время...
Ничего ведь не происходит! Все хорошо! Зачем же мы кочуем, будто глупые мохноноги за ползун-травой!
Бисса двинулась дальше. Сполохи белого сияния над головой успокоили ее.
Старик знает, что делает, решила она. Он был в этом лесу почти сто лет, и каждый из зеленых людей — часть его жизни.
Решительно ступая, Бисса вышла из-за полукруглой скалы и вошла в Первый очаг.
* * *
Черные, глубокие пещеры тянулись вглубь скалы на многие переходы, но зеленые люди не любили подземелий и оставили их скальным червям и грибам. Сами они поселились на небольшом, но уютном пятачке у расселин, курящихся паром, на широком и плоском уступе в большом сталагмитовом зале.
Бисса уже не раз была в Первом очаге и, зная обычаи здешних отшельников, громко выкрикнула правильное приветствие. Приветствие, сложная песня-слово, было важным. Бисса видела, как отряд белых жрецов погиб под камнями, не произнеся нужное слово, и рассматривала ровно сложенные, аккуратно подбитые клиньями зачатки оползня наверху, на скале, где жили обитатели Первого очага.
Кто-то откликнулся. Бисса прислушалась — шаги, тяжелые, резкие, гулко звучали в темноте пещеры. Наконец из-за поворота показался хромой Маррин, старейшина, что когда-то разделял с Биссой ее дозор.
— Теплого дня, Маррин, — Бисса мягко улыбнулась. Хромой старик, вышедший к ней, приходился ей лесным братом. — Давно не видела тебя. Как Инара?
Маррин настороженно огляделся, словно ожидая, что Бисса привела жрецов-убийц.
— Ничего, — буркнул тот.
— Брат Маррин, — требовательно выговорила Бисса. — Что случилось? Я не была в Первом очаге лишь восемь дней, а меня привечают, будто на мне белое зло!
Он опустил глаза, но тон не изменил, ответив куда-то в пол:
— Сестра Бисса, вход в Первый очаг закрыт для тебя. Мы не желаем больше видеть детей Дессара. Мать очага запретила.
Бисса опешила. Сразу же ей показалось, что ноги ощутили весь восьмидневный путь от Храма, там, далеко на юге, все сто холмов, что пришлось перевалить, и все заросшие мхом деревья, через которые пришлось перебираться.
Она недоверчиво взглянула на Маррина:
— Правильно ли я слышу тебя, лесной брат? Первый очаг отказал мне в праве гостя?
Маррин молча кивнул, не поднимая глаз.
— Что я должна передать Старику, Маррин? Почему?
— Никто, побывавший южнее Гнилого ручья, — медленно произнес Маррин, будто вбивая гвозди, — никто, побывавший на Змеиной реке, не войдет в Первый очаг, пока мать очага не разрешит. Она видела сон. Зло идет с юга. Зеленые люди должны исчезнуть, раствориться в лесах, переждать надвигающуюся бурю.
Он повернулся и пошел в темноту. Бисса тяжело вздохнула — ничего нельзя было сделать без позволения Старика. Ученица Старого мага, она знала, что мать очага — глава каждой семьи в лесу, и никто не сможет оспорить ее решение.
Вот только не все бури можно переждать...
Бисса спустилась по каменным ступеням к выходу из пещеры, остановилась на краю скальной тропы и задумалась. До Зеленого пруда — три дня на север, и Старик ждет ее там. То, что Бисса видела у Храма, могли не понять другие охотники зеленых людей, но не она. Там, за белыми стенами, затевалось что-то опасное для острова.
На мгновение воспоминания нахлынули на Биссу, но женщина поборола их, уперевшись в холодный, скользкий камень лбом и ладонями. Туда, в темноту. Глубже. И горящие здания, и кричащие белые жрецы, и умирающий человек на скомканных простынях. И свиток, лежащий на дне сумки. Весть из прошлого.
Ничего нет. Все ушло. Ничего этого нет.
Но память упорно шептала — что-то все же осталось. Даже не что-то — кто-то. Девочка, которую она оставила десять лет назад.
Темнота забвения наконец вернула спокойствие в мысли Биссы, и она взглянула на ровное, зеленое полотно леса перед ней. От Края мира на севере, что блистал белой завесой в чистом небе, до широких серых спин Каменных охотников на западе тянулся мир сине-зеленых елей, высоких, старых сосен и редких пирамидок кедров. Здесь, у Первого очага, она могла увидеть и далекое Озеро Туманов, до которого пришлось бы идти шесть дней, по белой завесе, видимой издалека. Яма парила где-то на юге, грязно-желтый столб дыхания огромного провала поднимался почти к Высокому небу.
Она знала, что зеленые люди сейчас собираются у Старика, и лишь некоторые ютятся в старых местах вроде Первого очага — на Высокой скале у Ленивого охотника, у Гнилого ручья, на Старом рубеже. Бисса внезапно подумала, что их слишком мало — на весь огромный лес лишь тысяча, не больше. Хорошо, что вокруг жили семьи прыгучего народца. Даже белые жрецы, приходящие время от времени в северный лес со своими карательными отрядами, боялись нападать на зеленых прыгунов. Те, прячась в ветвях, могли рассеять даже большой отряд, швыряясь тяжелыми камнями, плодами и грубо заточенными лесинами.
Окончательно придя в себя, Бисса направилась вдоль скалы, по спиральной дороге, спрятанной в камнях. Нужно идти — Старик ждет. У Гнилого ручья появились жрецы, и странные сны посетили мать очага. Снежные звери бродят далеко от Края мира, а в Яме вновь тянут грубые песни подземные стражи Храма.
Тропа, знакомая, как когда-то улицы и коридоры дворца, расстилалась перед Биссой, и женщина быстро шла, думая, что и как сказать учителю. Темные пятна мха под ногами источали влагу, сосны шумели, и запах хвои пронизывал все вокруг, даже белые пятна света, казалось, пропахли зеленым лесом.
Бисса, наслаждаясь спокойствием и тишиной, грусто вздохнула.
Неужели спокойное время кончилось? Проклятье, Темный, почему же ты не успокоился? Что же тебе нужно?
* * *
Движение у тропы Бисса уловила сразу, увидела охотника лишь немногим позже. С высокой кроны сосны упали кусочки коры и хвоя, и вниз спрыгнул парнишка в поношенной меховой безрукавке и узких штанах из шкуры прыгуна, крашеных зелено-бурым. Друм, желтоволосый сын старейшины с Гнилого ручья.
— С благополучным возвращением, Бисса!
Бисса с сожалением подумала об ушедшем ощущении единства с лесом, по обычаю зеленых людей коснулась запястья левой руки и поблагодарила Друма:
— Лес защищает нас.
Друм с любопытством осмотрел ее браслеты охотника, что ходит на дальние рубежи леса, и протянул:
— Говорят, на Змеиной реке опять буча?
— Нет. — В высокие материи, связанные с жизнью Острова, Друма посвящать не стоит. Пусть мать очага займется этим неблагодарным делом.
— Зачем же ты ходила так далеко? — охотник кивнул на браслеты. — Река и снег, синь и серебро. Я умею читать знаки, Бисса.
Он наклонил голову от любопытства и настолько стал похож на огромного зеленого прыгуна — в своей лохматой безрукавке, немытый, подпрыгивающий на каждом шагу, нетерпеливый, — что Бисса не выдержала и рассмеялась.
Друм обиделся.
— Я учился у матери очага и охотников Гнилого ручья, — надулся он. — Никто не может лучше меня договориться с прыгучим народцем. Неужели я не заслужил ответа?
Он пнул шишку. Бисса улыбнулась:
— Прости, Друм. Я действительно несу вести Старому Дессару, но они не для твоих ушей. Когда Старик решит, мать очага расскажет тебе все.
Друм, по-прежнему обиженный, проворчал:
— Может, я узнаю все раньше.
— От кого? — Бисса насмешливо коснулась пальцем кончика носа. — От прыгучего народца? Старик никому не рассказывает лишнего.
Друм повернулся и исчез в ветвях. Бисса услышала:
— От него и узнаю. У Зеленого пруда.
Лес снова замер. Сосны кивали на ветру, ярко-зеленые на белом, в воздухе пахло прохладой и дождем. Бисса подняла голову — легкая дымка тянулась высоко, под полотнищами сияния Края мира, серая, невесомая.
Будет дождь, подумала она. Значит, Зеленый пруд...
Дессар кинул клич всем жителям леса, это Бисса знала. Еще уходя к Храму, она видела бредущих навстречу зеленых людей, беспокойных прыгунов, знаки на камнях и деревьях. Видела она и трех жрецов, идущих на север.
