| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
не —
"Появились вдруг "видящие" средь "невидящих"; они узнавали друг друга; тянуло делиться друг с другом непонятным знанием их; и они тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо: от крупных событий до хроникерских газетных заметок; интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них; все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности: борьбой света с тьмой, происходящей уже в атмосфере душевных событий, еще не сгущенных до явных событий истории, подготовляющей их... "видящие"... соглашались друг с другом на факте зари: "нечто" светит; из этого "нечто" грядущее развернет свои судьбы."
Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке"
Теперь заря — это разлив похоти.
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"Послано Е.П. Иванову 28 июня 1904 г. вместе со стихотворением "В час, когда пьянеют нарциссы ... " (1904). "Позвольте мне кончить,— писал Блок, — двумя стихотворениями — для характеристики пережитого — прежде и теперь".
"Прежде, — поясняет Е.П. Иванов в позднейших мемуарах,— май 1904 г.: — до отречения и успения Зари стихотворение "В час, когда пьянеют нарциссы ... " Теперь - июнь 1904 - после отречения и успения - "Город в красные пределы ... ". Так еще невидимо во вне, но видимо лишь на дне глубин духа в Ал. Блоке начинался поворот обращения" (БС-1. С. 379)."
Из Примечаний в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"— Иванов Евгений Павлович (1880-1942) — писатель, участник символистских изданий, университетский товарищ и ближайший друг Блока в 1900-х годах."
Приведу упомянутое стихотворение:
"В час, когда пьянеют нарциссы,
И театр в закатном огне,
В полутень последней кулисы
Кто-то ходит вздыхать обо мне...
Арлекин, забывший о роли?
Ты, моя тихоокая лань?
Ветерок, приносящий с поля
Дуновений легкую дань?
Я, паяц, у блестящей рампы
Возникаю в открытый люк.
Это - бездна смотрит сквозь лампы -
Ненасытно-жадный паук.
И, пока пьянеют нарциссы,
Я кривляюсь, крутясь и звеня...
Но в тени последней кулисы
Кто-то плачет, жалея меня.
Нежный друг с голубым туманом,
Убаюкан качелью снов.
Сиротливо приникший к ранам
Легкоперстный запах цветов.
26 .мая 1904. С. Шахматово"
Мне кажется, что у Блока нет противопоставления, а есть шаг следующий: вот из тяжелого запаха этих "пьяных нарциссов" и вызреет угарный "дымно-сизый туман...", в мареве которого всё окрашивается красным.
"Я жалобной рукой сжимаю свой костыль..."
* * *
Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.
Мой друг - влюблен в луну - живет ее обманом.
Вот - третий на пути. О, милый друг мой, ты ль
В измятом картузе над взором оловянным?
И - трое мы бредем. Лежит пластами пыль.
Всё пусто - здесь и там - под зноем неустанным.
Заборы - как гроба. В канавах преет гниль.
Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.
Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.
Мы робко шепчем в дверь: "Не умер - спит ваш близкий..."
Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,
Кричит: "Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!"
И дальше мы бредем. И видим в щели зданий
Старинную игру вечерних содроганий.
3 июля 1904
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и :варианты":
"Заглавие: Сонет"
Да, это сонет. Но не итальянский, а шекспировский
"Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!
(Шекспир — Маршак)"
Вот и картина, нарисованная в стихотворении, словно из тех времен, времён чумы и брейгельевских нищих:
Да только "оловянный взор" третьего нищего напрямую отсылает к городу, где:
"Вечность бросила в город
Оловянный закат.
Край небесный распорот,
Переулки гудят...
...Оловянные кровли -
Всем безумным приют.
В этот город торговли...
26 июня 1904"
Где:
"И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.
28 июня 1904"
То есть блоковский Питер из его современности у него на глазах проваливается в средневековье, хоть у совсем недревнего творения Петра его вовсе не было. Но это у Петра не было, а у Блока...
Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о событиях 901-ого:
"...Начинается чтение книг; история философии. Мистика начинается. Средневековый город Дубровской березовой рощи..."
Гимн
В пыльный город небесный кузнец прикатил
Огневой переменчивый диск.
И по улицам - словно бесчисленных пил
Смех и скрежет и визг.
Вот в окно, где спокойно текла
Пыльно-серая мгла,
Луч вонзился в прожженное сердце стекла,
Как игла.
Все испуганно пьяной толпой
Покидают могилы домов...
Вот - всем телом прижат под фабричной трубой
Незнакомый с весельем разгульных часов...
Он вонзился ногтями в кирпич
В унизительной позе греха...
Но небесный кузнец раздувает меха,
И свистит раскаленный, пылающий бич.
Вот - на груде горячих камней
Распростерта не смевшая пасть...
Грудь раскрыта - и бродит меж темных бровей
Набежавшая страсть...
Вот - монах, опустивший глаза,
Торопливо идущий вперед...
Но и тех, кто безумно обеты дает,
Кто бесстрастные гимны поет,
Настигает гроза!
Всем раскрывшим пред солнцем тоскливую грудь
На распутьях, в подвалах, на башнях - хвала!
Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь, -
Наши гимны, и песни, и сны - без числа!..
Золотая игла!
Исполинским лучом пораженная мгла!
Опаленным, сметенным, сожженным дотла -
Хвала!
27 августа 1904
— В пыльный город небесный кузнец прикатил // Огневой переменчивый диск - солнце
В прошлом стихотворении:
"...Заборы — как гроба. В канавах преет гниль.
Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.
Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.
Мы робко шепчем в дверь: "Не умер — спит ваш близкий..."
3 июля 1904"
...дома были, как могильные склепы. В этом — солнце выгнало всё это быдло на улицы. Среди их пьяной толпы и — ещё "незнакомый с весельем разгульных часов" паренек, и молоденькая девушка до тех пор "не смевшая пасть".
( В черновиках она расписана определенней.
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
"Вот - зовущая взглядом самца
Вся - в изломе закинутых рук...
В тесном сжатых губах, в очертаньи лица -
Просыпается звук..."
)
А вот и монах... В "Томе I" инок — привычная маска поэта:
"...Брожу в стенах монастыря,
Безрадостный и темный инок.
Чуть брежжит бледная заря, —
Слежу мелькания снежинок.
11 июня 1902 С. Шахматово"
"...Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придешь в мою келью
И разбудишь меня от сна.
31 октября 1902"
В заглавном стихотворении про него дано уточнение что свои обеты он дал "бездумно"...
В "Томе I" солнце было одним из Твоих ликов, здесь оно стало орудием предательства.
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
Пойте гимны, когда умерла
Золотая скала
Источавшая воду живую
Наши гимны и песни и сны — без числа!..
И этот "Гимн" — гимн предательству.
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
" — Все испуганно пьяной толпой // Покидают могилы домов ... — и след. — В стихах Блока этих лет отразились впечатления от прогулок в окрестностях казарм Гренадерского полка, где он в это время жил. "Иногда он (Блок. — Ред.), — вспоминал Белый, — захватывал на прогулки меня; мы блуждали по грязненьким переулкам, наполненным к вечеру людом бредущим от фабрик домой (где-то близко уже от Казарм начинался рабочий район); здесь мелькали измученные проститутки-работницы; здесь из грязных лачуг двухэтажных домов раздавались пьяные крики; здесь в ночных кабачках насмотрелся А.А. на суровую правду тогдашней общественной жизни" (Белый, 2. С. 225-226).
"Поднимались из тьмы погребов..."
* * *
Поднимались из тьмы погребов.
Уходили их головы в плечи.
Тихо выросли шумы шагов,
Словеса незнакомых наречий.
Скоро прибыли то'лпы других,
Волочили кирки и лопаты.
Расползлись по камням мостовых,
Из земли воздвигали палаты.
Встала улица, серым полна,
Заткалась паутинною пряжей.
Шелестя, прибывала волна,
Затрудняя проток экипажей.
Скоро день глубоко отступил,
В небе дальнем расставивший зори.
А незримый поток шелестил,
Проливаясь в наш город, как в море.
Мы не стали искать и гадать:
Пусть заменят нас новые люди!
В тех же муках рождала их мать,
Так же нежно кормила у груди...
В пелене отходящего дня
Нам была эта участь понятна...
Нам последний закат из огня
Сочетал и соткал свои пятна.
Не стерег исступленный дракон,
Не пылала под нами геенна.
Затопили нас волны времен,
И была наша участь - мгновенна.
10 сентября 1904
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
"Заглавие: Пришлецы.
5-6
Скоро прибыли толпы других,
Порожденных туманом .
Эти карлы сходились шепча,
Шелестя непонятно губами..."
То есть поначалу у Блока было более экзотично. Что-то вроде нашествия морлоков Уэллса ("Машина времени" была написана в 1895 году). Но в окончательном варианте Блок всю экзотику убрал — это не пришлецы из неведомых стран, это наше порождение повылазит из подвалов, расползется по камням мостовых, забьет города паутиной, а "мы"... Мы просто растворимся, утонем в их толпах.
Так и случится. Из круга Блока, из интеллигенции Серебряного века в России своей смертью умрут единицы.
А они... Через пару недель-месяцев после свершения Великой Октябрьской социалистической революции в "Петрограде" выйдет из строя городская канализация, восстанавливать которую начнут только после 1925 года... Семь лет в полном дерьме. Но "разруха начинается не в клозетах..."
"В высь изверженные дымы..."
* * *
В высь изверженные дымы
Застилали свет зари.
Был театр окутан мглою.
Ждали новой пантомимы,
Над вечернею толпою
Зажигались фонари.
Лица плыли и сменились,
Утонули в темной массе
Прибывающей толпы.
Сквозь туман лучи дробились,
И мерцали в дальней кассе
Золоченые гербы.
Гулкий город, полный дрожи,
Вырастал у входа в зал.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
