| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тонкие пальцы легли на канву.
Локоны пали на нежные ткани -
Верно, работала ночь напролет...
Щеки бледны от бессонных мечтаний,
И замирающий голос поет:
"Что' я сумела, когда полюбила?
Бросила мать и ушла от отца...
Вот я с тобою, мой милый, мой милый...
Перстень-Страданье нам свяжет сердца.
Что' я могу? Своей алой кровью
Нежность мою для тебя украшать...
Верностью женской, вечной любовью
Перстень-Страданье тебе сковать".
30 октября 1905
— "...средь уличных далей, // За вереницей зловонных телег..." —
— "Тонкие пальцы легли на канву —
"Канва? (фр. canevas) — сетчатая хлопчатобумажная (иногда льняная) ткань. Применяется как основа или трафарет при вышивании, иногда как прокладочный материал в одежде.
... Это жесткая ткань, нити жестко вплетены одна в другую, такое переплетение создает хорошо обозначенные квадраты, которые легко считать. Канва равномерного переплетения плотнее, без четко обозначенных квадратов. Вышивают на ней через 3-4 нити."
Википедия
Перстень-страдание — это вышивка. См. в черновиках:
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
"21: Вот я могу твоей алой кровью
22: Верность мою для тебя украшать.
23: Нежностью женской, любовью лукавой
24: Перстень Страданье соткан тебе."
То есть здесь не бедная девица, ночь напролет просидевшая над срочным заказом, а ещё одна ведьма , которая кровью — своей ли, как чистовике, или парня, как в первоначальном варианте, исконным женским колдовством — вышивкой — наколдовывавшая влюбленному в неё — Страданье.
— "Тонкие пальцы легли на канву. // Локоны пали на нежные ткани..." — такая вся из себя трепетная, но вот ещё одна, оставшаяся в черновиках, строфа, ее обращение к нищему — герою первых строф:
После 24: (25-28):
"Сердце мое, приживальщик убогий!
Слушай же девичью песню, вникай.
После, коль можешь, зловонной дорогой
Снова шататься и плакать ступай!"
"Если сможешь..." — если и тебя нечаянно не затянет колдование... Но уж тогда:
(29-32):
"...Только не смей разрыдаться у окон,
Здесь тишина. Здесь святыня жива.
Низко спустился задумчивый локон ...
Нищий! Не смей нарушать Торжества!"
То есть — пошел вон отсюда! Плакать он еще здесь будет! Нечего было за бедной девушкой подглядывать!
Технологически, по сюжету — это ещё одно приключение его двойника, ещё одна сценка в его Городе. Ещё один персонаж, который... точь в точь, как в его творчестве — как его Сольвейг, как дева из "В серебре росы трава...", или ведьма из стихотворения чуть дальше — "Лазурью бледной месяц плыл". Сравните:
Одна — Сольвейг:
"В темных провалах, где дышит гроза,
Вижу зеленые злые глаза.
Ты ли глядишь, иль старуха-сова?"
Другая:
"...Я склонился. Улыбнись.
Я прошу тебя: очнись.
Месяц залил светом высь.
Вдалеке поют ручьи.
Руки белые твои -
Две холодные змеи."
Следующая:
"...Ты, безымянная! Волхва
Неведомая дочь!
Ты нашептала мне слова,
Свивающие ночь."
И, конечно, же все эти женщины Города, актриса, изгнанная, ведьма — это подходы, наброски, этюды, последовательные приближения к главному образу Тома II — к Незнакомке.
Сытые
Они давно меня томили:
В разгаре девственной мечты
Они скучали, и не жили,
И мяли белые цветы.
И вот - в столовых и гостиных,
Над грудой рюмок, дам, старух,
Над скукой их обедов чинных -
Свет электрический потух.
К чему-то вносят, ставят свечи,
На лицах - желтые круги,
Шипят пергаментные речи,
С трудом шевелятся мозги.
Так - негодует всё, что сыто,
Тоскует сытость важных чрев:
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Пусть доживут свой век привычно -
Нам жаль их сытость разрушать.
Лишь чистым детям - неприлично
Их старой скуке подражать.
10 ноября 1905
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
...позднейшая карандашная приписка Блока: "(скверное стихотворение)".
В примеч. к II2 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.] Блок указал, что "стих(отворение) внушено октябрьскими забастовками 1905 года в Петербурге". В них принимали участие рабочие электростанций, поэтому во время забастовок город нередко оставался без освещения.
Ср.: "Петербург. 16.Х. ( ... ) Электричество горит только на некоторых улицах, но большая часть проводов перерезана. Так, половина Невского освещается электрическими фонарями, а другая — большим прожектором, взятым из складов морского ведомства" (Обнинский В. Полгода русской революции, Сб. материалов к истории русской революции. М., 1906. Вьш. 1. С. 34).
— "... И мяли белые цветы" — Образ восходит к стих. Вл. Соловьева "Белые колокольчики" (1899). В московском кружке соловьевцев он воспринимался как "символ белых, мистических устремлений к грядущему" (Белый, 1. С. 145); ср. в стих. Андрея Белого "Знаю" (1901), посвященном О.М. Соловьевой: "Белые к сердцу цветы я // вновь прижимаю невольно".
"
Владимир Соловьев. "Белые колокольчики":
"Сколько их расцветало недавно,
Словно белое море в лесу!..
..."Мы живем, твои белые думы,
У заветных тропинок души.
Бродишь ты по дороге угрюмой,
Мы недвижно сияем в тиши.
Нас не ветер берег прихотливый,
Мы тебя сберегли бы от вьюг...""
Андрей Белый. "Знаю":
...Белые к сердцу цветы я
вновь прижимаю невольно.
Эти мечты золотые,
эти улыбки святые
в сердце вонзаются больно...
Белые к сердцу цветы я
вновь прижимаю невольно.
август 1901 г.
Блок физиологически не переносил мещан. Вот из его дневника:
"26 (13) февраля [1918 г.], ночь.
Я живу в квартире, а за тонкой перегородкой находится другая квартира, где живет буржуа с семейством (называть его по имени, занятия и пр. — лишнее). Он обстрижен ежиком, расторопен, пробыв всю жизнь важным чиновником, под глазами — мешки, под брюшком тоже, от него пахнет чистым мужским бельем, его дочь играет на рояли, его голос — тэноришка — раздается за стеной, на лестнице, во дворе у отхожего места, где он распоряжается, и пр. Везде он.
Господи, боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли. Он такое же плотоядное двуногое, как я. Он лично мне еще не делал зла. Но я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то патологического истерического омерзения, мешает жить.
Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать; лучше я или еще хуже его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди, сатана."
Касательно заглавного стихотворения, повторю, что весь раздел "Город" — о "Городе всемирном", а не о земном Питере. И вот это сопоставление: в исконном городе забастовки, и в его отражении сытые тоже остались без электричества... Всюду одно и то же:
" ...Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
1914"
Исхода нет. И никакие "каменные дороги" вывести к истинно новому не могут. И здесь, в этих электрических снах наяву, с электричеством случилась забастовка.
"Лазурью бледной месяц плыл..."
* * *
Лазурью бледной месяц плыл
Изогнутым перстом.
У всех, к кому я приходил,
Был алый рот крестом.
Оскал зубов являл печаль,
И за венцом волос
Качалась мерно комнат даль,
Где властвовал хаос.
У женщин взор был тускл и туп,
И страшен был их взор:
Я знал, что судороги губ
Открыли их позор,
Что пили ночь и забытье,
Но день их опалил...
Как страшно мирное жилье
Для тех, кто изменил!
Им смутно помнились шаги,
Падений тайный страх,
И плыли красные круги
В измученных глазах.
Меня сжимал, как змей, диван,
Пытливый гость - я знал,
Что комнат бархатный туман
Мне душу отравлял.
Но, душу нежную губя,
В себя вонзая нож,
Я в муках узнавал тебя,
Блистательная ложь!
О, запах пламенный духов!
О, шелестящий миг!
О, речи магов и волхвов!
Пергамент желтых книг!
Ты, безымянная! Волхва
Неведомая дочь!
Ты нашептала мне слова,
Свивающие ночь.
Январь 1906
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
В РЭ II2...[ Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.] под текстом та же датировка, что и в Т5 [Пятая тетрадь беловых автографов стихотворений]: — "1905-1906, январи".
"
В биографической основе, здесь, очевидно, его личный горький опыт этого нескончаемого января: он, Л.Д., Андрей Белый:
У женщин взор был тускл и туп,
И страшен был их взор:
Я знал, что судороги губ
Открыли их позор,
Что пили ночь и забытье,
Но день их опалил...
Как страшно мирное жилье
Для тех, кто изменил!
Он пытался сбежать от всего этого и в творчество — в котором сотворил Незнакомку, и в другой Город, то есть в чужой мир, но всюду — одно и тоже: или грязные женщины или... "Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового..." (А.А. Блок. О современном состоянии русского символизма.)
В этом стихотворении — ещё одно приближение к "дьявольскому сплаву" — уже появились "пламенные духи" и "шелестящие миги", то есть миги, наполненные шелестами — ниспадающих? — платьев...
Но страшно мирное житье не только тем, кто изменил, но ещё хуже тем — кому.
"Твое лицо бледней, чем было..."
* * *
Твое лицо бледней, чем было
В тот день, когда я подал знак,
Когда, замедлив, торопила
Ты легкий, предвечерний шаг.
Вот я стою, всему покорный,
У немерцающей стены.
Что' сердце? Свиток чудотворный,
Где страсть и горе сочтены!
Поверь, мы оба небо знали:
Звездой кровавой ты текла,
Я измерял твой путь в печали,
Когда ты падать начала.
Мы знали знаньем несказанным
Одну и ту же высоту
И вместе пали за туманом,
Чертя уклонную черту.
Но я нашел тебя и встретил
В неосвещенных воротах,
И этот взор - не меньше светел,
Чем был в туманных высотах!
Комета! Я прочел в светилах
Всю повесть раннюю твою,
И лживый блеск созвездий милых
Под черным шелком узнаю!
Ты путь свершаешь предо мною,
Уходишь в тени, как тогда,
И то же небо за тобою,
И шлейф влачишь, как та звезда!
Не медли, в темных тенях кроясь,
Не бойся вспомнить и взглянуть.
Серебряный твой узкий пояс -
Сужденный магу млечный путь.
Март 1906
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
"
Заглавие Незнакомке
Эпиграф Глухие тайны мне поручены.
Незнакомка
"
Эпиграф из стихотворения "Незнакомка", название "Незнакомке"...
Напомню, что эпиграф у Блока — это ссылка на повод к стихотворению, на предшествующую стихотворению сцену. То есть сначала надо бы прочитать, как "По вечерам над ресторанами // Горячий воздух дик и глух...", а потом данное объяснение, откуда взялась дама в шелках и при шляпе с " траурными перьями ".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
