| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И рассказывал шуточные сказки.
Развертывал длинные сказанья
Бессвязно, и долго, и звонко —
О стариках, и о странах без названья,
И о девушке с глазами ребенка.
Апрель 1903"
"По городу бегал черный человек.
Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.
...Ах, какой бледный город на заре!
Черный человечек плачет на дворе.
Апрель 1903"
"...Где скончалась внезапно земля,
Мне почудился ты — умирающий,
Истекающий кровью, как я.
Неужели и ты отступаешь?
Неужели я стал одинок?
Или ты, испытуя, мигаешь,
Будто в поле кровавый платок...
18 октября 1903"
"Сижу за ширмой. У меня
Такие крохотные ножки...
Такие ручки у меня,
Такое темное окошко...
Тепло и темно. Я гашу
Свечу, которую приносят,
Но благодарность приношу.
Меня давно развлечься просят.
Но эти ручки... Я влюблен
В мою морщинистую кожу...
18 октября 1903"
"...Под лунным серпом
Тащится по полю путник горбатый...
В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Ветер колышет их влево и вправо.
Шепчет и клонится злак голубой.
Пляшет горбун под луною двурогой.
Кто-то зовет серебристой трубой.
Кто-то бежит озаренной дорогой.
Бледные девушки встали из трав.
Подняли руки к познанью, к молчанью.
Ухом к земле неподвижно припав,
Внемлет горбун ожиданью, дыханью.
14 декабря 1903"
Том II.
Разные стихотворения:
"В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
4 октября 1905"
"...Вертлявый бес верхушкой ели
Проткнет небесный золотой...
Октябрь 1906"
...А над болотом — проклятый звонарь
Бил и будил колокольную медь...
...В час угрюмого звона я был
Под стеной, средь болотной травы,
Я узнал тебя, черный звонарь,
Но не мне укротить твою медь!"
7 ноября 1906"
"...Я сдавлен давкой человечьей,
Едва не оттеснен назад...
И вот — ее глаза и плечи,
И черных перьев водопад...
Проходит в час определенный,
За нею — карлик, шлейф влача...
И я смотрю вослед, влюбленный,
Как пленный раб — на палача...
Она проходит — и не взглянет,
Пренебрежением казня...
И только карлик не устанет
Глядеть с усмешкой на меня.
Февраль 1908"
Город:
"...На глухую улицу в полночь вышли
Веселые девушки. Было — две.
Но Третий за ними — за ними следом
Мелькал, неслышный, в луче фонаря.
15 апреля 1905"
"Барка жизни встала..."
* * *
Барка жизни встала
На большой мели.
Громкий крик рабочих
Слышен издали.
Песни и тревога
На пустой реке.
Входит кто-то сильный
В сером армяке.
Руль дощатый сдвинул,
Парус распустил
И багор закинул,
Грудью надавил.
Тихо повернулась
Красная корма,
Побежали мимо
Пестрые дома.
Вот они далёко,
Весело плывут.
Только нас с собою,
Верно, не возьмут!
Декабрь 1904
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
Образ барки, севшей на мель, встречается в известной народной песне "Ой, дубинушка, ухни ... ": "Наша барка на мель стала" (Великорусские народные песни, изданные А.И. Соболевским. СПб., 1902. Т. 6. С. 470-472, N568
...Образ мог быть навеян также петербургским бытом, барками на Неве (см.: Бекетова 12• С. 46); а также: (Засосов Д., Пызин В. Пешком по старому Петербургу. // Нева. 1987 . .N 1. С. 205).
"
Наивный метафоризм стихотворения понятен без всяких пояснений. Все эти блуждания по тёмному отражению Санкт-Петербурга в предыдущих стихотворениях книги "Город" были очевидно тупиковы.
Вот только...
Вот они далёко,
Весело плывут.
Только нас с собою,
Верно, не возьмут!
Действие и в заглавном стихотворении происходит всё там же, в "трансфизичесомй слое под великим городом Энрофа" (Д. Андреев). Но раньше для Блока всё это было, как экскурсионный тур в зарубежной турпоездке. И вот первый звонок, что "Барка жизни встала // На большой мели", что путь назад отрезан, что обратные билеты на барку не продаются.
Что туризм оборачивается эмиграцией.
"Улица, улица..."
* * *
Улица, улица...
Тени беззвучно спешащих
Тело продать,
И забвенье купить,
И опять погрузиться
В сонное озеро города - зимнего холода...
Спите. Забудьте слова лучезарных.
О, если б не было в окнах
Светов мерцающих!
Штор и пунцовых цветочков!
Лиц, наклоненных над скудной работой!
Всё тихо.
Луна поднялась.
И облачных перьев ряды
Разбежались далёко.
Январь 1905
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"Наблюдается совпадение ряда образов стихотворения с повестью Достоевского "Бедные люди" (1845): "и шторы, и пунцовые цветочки, ( ... ) и мерцающие светы свечей"; и "лица, наклоненные над скудной работой" (см.: Минц З.Г. Блок и Достоевґский// Достоевский и его время. Л., 1971. С. 223)."
Но герои повести Федора Михайловича знать не знали о "лучезарных". Нет, это поэт идет по темному отражению тогдашней нашей столицы и вздыхает: и тут то же самое... Вон, ведь даже мещанские цветочки точно такие же!.. И такая же улица, такая же ночь... Скоро он дойдет и до пресловутой аптеки, примостившейся под знакомым фонарем.
Повесть
Г. Чулкову
В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,
Темный профиль женщины наклонился вниз.
Серые прохожие усердно проносили
Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.
Прямо перед окнами - светлый и упорный -
Каждому прохожему бросал лучи фонарь.
И в дождливой сети - не белой, не черной -
Каждый скрывался - не молод и не стар.
Были как виденья неживой столицы -
Случайно, нечаянно вступающие в луч.
Исчезали спины, возникали лица,
Робкие, покорные унынью низких туч.
И - нежданно резко - раздались проклятья,
Будто рассекая полосу дождя:
С головой открытой - кто-то в красном платье
Поднимал на воздух малое дитя...
Светлый и упорный, луч упал бессменный -
И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,
Бешено ударилась головой о стену,
С криком исступленья, уронив ребенка в ночь...
И столпились серые виденья мокрой скуки.
Кто-то громко ахал, качая головой.
А она лежала на спине, раскинув руки,
В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.
Но из глаз открытых - взор упорно-дерзкий
Всё искал кого-то в верхних этажах...
И нашел - и встретился в окне у занавески
С взором темной женщины в узорных кружевах.
Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,
И мгновенье длилось... Улица ждала...
Но через мгновенье наверху упали шторы,
А внизу - в глазах открытых - сила умерла...
Умерла - и вновь в дождливой сети тонкой
Зычные, нестройные звучали голоса.
Кто-то поднял на' руки кричащего ребенка
И, крестясь, украдкой утирал глаза...
Но вверху сомнительно молчали стекла окон.
Плотно-белый занавес пустел в сетях дождя.
Кто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.
Уходил тихонько. И плакал, уходя.
Январь 1905
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
Чулков Георгий Иванович (1879-1939) — писатель-символист, критик и литературовед, автор воспоминаний о Блоке. В период создания стихотворения был в числе близких друзей Блока.
Ср. в воспоминаниях Чулкова, относящихся к лету 1905 г.: "Я помню наши скитальчества с Блоком в белые петербургские ночи и долгие беседы где-нибудь на скамейке Островов. В этих беседах преобладали не "экономика", "статистика", не то, что называется "реальной политикой", а совсем другие понятия и категории, выходящие за пределы так называемой "действительности". Чудились иные голоса, пела сама стихия, иные лица казались масками, а за маревом внешней жизни мерещилось иное, таинственное лицо" (Чулков Г.И. Александр Блок и его время// Воспоминания, 1. С. 356).
"
В прошлом стихотворении:
"Улица, улица...
Тени беззвучно спешащих
Тело продать,
И забвенье купить...
Январь 1905 "
Вот, поэт пригляделся к одной из этих теней.
"— В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли, // Темный профиль женщины наклонился вниз..." — опять же из прошлого стихотворения:
"О, если б не было в окнах
Светов мерцающих!
Штор и пунцовых цветочков!
Лиц, наклоненных над скудной работой!
Январь 1905"
Кто эта — "наклонившаяся"? — мать, изгнавшая непутёвую дочку из дома?
— "Серые прохожие усердно проносили // Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц..." — безликие, привычный персонаж его книг.
— "Прямо перед окнами — светлый и упорный — // Каждому прохожему бросал лучи фонарь." — из моего коммента к прошлому стихотворению: "И такая же улица, такая же ночь... Скоро он дойдет и до пресловутой аптеки, примостившейся под знакомым фонарем".
— "И мгновенно женщина, ночных веселий дочь..." — в черновиках она описана конкретней:
(А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. Другие редакции и варианты":
"Подняла к балкону взоры
Проститутка в багровом плаще...")
— "А она лежала на спине, раскинув руки, // В грязно-красном платье, на кровавой мостовой." — Сравните, более известное стихотворение, уже из "тома III" — "На железной дороге":
"Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая...
1910"
Разные — для Блока — эпохи, разные книги, разные миры: в будущем стихотворении — реальная Россия, а в этом — инфернальный Питер, а молодые женщины всё гибнут и гибнут, всё убивают себя и убивают...
"Иду - и всё мимолетно..."
* * *
Иду - и всё мимолетно.
Вечереет - и газ зажгли.
Музыка ведет бесповоротно,
Куда глядят глаза мои.
Они глядят в по'дворотни,
Где шарманщик вздыхал над тенью своей...
Не встречу ли оборотня?
Не увижу ли красной подруги моей?
Смотрю и смотрю внимательно,
Может быть, слишком упорно еще...
И - внезапно - тенью гадательной -
Вольная дева в огненном плаще!..
В огненном! Выйди за поворот:
На глазах твоих повязка лежит еще...
И она тебя кольцом неразлучным сожмет
В змеином ло'говище.
9 марта 1905
Рифмовка.
— "упорно еще / в огненном плаще" — в те времена буква "ё" в рифмах читалась как "e".
— "лежит еще... / ло'говище" — читать следует с двойным ударением: "ло'гови'ще".
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
— "Вольная дева в огненном плаще!.. // ( ... )И она тебя кольцом неразлучным сожмет // В змеином логовище." — Ср. с повериями об огненных змеях, одно из них Блок приводит в статье "Поэзия заговоров и заклинаний" (1906): "Иногда "прелестник" (огненный змей. — Ред.) является в женском образе Летавицы и чарует волшебными прелестями" (СС-85 . С. 59; о "летавицах" см.: Сборник малороссийских заклинаний / Сост. П. Ефименко. М., 1874. С. 70. N2 220; Афанасьев, 3. С. 209; об образе "оборотняґзмея", превращающегося в деву, см.: Афанасьев, 2. С. 625).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
