| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах...
...И в великом ужасе, скрывая лица,— люди
То бессмысленно взывали: "Горе! с нами бог!",
То, упав на мостовую, бились в общей груде...
Звери морды прятали, в смятенье, между ног.
Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
Красоты своей,— в восторге бросилась к коню,
Плача целовала лошадиные копыта,
Руки простирала к огневеющему дню.
Но восторг и ужас длились — краткое мгновенье.
Через миг в толпе смятенной не стоял никто:
Набежало с улиц смежных новое движенье,
Было все обычном светом ярко залито.
И никто не мог ответить, в буре многошумной,
Было ль то виденье свыше или сон пустой..."
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"Непосредственным толчком к написанию стихотворения послужил "Конь блед" (1903) В. Брюсова.
Это "влияние" указано поэтом в примечаниях к II2 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904-1906). 2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912...
Брюсовскую поэму Блок слышал в исполнении автора в январе 1904 г. в Москве (см. письмо к матери от 14-15 января 1904 г.). С просьбой прислать ее текст он обращается к П.П. Перцову 10 мая 1904 г. (СС-88 . С. 101).
"С этого стихотворения начинается сильное влияние поэзии Валерия Брюсова, продолжавшееся до осени 1904 г." (ИвановґРазумник. Л. 167). Более сдержанный блоковский отзыв о поэме — в письме С.М. Соґловьеву от 21 октября 1904 г."
Чтобы сделать ссылку на этот "непосредственный толчок" Блок вставил эпиграф. Но в поэтической системе Блока эпиграф — это не объяснения текста или повода для его написания, а ссылка на сцену, непосредственно предшествующую собственному тексту. Чего здесь нет.
И Блок эпиграф убрал.
Петр
Евг. Иванову
Он спит, пока закат румян.
И сонно розовеют латы.
И с тихим свистом сквозь туман
Глядится Змей, копытом сжатый.
Сойдут глухие вечера,
Змей расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
Зажгутся нити фонарей,
Блеснут витрины и троттуары.
В мерцаньи тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла,
Потонет взгляд в манящем взгляде.
Пускай невинность из угла
Протяжно молит о пощаде!
Там, на скале, веселый царь
Взмахнул зловонное кадило,
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила!
Бегите все на зов! на лов!
На перекрестки улиц лунных!
Весь город полон голосов
Мужских - крикливых, женских - струнных!
Он будет город свой беречь,
И, заалев перед денницей,
В руке простертой вспыхнет меч
Над затихающей столицей.
22 февраля 1904
Из Примечаний в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"— Иванов Евгений Павлович (1880-1942) — писатель, участник символистских изданий, университетский товарищ и ближайший друг Блока в 1900-х годах."
— Е.П. Иванов. — До революции — член Петроградского религиозно-философского Общества и "Вольфилы". После революции — библиотекарь и статистик. Арестован по делу "Воскресения" 11 декабря 1929 г. как "участник к/р церковно-монархической организации А. А. Мейера "Воскресение"". Выслан в Северный край на 3 года, в ссылке в Великом Устюге (1929 — 1932 гг.). В 1932 — 1942 гг. проживал в Ленинграде. Работал счетоводом, рабочим, кассиром в Консерватории. Умер в блокадном Ленинграде от голода.
Википедия.
— Блеснут витрины и троттуары — во времена Блока "-туа-" в слове "троттуары" читалось в один слог.
В прошлом стихотворении ("Последний день") мы видели, как проститутка призывала Апокалипсис на этот город. Город выстоял. Ибо его охраняет Петр.
Картина города осталась той же. Сравните, там:
"...Гудели крики, лай и ржанье.
Там, на грязной улице, где люди собрались..."
Здесь:
Блеснут витрины и троттуары.
В мерцаньи тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла
Но там рука блудницы проклинала город:
"Женщина-блудница - от ложа пьяного желанья -
На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь...
Высоко - над домами - в тумане снежной бури,
На месте полуденных туч и полунощных звезд,
Розовым зигзагом в разверстой лазури
Тонкая рука распластала тонкий крест."
Здесь длань Петра оберегает свой град:
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя...
...Он будет город свой беречь,
И, заалев перед денницей,
В руке простертой вспыхнет меч...
Правда, сам он выглядит далеко не ангелом, да и хранит его несколько своеобразно:
Там, на скале, веселый царь
Взмахнул зловонное кадило,
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила!
Бегите все на зов! на лов!
На перекрестки улиц лунных!
Весь город полон голосов
Мужских - крикливых, женских - струнных...
Что-то уж больно напоминает эта картина то ли Помпеи времен упадка Рима, то ли Гоморру накануне сошествия в неё Ангелов.
Пословица "Каков поп, таков и приход" верна в обе стороны.
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"На восприятие Блоком Медного всадника повлияла трактовка Петра в символистской литературе ("демон древней Москвы" в стих. Ив. Коневского "Среда" (1900-1901), антихрист в романе Д.С. Мережковского "Петр и Алексей" , а также размышления Е.П. Иванова, нашедшие позднее воплощение в лирико-поэтическом этюде "Всадник" (1907), которыми он делился с поэтом.
"Кто он? — спрашивал собеседник Блока... — Е. Иванов пытался найти ответ, вглядываясь в памятник Петру I: "порой кажется, что Всадник с конем не готов к полету, а колеблется над бездною и ( ... ) змий не раздавлен конем, а укусил его в пяту и все грезит под великим" .
Восприятие Е.П. Ивановым Медного всадника как "демона мятежного" и в то же время, подсказанное фальконетоnекой скульптурной группой (всадник, попирающий змею), сопоставление его с Георгием Победоносцем отразилось в блоковском стихотворении: образ Петра I с факелом, "руководящего" "ночной потехой" и образ Петра I с мечом, охраняющего город.
Сравнивая в позднейших мемуарах образ Медного всадника в стих. "Пушкинскому Дому" (1921) с образом 1904 г., Е. П. Иванов заметил, что "этот Петр совсем не тот, чем в "Петербургской поэме", где имя Петра только лишь "алеет на латах" от Зари, а сам он как Сатана" (Иванов Е.П. Воспоминания об Александре Блоке ).
— И с тихим свистом сквозь туман // Глядится Змей, копытом сжатый. — "Зачем же свистит змей? - писал Ин. Анненский. - Ведь змей из меди не может свистеть! Верно - но не менее верно и то, что этот свистал, пользуясь закатной дремой всадника. Все дело в том, что свист здесь - символ придавленной жизни. ( ... ) Свистом змей подает знак союзникам, их же и высматривает он, еще пленный, из-под ноги коня. Змей и царь не кончили исконной борьбы" (Анненский И. О современном лиризме // Аполлон. 1909 . N 1. Отд. 1. С. 25) .
Поединок
Дни и ночи я безволен,
Жду чудес, дремлю без сна.
В песнях дальних колоколен
Пробуждается весна.
Чутко веет над столицей
Угнетенного Петра.
Вечерница льнет к деннице,
Несказа'нней вечера.
И зарей - очам усталым
Предстоит, озарена,
За прозрачным покрывалом
Лучезарная Жена...
Вдруг летит с отвагой ратной -
В бранном шлеме голова -
Ясный, Кроткий, Златолатный,
Кем возвысилась Москва!
Ангел, Мученик, Посланец
Поднял звонкую трубу...
Слышу ко'ней тяжкий танец,
Вижу смертную борьбу...
Светлый Муж ударил Деда!
Белый - черного коня!..
Пусть последняя победа
Довершится без меня!..
Я бегу на воздух вольный,
Жаром битвы утомлен...
Бейся, колокол раздольный,
Разглашай весенний звон!
Чуждый спорам, верный взорам
Девы алых вечеров,
Я опять иду дозором
В тень узорных теремов:
Не мелькнет ли луч в светлице?
Не зажгутся ль терема?
Не сойдет ли от божницы
Лучезарная Сама?
22 февраля 1904
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
" Описание БА [беловой автограф] "Петербургской поэмы", второй частью которой по первоначальному замыслу являлось стихотворение, см. коммент. к стих. "Петр".
[Примечание к стих. "Петр":
...Стихотворение первоначально представляло собой первую часть "Петербургской поэмы" вместе со стих. "Поединок" (вторая часть) с общими для обоих текстов заглавием, посвящением, эпиграфом и датой.]
— Вечерница льнет к деннице ... — Вечерница — вечерняя заря, денница — утренняя... Ср. также: "Одна заря сменить другую // Спешит ( ... )" (Пушкин А.С. Медный всадник; вступление); "Над сонною столицей // Румяный запад с новою денницей // На севере сливались" (Лермонтов М.Ю. Сказка для детей; гл. 10).
— Кем возвысилась Москва! — С XIV в. изображение всадника, поражающего змея (Георгий Победоносец), становится эмблемой Москвы.
— Светлый Муж ударил Деда! // Белый - черного коня!.. — В славянской мифологии борьба света и тьмы, добра и зла, представлялась как единоборство Белбога и Чернобога (см.: Фаминцын А.С. Божества древних славян. СПб., 1884. С. 141; Афанасьев, 1. С. 93).
Афанасьев указывал, что в христианстве понятие о светлом (белом) боге перенесено на Георгия Победоносца, "свет Георгия Храброго" (Фаминцын А.С. Указ. соч. С. 142; ср. у Блока "светлый Муж"). В иконографической традиции он изображается на белом коне.
Дед — одно из названий верховного небесного божества у славян (Фаминцын А.С. Указ. соч. С. 146); Блок придает "Деду" черты Чернобога (черный конь). На изображение Петра I ("Медного всадника") Чернобогом, который в свою очередь, отождествляется с дьяволом (Афанасьев, 1. С. 102), повлияли, помимо всего прочего, как свидетельствует Е.П. Иванов, беседы Блока с ним и с Л.Д. Семеновым о Всаднике-Петре.
Отношение Л. Семенова к Медному всаднику, по воспоминаниям мемуариста, "было отрицательное, как к городской "нечистой силе", противоположной "чистой силе" Матери Земли и Солнечному Всаднику ее на белом златогривом коне ... " (БС-1. С. 376-377). Об отношении Е.П. Иванова к Медному всаднику свидетельствует открытка с изображением этого памятника, посланная Блоку к Новому (1905) году с надписью: "Милый и страшный Демон, сидящий на водах многих реки и ее протоков, вливающихся в море" (ИРЛИ. Ф. 411. Ед. хр. 45. Л. 9) .
"
Явление Лучезарной Жены в середине "Тома II" — несколько неожиданно, но дата стихотворения "22 февраля 1904" объясняет происходящее. Зима 904 года — это разгар "Распутий", когда Блок ещё не бросил Служение, и оставалась ещё надежда на свершение его миссии.
И декорации "поединка" характерны именно для "тома I":
Колокольный звон — это перезвон храмов, а не нечто потустороннее, как в предыдущей книге:
"А над болотом — проклятый звонарь
Бил и будил колокольную медь.
Звуки летели, как филины,
В ночное пространство.
7 ноября 1906"
И зори — они те самые, о которых писал Андрей Белый:
"В 1900 — 1901 годах "символисты" встречали зарю; их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности; гипотезы — теории символизма; переменялись гипотезы; факт — оставался: заря восходили и ослепляла глаза; в ликовании видящих побеждала уверенность..."
... те самые, которые предрекали явление Девы, те самые которые были призывом Господним к действию — то есть его — молодого Блока — личной Купиной:
"...закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню..." и "...произошло то, что я определял, как Видения (закаты)". (Ал. Блок. Дневники 18 года о весне 1901):
И зарей - очам усталым
Предстоит, озарена,
За прозрачным покрывалом
Лучезарная Жена...
Заглавное стихотворение является непосредственным продолжением предыдущего — "Петр". И Петр в этом — тот же, который с весельем во взоре берет под свою руку со зловонным кадилом "всех" — и крикливых мужчин и струнно-голосых женщин. И "...Пускай невинность из угла // Протяжно молит о пощаде!", его горящий меч будет гарантом стражи , и: "Плащами всех укроет мгла."
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
