Волчица и пряность. Том 23

— Хозяин Раден, послушай! Мы здесь ради тебя и деревни!

Селяне отчаянно пытались вытянуть Радена наружу, но он повернулся назад, схватил крепкого на вид мужчину и отбросил его, как котёнка. У Суарто был вид, будто он был готов заплакать. А мальчик Бим, который пошёл наперекор селянам и привёл хозяина, пытался и сейчас помочь ему.

Прекрасно говоривший до того епископ силился, заикаясь, что-то произнести. При виде этой суматохи Хоро весело рассмеялась.

Ну и ну, что творится? — подумал Лоуренс, а мгновеньем позже...

— Прекратите это всё! — громко прозвучал решительный женский голос, сопровождаемый резким ударом.

Все тут же повернулись в ту сторону, там Эльза, яростно сведя брови, стояла у стола, по крышке которого она стукнула кулаками.

— Церковь — это дом Божий! Ни в коем случае вы не смеете устраивать здесь такое безобразие!

Женщина такой отваги, что, казалось, её чёлка вздрагивала от собственного голоса, мать, способная сурово отчитать в своём доме трёх мальчишек и мужа в придачу.

Раден, Суарто и, конечно, Бим вытаращили свои глаза на неё, то же произошло со всеми селянами.

— Забыть, что Бог всегда видит вас! Какой стыд!

Её нагоняй стегнул селян, будто хлыст, и головы мужчин виновато потупились. В наступившей тишине отчётливо хихикнула Хоро.

Лоуренс вздохнул и произнёс:

— Падре, пожалуйста, выведи господина Суарто и остальных селян в другую комнату.

У Суарто, кажется, было что сказать, но Эльза уперла руки в бока и посмотрела на него так, словно он был маленьким мальчиком.

— Преподобный Раден и... ты, малыш Бим, останьтесь, пожалуйста, с нами.

Раден был старше даже дедушки Бима, но, казалось, он и мальчик были давними приятелями.

— Ладно, не задерживайтесь, двигайте! — скомандовала Эльза, и селяне побрели прочь, словно стадо овец.

Суарто не без тревоги оглянулся на Радена, тот это заметил, но на взгляд отвечать не стал.

Эльза, сославшись на то, что у неё заболело горло, взяла вина и налила всем.

Раден не без труда втиснул своё большое тело в кресло и стал молча разглядывать вино в чаше.

— Меня зовут Крафт Лоуренс,— преставился для начала бывший торговец.

Его собеседник, следуя правилам приличий, поднял голову и кратко ответил:

— Раден.

— Имя довольно редкое, это, позволь узнать, родовое имя или?..

— Хозяин Раден — это просто хозяин Раден, — перебил малыш Бим. — Меня зовут Бим, Суарто — мой дедушка.

Этот смелый мальчуган сразу понравился Хоро, и когда Бим спросил у Эльзы, почему ему не дали вина, а та его, конечно, тут же отругала, Хоро радостно улыбнулась.

— Так что, господин Лоуренс, ты на стороне моего дедушки? — прямо спросил Бим.

Несмотря на родственную связь мальчик явно пошёл против воли старосты.

— Я ещё ни на чьей стороне.

— Но разве ты не сговорился с церковью сделать то, что хочет дедушка?

— Они попросили моей помощи, и сначала всё было именно так. Но сейчас я вижу, что всё сложнее, и мне нужно выслушать, что вы двое хотели бы мне сказать, поэтому я попросил господина Суарто и остальных удалиться.

Бим какое-то время смотрел на Лоуренса, потом, хмыкнув, отвёл взгляд.

— Значит, староста собрался занять денег у церкви? — заговорил, наконец, Раден.

Лоуренс кивнул и ответил:

— Похоже, деревня не вполне единогласна в этом.

Раден смолчал, за него ответил Бим:

— Все одобрили это, кроме хозяина Радена и тех, кто, как я, на его стороне.

Кажется, Лоуренс начинал лучше понимать ситуацию в деревне.

— Дедушка сказал, что поедет что-то продавать в городе, но, когда он отвёз меня и хозяина Радена в горы, в этом было что-то совсем-совсем не так. А потом, когда мы вернулись в деревню, я узнал, что почти все взрослые уехали в город.

— И вы вдвоём приехали в город на лошади верхом?

— Именно так, хозяин Раден не может ездить на лошади один.

Было забавно представить Бима на лошади с поводьями в руках и Радена у него за спиной.

— Я надеюсь, ты сможешь сделать вид, что этой истории с займом не было, — произнёс Раден. — Наша деревня никогда не занимала ни медяка, и в будущем это ей не понадобится.

— Но господин Суарто говорил, что ты очень беспокоишься о том, что будет в деревне с работой, и они хотели занять, какие-то деньги, чтобы снять твоё беспокойство.

Раден промолчал.

— Ты беспокоишься из-за плохого положения с разведением рыбы в деревне?

Раден не стал подтверждать или отрицать, он просто снова уставился на вино в чаше.

— Я думаю, с разведением рыбы плохо из-за шкур, которые надо дубить, — со злостью в голосе вмешался Бим. — Просто перестать возиться с этими оленьими шкурами. Чтобы пустить в пруд мальков, и тогда деревня вернётся к нормальной жизни.

Дубление действительно отравляет воду. Лоуренс посмотрел на Хоро, интересуясь, согласится ли она поехать в деревню, чтобы выяснить, не вызван ли мор рыбы дублением шкур. Но заметил, что Раден посмотрел на Бима и потом произнёс:

— Это не должно быть никак связано с дублением. Староста деревни и другие селяне совершенно ясно дали это понять.

— Но, может... — попытался возразить Бим.

Взгляда Радена хвалило, чтобы он смолк.

— У меня есть сомнение, это так, — и Раден снова повернулся к Лоуренсу. — Охота на оленей... да, это ненадёжный промысел. Я хочу, чтобы деревня вернулась к разведению рыбы.

Его бесстрастная, "деревянная" манера говорить вполне подошла бы воплощению дерева. Но истинная лесная богиня сидела сейчас рядом, и её уши под капюшоном, кажется, шевельнулись.

— Более того, звание епископа — это не для меня, — заключил Раден.

— Как это может быть? — теперь заговорила Эльза. — Судя по тому, что я услышала, ты подходишь больше многих священнослужителей в мире.

У Эльзы чёрное — это чёрное, а белое — белое, в этом раскрывалась вся её душа.

Казалось, у Радена были возражения, но он не решился ответить. Эльзу, кажется, это немного рассердило, но она тут же справилась с собой и продолжила:

— Меня часто просят разобраться с книгами счетов в разных церквях. Епископ любой церкви может похвалиться своей историей служения, но большинство из них не способно прочесть Священное писание, а расходование ими денег — вообще дичь неописуемая. Я всегда надеялась, что тот, кто действительно будет следовать законам Божьим, сможет стать епископом и сметёт нездоровые поветрия, посеянные этими людьми.

Раден, закрыв глаза, горько усмехнулся и сказал:

— Я слышал, что ты очень предана Господу. Твоя похвала означает, что я не пошёл неверным путём и не потратил даром жизнь.

Могло показаться, что он справлялся с трудностями грубой силой, но его слова могли принадлежать истинному священнослужителю.

— Я говорила вполне серьёзно, — произнесла Эльза.

Глаза Радена расширились, он посмотрел на Бима, будто ждал от него помощи.

— Кажется, все меня слишком возвеличивают.

— Хозяин Раден... — жалобным голосом отозвался Бим.

Раден вздохнул.

— Тебя зовут Лоуренс, да? Меня — Раден, просто Раден. Ребёнком покинул я родные места, я тогда был примерно как Бим, с того времени прошло сорок лет. Боюсь, что людей, знавших моё настоящее имя, уже не осталось на свете.

Тяжёлый труд под открытым небом в течение многих лет сделали его кожу неповторимой, продубив её потом, пылью и солнцем. По той же причине этот человек облысел, а его руки приняли нынешний вид. Он посмотрел на них и продолжил:

— Моя родина — полуразвалившаяся деревушка в стране Радери. Радери, ты должен был слышать о ней, правда?

Лоуренс невольно ахнул.

— Я знаю, где это... Ты настолько издалека?

Сидевшая рядом Хоро задрала голову и посмотрела поверх головы Лоуренса.

— Нуу... Между прочим, я вроде говорила тебе про аристократов, которые ели колотый лёд, смешанный с лимонами и мёдом, правда? Они из Радери, пустынной страны, где жарко, как летом, круглый год.

— Ха-ха, помню, ты действительно рассказывала и мечтала это отведать.

Чтобы добраться из Саронии в Радери, надо достичь западного побережья, чтобы оттуда отплыть на корабле. Часть пути можно не плыть, а двигаться по суше, что может сэкономить половину времени на этом участке, но тогда придётся преодолеть крутой горный хребет, что могло стоить жизни.

Хоть по суше, хоть морем на дорогу ушло бы не меньше трёх месяцев, а то и до полугода. И это только до южной оконечности большой земли, откуда надо будет переплыть тёплое море, напоминавшее видом расплавленный драгоценный камень, миновать несколько островов и достичь противоположного берега моря.

Радери был так далёк, что Лоуренс знал лишь это название.

— Радери... Вот откуда имя "Раден"?

Лоуренс был уверен, что в этих местах невозможно встретить кого-либо из той страны, сколько не ищи. Раден не думал, что какой-нибудь случайный земляк смог бы его отличить от остальных по настоящему имени, потому и дал тому месту имя родной страны. Лоуренс сам странствовал долгое время и потому более-менее понимал мотивы Радена.

— Деревня, в которой я родился, была настолько бедна, что могла развалиться, если на неё просто дыхнуть, а в тёплом море было столько акул, что наловить достаточно рыбы было невозможно. В этой деревне... назовём это "основой жизни", так вот, основой жизни был поиск сокровищ в море. Они попадались редко, может, раз в год. Мы были чем-то вроде пиратов.

Самым известным сокровищем, которое можно было найти в море, были куски янтаря, которые прибивали к берегу штормы. Если бы Раден действительно пошёл по пиратской стезе, он мог бы стать главарём известной банды пиратов.

— Деревня перестала существовать после трёх лет бесплодных попыток что-либо выловить. Я пошёл своим путём, выдав себя за гребца, я отправился на торговом корабле в плавание, желая увидеть, что там на другой стороне моря. Ловля сокровищ сделала мои руки сильными, что оказалось весьма востребованным.

Гребля — тяжкий труд, она даже часто использовалась для наказания преступников, так что мощное телосложение Радена сослужило ему хорошую службу.

— Я переходил с корабля на корабль, и в итоге меня занесло в холодные края. Война Церкви против язычников на севере достигла высокого ожесточения, на каждом корабле можно было встретить священника с пылким сердцем. Тогда я и узнал об учении Бога.

— И тогда ты пришёл сюда?

— Мм? Да, так. Я последовал за одним... наверное, я мог бы его назвать отцом-наставником, люди собирались вокруг него. Но в этом месте было много погибших и пострадавших, я не мог продолжать идти дальше, ещё я не мог оставить позади меня тех, кто бежал сюда со стороны противника, оттуда, куда мы направлялись.

Раден ушёл из родной деревни, когда она погибла, неудивительно, что он не смог бросить потерявших дома людей.

— А отец-наставник пошёл дальше, оставив перед этим мне все права на теперешнюю деревню. Когда он проповедовал, кажется, даже птицы смолкали, чтобы послушать, так что, думаю, ему это было нетрудно.

Для Лоуренса было облегчением узнать, что Раден получил землю не каким-то другим путём.

— Из-за всего этого я решил жить и умереть на той земле, и дать дома людям, которые их утратили. Я поклялся отдать этому всё, я вырыл яму, выстлал её палой листвой и так устроил пруд.

— Зачем было копать пруд? — не удержалась от вопроса Хоро.

Лоуренса тоже интересовало, зачем Раден решил разводить рыбу.

Ответил Раден на вопрос с некоторым смущением.

— Это из-за первой истории из Священного писания, что пришла мне в голову. Бог дал один хлеб и одну рыбу голодающим людям. Один человек отломил половину хлеба и передал соседу, другой разделил рыбу с его соседом. И так они делили снова и снова, пока одним хлебом и одной рыбой не насытились тысячи голодных.

Иносказательную историю о любви к ближнему Раден постарался воплотить в действительности.

— Один за другим приходили на эту землю пережившие войну, потом стали приходить те, кого достигли слухи об этой земле. Заниматься рыбой и расширять пруд способны даже женщины и дети. В результате они все работали сообща, чтобы каждый год получать хороший улов. Когда я был ребёнком, я и мечтать не мог о таком количестве рыбы.

— Наша форель самая вкусная! Господин Лоуренс, ты пробовал её? — спросил Бим, и Лоуренсу пришлось покачать головой.

— Мы приехали сюда лишь недавно. Нас очень расстроило, что мы не могли её поесть.

— А-а... — огорчённо протянул Бим.

Раден слегка улыбнулся ему и продолжил:

— С тех пор произошло многое, сорок лет пролетели один за другим, как мгновения. Младенец на руках погорельца Суарто вырос, у него тоже родился сын и вырос уже до такого состояния.

Под внимательным взглядом Радена Бим смущённо поджал губы.

— Я просто живу, следуя Божьему учению, и не собираюсь становиться епископом. Я буду хранить эту деревню и умру в этой деревне. Если мне будет дано, — Раден поднял глаза к потолку, будто хотел увидеть небеса, — я надеюсь быть похороненным у пруда для рыбы, чтобы там выросло большое дерево, и в его тени всегда собиралась жирная форель.

Раден опустил взгляд и беспечным тоном добавил:

— Вот и всё, чего я хочу.

Старый, нарочито бодрый его голос лишь усилил ощущение печали одиночества, исходившее от старика в его преклонных годах.

Сидевшая рядом с Лоуренсом Хоро потупилась и сжала в кулачки руки, лежавшие на её коленях. При её свободной, непринуждённой манере себя вести она обладала добрым, ранимым сердцем, острее кого-либо на свете воспринимавшим такие ситуации.

— Таким образом, что будет, если здешняя церковь даст селянам достаточно денег, чтобы они могли всю жизнь развлекаться, не заботясь о хлебе насущном? — спросил Лоуренс.

Раден слабо усмехнулся этой шутке.

— Я всё равно не отправлюсь к папскому престолу. Я не должен покидать деревню.

Уши Хоро под капюшоном, кажется, вновь шевельнулись. Вероятно, её тронуло желание отдать все силы своему делу.

Лоуренс посмотрел на Хоро и сказал:

— Понятно.

Раден бросил на Лоуренса быстрый взгляд и опустил голову.

Жители епископата Раден приехали в Сауронию, не позаботившись о ночлеге, поэтому епископ предложил им переночевать в церкви. Хорошо бы это было проявлением Божьего милосердия, но, скорее всего, епископ принял это решение походя, не вникая в суть. Лицо Эльзы, серьёзной и думавшей о последствиях, лицо приобрело скучный вид.

— Кажется, всё пошло не так, — сказала она, провожая Хоро с Лоуренсом.

Слова, пропитанные тревогой.

— Нет, так лучше, чем упереться в преграду на полпути.

Упрямство Радена и поспешность Суарто и селян, так высоко ставивших своего хозяина. Всё это не укладывалось в рамки разума, значит, не могло быть и безупречного решения. Лоуренс лишь надеялся, что в конце никому не будет причинено вреда, а спустя годы люди будут вспоминать обо всём с улыбками.

— Завтра я проверю ход дел.

— Спасибо вам обоим за уделённое время. Пошла следить, чтобы падре не вынес им никакой выпивки.

Епископ был неплохим человеком, но недавно он пытался решить проблему долгов города, сажая торговцев в тюрьму, а значит, не продумывал действий наперёд в нужной мере.