Волчица и пряность. Том 23

Она давно хотела вернуться на родину, снова увидеть её, она могла бы посильней оттолкнуться задними лапами, засыпая поля песком, но не сумела.

И в этом не было смысла. Оковы обязательств и привязанностей, от них тяжело отказываться.

— Мне кажется, что в моей душе есть ещё другой человек, большое дерево чувствует то же самое. Снаружи видишь высокий, мощный ствол, но в душе его таится мудрость... На самом деле он понял и слова седовласого старосты, и его чувства, но сердце его не хочет слушаться... Так, наверное.

Не только селяне, как Суарто и Бим, но и епископ Саронии с Эльзой высоко ценили Радена и надеялись на беспроблемное обретение им звания. Его детище заменили охотой на оленей, потому что он слишком тяжело трудился, а люди хотели дать ему отдых. Но каковым было его собственное отношение?

Даже если в пруду, который он создал для жителей своей деревни, случился мор рыбы, селяне нашли способ заработать на жизнь своими силами. И он единственный суетился, пытаясь остановить пруд. А жители деревни взяли и предложили ему покинуть деревню на долгое время, может быть, на год, чтобы вернуться епископом.

Поэтому не стоило удивляться, если Раден их слова услышал иначе.

Уходи и стань епископом, это всё, что тебе остаётся.

Эти слова ночным мраком пробрались в сердце Радена, вцепляясь в него всё сильнее.

— К тому же у него не всё в порядке с коленом, он не смог бы охотиться на оленей вместе с остальными.

— Э? — потрясённо произнёс Лоуренс.

— Как, разве ты не знал? — удивилась Хоро, поднявшая голову, чтобы высморкаться.

Лоуренс с глупым видом покачал головой, но всё же возразил:

— Разве он не раскидал селян, когда они пытались его остановить?

— Большую часть веса он направлял на левую ногу. И он не мог сам ездить на лошади, потому что для него опасно залезать на неё и слезать, — пояснила Хоро, вытирая руками уголки глаз.

Лоуренс, рассеянно наблюдая за действиями Хоро, думал о недуге Радена. Тот даже в таком почтенном возрасте был ещё крепким и сильным, нетрудно представить, сколь храбрым и решительным он был в молодости. Даже сам Лоуренс, перенося на себе выпившую лишнее Хоро, чувствовал, что его кости и мышцы с годами слабеют, он понимал, что стареет, и это было печально. Надо думать, что для того, кто привык всю жизнь полагаться на крепость своего тела, это открытие должно было стать ещё большим потрясением.

С больным коленом Раден не смог управиться с прудом, когда болезнь поразила и убила рыб. С таким телом ему, наверное, будет сложно восстановить разведение рыбы. И даже к охоте на оленей, с которой селяне запросто справлялись, он не был пригоден. Как же могла ему леденить кровь эта череда ударов?

Лоуренс представил, насколько невыносимым Радену должно было показаться безобидное "пожалуйста, присядь".

Одержимость разведением рыбы объяснялась совсем не мечтой, родившейся из воспоминаний о родной деревне. Раден отчаянно пытался удержать в ладонях воду, утекавшую у него между пальцев. Он цеплялся за то время, когда был стержнем этой деревни, огромным деревом, на которое опиралось небо. А сейчас колени, на которых он обращался к Богу за поддержкой своей веры, переставали его держать. И чем больше будет сдавать тело, тем меньше он сможет делать для деревни. Скоро поток времени поглотит Радена и унесёт навсегда.

— Ужасно терять то, чем мы долгое время были, — произнесла Хоро, познавшая ужас одиночества среди бескрайних равнодушных просторов и жестокость своей ненужности людям.

И эта Хоро сейчас смотрела на Лоуренса. Он думал, что она заплачет, но она хихинула.

— Именно потому что ты крутишься в кольце здравомыслия, я смеюсь над тобой и называю дурнем, — продолжая улыбаться, снова хихикнула Хоро. — Было бы хорошо, если бы я сразу заметила, ещё в церкви, но я этого не сделала. И это потому что...

Хоро смущённо улыбнулась и лишь потом закончила:

— Ты дал мне дом, ставшим для меня родным, ты так меня баловал, что я забыла прошлые печали. В том месте, где бьют горячие источники, действительно очень уютно жить.

Её невинная улыбка заставила его сердце немного сжаться. Он знал, что сделал многое для Хоро. Но ничто из всего этого не могло навсегда заполнить пустоту её одиночества. Поэтому он обнял её худенькое тело, призывая время остановиться ради неё.

Но то, что он сказал ей после этого... В общем, это было привычным для них поддразниванием:

— Да, есть еда, есть вино, тебе не на что жаловаться.

Волчьи уши Хоро с шумом встали торчком, она забилась в его объятиях.

— Ты дурень! Я так серьёзно тебе...

— Так что...

Лоуренс снова обнял вырвавшуюся рассерженную Хоро, стараясь справиться с беспокойством в своём сердце. Потом отпустил и легко ущипнул её за нос. Хоро, пытавшаяся его не замечать, ответила саркастической улыбкой.

— Так что если я приму все твои чувства на полном серьёзе, то я сразу пожертвую тебе всё. Где тебе тогда в следующем году взять деньги на вино?

Чувства Хоро были подобны огромной бочке с вином, и, если пить из неё не по глоточку, а сразу много, напьёшься до потери сознания и утонешь в этой бочке.

— Я недавно узнал от госпожи Эльзы о важности предусмотрительности в семейном хозяйстве, — добавил Лоуренс и с трудом удержался от улыбки при виде сердитого при упоминании имени Эльзы выражения на лице Хоро.

— Сверх того, в последние дни ты пила действительно очень много.

Теперь Хоро надулась.

— Я ничего не потратила на это.

Они вдвоём решили долговую проблему города, и любой таверне им кто-нибудь заказывал выпить. Впрочем, Хоро и сама понимала, что много пила, она подняла ноги на кровать и, сердито отвернувшись, легла на бочок, прижав коленки к груди и обняв их.

Лоуренс вздохнул и с улыбкой сказал:

— И когда ты напиваешься, разве я не остаюсь в одиночестве?

Хоро удивлённо, почти с недоверием обернулась на Лоуренса. Даже рот у неё приоткрылся. Потом её лицо прояснилось, уголки губ дрогнули, будто она пыталась скрыть свою радость.

— Такой дурень...

— Какой дурень?

— Просто невыносимо какой, ты такой...

— ...милый мальчик, каким останешься навсегда, — закончил за неё Лоуренс, понимая, что Хоро собиралась поиздеваться над его глупостью.

Хоро попыталась скрыть своё удовольствие, ведь её перебили, но не выдержала и радостно рассмеялась.

— Рассудочность — это ещё не всё, — произнёс Лоуренс, говоря уже не только о своей глупости, но и безрассудном упрямстве Радена.

Рассудок требовал встать на сторону Суарто. Но чувства Радена — нечто такое, с чем рассудок не справлялся.

— Что ж, затруднение представляет то, что его беспокоит. Большое дерево в действительности же не дерево вовсе, — откликнулась Хоро.

И с ней было так же. Хотя её истинный облик — огромная волчица, которая была намного выше человека и могла проглотить его целиком, но сердце этой волчицы не было укутано густым мехом. Не добиться понимания Радена и селян — всё равно, что бросить Хоро в одиночестве в Пароэ.

— Но как же быть? — пробормотал почти себе под нос Лоуренс, и Хоро провела ладошкой по его щеке.

— Ты, кажется, видел это много раз в ваннах купальни в Ньоххире?

— В Ньоххире... А, ты о наследовании у аристократов...

Нередко в Ньоххиру приезжали отец и сын из аристократической семьи. Сыну причиняло боль упорство, с которым немощный старик цеплялся за власть, и здесь, на горячих источниках, нередко происходила смена власти. Теперь Лоуренс мог лучше понять, что чувствовал отец, не желавший терять власть, и, может, в будущем проявит к старику больше сочувствия.

— Ритуал наследования начинается с восхваления достижений уходящего, — немного задумчиво произнёс Лоуренс.

— Благодарности никогда не бывает много. Это разумно.

В самом деле... Лоуренс узнал для себя ещё кое-что. В Ньоххире он об этом сильно не задумывался.

— Тогда — каковы достижения Радена?

Конечно, нужно назвать вырытый у подножья горы пруд, позволивший разводить рыбу, чтобы наполнить животы голодных. Однако истинная благодарность за это состояла бы в том, чтобы приложить все силы для восстановления разведения рыбы в пруду. Это не было бы сложным, если бы нашлись средства и люди, но охота на оленей только-только стала кормить людей, бросить всё и вернуться к ненадёжному занятию разведения рыбы — достаточно опасно для деревни.

Нет ли иной возможности выразить свою благодарность?

Способ, который вернёт сияние всем деяниям Радена.

— Это большое дерево искал сокровище в море у себя на родине. Разве нет похожей концовки в песнях менестрелей, которые так нравятся Миюри? — вспомнила Хоро.

— То есть сказать: "Истинным сокровищем деревни является рыба, выращенная в пруду, который ты создал", так что ли?

— Это у тебя прозвучало как-то с пренебрежением...

Лоуренс задумался, и тут вдруг его взгляд упал на книгу избранных мест из переведённого Священного писания.

— Кстати, Раден выкопал пруд у подножья горы, вдохновлённый местом из Священного писания, который он выучил, так?

— Там говорится, как сделать много рыбы. Будь там написано про мясо, было бы совсем хорошо, — небрежно бросила Хоро.

Однако Лоуренс протянул руку и взял со стола книгу. Это было не полное изложение, а лишь сокращение до сборника общих проповедей. Итог борьбы Коула со сном при помощи лука и дотошного изучения текста первоисточника. Пролистав страницы, Лоуренс встретил несколько притч, которые ему доводилось прежде слышать, была среди них, конечно, и история о рыбе и хлебе. Возможно, истории о еде легче находили отклик у слушателей — в книге было несколько подобных притч. Лоуренса поразило, насколько легко читался текст, переведённый на общедоступный язык. У него даже мелькнула мысль, что он в прошлом напрасно потратил время на изучение языка Церкви.

Перелистывая страницу за страницей, он наткнулся на строку, сразу бросившуюся ему в глаза и тронувшую его сердце.

— Ты, если говорить о драгоценностях из моря... — заговорила Хоро, но оборвала себя и с подозрением взглянула на Лоуренса. — У-у, что такое?

Затем её прищурившийся взгляд упал на страницу, которую разглядывал Лоуренс, и её хвост раздулся.

-О-о, о!

— Что не так? — опешил Лоуренс при виде откровенной радости Хоро.

— Я до сих пор этого не замечала. Всё равно как ждала, что ты откроешь мне эти слова.

— Что такое? — вырвалось из глубины души Лоуренса.

Набив себе цену, Хоро на пару мгновений поджала губы, чтобы потом показать свои клыки в улыбке:

— Коралл. Разве это не похоже на дерево в море?

— О-о? И что?

— Тогда скажи, на кого охотятся деревенские жители?

— Ну, это же просто... О!

Олени. Обитатели леса, на головах которых растут похожие на ветви деревьев рога.

— И ещё то, о чём ты сам говорил, когда продавал тот вонючий порошок.

Серный порошок, который им дали в Ньоххире, можно добавить в горячую воду и получить от неё ощущения, как от горячего источника. Некоторым жителям праздничное настроение предстоящего праздника внушило такую прихоть, и Лоуренс говорил им, что можно вырыть яму, наполнить её горячей водой и добавить в неё серный порошок.

— Жизнь селян из деревни обеспечена благодаря только этому большому дереву. Как бы хорошо их сейчас ни кормили бы олени, прежде их животы наполняла рыба, полученная от большого дерева.

— Так что можно будет воткнуть несколько оленьих рогов в пруд и сказать ему...

Пруд, вырытый им для разведения рыбы, был действительно наполнен сокровищем. Не какими-нибудь кораллами, которые он бы не вытащил бы из моря на своей родине, а сокровищем, которое можно взять в руки.

— Наконец, добавь это, — произнесла Хоро, указывая на книгу избранных отрывков из Священного писания, раскрытую на отрывке, описывавшем, как Бог посылает будущим святым благодать веры. — Будет уныло, если Раден не стал бы епископом. Но раз есть это, должно получиться.

Селяне с Суарто и Раден сейчас шли различными путями, чего они совсем не желали. Но дальше они смогут пойти вместе по пути к лучшему будущему. Так же, как поддерживали друг друга Лоуренс и Хоро, чтобы добраться до Ньоххиры и зажить долгой, счастливой жизнью.

— Суарто и селяне смогут выразить свою благодарность Радену и рассказать ему о новой миссии, которую он взял бы на себя, пойдя навстречу их желанию, — сделал вывод Лоуренс.

— И это ещё не всё, — солнечно улыбнулась Хоро. — Возможно, здесь скоро снова появится жирная форель, которой можно будет угоститься.

Лоуренс рассмеялся — Хоро никогда не забудет про еду! А потом сказал:

— Вполне возможно!

То, к чему пришли Лоуренс и Хоро, было пока лишь их предположением. Что-либо предпринимать, не узнав отношения Радена, означало лишь бесполезно потратить силы и время. И на следующий день с утра пораньше Лоуренс и Хоро пришли в церковь поговорить с Эльзой. Поскольку оставлять всё на самотёк было нельзя, Эльза поддержала их предложение. И, не мешкая, они втроём направились узнать мнение Радена.

Прямо перед дверью комнаты Радена Хоро остановила Лоуренса.

— Давай-ка, я одна войду.

— Что-что?

— Для мужчин такие разговоры достаточно болезненны. Ему будет легче говорить с такой хрупкой девушкой, как я.

Взамен она над ним потом поиздевается.

Видя, что Лоуренс не может решиться, Эльза хлопнула его сзади по плечу.

— Просто оставь это ей, — только и сказала она, и теперь Лоуренс не мог не смириться.

Хоро это не слишком обрадовало, фыркнув, она вошла, оставив их снаружи.

— Будет ли всё в порядке?.. — произнёс Лоуренс, опасаясь, что Хоро может рассердить Радена.

— На госпожу Хоро можно вполне положиться в таких делах, — пожала плечами Эльза, — хотя в повседневной жизни ведёт себя так распущенно.

Последние слова она произнесла с озадаченным видом.

Ждать пришлось недолго, Хоро вышла с горделивой улыбкой на лице.

— Теперь очередь за старостой.

Это должно было означать, что всё прошло благополучно, но Лоуренса всё же не оставляло беспокойство за намерения Радена. Он даже попытался заглянуть в дверь, но Хоро ущипнула его за щеку.

— Ты на редкость недоверчивый.

Радена нужно было какое-то время не трогать. Лоуренс, потирая щеку, восхитился Хоро, остававшейся по-прежнему мудрой волчицей несмотря на недавний рецидив "распущенности", как сказала Эльза.

Суарто суть дела мудрая волчица излагала в присутствии Лоуренса, Эльзы и епископа Саронии. Суарто так был ошеломлён, что едва дышал, его лицо побледнело, как мел. Его потрясло, что он не заметил, как был расстроен Раден. Ему и в голову не приходило, что его намерение дать хозяину отдохнуть будет воспринято как свидетельство ненужности. И дело было не том, что до Суарто всё медленно доходило, просто он, как и все селяне, всем сердцем преклонялся перед Раденом. Считая хозяина несгибаемым, он не ожидал, что Раден настолько неправильно поймёт их доброту, что будет готов совсем пасть духом.

Когда Лоуренс сменил Хоро и объяснил, как селянам выразить свою благодарность Радену, лицо Суарто приняло выражение, как у людей пустыни, дождавшихся дождя после десяти сухих лет. Понимание переживаний Радена вывело на первое место выражение благодарности, отодвинув заботу о звании епископа на потом.