Волчица и пряность. Том 23

— Искала меня?

В этот момент хозяин постоялого двора принёс ещё жареных сардин. Хоро одной рукой схватила сардину, а другую крепко сжала на воротнике куртки Лоуренса.

— У нас есть свои дела, если хочешь получить его в своё распоряжение, тебе надо предложить что-то взамен.

Лоуренс, как об этом было написано в черновике летописи, даже не думал сопротивляться. Он лишь сжался, словно был готов разделить участь обезглавленных Хоро сардин.

— Это будет выгодно и тебе.

— Мм?

— Хочешь жирной форели?

Она соблазняла рыбой ту, которая ела рыбу.

Лоуренс с Хоро переглянулись и приготовились слушать Эльзу.

Гора, которую Хоро заприметила через окно комнаты на постоялом дворе, была частью епископата Раден, куда более скромного, чем Вуаран, в котором Лоуренс, Хоро и Эльза раскрыли тайну проклятой горы. В епископат Раден входила всего одна небольшая деревня. Деревушка занималась весьма редким занятием — разведением речной рыбы. В ближайших к Саронии реках водилась только рыба с землистым привкусом, например, карпы, и потому жирную, крупную форель из деревенского пруда в городе очень хвалили, и её всегда не хватало.

К сожалению, несколько лет назад форель стала поражать какая-то болезнь, особенно разгулявшаяся в последний год — вся рыба в пруду передохла. Теперь оставалось лишь терпеливо ждать, когда вода в пруду полностью обновится. Может пройти много времени, прежде чем форель деревушки снова вернётся в Саронию.

Услышав про это, Лоуренс не сомневался, что дальше, скорее всего, последует вопрос Эльзы - можешь использовать свою мудрость, чтобы вызволить их из беды?

Однако найти другой, более быстрый способ восстановить жизненную силу пруда было сложнее его предыдущей работы. Если бы Лоуренс был бы способен на это, он давно стал бы владельцем самого крупного торгового дома. Однако, когда они вместе уже шли к Церкви, Эльза сказала совсем не то, что он ожидал.

— Ты хочешь, чтобы я придумал, как им занять денег? — переспросил он, соображая, что для потерявших своё дело селян заём был бы естественным выходом. — Ты хочешь, чтобы я просил за них в каком-то торговом доме? Боюсь, это было бы непросто.

Заём предполагает достаточно долгие отношения сторон после его предоставления, и мимолётный путешественник в качестве посредника выглядит неуместно. К тому же совсем недавно именно займы образовали паутину, чуть не парализовавшую всю торговлю в Саронии.

Лоуренс помог им распутать паутину долгов, и теперь от него хотят помощи в создании новых долгов?

Но Эльза покачала головой и сказала:

— Совсем нет. Они сказали, что торговые дома отказались давать им в долг, им остаётся просить только у церкви.

Лоуренс замялся с ответом, настолько странным было услышать такое из уст Эльзы.

Пусть положение священника для Эльзы было временным, но священник — это священник. Кроме того, она сыграла свою роль в урегулировании проблемы города, следовательно, могла иметь большое влияние в своём положении священницы.

Господь не оставляет людей без помощи, и желание Эльзы помочь им должно было встретить понимание у церкви.

— Ты хочешь, чтобы я проверил, есть ли у них возможность погасить долг?

Эльзу всегда отличала безупречная осанка, и пучок её густых волос на затылке остался идеальным после насыщенного делами дня.

Сейчас же она ссутулилась и сказала:

— Нет, с этим всё хорошо. Они испытывают трудности с прудом уже несколько лет, но благодаря своему трудолюбию они могут себя обеспечивать охотой на оленей и изготовлением кожаных верёвок и шнуров. Сарония — торговый центр, он купит сколько угодно верёвок и шнуров, так что заём им вроде бы не нужен. Другими словами... — Эльза посмотрела на Лоуренса, она, всегда такая сильная и непреклонная, казалась смущённой. — Другими словами я хочу попросить тебя найти способ для церкви одолжить им денег.

Волнение на лице Эльзы делало её похожей на маленькую девочку, которая пыталась говорить на чужом языке. Судя по всему, она не знала, понимает ли её тот, к кому она обращалась.

— Э-э, я имела в виду, что хочу тебя пригласить...

— Нет, я всё ясно услышал. Не волнуйся.

Эльза, кажется, хотела что-то ещё объяснить, но послушно закрыла рот.

Тем не менее, поняв каждое слово, Лоуренс не понимал смысла.

— Но ведь жители деревни уже просили денег? — немного растеряно спросил он.

Потом, после нескольких мгновений тишины заговорила Хоро:

— Твоя церковь и сама не против одолжить? Как и остальные, так? Это разве не тот случай, когда желание натыкается на нежелание?

Лицо Хоро выражало раздражение, потому что она знала, что очевидное может и не являться таковым, всё могло оказаться намного более сложным.

Эльза поднесла руки к груди, сделала несколько вдохов-выдохов, будто искала слова в своём сердце, и ответила:

— Сама я сочувствую желанию селян занять деньги в их обстоятельствах. И думаю, что церковь должна одолжить их им. Но... — она повернулась к Лоуренсу с совершенно расстроенным лицом. — Но Церковь не одобряет заимствования, а в обществе набирает силу мнение, что пороки Церкви должны быть устранены.

Её виноватый вид объяснялся тем, что эти слова против её воли косвенно упрекали Лоуренса и Хоро.

Хоро посмотрела прямо в лицо Эльзы.

Дело было в том, что действия Коула и Миюри вызвали серьёзные для Церкви потрясения по всему свету. При всей праведности очистки Церкви от вековых наслоений пороков и злоупотреблений многое в мире не может быть решено одними праведными словами. Один из очевидных примеров — разрыв между проповедуемой Церковью умеренностью и потоком загребаемых ею пожертвований. И если Церковь подвергается критике по любым вопросам, связанным с деньгами, подозрения вызывают даже достаточно невинные действия.

И за всей этой ситуацией в обществе незримо стояли Коул и Миюри.

— Это верно, но если всё будет сделано правильно, то не будет ничего плохого в займе, правильно? Если лихва с одолженных денег не будет чрезмерной, это не будет нарушением церковных правил, верно?

При всём отвращении Священного писания к ростовщичеству в нём же говорится, что должно отблагодарить за данные в долг деньги, даже если они были взяты на одну ночь. И богословы тоже утверждали, что Бог допускает благодарность за заём.

— Ну, если б обошлось без огласки, да. Но здешний епископ опасается, что если что-то пойдёт не так, мишенью станет как раз он.

Это было вполне понятно.

— И раз ситуация у селян не выглядит крайней, любое одалживание им может вызвать ненужное подозрение.

— Если всё так, тогда одалживать не надо, почему же тогда вы хотите одолжить? Если селян, разводивших рыбу, похоже, не беспокоит нехватка денег, — спросила Хоро.

Эльза посмотрела на неё, потом перевела взгляд вперёд, где уже показалась церковь.

— Вы бы могли составить собственное суждение, рассмотрев ситуацию непредвзятым взглядом.

Могла ли мольба селян быть прекрасной, как песня?

По крайней мере, Эльза знала Хоро давно, включая её истинную суть.

— Если ты хочешь получить мои уши, тебе надо будет позаботиться о прохладном эле.

Уши Хоро различали ложь.

Эльза вздохнула и, понурившись, продолжила идти к церкви.

Пока они от постоялого двора дошли до церкви, небо стало сиреневым, на улицах разожгли костры. Вечерняя служба тоже успела завершиться, можно было ожидать, что церковь уже закрыта, но двери её были распахнуты, внутри собралось несколько женщин. Одна из них стояла с благочестивым видом у самых ворот, поглядывая на улицу.

— Это они! — крикнула она, показав пальцем на троих приближавшихся к церкви людей.

Народ тут же посыпал из церкви. Их простая одежда, а также мощные руки и ноги вряд ли могли принадлежать городским жителям.

Лоуренс смутился, Хоро в замешательстве посмотрела на Эльзу. Та прочистила горло и громко объявила:

— Я привела великого торговца, спавшего Саронию от трудного положения! Дорогу, дорогу!

— О, великий торговец!

— Это он!

— Слава Богу! Слава Богу!

Толпа обступила их, будто встретила святого, Эльзе пришлось расталкивать людей, чтобы продолжить путь.

Лоуренса это немного позабавило, он вспомнил, как когда-то сам толкался, ведя борьбу за товары на рынке, однако Хоро, чувствительная к такого рода отношению, растерялась и даже немного испугалась. Потому Лоуренс обнял её за плечи и повёл в церковь за Эльзой.

В нефе внутри церкви, неподалёку от алтаря, на скамьях как попало расселось несколько мужчин. Они и вели себя весьма вольно: один взвешивал пшеницу, другой точил тесак, третий, сняв рубаху, чинил её. В довершение всего по проходу бродили козы.

— Уважаемый! — крикнула одному из мужчин Эльза. — Говорила тебе не приводить коз! Выведи их отсюда, привяжи позади церкви и возвращайся!

После нагоняя Эльзы мужчина, сам немного походивший на козла, тут же вывел своих подопечных наружу.

Эльза вздохнула, и в этот момент из коридора, ведущего в задние комнаты, показался епископ и поманил её рукой.

— Сестра Эльза, сюда.

Эльза, Лоуренс и Хоро двинулись туда, за ними потянулись и все остальные.

Подойдя к дверям какого-то зала, Эльза повернулась и сказала:

— Вы все, пожалуйста, ждите здесь.

Её жёсткий тон заставил толпу подчиниться, как стаю уток, и даже тихо переговариваться они стали, подобно уткам. В этот же момент епископ с умным лицом открыл дверь, впуская Лоуренса с Хоро, чьи плечи он так и не отпустил, и Эльзу. Войдя последней, Эльза остановила ладонью кого-то, шедшего следом, и закрыла дверь.

— Что тут происходит? — спросила Хоро, будто увиденное ею показалось ей каким-то кошмаром.

Сидевший за длинным столом седой старик поднялся, оказавшись довольно низкорослым.

— Люди нашей деревни причинили вам беспокойство, — с серьёзным видом произнёс он.

Судя по его словам, он мог быть старостой или кем-то ещё в этом роде.

— Староста, не волнуйся, они хорошо себя вели, — ответил епископ, на его лице не отразилось никаких чувств, как и подобает епископу города, процветавшего за счёт торговли.

— Спасибо, епископ, что ты таким терпением принял жителей деревни. Изначально я не собирался приводить столько людей...

— Прошу, не беспокойся. Здесь каждый агнец Божий является членом нашей общей семьи.

Сладкие речи — обязанность епископа, а обязанностью Эльзы было убираться в церкви, она поморщилась, как от головной боли, вспомнив, должно быть, коз, разгуливавших по нефу.

— К слову, а эти двое?.. — спросил старик.

— А, эти двое — торговцы, которые спасли Саронию, я говорила о них.

Став вдруг предметом разговора, Лоуренс быстро изобразил торговую улыбку.

— О-о, это вы. Рад встрече, рад встрече, — старик почтительно поклонился и представился сам. — Моё имя — Суарто. Я староста маленькой деревни из раденского епископата.

— Я Крафт Лоуренс. Это моя жена Хоро, — представился, в свою очередь, Лоуренс, и на лице Суарто отразилось облегчение, будто он встретил в чужой стране старого друга.

— Господин Лоуренс, острота твоего ума действительно производит впечатление. Я даже не знаю, как мне благодарить за помощь такого человека. Спасибо тебе большое.

Лоуренс не знал, насколько приукрашенную историю услышал староста, поэтому только неопределённо улыбнулся.

— Что ж, какая помощь нужна твоей деревне?

Старик по имени Суарто, как и предположил Лоуренс, возглавлял деревню, известную разведением форели. Эльза сказала, что церковь сама хотела одолжить деревне деньги, но в нынешней ситуации просто взять и дать в долг было бы неудобно для церкви. Поэтому им потребовалась торговая мудрость, чтобы сделать всё пристойным образом. Со старостой пришли чуть ли не все селяне, значит, причина была весомой.

Сперва Лоуренс решил, что деревня хотела занять, оставшись без возможности разводить форель и, значит, средств к существованию, но это оказалось не так. Хотя одежда селян, сидевших в нефе, не отличалась опрятностью, купленные ими в городе еда и инструменты были неплохими.

Зачем же эти не бедствовавшие селяне хотели занять, и почему церковь хотела дать им заём?

Суарто, глядя Лоуренсу в лицо, постарался принять торжественный вид и произнёс:

— Мы хотим занять деньги, чтобы сделать нашего хозяина Радена епископом.

Лоуренсу тут же на ум пришло слово "симония", именно так называлась покупка церковных должностей, но в разговор немедленно вмешался епископ:

— Староста, будут осложнения, если так говорить, — сказал он и повернулся к Лоуренсу с торговой улыбкой на губах. — Как бы то ни было, давай сядем и всё обсудим. Дела в епископате Раден обстоят несколько сложнее.

Слова епископа прозвучали несколько подозрительно, и Лоуренс не мог не взглянуть на Эльзу, чтобы спросить, не является ли покупка людьми высоких церковных должностей одной из порочных привычек Церкви, порицаемых в обществе? Строга, честная и прямолинейная Эльза, образец священнослужителя, не должна была потворствовать такому. Лоуренс беспокоился не из-за своей щепетильности, он просто не хотел по глупости наняться на пиратский корабль.

Но Эльза повернулась к Лоуренсу и без тени сомнения посмотрела ему в лицо.

— Ты поймёшь, когда выслушаешь.

Похоже, что это не могло потревожить её совести.

Хоро, настороженно следившая за разговором и при этом тоже хорошо знавшая Эльзу, от неожиданности пару раз моргнула.

— Ладно тогда... — произнёс Лоуренс, кивая. — Расскажи, если тебя это не затруднит.

Лоуренс и Хоро сели за стол напротив Суарто, назвавшегося старостой.

— Место, в котором находится наша деревня, только лишь называется епископатом Раден, — сразу пояснил Суарто. — Хозяин Раден превратил клочок бесплодной земли в горах в место, где могли жить люди. Он сам очень добросовестно следовал учению Господа и, как падре, вёл всех нас, жителей деревни. И по его деяниям люди назвали эту землю епископатом Раден.

Какого-нибудь бородатого владельца таверны тоже иногда могли называть землевладельцем на тех же основаниях. Лоуренс странствовал немало лет, и ему попадались земли, имевшие подобные названия, но кое-что было важным.

— Получал ли преподобный Раден официальный бенефициар священнослужителя?

— Согласно записям, сохраняемым в Саронии... — начал отвечать епископ, потом он откашлялся и произнёс нечто странное. — Около сорока лет назад преподобный Раден как доверенное лицо церкви, к тому времени уже не существовавшей, получил в дар эту землю от аристократа, ею владевшего. Поэтому он не мог стать получателем бенефиции.

Лоуренс чуть не усмехнулся при словах "доверенное лицо церкви, к тому времени уже не существовавшей", но, к счастью, смог сдержаться. Если честно, это вполне могло означать, что Раден солгал о своём отношении к Церкви, чтобы получить пожертвованную землю.

— Но то, что сделал преподобный Раден, спасло многих людей, — продолжил епископ, словно отвечая на мысли Лоуренса. — Если говорить о том, что было сорок лет назад, тогда сама Сарония была рубежом Церкви в борьбе с язычниками. Записи в летописи свидетельствуют, что ситуация была просто ужасной. И тут появился преподобный Раден, он вырыл пруд для разведения рыбы на бесплодной земле подножья горы, где до того люди и жить не могли, и поселил там тех, кого война согнала со своего места. Судя по некоторым записям, реки тогда были полны трупов, рыбная ловля в них была невозможна, а пруд епископства Раден кормил людей.

— Вот как, — произнёс Лоуренс, поняв, почему Эльза хотела помочь.

В этот момент вмешался Суарто, словно ему уже совсем не терпелось:

— Война спалила дотла наш дом. Я тогда был совсем молодым, только-только женился, и я взял жену с ребёнком, ещё кормившимся молоком матери, и в последней надежде отправился в епископат Раден, о котором ходили слухи, похожие на легенды. Рукава нашей одежды, можно сказать, ещё дымились, когда мы, измученные, добрались до деревни, и тогда хозяин Раден, он как раз плёл сеть, так он её бросил и побежал к нам навстречу. Я как сейчас вижу это. Он — сущий ангел, посланный Господом.

Он рассказывал, сжимая висевший на груди символ Церкви, будто молился.

Выражение лица старосты заставило Лоуренса невольно задержать дыхание и глотнуть. Все те жители деревни пришли к преподобному Радену, пережив одну и ту же беду, и Раден всех их спас. Было очевидным, сколько доброго свершил этот человек, но он никогда не был официально признанным священнослужителем, и жители считали это недопустимо несправедливым. Они так жаждали увидеть, как Раден получит заслуженное признание, что не смогли остаться в деревне и приехали в Саронию.

Однако получения духовного звания всегда сопровождалось выплатой мзды, и они, желая видеть Радена епископом, не нашли иного пути, кроме как занять денег, ожидая, что деньги смогут помочь.

Лоуренс посмотрел на епископа, ища подтверждения своим мыслям, тот с пониманием кивнул и произнёс:

— Если всё получится, звание епископа будет предоставлено непосредственно папским престолом, а там наслышаны о служении делу веры преподобного Радена. Так что эти деньги не будут использоваться для... мздоимства, что так заботит господина Лоуренса.

Лоуренс посмотрел на Эльзу, та молча кивнула, указывая на пояс священника, бывший на ней. Она, женщина, имевшая мужа и детей, много лет оставалась священницей. Церковь обдували ветра перемен, в это время она настоятельно нуждалась в служителях и была должна открыть двери столь незаурядным людям, как Эльза. Раден должен был подойти Церкви, если она, стараясь завоевать сердца людей, продвигала личностей известных и благочестивых.

Если так смотреть, неясным оставалось одно.

— Так куда же пойдут эти деньги? — спросил Лоуренс.

Суарто вздохнул и ответил:

— Если хозяин Раден хочет стать епископом, ему придётся самому отправиться в южную страну, туда, где стоит папский престол, и, говорят, на это не меньше года надо.

У Лоуренса мелькнула мысль, что на дорожные и прочие расходы можно было бы набрать и в деревне.

— Хозяин Раден услышал насчёт года и отказался, сказав, что не может покинуть деревню на такой долгий срок. Он не может уехать, пока деревня не сможет вернуться к разведению рыбы.

Судя по всему, у Радена сильное чувство ответственности. Лоуренс собирался кивнуть, но всё же решил спросить:

— Это... Раньше ведь уже прозвучало, что деревня зарабатывала не только разведением рыбы, но и охотой на оленей и продажей изделий, которые делали из добычи?

Так что они вполне могли обойтись даже без разведения рыбы.

Суарто печально посмотрел на Лоуренса и ответил:

— Ты прав. Принимая благосклонность хозяина Радена, мы желали по возможности облегчить его бремя, поэтому, как только появились первые признаки болезни рыб, мы принялись искать иные способы заработать деньги, кроме разведения рыбы. Наши усилия снискали Божье благословение, ибо в епископате Вуаран снова вырос лес, и недалеко от нашей деревни появилось много оленей. Теперь мы можем зарабатывать на оленине, на мехах и на кожаных шнурах и верёвках. Мы живём очень неплохо.

Лес Вуаранского епископата вырубили на всей горе ради работы рудников и выплавки железа. Но долгий труд воплощения белки Тании вернул лес на гору. Лоуренса, бывшего торговца, обрадовала эта взаимосвязь двух территорий. Он про себя решил обязательно рассказать Тании об этом.

— Поэтому мы верим, что это Господь даёт нам такую возможность. Возможность для того, чтобы хозяин Раден на время покинул деревню и отдохнул от работы в деревне, чтобы мир признал истинность его веры, чтобы он стал признанным епископом, и ради этого мы изо всех сил пытались убедить хозяина Радена принять сан. Но, вероятно, в умении убеждать мы оказались никчёмны, и наш хозяин сказал, что не может оставить деревню, пока не решится вопрос с разведением рыбы, поэтому он отказался.

— И поэтому вам нужны деньги на восстановления пруда?

Суарто не стал подтверждать или отрицать, он ответил уклончиво:

— Мы хотим иметь достаточно денег, чтобы хозяин Раден мог покинуть деревню, не испытывая сомнений.

Ответ поразил Лоуренса. Похоже, селяне считали, что восстановить разведение рыбы в пруду вряд ли удастся. Лоуренс тоже считал, что иметь дело с живностью опасно из-за болезней, способных в момент его подкосить, и лучше не полагаться на него. Однако он уже достаточно глубоко проникся мотивами селян. И ему не надо было смотреть на Хоро, чтобы знать, что селяне от всего сердца заботились о Радене.

Понял Лоуренс также, почему Эльза и церковь Саронии хотели и были готовы помочь.

Вместе с тем он всё ещё не знал, под каким предлогом можно было церкви одолжить денег.

Изначально они хотели одолжить денег в каком-нибудь торговом доме, но теперь, когда известно, что речь идёт про официальное признание Радена епископом, любой торговый дом постарается держаться подальше. Основная причина — нынешняя ситуация, когда любые действия, связанные с Церковью, привлекают особое внимание людей. Кроме того, речь идёт о сумме, достаточной для поддержания деревни в течении целого года, просто страшно давать в долг такие деньги.

К тому же требовалось много храбрости, чтобы давать деньги в долг влиятельным лицам, потому что никто не знает, к каким мерам эти лица могут прибегнуть, чтобы не возвращать долг. Особенно, если они относились к Церкви, потому что имели возможность сказать: "А разве это не было пожертвованием?" — и всё.

Таким образом, оставалось лишь занять у церкви. Но долговая запись, предварявшая возведение в ранг епископа, наведёт на мысль об использовании денег в качестве мзды. Внешние признаки злоупотребления — налицо.

— Так что же, господин Лоуренс? Наша церковь города Сарония хочет помочь всем, чем может, людям епископата Раден, — сказал епископ Лоуренсу. — Когда я спросил преподобную Эльзу, сможет ли она попросить воспользоваться твоей силой, она ответила, что, если в этом не будет ничего плохого, она обязательно добьётся твоей помощи.

Эльза тоже решила, что всё в порядке, просто есть некоторое затруднение. И в самом деле так оно и было.

— Неуместное использование... Короче говоря, сейчас надо просто не оставлять записи о том, что деревня напрямую взяла в долг у церкви, верно? — уточнил Лоуренс.

— Это так. Как будто замышлялось что-то... неуместное...

— Нет, можешь ничего не говорить. Если борода растёт сама собой, её же не обязательно стричь? То же самое книгами учёта.

Эльза растерялась, сомневаясь, стоит ли улыбнуться на это, зато епископ на улыбку не поскупился.

— Тогда, господин Лоуренс...

— Да, хорошо. Не обещаю, что найду решение, но я обязательно всё обдумаю. Я чувствую, здесь могло бы помочь платёжное обязательство.

— У-ух! — воскликнул безмерно довольный епископ, а Суарто замер на месте с вытаращенными глазами.

— Мм, я просто постараюсь помочь, я ещё не продумал, как будет лучше, — поспешил уточнить Лоуренс, увидев, как обрадовались его собеседники.

Движение денег нельзя имитировать, в то же время нельзя, чтобы церковь и деревня были связаны напрямую. В этой ситуации торговец мог предпринять некоторые действия, но над этим ещё надо было поработать.

— Да, конечно-конечно. Однако ты прекрасно решил проблему долгов в городе, и я верю, что у тебя и здесь всё получится.

Лесть епископа заставила Лоуренса нервно улыбнуться.

— Я должен немедленно сообщить деревенским. Они просто не могут дождаться, — сказал Суарто, вставая из-за стола.

Он обогнул стол и обеими руками пожал ладонь Лоуренса, одновременно поклонившись Хоро. Лоуренс в этот момент почему-то ощутил смятение в душе. Он согласился выполнить работу, но ему казалось, что он что-то упустил. Не какую-то подробность в реализации, а нечто более общее. Он смотрел, как Суарто шёл к двери, и не мог это ухватить.

Суарто взялся за ручку двери...

— Мм? — произнесла Хоро, вслед за этим из-за двери послышался шум.

Суарто с некоторым недоумением приблизил ухо к двери, оглядываясь на Лоуренса и Хоро. И что-то вроде предчувствия охватило его сердце.

— Деревенские о чём-то спорят, не могу разобрать. Мне надо их поскорей успокоить...

Договорить он не успел.

— Ждите здесь! — раздалось за дверью.

— Постой, постой немного! — шум за дверью сменился криками. — Постой, хозяин Раден!

Глаза Лоуренс расширились, в следующий миг дверь распахнулась.

— Хозяин Раден? — воскликнул Суарто.

Вот тут Лоуренс и понял, что упустил. Он теперь более-менее понимал нынешнее положение деревни в епископате Раден, побудительных мотивов и намерений Суарто с селянами в отношении Радена. Но было то, что не было затронуто в состоявшемся разговоре. Воля самого Радена.

— Суарто! Как ты посмел оставить меня в деревне?!

Громогласный медвежий рёв Радена давал ясно понять, что он не был старцем, проводившим дни в размышлениях и молитвах. Одетый, как монах, и с такими глубокими морщинами на бритой голове, что они казались выточенными в камне, он был высок и могуч, словно ожившее дерево. Грубые мозоли на его ладонях могли быть лишь у человека, занятого тяжёлой работой днём и ночью, они наглядно показывали упорство, с которым он трудился. Раден был похож не столько на ревностного священнослужителя, сколько на ремесленника, приверженного доброте и праведности.

Вот этот самый Раден сейчас пытался вырваться из рук селян, тянувших его назад, на их лицах было сложное выражение, словно им хотелось ругать своего хозяина и отчаянно рыдать.

— Хозяин Раден! Как ты здесь?..

Из-за вырывавшегося Радена показался мальчик и перебил старосту:

— Дедушка, ты ещё спрашиваешь, после того как разговаривал здесь, не спросив разрешения у хозяина Радена?!

— Бим! Ты его привёл?

— Меня вдруг послали собирать грибы с хозяином Раденом, мне это казалось всё более и более странным. И мы приехали на твоей лошади.

Лоуренс расспросил обо всём, но забыл спросить, что сам Раден думал о займе денег, чтобы со спокойной душой оставить деревню.

Похоже, ответ был очевиден.

— Суарто, ты, конечно, староста, но я не обязан выполнять все твои распоряжения!

— Ра-, Раден, хозяин! Как смел бы я тебе приказывать?! Мы всё это ради тебя...

— Хватит, Суарто, кончай свои глупости и возвращайся со мной в деревню! Ещё есть рыба, и надо о ней позаботиться!

— Хозяин Раден, послушай! Мы здесь ради тебя и деревни!

Селяне отчаянно пытались вытянуть Радена наружу, но он повернулся назад, схватил крепкого на вид мужчину и отбросил его, как котёнка. У Суарто был вид, будто он был готов заплакать. А мальчик Бим, который пошёл наперекор селянам и привёл хозяина, пытался и сейчас помочь ему.

Прекрасно говоривший до того епископ силился, заикаясь, что-то произнести. При виде этой суматохи Хоро весело рассмеялась.

Ну и ну, что творится? — подумал Лоуренс, а мгновеньем позже...

— Прекратите это всё! — громко прозвучал решительный женский голос, сопровождаемый резким ударом.

Все тут же повернулись в ту сторону, там Эльза, яростно сведя брови, стояла у стола, по крышке которого она стукнула кулаками.

— Церковь — это дом Божий! Ни в коем случае вы не смеете устраивать здесь такое безобразие!

Женщина такой отваги, что, казалось, её чёлка вздрагивала от собственного голоса, мать, способная сурово отчитать в своём доме трёх мальчишек и мужа в придачу.

Раден, Суарто и, конечно, Бим вытаращили свои глаза на неё, то же произошло со всеми селянами.

— Забыть, что Бог всегда видит вас! Какой стыд!

Её нагоняй стегнул селян, будто хлыст, и головы мужчин виновато потупились. В наступившей тишине отчётливо хихикнула Хоро.

Лоуренс вздохнул и произнёс:

— Падре, пожалуйста, выведи господина Суарто и остальных селян в другую комнату.

У Суарто, кажется, было что сказать, но Эльза уперла руки в бока и посмотрела на него так, словно он был маленьким мальчиком.

— Преподобный Раден и... ты, малыш Бим, останьтесь, пожалуйста, с нами.

Раден был старше даже дедушки Бима, но, казалось, он и мальчик были давними приятелями.

— Ладно, не задерживайтесь, двигайте! — скомандовала Эльза, и селяне побрели прочь, словно стадо овец.

Суарто не без тревоги оглянулся на Радена, тот это заметил, но на взгляд отвечать не стал.

Эльза, сославшись на то, что у неё заболело горло, взяла вина и налила всем.

Раден не без труда втиснул своё большое тело в кресло и стал молча разглядывать вино в чаше.

— Меня зовут Крафт Лоуренс,— преставился для начала бывший торговец.

Его собеседник, следуя правилам приличий, поднял голову и кратко ответил:

— Раден.

— Имя довольно редкое, это, позволь узнать, родовое имя или?..

— Хозяин Раден — это просто хозяин Раден, — перебил малыш Бим. — Меня зовут Бим, Суарто — мой дедушка.

Этот смелый мальчуган сразу понравился Хоро, и когда Бим спросил у Эльзы, почему ему не дали вина, а та его, конечно, тут же отругала, Хоро радостно улыбнулась.

— Так что, господин Лоуренс, ты на стороне моего дедушки? — прямо спросил Бим.

Несмотря на родственную связь мальчик явно пошёл против воли старосты.

— Я ещё ни на чьей стороне.

— Но разве ты не сговорился с церковью сделать то, что хочет дедушка?

— Они попросили моей помощи, и сначала всё было именно так. Но сейчас я вижу, что всё сложнее, и мне нужно выслушать, что вы двое хотели бы мне сказать, поэтому я попросил господина Суарто и остальных удалиться.

Бим какое-то время смотрел на Лоуренса, потом, хмыкнув, отвёл взгляд.

— Значит, староста собрался занять денег у церкви? — заговорил, наконец, Раден.

Лоуренс кивнул и ответил:

— Похоже, деревня не вполне единогласна в этом.

Раден смолчал, за него ответил Бим:

— Все одобрили это, кроме хозяина Радена и тех, кто, как я, на его стороне.

Кажется, Лоуренс начинал лучше понимать ситуацию в деревне.

— Дедушка сказал, что поедет что-то продавать в городе, но, когда он отвёз меня и хозяина Радена в горы, в этом было что-то совсем-совсем не так. А потом, когда мы вернулись в деревню, я узнал, что почти все взрослые уехали в город.

— И вы вдвоём приехали в город на лошади верхом?

— Именно так, хозяин Раден не может ездить на лошади один.

Было забавно представить Бима на лошади с поводьями в руках и Радена у него за спиной.

— Я надеюсь, ты сможешь сделать вид, что этой истории с займом не было, — произнёс Раден. — Наша деревня никогда не занимала ни медяка, и в будущем это ей не понадобится.

— Но господин Суарто говорил, что ты очень беспокоишься о том, что будет в деревне с работой, и они хотели занять, какие-то деньги, чтобы снять твоё беспокойство.

Раден промолчал.

— Ты беспокоишься из-за плохого положения с разведением рыбы в деревне?

Раден не стал подтверждать или отрицать, он просто снова уставился на вино в чаше.

— Я думаю, с разведением рыбы плохо из-за шкур, которые надо дубить, — со злостью в голосе вмешался Бим. — Просто перестать возиться с этими оленьими шкурами. Чтобы пустить в пруд мальков, и тогда деревня вернётся к нормальной жизни.

Дубление действительно отравляет воду. Лоуренс посмотрел на Хоро, интересуясь, согласится ли она поехать в деревню, чтобы выяснить, не вызван ли мор рыбы дублением шкур. Но заметил, что Раден посмотрел на Бима и потом произнёс:

— Это не должно быть никак связано с дублением. Староста деревни и другие селяне совершенно ясно дали это понять.

— Но, может... — попытался возразить Бим.

Взгляда Радена хвалило, чтобы он смолк.

— У меня есть сомнение, это так, — и Раден снова повернулся к Лоуренсу. — Охота на оленей... да, это ненадёжный промысел. Я хочу, чтобы деревня вернулась к разведению рыбы.

Его бесстрастная, "деревянная" манера говорить вполне подошла бы воплощению дерева. Но истинная лесная богиня сидела сейчас рядом, и её уши под капюшоном, кажется, шевельнулись.

— Более того, звание епископа — это не для меня, — заключил Раден.

— Как это может быть? — теперь заговорила Эльза. — Судя по тому, что я услышала, ты подходишь больше многих священнослужителей в мире.

У Эльзы чёрное — это чёрное, а белое — белое, в этом раскрывалась вся её душа.

Казалось, у Радена были возражения, но он не решился ответить. Эльзу, кажется, это немного рассердило, но она тут же справилась с собой и продолжила:

— Меня часто просят разобраться с книгами счетов в разных церквях. Епископ любой церкви может похвалиться своей историей служения, но большинство из них не способно прочесть Священное писание, а расходование ими денег — вообще дичь неописуемая. Я всегда надеялась, что тот, кто действительно будет следовать законам Божьим, сможет стать епископом и сметёт нездоровые поветрия, посеянные этими людьми.

Раден, закрыв глаза, горько усмехнулся и сказал:

— Я слышал, что ты очень предана Господу. Твоя похвала означает, что я не пошёл неверным путём и не потратил даром жизнь.

Могло показаться, что он справлялся с трудностями грубой силой, но его слова могли принадлежать истинному священнослужителю.

— Я говорила вполне серьёзно, — произнесла Эльза.

Глаза Радена расширились, он посмотрел на Бима, будто ждал от него помощи.

— Кажется, все меня слишком возвеличивают.

— Хозяин Раден... — жалобным голосом отозвался Бим.

Раден вздохнул.

— Тебя зовут Лоуренс, да? Меня — Раден, просто Раден. Ребёнком покинул я родные места, я тогда был примерно как Бим, с того времени прошло сорок лет. Боюсь, что людей, знавших моё настоящее имя, уже не осталось на свете.

Тяжёлый труд под открытым небом в течение многих лет сделали его кожу неповторимой, продубив её потом, пылью и солнцем. По той же причине этот человек облысел, а его руки приняли нынешний вид. Он посмотрел на них и продолжил:

— Моя родина — полуразвалившаяся деревушка в стране Радери. Радери, ты должен был слышать о ней, правда?

Лоуренс невольно ахнул.

— Я знаю, где это... Ты настолько издалека?

Сидевшая рядом Хоро задрала голову и посмотрела поверх головы Лоуренса.

— Нуу... Между прочим, я вроде говорила тебе про аристократов, которые ели колотый лёд, смешанный с лимонами и мёдом, правда? Они из Радери, пустынной страны, где жарко, как летом, круглый год.

— Ха-ха, помню, ты действительно рассказывала и мечтала это отведать.

Чтобы добраться из Саронии в Радери, надо достичь западного побережья, чтобы оттуда отплыть на корабле. Часть пути можно не плыть, а двигаться по суше, что может сэкономить половину времени на этом участке, но тогда придётся преодолеть крутой горный хребет, что могло стоить жизни.

Хоть по суше, хоть морем на дорогу ушло бы не меньше трёх месяцев, а то и до полугода. И это только до южной оконечности большой земли, откуда надо будет переплыть тёплое море, напоминавшее видом расплавленный драгоценный камень, миновать несколько островов и достичь противоположного берега моря.

Радери был так далёк, что Лоуренс знал лишь это название.

— Радери... Вот откуда имя "Раден"?

Лоуренс был уверен, что в этих местах невозможно встретить кого-либо из той страны, сколько не ищи. Раден не думал, что какой-нибудь случайный земляк смог бы его отличить от остальных по настоящему имени, потому и дал тому месту имя родной страны. Лоуренс сам странствовал долгое время и потому более-менее понимал мотивы Радена.

— Деревня, в которой я родился, была настолько бедна, что могла развалиться, если на неё просто дыхнуть, а в тёплом море было столько акул, что наловить достаточно рыбы было невозможно. В этой деревне... назовём это "основой жизни", так вот, основой жизни был поиск сокровищ в море. Они попадались редко, может, раз в год. Мы были чем-то вроде пиратов.

Самым известным сокровищем, которое можно было найти в море, были куски янтаря, которые прибивали к берегу штормы. Если бы Раден действительно пошёл по пиратской стезе, он мог бы стать главарём известной банды пиратов.

— Деревня перестала существовать после трёх лет бесплодных попыток что-либо выловить. Я пошёл своим путём, выдав себя за гребца, я отправился на торговом корабле в плавание, желая увидеть, что там на другой стороне моря. Ловля сокровищ сделала мои руки сильными, что оказалось весьма востребованным.

Гребля — тяжкий труд, она даже часто использовалась для наказания преступников, так что мощное телосложение Радена сослужило ему хорошую службу.

— Я переходил с корабля на корабль, и в итоге меня занесло в холодные края. Война Церкви против язычников на севере достигла высокого ожесточения, на каждом корабле можно было встретить священника с пылким сердцем. Тогда я и узнал об учении Бога.

— И тогда ты пришёл сюда?

— Мм? Да, так. Я последовал за одним... наверное, я мог бы его назвать отцом-наставником, люди собирались вокруг него. Но в этом месте было много погибших и пострадавших, я не мог продолжать идти дальше, ещё я не мог оставить позади меня тех, кто бежал сюда со стороны противника, оттуда, куда мы направлялись.

Раден ушёл из родной деревни, когда она погибла, неудивительно, что он не смог бросить потерявших дома людей.

— А отец-наставник пошёл дальше, оставив перед этим мне все права на теперешнюю деревню. Когда он проповедовал, кажется, даже птицы смолкали, чтобы послушать, так что, думаю, ему это было нетрудно.

Для Лоуренса было облегчением узнать, что Раден получил землю не каким-то другим путём.

— Из-за всего этого я решил жить и умереть на той земле, и дать дома людям, которые их утратили. Я поклялся отдать этому всё, я вырыл яму, выстлал её палой листвой и так устроил пруд.

— Зачем было копать пруд? — не удержалась от вопроса Хоро.

Лоуренса тоже интересовало, зачем Раден решил разводить рыбу.

Ответил Раден на вопрос с некоторым смущением.

— Это из-за первой истории из Священного писания, что пришла мне в голову. Бог дал один хлеб и одну рыбу голодающим людям. Один человек отломил половину хлеба и передал соседу, другой разделил рыбу с его соседом. И так они делили снова и снова, пока одним хлебом и одной рыбой не насытились тысячи голодных.

Иносказательную историю о любви к ближнему Раден постарался воплотить в действительности.

— Один за другим приходили на эту землю пережившие войну, потом стали приходить те, кого достигли слухи об этой земле. Заниматься рыбой и расширять пруд способны даже женщины и дети. В результате они все работали сообща, чтобы каждый год получать хороший улов. Когда я был ребёнком, я и мечтать не мог о таком количестве рыбы.

— Наша форель самая вкусная! Господин Лоуренс, ты пробовал её? — спросил Бим, и Лоуренсу пришлось покачать головой.

— Мы приехали сюда лишь недавно. Нас очень расстроило, что мы не могли её поесть.

— А-а... — огорчённо протянул Бим.

Раден слегка улыбнулся ему и продолжил:

— С тех пор произошло многое, сорок лет пролетели один за другим, как мгновения. Младенец на руках погорельца Суарто вырос, у него тоже родился сын и вырос уже до такого состояния.

Под внимательным взглядом Радена Бим смущённо поджал губы.

— Я просто живу, следуя Божьему учению, и не собираюсь становиться епископом. Я буду хранить эту деревню и умру в этой деревне. Если мне будет дано, — Раден поднял глаза к потолку, будто хотел увидеть небеса, — я надеюсь быть похороненным у пруда для рыбы, чтобы там выросло большое дерево, и в его тени всегда собиралась жирная форель.

Раден опустил взгляд и беспечным тоном добавил:

— Вот и всё, чего я хочу.

Старый, нарочито бодрый его голос лишь усилил ощущение печали одиночества, исходившее от старика в его преклонных годах.

Сидевшая рядом с Лоуренсом Хоро потупилась и сжала в кулачки руки, лежавшие на её коленях. При её свободной, непринуждённой манере себя вести она обладала добрым, ранимым сердцем, острее кого-либо на свете воспринимавшим такие ситуации.

— Таким образом, что будет, если здешняя церковь даст селянам достаточно денег, чтобы они могли всю жизнь развлекаться, не заботясь о хлебе насущном? — спросил Лоуренс.

Раден слабо усмехнулся этой шутке.

— Я всё равно не отправлюсь к папскому престолу. Я не должен покидать деревню.

Уши Хоро под капюшоном, кажется, вновь шевельнулись. Вероятно, её тронуло желание отдать все силы своему делу.

Лоуренс посмотрел на Хоро и сказал:

— Понятно.

Раден бросил на Лоуренса быстрый взгляд и опустил голову.

Жители епископата Раден приехали в Сауронию, не позаботившись о ночлеге, поэтому епископ предложил им переночевать в церкви. Хорошо бы это было проявлением Божьего милосердия, но, скорее всего, епископ принял это решение походя, не вникая в суть. Лицо Эльзы, серьёзной и думавшей о последствиях, лицо приобрело скучный вид.

— Кажется, всё пошло не так, — сказала она, провожая Хоро с Лоуренсом.

Слова, пропитанные тревогой.

— Нет, так лучше, чем упереться в преграду на полпути.

Упрямство Радена и поспешность Суарто и селян, так высоко ставивших своего хозяина. Всё это не укладывалось в рамки разума, значит, не могло быть и безупречного решения. Лоуренс лишь надеялся, что в конце никому не будет причинено вреда, а спустя годы люди будут вспоминать обо всём с улыбками.

— Завтра я проверю ход дел.

— Спасибо вам обоим за уделённое время. Пошла следить, чтобы падре не вынес им никакой выпивки.

Епископ был неплохим человеком, но недавно он пытался решить проблему долгов города, сажая торговцев в тюрьму, а значит, не продумывал действий наперёд в нужной мере.

— Что ж, постарайся хорошо отдохнуть.

— Спокойной ночи, — устало ответила Эльза и, сутулясь, вернулась в церковь.

Когда послевкусие произошедшего ослабло, Лоуренс повернулся к Хоро:

— Ты, кажется, не собираешься сразу вернуться на постоялый двор и лечь спать?

Вчера Хоро перестаралась, выбирая вина на предстоящий праздник, и вернулась на постоялый двор на спине Лоуренса. Утром она, конечно, не могла подняться с постели, плохо ей было и в обед, пришла она в себя только с приближением сумерек. Потом она поела немного супа, добавив к нему несколько сардин. Меж тем, город заканчивал приготовления к празднованию закрытия ярмарки, самому шумному времени в году. И сейчас на улицах было суматошней, чем днём, отовсюду слышался смех подвыпивших людей.

— Мм, нам сейчас надо съесть мясо с ещё шипящим жиром.

— Ладно, ладно.

Тщательно исполняя пожелание своей спутницы, Лоуренс направился к ближайшей таверне.

Лоуренс, наблюдая, как Хоро вгрызалась в бараньи рёбрышки, отпил эля.

На осеннюю ярмарку свозят всевозможные товары, произведённые селянами, и выпивку выставляют не только местные пивоварни и винокурни, но и приезжие, захватившие с собой своё оборудование и секреты. Тот эль, что пил Лоуренс, был, по слухам, сварен из ячменя с добавлением фруктовых хлопьев, он был очень мягким и имел приятный фруктовый аромат. Если бы Лоуренс не следил за Хоро, она могла выпить целое ведро эля.

— Как думаешь, какой стороне я должен помочь?

— Мм? — переспросила Хоро, верхнюю губу которой украсили пышные пенные усы, она только что запила элем особенно жирный кусок.

— Если подходить разумно, как положено торговцу, мне стоило бы просто посмотреть, чья чаша весов перевесит.

Противостояние Суарто и Радена, однако, не выглядело разумным.

— Или мне вовсе не вмешиваться?

Самоуверенное вмешательство извне может только ухудшить ситуацию. С долгами Лоуренс разобрался, потому что там просто хорошо подходило вмешательство извне. Но здесь противостояние столь очевидно, что его участники почти могли его пощупать руками, и оно не было похоже на то, что он мог бы решить сам.

— Почему ты хочешь им помочь? — спросила Хоро и помахала обгрызенными рёбрышками девушке-разносчице.

— Думаю, мне стало жаль.

— Чего тебе жаль? — с удивлением посмотрела Хоро на Лоуренса, продолжая грызть жареную чечевицу.

— Это как увидеть торговца, который не знает рынка и не понимает, что его баранина лучшая на рынке, из-за этого он продаёт товар по дешёвке мелким лавочникам, а они эту лучшую баранину просто будут тушить вместе с остальной.

— Глупость! Хорошую баранину надо выпекать медленно, как хлеб, с добавлением хорошей зелени! А тушёной — фаршировать!

— Видишь? Любой, кто понимает, скажет так же, верно?

Хоро кивнула.

— Значит, дело в этом?

— Именно. Пусть эта земля и имеет сомнительное происхождение, но Раден построил на ней всем известную деревню. Его стали почитать, как епископа, хотя ему это звание и не присваивали, но потом и святой престол возымел намерение возвести его в этот чин. Что из этого должно дать основания отказаться?

Епископ — это высокий чин в среде духовенства. Для него требовалось получить общее духовное образование и высшее каноническое, а затем служить в церкви, начиная с помощника священника и поднимаясь вверх ступенька за ступенькой. Более того, одного честного следования вере может быть недостаточно, за чин надо везде царапаться и не забывать о щедрых подношениях вышестоящим чинам, иначе продвинуться не удастся.

Перед Раденом оказалось возможность избежать этих неприятностей, а он наотрез отказался от неё, любой бы тут с сожалением вздохнул.

— Его это может просто не интересовать. Малыш Коул тоже без ума от Священного писания, но его тоже не интересует быть большим чином в Церкви, так ведь?

— Я не думаю, что здесь решает, интересует его сан или не интересует. Будет настоящим епископом — его земля станет настоящим епископатом. Чем больше люди будут думать о деревне, тем вероятней они найдут в ней свою выгоду.

— Мм... — несколько рассеяно произнесла Хоро.

Лоуренс не был уверен, что она его услышала, он заметил, что её глаза следили за большим куском баранины, который как раз доставали на кухне из печи.

— Местный епископ сказал, что права Радена получены от уже несуществующей церкви. Если какой-то отпрыск аристократического рода скажет, что это его земля, которую забрали обманом, селяне будут бессильны с ним спорить.

— Это... имеет смысл, это возможно.

— Но если был бы настоящий епископат с настоящим епископом, в опасный момент Церковь пришла бы на помощь. Если аристократ не проявит должной решимости, землю он не получит. То же самое, если возникнет спор с местным землевладельцем.

В этот момент подоспела бойкая разносчица с рыжими волосами, завязанными ленточкой, чтобы со стуком поставить на стол только что зажаренную баранину. Хоро на миг задержала её, чтобы заказать ещё эля, а потом взяла нож и провела им черту на куске мяса.

— Это моё, — сказала она, показывая на деле пример сложной борьбы за территорию.

— А если деревне выпадет столкнуться с денежными неприятностями, то и тут церкви Саронии будет проще что-то сделать. Обе стороны будут частями Церкви, и движение денег не вызовет вопросов.

— Это мне и так понятно. Когда я была лишь твоей спутницей в пути, мне было очень неловко, что за мою еду платил ты. Став тебе женой, я, наконец, могу быть менее щепетильной.

Лоуренс лишь молча улыбнулся ей натянутой улыбкой, на что Хоро ответила улыбкой милой, хищной улыбкой. Потом она с удовольствием разрезала мясо и принялась его поглощать.

— Короче, Раден получит много преимуществ, став епископом. Даже если с ним что-то случится, ему не нужно будет так волноваться за деревню.

Хоро разгрызла хрящ и, не вытирая вымазанных жиром губ, произнесла:

— Но должна быть и неприятная сторона, так?

Подумать об этом было достойно звания мудрой волчицы.

— Да. Церковь в будущем назначит в епископат, являющийся частью церковной системы, человека, который унаследует пост Радена.

— Мм, это могло бы вызвать определённые неприятности.

— Может, Раден этого опасается?

Раден сам создал деревню и заботился о ней, ему было бы отвратительно видеть, как кто-то приходит в неё и ведёт себя как хозяин. С такой мыслью Лоуренс отрезал от меньшей доли, выделенной ему Хоро, небольшой кусочек и отправил в рот. Жирная баранина ароматней, когда её пожуёшь подольше.

— Кстати, ты что-то заметила в словах Радена, так ведь?

Хоро, низко наклонившаяся над миской с бараньими рёбрышками, не стала выпрямляться, услышав вопрос, а лишь бросила на него взгляд:

— Ничего страшного. Он же говорил, что охота на оленей — это ненадёжный промысел, и он хотел, чтобы деревня вернулась к разведению рыбы. Так?

— Это ложь?

Хоро пожала узкими плечами, внимательно осмотрела обгрызенную кость, потом выкусила с неё что-то, что ей удалось разглядеть.

— Ты и другие говорили, что охота на оленей идёт неплохо. Этому дурню не нравится охота на оленей.

Судя по голосу Хоро, она хотела держаться на расстоянии от этого. Не собиралась что-либо особо утаивать, но касаться сути не хотела. Когда Лоуренс задумался, в чём причина такого поведения, ему вспомнился рассказ Радена.

— Раден устроил пруд с рыбой не с целью заработать, а в память об исчезнувшей родине?

Раден говорил, что его вдохновил на его деяние первый отрывок из Священного писания, который ему запомнился, но и так рытьё пруда не казалось чем-то естественным.

Хоро сначала догрызла рёбрышки и лишь потом, вздохнув, сказала:

— Нам не понять человеческих сердец.

Хоро произнесла это легко и бездумно, но Лоуренс понимал её чувства.

Когда-то она жила со своим народом в месте под названием Ёйцу, пока по своей прихоти не покинула его, предполагая, что скоро вернётся. Она некоторое время путешествовала, пока не стала богине урожая пшеницы в деревне Пасроэ. Это произошло, когда Хоро дала слово одному жителю деревни. А потом она столетиями честно следовала своему слову, и века слились в один незаметно пронёсшийся поток времени, унёсший с собой друзей Хоро, она даже забыла дорогу к родным местам. Никто из её прошлого не мог откликнуться на её одинокий вой.

Теперь перед Хоро возник человек, желавший воссоздать свою родину, сделать то, что было так созвучно её душе. Словно она сама выкопала свою яму, создав самой себе ловушку, но всё же в итоге сумела её зарыть.

И всё же, понимая чувства Хоро, Лоуренс кое-чего не мог уловить.

— Но это всё же никак не связано с вопросом, быть или не быть епископом.

И как это всё ухватить?

Лоуренс, забыв о кружке с элем в руке, погрузился в раздумья, но не смог к чему-либо прийти. Если честно, отказ Радена стать епископом выглядел неразумно, но всё равно не хотелось упрекать его за скандал, учинённый в церкви с Суарто, который хотел видеть своего хозяина епископом. Может, причина отказа Радена лежала глубже?

Среди своих раздумий Лоуренс заметил, что Хоро со скучным видом смотрит на него поверх миски с мясом.

— Что? В чём дело, что-то не так?

Он дотронулся до своего лица, предположив, что мог запачкаться, потом ему в голову пришло, что Хоро могла отрезать ему кусок своей любимой сочной баранины, и его взгляд упал на мясо.

Увидев его замешательство, Хоро вздохнула. После долгого колебания она, наконец, заговорила:

— Ты, мы чувствуем...

— О-о, не господин ли Лоуренс это? — громко сказал кто-то, перебивая её.

Лоуренс и Хоро с недоумением подняли глаза на немолодого, пузатого, лысого торговца с большой белой бородой, это был Лаудо, облик которого как нельзя лучше соответствовал его занятию. Он первым предъявил долговые расписки Лоуренсу, разбиравшемуся с долгами Саронии. С того дня Лоуренс стал для Лаудо настоящим героем торговли.

— Твоя половина так прекрасна в этот вечер.

Обычно комплименты Хоро нравились, но сейчас, когда её перебили на полуслове, её улыбка была натянутой.

— Я слышал, куча народа из епископата Раден завалила сегодня в церковь Сауронии, а потом и ты там оказался. Речь о том, чтобы землевладелец Раден действительно стал епископом?

Суарто пытался занять деньги в торговых домах, так что это должны были знать все.

— Да, они сказали, что торговцы оказались дать им денег в долг... и они пришли ко мне, — сказал Лоуренс не без насмешки, обращаясь к владельцу одного из торговых домов.

Лаудо пожал плечами и взял кружку с элем.

— Никто бы не возразил против небольшого займа... Но сумма была немалой, да и вся эта ситуация... А ты знаешь, что если землевладелец Раден станет настоящим епископом, неприятности могут начаться с приходом следующего епископа, и возможность невозврата долга будет не самой маленькой.

Лоуренс и сам задумывался об этом, любому торговцу доводилось слышать о парочке таких случаях.

— Но между собой мы говорили: было бы хорошо, если бы это стало настоящим епископатом. А что видится господину Лоуренсу, что он чувствует?

— Боюсь, тебя это разочарует...

Лаудо понимающе кивнул, не отрываясь от кружки с элем, потом перевёл дух и сказал:

— В конце концов, у самого преподобного Радена нет желания, так?

Оказалось, он уже знал.

— Почему ты так думаешь?

Покрасневшие глаза Лаудо увлажнились.

— Мм... Я тоже не могу понять. Если здраво мыслить, получить епископство в один шаг — это как деревенской девушке запасть в сердце принца. Хотя затруднений там ещё хватит, но если другие дают ей занять место в постели принца и на троне, то его надо первым делом занять, так?

Лоуренс, не сдержавшись, рассмеялся точности этой аналогии.

— В общем, чтобы стать епископом, он должен на время покинуть деревню. Состояние дел с разведением рыбы должно быть одной из причин. Староста деревни и остальные селяне заняты охотой на оленей и их разделкой с изготовлением из них шнуров и прочего, так что, если преподобный Раден хочет восстановить разведение рыбы, он может рассчитывать только на себя.

Когда Лоуренс спросил Суарто, собирался ли тот за счёт долга восстановить разведение рыбы, ответ старосты был уклончивым. Должно быть, он считал, что тратить деньги на непростую работу над рыбным прудом не лучшее их применение, когда и с оленями дела обстоят неплохо.

— И потом, этот пруд ведь олицетворял мечту преподобного Радена о родной деревне с изобильным морем, так? — добавил Лаудо.

— То есть, такая причина действительно есть? — тут же ухватился за слова собеседника Лоуренс.

До слов Лаудо он мог считать это лишь собственным домыслом.

— Конечно. Прежде всего, само существование пруда недалеко от деревни — это уже здорово, а ведь он приложил немало усилий, чтобы его выкопать и наполнить водой. Разве уже это не должно трогать? — сердито ответил Лаудо. — Почему Суарто и прочие селяне должны заботиться о своём доходе и не помочь своему хозяину? И... И эта жирная форель была такая вкусная.

Последние слова прозвучали неожиданно искренне.

И всё же пруд с рыбой как олицетворение мечты Радена... Чего-то ещё не хватало Лоуренсу, чтобы принять картину событий.

— Мечта его уже один раз сбылась, разве нет?

— М-м-м? — переспросил Лаудо.

— Вроде бы в летописи Саронии написано, что раньше в пруду было так много рыбы, что она спасла Саронию от голода.

— Точно, точно, я тогда ещё сопляком был. Помню, я думал тогда, что лучше этой форели ничего нет на свете.

Тогда почему Раден так упрямо цеплялся за это?

— Кстати, староста и селяне ничего не болтали о том, чтобы пруд засыпать, мм?

Беспокойство за оставшиеся дома сбережения всегда будет рядом с тем, кто работает от дома далеко.

Услышав предположение Лоуренса, Лаудо расхохотался.

— Ха-ха-ха! Как такая глупость могла бы случиться? Если преподобный Раден и не будет сам выращивать рыбу, вода в пруду будет нужна для дубления шкур. Думаю, староста деревни и селяне считают пруд настоящим чудом, дважды спасшим деревню, и чуть ли не готовы поклоняться ему, как божеству!

Всё верно. Пусть это и не идеальное море для родной деревни Радена, но пользу для жителей пруд приносит немалую.

Нужен всего год, чтобы Раден выполнил все формальности и вернулся в деревню законным епископом. И вряд ли селяне, судя по голосу Лаудо, превратят за это время пруд в кожевенную мастерскую. Значит, вернувшийся епископом Раден вполне сможет заняться восстановлением пруда и вновь начать разводить форель.

Ход мыслей Лоуренса был прерван внезапно приблизившимся к нему лицом к лицу Лаудо, который ехидно проговорил, распространяя запах эля:

— На самом деле, мы все предполагаем, что преподобный Раден может вскоре осуществить ещё одну мечту.

— А-а?

— Слушай, разве в его родной деревне не хотели собрать со дня моря драгоценностей?

— Что-то такое было... А? Не может быть!

Копать яму для пруда в горе, где можно добывать драгоценные камни, — это слишком странно, — мелькнуло в голове Лоуренса. Плечи Лаудо затряслись от смеха.

— Ха-ха-ха! Просто шутка спьяну! Но не будь это так, разве она не имела бы смысл?

— О, действительно, озадачивает.

— Ха-ха-ха! Они пришли к разным торговцам в городе, говоря об одном и том же. Все пришли к одному выводу. Но теперь пришли к тебе, и все предположили, что решение найдётся.

Вот как. До Лоуренса дошло.

— Все ставят ставки на то, получится ли у меня?

Разговор ради преимущества в азартной игре.

Лаудо игриво подмигнул.

— Исходя из этого, какими могли бы быть эти драгоценности? К сожалению, в голову ничего не приходит.

— Мм?

— В северных морях на берегу после шторма можно найти янтарь. Или... жемчуг, может?

Крупный янтарь найти тяжело, мелкий попадётся почти всегда. Гораздо более редкий жемчуг, был всего лишь случайным наростом в теле моллюсков, ждать три года, пока его можно было бы забрать, для деревни неразумно. А если нет возможности собирать моллюски, про жемчуг вообще можно забыть.

— Не янтарь и не жемчуг, это называется... Я редко соприкасаюсь с этим товаром, это называется... — Лаудо похлопал себя по лысине, затем его глаза широко раскрылись. — Да, точно, коралл.

— Коралл?

— Как-то давно один странствующий торговец, торгующий изысканными украшениями, принёс нечто одному аристократу на продажу. Красного цвета, красивое, как драгоценный камень. Ему придали круглую форму, чтобы вставить в серебряную оправу, но, я слышал, изначально это похоже на дерево, растущее в море.

Деревья, растущие в море. Лоуренс тоже слышал об этом. Представить себе это он не мог, но мир так велик, не стоит удивляться, что на морском дне могут деревья расти.

— Говорят, кораллы растут очень глубоко в море, донырнуть до них, чтобы сорвать, невозможно. Поэтому железные прутья изгибают в форме символа Церкви, привязывают к верёвке наподобие рыболовного крючка и бросают в море, чтобы подцепить им ветку. Если не подцепится, надо снова бросать. Это как повезёт. Только представишь себе и уже чувствуешь, что выбился из сил. А если ветка и зацепится, она должна быть достаточно толстой, чтобы из неё можно было вырезать украшения.

— Вот оно как... — произнёс Лоуренс, восхищённый разнообразием мира — сколько в нём было того, о чём он не знал, Лаудо же неловко улыбнулся. — Но я не могу себе представить, чтобы пруд для разведения рыбы мог быть так использован.

— Звучит, как мечта, а? — сказал Лаудо и был прав. — В общем, только он знает причину и, как ни спросишь его, говорит только о разведении рыбы.

Следовательно, снова расспрашивать Радена не имело смысла.

— Как бы то ни было, если преподобный Раден захочет стать епископом, приходи мне сказать об этом. Я пожертвую кое-что, чтобы выразить моё расположение, — и Лаудо, показав улыбку торговца, вернулся на место.

Когда большой живот и общее ощущение близости жирного исчезли, Лоуренс с облегчением выдохнул, но после вдоха ему показалось, что он втянул бесполезную пустоту вместо воздуха.

— Фуухх... Чем больше я думаю, тем больше запутываюсь, — пробормотал Лоуренс, вздыхая и складывая руки на груди.

У торговцев вроде него ситуация вызывала сожаление, но пока Раден не желал этого делать, другим заставлять его сложно. Конечно, и Лоуренс, и Лаудо проявляли себялюбие, стремясь содействовать обретению Раденом звания епископа, ведь это давало бы им дружественно настроенного члена Церкви высокого уровня. И если оставить в стороне желания Радена, Лоуренс был на стороне настойчивости Суарто.

Суарто и остальные селяне были от всей души благодарны Радену и хотели таким образом отблагодарить хозяина. Тем более что сам Раден пришёл сюда, следуя за служителем Церкви, и у него в душе могла родиться мысль самому стать служителем, увидев в своём приходе возможность, дарованную Богом.

С одной стороны, старик, который много лет вёл по жизни людей, с другой — эти люди, надеявшиеся старика отблагодарить. Подобное часто встречалось и в купальнях Ньоххиры. К примеру, пришла пара аристократов в купальню к Лоуренсу, отец и сын, отец от возраста уже растерял зубы, но то и дело подчёркивал, что не уступит молодым. Годы уже и сыну избороздили лицо морщинами, и он время от времени сетовал на то, что ему приходится следовать за отцом, объезжая верхом их земли, а также днём и ночью навещать других аристократов.

Будучи не в силах уговорить отца отдохнуть, сын привёз его в Ньоххиру, где отец сможет на время притормозить свою деятельность. И вот тут отец чаще всего и понимал, что ему пора на покой.

— Думаю, Раден сам должен знать, что ему следует занять место епископа... — успел пробормотать Лоуренс, когда увидел, что голова Хоро, сидевшей напротив, опущена, она тихо смотрела на своё отражение в кружке с элем. — Эй, ты как?

После появления Лаудо она не издала ни звука, её лицо выглядело усталым. Несмотря на раскрасневшиеся щёки, она казалась бледной. Выпито ею было немного — две или три кружки, вероятно, ей было нехорошо из-за недавнего похмелья. Осталось несколько кусков недоеденной баранины, значит, с ней точно было не всё в порядке. Наверное, лучше будет завернуть оставшееся мясо и вернуться на постоялый двор.

— Хоро, возвращаемся, — сказал Лоуренс, забирая кружку у Хоро.

Та сразу закрыла глаза и опустила голову на стол. Заплатив рыжеволосой разносчице, Лоуренс взгромоздил Хоро себе на спину, забрал завёрнутое мясо и пошёл к двери. Он потерял счёт случаям, когда ему приходилось относить её на постоянный двор, вероятно, она не слишком следила за своим состоянием, зная, что могла на него положиться. Иногда ему казалось, что Хоро лишь притворялась пьяной, но он скрывал свои подозрения. Удовлетворение желаний клиента должно быть в радость торговцу. Если его принцесса вела себя настолько ребячливо, он должен был принять это.

— Однако, действительно холодно, — произнёс Лоуренс, выходя из таверны в уже наступившую осеннюю ночь.

Он подумал, не стоит ли накрыть Хоро одеялом, но решил, что такая забота была бы чрезмерной, и криво усмехнулся. Почувствовав, что она начала сползать, Лоуренс поправил её на спине и шаг за шагом потопал к постоялому двору.

— Эта особа... кажется, тяжелеет год от года...

Вместе с тем внешне она не менялась, потому её тяжесть показалась ему странной. Потом до него вдруг дошло: может, это не Хоро тяжелела, а слабели его ноги и спина. Со временем ритуал её доставки на спине с последующим укладыванием в постель уйдёт в воспоминания.

Лоуренс всегда потакал её капризам, вероятно, потому, что старался посмотреть на ситуацию с её стороны.

Он состарится, а она останется молодой, с годами он останется для неё позади. Думая о том, что такой день настанет, Лоуренс чувствовал, что, как бы он ни баловал Хоро, этого будет недостаточно. Он не мог оставаться с ней вечно. Слова обряда "пока смерть не разлучит вас" подразумевали именно его уход.

Люди, сидевшие за столами перед постоялым двором, приветствовали Лоуренса с Хоро на спине свистом и криками, Лоуренс криво усмехнулся в ответ и вошёл в дверь, услужливо открытую хозяином. Ведро хозяин тоже держал наготове — на всякий случай. И прошёл вперёд открыть дверь комнаты.

Там Лоуренс собрался сгрузить Хоро на кровать и вдруг обнаружил, что она не спала. Принцесса дотянулась ногами до пола и шумно свалилась с его спины на кровать.

— Всегда ты так, — улыбнулся Лоуренс.

Хоро свернулась калачиком и тихо простонала.

— Тебе плохо?

Краски в значительной мере вернулись к её лицу, но он всё же решил уточнить — Хоро покачала головой. В мире не найдётся пьяницы, который признается, что не умеет пить, и её отрицанию не стоило полностью доверять. Однако она не ограничилась жестом и, потянувшись, схватила его за рукав, желая, чтобы он сел рядом.

— Ладно, ладно.

Когда Хоро обессиливала, в её поведении становилось больше от избалованного ребёнка. Говорят, что с возрастом люди действительно становятся ребячливей, без притворства. Лоуренс сел справа от неё, она уткнулась лбом в его плечо и сказала:

— Так перепила...

Раз она говорила о том, как ей сейчас неловко, значит, ей уже куда лучше. Лоуренс обнял её левой рукой, а правой взял её руку.

— Лаудо перебил тебя на нашем ужине, и ты почувствовала себя одинокой? — произнёс он, немного поддразнивая её, и рука Хоро крепко сжала его руку. — Извини.

Последнее слово он сопроводил поцелуем в голову между её волчьими ушами. В отличие от хвоста, источавшего цветочный аромат из-за дорогих масел, их Хоро использовала для ухода за ним, сладковатый аромат её ушей был запахом самой Хоро. Слишком явное обнюхивание разозлило бы её, и Лоуренс сразу остановил себя. А она вдруг сказала:

— Возможно, это действительно можно назвать одиночеством.

Лоуренс был встревожен, на его лице сама собой появилась заботливая улыбка.

— Нет, мне было одиноко. Потому так пила.

И Хоро сама потёрлась макушкой о его щеку.

Такой безвольный ответ лишил на время Лоуренса речи и на несколько ударов сердца остановил ход мыслей. Потом он смог вернуться к сути.

— О появлении Лаудо... Ты же хотела что-то сказать перед этим?

Что-то подумала о Радене, может? И даже унылой она стала выглядеть с того самого момента. Он мягко пожал её руку в ожидании ответа, и эта маленькая рука дрогнула.

— Я обнаружила, насколько ты большой дурень на самом деле... И потому ты так много думаешь.

— Мм?

Хоро проехалась ногтями по тыльной стороне ладони Лоуренса.

— Ты большой дурень, и это при твоём-то уме, я просто поражаюсь, ответ перед твоим носом, но ты это не понимаешь, — говорила она с чувством, и слова её представлялись Лоуренсу какой-то загадкой. — Может, я тоже большая дурёха. Это как при хорошем нюхе и чутком слухе не замечать, что у тебя плохое зрение.

Они в Ньоххире однажды обнаружили, что плохо читала и писала Хоро в действительности из-за плохого зрения. Лоуренс тогда дал ей увеличительное стекло, чтобы было легче читать и писать, но сама Хоро была поражена таким открытием.

Итак, как разгадать эту загадку? Он, не торопясь, подумал и произнёс:

— Может, я всё время думал не в том направлении?

Мысля здраво, поведение Радена разумным не назовёшь. Вознестись сразу на уровень епископа — такое же чудо, как возвышение деревенской девушки до положения возлюбленной принца, и, что бы там ни было, став епископом, Раден обеспечил бы надёжное будущее деревне. Однако он отказался.

Если бы деревня была бы для него важнее чего бы то ни было, он бы согласился даже вопреки своему желанию. Значит, отказ Радена определялся не на уровне рассудка. Если бы надо было определить показатели дохода или убытка, у Лоуренса в голове нашлось нужное для решения. Но в чувствах человека, запутанных и неосязаемых, ему было далеко до Хоро.

— Меня интересовало, о чём думает этот похожий на большое дерево человек, — начала она.

Не медведь или камень, а большое дерево.

Раден и впрямь походил на большое дерево.

— Почему этот старый упрямец просто не примет доброту всех остальных?

Похоже, что Хоро тоже исходила из такого отношения, значит, Суарто и селяне действительно заботились о Радене. Однако, глядя с одной позиции, Хоро и Лоуренс смотрели в разные стороны.

— Я... ощутила стон внутри этого мощного человека, и моё сердце задохнулось от тоски.

Лоуренс был поражён. Но не своей неспособностью понять, что чувствует Хоро. Он обнаружил, что стоит у черты, которую не должен был пересекать.

— Иначе говоря?..

Он не мог не запнуться, но Хоро, сузив глаза, улыбнулась.

— Всё верно, это деревня Пасроэ. Деревня, в которой я жила долгое время, — сказала Хоро с сонным видом, будто рассказывала старую, давно приевшуюся историю. — Та самая деревня, которая отвергла меня.

Лоуренс разом вдохнул, словно обрезав вздох на середине. Деревня, в которой он обрёл Хоро, но сама она потеряла там нечто очень важное.

— Меня прогнали жители деревни, о которых я так долго заботилась. Как по мне, это большое дерево — благословенный из благословленных, — беспечным тоном добавила Хоро, но её шутка была наполовину правдой.

Шерсть на её хвосте за спиной немного вздыбилась.

— Но его боль непритворна, он действительно растерян и не знает, что делать. Я действительно не понимаю, ведь люди, защите которых он посвятил всю жизнь, беспокоятся о нём от всего сердца. Почему он не примет этого? Обсуждать это бессмысленно. И потому... — Хоро отстранилась от Лоуренса и села на кровати ровно. — Давай представим, что чувствует большое дерево.

— Что чувствует Раден?

Хоро кивнула, на её лице появилась натянутая улыбка с таким выражением, словно кто-то дотронулся до её занемевшей ноги.

— Не подумал ли этот самый Раден, что жители деревни собрались его прогнать?

— Мм... а? Прог... Прогнать его? — не мог не переспросить сбитый с толку Лоуренс.

— Не то чтобы прогнать прочь, но что-то вроде того.

Лоуренс не понимал ничего. Суарто и селяне действительно заботились о Радене, а если бы они втайне хотели бы его прогнать, это бы не ускользнуло от острого слуха Хоро.

Недоумённый взгляд Лоуренса вызвал у Хоро беспомощную улыбку.

— Подумай, он же все силы положил на этот пруд с рыбой? Но теперь рыба мертва.

— Но-но ведь разве селяне не благодарны ему за его самоотверженность? То, что они занялись оленями, — это тоже ради того, чтобы облегчить бремя Радена, так ведь?

— Что ж, это верно. Но... о, если бы я была на его месте... — Хоро взглянула в окно на ночное небо, снова Лоуренса и вдруг с силой ударилась лбом ему в грудь. — Я бы почувствовала себя очень одинокой.

— Одинокой?.. Одной?..

Хоро закрыла лицо ладонями, кивнула и заговорила:

— Жители Пасроэ, они тоже узнали, как использовать знания и силу людей, чтобы найти способ растить пшеницу и стали обходиться без моей помощи. Я обещала тому человеку сделать пшеницу крепкой и обильной, так что не имеет значения, кто это сделал, пока урожаи обильные. Кто бы это ни сделал, пока урожаи хорошие, я должна быть счастлива.

Голос Хоро задрожал, будто она могла в любой миг расплакаться, и сердце Лоуренса сжалось. Но сердце его болело не по этой причине, причиной была его собственная неосторожность, по которой он вынудил Хоро сказать то, что она собиралась, когда её перебил Лаудо.

— Пруд с рыбой в той деревне — то же самое. Мечта воссоздать свой дом могла быть одной из причин, в этом нет ничего удивительного. Но вот главной причиной должно быть наполнение животов голодных людей, — Хоро фыркнула, наверное, вспомнив себя в те времена, когда мудрая волчица хранила деревню Пасроэ. — Причиной должно быть возвращение людям возможности снова смеяться, создавать новые семьи, обретение ими нового дома. Так что неважно, чем это достигается. Это в принципе...

Произнося "в принципе", Хоро явно улыбалась, хотя лица она не поднимала. Словно смеялась над глупостью той себя, которая так тосковала из-за случившегося в деревне Пасроэ.

С потоком невозвратно утекавшего времени Хоро была забыта, более того, стала греховным символом древнего язычества, и её тоска была такой сильной, что её огромное волчье тело почти исчезло.

Она давно хотела вернуться на родину, снова увидеть её, она могла бы посильней оттолкнуться задними лапами, засыпая поля песком, но не сумела.

И в этом не было смысла. Оковы обязательств и привязанностей, от них тяжело отказываться.

— Мне кажется, что в моей душе есть ещё другой человек, большое дерево чувствует то же самое. Снаружи видишь высокий, мощный ствол, но в душе его таится мудрость... На самом деле он понял и слова седовласого старосты, и его чувства, но сердце его не хочет слушаться... Так, наверное.

Не только селяне, как Суарто и Бим, но и епископ Саронии с Эльзой высоко ценили Радена и надеялись на беспроблемное обретение им звания. Его детище заменили охотой на оленей, потому что он слишком тяжело трудился, а люди хотели дать ему отдых. Но каковым было его собственное отношение?

Даже если в пруду, который он создал для жителей своей деревни, случился мор рыбы, селяне нашли способ заработать на жизнь своими силами. И он единственный суетился, пытаясь остановить пруд. А жители деревни взяли и предложили ему покинуть деревню на долгое время, может быть, на год, чтобы вернуться епископом.

Поэтому не стоило удивляться, если Раден их слова услышал иначе.

Уходи и стань епископом, это всё, что тебе остаётся.

Эти слова ночным мраком пробрались в сердце Радена, вцепляясь в него всё сильнее.

— К тому же у него не всё в порядке с коленом, он не смог бы охотиться на оленей вместе с остальными.

— Э? — потрясённо произнёс Лоуренс.

— Как, разве ты не знал? — удивилась Хоро, поднявшая голову, чтобы высморкаться.

Лоуренс с глупым видом покачал головой, но всё же возразил:

— Разве он не раскидал селян, когда они пытались его остановить?

— Большую часть веса он направлял на левую ногу. И он не мог сам ездить на лошади, потому что для него опасно залезать на неё и слезать, — пояснила Хоро, вытирая руками уголки глаз.

Лоуренс, рассеянно наблюдая за действиями Хоро, думал о недуге Радена. Тот даже в таком почтенном возрасте был ещё крепким и сильным, нетрудно представить, сколь храбрым и решительным он был в молодости. Даже сам Лоуренс, перенося на себе выпившую лишнее Хоро, чувствовал, что его кости и мышцы с годами слабеют, он понимал, что стареет, и это было печально. Надо думать, что для того, кто привык всю жизнь полагаться на крепость своего тела, это открытие должно было стать ещё большим потрясением.

С больным коленом Раден не смог управиться с прудом, когда болезнь поразила и убила рыб. С таким телом ему, наверное, будет сложно восстановить разведение рыбы. И даже к охоте на оленей, с которой селяне запросто справлялись, он не был пригоден. Как же могла ему леденить кровь эта череда ударов?

Лоуренс представил, насколько невыносимым Радену должно было показаться безобидное "пожалуйста, присядь".

Одержимость разведением рыбы объяснялась совсем не мечтой, родившейся из воспоминаний о родной деревне. Раден отчаянно пытался удержать в ладонях воду, утекавшую у него между пальцев. Он цеплялся за то время, когда был стержнем этой деревни, огромным деревом, на которое опиралось небо. А сейчас колени, на которых он обращался к Богу за поддержкой своей веры, переставали его держать. И чем больше будет сдавать тело, тем меньше он сможет делать для деревни. Скоро поток времени поглотит Радена и унесёт навсегда.

— Ужасно терять то, чем мы долгое время были, — произнесла Хоро, познавшая ужас одиночества среди бескрайних равнодушных просторов и жестокость своей ненужности людям.

И эта Хоро сейчас смотрела на Лоуренса. Он думал, что она заплачет, но она хихинула.

— Именно потому что ты крутишься в кольце здравомыслия, я смеюсь над тобой и называю дурнем, — продолжая улыбаться, снова хихикнула Хоро. — Было бы хорошо, если бы я сразу заметила, ещё в церкви, но я этого не сделала. И это потому что...

Хоро смущённо улыбнулась и лишь потом закончила:

— Ты дал мне дом, ставшим для меня родным, ты так меня баловал, что я забыла прошлые печали. В том месте, где бьют горячие источники, действительно очень уютно жить.

Её невинная улыбка заставила его сердце немного сжаться. Он знал, что сделал многое для Хоро. Но ничто из всего этого не могло навсегда заполнить пустоту её одиночества. Поэтому он обнял её худенькое тело, призывая время остановиться ради неё.

Но то, что он сказал ей после этого... В общем, это было привычным для них поддразниванием:

— Да, есть еда, есть вино, тебе не на что жаловаться.

Волчьи уши Хоро с шумом встали торчком, она забилась в его объятиях.

— Ты дурень! Я так серьёзно тебе...

— Так что...

Лоуренс снова обнял вырвавшуюся рассерженную Хоро, стараясь справиться с беспокойством в своём сердце. Потом отпустил и легко ущипнул её за нос. Хоро, пытавшаяся его не замечать, ответила саркастической улыбкой.

— Так что если я приму все твои чувства на полном серьёзе, то я сразу пожертвую тебе всё. Где тебе тогда в следующем году взять деньги на вино?

Чувства Хоро были подобны огромной бочке с вином, и, если пить из неё не по глоточку, а сразу много, напьёшься до потери сознания и утонешь в этой бочке.

— Я недавно узнал от госпожи Эльзы о важности предусмотрительности в семейном хозяйстве, — добавил Лоуренс и с трудом удержался от улыбки при виде сердитого при упоминании имени Эльзы выражения на лице Хоро.

— Сверх того, в последние дни ты пила действительно очень много.

Теперь Хоро надулась.

— Я ничего не потратила на это.

Они вдвоём решили долговую проблему города, и любой таверне им кто-нибудь заказывал выпить. Впрочем, Хоро и сама понимала, что много пила, она подняла ноги на кровать и, сердито отвернувшись, легла на бочок, прижав коленки к груди и обняв их.

Лоуренс вздохнул и с улыбкой сказал:

— И когда ты напиваешься, разве я не остаюсь в одиночестве?

Хоро удивлённо, почти с недоверием обернулась на Лоуренса. Даже рот у неё приоткрылся. Потом её лицо прояснилось, уголки губ дрогнули, будто она пыталась скрыть свою радость.

— Такой дурень...

— Какой дурень?

— Просто невыносимо какой, ты такой...

— ...милый мальчик, каким останешься навсегда, — закончил за неё Лоуренс, понимая, что Хоро собиралась поиздеваться над его глупостью.

Хоро попыталась скрыть своё удовольствие, ведь её перебили, но не выдержала и радостно рассмеялась.

— Рассудочность — это ещё не всё, — произнёс Лоуренс, говоря уже не только о своей глупости, но и безрассудном упрямстве Радена.

Рассудок требовал встать на сторону Суарто. Но чувства Радена — нечто такое, с чем рассудок не справлялся.

— Что ж, затруднение представляет то, что его беспокоит. Большое дерево в действительности же не дерево вовсе, — откликнулась Хоро.

И с ней было так же. Хотя её истинный облик — огромная волчица, которая была намного выше человека и могла проглотить его целиком, но сердце этой волчицы не было укутано густым мехом. Не добиться понимания Радена и селян — всё равно, что бросить Хоро в одиночестве в Пароэ.

— Но как же быть? — пробормотал почти себе под нос Лоуренс, и Хоро провела ладошкой по его щеке.

— Ты, кажется, видел это много раз в ваннах купальни в Ньоххире?

— В Ньоххире... А, ты о наследовании у аристократов...

Нередко в Ньоххиру приезжали отец и сын из аристократической семьи. Сыну причиняло боль упорство, с которым немощный старик цеплялся за власть, и здесь, на горячих источниках, нередко происходила смена власти. Теперь Лоуренс мог лучше понять, что чувствовал отец, не желавший терять власть, и, может, в будущем проявит к старику больше сочувствия.

— Ритуал наследования начинается с восхваления достижений уходящего, — немного задумчиво произнёс Лоуренс.

— Благодарности никогда не бывает много. Это разумно.

В самом деле... Лоуренс узнал для себя ещё кое-что. В Ньоххире он об этом сильно не задумывался.

— Тогда — каковы достижения Радена?

Конечно, нужно назвать вырытый у подножья горы пруд, позволивший разводить рыбу, чтобы наполнить животы голодных. Однако истинная благодарность за это состояла бы в том, чтобы приложить все силы для восстановления разведения рыбы в пруду. Это не было бы сложным, если бы нашлись средства и люди, но охота на оленей только-только стала кормить людей, бросить всё и вернуться к ненадёжному занятию разведения рыбы — достаточно опасно для деревни.

Нет ли иной возможности выразить свою благодарность?

Способ, который вернёт сияние всем деяниям Радена.

— Это большое дерево искал сокровище в море у себя на родине. Разве нет похожей концовки в песнях менестрелей, которые так нравятся Миюри? — вспомнила Хоро.

— То есть сказать: "Истинным сокровищем деревни является рыба, выращенная в пруду, который ты создал", так что ли?

— Это у тебя прозвучало как-то с пренебрежением...

Лоуренс задумался, и тут вдруг его взгляд упал на книгу избранных мест из переведённого Священного писания.

— Кстати, Раден выкопал пруд у подножья горы, вдохновлённый местом из Священного писания, который он выучил, так?

— Там говорится, как сделать много рыбы. Будь там написано про мясо, было бы совсем хорошо, — небрежно бросила Хоро.

Однако Лоуренс протянул руку и взял со стола книгу. Это было не полное изложение, а лишь сокращение до сборника общих проповедей. Итог борьбы Коула со сном при помощи лука и дотошного изучения текста первоисточника. Пролистав страницы, Лоуренс встретил несколько притч, которые ему доводилось прежде слышать, была среди них, конечно, и история о рыбе и хлебе. Возможно, истории о еде легче находили отклик у слушателей — в книге было несколько подобных притч. Лоуренса поразило, насколько легко читался текст, переведённый на общедоступный язык. У него даже мелькнула мысль, что он в прошлом напрасно потратил время на изучение языка Церкви.

Перелистывая страницу за страницей, он наткнулся на строку, сразу бросившуюся ему в глаза и тронувшую его сердце.

— Ты, если говорить о драгоценностях из моря... — заговорила Хоро, но оборвала себя и с подозрением взглянула на Лоуренса. — У-у, что такое?

Затем её прищурившийся взгляд упал на страницу, которую разглядывал Лоуренс, и её хвост раздулся.

-О-о, о!

— Что не так? — опешил Лоуренс при виде откровенной радости Хоро.

— Я до сих пор этого не замечала. Всё равно как ждала, что ты откроешь мне эти слова.

— Что такое? — вырвалось из глубины души Лоуренса.

Набив себе цену, Хоро на пару мгновений поджала губы, чтобы потом показать свои клыки в улыбке:

— Коралл. Разве это не похоже на дерево в море?

— О-о? И что?

— Тогда скажи, на кого охотятся деревенские жители?

— Ну, это же просто... О!

Олени. Обитатели леса, на головах которых растут похожие на ветви деревьев рога.

— И ещё то, о чём ты сам говорил, когда продавал тот вонючий порошок.

Серный порошок, который им дали в Ньоххире, можно добавить в горячую воду и получить от неё ощущения, как от горячего источника. Некоторым жителям праздничное настроение предстоящего праздника внушило такую прихоть, и Лоуренс говорил им, что можно вырыть яму, наполнить её горячей водой и добавить в неё серный порошок.

— Жизнь селян из деревни обеспечена благодаря только этому большому дереву. Как бы хорошо их сейчас ни кормили бы олени, прежде их животы наполняла рыба, полученная от большого дерева.

— Так что можно будет воткнуть несколько оленьих рогов в пруд и сказать ему...

Пруд, вырытый им для разведения рыбы, был действительно наполнен сокровищем. Не какими-нибудь кораллами, которые он бы не вытащил бы из моря на своей родине, а сокровищем, которое можно взять в руки.

— Наконец, добавь это, — произнесла Хоро, указывая на книгу избранных отрывков из Священного писания, раскрытую на отрывке, описывавшем, как Бог посылает будущим святым благодать веры. — Будет уныло, если Раден не стал бы епископом. Но раз есть это, должно получиться.

Селяне с Суарто и Раден сейчас шли различными путями, чего они совсем не желали. Но дальше они смогут пойти вместе по пути к лучшему будущему. Так же, как поддерживали друг друга Лоуренс и Хоро, чтобы добраться до Ньоххиры и зажить долгой, счастливой жизнью.

— Суарто и селяне смогут выразить свою благодарность Радену и рассказать ему о новой миссии, которую он взял бы на себя, пойдя навстречу их желанию, — сделал вывод Лоуренс.

— И это ещё не всё, — солнечно улыбнулась Хоро. — Возможно, здесь скоро снова появится жирная форель, которой можно будет угоститься.

Лоуренс рассмеялся — Хоро никогда не забудет про еду! А потом сказал:

— Вполне возможно!

То, к чему пришли Лоуренс и Хоро, было пока лишь их предположением. Что-либо предпринимать, не узнав отношения Радена, означало лишь бесполезно потратить силы и время. И на следующий день с утра пораньше Лоуренс и Хоро пришли в церковь поговорить с Эльзой. Поскольку оставлять всё на самотёк было нельзя, Эльза поддержала их предложение. И, не мешкая, они втроём направились узнать мнение Радена.

Прямо перед дверью комнаты Радена Хоро остановила Лоуренса.

— Давай-ка, я одна войду.

— Что-что?

— Для мужчин такие разговоры достаточно болезненны. Ему будет легче говорить с такой хрупкой девушкой, как я.

Взамен она над ним потом поиздевается.

Видя, что Лоуренс не может решиться, Эльза хлопнула его сзади по плечу.

— Просто оставь это ей, — только и сказала она, и теперь Лоуренс не мог не смириться.

Хоро это не слишком обрадовало, фыркнув, она вошла, оставив их снаружи.

— Будет ли всё в порядке?.. — произнёс Лоуренс, опасаясь, что Хоро может рассердить Радена.

— На госпожу Хоро можно вполне положиться в таких делах, — пожала плечами Эльза, — хотя в повседневной жизни ведёт себя так распущенно.

Последние слова она произнесла с озадаченным видом.

Ждать пришлось недолго, Хоро вышла с горделивой улыбкой на лице.

— Теперь очередь за старостой.

Это должно было означать, что всё прошло благополучно, но Лоуренса всё же не оставляло беспокойство за намерения Радена. Он даже попытался заглянуть в дверь, но Хоро ущипнула его за щеку.

— Ты на редкость недоверчивый.

Радена нужно было какое-то время не трогать. Лоуренс, потирая щеку, восхитился Хоро, остававшейся по-прежнему мудрой волчицей несмотря на недавний рецидив "распущенности", как сказала Эльза.

Суарто суть дела мудрая волчица излагала в присутствии Лоуренса, Эльзы и епископа Саронии. Суарто так был ошеломлён, что едва дышал, его лицо побледнело, как мел. Его потрясло, что он не заметил, как был расстроен Раден. Ему и в голову не приходило, что его намерение дать хозяину отдохнуть будет воспринято как свидетельство ненужности. И дело было не том, что до Суарто всё медленно доходило, просто он, как и все селяне, всем сердцем преклонялся перед Раденом. Считая хозяина несгибаемым, он не ожидал, что Раден настолько неправильно поймёт их доброту, что будет готов совсем пасть духом.

Когда Лоуренс сменил Хоро и объяснил, как селянам выразить свою благодарность Радену, лицо Суарто приняло выражение, как у людей пустыни, дождавшихся дождя после десяти сухих лет. Понимание переживаний Радена вывело на первое место выражение благодарности, отодвинув заботу о звании епископа на потом.

Лоуренс поинтересовался, возможно ли провести это всё, используя деревенский пруд, но если предполагалось его в дальнейшем использовать для разведения рыбы, будет нехорошо размещать там рога оленей, да и Хоро выступила за то, чтобы предстоящему событию придать больше оживлённости и блеска, значит, провести событие следовало в Саронии. Тем более, что в городе было немало людей, помнивших, подобно Лаудо, что Раден спас их от голодной смерти.

Лоуренс поделился замыслом с Лаудо, и тот тут же взялся найти тех, кто выроет яму для пруда в Саронии. При этом Лоуренс не преминул воспользоваться уловками торговца и опытом владельца купальни с горячим источником.

— А не устроить ли в этом временном пруду купание, как в горячем источнике?

Конечно, Лаудо сразу понял намерение Лоуренса продать порошок и ответил понимающим взглядом.

— Ну, разве у преподобного Радена нет проблем с коленом? — ввернул аргумент Лоуренс. — Как думаешь, почему лечение в горячих источниках так востребовано людьми в возрасте?

Лаудо моргнул.

— Потому что они хорошо помогают, так? Говорят, они помогают от всех болезней.

— По личному опыту скажу, что это несколько преувеличено. Однако купание в горячем источнике действительно заставляет людей чувствовать нечто подобное.

Любопытство присуще любому торговцу, и Лаудо слушал с большим интересом.

— Тело, погружённое в воду, начинает всплывать, верно? — продолжил Лоуренс. — Движения в воде обретают лёгкость, а тело — гибкость, словно вернулась молодость.

Лаудо заинтересованно кивнул, и Лоуренс продолжил:

— В таком случае преподобному Радену, должно быть, пора окунуться, однако... — Лоуренс прочистил горло. — Даже если ко всем мероприятиям по подготовки праздника добавится яма, понадобится ещё кое-что, что нужно будет сделать. Я могу продать серный порошок. Во сколько ты бы оценил посредничество?

Лаудо достал из-за пояса абак и выставил на нём кости. Лоуренс улыбнулся и немного их сместил.

— У-у... Ладно, нет выбора. Пойду подбирать напитки, подходящие для временной горячей купальни.

Лоуренс с Лаудо обменялись рукопожатием, закрепляя соглашение. Лоуренс бросил взгляд на Хоро, наблюдавшую за переговорами, та раздражённо пожала плечами.

За оленьими рогами, которые должны были заменить кораллы, съездил в деревню на лошади Бим, он же сказал остальным жителям деревни прийти в город.

Лоуренс, воспользовавшись опытом владельца купальни, занялся выкладыванием кирпичей в вырытую у реки яму, это занятие взяло у него всё время. Хоро неподалёку устроилась на расстеленных ковриках, лениво наблюдая за подготовкой ванны, попивая напитки и записывая иногда что-то в свои записи.

На следующий день случилось маленькое происшествие — Раден пришёл помогать, а селяне попытались воспрепятствовать ему. Похоже, он по природе был из тех, кому плохо без работы, поэтому Лоуренс поручил ему утрамбовывать дно ямы колотушкой. Так Радену не приходилось напрягать больное колено, а работал он так, что просто слов не подобрать.

Большая ярмарка подошла к завершению, и праздник должен был вот-вот начаться. Этот момент был выбран для того, чтобы устроить небольшой праздник в честь героя, усилиями которого в городе и его окрестностях на столах была не только надоевшая всем селёдка. Проведение праздника взял на себя епископ Саронии.

В подготовленный небольшой пруд налили разогретую воду из реки и добавили серный порошок, привезённый Лоуренсом. Деревенские дети разыграли перед прудом приход Радена из Радери в то место, где сейчас была деревня. Бим исполнял роль главного героя до момента, пока тот не приехал в Саронию. Дальше история перешла в действительность, а Раденом стал сам Раден.

Раден сидел молча, потупившись, с раскрасневшимся лицом, вероятно, ему было неловко быть центром внимания. Суарто приблизился и встал перед ним на колени.

— Возьми это, хозяин Раден, — сказал он, протягивая крюк, выполненный в виде символа Церкви. — Прошу тебя, силой веры твоей достань сокровище из этого пруда.

Казалось, что Раден был готов заплакать, но он старался превозмочь себя. Он принял то, что являлось одновременно символом Церкви и крюком, и встал. Встал на ноги крепко и мощно, никто бы не подумал, глядя на него, про больное колено Радена. Но, прежде чем шагнуть, он сказал Суарто:

— У меня больное колено, не могу ли воспользоваться твоим плечом как опорой мне?

Суарто широко открыл глаза и кивнул, жители деревни устремились к Радену. Окружённый ими мощный старик забросил крюк-символ в пруд, изображавший горячий источник. Когда-то он каждый день с утра до вечера делал это в море на родине, но три года подряд ему не попадалось должного улова.

Но в пруду с горячей водой было много оленьих рогов, которые олицетворяли множество людей, сохраненных усилиями Радена, пришедшего на эту землю в итоге своего странствия.

— Да свершится чудо! — громко провозгласил епископ, ведя дальше в своём торжественном облачении ход чествования Радена, и оленьи рога были подняты из воды крюками в виде символов Церкви.

Люди встретили рога громкими криками и рукоплесканиями, зазвонили даже колокола церкви. Тронутый до глубины сердца Раден захотел поблагодарить Суарто и селян. Но время для этого ещё не подошло.

Вперёд выступила Эльза, верная слуга Господа, она была здесь в своём неизменном одеянии.

— Преподобный Раден, прошу тебя принять это, — сказала она, почтительно протягивая книгу избранных мест Священного писания в переводе Коула на общедоступный язык.

Книга была раскрыта на определённой странице.

— И вот это... — сказал Бим, появляясь перед озадаченным Раденом с чем-то необычным на плечах. — Хозяин Раден! Это тебе!

И Бим снял с плеч и пихнул Радену рыболовную сеть, применявшуюся при разведении рыбы в пруду.

Раден, держа в руках книгу и сеть, выглядел совершенно растерянным.

Тогда вперёд выступил епископ Саронии, чтобы сказать строгим тоном:

— Раден, благочестивый и верный слуга Господа, я призван сказать тебе слова из Священного писания.

В ожидании продолжения Раден набрал полную грудь воздуха.

— "С этого дня отложи свою сеть для ловли рыбы и стань ловцом душ человеческих..." Тебя это устроит?

Эти слова из Писания были теми, что Бог сказал святым, которые должны были распространять его учение по миру. Последовавший вопрос епископ задал, потому что он представлял Саронию и понимал, что повелительный тон Священного писания не вполне соответствовал характеру Радена.

После слов епископа Раден издал сухой смешок и немного склонился перед епископом, прижимая книгу и сеть к груди.

— Я хочу... принять Божью волю.

Взбудораженные селяне восторженно забили в ладоши, а потом подняли рослого Радена на руки.

Эльза сообразила, какая деталь не на месте, и поспешно забрала у Радена книгу с отрывками из Священного писания.

Раден с улыбкой закрыл руками лицо, позволяя селянам нести его.

— Вперёд! Это вода Ньоххиры, знаменитой деревни горячих источников!

И Радена бросили в воду, огромный фонтан, образовавшийся при его падении, разлетелся брызгами далеко вокруг. Теперь, сколько бы растроганных слёз ни пролилось, никто о них не узнает. Тут же заиграли музыканты, стали разносить еду и выпивку.

Селяне тоже принялись прыгать в пруд, радостно переглядываться там и смеяться, женщины сначала боязливо трогали воду пальцами ног, а потом с визгом и криком прыгали тоже. Глядя на них, Лоуренс ощутил, что уже не молод, и у него защипало в глазах. И тут его хлопнули по руке.

— Ты, надо ещё еды и вина, — с куском жареной баранины зубах сказала Хоро, протягивая к нему правую руку.

Лоуренс пожал плечами и взял её руку. Хоро, словно неженка-принцесса, с недовольным видом стала рядом. Это было её место, её драгоценная пристань, у которой она могла получить передышку в безостановочном потоке времени. С этой дорогой её сердцу позиции она посмотрела на Лоуренса и спросила:

— Тебе не хочется тоже стать ловцом, только из тех, кто ловит много-много монеток — для меня?

Лоуренс сделал паузу, улыбнулся и с долгим вздохом ответил:

— Ладно, хорошо, как пожелаешь.

Хоро посмотрела на него и улыбнулась, сверкнув клыками.

Ощущение праздника пришло в Саронию раньше обычного.

Попало ли в летописи города, что в праздничной толпе был один бывший странствующий торговец, который был послушен своей молодой жене, можно только догадываться.

Волчица и летний сбор

Интерлюдия.

Это случилось в купальне до того, как Коул и Миюри

покинули деревню горячих источников в горах.

Говоря о деревне горячих источников Ньоххире, обычно подразумевают зимнее время, хотя летом это место также встречает немало гостей. Лето в укрывшейся в горах деревне довольно прохладное, и понежиться в горячей воде, попивая эль или вино, охлаждённые в сохранившемся с зимы в ледниках снегу, — непреодолимое искушение для грешных любителей выпить. Поскольку летний наплыв гостей относительно невелик, музыканты и танцовщицы в это время не приезжают, зарабатывая в других местах. Поэтому, хотя летом гостей хватает, отдыхать им намного спокойней, удобней и приятней.

Гости купальни "Волчица и пряность" нередко уходили вместе в горы или на рыбалку, вот и сегодняшнее раннее утро выдалось в купальне очень тихим.

— Ха-а-а, — широко зевнула Хоро.

Проводив гостей, отправившихся с рассветом на рыбалку, она расстелила перед очагом любимый тюфячок, свернулась, будто собака, калачиком, укрылась тонким шерстяным одеялом и тихо засопела. Её волчий хвост, обычно скрываемый под юбкой, довольно постукивал по тюфячку. Древесный уголь, выложенный в очаге аккуратными слоями, медленно тлел, давая приятное тепло, лучшим образом подходившего для прохладного лета Ньоххиры. И конечно же, не могло обойтись без чаши с вином, стоявшей рядом, чтобы, просыпаясь, Хоро могла сделать глоток.

Она никогда не уставала лениться, и Лоуренс, владелец купальни слегка улыбнулся, глядя на неё. Выглянув в открытое окно, он подумал, что можно было бы отложить повседневные дела на завтра и, подобно Хоро, немного насладиться ничегонеделаньем. И он сел рядом с Хоро и погладил её прекрасные льняного цвета волосы и волчьи уши рукой. Хоро недовольно приоткрыла глаза и уткнулась лицом в ногу Лоуренса. Её хвост мягко и удовлетворённо застучал по полу.

Пусть это время длится вечно, успел подумать Лоуренс.

В следующий миг входная дверь купальни с грохотом распахнулась, по комнатам эхом разнёсся громкий, бойкий голос девушки:

— Не!.. Невероятно! Я услышала важную вещь!

Пол сотрясся от громкого стука бегущих ног, девушка закричала ещё громче:

— Брат! Где ты?! Брат, бра-ат!

Голос принадлежал Миюри, дочери Лоуренса. Не так давно на её день рождения собрались друзья, чтобы поздравить её с постепенным взрослением, и она вышла перед всеми в наряде и с причёской, подобающим девушке. Но эту девочку-сорванца было трудно переменить.

— Чего там эта дурёха раскричалась? — раздражённо спросила Хоро.

Сама она выглядела лишь немногим старше дочери, несмотря на прожитые ею века.

— Кажется, она кричала, что услышала что-то важное. Может, собирается снова устроить какую-то каверзу?

— Нет, зачем бы она звала малыша Коула?

Вскоре после того, как Хоро и Лоуренс познакомились и начали совместное путешествие, они встретили на своём пути Коула и позаботились о нём. Сейчас Коул был уже взрослым молодым человеком, незаменимым для купальни помощником хозяев. Миюри относилась к нему, как к старшему брату, и восхищалась им.

— Устраивая каверзу, она не стала бы звать Коула... — согласился Лоуренс.

Однако явная спешка вызывала у него дурные предчувствия и заставляла его хмуриться. Хоро вытянулась под одеялом, повернулась набок и потянулась к чаше с вином. И вдруг её волчьи уши насторожились, и она обречённо вздохнула. Потому что...

— Мама! Папа! Где вы!..

Миюри редко их звала, то и дело ругавших её за что-то, значит, надо ждать чего-то плохого, и Хоро вздохнула ещё тяжелее.

Ближе к полудню Лоуренс взвалил на спину большой конопляный мешок с колбасками и котелком. Стоявший от него слева Коул был нагружен мешком с хлебом, ещё он зачем-то захватил книгу Священного писания, которую сейчас прижимал рукой к груди.

— Не торопитесь, берегите себя, жду вашего возвращения с подарками, — сказала им отвечавшая за кухню Ханна, отправляя их в путь, как утром уже отправила на рыбалку гостей.

Миюри в ответ живо махнула рукой и поспешила вперёд. За ней не спеша пошла Хоро с выражением раздражения на лице, последними тронулись в путь мужчины с поклажей.

— Коул, прости, что испортил тебе случившийся вдруг свободный день...

— Не стоит, ты ведь тоже много работал.

Хотя извинялся и Лоуренс, но виновницей сорвавшегося отдыха была, конечно же, его дочь Миюри.

— А если в горах есть демон? — возразила она.

Этим утром Миюри, сверкая глазами и возбуждённо шевеля серебристыми волчьими ушами и хвостом рассказала то, что услышала от деревенских детей, отважившихся пойти в такое место горах, куда никто не ходил. Вернулись они на одеревеневших от страха ногах, едва способные что-либо произнести.

— Разве горы не территория мамы? — возмутилась она тогда. — Если есть демон, нужно избавиться от него!

Любительница приключенческих историй, она подняла захваченную палку и стала размахивать ею, как мечом.

Коул с Лоуренсом переглянулись, собираясь сказать, что девочка, достигшая её возраста, уже не может так дико себя вести, но Хоро опередила их:

— Кажется, пару дней назад был дождь? В горах должно быть много грибов.

Самым весомым в купальне в купальне "Волчица и пряность" было слово не её владельца, а его жены, надёжно державшей поводья в своих ручках. В результате сбор грибов был добавлен к основной цели их похода.

— Брат! Папа! Быстрей! — крикнула Миюри, прибавляя шаг по бездорожью горного леса.

Хоро эти пути были хорошо знакомы, и она тоже легко, будто пёрышко, скользила вперёд. Две волчицы, мама и дочь. Однако Коул и Лоуренс были только людьми, к тому же обременёнными грузом. Они уже задыхались, хотя и старались не обращать на это внимания, а упорно следовать за Хоро с Миюри, чтобы не потеряться в горах.

— Если их рассердим... можем остаться ночевать в горах... — сказал, тяжело дыша, Лоуренс.

Коул коротко хохотнул.

— К слову, — добавил Лоуренс, — кем может оказаться этот демон?

Миюри, прибежав в купальню, не случайно стала звать Коула. Решив стать священнослужителем, Коул неустанно изучал Священное писание и другие духовные труды, что, вероятно, делало его в глазах Миюри подходящим для изгнания демонов.

— Кем оказаться... Они пришли среди ночи в лес, чтобы проверить себя на смелость, тут любой мог бы принять кролика или оленя за что угодно.

— Мм... о, вроде, метка. Должно быть, её сделали эти сорванцы из деревни.

Взрослые ходили в горах по проверенным, безопасным тропам, но дух озорства водил своих последователей в сторону от этих троп.

— Охотники сюда тоже не ходят, — заметил Коул.

— Надеюсь, уже недолго, — произнёс Лоуренс, поправляя мешок на спине, и последовал дальше за своенравными обладательницами волчьих хвостов.

Наконец, после очередного пройденного участка пара волчьих хвостов, резко выделявшихся на фоне растительности, остановилась.

— Фух... Где-то тут?

— Мм, можно предположить, — ответила Миюри, выглядевшая на удивление свежо даже при том, что она шла налегке.

Хоро тут же попросила вина. Лоуренс, доставая для неё полный мех, спросил:

— Так что это за демон? Это медведь или ещё что-то?

— Что-что? Демон — это демон! К тому же, как можно было не узнать медведя?

В самом деле, вряд ли деревенские мальчишки не узнали бы зверей, живших в окрестных лесах. Поэтому это мог быть отшельник, одетый во что-то пугающее. Иногда люди не могут ужиться в обществе других людей и уходят подальше от них в леса или горы.

— Есть признаки чьего-то присутствия поблизости? — спросил Лоуренс пившую из меха Хоро.

Её уши немедленно насторожились.

— Тогда бы эта дурёха уже тоже заметила, — ответила Хоро, вытерла рот рукавом Лоуренса и потянулась. — Мм... Кстати, неплохое местечко, кажется, неподалёку от купальни может оказаться много хороших мест.

В горы ходят, чтобы поохотиться или что-нибудь набрать, и хорошие места для этого попадаются не слишком часто.

— Что же увидели деревенские дети?

Хоро не ответила, просто сунула мех с вином Лоуренсу и пошла за Миюри. Та топала впереди, для неё это было приключением, что же до Лоуренса и Коула, то они, следуя указаниям Хоро, собирали малину и грибы. Собственно, и котелок Лоуренс нёс потому, что повелительница купальни высказала желание поесть на обед свежеприготовленных грибов. Если бы Лоуренс попробовал бы сказать что-то вроде "тот, кто хочет поесть грибов, должен сам нести котелок", его бы точно оставили в горах одного.

В этот момент он заметил, что Миюри остановилась, возможно, это было из-за особенно толстого дерева. Ствол его сплошь порос мхом, а у земли зияло огромное дупло, в котором мог бы с удобством устроиться медведь, этому дереву-гиганту было не меньше тысячи лет.

— Великолепное дерево, — сказала Хоро дочери, с ошеломлённым видом глядевшей вверх. — Давайте поедим здесь.

Судя по положению солнца, полдень давно миновал. Если не поспешить, сумерки застигнут их ещё в лесу. Лоуренс и Коул стали снимать свою поклажу, но тут вдруг к ним повернулась Миюри.

— Иии... Мы же ещё не нашли демона!

— Ты же узнала об этом от деревенских мальчишек, да? Может, они тебя разыграли? — спросил Лоуренс

Миюри мгновенно надулась.

— Ладно, ладно, папа поищет его с тобой, когда поедим.

— Ии...

Миюри, желавшая немедленно продолжить своё приключение состроила недовольное лицо. Лоуренс чувствовал себя беспомощным при виде такого детского поведения дочери, возраст которой предполагал, что пора было задумываться об её замужестве, вместе с тем он испытывал от этого и странное облегчение. Он радовался тому, что она день ото дня растёт, но одновременно в нём росло и нежелание отпустить её. И потому он взял Миюри за руку и сказал:

— Ладно, давай сначала поедим.

Но прежде чем Миюри успела согласиться, пусть и неохотно, она вдруг резко повернула голову в неожиданное направление. Её уши и нос слабо шевельнулись. Она походила на волчонка, учуявшего добычу, и была удивительно прекрасна в своём героическом порыве. С таким видом Миюри нетерпеливо двинулась вокруг большого дерева, излучая сияние самой юности, которое Хоро давно утратила.

— Миюри?

Лоуренс бросился следом, обходя корни, и обнаружил свою дочь, оцепенело стоявшую перед деревом. Ему бросился в глаза её хвост, серебристый цвет которого достался ей от него, — шерсть на нём топорщилась так, что шерстинки выгнулись в обратном направлении, такого раньше он не видел.

— Эээ!.. — вырвалось у него.

— Что? — спросил Коул, тоже подбежавший к остолбеневшей Миюри.

В этот миг раздался такой отчаянный крик, что мужчины даже подумали, что огромное дерево переломилось и стало падать.

— А-а-а-а-а-а!!!

Миюри завопила так, словно увидела свой хвост облысевшим, потом она повернулась и побежала.

Кажется, она обнаружила что-то совершенно невообразимое.

Лоуренс широко развёл руки, чтобы принять в объятия свою любимую дочь. Но, похоже, время её привязанности к отцу прошло — она пробежала мимо.

— Бра-ат!

— Что? Что такое?

— Брат, брат! Демон! Там демон! — прокричала сквозь слёзы Миюри позади Лоуренса и обняла Коула.

Коул тоже обнял девочку и крепко прижал её к себе, пытаясь успокоить.

При виде таких прекрасных отношений между братом и сестрой Лоуренс невольно подумал, может, ей больше не нужен её отец? Он стоял, не зная, что делать со своими распростёртыми руками. Его сердце наполнилось безмерной печалью, и сквозь неё он услышал шорох шагов по опавшей листве. Потом на него насмешливо посмотрели снизу вверх.

— Такой дурень, — ухмыльнулась Хоро, схватила его руки и обняла ими себя.

Потом мудрая волчица повела его за руку к тому месту, на котором прежде застыла от ужаса Миюри...

В следующее мгновение одеревенели его собственные ноги.

Потому что там был демон, готовый в любой миг вылезти из земли.

— О, э-э!..

Лоуренс сам испытал неимоверный ужас и чуть не повалился навзничь. Мёртвая ладонь зеленовато-пурпурного оттенка вылезала из земли, её украшали длинные, острые когти чудовища, зрелище было ни на что не похожим и кошмарным.

— Это, это что? Э-это, это...

Он не ждал, что в горах действительно окажется демон.

Хоро отпустила его руку, села на корточки и дотронулась до пальца демона. Лоуренс ахнул. Затем Хоро приложила небольшое усилие, и палец обломился.

— Какой же ты дурень, это гриб.

— Хах!..

Хоро пожала плечами и улыбнулась потрясённому Лоуренсу.

— Хи-хи-хи... Лесные грибы напугали и тебя? — хихикнула она, похлопала ладошками, стряхивая остатки гриба, и поднялась. — Но когда я раньше нашла это в лесу, я вначале подумала, что там похоронен человек.

— Э-это правда?

— Это действительно похоже на пальцы мертвеца. Насколько я помню, люди так его и назвали.

Хотя Хоро и обломила один из "пальцев", но сходства с бледной рукой демона это не уменьшило.

— Должно быть, очень необычно, что оно так похоже на человеческую руку, — добавила Хоро, вероятно, пытаясь подбодрить Лоуренса.

В этот момент он вдруг кое о чём подумал.

— Ты догадалась с самого начала?

— Ты такой самолюбивый? — отозвалась она, пожав плечами, и, повернувшись, потащила его за руку. — Ладно, ладно, возвращайся к готовке. Сюда ещё никто не приходил, тут есть куча лесных грибов, которые мы можем собрать по такому случаю. Поедим — надо не забыть немного поднабрать и Ханне. Они очень вкусные, хоть соли, хоть маринуй в уксусе, хоть суши на солнце.

Видя, что Хоро уже не в силах ждать, Лоуренс беспомощно рассмеялся. А может, из-за своего заблуждения, что он знал о мире всё, а в нём оказалось ещё что-то неизведанное.

— Однако... — произнёс Лоуренс, поглядывая краем глаза за котелком, наблюдая в то же время за остальными.

Коул разрешил Миюри сесть ему на колени, и она крепко к нему прижалась, что не помешало ему ловко готовить.

Однако, повторил Лоуренс уже про себя, спрашивая себя, не слишком ли Миюри липнет к Коулу.

Тревога обожгла его сердце, и в этот миг Хоро потянула его за рукав.

— Что это с тобой?

Проявив при Хоро свою ревность к Миюри, он позволит своей жене вдоволь поиздеваться над его глупостью. Он должен сохранить своё достоинство мужа и отца.

— Ничего.

— Мм? — улыбнулась ему мудрая волчица, но дальше цепляться к нему не стала.

Затем был разведён огонь, сварен и съеден полный котёл грибов. На обратном пути они насобирали ещё целую кучу — для Ханны.

В Ньоххире приятнее и удобнее всего было летом. В то чудесное время года, когда благодаря прохладному ветерку яркое солнце становилось ещё приятнее.

Волчица и ностальгия старой собаки

Давным-давно один святой по воле Божьей построил часовню на равнине, по которой было разбросано лишь несколько небольших деревушек. Сюда стали наведываться люди в поисках Божьей поддержки и благоволения, они навещали всё чаще, и это привлекло сюда торговцев. И на пустой когда-то равнине вокруг часовни образовался рынок, переросший, в конце концов, в город. Такова легенда рождения Саронии.

Но священница Эльза узнала от своего давнего друга, бывшего некогда странствующим торговцем, что всю эту историю просто придумал какой-то человек, чтобы небольшое поселение могло расшириться и стать городом. С такими мыслями Эльза оглядывала оживлённые улицы Саронии своими медово-золотистыми глазами.

Раньше Эльза жила в далёкой от Саронии деревне, но ей пришлось оставить свою семью и предпринять ряд поездок в различные церкви, чтобы разобраться с их делами. Какую бы церковь не затронули волнения, вызванные нынешними переменами в обществе, ей требовался человек с хорошими практическими навыками, а Эльза была именно такой. И Эльза, проявляя истинность своей веры, откликалась на каждую просьбу и отправлялась в далёкие церкви решать их проблемы, пока не настал черёд церкви Сауронии.

Эльза была несколько разочарована, услышав такую трактовку легенды рождения города, хотя и без того знала, насколько мир наполняла ложь. И не слишком удивилась, что церковь города была доверена епископу, который сам не слишком заслуживал доверия. Она даже не вздохнула, увидев, что руководство церкви борется с денежными трудностями.

Казалось, вся Сарония бурлила сейчас из-за праздника завершения большой ярмарки, но Эльза сейчас обедала одна перед таверной в тихом переулке.

— С чего у тебя такое недовольное лицо? — прозвучал вдруг знакомый голос.

Эльза подняла взгляд и ответила:

— Какое совпадение.

Не ответив и не спросив разрешения, обладательница знакомого голоса, молодая девушка с блестящими глазами и длинными льняными волосами, уселась за столик и без церемоний сделала заказ хозяину таверны.

Изящная внешность девушки была обманчивой, на самом деле она была воплощением огромной волчицы, жившей на протяжении веков. Каждый раз, глядя на Хоро, Эльза поражалась, как изменилось её представление об этой волчице по сравнению с первой встречей. Было ли это изменение к хорошему или к плохому, но Эльза была уверена, что разозлила бы воплощение волчицы, если бы рассказала ей об этом.

— Не ожидала увидеть тебя в таком пустом, заброшенном месте, — заявила Хоро, забирая у хозяина вино и миску с горой тушёного мяса.

— Тушёное мясо здесь действительно вкусное, и ещё здесь тихо.

— Я забыла, что ты не из важничающих служителей Церкви, а маленькая девочка из небольшой деревушки.

У Эльзы уже было трое детей, ей стало неловко, когда её назвали "маленькой девочкой". Но для волчицы, живущей веками, неполные двадцать лет со времени их знакомства были, как один миг, — подумала Эльза и отпила эля.

— И удивительно, что ты пьёшь среди дня.

— Даже Господу понадобился свободный день в неделе, я поступаю должным образом, — ответила Эльза, и Хоро, которую она укоряла в излишних возлияниях и разгульной жизни, сердито поморщилась и, оскалившись, отгрызла кусок варёной курицы прямо с хрящом. — И я тоже была удивлена, когда увидела, что с тобой нет господина Лоуренса.

Трудно постичь пути Господни, но воплощение волчицы, некогда ведавшей урожаями пшеницы, самым настоящим образом вышла замуж за странствующего торговца с несколько ограниченным видением окружающего мира. Для Эльзы, которая помогла им переступить эту черту в их жизни, было приятно видеть, насколько хороши их отношения, но в то же время отношения были настолько хороши, что застыли в своём развитии. Эльза подумала, не могли ли они поссориться из-за того, что были так близки? И в этот момент Хоро движением, свершено не подходившим её юному виду, пожала плечами, отпила эля и сказала:

— Этот дурень стал таким известным в этом городе, и он ушёл ни свет, ни заря неведомо куда.

Её скрытые под капюшоном волчьи уши недовольно дёрнулись. Эта волчица в действительности очень боялась жизни и одиночества, и потому она могла подумать, что, чем в одиночестве бродить по городу, лучше пообедать за одним столом с другом, даже несносно правильным.

— Неудивительно, он ведь разрешил два серьёзных затруднений подряд.

Сначала — большие, безнадёжные долги жителей Саронии друг другу, долги, долго их тяготившие. Торговцы приходили на рынок вести свои дела и не могли вернуть деньги. А потом пришёл Лоуренс и погасил большую часть этих долгов, не потратив ни монетки, что казалось настоящим волшебством.

Одного этого бы хватило, чтобы войти в летописи города, но он ещё и выручил деревню, занимавшуюся разведением рыбы и когда-то спасшую своей рыбой Саронию от голода. В конце концов люди вырыли яму, чтобы разыграть рядом с ней настоящее представление. В эту яму налили горячей воды и насыпали серный порошок из Ньоххиры, сотворив подобие горячего источника. Взрослые бродили в воде выше колен, а детвора просто плюхалась в этот пруд целиком, и всё это прибавило оживления у проводимому в городе празднику.

И всегда рядом с Лоуренсом во время разрешения этих затруднений была Хоро. Её смелое поведение и решительность в выпивке создали ей славу такой молодой жены Лоуренса, которая прочно удерживала в своих ручках поводья своего мужа, и она была известна в городе не меньше, чем Лоуренс.

— Кажется, часто зовут не только господина Лоуренса, часто зовут и тебя — выпить.

Совсем недавно Хоро даже позвали выбрать вино для проведения праздника, и она совершенно напилась прямо посреди дня. И теперь она могла не бояться, что ей в городе не найдётся компания для выпивки, она могла лишь сказать, что мало найдётся тех, кто смог бы потягаться с ней на этом поприще. Даже можно было подумать, что Хоро не пропустила бы ни одного предложения бесплатно выпить, тем не менее она вместо этого сейчас сидела за столиком напротив Эльзы и с усталым видом смотрела на неё.

— Лишь сначала это весело.

— Ты начинаешь уставать от того, что тебя приглашают выпить слишком многие?

При всей своей горделивости эта языческая богиня страшилась одиночества и не любила поклонения себе, так что с ней было не так легко обходиться, но те, кого называют богами, вправе оказаться весьма непростыми личностями.

Эльза поднесла к губам чашу с нагревшимся вином и обнаружила, что его не хватало и на глоток. Обед завершён, пришла пора возвращаться в церковь. С этой мыслью она взглянула на Хоро, та пребывала в подавленном состоянии — если не считать откушенного куска курицы, всё тушёное мясо оставалось в миске, она лишь мрачно потягивала вино. И вообще вся сжалась, собралась на стуле в комочек, так что Эльза могла с уверенностью сказать, что с Хоро что-то не так.

Священница вздохнула — эта мудрая волчица не изменилась с их первой встречи, и это возвращение минувшего было ей приятным.

— Хозяин, ещё вина! — подняла чашу Эльза, и сидевшая напротив Хоро округлила глаза. — Если просто скучно, можно остаться на постоялом дворе и спать. Ты что-то хотела мне сказать?

Насчитывавшая сотни лет волчица понурилась и надула губы, Эльза тихонько вздохнула: пристально смотревшая на неё Хоро вдруг показалась похожей на её детей.

— Ты, наверное, смеёшься надо мной?

Эльза, пусть и временно, была священницей.

— Смеясь над бедами других, я была бы недостойна служить Господу.

Несмотря на эти слова Хоро отвела взгляд, потом единым глотком осушила свою чашу и заказала ещё, словно собиралась посостязаться с Эльзой.

Хоро, пред которой когда-то преклоняли колени многие поколения селян, молясь ей или благодаря её, сидела сейчас, сжавшись, с чашей вина в руке и была похожа на деревенского старосту, из-за возраста впавшего в детство.

— Этот дурень совсем не понимает меня.

Даже манера Хоро говорить осталась той же. Но смысл её слов внушил Эльзе беспокойство.

— Что это значит?

— Ты знала, что его снова искали, чтобы разобраться с какими-то неприятностями?

— Неприятностями?

Сейчас Лоуренс был самым известным человеком в Саронии, его восхваляли, утверждая, что ему под силу любые проблемы — от противостояния торговцев до споров жён с мужьями, так что Эльза представить не могла, что было на сей раз.

— Я слышала, это связано с тобой.

— В самом деле? — Эльза тут же перебрала возможности. — Это насчёт установления пошлин?

— Не знаю точно, какая-то группа городских торговцев, столкнувшихся лбами.

— Несомненно, это оно.

Хоро нахмурилась, недовольная, вероятно, её хладнокровием. Но Эльза тут же вздохнула, заставив Хоро замереть на миг.

— Я из-за этого и не хотела оставаться в церкви. Это невыносимо.

Вот почему Эльза пришла пообедать сюда. В этот момент до неё донёсся шорох шерстяной ткани.

— О-о, — протянула Хоро.

При виде чужого унылого лица её собственное налилось жизнью, и пушистый хвост Хоро довольно завилял под юбкой. Эльза считала неподобающим подобное поведение, но её не рассердила откровенность заднего украшения Хоро.

— Они собрались в большом зале и обсуждают установление пошлин на многие товары, ввозимые в город. Проще говоря, их решение определит, будет ли в итоге цена на вино больше или меньше.

Хоро посмотрела на чашу в своей руке, усваивая объяснение Эльзы, а потом, приподняв подбородок, сделала большой глоток.

— Торговцы вином хотят снижения закупочных цен, а соперничающие с ними торговцы пивом хотят повысить пошлину.

— Мм.

— Каждый город сам выбирает, как управляться с такими спорами, у нас эту роль по большей части выполняет церковь.

Отчасти это могло быть связано с тем, что по легенде этот город основал святой, но главной причиной служило внимание церкви, которая не могла пройти мимо своей заинтересованности в больших доходах от пошлин.

— Кстати, хозяин тутошней церкви весьма противный. Если с ним просто пить, так в этом он неплох, но такие безмозглые дурни вряд ли тебе нравятся.

— Он не плохой сам по себе, только слишком любит покрасоваться...

Первоначально к Эльзе за помощью обратился собор епископата Вуаран. Потом туда же пришли Лоуренс и Хоро, с помощью которых ей удалось достаточно дорого продать гору, относившуюся к епископату. Когда об этом проведал епископ Саронии, он собрал ворох проблем города и свалил всё на Эльзу. Та не жаловалась на доставшиеся ей проблемы, но ей было неприятно от всего этого. Тем более что Церковь должна была по идее придерживаться бедности и скромности, и тем неприятней ей было иметь дело с проблемами, связанными с получением доходов.

Тут Эльза поняла, что она начала жаловаться, и в смущении дважды кашлянула, увидев перед собой улыбку Хоро.

— Кхм-кхм... В общем, на этой встрече все предъявят свои требования и попытаются убедить епископа принять их позицию, потому-то его туда позвали, ведь его голос звучит сегодня очень громко в Саронии.

Хоро чувствовала себя несчастной, может быть, потому что с ней не было Лоуренса, и ей было одиноко? Если всё было бы так просто, следовало бы всего лишь сказать об этом Лоуренсу, однако Эльза знала, что эти двое и прежде нередко ссорились, отказываясь потом говорить друг с другом, от чего каждый страдал сам по себе. Они были настоящей парой, однако Эльза надеялась, что они смогут больше думать о тех, кто их окружает.

— Я знаю, что это очень важно для города, и я получила большое возмещение за то, что его нет рядом, — гордо выпятила свою скромную грудь Хоро, Эльза дважды кивнула. — Но он неправ, что ввязывается в каждый раз.

— Вот как? Люди в городе очень обеспокоены этим делом, они должны его решить. Господин Лоуренс — чужак, и его посредничество как раз подходит, чтобы решать в интересах города. Полагаю, он хорошо справился с затруднениями, которые город доверил ему, и он стал героем в городе, ты как жена тоже очень гордишься, верно?

— Ты не ошиблась... — произнесла Хоро, неопределённое выражение её лица заставило Эльзу вздохнуть.

— Кроме того, я думаю, что господин Лоуренс таким образом старается показать тебе себя.

Когда они встретились в епископате Вуаран, для Эльзы оказалось почти невыносимым то, как Лоуренс баловал Хоро. Для Эльзы стало очевидным, сколь изо дня в день был усерден Лоуренс все прошедшие годы. Этой волчице, сохранившей своенравие девичьего сердца, такое не могло не нравиться, подумала Эльза.

И в этот момент Хоро очень тяжело вздохнула.

— Три раза подряд... Я на самом деле устала от этого.

Своим взглядом Хоро напомнила Эльзе старую собаку в деревне, уставшую от докучливой своры настоящих дьяволят — деревенских детишек-сорванцов. Эльза, наконец, поняла, с чего Хоро захандрила, выход, как ей показалось, был прост:

— Почему бы тебе не сказать ему всё прямо? Ты не новобрачная, только-только переступившая порог дома.

От простоты, с которой Эльза это предложила, Хоро снова сжалась и без заметного желания глотнула вина.

— Было бы просто, если б я могла. У него в голове сейчас горит огонь, который... зажгла я сама...

Приняв истинный облик, Хоро могла разгромить целую армию, но она по сути поджала хвост перед бывшим странствующим торговцем, это было просто нелепо, и Эльзе стало любопытно, каким образом волчица сама себе вырыла волчью яму.

— Что за огонь ты зажгла?

Хоро выпрямила спину, пожала плечами, отвернулась и, вздохнув несколько раз, произнесла:

— Мы с ним идём вместе благодаря твоей помощи.

Её слова удивили Эльзу, но ещё сильнее её удивило, что Хоро по существу благодарила её.

— Что у тебя за лицо... Я знаю, что ты его подтолкнула, благодаря чему мы смогли пойти по жизни вместе.

Когда они ехали в этот город в одной повозке, Хоро, как показалось Эльзе, было неловко разделять с ней общество, возможно в какой-то мере это было из-за того, что она чувствовала себя должницей Эльзы.

— Как бы то ни было, но мы вместе. Я так счастлива жить с ним, так счастлива, что просто глупо себя веду.

— Что ж... это верно. Честно говоря, господин Лоуренс тебя уж очень балует.

Волчица, прожившая сотни лет, ответила без стеснения:

— Ему это нравится.

— Неоспоримо.

Со дня создания их семьи прошло немногим меньше полутора десятка лет, но их отношения стали лучше, чем тогда, когда Эльза их впервые встретила.

Священница глотнула вина, чтобы смыть навеянную мыслями сладость.

— Но если я взяла его за руку, не должна ли я сказать, что увела его с того пути, которым он намеревался идти?

— Это... Может, и так.

Тут ближе к истине был образ Лоуренса, который не уставал спотыкаться на каждом шагу, но Хоро, похоже, думала иначе.

— Ты думаешь, это было ошибкой?

— Если бы он шёл по пути, которым шёл с самого начала, который был открыт перед ним, возможно, он бы уже был великим торговцем из тех, кто правит миром. Но я сказала, что с меня хватит сильных ветров и высоких волн, и взялась за его руку.

Жизни Эльзы и этой пары практически не пересекались, она лишь слышала, что Лоуренс разобрался со сложной ситуацией в одной большой компании, имевшей власть над всем севером, и что его звали в эту компанию. Если бы он согласился, его способности и мудрость Хоро могли бы позволить ему занять в одном городе место среди первых богачей.

Однако Эльза не могла себе представить Лоуренса землевладельцем, управляющим десятком тысяч людей. Для него было правильней управлять купальней в деревне горячих источников, но Хоро, любившая Лоуренса больше всего на свете, могла думать иначе. Эльза ощутила себя беспомощной и лишь пожала плечами — любовь воистину слепа. В этот миг Хоро произнесла ещё кое-что:

— Тогда... я действительно не смогла не сказать этого.

Должно быть, на лице Эльзы отобразилось — как ты могла быть такой глупой? — потому что Хоро оскалилась и недовольно зарычала, будто у неё что-то болело. Эльза вздохнула, коротко кашлянула и, глядя Хоро в лицо, произнесла:

— Господин Лоуренс наверняка считал, что быть с тобой для него важнее всего остального, поэтому он согласился на твою просьбу. Я не думаю, что он когда-либо пожалеет об этом.

— Я знаю! — прорычала Хоро, вспугнув несколько птиц.

— Я знаю, — сердито повторила она, чуть помолчав, и подпёрла голову руками. — Я давно не путешествовала, я словно застыла на это время... А теперь у меня было много времени подумать — и в повозке, и на постоялых дворах бессонными ночами...

Хоро опустила взгляд, будто теперь она говорила столу.

— Огонь каминов в чужих домах хорошо высветил мне морщины, появившиеся у него за годы, проведённые со мной. В нашей купальне я этого не замечала.

Хоро казалась всё такой же юной девушкой, какой Эльза увидела её впервые, и вряд ли это изменится к тому времени, когда Эльзе понадобится клюка, чтобы ходить. Для Хоро десять или двадцать лет мимолётны, как путь в несколько шагов. Для Лоуренса это было не так.

Они отправлялись в путешествие, чтобы воскресить чувства их первой встречи, но неосторожно подставленный свету огня профиль со всей очевидностью выдал неумолимость хода времени.

Эльза знала и про то, что Хоро всегда держит при себе перо и бумагу для записи повседневных событий. Она хотела с помощью записей как можно дольше задерживать безжалостный поток.

Эльза не могла ни улыбнуться, ни вздохнуть по поводу этого, она лишь накрыла своей рукой маленькую ручку Хоро на столе.

— Я обнаружила, что забрала у него кое-что очень ценное, — произнесла Хоро, глядя на их соприкоснувшиеся руки, потом она с кривой самоуничижительной улыбкой вытащила свою руку из-под ладони Эльзы. — Я тогда отправилась в ту компанию, Дива или как там её... Чтобы продать ту гору, что тебе нужно было. Такая большая компания, такая ослепительная. Там всё было таким деятельным и полным жизненных сил, там всё так сияло... И мысль, что я забрала у него этот мир... Мне вдруг стало так страшно.

Эльза была родом из маленькой деревни Терео, однажды она увидела огромную церковь в большом городе и поразилась вдруг возникшему в ней желанию достичь большего. Она могла понять, какое потрясение испытала Хоро в компании Дива.

Но это был лишь тлеющий уголёк мечты о том, что могло бы осуществиться. Если бы её удалось схватить рукой, мечта могла утратить большую часть своего сияния. Более того, если ради мечты избрать другой путь, совсем не обязательно будут достигнуты столь же плодотворные результаты, как на этом. Жизнь жестока, а пройти её заново невозможно. Можно лишь гадать о правильности выбора пути и продолжать идти по дороге, что лежит под ногами.

Бессмертная Хоро с некоторым отчаянием приняла эту неизбежность для себя, но она не смогла сохранить хладнокровие, когда дело коснулось её любимого спутника.

Что же до Эльзы, то она просто не могла себе представить, чтобы Лоуренс пожалел о выборе этой жизни, и он бы не хотел, чтобы Хоро терзалась сомнениями. Когда люди так сильно любят друг друга, они должны всем сердцем верить в счастье друг друга, это было даже обязанностью любящего человека.

Следуя своему священническому долгу, Эльза часто разрешала споры мужей и жён в родной деревне и тысячи раз сталкивалась с чем-то подобным. Как ты, прожившая в десятки раз дольше человеческой жизни, могла попасться в эту волчью яму? Этот вопрос чуть не слетел с её языка, но, похоже, Хоро и сама много думала, в чём она могла ошибиться.

Даже у Хоро были свои сложности.

Когда Хоро вытянула свою ладошку из-под руки Эльзы, та, подтолкнувшая когда-то эту пару к замечательной судьбе, против воли волчицы схватила эту ладошку и крепко её сжала, словно стараясь ободрить собеседницу. А потом отпустила.

— Я знаю, что ты пыталась сказать.

В городе говорили, что в этой паре Хоро держала в руках поводья, людям казалось, что сам Лоуренс не знал бы, что делать без неё, но оказалось, что это Хоро без него не могла обойтись.

Но в мире нет ничего идеального, и Лоуренс не был сказочным принцем.

— Это всё равно, что бездумно добавлять сахар в сладкую медовуху, — сказала Эльза, и Хоро откровенно смутилась.

— Верно. И он со счастливым видом приходит с невероятно большой сахарницей. И потом, то, что я ему сказала неправильно, должно было остаться в прошлом, когда он разобрался с теми дурацкими долгами. Но этот дурень хочет мне показать, что после истории с долгами его волшебное умение позволит стать ему великим торговцем с такой лёгкостью, с какой щёлкают пальцем.

Как бы по-детски это ни выглядело, но в результате этого разговора беспокойство Хоро рассеялось. Всё же она обладала истинно девичьим сердцем и была в этот момент искренне счастлива.

Но, размышляя о Лоуренсе, Эльза не могла не подумать, что агнца отличает не только доброта по отношению к другим, но и некоторая неуклюжесть в этой доброте и тупо-баранье непонимание женского сердца.

— А потом он вошёл во вкус и захотел решить вопрос с пошлинами, чтобы показать тебе, на что он способен? — спросила она, и Хоро тяжело, глубоко вздохнула.

— Так и есть...

Дело не в том, подумала Эльза, что Хоро не понимала, сколько мужчина будет красоваться перед женой, если её любит. Как служитель Господа Эльза считала, что для хорошей жены достаточно хранить верность и в нужный момент похвалить мужа. Это то, что она должна делать, но так было лишь в теории.

Сама Эльза тоже была замужем, её муж был невероятно хорошим, но скучноватым. Она представила, как её Эван в Терео каждый день делает что-либо подобное. В первый раз она была бы очень счастлива, во второй её улыбка будет уже натянутой, больше трёх раз ей этого будет уже не вынести.

— И само это было бы не так плохо, — добавила Хоро.

— Что ещё с ним случилось?

— Пока я ждала, прибежал тот из церкви и своим длинным языком похитил его.

Церковь в сочетании с длинным языком — ясно, о ком речь.

— Епископ?

— Мм. Этот, которого называют епископом, подкатил к нему с просьбой помочь и необычной наградой за помощь. И этот... — Хоро хотела отпить вина, но чаша была уже почти пустой, и она втянула остатки вина вместе с воздухом неприлично громко, а потом произнесла недоверчивым тоном. — Этот дурень сообщил мне, да, прямо так и сказал, что аристократом быть хорошо.

Говорят, что мужчина не повзрослеет никогда. Образ Лоуренса, невинно улыбавшегося своим грёзам, соединился у Эльзы в голове с её Эваном, которого она часто ругала за то, что он, как дитя, не понимал простых вещей, словно упал с неба.

— Этот дурень снова стал о чём-то мечтать, когда сбежала его дочь. Я даже начала думать, что весь шум вокруг нас он сам и поднимает — ради меня.

— Э...

Эльза в деревне нередко выслушивала жалобы женщин, что когда им уже не надо было больше заботиться о детях, их мужья сами уподоблялись детям. Сколько бы мужчине ни было лет, он себя воспринимает ещё молодым, лет на двадцать, не больше. Женщинам могло нравиться, что мужчины столь жизнерадостно относятся к себе, но лучше бы их слова и дела больше соответствовали их возрасту.

— Разве не свойственно баранам с самым гордым видом направляться к краю обрыва?

Этим Хоро на самом деле не могла поделиться с любителями выпить, составлявшими ей компанию, Лоуренс же ничего плохого не замышлял, и у неё не находилось веских слов, чтобы остановить его. Всё это долго её угнетало, и, наконец, она сделала вид, что случайно наткнулась на эту таверну.

Эльза не ненавидела Хоро с её противоположными характером и образом жизни, то положение, которое она занимало, а также схожесть мужей не давали ей отказать Хоро в помощи.

Более того, сюда вмешался недалёкий епископ, и она, тоже представитель духовенства, не могла закрыть на это глаза. Будет плохо, если такое дело станет ещё одним пятном на репутации Церкви.

— Нам нужно ещё вина! — обратилась к хозяину Эльза, заказывая ещё по чаше себе и Хоро.

Ситуацию Хоро объяснила довольно сбивчиво, но Эльза, дополнив её тем, что было известно ей самой, более-менее представила себе картину.

Началось всё с того, что некоторые торговцы из числа приехавших на ярмарку собрались вместе, чтобы обсудить давно назревшие вопросы, особенно вопрос о пошлинах. Виноделы всегда соперничали с пивоварами, пивовары спорили с пекарнями за пшеницу. Пекарни, в свою очередь, были не в ладах с мясными лавками. И принять сторону кого-то из них означало вызвать недовольство всех остальных. В таких случаях участники часто объединяются в группы, если находится общий "враг" или непротиворечивые интересы, объединившись, легче добиваться своих целей. Впрочем, истинная власть принадлежала аристократам в красных мантиях, которым было дано продиктовать свою волю, а если её не окажется, аристократы могут при решении, скажем, "довериться воле Бога", то есть бросить жребий, или даже прибегнуть к тайному голосованию среди представителей сторон.

В Саронии обычно епископ выполнял эту роль, но церковь уже слишком часто прибегала к использованию своего привилегированного положения в городе и теперь не могла рассчитывать на одобрение многих собравшихся, уже проигрывавших ранее. Так и получилось, что противные стороны сошлись на чужаке Лоуренсе, неожиданно появившимся в городе, получивший в нём немалый вес и не имевший выраженных предпочтений в том споре. Само собой, все стороны пообещали ему щедрое вознаграждение.

Особенно старались заручиться поддержкой Лоуренса торговцы древесины, больше других страдавшие от высоких пошлин. Однако именно здесь у церкви было толще всего намазано, а потому недалёкий епископ, стараясь привлечь Лоуренса на свою сторону, сделал ему невероятное предложение. Епископ обещал продать некоторый участок земли за городом, что делало Лоуренса настоящим землевладельцем.

Получив представление о состоянии дел между Лоуренсом и церковью, Эльза тут же оставила Хоро на некоторое время, чтобы разузнать подробности. Небо уже начало предзакатно желтеть, когда они снова встретились на площадке таверны. Ближе к вечеру улицы города наполнялись людьми, и для того чтобы обслужить тех, кто не хотел вечером оставаться дома, но не помещался внутри таверн или лавок, перед входом большинства из них устанавливали длинные столы со скамьями. Кроме горожан здесь было немало путешественников в дорожной одежде и селян из соседних деревень. Конечно, было много и горожан, спешивших воспользоваться редкими в течение года возможностями повеселиться, которые давали праздники.

Вернувшись, Эльза увидела перед Хоро чашу с вином, неизвестно которую по счёту, и миску обглоданных бараньих и свиных костей. Рядом с ней, съёжившись, сидела какая-то девушка.

Заметив Эльзу, веселившиеся люди тут же утихомирились и сели на свои места. Эльза небрежно улыбнулась и сообщила Хоро, что успела узнать.

— Ты всё время пила, пока я не вернулась? — спросила она под конец.

— Дурёха. Речь же идёт о земле, о владении ей или о чём-то таком, да? Я боюсь, что этого дурня снова обманут, но это же не обязательно...

— Такая возможность не исключена.

— Идя своим путём, можно встретить спящего на нём кролика. Если я к такой возможности всё время буду относиться, как к кислому винограду, я уже не смогу оставаться вместе с этим дурнем.

То ли из-за долгой жизни, то ли из-за своего природного характера, но её мышлению была присуща усталость от жизни, будущее она обычно видела в мрачных красках, один лишь Лоуренс был для неё солнечным светом.

— И лишь потому, что это дело может ещё принести много денег, а не лишить их, я хотела бы сама всё разузнать, чтобы понять, насколько это похоже на правду, — уточнила Хоро.

Не слишком умный епископ был, однако, вовсе не простаком, и Эльза сомневалась, что он просто так отдаст соблазнительно сладкий кусок. Несложно предположить, что он затеял какую-то игру, как и заподозрила Хоро.

А может, Хоро не хотела окатывать ледяной водой своего любимого Лоуренса, увидевшего возможность стать аристократом и гордившегося этим, и потому она пыталась заставить себя не думать о ловушках.

Эльза не могла узнать, думала ли Хоро таким образом, во всяком случае девушка, сидевшая рядом с ней, была решением, которое нашла мудрая волчица.

— Никто не знает об этой земле лучше её. Когда ты ушла, я быстренько сбегала за ней и попросила пойти со мной.

— У тебя очень быстрые ноги, — заметила Эльза.

Даже сжавшись, девушка рядом с Хоро была заметно больше её, это была Тания.

— В общем... я мало знаю о человеческом мире... — выдавила она.

В земли епископата Вуаран входила легендарная проклятая гора, вопрос с которой должна была решить Эльза, а Тания, воплощение белки, сотни лет жила как раз на этой самой горе. Тания, конечно, могла знать многое об этих местах, обратиться к ней за помощью было действительно правильным шагом.

Однако, отыскав Танию, её не надо было приводить в это место, подумала Эльза, осознав, что взгляды мужчин вокруг притягивала теперь не она, резко выделявшаяся в таверне своей одеждой священницы. Мужские взгляды манили плавные обводы тела Тании и её пышные волнистые волосы, чего не было ни у Эльзы, ни у Хоро.

Несколько мужчин попытались приблизиться и поговорить с Танией, но наткнулись на известных всему городу Эльзу в облачении священницы и Хоро, после чего с кривыми улыбками поспешили ретироваться.

Впрочем, Хоро не имела ничего против их внимания, а Тания их взглядов вообще не замечала, так что Эльза не стала на этом останавливаться.

— Госпожа Тания, ты слышала о семействе Воррагинов?

Эльза, пытаясь понять замыслы епископа, для начала расспросила священников епископата Вуаран, приехавших в Саронию, потом пошла в церковь, чтобы просмотреть летописи. То, что епископ предлагал Лоуренсу, было землями Воррагинов и сопутствующие этому привилегии.

Конечно, земля и привилегии будут не переданы, а проданы, но такие вещи не продаются запросто на каждом шагу, такая возможность была исключительной.

— Да, да, да, я слышала о них. Они не так давно прославились, — радостно ответила Тания, доставая из своей маленькой сумы кусок желудёвого хлеба, который, судя по его виду, она же и испекла.

До того она пила фруктовое вино и с недовольным видом жевала пшеничный хлеб.

— Как давно это было?

Желудёвый хлеб для Хоро был едой на самый-самый крайний случай, глядя на то, с каким удовольствием Тания его поглощает, она наморщила свой носик, явно вспомнив его горьковатый привкус.

— Мм... ещё до хозяина... до его прихода. Гора ещё была лысой.

— До прихода алхимика — значит, от пятидесяти до ста лет, так?

Сто лет для не-человека — это "не так давно", нет ничего удивительного в том, что Хоро назвала Эльзу маленькой девочкой.

— Насколько я помню, люди говорили, что они были храбрыми, они уничтожили большого змея, опустошившего землю.

Уши Хоро немедленно дёрнулись под капюшоном, она посмотрела на Эльзу, та поняла значение взгляда и невозмутимо спросила у Тании:

— В летописях в церкви об этом тоже говорится. Это действительно произошло?

— Э... Я и сама не знаю, я не очень люблю выходить на открытые места и сюда прихожу редко, а про этот случай я услышала от копателей железа на горе.

— Вот, значит, как, — кивнула Эльза.

Но Хоро недовольно возмутилась:

— А разве не этот змей оберегал твою деревню?

Тания смотрела на Эльзу с Хоро, растерянно моргая. Эльза не стала отвечать прямо, она сначала глотнула перегревшегося вина, отчего хмель из него улетучился, и само оно стало кислым, а потом произнесла:

— Не обязательно.

Её ответ можно было понять по-разному.

Первое, этот змей мог не являться великим змеем Тойере, покровителем деревни Терео, в которой Эльза родилась и выросла.

Второе, змеи могут не только защищать деревни.

— Ты истинный служитель Церкви, — сделала свой выпад Хоро.

Тания снова сжалась, ощутив нарастание напряжения, но Эльза не стала обращать на это внимания.

— Куда делся змей, существовал ли он в деревне и что он в ней делал, толком никому не известно. Я лишь наполовину поверила, когда увидела тебя.

— Что? И что же с нами не так? — вспыхнула Хоро.

Её губы были перепачканы жиром, что напомнило Эльзе поведение за столом кое-кого из её семьи.

— Может быть, некоторые могли просто случайно впасть в спячку и провести в ней долгое время.

До знакомства с Хоро Эльза ощущала священный трепет к таким сверхъестественным явлениям, как боги языческих легенд со всего мира, но, встретив Хоро, она увидела, что эти божества и похожи на себя из легенд, и отличаются. Эльза достала из-за пазухи платок и вытерла сердитой Хоро рот вопреки её нежеланию. А потом сказала:

— В конце концов, слишком одиноко спать в слишком тихом месте.

Хоро ощутила скрытый смысл в её словах, а Эльза, обозначив улыбку, повернулась к Тании.

— Ты ведь не знаешь этого, да? В деревне, где я родилась, существует легенда о большом змее.

— Э... а...

— Не волнуйся, я всё равно не видела его. Просто в земле есть большая дыра, в которой по легенде жил большой змей.

Тания, смутившись, опустила голову, а Эльза продолжила говорить уже деловым тоном:

— Вернёмся к сути, дом Воррагинов победил великого змея, двигавшегося по равнине, и получил часть этой равнины в собственность, став семейством землевладельцев и аристократов. Местная церковь помогла героям поддержкой Господа.

Хоро презрительно хмыкнула:

— Жди этого Господа, я, вот, что-то никогда с ним не встречалась.

— Это возможно. Как я думаю, легенда могла быть придумана для укрепления власти обеих сторон. В то время в этих местах хватало угроз со стороны язычников, и Церкви было нужно подчёркивать значимость своего существования любыми средствами, и использовались любые мелочи, которые можно было истолковать в свою пользу. Ну, а деревенские воители получили звание героев, чтобы получить власть над окрестными жителями и стать землевладельцами, а для этого им нужна была поддержка церкви.

В таком способе действий не было ничего необычного, но кое-что вызывало у Эльзы сомнение.

— Что мне больше всего непонятно, так это то, что Воррагины могут получать часть городских пошлин. В летописи это объясняется их победой над великим змеем.

— У-у? — подняла брови Хоро и посмотрела на сидевшую рядом Танию.

Вероятно, она лишь хотела посмотреть, известно ли что-либо Тании, но воплощение белки, радостно достававшая в этот момент второй кусок желудёвого хлеба, вдруг пригнула голову, будто сделала что-то не так.

— Кроме того, семейство Воррагинов вымерло через одно или два поколения, после чего земля, титул и пошлинные привилегии отошли церкви. Господин Лоуренс... — Эльза смолкла на мгновение. — То, что он получит, это земля, доходы с земли, титул аристократа и другие привилегии, включая наследное право жить в родовом замке.

— Уу... — в смятении простонала Хоро. — Награда слишком богатая.

Она будто видела перед собой лицо мужа, доброго человека, которого могут запутать сладкими обещаниями, сколько бы он ни думал.

— Это совсем не то, что простая передача предложенного, тут тяжело говорить определённо. Хотя это и стоит больших денег, но есть много очень богатых торговцев, которые не смогут стать аристократами, так что купить это — уже чудо из чудес. Что до того, что награда слишком большая, то, в конце концов, тот, кто способен разобраться с пошлинами, действительно способен быть аристократом.

— Вот почему этот юнец так увлёкся, — вздохнула Хоро, поджимая губы.

Однако Эльза поняла, что это была не злость Хоро и не сожаление о легковерности мужа, которого так легко обмануть, Хоро и впрямь не желала выливать на голову мужа холодной воды, чтобы привести в чувство того, кто увлёкся мечтой о лучезарном будущем.

Не только Лоуренс баловал любимую Хоро, она отвечала тем же.

Эльза довольно явственно смогла представить себе, как молились Хоро, когда она управляла урожаями в деревне. Наверное, примерно так, как дети просят матерей рассказать им сказку на ночь. Время невинного любящего почитания.

Тут вдруг Тания, жевавшая желудёвый хлеб рядом с расстроенной Хоро, встрепенулась и сказала:

— О, кстати, о великом змее...

— Что-то вспомнила?

— Точно, точно. Я видела, как люди жаловались, что хотели бы продать добытое ими железо, но великий змей затруднил торговлю с дальними землями. Я помню это, потому что, думаю, тот змей дал мне свободнее дышать.

Тания, должно быть, вспомнила свою борьбу за лес на горе и потому откусила желудёвого хлеба с таким ожесточением, будто сражалась с ним.

— Да, если змей на той земле устроил логово, с этим действительно трудно справиться. Я сама не люблю их яд, — вставила Хоро.

— Стоит мне увидеть маленькую змею, как мне снятся кошмары, в которых змея проглатывает меня целиком, — поддакнула Тания.

Их высказывания несколько озадачили Эльзу.

— Вы, не-люди, можете нападать на людей?..

Не то, чтобы Эльза не сталкивалась с подобным, когда разбирала истории о языческих богах, но это почти всегда было связано с вторжением людей в их святилища. Обратное же, то, что змей может ползать на равнине и нападать на людей, не слишком соответствовало впечатлению Эльзы от Хоро и ей подобных.

— Я не занимаюсь этим, — с очень недовольным видом ответила Хоро.

Тания приложила палец к подбородку и выдвинула предположение:

— Может быть, он просто растянулся на всю равнину и долго грелся на солнце?

Её слова разбудили воображение Эльзы и Хоро.

Если огромный змей, способный разом проглотить корову, протянется через равнину и будет спокойно лежать, он затруднит движение по ней, даже если ничего не будет делать плохого.

— Спускаясь с твоей горы, мы проехали место, с которого можно было всё хорошо увидеть вокруг. Насколько велик мог быть тот змей, чтобы перекрыть выход с равнины? — спросила Хоро.

— В собранных у меня языческих легендах довольно много говорится о змеях такой длины, что погода у головы и хвоста у них разная, — отозвалась Эльза.

— Был бы такой змей, он смог обвиться вокруг Медведя-Лунобивца и задушить его, — заметила Хоро.

Она была права, но Эльза заметила, что Тания, пытавшаяся помочь, выглядит расстроенной, и поспешила добавить:

— В лю... в любом случае, если по округе ползает необычайно большой змей, люди не смогут спокойно перевозить грузы. Очень возможно, что отважный Воррагин прогнал великого змея и позволил этим восстановить торговлю, что могло бы объяснить его привилегию на введение пошлин.

Тания робко подняла взгляд на Эльзу и улыбнулась ей, словно своей спасительнице.

— Короче, — заговорила Хоро, — кто-то по какой-то причине, за какие-то заслуги получил привилегии, и эти привилегии сейчас висят перед носом этого дурня. Однако... быть землевладельцем, заполучить эти слишком большие привилегии — может ли этот дурень себе это позволить? Ему не следовало бы продавать купальню с горячим источником в Ньоххире, чтобы собрать деньги на это...

— И-и-и! Госпожа Хоро, ты переедешь сюда? — воскликнула Тания, распахнув от удивления глаза и просияв от восторга. Если ты захочешь сюда переехать, я буду очень счастлива.

— Дурёха, как такое... не могу сказать. Я не знаю, и не смотри на меня с таким выражением лица.

Тания в одиночестве жила на своей горе, потом пришли люди, стали добывать железо и пережигать деревья на уголь, и гора осталась без деревьев, пустой. Месторождения со временем иссякли, люди ушли, и тогда Тания начала в одиночку восстанавливать лес. Потом она очень сблизилась с двумя алхимиками, которые, однако, скоро оставили гору и отправились своим путём. Тания их долго ждала, но никаких известий о них так и не пришло.

Тания очень понравилась Хоро, и Хоро очень беспокоилась о ней. Чисто внешне девушка-белка казалась более взрослой, однако Хоро вела себя с ней, как с младшей сестрой.

Эльза улыбнулась такому несоответствию и вдруг заметила позади них группу людей, выходивших из здания городского совета, в зале которого устраивали важные собрания. Все они выглядели торговцами, были одеты в хорошие одежды, они пожимали друг другу руки или хлопали по спинам, некоторые потягивались и разминали затекшие от долгого сидения части тела.

Эльза заметила среди них знакомую фигуру, а Хоро фыркнула и отвернулась.

— Это на самом деле не то, что мне хотелось бы делать, но всё же выслушаем, что расскажет этот дурень.

К этому времени стемнело настолько, что на площади разожгли костёр. Толпа сбилась плотнее, из-за неё было трудно что-либо увидеть, но три женщины, сидевшие перед входом в таверну, легко бросались в глаза, и Лоуренс их заметил раньше, чем Хоро успела его окликнуть, и с ошеломлённой улыбкой махнул им рукой.

— Редкое сочетание, — заметил он, сбитый с толку присутствием Тании, но как опытный торговец тут же сделал безразличное лицо. — Хоро, ты же сегодня не стала пить слишком много, правда?

— Дурень.

Спокойствие Лоуренса заставило Хоро выглядеть несчастной и смущённой, Лоуренс, конечно же, лишь криво усмехнулся. Потом он отвязал с пояса кошель и, не взяв из него ни монетки, положил на стол.

— Раз здесь есть госпожа Эльза, я могу спокойно оставить это здесь.

Он не сказал напрямую: "я угощаю", отчего Эльза лишь покачала головой.

— Ладно, не буду больше отвлекать вас от ужина, — добавил Лоуренс, вероятно, инстинкт агнца побуждал его удалиться.

Но волчица Хоро не собиралась его отпускать.

— Вино и еда для этого ужина — ты.

Лоуренс хотел надеть улыбку торговца, но заметил в лице Хоро что-то, что помешало ему.

— Это... ладно...

— Сядь, — сказала Хоро.

Тания, сидевшая с Хоро, в испуге вскочила, поспешно обошла стол и робко подсела к Эльзе. Эльза тут же ощутила запах леса, совсем не похожий на духи, и поняла, почему Тания так влекла к себе мужчин.

— Я должен помолиться тебе?

Лоуренс вполне мог счесть, что его не ждал приятный разговор, учитывая тот угрюмый вид, с которым Хоро пила вино.

Но Эльза поняла, что Хоро так выглядит, потому что в этот момент решала, как ей вести разговор с Лоуренсом. Поэтому священница обречённо вздохнула и начала сама:

— Госпожа Хоро обеспокоена тем, что у здешнего епископа могут быть дурные намерения, и потому пришла обсудить всё со мной.

Лоренс понял, кто подразумевался под предполагаемой жертвой епископа.

— Это про звание аристократа? — спросил он, и Хоро нарочно отвернулась. — Ты боишься, что я слишком увлекусь... и меня выбросят, как собаку, жрать дерьмо?

С момента их встречи и до сих пор эта тема, несомненно, поднималась много раз. Лоуренс вымучил улыбку торговца, вздохнул и продолжил:

— Конечно, я оценил прибыли и убытки, и я знаю, что у епископа есть собственные намерения.

— Болван, — наконец, заговорила Хоро и повернулась к стоявшему рядом с ней Лоуренсу. — Эта земля, звание епископа и всякое такое наверняка стоят недёшево, и ты хочешь продать купальню с горячим источником?

Воплощение волчицы, мудрой волчицы, её действительно не должно было волновать мирское честолюбие, желания её, кажется, были сосредоточены лишь на вине и мясе, да ещё на праздниках, где этого было вдоволь. Эльза могла выговаривать Хоро за леность, будто та была ребёнком, потому что сама Хоро была далеко не столь напыщенна, как, порою, её речи, на самом деле их взгляды во многом были схожи, и Эльза ощущала свою близость к ней.

— Господин Лоуренс, я не думаю, что епископ мог предложить условия, более полезные для партнёра, чем для себя. Он, может, не особо умён, но приятность его слов скрывает собственные планы, которые он держит при себе.

Епископ занимал высокий пост в церковной организации, и Эльзе было несколько неловко плохо отзываться о нём, но говорила она искренне. Лоуренсу было нелегко выдерживать взгляды Хоро и Эльзы, и он сказал так, как говорят торговцы, которых хватает и допрашивает стража:

— Ну, это... Может, сначала выслушаете, что я должен сказать?

Эльза посмотрела на Хоро, та мрачно впилась клыками в жареную баранину.

— Я бы хотела послушать, какую риторику на этот раз использовал епископ, — произнесла Эльза.

Лоуренс, криво усмехнувшись, ответил:

— Мне не нужно платить сейчас напрямую ни единого серебряка.

— Чего? — поразилась Хоро, и её удивление выглядело забавным.

— Условия епископа таковы: я готов платить определённый ежегодный взнос, а он уступает права на землю неподалёку от Саронии вместе с правами на местные пошлины.

Хоро, сузив глаза, посмотрела на Лоуренса, а потом спросила взглядом Эльзу, каково её мнение.

— Вот как, значит, пока в карман епископа приходит определённое количество денег, не имеет значения, держит ли церковь права в своих руках или нет.

— В конце концов, эти титулы просто лежат в церкви без всякой пользы, так что епископ ничего не теряет, — добавил Лоуренс.

Значит, епископ получит сильного партнёра без ущерба для чьего-либо кошеля, включая свой. Простая и понятная на вид сделка, которую вполне можно было ожидать от такого епископа.

Однако Эльза в последнее время, когда Церковь серьёзно лихорадило, то тут, то там разбиралась с деловыми бумагами и счетами в церквях, и её охватило предчувствие, что в этой сделке не всё так просто.

— Принятие условий епископа означает заинтересованность в высоких пошлинах, чтобы было из чего платить ему каждый год. Что до церкви, она получит те же деньги, даже если пошлины будут снижены, — сказала она.

Когда в Саронии поднялась неразбериха с безнадёжными долгами, епископ поспешил с глупым решением арестовать торговца за его долг, рассчитывая сдержать нараставший хаос, и получил противоположный результат. Но сейчас его голова отработала точно. Короче, настоящий злодей, — вздохнула Эльза и уточнила:

— И что, ты собираешься согласиться с предложением епископа?

Хоро не интересовали детали, но очень беспокоил окончательный вывод, она вгрызлась в только что принесённую порцию мяса и перевела взгляд на Лоуренса, словно обещая поступить с ним так же в случае неудовлетворительного ответа.

— Я немного сомневаюсь.

Эльзу несколько удивило, что Лоуренс не огласил окончательного решения.

— Здесь госпожа Тания... — продолжил он. — Значит, вы втроём как-то рассматривали происхождение пошлин?

Тания, не способная участвовать в разговоре и сидевшая с одиноким видом, тут же встрепенулась.

— Пошлины на некоторые товары в этом городе до странности высокие, говорят, что это награда за храбрость Воррагина.

— Потому что победил великого змея, — мило улыбнулась Тания, довольная, что разговор перешёл на понятную тему.

Лоуренс тоже улыбнулся и продолжил:

— Это случилось давно. В таких случаях говорят: не наливай молодое вино в старые меха.

— Это значит, что причина подозрительна?

— Людей раздражают налоги или пошлины, чтобы заставить людей платить, нужно иметь крепкое обоснование. Использование вековых легенд, к тому же сомнительных, произведёт ограниченное воздействие на общество.

Этот скользкий епископ, похоже, почуял тьму под сиянием старой легенды. Предвидя снижение пошлин, он напряг голову, чтобы найти способ сохранить доход и в будущем.

Прежде он уже сумел свалить на плечи Эльзы все работы в церкви, а теперь приукрасил готовую догореть свечу и предложил её Лоуренсу, говоря: "Доколе эта свеча будет светить церкви, она твоя".

— При надёжном обосновании пошлин, я думаю, было бы неплохо дать согласие. Но если это какая-то чепуха, пошлине суждено снизиться, а сделка принесёт убыток.

Если пообещаешь платить определённые деньги, а пошлина снизятся, убыток несомненен. Сделка, предложенная епископом, может принести не только доход.

Была ли Хоро уже пьяна или ей просто надоело слушать, но она, подпирая подбородок руками, недовольно произнесла:

— Имеешь в виду найти большую змею?

Лоуренс ответил ей лёгкой улыбкой и повернулся к Эльзе:

— Провидением Господа с нами есть человек, родом из деревни, где имеется легенда о змее.

Лоуренс более-менее разобрался в замысле епископа. Но, похоже, он продолжал считать, что у него имелись кое-какие резервы, чтобы сладить с ситуацией. Предстояла битва умов между Лоуренсом и епископом, битва, скрываемая за льстивыми улыбками.

Если Лоуренс возьмёт верх, он не только получит большую прибыль, но и проявит себя перед Хоро.

Эльза и Хоро посмотрели друг на друга и пожали плечами. Потом Хоро сделала большой глоток вина, чтобы проглотить слова "ты всё такой же".

Легенда могла служить основой для высоких пошлин лишь при условии, что она могла быть доказана. Напротив, если всё окажется чепухой, придуманной когда-то, удержать высокую пошлину станет весьма затруднительным. Ситуация по большей части заключалась в этом, и у Эльзы был вопрос, который надо было непременно задать Лоуренсу.

На следующий день после этого разговора у таверны большая ярмарка Саронии завершалась праздником. В основу праздника не было положено какой-либо легенды, как это было принято в других местах, это было просто празднование ярмарочного изобилия еды и одежды этого года, радостное событие перед суровой жизнью зимней порой и заодно отдание почестей святому, которого подобрали к празднику задним числом. А по сути — просто праздник, на котором много пьют.

Хоро с утра позвали для подготовки к праздничной церемонии, поскольку она выбирала выпивку, ей надо было прорепетировать церемонию, подогнать одежду и что-то ещё в том же роде.

Епископ на празднике был главным, поэтому в этот день собрания по поводу пошлин не проводилось. Поэтому и Лоуренс был свободен, он нашёл таверну на площади и наблюдал, как горожане, потея, сооружали всё необходимое для праздника. Эльза, проходя рядом, заметила его и позвала в церковь. В церкви они пристроились в углу церкви и стали разбивать грецкие орехи, которые захватила с собой Тания.

— Что ты думаешь о тарифах? — спросила Эльза.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил Лоуренс, надевая маску торговца, и расколол небольшим молотком орех.

— Вопрос в справедливости.

— Справедливости?

Орехи слегка прокаливали на огне, так их легче было разбивать. Лоуренс извлёк ядро с таким удовольствием, словно ждал, что в орехе спрятана какая-то истина.

— Пошлины могут использоваться для ремонта дорог и установки водяных мельниц, улучшения условий для торговли, оплаты стражи для поддержания правопорядка в городе. Но на это пойдут не все деньги от пошлин.

— Например, кто-то насосётся этих денег подобно оводу, насосавшемуся крови.

Эльза от неожиданности уронила молоток, раздробив орех в труху.

— У этой церкви нет недостатка в деньгах, если снизить цены на древесину, люди получат более дешёвые дома для проживания.

— И зима близится, людям надо топить очаги.

— Вот почему я сказала про справедливость.

Как торговец Лоуренс не привык наживаться на людских крови и слезах, однако он не мог не думать, как должно торговцу.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но скоро работы на селе остановятся, и ближние деревни, зарабатывающие в это время на добыче торфа, захотят, чтобы цены на дрова оставались высокими.

Зимой добычей торфа для продажи в городе занимались простые селяне, а древесиной торговали богатые торговцы. Когда доводы приводятся с учётом интересов групп людей, трудно определить, что хорошо и что плохо.

— Но разве ты не говорил, что пошлины в этом городе слишком высоки?

Лоуренс расколол орех и посмотрел в сторону Тании, та с городскими девушками колола орехи в другом конце церкви. Нескольким девушкам, вероятно, наскучило это занятие, и они расчёсывали пышные волосы Тании и заплетали их в косы, девушки сдержано, но весело смеялись.

— Да, очень высоки. Неправдоподобно даже.

Эльза жила в маленькой деревушке, для неё налоги и пошлины всегда были головной болью, она их воспринимала, как что-то, заставлявшее людей страдать. То, что Лоуренс был готов поддерживать высокие пошлины, казалось ей плохим, неправильным.

— Тогда тебе не кажется, что их надо уменьшить?

Лоуренс отличался от Хоро, чувство вины не заставляло его отвернуться, вместо этого он несколько мгновений смотрел на Эльзу, потом улыбнулся.

— У того города есть своя история, случайно попавший в него чужак не может походя что-то менять.

Эльза почувствовала, как в ней поднимается гнев, от того, что он, глядя прямо ей в глаза, пытался доказать, что чёрное — это белое, и тогда он, наконец, отвёл взгляд.

— Так что для начала я должен разобраться с историей.

Лоуренс снова бросил взгляд на Танию и девушек, потом посмотрел на высокий купол церкви. В тот момент в церковь вошло несколько женщин, они принесли свежеиспечённый хлеб, запах которого распространился по церкви. Женщины оставили хлеб, забрали ядра орехов и вышли. Перед рассветом они пекли хлеб для праздничной церемонии. Эльза не хотела предлагать для праздника желудёвый хлеб, хлеб с орехами будет куда вкуснее.

— Как думаешь, великий змей действительно существует? — спросила Эльза.

Жена Лоуренса была волчицей. Он не стал изображать улыбку, его улыбка была искренней.

— Думаю, ты активно исследовала это намного раньше, чем мне выпал случай обратиться к тебе за помощью.

Хранителем деревни Терео был настоящий змей по имени Тойере.

— Я служительница Бога Церкви.

— Именно так.

Его простой, хладнокровный ответ немного рассердил Эльзу. Перед Хоро он был послушным глупым барашком, но перед ней становился хитрым торговцем, которого запросто не схватишь за хвост.

— Госпожа Хоро ощущает беспокойство, видя тебя в таком горделивом состоянии.

Эльза не сказала "ты стараешься покрасоваться перед Хоро", тем более что Хоро с Лоуренсом могли вчера вечером говорить об этом. Но обойти молчанием эту тему Эльза не могла.

— Говоришь "в таком горделивом состоянии"... Что ж, не могу это отрицать. В конце концов, такая неожиданная награда...

Эльзу удивило, что Лоуренс, похоже, ответил честно.

— И ты этого хочешь? — спросила она, будучи не в состоянии представить его в мантии аристократа.

Лоуренс смущённо улыбнулся.

— Может быть, я тебя снова рассержу.

— То есть?..

Лоуренс расколол очередной орех и вытащил ядрышко.

— Права Воррагинов включают право собственности на приличный кусок земли. В общем, это и есть моя цель.

— Не понимаю...

Эльза понимала, что Лоуренс не дразнит её, вероятно, ему просто трудно всё объяснить, зачем это нужно ему. Она не успела толком подумать об его мотивах, как Лоуренс сменил тему:

— Короче, сейчас я могу, конечно, лишь принимать желаемое за действительное. Сказано же: "Используй возможность увидеть море".

— Ты торопишься схватить возможность, пока можешь?

Лоуренс собрал скорлупу, бросил её в мешок с мусором и похлопал ладонями, очищая их.

— Точно.

Эльза посмотрела на него и спросила то, что не могла не спросить:

— Что ты имел в виду, говоря, что обратишься ко мне за помощью? Думаешь, у меня особые глаза, которые смогут увидеть змея?

Лоуренс самоуничижительно улыбнулся:

— Я вижу, что Хоро не в духе, мне нужно, чтобы ты помогла стронуть это дело с места.

— Мм? — не поняла сначала его намерений Эльза, но, заметив, как он ждёт её реакции, смутно осознала что-то. — То есть, пока я готова тебе помочь, госпоже Хоро придётся смириться?

— Волки очень заботятся о вопросах территории, — сказал Лоуренс, и Эльза покачала головой.

Лоуренс так хотел покрасоваться перед Хоро, но опасался по-настоящему вывести её из себя своим упорством. И отступаться он не хотел, потому что старался не для себя, а ради любимой жены. Для священницы Эльзы любовь и забота о душе были важной частью её обязанностей, и ей действительно трудно было вставать ему поперёк дороги.

— Вы вдвоём действительно одинаковые.

Не говорить напрямую, ходить кругами, колеблясь и мучаясь сомнениями — это отличало их обоих.

— Приму это как похвалу, — ответил Лоуренс.

То, как он это произнёс, заставил Эльзу улыбнуться, когда она раскалывала очередной орех.

К обеду подготовка к празднику была завершена, и вскоре после полудня Хоро пришла в церковь. Её щёки порозовели, должно быть, её пригласили в таверну выпить, но глаза у неё были сердитыми. Вероятно, из-за вчерашних объяснений с Лоуренсом.

Лоуренс надел лицо торговца и не стал, конечно, указывать на отступление жены от добродетельного поведения, попросив вместо этого Эльзу расследовать вместе с ним легенду о змее. Его взгляд был очень пристальным, а один глаз немного прищуренным, так что Эльза вздохнула и согласилась.

Хоро, опасаясь, как бы её добычу не отобрали, тут же сказала, что тоже пойдёт с ними, хотя и поняла, что её вынудили взойти на пиратский корабль.

Эльза видела сейчас перед собой не открытую ссору, а какое-то прикрытое ребячливое противостояние, в котором каждую из сторон защищало непоколебимая вера друг в друга. В общем, Эльза была вовлечена в их завуалированные заигрывания, и она вдруг осознала свою ответственность, ответственность той, которая скрепила их союз, и поняла, что должна быть за них до конца.

Поэтому они втроём и к ним ещё Тания разместились на повозке и отправились на земли Воррагинов неподалёку от Саронии.

— Если сможем привезти череп великого змея, дело сделано, — произнёс Лоуренс, сжимая в руках вожжи.

Холодный осенний ветерок, вероятно, развеял винные пары в голове Хоро, сидевшей на козлах рядом с ним, и она ответила:

— Если бы он существовал, церковь много-много лет назад выставила его у себя на всеобщее обозрение.

— Я читала летопись, — вмешалась Эльза, сидевшая с Танией в повозке за их спинами. — Из того, что там написано, следует, что змея не обязательно убили, его могли и просто прогнать.

Для прославления Церкви было бы полезней написать, что змея убили, даже если его только прогнали. Но это заявление было бы столь сильным, что люди могли захотеть удостовериться и спросить, где останки добычи отважного воина.

— Он не мог сбежать на гору, на которой ты дожидалась? — спросила Хоро, обернувшись на Танию.

Воплощение белки Тания, радостно игравшаяся с косичками, в которые городские девушки заплели её волосы, испуганно приподнялась.

— Не-нет. Если бы там появился поднявшийся на гору большой змей, я бы узнала об этом.

В то время гора Вуаранской епархии стояла голой из-за добычи железа, любой на ней был бы, как на ладони.

— Кроме того, человеческие копья и мечи вряд ли смогли бы нанести ему вред, — добавила Тания.

Если это был невероятно большой змей, его чешуя была бы очень толстой и по прочности превосходила бы железный доспех, такую чешую не разрубить.

Эльза вспомнила церковный текст легенды и перевела его:

— Храбрый Воррагин замахнулся мечом и вонзил его в шею змея, змей поднял голову и огласил окрестности ужасным криком. С того дня спокойствие воцарилось на равнинах Саронии...

Хоро фыркнула и сказала:

— Скорее всего, змей дремал, а когда ему пощекотали шею, проснулся и просто зевнул.

Эльзе было несложно себе это представить.

— К слову, — добавила она, — если бы великий змей хотел причинить людям вред, ужас накрыл бы Саронию... А в летописях о разрушениях не упоминается совсем ничего.

— Лошади и овцы на вкус лучше людей, не заметить же города в этом равнинном месте невозможно, — заметила Хоро.

— И большинство змеев-богов из языческих легенд — любители выпить, — вспомнила Эльза, чей приёмный отец, тоже священник, собирал эти легенды.

— Значит, всё это выдумка? — спросила Хоро.

Зная, что епископ сделал предложение Лоуренсу очень расчётливо, она старалась не дать мужу слишком вовлечься в эту историю, которую считала полной чепухой. Её взгляд выжидающе прилип к лицу Лоуренса, но тот пожал плечами:

— Если храбрый до безрассудства воин вдруг становится аристократом-землевладельцем и получает право на часть пошлин всё более процветающего города Сарония, то такое нельзя счесть рядовой историей и с небрежностью отбросить. Победа над великим змеем объяснила бы этот случай, а больше ничего достойного мне в голову не приходит.

Эльза в глубине души была согласна с образом мысли Лоуренса, который на самом деле не смотрел зачаровано на деньги, а тщательно оценивал их, сжимая в руке, надеясь, что после соответствующей шлифовки камня из него получится драгоценность. Но во всём этом она заметила что-то странное.

Верил ли в действительности Лоуренс в существование великого змея?

Его вторая половина — воплощение волчицы из легенды, поэтому не стоит удивляться, что он больше других людей склонен верить в существование великого змея. Но он пытался претендовать на привилегии, полученные человеком за победу над змеем, являвшимся языческим богом. Для того, кто женат на воплощении волчицы, это казалось ненормальным. Как бы змей ни отличался от волка, Эльзе с подобным было трудно примириться.

При этом Лоуренс, кажется, был готов поддержать высокие пошлины, что не вязалось с представлением Эльзы о Лоуренсе, казалось несправедливым, и её сердце наполнялось сомнениями. Она пыталась понять, что творилось в голове бывшего странствующего торговца, рядившегося в овечью шкуру.

Меж тем повозка стала замедлять ход, оказавшись в многолюдном месте.

— Что это? — удивлённо спросила Хоро, похоже, прежде не сталкивавшаяся с подобным.

— Плавучий мост, ты раньше не попадала на такие?

К востоку от Саронии на реке мостов не было построено, вместо этого поперёк реки было привязано несколько лодок, между которыми перебросили доски, крайние лодки доски соединяли с берегами реки.

Лоуренс заплатил пошлину дежурившему человеку, но Хоро, увидев это сооружение, испугалась.

— Ты действительно хочешь ехать вот по этому? Там же всё держится на лодках, почему не построили мост?

— Думаю, это из-за изменения уровня воды в разное время года, например, при таянии снегов, здесь такая переправа намного уместней моста, — предположил Лоуренс.

Строительство моста, подходящего для любого уровня воды, потребовало бы потратить много времени и много денег. Чем беспокоиться, выдержит ли мост изменения уровня воды, разумней установить такой мост на лодках, который можно легко разобрать. Даже в деревне Эльзы ремонт небольшого мостика мог породить немалые споры. Она проследила взглядом вверх по течению реки и наткнулась на ещё один повод вспомнить родную деревню. Там была видна водяная мельница, но размещена она была тоже на большой лодке, благодаря чему положение водяного колеса не менялось относительно воды, каким бы ни был её уровень в реке, поэтому оно могло бесперебойно использоваться. На этих землях выращивали пшеницу, и бесперебойность её переработки была вопросом жизни и смерти для селян.

— Люди на самом деле хороши в придумывании самых необычных вещей... — пробормотала Хоро.

Этот мост на лодках, соединявший оживлённую дорогу от берега до берега, был шире и надёжнее обычных деревянных мостиков, готовых обрушиться в любой момент, сейчас по нему без какого-либо опасения проезжало несколько селян и торговцев на гружённых доверху повозках. Но мост на лодках всё же покачивался, вероятно, это и воздействовало на волчью натуру Хоро. Зато белка Тания, привыкшая бегать и прыгать по деревьям, пришла в восторг и вошла на мост первой, как только Лоуренс заплатил.

— Двинулись тоже, — сказала Эльза, обращаясь к Хоро. — Ты же не боишься, что ты настолько пьяна, что не сможешь удержаться на мосту?

— Дурёха! — ответила волчица, именующая себя мудрой, трепетно шагнула на мост и медленно пошла по самой его середине.

Река была достаточно широкой и глубокой, чтобы по ней плыло немало судов. И как они проходили этот лодочный мост? Оказалось, что для этого в песчаной косе на другой стороне моста прорыли для судов глубокий канал.

— Очень неплохой речной порт, — оценила Эльза.

— Пошлины на товары, спускаемые по реке, тоже взимаются здесь, — сказал Лоуренс, подходя сзади. — Весной, когда растает много снега, мост разбирают, чтобы пропустить сплав леса, тогда суда укрываются в этом канале от деревьев и потока мутной воды.

— И поэтому мост здесь строить не будут, — сделала вывод Хоро.

Непрактично тащить по суше тяжёлые брёвна, если город стоит на реке, легче их просто сплавить по ней. Когда массивные плоты, способные нести несколько человек, спускаются по воде, самому прочному мосту было бы трудно устоять.

За этим разговором все четверо перешли мост, прошли по косе мимо маленьких хижин для сборщиков пошлин и подошли к деревянному мостику через канал в косе. К мостику было прибито несколько кольев, к некоторым из них были привязаны лодки, гружённые пшеницей. На другой стороне канала, через мост, стояло несколько строений: склады, постоялый двор для команд проплывавших судов, а также таверна.

Вдоль дороги, выходившей на равнину, разместилось немалое число торговцев, оттуда доносились всевозможные ароматы, поднимались сизые дымки.

— Тебе что-нибудь купить? — спросил у Хоро Лоуренс, но та не решилась что-то попросить и, бросив на него быстрый взгляд, легко вскочила на козлы повозки.

Лоуренс усмехнулся и обменялся взглядом с улыбнувшейся в ответ Эльзой. Потом они подсадили под зад Танию, помогая ей залезть в повозку, и заняли свои места сами.

Они отъехали от реки, когда Тания вдруг печально произнесла:

— Здесь нет деревьев, здесь так пустынно. Убранное пшеничное поле — словно стриженая овца.

Земли вокруг Саронии служили городу житницей, поля простирались повсюду, куда ни взгляни. Кустарник, высаженный по краям полей для их защиты от ветра, лишь усиливал ощущение пустынности. Пшеница на большой городской ярмарке, как и на лодках в канале у мостика, была собрана с этих полей.

— А у меня эти виды неприязни не вызывают, — сонным голосом отозвалась с козел Хоро.

Стояла пора уборки урожая, и девушки, потряхивая длинными, до пояса, косами, широкими движениями серпов жали пшеницу. Хоро тёплым взглядом смотрела на сценку сельской жатвы.

Повозка неторопливо проехала ещё некоторое время по однообразной сельской дороге, Тания не выдержала и заснула, Эльза тоже с трудом подавляла зевоту. А Хоро к тому моменту, когда он что-то заметил, уже давно спала на плече Лоуренса. Он потряс её за плечо:

— Посмотри, уже видно.

Эльза тоже посмотрела вперёд и увидела смутные очертания здания на вершине небольшого холма далеко впереди.

— Раньше это был замок Воррагинов, теперь там проводят собрания селян и хранят пшеницу.

— Хххааа... Фухх, — зевнула и фыркнула Хоро.

Возможно, её настроение испортилось из-за того, что её разбудили посреди прекрасного сна, а может, оно таким было и до того, Лоуренс не стал на этом задерживаться и продолжил:

— Здание каменное, и оно великолепно.

Там была даже сторожевая башня, возможно, служившая чем-то вроде крепости.

— Только не говори мне, что весь этот холм — могила змея, — проворчала Хоро.

Всё было бы намного быстрее, если бы змей ещё спал в своей норе, Эльза даже хотела бы спросить у него, не знает ли он, где мог находиться покровитель деревни Терео.

— Госпожа Хоро должна его победить, так ведь? — спросила вдруг она, и Тания с испугом посмотрела на Хоро.

— Ну, конечно же. И даже если я не смогу победить, достаточно просто ускользнуть, пока он ест глупого барашка.

Глупый барашек, не выпуская из рук вожжей, сухо улыбнулся и продолжил вести повозку.

В этом месте поля ещё не были убраны, тучные колосья пшеницы качались на ветру. Хоро со спокойным лицом смотрела на них задумчивым взглядом, и Эльза заметила, как Лоуренс с нежностью тайком на неё поглядывал. Этого ей хватило, чтобы понять его намерения, ей уже не нужно было никаких объяснений. Тогда за разбиванием орехов в церкви она пыталась узнать, чего он добивается, и не получила ясного ответа, а Лоуренс при этом был явно смущён.

После трудного, опасного путешествия на козлах повозки эта пара поселилась далеко на севере и открыла купальню с горячим источником. Для Эльзы, выросшей в деревне на равнине, это было таинственное место, и слова "глубоко в горах" ей ничего не говорили, она не могла не удивляться, как кто-то мог открыть туда путь. Но она слышала, что прежде Хоро жила как раз в месте, которое описывают эти слова, а уже потом отправилась на юг и несколько столетий заботилась об урожаях пшеницы в очень южной деревне. В месте, покрытом пшеничными полями и так не похожем на спрятанную в тени гор Ньоххиру. Но теперь Эльза была убеждена, что Лоуренс не был таким, как опасалась Хоро, и он вовсе не собирался продавать купальню с горячим источником.

Потому что он был тем, кто хотел всем угодить своей принцессе на пиру и, как преданный слуга, спешил угостить её сладкой сдобой, когда она щедро полакомилась солёным.

— Хорошо, мы на месте.

Насколько сама Хоро разглядела чистые намерения Лоуренса? У Эльзы ещё не было ответа.

Хоро легко соскочила на землю, глубоко вдохнула аромат пшеничного поля и спрятала свой пушистый хвост под юбку.

С вершины этого холма, несколько превосходившего высотой остальные, город Сарония не был виден. Возможно, его можно было различить со сторожевой башни, но вряд ли это заботило кого-то в повседневной жизни. Живущие здесь могут во всех направлениях видеть бескрайние поля и во всей полноте ощутить себя здесь хозяевами.

На стук в ворота старого замка Воррагинов вышел помощник священника, которого они уже видели в церкви Саронии.

— Кажется, госпожа Эльза?

Эльза была священницей, а не помощницей священника, однако занимала этот пост на временной основе, поэтому её положение было даже ниже, чем у помощника священника такого крупного города, как Сарония.

У помощника под носом имелись густые усы с бородой, придававшие их обладателю традиционную солидность и свидетельствовавшие, что он готовится к своему повышению. Без растительности на лице помощник выглядел бы слишком молодо. Его удивил этот визит, но, похоже, и обрадовал тоже.

— А-а-а, вы хотите разобраться со спором о пошлинах.

Издали старый замок Воррагин казался большим каменным ящиком, но за воротами открылся значительных размеров двор, сторожевая башня, судя по её размерам, также была достаточно просторной. Кроме башни и здания замка во дворе имелся деревянный сарай, где осенью после жатвы обмолачивали и засыпали в мешки пшеницу.

Не было похоже, что в замке жили, здесь царил покой.

Пока они шли через двор, Эльза пояснила цель их приезда, и помощник священника невесело ухмыльнулся:

— Так епископ обычно и делает. Управляться с пшеничными полями и деревнями — дело накладное, и епископ решил переложить на кого-то ответственность за все неприятности.

Несмотря на каменные стены замка пола на первом этаже не было, вместо него там так и осталась земля, и пахло здесь тоже землёй. Это место должно было служить залом для приёма важных посетителей, но сейчас здесь громоздились тюки пшеницы и валялся сельскохозяйственный инвентарь. Тут же бродила тощая собака, то ли она здесь выросла, то ли просто сама пробралась внутрь, её глаза заискивающе поглядывали на Хоро.

Помощник священника пригласил всех сесть за длинный стол и налил вина, которое так долго грелось на огне, что совершенно устранило его крепость.

— Пшеница приносит такой плохой доход? — поинтересовалась Эльза.

Целью епископа было сохранение поступления денег церкви, остававшееся от доходов должно будет доставаться Лоуренсу. Это означало, что епископ оценил трудности ведения хозяйства здесь и неизбежность снижения пошлин, решив в итоге выбрать поступление определённого денежного взноса.

— В какой-то мере. То есть, если получить хороший урожай, как в этом году, тогда всё будет в порядке, трудность в том, что это происходит не каждый год.

— Но какой бы ни был доход, епископ всё равно не станет из-за этого урезать свои повседневные расходы.

Епископ Саронии переложил ведение книг отчётности на Эльзу. Помощник священника мог лишь с иронией улыбнуться, зная, как ей всё время приходилось сражаться с обрывочностью, небрежностью, а то и прямой фальсификацией цифр в этих книгах.

— Совершенно верно. Расходы те же, что и раньше, ничуть не снижены, хотя доходы существенно снизились. Особенно серьёзно было три года назад, когда по полям прошлась ржаная болезнь.

У Хоро, пившей вино, которое даже из деликатности нельзя было назвать хорошим, под капюшоном дёрнулись уши, и Эльза, конечно, заметила это.

Та же болезнь пшеницы наделала шуму в родной деревне Эльзы — в Терео. Употребление в пищу этой почерневшей, осклизлой пшеницы вызывало у людей видения, иногда смерть, а у женщин — выкидыши. Если болезнь затрагивала лишь маленькую часть поля, его выжигали целиком, но в любом случае слухи о появлении болезни сильно снижали спрос на пшеницу.

— Должно быть, тяжело тогда пришлось.

— Да, просто с ног валились. Душа болит, как вспомнишь людей, прибегавших в церковь, чтобы спросить, не оставил ли нас Господь.

Духовенство должно разделять страдания людей, но епископ, надо полагать, свалил эту обязанность на помощников и, несомненно, сделает это снова, если такое повторится.

— Даже если не случалось каких-либо особых неприятностей, поддержание мельницы в рабочем состоянии и заботы по землеустройству обычно требуют столько времени, что его не хватает. Так что если все сложности по получению доходов от пшеницы переложить на кого-то ещё, отказ от этого дохода — цена не слишком большая.

И помощник священника издал сухой смешок, его самого сюда прислали, вероятно, с той же целью.

Казавшаяся такой неспешной деревенская жизнь оказалась очень далёкой от безмятежной идиллии.

— Но в таком случае то, что получение пошлины несёт только выгоды, выглядит несколько сомнительно, — произнёс Лоуренс, и все взгляды тут же перенеслись на него. — Как семья Воррагинов обрела право на пошлину?

Вздох помощника священника заставил трепетать растительность под его носом.

— Вероятно, епископ послал тебя сюда, потому что не смог сопротивляться давлению торговцев древесины по этому же вопросу, да? — произнёс он, пожимая плечами

По легенде отважный Воррагин победил змея, вызвавшего суматоху в этих краях.

— Правдива ли легенда об уничтожении великого змея? — спросил Лоуренс, делая вид, что ничего не знает.

Помощник священника смутился, а потом ответил:

— Только Господу ведомо.

Сам он в это не верил, но сказать прямо означало бы, что он, представитель Церкви, признал право собирать пошлину под этим предлогом мошенничеством. И раз у него не было возможности ответить прямо, он выразился уклончиво, как священники в больших городах.

— Осталось ли что-либо, что могло бы стать подтверждением? — спросила Эльза.

Помощник холодно покачал головой. Кажется, об огромном змеином черепе, который валялся бы где-нибудь поблизости, можно было забыть.

— Нам можно осмотреть окрестности замка? — спросил Лоуренс.

Помощник священника дважды моргнул, но, вероятно, не сумел найти повод отказать.

— Пожалуйста, действуйте. Хотя права на землю переданы в церковь Саронии, всякие документы прошлых времён должны ещё храниться в подвале. Кстати, позже деревенский староста, те, кто прежде управлял деревней, и приехавшие сюда торговцы соберутся, чтобы обсудить вопросы сбора и перевозки пшеницы, и ты можешь расспросить их.

Если бы Лоуренс действительно стал землевладельцем, помощнику больше не пришлось бы проделывать весь путь сюда, чтобы распоряжаться работой с пшеницей, он смог бы связать своё будущее с церковью Саронии. Помочь здесь Лоуренсу, чтобы продолжить своё продвижение по церковной иерархии, — это на самом деле очень неплохое решение. Рассудив так, Эльза поразилась, насколько естественно ей в голову пришли эти мысли. Покинув Терео, она научилась острее видеть движущие мотивы в среде духовенства.

Не было странным, когда простые, честные люди отправлялись из деревни в город на заработки и оказывались по возвращению подозрительными в отношении поступков и помыслов окружающих.

Путешествие могло сказываться на людях и так.

Эльза обеими руками вытерла лицо, будто стирала с него испугавший её чуждый облик, и устало вздохнула.

К этому моменту помощник сказал всё, что собирался, и поднялся из-за стола.

— Сейчас мне надо пойти и найти кого-нибудь, кто поможет с подготовкой к встрече и ужину, так что извините меня. Можете осмотреть всё, что хотите. Это место используется обычно в качестве склада, здесь никто не живёт, нигде не должно быть заперто.

— Спасибо, — ответил ему за всех Лоуренс, и помощник священника ушёл куда-то внутрь замка. — Ладно, может, мне пока спуститься в подвал и вступить в схватку с пылью и затхлым воздухом?

— Ффах, — фыркнула Хоро, резко отвернувшись, не то чтобы ей здесь не нравилось, просто ей не хотелось иметь дела с пылью, потом она указала на Танию. — Мы пойдём с ней осмотреться, не похоронена ли где-то неподалёку эта змея.

Тания на миг опешила, а потом радостно кивнула.

— В таком случае, госпожа Эльза, сможешь посмотреть, нет ли каких-то свидетельств этой истории на стенах замка внутри и снаружи?

Эльза хотела предложить пойти с Лоуренсом в подвал, но тот опередил её. Возможно, он не хотел, чтобы она пачкалась в пыли и дышала затхлым воздухом, Лоуренс заботился о деталях, как положено торговцу. В то же время Эльза не понимала, почему при таком внимании к деталям он всегда проигрывал рядом с Хоро.

— Ладно. Хорошо бы, чтобы удалось найти что-то, — ответила она и, посмотрев на невозмутимо стоявших Хоро и Лоуренса, пожала плечами.

Хоро повела Танию наружу, Лоуренс, засучив рукава, направился в подвал, а Эльза, хоть и без особой радости, принялась осматривать замок.

Историю хранят не только пергаменты летописей, её ещё изображают на стенах. На стене церкви епископата Вуаран есть рисунки, запечатлевшие действительно произошедшие события, хотя, просто рассматривая их, понять эти события невозможно. Если бы нашлась в укромном месте святыня, посвящённая великому змею, было бы намного проще. Так думала Эльза, блуждая по зданию, но ей попадались лишь привычные ей с детства следы обычной деревенской жизни.

Люди в замке не жили, соответственно не было и мебели, только охапки сена, сваленные по углам нескольких комнат. Да ещё на стенах висели пустые, покрытые толстым слоем пыли подсвечники.

Второй и третий этажи явили такое же зрелище, если не считать большого котла и прочей утвари, которым не нашлось бы места в домах селян, вероятно, это предназначалось для проведения праздников или иных собраний людей.

Открыв деревянное окно, Эльза увидела лишь площадку перед замком, обзор был ограничен стеной. Возможно, высокие стены были следствием прошлых войн Церкви с язычниками. Она не могла удержаться от смешка, представив, как посреди войны огромный змей ползает себе между людьми.

— Храбрый Воррагин, действительно ли ты победил змея?

Предание утверждало, что змей воспрепятствовал торговле. Если бы он был сопоставим по размерам с Хоро в её истинной форме, то разрушить каменную стену с острыми углами, как и сам замок тоже, он мог бы, просто почесавшись о них во время линьки.

В летописи было сказано, что храбрец поразил змея, ударив мечом в его шею.

Эльза знала волчицу, именовавшую себя мудрой, и добрую белку, усердно работавшую, чтобы вернуть к жизни опустошённую гору. Если даже храбрый Воррагин был способен протыкать мечом и убивать языческих богов, прибегать к мечу — это последнее средство. Потому что языческие боги ни в коем случае не могли быть теми, с кем нельзя общаться, чтобы договориться.

Закрыв окно, Эльза собиралась выйти из комнаты и спуститься вниз, но тут будто что-то вспыхнуло в её голове.

— А вдруг... вдруг они были такой же парой, как эта волчица и...

Такая возможность несколько ошеломила её. Если души воплощения змея и храброго Воррагина были едины, они легко могли явить чудо.

— Видел ли эту возможность господин Лоуренс?

Сама Эльза, видевшая истинную форму мудрой волчицы Хоро, была более чем уверена, что люди не способны побеждать таких существ просто грубой силой, а ведь Лоуренс прожил с Хоро уже много лет. Значит, выбирая наиболее вероятную возможность, нетрудно прийти к выводу.

Великий змей и храбрый Воррагин были близкими друзьями, а может, любили друг друга, правда, тогда это была великая змея, а не змей. И они вместе создали легенду этой земли.

— Вполне возможно, что я пошла на поводу у этих городских слухов...

Лоуренс лишь выглядел недотёпой рядом со своей женой, на самом деле он носил маску.

Если легенда о победе доблестного Воррангина над змеем была выдумана, авторство самих героев легенды объясняет, почему Лоуренс со спокойным выражением лица продвигается к получению прав на землю. Неспокойному сердцу Хоро будет приятно узнать, что существовала ещё одна пара, подобная им.

"А, да... — думала Эльза, выходя на площадку перед замком и направляясь к воротам в лучах близившегося к закату и постепенно темневшего солнца, у ворот она скрестила руки на груди, пытаясь себя успокоить. — Верят ли в это господин Лоуренс и его половин и убедят ли они торговцев деревом, это разные вещи, интересно, как он собирался убедить горожан?"

Одного Лоуренса не хватит, чтобы торговцы лесом поверили в легенду и смирились с правомерностью высоких пошлин. Если бы существовало явное доказательство вроде черепа змея, епископ предъявил бы его и заставил бы торговцев умолкнуть уже давно. В таком случае следовало думать, что у Лоуренса уже есть надёжные доказательства, о которых Эльза понятия не имела, правда, сам он этого ничем не выдал.

Это как загнать добычу в тупик и обнаружить, что она будто в воздухе растворилась.

Что поймал за хвост Лоуренс? А может, лишь думал, что поймал?

"Раз госпожа Хоро ему не помогает, вряд ли он использует что-то сверхъестественное".

Это казалось очевидным, но для Эльзы, предпочитавшей прямой и рациональный ход мысли, то, что плохо поддавалось объяснению, было особенно мучительным. Она брела по двору, погрузившись в раздумья и не отрывая глаз от носков своих туфель, пока незаметно для себя не вышла за ворота.

Когда это происходило в Терео, она, в конце концов, поднимала взгляд, чтобы встретиться с грустной улыбкой мужа с ребёнком на руках. Но здесь, на равнине неподалёку от Саронии и очень далеко от дома она видела девушку, одиноко сидевшую на траве, уже приобретавшей осенние цвета.

Эльза подошла к Хоро, напомнившей ей о влажном прикосновении маленькой ручки ребёнка.

— Каковы здесь пшеничные поля?

Глаза Хоро не повернулись в сторону Эльзы, хотя та подошла вплотную, лишь дёрнулись в ответ её волчьи уши, освобождённые от капюшона, пока её не видел посторонний взгляд.

— Господин Лоуренс хотел подарить тебе этот вид.

Бескрайнее золотое море.

Эльзе, выросшей на равнине, это место было больше по сердцу, чем стеснённая в горах Ньоххира.

— Не хочешь ему улыбнуться в ответ? — спросила Эльза как можно более невинным тоном, она ограничилась этим, опасаясь, что Хоро рассердится.

— Дурень, — коротко, но безвольно ответила Хоро.

Её хвост шлёпал по траве не так пружинисто, как если бы она злилась. Эльза молча стояла рядом, и, наконец, Хоро вздохнула и произнесла:

— Я очень рада, что он хочет перед уходом оставить мне как можно больше.

Она положила руки на колени и упёрлась в них подбородком, не переставая смотреть на пшеничное поле. Она сейчас походила на обидевшуюся девочку.

— Но если останется слишком много, это станет головной болью.

Эльзе показалось, что эта головная боль была достаточно роскошной, но вдруг вспомнила, что говорил помощник священника.

— Управиться со всем этим будет непросто.

— Верно, этот дурень... — Хоро разогнула колени и скрестила ноги, — он думает, что я буду собирать хороший урожай, просто помахивая хвостом.

— А ты не можешь?

Тогда Хоро повернулась к Эльзе и пристально на неё посмотрела.

— Могу, конечно.

Вопрос Эльзы был риторическим, потому что проблема состояла не в этом. Пусть Хоро, эта внешне юная девушка обеспечит хороший урожай и проследит за его сбором людьми, но, когда она вернётся в замок, её там не встретит её былой муж.

Так воспринимала ситуацию Эльза, однако Хоро заговорила о более практичных вещах.

— Недостаточно просто наполнить колосья пшеницы. Человек устанет от долгого бега, и земля тоже устаёт от урожаев. А ещё проливной дождь может смыть плодородный слой земли, может пересохнуть источник воды или, наоборот, затопить поле. Я не могу этим повелевать, как и солнечным светом. И я совершенно бессильна, когда уже убранным урожаем надо будет распорядиться. Я никак не могу повлиять на то, будет ли он продан по хорошей цене, или меня обманут бессовестные торговцы. Мир устроен сложно, с ним полно хлопот.

Мудрая волчица понимала, что растить пшеницу — это одно, а управлять полями пшеницы — совсем другое.

— Я не могу просто оставить на произвол судьбы купальню с её горячим источником, а наша своевольная дочь очень похожа на этого дурня и не справится с таким сложным делом, как управлять землями.

Люди называли её единственную дочь святой, но мнение Хоро, похоже, отличалось от того, что распространилось среди людей. Что за девушкой была дочь Лоуренса и Хоро?

Эльза попыталась представить её и невольно улыбнулась. Потому что она должна была быть невероятно жизнерадостной. И Эльза решила высказаться прямо:

— Воистину счастливая проблема.

Она ощутила на себе полный подозрительности взгляд Хоро, но улыбалась, глядя на простор пшеничного поля. Потом посмотрела на Хоро и спросила:

— Разве не так?

Хоро поджала губы, её развевавшиеся на ветру волосы сливались по цвету со спелой пшеницей.

— Всё так, — ответила она, и её ответ был подобен тяжёлому вздоху. — Это на самом деле похоже на связь опьянения и похмелья.

— Всё хорошо в меру.

— Именно! — прокричала Хоро и повалилась набок. — Если меня любят слишком сильно, мне тоже больно.

Это не было ни смущением, ни хвастовством, криком вырвалось чувство той, кого слишком сильно любили. Настолько, что нельзя было быть с этим рядом и не улыбаться.

— Оставь это Тании, может, она хорошо управится? — высказала пришедшую ей в голову мысль Эльза, но тут же поправила себя. — Э, нет, она слишком хорошая, чтобы разбираться с этим.

— Мм, она больше годится, чтобы заботиться о деревьях на горе. И она же говорила ещё, что не любит открытых мест, верно?

Хоро снова села и подняла голову, как подобало гордой волчице, и тогда Эльза увидела Танию, которая шла к ним так нерешительно, словно заблудилась. Заметив Эльзу и Хоро, Тания с воодушевлением замахала руками.

— Это значит, что змея здесь нет? — спросила Эльза, помахав Тании в ответ.

— Не совсем, в любом случае она вела бы себя так же.

Тания, воплощение белки, подбежала и, споткнувшись, упала, что не помешало ей помотать головой, упреждая вопрос Эльзы. Хоро пробормотала что-то утешительное и протянула руку, чтобы помочь подняться.

— В самом деле. И о чём, проклятье, только думает этот дурень?

Если Хоро по-настоящему не поможет Лоуренсу, ему трудно будет искать что-то, свойственное миру не-людей. И даже если поможет, торговцам нужны неоспоримые доказательства. Это было хорошо известно Хоро, и потому она задавалась тем же вопросом, что и Эльза.

Маловероятно, что змей существует, а если даже существует, то как это доказать?

— Неизвестно, узнаем ли мы что-то, поговорив с местными жителями, — добавила Эльза.

— Мм, — Хоро надела капюшон и спрятала хвост под плащ. — Не стоит беспокоиться об уловках этого дурня. Если я не увижу, что он задумал, я опозорю звание мудрой волчицы.

Эльзе показалось, что Хоро волнует не исход этого странного соперничества, а то, что она не видит чего-то, что видит он, хотя они стоят рядом. Эта волчица и её партнёр всегда поддерживали друг друга, всегда были рядом, всегда дышали одним воздухом. Маловероятно, чтобы чуткий Лоуренс не замечал этого, но сейчас их души потеряли связь.

Хоро стала с недовольным видом выбирать сухие травинки и соломинки из пышных волос Тании, которая, улыбаясь, позволила ей возиться с собой, словно они были сёстрами.

Глядя на это, Эльза ощутила себя той молодой и невинной, какой она была, впервые повстречав Хоро и Лоуренса. Подумав, чего бы она могла хотеть, будь ей столько лет, сколько Хоро, она поразилась тому, какое ощущение невинности могла создавать вокруг себя эта волчица.

Вздохнув мягко и как бы с насмешкой над собой, Эльза тоже потянулась к волосам Тании, распустила неровные косички, которые ей заплели девушки в церкви, и вновь заплела, быстро и аккуратно.

Хоро восхитилась её умелыми руками, а уж Тания так просто пришла в восторг. Впрочем, Эльза и сама не без некоторого смущения наслаждалась этим ощущением-воспоминанием своей юности.

Вдруг Хоро завертела головой, оглядываясь по сторонам.

— Мм?

После нескольких движений её взгляд остановился на воротах замка, и она сразу нахмурилась.

— С чего это у тебя такое лицо? — раздражённо спросила она, недовольная, вероятно, тем, что это этот дурень бесцеремонно нарушил девичье уединение, испортив ностальгическое настроение.

Лоуренс, счастливо улыбаясь, помахал листом бумаги.

Для того, кто решил всю оставшуюся жизнь провести вместе с ней, в нём было слишком много от невинного подростка, и Хоро не могла не вздохнуть, ощутив желание, чтобы он всё-таки повзрослел. Она, а следом и Эльза с Танией, направились к Лоуренсу. Бывший странствующий торговец, которого часто называли глупым барашком, гордо выпятил грудь, расправил лист бумаги и сказал:

— Я нашёл доказательство.

Хоро молча вырвала бумагу из его руки. Тания и Эльза с обеих сторон тоже посмотрели поверх плеч Хоро на бумагу и увидели весьма старую карту.

— Что это? Путь, которым уполз змей?

Просто старая карта, даже если на ней и показано, как двигался змей, поверить в её истинность могли лишь маленькие дети, любившие всякие приключения.

Однако, встретив откровенно недоверчивые взгляды трёх женщин, бывший когда-то в прошлом подростком мужчина просто неспешно кивнул.

— Я сейчас покажу вам доказательство.

— Эй... эй-эй-эй, ты... — испугалась Хоро, когда Лоуренс схватил её за руку и потащил за собой.

Растерявшаяся Хоро, позволив ему себя куда-то вести, не могла не оглянуться на Эльзу и Танию, словно девушка, много наболтавшая подругам о своём возлюбленном и вдруг утащенная объектом своей истории.

— Что будем делать? — спросила Тания, нерешительно переплетая пальцы рук.

Она, конечно, не беспокоилась за Хоро, но на её лице было написано отчаянное любопытство. У Эльзы в Терео не было подруг её возраста, и она могла лишь предположить, что городские девушки в таком случае последовали бы за подругой.

— Идём посмотрим, — сказала она, и Тания, радостно кивнув, пошла за ней.

Само собой, ей было интересно, что же обнаружил Лоуренс, но ещё больше ей хотелось посмотреть, во что выльется сценка с гордым собой Лоуренсом и озадаченной Хоро. Словно Эльза была только-только влюбившейся девушкой, которая стремилась посмотреть, как развиваются романтические отношения её подруги.

Тания, бежавшая с таким азартом, словно догоняла скатывавшийся по склону жёлудь, вдруг встала и прикрыла рот руками.

— Ва-а... Что, что делать? — залопотала она. — Это их новое дупло?

Пару ударов сердца Эльза не понимала слов Тании, потом вспомнила, с кем имеет дело, и сообразила. Лоуренс увёл Хоро в каменную башню, которая воплощению белки могла показаться чем-то вроде дерева с дуплом. Эльза подумала и решила подыграть Тании:

— В таком случае мы должны тщательно проверить, подойдёт ли им это место, чтобы жить.

Тания похлопала ресницами своих больших глаз и улыбнулась:

— Идём проверять!

Эльза подумала, что Тания и на самом деле была очень хорошей, поэтому толкнула дверь, в которую вошли Хоро и Лоуренс и шагнула вперёд.

Вверх вела мощная винтовая лестница, отличавшаяся от изящных лесенок, которыми тешили своё самолюбие аристократы. Это удивило Эльзу, ей показалась странной эта мощь. Пусть башня и предназначена для военных событий, но что в ней толку, если она одна на такую большую равнину?

Затем она подумала о лодочном мосте неподалёку от Саронии. Вещи имеют форму, соответствующую назначению. Если кто-то хотел ощутить себя правителем, он мог обозревать свои владения просто с вершины холма. Есть ли что-то, за чем надо следить с высоты башни?

Может, змей?

Эльза поднималась о лестнице за Танией, продолжая думать. Но её размышления ни к чему не приводили, лишь становилось всё дальше видно из маленьких окошек по мере подъёма. Попутно она высматривала, не встретятся ли какие-либо старые изображения на стенах. С площадки третьего этажа башни она увидела крышу замка. По дорожке через двор помощник священника вёл к замку селян. Люди с этой высоты казались не больше чечевичек, будто они были из другого, далёкого мира.

Винтовая лестница вела дальше вверх. Тания, тяжело дыша, стала замедлять шаг, и Эльзе пришлось её подбадривать.

У них закружились головы, когда они поднялись выше наружных стен замка. А следующий виток должен был вывести на вершину башни.

Эльза остановил не потому, что Тания выдохлась и не могла сдвинуться с места. И не из опасения столкнуться на вершине башни с Лоуренсом и Хоро. Причиной было то, что она увидела через окно в стене.

— Это... Ведь этого не может быть, правда? — невольно пробормотала она, обращаясь неизвестно к кому.

Судорожно глотнув, она, едва дыша, смотрела на то, что предстало перед её глазами. Будучи верной слугой Божьей, она много лет следовала Священному писанию, проповедовала чудеса Господни и укрепляла своё благочестие. При этом она ещё и собирала везде, где могла, легенды о языческих богах, продолжая дело отца, а потом случилось так, что ей встретилась необычная пара — странствующий торговец и странная девушка. Они пришли из мира легенд и показали ей этот мир во всей его действительности. Теперь она видела этот мир снова.

Мир легенды прорвался к ней сквозь время и пространство, будучи таким же убедительным, как холм, на котором стояла башня.

— Это следы змея! — крикнула потрясённая Тания, когда подошла к Эльзе и тоже посмотрела в окошко в стене.

Её не обманывали глаза, любой бы так решил, увидев это.

Глаза Эльзы продолжали смотреть на след змея, ясно выделявшийся под послеполуденным солнцем на золотых полях колыхавшейся на ветру густой пшеницы.

— Но тогда... — Эльза пыталась руководствоваться рассудком перед открывшимся видом и обратилась к Тании, чтобы проверить самое простое. — Тания, ты же говорила, что здесь нет змей?

Танию тоже поразило это несоответствие.

— А, ве... верно. Ладно... Это странно же? Почему так?..

Вряд ли даже волчий нос Хоро не смог бы учуять змея. Может, этот змей выходил за рамки действительности сильнее, чем Хоро и Тания? Иначе, как могли появиться эти следы на пшеничном поле без доступной глазу формы, без звука?

Невозможно, подумала Эльза, и тут этот же вопрос прозвучал с вершины башни.

— Я, я пропустила его? Чтобы так случилось, это невозможно! — громко возмущалась Хоро, которой, похоже, было тяжело принять только что увиденное.

Эльза с Танией переглянулись, Эльза приложила палец к губам и указала в сторону верха лестницы.

— На пшеничном поле... такие очевидные следы змея... — бормотала Хоро.

Эльза и Тания остановились, не дойдя до верха нескольких шагов.

— Потрясающе, да? Снизу это трудно разглядеть, а отсюда так ясно видно, — прозвучал голос Лоуренса с лёгкими извиняющимися нотками.

Эльзе было несложно представить, как Хоро с вздыбившимся хвостом сердито пожимает плечами.

— У-у-у... Я всё же не понимаю. Змеем в поле не пахнет совершенно, и есть ещё одно! — сердитый голос Хоро звучал так, словно она чуть не плакала, тщетно пытаясь стряхнуть это наваждение. — Если прополз такой большой змей, пшеница должна была полечь, была бы смята. Может ли змей быть лёгким, словно дыхание, чтобы он лишь легко гладил пшеницу?

Сверхъестественное существо Хоро, при виде которой обычные люди могли усомниться в своих глазах, сама пребывала в растерянности и нерешительности. Однако бывший странствующий торговец ответил ей спокойным, но весёлым голосом:

— Как раз наоборот.

— А?

— Он полз не по пшенице, а под пшеницей. И сейчас тоже должен быть там.

Хоро не могла произнести ни слова, она лишь всхлипнула, глядя на Лоуренса широко раскрытыми глазами и скалясь, будто собираясь наброситься на него. Но так и не тронулась с места.

И Эльза была в похожем состоянии, девичье желание подсмотреть за объяснением в любви двоих влюблённых уже покинуло её без следа, и она сейчас с нетерпением вслушивалась в объяснения Лоуренса, которые должны были прозвучать.

— Там не проползал великий змей.

— Ты, ты же сказал!..

— Эй-эй-эй, Не толкайся, это опасно! — испуганно крикнул Лоуренс, вероятно, Хоро не могла не броситься к нему.

— Если там не полз великий змей... Ты, твои глаза ослепли... Что? — поняла, наконец, Хоро и сжала его в объятиях.

Эльза почти увидела Лоуренса с листом старой бумаги... нет, со старой картой в руке. Её губы невольно шевельнулись, что-то бормоча.

— Верно. Это след реки, — таким мягким голосом произнёс Лоуренс, словно он этот голос долго и тщательно пережёвывал. — На древней карте изображена вот эта самая местность, — видишь? — всё точно совпадает.

Тания изогнулась, пытаясь посмотреть на поле за окном, Эльза шагнула в сторону, наблюдая, как Тания спускается по лестнице, и прислушиваясь к разговору наверху.

— Старое русло реки пролегало по Саронской равнине на юго-запад от гор на востоке. Посмотри на следы змея, разве они не ведут к горам на востоке, так? А там вверх по течению она проходит близко от реки, через которую мы перебирались.

Хоро посмотрела, куда показал Лоуренс, и с недовольным видом снова посмотрела на Лоуренса. Отчётливо прошелестела одежда, вторя звуку сердитых шагов.

— По этой карте по равнине протекали две реки. След в поле — от пересохшей.

— Одна... Однако...

У Эльзы и смутившейся Хоро был один вопрос. Ведь Хоро совсем недавно сидела перед пшеничным полем. Если бы река пересохла, оставив сухое русло в поле, могла ли она его не заметить? И потом, поле возделывалось много лет людьми, знающими толк в этом, могло ли русло вообще остаться?

Однако след на пшеничном ковре остался совершенно чёткий, вот что было странно. Будто пшеница помнила, как менялся облик земли... В этот момент Эльза чуть не закричала.

И, похоже, мудрая волчица Хоро пришла к тому же выводу.

— Вода другая!

— Мудрый ответ. Я слышал от селян, часть русла реки засыпали землёй, но растения там растут немного иначе.

В русле реки собралось много камней и гальки, убрать их практически невозможно, и потому их засыпали землёй. Засыпанное русло, пусть и несильно, но влияло на почву, что отражалось на пшенице.

— Это не ухудшает свойств пшеничных полей, но высота и толщина стеблей немного другие. Заметно это становится только, когда стебли самые высокие, к жатве. Так что, можно считать, нам повезло, — неспешно сказал Лоуренс, вероятно, посмотрев на поле.

— Тогда... что за змей получается?

Эльза тоже понимало, что так смущало Хоро. Если легендарный змей был на самом деле остатками старой реки, следовало переосмыслить значение каждого слова легенды.

В чём содержание легенды о храбром Воррагине? Его заслуга состояла в том, что он заметил едва заметное изменение в цвете пшеницы и построил башню, чтобы заявить о змее? Могло ли это принести ему награду в виде прав на земли и взимание пошлины.

Конечно, Лоуренс уже должен был иметь объяснение, прежде чем вести сюда Хоро с улыбкой на лице.

— Змей, перекрывший торговые пути действительно существовал.

По молчанию Хоро для Эльзы было очевидным её замешательство, ведь Лоуренс сам сказал сейчас, что след на поле оставлен не змеем. Обычно верховодила Хоро, так что Лоуренсу выпала возможность немного позабавиться, блуждая вокруг да около, впрочем, помнил он и о последствиях, если слишком увлечётся. Поэтому он успокаивающе улыбнулся и произнёс:

— Это будет немного длинно.

— Пффф... — фыркнула Хоро, и Эльза могла представить ироничную усмешку Лоуренса при виде готовой выйти из себя волчицы.

— Для начала Воррагин не убивал Змея, он победил нечто, похожее на змея.

Хоро была недовольна этой игрой в угадывание и не стала отвечать, что показалось забавным Лоуренсу, ом мягко улыбнулся и продолжил:

— Его оружие не меч, а мотыга, он перекрыл целую реку.

Эльза тоже спустилась на несколько ступеней и стала смотреть на поле вместе с Танией.

— Но будет странным стать землевладельцем, лишь перекрыв реку, так?

Похоже, Хоро становилось трудно дальше отмлчваться, и она с неохотой отозвалась:

— Другие землевладельцы, кто выращивал пшеницу, возмутились бы.

— Именно. И тут просто подать реку в качестве змея нельзя. А ты подумай о том, как мы перешли реку по мосту на лодках.

— Мм? У-у... а что не так?

— Почему нельзя построить мост через реку?

Эльзу подмывало ответить, и мудрой волчице, конечно же, тоже захотелось своей мудростью блеснуть:

— Это же из-за древесины, спускаемой с гор... Вот!

— Именно так, из-за древесины. Представь себе картину: по реке сплошным потоком движется древесина.

Будто сползает по пойму реки великий змей.

— Но, но ведь... э-э...

— Вот, это только половина.

Лоуренс так увлёкся, что Эльза могла легко вообразить его преувеличенную жестикуляцию.

— Я же говорил, что раньше было две реки? Одна вела не через Саронию, а сюда, где нет городов, где за рекой нет особого присмотра.

Хоро была, конечно, древним, легендарным существом, но она проехала много дорог рядом со странствующим торговцем и в пути видела то же, что и он.

— Контрабанда? — предположила она.

Лоуренс выглядел добрым, заботливым человеком, но у него была и оборотная сторона — торговец, гоняющийся за доходом. И их совместное путешествие никак не могло обладать чистотой нефрита, а потому и Хоро навидалась немало торговых дел разного рода.

— Неизбежно появлялись желающие сплавить лес по этой реке, чтобы уйти от пошлин. Конечно, такое не делают на виду, сплав производили ночами, но брёвна легко могли зацепиться, устроить затор и наделать шуму. Потому брёвна увязывали в длинный, узкий плот, на котором плыли люди, направляя его движение по воде. Если что-то нужно делать ночью, что тогда происходит?

Света ночью не хватит, чтобы видеть. На головном плоту зажгут огни, которые будут видны издалека.

— Огни... Как глаза змея в темноте.

— И именно храбрый Воррагин победил этого змея.

Победил, перекрыв реку.

— Посмотрев на карту, найденную в замке, я сразу догадался. На самом деле ещё когда спорили торговцы древесины и церковь, я увидел, что их доводы какие-то двусмысленные, и кое-что заподозрил. Заподозрил, что может существовать секрет, известный всем.

Настоящая история этого места уже много лет тщательно скрывается, хотя непредвзятый чужак с проницательным взглядом заметит, что приключенческая легенда, подменившая правду, вряд ли могла произойти. Правда была давно известна всем местным, но они её не раскрывали. К тому же в то время война Церкви и язычников зашла в тупик, вырваться из которого позволила легенда о победе над великим змеем, а торговцы не могли громко заявлять что-то в свою пользу из-за нечистых делишек в этой сфере торговли.

Вот так и упёрлись лбами церковь и торговцы лесом, будучи не в силах проломить это противостояние. И тут появился чужак, ничего не знавший об этом деле, но обладавшим заслуженно весомым словом. Каждая сторона рассчитывала перетянуть Лоуренса на свою сторону, пока он не узнал правду, каждая надеялась, что его строгое суждение будет выгодно именно ей.

— Как будто я мог так легко попасть под их влияние.

Перед внутренним взором Эльзы предстал торжествующий Лоуренс, и легко было вообразить непростую смесь раздражения, огорчения и определённой радости на лице Хоро. Ей даже слышался шорох ходившего взад-вперёд хвоста Хоро.

— Я думаю, что он построил эту высокую башню, чтобы следить за контрабандой на реке, протекавшую через равнину. Говорила же Тания, что когда-то давно торговцы жаловались, что змей мешает торговать железом из шахт? Должно быть, это из-за того, что правители взялись со всей строгостью за контрабандистов, что создало лишние проблемы и для законной торговли, как это обычно и бывает.

Действительно, было разумно дать Воррагину права на пошлину и землю, чтобы он решил этот вопрос.

— Вот и всё, что можно сказать про легенду о великом змее равнины Саронии.

В дороге Эльза не раз встречала путешественников, рассказывавших у очага с чашей вина в руке всякие истории. Лоуренс, наверное, то и дело сталкивался с подобным, когда ездил вместе с Хоро. И свою историю он рассказал примерно так же, как они.

Когда он замолчал, прежде готовая наброситься на него Хоро полностью успокоилась.

— Вот честно, ты просто...

— ...потрясающий, я знаю, — закончил за неё Лоуренс в меру шутливо и уверенно, что было уместно в данной ситуации.

Если бы Хоро сказала это сама, ей стало бы сложно относиться к Лоуренсу, как к глупому барашку. И потому что Лоуренс понимал Хоро и позволял ей играть с собой, эта волчица не могла без него обойтись.

— Да, потрясающий. И что же ты собираешься теперь делать?

Эти слова заставили Эльзу ощутить, что Хоро всё ещё оставалась недовольной. По звуку шагов и шороху она догадалась, что Хоро, вероятно, подошла к Лоуренсу, обхватила его руку и прижалась к нему.

— Кажется, ты хочешь добыть поле для меня? Раскрытие правды поставит церковь в неудобное положение, — её тон под конец изменился, будто она тянулась его куснуть, последовало после этого шуршание, словно кто-то потёр шею. — Ты узнал правду, которую знают все и при этом молчат, так что для тебя будет невозможным принять чью-то сторону.

Всё верно. Если Лоуренс поддержит церковь, получит право на пошлину и землю и сохранит пошлину на древесину высокой, торговцы могут воспользоваться мнением общества о прошлых прегрешениях Церкви, присовокупить правду о змее из легенды и обвинить церковь Саронии во лжи.

Голос Лоуренса прозвучал, однако, достаточно беззаботно:

— А, там всё просто, надо только не принимать ничью сторону.

— Э-э... Мм?

— Я хочу сказать лесоторговцам: раньше вы делали плохие вещи, поэтому не ждите значительного снижения пошлины. Церкви я скажу: вы распространяли лживую легенду, а история с контрабандой такая древняя, что её участники уже давно в мире ином, значит, надо что-то уступить торговцам леса.

— У-у... Мм.

— Затем я возьму небольшой подарок от лесоторговцев, после чего на эти деньги можно будет неплохо выпить.

Столь ясный характер подарка не мог не вызвать ещё более ясного ответа хвоста Хоро.

— Но... как же поле, разве ты не хотел его?

Когда замок и земли вроде бы должны были достаться ей, Хоро восприняла это с отвращением, но теперь ей, кажется, было жаль всё это выпустить из рук. Перед ответом Лоуренс чуть помедлил. Могло показаться, что он сейчас рассуждал, как торговец, не имевший сердца, но при этом он старался действовать с такой осторожностью, будто укладывал редкое сокровище.

— Я не приму почестей от церкви и просто попрошу присылать ежегодно в Ньоххиру какое-то количество пшеницы.

— Что?..

— А значит, каждый год, выпекая что-то из этой пшеницы, ты будешь вспоминать, что произошло сегодня, верно?

Если Хоро получит достаточно вина, ей не понадобятся золотые монеты. Разве не лучше будет получать каждый год немного пшеницы из земли, полной воспоминаний? Хоро каждый день усердно записывала подробности своей жизни. Сидя у очага на чужом постоялом дворе, она испугалась проступивших на лице спутника следов старости, чего не замечала прежде в купальне с горячим источником. Даже реки однажды пересыхают. Трудно быть уверенной в том, что записанные словами воспоминания не окажутся сухими и пресными. Но вкус пшеницы может пробудить живые воспоминания.

— Если пшеница окажется в плохом состоянии, просто пошлём Миюри проверить, что там и как, или ты сама можешь съездить, если захочешь. Заглядывать изредка, чтобы немного помочь — неплохой способ скоротать время!..

Эльза заставила себя не думать, почему Лоуренс прервал себя.

Тания с любопытством прислушивалась и даже тянула шею, будто с этого места она могла увидеть тех двоих на вершине башни, но серьёзная Эльза понимала, что дальше оставаться тут глупо, она с улыбкой хлопнула Танию по плечу, показала ей идти по лестнице вниз и сама пошла следом.

Эльза спускалась, и её душу переполняли чувства. Ради помощи церквям она пешком прошла до них от родной деревушки Терео. То, что она там видела, возможно, не было злонамеренным, но священнослужителям, следующим путём Господа, было недостойно так себя вести.

В этом мире всегда будет больше фальши, чем истинности. Ей чаще приходилось сталкиваться с позолотой и красочной резьбой, выполненными просто из желания покрасоваться. Однако иногда встречалось и такое.

Когда они спустились и покинули тесное пространство башни, Тания вздохнула на широком дворе. Эльза посмотрела на вершину башни и не могла не улыбнуться. Это было не только потому, что им было приятно на просторе, но и, главным образом, из-за того, они чувствовали в душе.

— Давно я не скучала по дому, — тихо сказала Эльза.

По дому, где всегда шумно, где никогда не найти спокойствия, где ей то и дело приходилось на кого-то прикрикивать.

Но настоящая жизнь для Эльзы была именно там.

Может, они в семье были не такими милыми друг к другу, как Лоуренс и Хоро, но всё же были одной, родной семьёй, и Эльза с радостью накрывала снова одеялом тех, кто скидывал его во сне.

Вдруг она заметила, что Тания стоит неподвижно рядом с ней и тоже смотрит на вершину башни. Тания молчала, но её лицо красноречиво выражало зависть и тоску одиночества. Она, воплощение белки, много лет прожила на горе в одиночестве, подружилась с появившимися ненадолго путешественниками, чтобы годами ждать потом из возвращения.

Вскоре Тания заметила взгляд Эльзы и смутилась, но Эльза лишь молча её обняла. Просто довольно много времени, прежде чем Эльза произнесла:

— Ты бы хотела пойти ко мне домой? Это не так уж далеко.

Та растерянно поморгала и ничего не сказала. Тогда Эльза приподняла в лёгкой улыбке уголки губ, посмотрела на вершину башни и чуть шутливо добавила:

— Конечно, ты вправе отправиться и в купальню с горячим источником, принадлежащим этой глупой парочке.

Тания тоже посмотрела вверх, потом медленно опустила голову, уже привычно улыбаясь мягкой улыбкой.

— Здорово, не могу дождаться!

Незачем было Тании оставаться в одиночестве на горе.

Эльза, улыбнувшись, кивнула и после короткого колебания добавила:

— Может, ты встретишь по дороге хорошего спутника.

Тания широко, будто преувеличенно широко, открыла глаза, покраснела, смутившись на какое-то время, а потом поднесла ладони к щекам:

— Но у меня уже есть хозяин...

Алхимик, которого, скорее всего, уже не было в живых. Тания в какой-то мере это и сама осознавала, но, наверное, конкретный человек и его образ в памяти — это не одно и то же.

— Но хозяин такой хороший, что я не могу позволить себе так высоко... Тогда... э-э... — сбивчиво говорила Тания с очень счастливым лицом.

Улыбка Эльзы переросла в смех, сквозь который она произнесла:

— Мы с такой радостью болтали о любви, Боже, ну просто, как девочки.

И это было правдой.

Тания, нисколько не смутившись, широко улыбнулась:

— Я хочу ещё немного поболтать.

— Хорошо, хорошо.

Эльза подумала, что стоило бы и волчицу добавить к такому разговору. Потому что у неё найдётся много самых счастливых и необычных историй в мире историй, которые она могла бы рассказать.

— Ладно, возвращаемся в город! — крикнула Эльза в направлении вершины башни, расставив для устойчивости ноги.

Она тоже собиралась отправиться домой. Достаточно представить, что этот епископ, умевший лишь приятно говорить и быть послушным, лишится своего поста из-за неё, и этого ей хватит.

Волчица и цвет утреннего солнца

Путешествовать Лоуренс начал ещё безусым юнцом, наставником ему стал странствующий торговец, дальний родственник Лоуренса, приехавший в его деревню. Как наставник этот торговец заслуживал определения "необычный", он не учил Лоуренса напрямую, не строил из себя доброго опекуна, но и не помыкал мальчиком, как это делали с посыльными мальчишками и учениками в торговых домах.

Вспоминая то время, Лоуренс сравнивал наставника с бродячей кошкой, которая по какой-то прихоти стала заботиться о щенке. Странности наставника, вероятно, объяснялись его взглядами на жизнь, сформированными его образом жизни странствующего торговца, жизни в дороге.

Сейчас Лоуренс достиг возраста своего наставника и вдруг вспомнил о нём, глядя на осенний праздник в Саронии, куда он приехал во время путешествия, первого после многолетнего перерыва.

На городской площади, на которую выходил и постоялый двор, где остановились Лоуренс и Хоро, был установлен помост, на котором представители церкви и важные люди города проводили церемонию. Собравшиеся здесь люди радовались на этом последнем празднике перед зимой.

В Саронии не проводится больших религиозных праздников, вроде дней святых, самым знаменитым здесь стал праздник-состязание лучших питоков крепкого вина, полученного перегонкой из местной пшеницы, праздник собирал представителей всех слоёв общества без разбору. Здесь были не только крепкие, мускулистые работники речного порта, сюда даже церковь посылала молодых священнослужителей, уверенных в своих способностях. Этому празднику было присуще ощущение свободы.

Лоуренс посмотрел из окна на площадь и криво усмехнулся, увидев, как уверенно вписалась в картину происходившего там щуплая фигурка девушки. Её волосы, которые из-за цвета сразу растворились бы среди спелой пшеницы, сегодня были заплетены в косы — редкостное событие. Невысокая и худенькая, как юная аристократка, покинувшая своё гнёздышко, она держалась очень свободно, её жесты отличались уверенностью.

Лоуренс, сидя у окна, сказал про себя: "явилась волчица" и улыбнулся.

На площади людям бесплатно давали вино и хлеб с поджаренными колбасками, чтобы каждый мог угоститься по своему желанию, так что это был праздник не только выпивки, но и песен. Глядя на уже опьяневшую Хоро, веселившуюся в центре событий, Лоуренс прикидывал дальнейший путь.

Воспоминание о наставнике открыло его ящик памяти, потянув за собой ещё многое, о чём он давно не думал. Возможно, он искал там какой-либо подсказки.

Прикинув путь, следовало подумать ещё кое о чём. Путешествие не будет сплошным удовольствием. Как ни странно, но и в оживлённом городе, в котором можно было жить без каких-либо неудобств, действовало это правило. Более того, могло быть и так, что чем удобней живётся сейчас, тем тяжелее может оказаться впереди. Цена свободы путешествия, как и жизни, — необеспеченная безопасность.

Вчера Эльза, проведшая с ними немало времени в этих краях, пришла к нему на постоялый двор и сообщила, что после праздника она отправится домой. Это произошло после того, как он убедил церковь и торговцев лесом пойти на взаимные уступки и договориться о размере пошлин.

Хоро пошлины не интересовали, и она пошла по тавернам на городской площади, а Лоуренс с Эльзой вернулись на постоялый двор. Лоуренс знал, что Эльза хотела использовать это короткое время для прощания, но он хотел ещё задать ей вопрос:

— Ты что, не сказала Хоро об этом?

Пока он был занят переговорами о пошлинах, Хоро и Эльза, судя по всему, поговорили о чём-то. Хотя Эльза по-прежнему делала Хоро замечания, а та делала вид, что их не слышит, Лоуренс заметил, насколько лучше они стали ладить. Разве добропорядочная Эльза не должна была в таком случае попрощаться с Хоро? И он задал свой вопрос. Однако Эльза лишь улыбнулась и отвела взгляд.

— Это потому что мы стали слишком близки.

Верный служитель Бога и приверженец неукоснительного следования правилам, Эльза вдруг, вопреки представлению Лоуренса о ней, оказалась просто обычным, живым человеком.

— Я не привыкла подолгу путешествовать, меня буквально подкосила внезапная тоска по дому.

Эльза заботилась о церкви своего приёмного отца в маленькой деревне Терео и жила мирной жизнью. Когда люди стали строго спрашивать с Церкви за её прегрешения, с разных сторон страны к ней за помощью стали обращаться представители Церкви, чтобы разобраться с проблемами собственности и привилегий, она даже приезжала к ним сама. А в родной деревне её ждал Эван, которого Лоуренс помнил, как довольно бойкого подростка, и трое детей, рождённых от него.

— Я не уверена, что в состоянии скрыть от неё своё желание уйти как можно скорей. Но... — Эльза глубоко вдохнула и долго выдыхала, после столь продолжительного вздоха она словно стала меньше. — Но это заставило бы Хоро подумать, что я бессердечная, так ведь?

Обычное дело для путешественников. Можно было весь вечер выпивать со встреченным на постоялом дворе человеком, делиться с ним радостями и огорчениями, считать его другом, а утром, он, коротко сославшись на необходимость позаботиться о родне, поспешно уйдёт. Он останется в памяти лишь как один из бесчисленных случайно встреченных людей, потому что каждому надо жить установленным для себя порядком жизни.

Одни возвращались в свои дома, где жарко горел огонь и громко звучал смех, другим приходилось возвращаться в своё одиночество на постоялый двор, чтобы завтра отправиться в следующий город.

Во время своих коротких путешествий Эльза тоже успела ощутить это одиночество. Её волосы были собраны в тот же тугой пучок, её глаза золотисто-медового цвета смотрели всё так же прямо и непреклонно, но Лоуренс знал, что её сердце куда мягче, чем у большинства людей.

Ей было трудно самой проститься с волчицей, потому что она не хотела причинять боль той, которая боялась одиночества.

— Тогда, может, я сообщу ей о твоём уходе? Мы тоже собираемся на днях отправиться в следующий город.

Вероятно, Эльза ощутила в предложении Лоуренса нечто вроде сделки за спиной Хоро и кивнула не сразу. После чего неловко улыбнулась, словно ощущая презрение к себе.

— Я, как ребёнок, прошу другого сказать то, что сама не могу.

Если бы она встретила Лоуренса с Хоро только что, она, скорее всего, просто прямо сказала, что уходит, потому что это было правдой.

Но Лоуренс думал иначе:

— На мой взгляд, умение обратиться за помощью к другому, когда в этом нуждаешься, — это один из признаков взросления.

Когда-то Лоуренс стремился к самостоятельности от наставника, полагая, что разумнее всего всё решать самому. И довольно скоро понял, что это обычная ошибка того, кто ещё не познал, как высоко до неба.

— Если бы ты не подстраивался под Хоро, ты мог бы стать большим человеком.

Услышав это саркастическое изречение, неожиданное в устах Эльзы, Лоуренс открыто улыбнулся:

— Она приручила меня до состояния ягнёнка.

Эльза преувеличенным жестом городской девушки пожала плечами, потом, наконец, улыбнулась, посмотрела в сторону и призналась:

— Когда я отправляла тебе письмо, я ничего не ожидала, но мы неожиданно встретились в неожиданном месте. Так что я верю, что будет и следующий раз.

Ньоххира и Терео, где они жили, разделяло большое расстояние, он и Эльза были уже немолоды, возможности новой встречи будет трудно представиться. Лоуренс посмотрел на лицо отвернувшейся Эльзы и перевёл взгляд на площадь.

— Ты просто можешь сама сказать это Хоро.

Ему было любопытно, посмотрела ли на него Эльза. Его же глаза были устремлены на самую оживлённую таверну на площади, перед воротами которой было устроено настоящее пиршество. Среди сумятицы толпы легко узнавалась фигурка волчицы, которую он так любил.

— Боюсь, я плохо это скажу.

Тем не менее, после этого разговора они вышли на площадь и встретились с Хоро и Танией, где Лоуренс сказал, что он с Хоро отправятся в следующий город. И тогда Эльза ровным тоном ответила, что тоже возвращается домой и будет очень рада встретиться с Хоро вновь.

То ли из-за того, что Хоро уже много выпила, то ли она пыталась перед Танией, ставшей ей вроде младшей сестры, соответствовать своему положению, но она спокойно восприняла слова о скором прощании, и с оптимизмом высказалась о новой встрече.

Вечером Эльза с Танией вернулись в церковь, а Лоуренс и пошатывавшаяся Хоро рука об руку отправились на постоялый двор. Винные пары смягчили для Хоро принятие неизбежности расставания в дороге, и это чувство деликатно отпустило её.

Наутро Хоро вновь была полна сил для винных баталий. Лоуренс, наблюдая из окна за героическим видом своей жены, стал продумывать предстоящую поездку.

Для поездки всегда требуется та или иная причина, главной причиной для Лоуренса было увидеться с их единственной дочерью Миюри. Нужна была лишь решимость отправиться в путь, и тогда не найдётся никаких поводов откладывать поездку.

Вероятно, именно ощущение тревоги за будущее вызвало у него воспоминания о наставнике. Тревожило его не то, что не было известно местонахождение Миюри, и не трудности пути в преддверии зимы, куда более прозаическая причина, которая многих заставило бы недоумённо покачать головой, вызвало это липкое тревожное чувство. В действительности Лоуренса беспокоило надвигавшееся затишье, которое должно было сменить сверкающее, радостное оживление последних дней после неожиданной встречи с Эльзой.

Лоуренс не мог не догадываться, что его похожий на бродячую кошку наставник не заводил настоящей дружбы с другими, вероятно, потому, что опасался, что торговые интересы его и его друзей могли пострадать из-за нахлынувшей волны одиночества. Это был его осознанный выбор. Расставание с ним тоже оказалось внезапным. Однажды утром Лоуренс проснулся, а наставника уже не было. Оставшись в одиночестве, Лоуренс должен был позаботиться о своём выживании. У него не было времени думать, оставил ли его наставник из-за его плохих способностей к торговому делу или же попросту бросил. Лоуренс должен был не сдаваться, а выживать.

Когда он, наконец, устояв перед обстоятельствами, стал полноценным странствующим торговцем, к нему вернулось воспоминание об уходе наставника, шипы этого воспоминания за это время уже сгладились и не принесли боли, просто заняв место в его душе.

Сейчас Лоуренс ощутил, что наставник наделял его высочайшим уровнем заботы. Это ощущение на вкус было лёгким, как вода, но осознано оно могло быть лишь со временем. Можно было оспаривать осмысленность действий наставника с его навязчивыми принципами жизни, но он дал Лоуренсу возможность осознать свою суть. Оглядываясь в прошлое, Лоуренс понимал, что это дало ему намного больше, чем сведения о любой торговой тайне.

Вместе со всем этим он знал, что сейчас ему следовало больше позаботиться о своей спутнице.

— Твой ученик, наконец, расстался со своим наставником, — тихо произнёс Лоуренс, обращаясь к своему воспоминанию, и допил эль.

За окном Хоро, ставшая известной в Саронии, осушила чашу вина вместе со здоровенным носильщиком.

— Завтра будет похмелье, ты не сможешь поехать раньше, чем послезавтра или ещё днём позже, — пробормотал Лоуренс, вставая.

Взяв свой плащ, он вышел на улицу.

Хоро, осушившая очередную чашу, принимала одобрительные рукоплескания со всех сторон.

Через два дня после праздника в Саронии, когда город начинал нехотя готовиться к приближавшейся зиме, Эльза ушла.

— Прощайте, берегите себя, — коротко сказала она и пошла по улице, ведущей на юг.

Эльза чувствовала, что если она задержится ещё хотя бы на день, известный своей напористостью епископ вынудит её взяться за разрешение очередной неприятной ситуации, и она отказалась от работы с категоричностью, с которой режут овощи.

Тания, принявшая приглашение Эльзы пойти с ней в Терео, шла рядом, то и дело оборачиваясь помахать Хоро. Та сначала каждый раз махала в ответ, но потом перестала утруждать себя. Тем не менее, она не уходила, пока Тания и Эльза не скрылись из виду, и смотрела им вслед с улыбкой, скрывавшей тысячу чувств.

— Было весьма оживлённо, — произнесла Хоро со вздохом, когда Эльзу и Танию уже не было видно, потом она упёрла руки в бока. — Не ожидала, что мы окажемся так заняты.

Они уехали из Ньоххиры, деревни горячих источников, главным образом, чтобы встретиться со своей единственной дочерью Миюри, по дороге они повстречали Эльзу и стали ей помогать, потом на легендарной проклятой горе им попалась Тания, воплощение белки. Они избавили торговцев города Сарония от смертельной долговой удавки, установили понимание между местным землевладельцем, родившимся в далёком южном крае и больше похожим на епископа, чем сам местный епископ, и его людьми.

Это сделало Лоуренса и Хоро известными и влиятельными людьми в Саронии, благодаря чему серный порошок, привезённый из Ньоххиры и позволявший воспроизводить горячий источник, был распродан больше чем наполовину. Кроме того, удалось пополнить запас разменной мелочи, недостача которой ощущалась в Ньоххире.

И вместе со всем этим купальня Лоуренса и Хоро "Волчица и пряность" также неназойливым образом получила известность среди видных людей города.

В результате путешествие уже принесло обильный урожай, однако после года туго набитых колосьев нередко следует год неурожайный.

Лоуренс не мог сравниться с Хоро по жизненному опыту, но если взять жизненный опыт путешественника, то в этом он не уступит волчице, насчитывавшей сотни прожитых лет. Чтобы не позволить чёрной пустоте, появляющейся внезапно, поглотить волчицу, страшившуюся одиночества, Лоуренс постарался кое-что придумать.

— Что ж... пойдём тоже, — сказала Хоро и, подняв над собой руки, как следует, потянулась.

Вчера она весь день мучилась похмельем, но сегодня она встала довольно рано, с посвежевшим лицом, посмотрела на поднимавшееся солнце и умяла такой завтрак, словно хотела восполнить и то, что не съела вчера. Потом Лоуренс с Хоро пошли проводить Эльзу и Танию.

Лоуренс знал, что как раз в такое время настроение может беспричинно упасть.

— Прежде чем отправиться, не хочешь прогуляться вместе в одно место?

— О? Хочешь найти место, где можно ещё выпить?

Уголки губ Лоуренса дёрнулись вверх при виде неподдельно заблестевших глаз Хоро, а значит, она не шутила.

— Не-е... Ладно, может быть...

Неуверенность Лоуренса оставила Хоро в нерешительности, но предположительная выпивка уже заставила её хвост радостно завилять.

— Помнишь, когда я разобрался с пошлинами для церкви, мне обещали присылать от них ежегодно немного пшеницы?

— А, это верно, — ответила Хоро довольно прохладно.

Однако она была рада, когда узнала о желании Лоуренса, чтобы церковь посылала в купальню каждый год немного пшеницы, которая воскрешала бы в её памяти события этих дней. Лоуренс нашёл её лицедейство милым и добавил:

— Тебе надо указать, с какого участка мы будем получать пшеницу.

— Мм?

— За нашу услугу они должны высылать лучшую пшеницу, но это ещё не всё. Мы можем получить пшеницу с участка шириной в две ладони.

Это было не прибылью, а честью. Пусть пшеницы и немного, но ежегодно поставляемая она являлась данью, следовательно, её получателя можно было считать аристократом. И потому Лоуренс чувствовал себя польщённым, зато Хоро отнеслась к его словам прохладно.

— Откуда брать? Пока там растёт пшеница, она почти одинаковая, неважно, где брать.

Возможно, ей не хотелось отправляться на то пшеничное поле, а может, она не хотела переходить реку по тому мосту на лодках.

Но Лоуренс просто хлопнул Хоро по плечу и пошёл вперёд.

— Не, это неправильно. Давай, отправляемся.

— Эй, стой! Да что это такое, в самом деле...

Лоуренс всё торопил рассерженную, сбитую с толка Хоро, пока они не вернулись на постоялый двор, где стали готовиться в дорогу.

Лоуренс с Хоро собирались, выбрав участок поля, уже не возвращаться в город, а продолжить свой путь, поэтому они погрузили все вещи на повозку, попрощались со всеми, кто о них заботился, и поутру уже выехали за городские ворота.

Можно было ожидать, что после праздника в Саронии начнётся затишье, но люди, уже привыкшие к праздничному веселью, приступили, может, и не слишком охотно, к подготовке к зиме, что поддержало оживление в городе, правда, иного рода.

В частности, это коснулось моста на лодках, через который переходило много народа, из-за чего мост так раскачивался, что Хоро, сжавшись в комочек, забилась в угол повозки и закрыла голову руками.

Когда мост остался позади, Лоуренс купил у одного из прилавков немного только что нарезанной телячьей лопатки и положил на козлы, и тогда Хоро, надувшись, наконец, переползла вперёд.

— Хочу к этому подходящего вина, — сказала она, отрывая кусок розовевшей на разрезе лопатки, но Лоуренс пропустил это мимо ушей, взглянул на голубое небо и повёл повозку вперёд.

Туда-сюда по дороге двигались люди с инвентарём, повозки с мешками пшеницы, все были заняты своими делами. Среди толпы выделялись решительно шагавшие девушки с тяжёлыми косами на плечах, причём косы были чуть ли не больше самих девушек.

Когда показалась сторожевая башня, Лоуренс с Хоро увидели, что нетронутые в их первый приезд поля теперь уже вовсю убирали.

— Мм! Пахнет хорошей пшеницей!

В воздухе разносился сильный аромат скошенной пшеницы, к которому примешивался запах земли.

Хоро съела всё мясо, облизала пальцы и теперь с удовольствием подставляла лицо нежному ветерку, её настроение явно улучшилось.

— Примечай места, где растёт хорошая пшеница, чтобы мы могли выбрать.

— И шириной в две ладони.

— Да, мы условились на ширине в две ладони.

Хоро бросила ледяной взгляд на Лоуренса, но её уши под капюшоном радостно трепетали.

Наконец они добрались до замка, в котором жил храбрец, победивший по легенде великого змея. Ворота были открыты настежь, и через них входило и выходило множество селян.

— Будто встретилась с минувшим.

Хоро когда-то заботилась об урожаях пшеницы в деревне Пасроэ. Лоуренс туда часто заезжал по своей торговле, в период сбора урожая и праздника, посвящённого этому, жизнь в деревне била ключом.

Здесь праздника не проводили, но оживлённая суета на площадке замка и в помещениях, использованных под склады, придавали самому напряжённому для селян времени в году вкус праздника. Уборка урожая вокруг замка велась наиболее усердно сразу после окончания праздника в Саронии, в местах чуть подальше пшеницу собирали раньше, но на обмолот её везли тоже в замок. Лоуренс с Хоро застали сейчас самое кипение работы, которая показалась Лоуренсу более воодушевлённой, чем он видел обычно по деревням. Потому что однообразие работы здесь разбавляли песни и напитки.

— О-о, просто настоящий праздник! — воскликнула Хоро, даже привстав на козлах, взволнованная пением и запахом дыма.

Несколько селян и помогавших им детей влезли на повозку без спроса, вероятно, приняв Лоуренса за одного из торговцев, и так въехали на площадку замка. Помощник священника, следивший за сбором и обмолотом урожая и раздававший указания селянам, был ошеломлён, увидев Лоуренса в такой компании.

— Прости, что отрываю от дел, но мы приехали выбрать участок земли для нашей пшеницы.

"В самом деле?" — хотелось съязвить священнику, но он сохранил самообладание.

— Выберите участок на свой вкус сами. Если не торопитесь, можете подучиться полевым сражениям с пшеницей.

Лоуренс понимал, что "подучиться" на самом деле означало завуалированную просьбу помочь, к тому же и Хоро была рада предложению помощника.

— Пусть мой конь тоже поможет, — решил он.

Помощник священника пожал плечами и тут же прикрикнул на селян.

Когда конь, которого повёл за собой один из селян, бросил на Лоуренса негодующий взгляд, тот сделал вид, что не заметил этого.

Лоуренс и Хоро вместе вышли за ворота замка, на больших участках вокруг замка пшеница уже была скошена, часть селян собирало её в кучи для просушки, работа шла своим порядком.

— Уборка началась лишь вчера или позавчера, а как уже продвинулись, — заметил Лоуренс.

Чуть поодаль несколько молодых девушек, потряхивая длинными косичками, с присущей их возрасту гибкостью орудовали большими косами. Давить ногами виноград или косить пшеницу — это были занятия, позволявшие девушкам показать себя.

— Хочешь посмотреть на пшеницу? — спросил Лоуренс.

— На самом деле везде почти одно и то же, — ответила Хоро, но всё равно взяла Лоуренса за руку и бодро повела его за собой.

Они нередко гуляли в Ньоххире, но там дорога была довольно узкой, в воздухе висели дым очагов и пар горячих источников, а почти сразу за деревней начинались леса, так что гулять по такому широкому простору им не доводилось со времени их первого совместного путешествия.

Хоро шла и что-то тоже напевала, хихикая при виде удиравших кроликов и лягушек, потревоженных селянами.

— Не стоило ли нам просто положить этот замок себе в карман? — спросил Лоуренс.

Стоять посреди полей, обернувшись, увидеть внушительный замок на вершине холма, неторопливо прогуливаться в любое время по этим местам, не спрашивая ни у кого разрешения, горделиво именоваться аристократами — высший пик успеха в жизни. Всё это если начать жить новой жизнью в этом замке.

Однако Хоро ссутулилась, её плечи дрогнули, будто от кашля, на губах показалась ироничная улыбка, она сняла с плеча прицепившуюся соломинку и произнесла:

— Каменные дома слишком холодны, чтобы в них жить.

— Действительно, все мы становимся старше.

Хоро, приподняв брови, хлопнула Лоуренса по поясу:

— Но если бы ты действительно взял замок, эта дикарка Миюри была бы счастлива до смерти.

Их единственная дочь Миюри могла поднять с земли палку и весь день размахивать ей, как мечом.

Тем не менее сказанные в шутку слова Хоро заставили Лоуренса задуматься.

Раньше его дочь звала отца по любому пустяку, но, становясь старше, она всё меньше липла к нему, теперь Миюри уже становилась девушкой, и Лоуренс не мог быть уверен, что она не выйдет за кого-то замуж в стране, о которой он и не слыхивал. В таком случае было бы неплохо приготовить ей каменный замок, в котором у неё было бы всё для рыцарских игр. Раздумывая об этом, он повернул голову и наткнулся на ледяной взгляд.

— Дурень, — вздохнула Хоро, невольно бросила взгляд на замок и сгорбилась. — Столько лет прошло, а ты так и не научился смиряться.

— Но то, что я такой, заставляет меня побеждать.

— Всё тот же упрямец, — счастливо улыбнулась Хоро и нежно ущипнула своей маленькой ручкой Лоуренса за щёку. — Ладно, как насчёт того места?

И Хоро другой рукой отпустила руку Лоуренса и показала на угол поля. Вдоль угла были высажены кусты, то ли для защиты от ветра, то ли на хворост, то ли чтобы просто отгородить часть поля от другой.

— В таких местах обычно лучше растёт? — спросил Лоуренс не без восхищения в голосе.

Он плохо соображал в сельском хозяйстве, не исключено, что опавшая листва могла служить неплохим удобрением.

Хоро пожала плечами и ответила:

— Просто это место легко узнать.

Лоуренс с лёгким разочарованием посмотрел на Хоро, и его жена, известная ещё по званию мудрой волчицы, ответила внимательным взглядом.

— Не стоит недооценивать это достоинство. Форма поля меняется легче, чем ты думаешь, люди, работающие на поле, не только сами сменяются, но меняется и их память. Только такие следы способны сохраняться десятками, даже сотнями лет. По старой карте, что ты нашёл, ты тоже можешь увидеть, как менялись очертания полей, но осталось и много явно сохранившихся следов.

— Да, кажется, в том прежнем путешествии мы тоже столкнулись со спором о границах земель? Тогда я тоже воспользовался твоей мудростью.

Даже письменные записи с течением времени и со сменой взглядов людей теряют ясность и однозначность, становясь источниками будущих споров. Чтобы этого не было, Хоро поставила на границах детей и отвесила им оплеухи. Этого дети не забыли бы до конца жизни, став живыми свидетельствами границ для принятия решений в будущих спорах.

Однако бить деревенского ребёнка из-за кусочка земли в две ладони шириной нелепо, так что эти кусты, похожие на живую изгородь, подвернулись кстати. Впечатлённый снова мудростью Хоро он вдруг заметил, то она смотрит на него с укором.

— Не ты ли устроил так, чтобы пшеницу отправляли в Ньоххиру в течение десятилетий... нет, столетий в будущем?

Лоуренс должен был получить эту пшеницу не как небольшой подарок, а как знак владения этой землёй. То есть он использовал силу истории взимания налогов, записи которых связывают исторические эпохи воедино. Такой способ учитывал продолжительность жизни Хоро, намного превосходившую в этом людей. Это могло показаться нелепым для поля в две ладони шириной, но Лоуренсу это было необходимо.

Потому что эта трогательная, милая девушка, выглядевшая точно так же, как при их первой встрече, была мудрой волчицей, которая была на сотни лет старше Лоуренса и проживёт ещё намного больше Лоуренса. Лоуренс поступил так, чтобы память об их путешествии приходила к Хоро в виде пшеницы ещё очень долго.

— Если хочешь оставить мне подарок, просто сделай его красивым, — сказала Хоро и похлопала его по груди.

Она всегда оказывалась на шаг впереди его, и от этого Лоуренс ощутил большое облегчение.

— Мне действительно не сравниться с тобой.

— Да-а?

Лоуренс поднял на руки захихикавшую Хоро и развернулся к замку.

— Тогда запишем на пергаменте наше право на эту землю и поможем обмолачивать пшеницу или ещё что-то.

— Не сорви себе снова поясницу.

— У-у-у...

— Это на самом деле не так важно, мы лишь задержимся в этом живом городе ещё на несколько дней, но пока у меня будет, чем промочить горло, это не имеет значения.

— Но они, скорее всего, начнут настаивать, чтобы ты платила за вино.

Хоро, ставшая известной всей Саронии, отличалась отвагой и безудержностью в поглощении пьянящих напитков, благо по всему городу её угощали без денег, но теперь, вероятно, хозяева таверн уже будут опасаться её способности пить.

— Не трясись над такой мелочью, когда считаешь свои прибыли и убытки.

— Если б я трясся над деньгами, на которые ты пьёшь, мне бы не давал покоя вопрос, не стоило ли обзавестись виноградником вместо купальни с горячим источником.

— Дурень! — отозвалась Хоро и хлопнула Лоуренса по пояснице. — Тогда бы я только и делала, что пила бы вино!

Не было похоже, чтобы она шутила, и Лоуренсу оставалось лишь отступить.

— Если посмотреть с этой стороны, в Ньоххире есть все виды напитков и есть ванны с горячей водой, нежась в которых, ещё приятней пить, — произнёс он.

Услышав подобное, Эльза бы снова разворчалась, но Лоуренс знал и свою долю ответственности, потому что всегда угощал её, желая видеть Хоро счастливой.

— Хотелось бы иметь винный источник, чтобы пить прямо из него.

— Было бы отлично.

Вероятно, причины желать этого у Хоро и Лоуренса несколько различались. Лоуренс, однако, не стал распространяться на эту тему, а просто безропотно взял Хоро за руку и вернулся с ней в замок.

Во время тяжёлого монотонного труда поют песни, в которых обычно слова повторяются, а мелодия простая. Лоуренс и Хоро быстро запомнили песню, взяли по цепу, каждый представлял собой длинную деревянную ручку со свободно привязанной к его концу палкой, и замолотили ими по пшенице, подпевая селянам.

Хоро сотни лет провела в Пасроэ, но сама участвовала в работе селян всего несколько раз, да и то в роли сторожа. И цеп она вскоре бросила не потому, что заскучала просто бить палкой, выбивая зёрна из колосьев, просто присущее ей любопытство толкало посмотреть и другие виды работ.

Она зашла на площадку для сушки зерна и проверила, насколько оно просушено, помогла выбирать шелуху из зерна, для чего нужно было умело встряхивать большую миску с зерном, чтобы шелуха собиралась сверху. Неопытная Хоро, стараясь справиться, прижимала миску к себе и так виляла бёдрами, что другие девушки ухахатывались, глядя на неё.

Саму уборку пшеницы вокруг замка и связанные с этим работы нельзя завершить за один-два дня, и селяне не стремились, стиснув зубы, работать не покладая рук, они трудились без лишней спешки, сменяя друг друга, чтобы отдохнуть, и это позволяло им поддерживать во время работы приподнятое настроение. Когда монотонность работы стала сказываться на Лоуренсе, один из селян предложил его сменить, и Лоуренс не без некоторого сожаления передал ему цеп.

— Что же... — пробормотал он, оглядев полный суеты двор замка и не заметив Хоро.

Порасспрашивав людей, он выяснил, что Хоро сначала пошла к куче пшеницы выбирать шелуху, а потом направилась в главное здание.

Несмотря на позднюю осень, когда пригревало солнце, становилось довольно жарко, Лоуренс предположил, что на Хоро могло сказаться вчерашнее похмелье, и она пошла отдохнуть. Хоро обычно жила расслабленной жизнью и, столкнувшись с активной физической работой, могла быстро истощить свои силы. Лоуренса немного всё же беспокоило, что она взяла и ушла, не сказав ему, но он себя уговорил, что с Хоро всё в порядке, что надо сначала решить всё с формальностями. Он достал из вещей пергамент и пошёл в комнату помощника священника, распоряжавшегося здесь всем.

— Вы уже выбрали участок? — спросил помощник.

Он стоял, уперев руки в большую деревянную доску на стене, и помечал углём ход уборки и урожай разных полей. Его усталые глаза повернулись к Лоуренсу, похоже, у него не было даже сил стереть уголь, размазавшийся по лицу.

Права храброго Воррагина на землю теперь были полностью в руках церкви Саронии, но этого было недостаточно, чтобы всё всегда шло гладко. Земли требовали каждодневного внимания, а на период уборочной страды нужно было посылать человека, который мог бы руководить людьми, собирать налоги и пошлины, понимать, насколько хорош урожай на полях, разрешать те или иные неприятности и трудности, не допускать несправедливостей.

Помощник священника, занимавшийся именно этим, встретил Лоуренса приветливо, когда он с Хоро приехали узнавать о пошлинах. Если бы помощник попросту хотел свалить своё бремя на Лоуренса, тот не увидел бы в том оснований для упрёка.

— Да, мы присмотрели хороший участочек, о чём я и пришёл сообщить.

Доска, на которой работал помощник священника, была испещрена цифрами, которые он получал от селян, послушник из церкви без отдыха их переписывал, кроме того, там была вычерчена схема прилегавших к замку полей, и Лоуренс показал на неё.

— Участок от первых кустов на юго-запад от ворот замка.

— О-о, там, значит. Удачно, что место легко распознать. Нам споров о границах земель более чем хватает, чтобы обеспечить головную боль на весь год.

Похоже, то, Хоро за основу взяла лёгкость определения участка, было действительно мудрым решением.

Помощник священника взял два свидетельства, выданные епископом для Лоуренса, передал их послушнику, назвал имена нескольких селян и велел ему начертить длинный участок поля, начиная от перекрёстка дорог.

— Именем Божьим объявляю право на эту землю твоим, — сказал он, внимательно изучив оба пергамента и вручив один из них Лоуренсу.

— Да славится Господь наш во веки веков, — откликнулся Лоуренс.

Помощник священника вздохнул и покрутил немного одеревеневшей шеей.

— Ты много трудишься, — тут же сочувственно добавил Лоуренс.

— На самом деле я бы хотел бы расслабиться в горячем источнике, который ты устроил в Саронии, — слегка улыбнулся помощник.

— Будем рады встретить тебя в нашей купальне с горячим источником в любое время, — с соответствующей улыбкой произнёс Лоуренс.

Помощник криво усмехнулся:

— Разве источники Ньоххиры не сокровенное место? Я слышал, что туда ездят чином не ниже епископа.

— Слухи немного преувеличивают, но даже будь так, я верю, что смогу отблагодарить тебя в ближайшем будущем.

Помощник при своей молодости понимал, как, отрастив бороду с усами, выглядеть более зрелым и солидным и как осанкой придать себе величие. Лоуренс увидел, что уголки губ под его немного запачканными углем усами высоко поднялись:

— Я не забуду каждый год доставлять тебе пшеницу.

— Спасибо тебе.

Этот помощник священника непременно добьётся высот в церковной иерархии и станет каждый год приезжать в купальню с горячим источником. Подумав так, Лоуренс свернул пергамент с уже высохшими чернилами и зажал в руке.

— Кстати, а где твоя жена? Как вы собираетесь провести остаток дня, может, переночуете здесь?

Помощник священника был любезен, но за дверями его уже ждало несколько человек, собравшихся, пока они разговаривали. Поэтому Лоуренс был краток:

— Мы уедем раньше вечера и постараемся сесть в речном порту на лодку, чтобы доплыть на ней до моря.

— Что ж, понятно. Хорошо, — и помощник снова улыбнулся, возможно, из-за того, что ему не понадобится заботиться о комнате.

— Прощай, — легко поклонился Лоуренс, помощник вежливо поклонился в ответ и вернулся к работе.

Лоуренс вышел из его большой комнаты, прошёл мимо собравшейся очереди и, уперев руки в бока, вздохнул.

— Хорошо, и куда делась эта Хоро?

Старый замок был не из маленьких, и, хотя солнце ещё высоко стояло, ему было не под силу рассеять мрак и с ним общее ощущение мрачности в глубине замка. Хоро не должна была сейчас плакать, забившись в какой-то угол, но это ощущение всё же могло на неё подействовать.

Чтобы чёрная пустота, внезапно появившись после захватывающих, наполненных дней, проведённых вместе с Эльзой и Танией, не поглотила Хоро, Лоуренсу потребовалась поездка сюда, где царило приподнятое, почти праздничное оживление. Выпрыгнуть на дорогу с пятого этажа — это наверняка покалечиться или убиться, другое дело, если сначала перепрыгнуть на крышу соседнего четырёхэтажного дома, оттуда на трёхэтажное, на сарай в два этажа и так далее, пока постепенно не окажешься на земле, чтобы пойти по дороге домой на целых ногах.

После передышки для Хоро в этом суматошном месте пришло бы время отправляться к реке, чтобы погрузиться на лодку. А там будут песни лодочников, крики людей, которые тянут лодки по воде, приветствия речных путешественников, много приятного шума и суеты. Время от времени будут встречаться пристани таможен их разговорами лодочников. А в устье реки будет город, так что на какое-то время можно было чувствовать себя спокойней.

Может, Эльза бы сказала, что он слишком балует Хоро, но Лоуренс просто хотел сделать всё, что он мог. И ему нравилось, что в последние дни они были так близки, и Хоро находила его слишком милым.

С этими мыслями Лоуренс рыскал по замку, пока ему не сказали, что Хоро с кружкой эля в руке, который ей кто-то дал, пошла на склад на третьем этаже.

Поднимаясь на третий этаж, Лоуренс прошёл мимо женщин, чинивших одежду у камина на втором этаже, миновал мужчину, наточившего косу и возвращавшего её на косовище, мимо детей, сидевших на лестнице и выбиравших пригодные для еды зёрна пшеницы из отбракованной, не годной для продажи.

На третьем этаже тоже хватало занятых делами, суетившихся людей, здесь Хоро не могла предаться унынию. Пытаясь отыскать её на складе, Лоуренс увидел четверых мужчин, тащивших большой железный котёл, в который поместился бы взрослый человек целиком, вероятно, в нём должны были приготовить еду для всех работавших здесь селян. Сзади шёл кто-то, а на голове у него были три небольших перевёрнутых, сложенных вместе котелка, это и была Хоро, слева под мышкой она держала огромный, размером с ребёнка, черпак.

— Что ты делаешь?.. — удивлённо спросил Лоуренс при виде столь странного облачения, что его можно было принять за карнавальный наряд.

Странно выглядевшая Хоро осторожно, чтобы не посыпались котелки, повернулась к Лоуренсу и показала подбородком на склад.

— Не мешкай, там есть железные штыри, чтобы жарить мясо — бери все. Ещё наполни деревянный бочонок дровами и древесным углем — что найдёшь.

Сказав, она осторожно, чтобы не уронить с головы котелки, пошла за мужчинами с большим котлом.

Судя по недопитой кружке с элем у дверей склада, из которого несли утварь, она пристроилась здесь на отдых перед тем, как поискать себе новое занятие и встретила мужчин с котлом. Предвкушая вкусный обед, она загорелась желанием помочь им.

Лоуренс думал, что она могла сесть у окна или в тёмном углу склада и замереть, выпав из действительности, но, к счастью, это оказалось не так. Он нагрузился, насколько было в его силах, тем, что она сказала, и пошёл вниз по лестнице.

Торговцы, приехавшие купить пшеницу прямо на месте её сбора, привезли с собой мяса и вина, что превращало предстоящий обед в настоящий праздник.

Во дворе на импровизированном очаге жарили целую свинью. В ароматном дыму, исходившем от каждой капли жира, падавшей в огонь, люди отрезали ножами размером в руку взрослого человека тонкие ломти мяса и укладывали их на хлеб, чтобы раздать остальным. Хоро с перепачканным в пепле лицом намазывала на мясо горчицу. Шерсть на её хвосте наверняка встала дыбом, но вряд ли в этой суматохе кто-то что-то заметит.

Лоуренс стёр рукой серые пятна с лица Хоро, после чего принялся за свою долю.

Наконец, вращавшаяся на вертеле свинья была разделана почти до скелета. Тогда Лоуренс привёл коня и настоял, чтобы Хоро покинула пиршество, хотя ей этого очень не хотелось.

Часть людей легли отдохнуть после еды за воротами замка, меж тем дети с весёлым смехом гоняли птиц, прилетевших поклевать зёрнышек.

Хоро не стала садиться на козлы, предпочтя разлечься в самой повозке, греясь в лучах ещё высоко стоявшего солнца. Прислушиваясь к доносившемуся до ушей шуму из замка, она довольно похлопывала себя по животу.

— Пока не спи, — предупредил Лоуренс, повернувшись назад.

— Дурень, — одними губами прошептала Хоро и сладко зевнула. — Ууаааау... Куда ты едешь?

Хоро не потрудилась даже поднять головы, весь её вид говорил, что она готова заснуть в любой момент. Лоуренс пожал плечами и ответил:

— Вернёмся к реке у города и сядем на лодку, плывущую вниз по реке.

— Ммгм...

— Постарайся, пожалуйста, насколько сможешь, не спать, потом на лодке сможешь выспаться. Если заснёшь, можешь упасть в воду, когда надо будет размещаться на лодке.

Не услышав в ответ непременного "дурень", Лоуренс обернулся, чтобы увидеть, что Хоро свернулась калачиком и вовсю сопит носом.

— Вот уж, действительно, — с лёгкой улыбкой пробормотал он и сжал крепче поводья.

До сих пор всё шло так, как он рассчитывал. Он запрятал эту мысль под улыбкой, а когда они добрались до порта, Хоро уже проснулась в весьма бодром состоянии.

Все пассажиры оставили лошадей на берегу, всего их оказалось с десяток, лошадей увязали вместе, после чего мужчина залез на одну из лошадей и погнал всю связку вниз по течению.

— О? У этого всадника действительно есть сноровка, — заметила Хоро, забираясь в лодку.

— Это местный конюх, — объяснил Лоуренс, — он хорошо обращается с лошадьми и доставляет, куда надо.

— Ты заберёшь повозку на обратном пути? — спросила Хоро, оглянувшись на лодку с их вещами, перегруженными с повозки на вторую лодку, привязанную к корме первой.

Сама повозка осталась на берегу.

— Нет. Мы сможем брать везде взамен такие же. Грузить повозку на лодку слишком накладно.

— Мм. Мудрость таких людей, как ты? Очень удобно.

Примерно так же работают и заёмные письма, также придуманные для удобства и позволявшие не возить настоящие деньги.

— А, да, — вспомнил Лоуренс, — я должен тебе кое-что сказать. Это на случай, если лодка перевернётся.

— Мм?

— Не думай о серном порошке, но не упусти именно эту суму.

Часть вещей была сложена у ног Лоуренса и Хоро. Указанная сума была тяжело наполнена мелкой монетой, полученной в Саронии.

— Дурень, я не собираюсь идти с этим на дно. Если лодка перевернётся, надо будет позаботиться об этом, — ответила Хоро и похлопала по маленькому бочонку с перегнанным пшеничным вином, известным под названием "огненная вода" и купленным не слишком дорого в Саронии.

— Если его выпить, то, когда лодка перевернётся, можно будет за него держаться и тогда можно будет не бояться утонуть, так? — добавила Хоро.

— Если не опьянеешь до потери сознания...

— В реке хватит воды, чтобы протрезветь.

Лоуренс был ошеломлён её доводом, но ему вдруг захотелось посмотреть на радостно плывущую по реке Хоро.

— Ладно, отправляемся.

— Мм.

Перепроверив размещение вещей в лодках, лодочник отвязал верёвку, оттолкнулся от пристани шестом, и лодки заскользили по воде. Всего в одной связке вниз по реке плыло шесть лодок, наполненных людьми и их вещами. Лоуренс и Хоро получили привилегию плыть с удобством на первой лодке без других попутчиков благодаря особой их известности в Саронии. Они расстелили толстое одеяло и сели на него, Хоро устроилась впереди Лоуренса и явно собиралась задремать.

Вспоминая плохое отношение к себе, когда он был странствующим торговцем ещё до встречи с Хоро, Лоуренс не сдержал смешка.

— Что за смех? — спросила Хоро, шевельнув ушами.

— Я просто подумал, какой изысканной будет для нас эта часть пути.

Хоро повернула к нему свои красноватые глаза, сощуренные от удовольствия.

— Такое путешествие больше всего подходит мне.

— Это верно, — произнёс Лоуренс и погладил Хоро по голове.

Как только его рука коснулась её, достоинство мудрой волчицы покинуло Хоро, и она сама прижалась головой к его руке, чтобы он ещё погладил.

Погода стояла ясная, последние дни дождей выше по течению не было, и река медленно и спокойно несла лодки на запад. Пригревало послеполуденное солнце, громко пел свою песню лодочник, время от времени до ушей долетали звуки работавших в полях селян. То, что сейчас чувствовали Хоро и Лоуренс, было похоже не на буйное горение сухих дров, а на неторопливую прогулку по винограднику, когда рука время от времени срывала и отправляла в рот одну виноградинку за другой.

Вскоре Хоро уже мягко похрапывала, потешно шевеля во сне губами.

Лоуренс мог бы сказать, что всё прошло хорошо. Однако через некоторое время он осознал, что лодки движутся медленнее, чем он ожидал, и забеспокоился, доберутся ли они до морского порта к вечеру. Но лодочник пояснил, что для этого надо было отплыть ещё утром на другой лодке. Или чтобы река несла быстрее, как это бывает после таяния снега или прошедших выше по течению дождей. И предложил переночевать на большом пропускном пункте сборщиков налогов перед тем, как они доберутся до порта.

Хоро могла, проснувшись утром, принять воду реки за море и начать кусаться за упущение Лоуренса при продумывании их путешествие. Но человек не может заставить реку течь быстрее, а большой пропускной пункт служил также и довольно оживлённым речным портом, так что остановиться там было неплохой мыслью.

Пригретый солнечными лучами, Лоуренс обнял Хоро, от которой продолжало пахнуть костром, закрыл глаза и сразу провалился во мрак.

Проснувшись, Хоро обнаружила, что всё ещё плывёт по реке и, конечно, не преминула упрекнуть Лоуренса в небрежности, но тут её внимание привлёк необычный вид речного порта, и её настроение пошло вверх.

Лоуренс взял с лодок суму с монетами и некоторые ценные вещи и попросил разрешение оставить их в отделении Саронской торговой гильдии, а также предоставить им комнату. О его с Хоро деяниях в Саронии здесь уже было известно, и всё прошло достаточно легко.

До моря было ещё довольно далеко, но места пошли уже равнинные, видно было далеко, так что можно было увидеть пугающе широко раскрывавшееся небо в западной стороне, где путешественников ждало море. Это был великолепный вид пылавшего заката на фоне темневшего синего неба. Хоро, сидя в таверне неподалёку от реки, даже забыла про свой эль. Что-то подобное можно было увидеть и в Ньоххире, но там небо не открывалось во всю необъятную ширь, так что сравнивать было невозможно.

Путешествуя с Лоуренсом, Хоро, конечно, уже видела небо над морем, но его вид отличался в зависимости от места и времени года. И когда они доберутся до морского порта, вид заката будет интересен уже по-иному.

— Остынет, — практично сказал Лоуренс, обкусывая мясо с форели, зажаренной на прутике.

Хоро лишь неопределённо кивнула, не отрывая взгляда от неба. Лоуренсу нечасто выпадало видеть столь безучастное выражение на её лице. Казалось, с её души были сняты все оболочки, оставляя её совершенно беззащитной. Лоуренс понимал, что она не грустит и не радуется, это чувство было трудно понять и пересказать. Чувство того, кто прожил сотни лет и сейчас смотрит на нечто неизменное в течение этого времени.

В то же время он понимал, что это чувство не было для неё приятным. И он мог лишь быть рядом с ней, осознавая, что всё, что он так старательно придумывал ради возможно долгого счастья Хоро, оказывалось таким ничтожным перед непреодолимой тиранией мироздания.

Он видел, как слезинки выступили из застывших глаз Хоро и, скатившись по щекам, сорвались на стол, он видел это и продолжал есть белое солёное мясо. Он мог это делать не потому, что был достаточно взрослым, чтобы свысока смотреть на жизнь и приближавшиеся старость, болезни и смерть. Просто он, пройдя половину своей жизни, сумел принять одну вещь: ему не надо противостоять беспомощности перед мирозданием, ему надо просто отдаться его течению, что почти равнозначно отказу от борьбы.

— Твоя рыба остынет, — сказал он снова, но это не было проявлением заботы.

Просто он ничего не мог противопоставить, а значит, надо было наслаждаться каждым моментом и держаться до конца.

Хоро оцепенела, потерявшись на зеркальной глади озера, но нашла путь к берегу по пробежавшей по зеркалу ряби, когда дурень ступил в озеро. И хотя до берега было далеко, она повернулась посмотреть на Лоуренса и с надеждой улыбнулась.

— Да, вкусно пахнет, действительно будет жаль, если остынет.

Выражение лица Хоро хранило след беспокойства, словно ей казалось, что этот запах лишь снился, она нерешительно откусила кусочек, чтобы, наконец, убедиться, что всё происходит наяву.

— Если немного подождём, там будут играть музыку, сможем послушать, — и Лоуренс показал подбородком на вход в таверну, выходившую на реку, где группа людей настраивала инструменты, готовясь заработать этим вечером. С того места, где сидели Лоуренс и Хоро, было ясно видно, что к порту пропускного пункта постоянно подходили лодки, народу на них не терпелось сойти на берег и завершить день выпивкой.

В отличие от обнесённых стенами городов за речными портами следили не слишком сильно. И, судя по слабой заполненности таверны сейчас, здесь должно становиться тем оживлённее, чем позднее.

— Веселье вот-вот начнётся, — произнёс Лоуренс.

Хоро, откусившая за раз полфорели, раздавила зубами рыбью голову и посмотрела на Лоуренса. Проглотив, она за второй укус прикончила остаток форели и облизала губы.

— Меня сейчас стошнит, — сказала она.

По лицу Лоуренса пробежали выражения замешательства и отвращения, после чего Хоро покровительственно улыбнулась.

— Не из-за рыбы, из-за тебя, — добавила она и указала прутиком от форели на Лоуренса.

Прежде чем он успел спросить, Хоро осушила кружку с элем, простонала от удовольствия, ставя кружку на стол, и заказала ещё.

— Из-за кого ещё, если не из-за тебя? — снова сказала она и громко, без стеснения рыгнула.

А потом посмотрела на Лоуренса с таким довольным видом, словно сумела освободиться от чего-то, застрявшего в горле.

— Мне достаточно лишь проглотить то, что ты мне приготовил — и день прошёл, — Хоро взяла ещё одну форель, потянулась к ней губами, словно собиралась её поцеловать, и откусила большой кусок. — Предстоит новое путешествие только для нас двоих.

Она набила рот нежной форелью, не выронив при этом ни крошки. И, проглотив всё, немедленно запила только что принесённым элем.

— Ты специально отправился к этим полям, когда всё дело решала одна строка на пергаменте, специально, чтобы мы поучаствовали в этой захватывающей уборке урожая. Когда мы покинули Ньоххиру, ты выбрал движение по суше, чтобы сэкономить на этом, но теперь мы плывём к морю на лодке. О, нет! Наверное, тебя напугала боль в спине, и ты решил не экономить, — Хоро с самым невинным видом засмеялась, потом вздохнула и бросила взгляд на краски заката, но в этом взгляде уже не было давешней пустоты. — Я знаю, что ты специально так сделал, чтобы делать меня счастливой на всём пути.

Хоро прищурилась и наклонила голову, словно припоминая что-то, потом закрыла и снова открыла глаза.

— Это дарит мне такое счастье... даже, когда ты делаешь что-то, за что заслуживаешь взбучки.

Лоуренс, сдаваясь на её милость, поднял руки, и Хоро лёгким царственным жестом даровала своё прощение.

— В путешествии с тобой я счастливо провожу каждый день. Но, как ни странно это прозвучит, я счастлива и тогда, когда тоскую.

— Мм... мм? — вырвалось у Лоуренса.

Хоро заказала у проходившей мимо разносчицы ещё мяса, прежде чем продолжить.

— Не только тогда, когда мы только-только встретились, даже в купальне я этого не знала, — Хоро прикусила кончик прутика от форели. — Одиночество, тоска, неприятное ощущение, когда не знаешь, что делать в путешествии, это всё теперь делает меня очень счастливой.

— Э-э, значит... — озадаченно пробормотал Лоуренс.

Хоро застенчиво улыбнулась.

— Разве не странно? Грущу, если грустно, тоскую, когда тоскливо, но всё равно на всех этих подъёмах и спусках, даже если меня захватывает чёрная пропасть, в которой я сжимаюсь в комочек, всё равно я чувствую себя счастливой.

Лоуренс только растерянно моргал, он не думал, что Хоро лишь пыталась его утешить.

Принесли колбасок, Хоро отрезала свою долю и принялась медленно есть. Восхитительно густой жир колбасок всегда вызывает желание выпить эля.

— Возможно, только после встречи с тобой я научилась наслаждаться всем в моей жизни, — произнесла Хоро и откусила ещё колбаски с невинностью своей единственной дочери Миюри. — Это похоже на эль — одновременно горький и вкусный. То есть... К слову, я не собираюсь просить тебя остановиться. В конце концов, это ты после нашей встречи взял на себя заботы обо мне, стремясь сделать меня твоей парой.

Последнее прозвучало довольно нахально, но она имела в виду, что прирождённый торговец Лоуренс выполнял этот договор счастья между ними.

— Так что я хочу сделать заказ. Если у меня идут только счастливые дни, я счастлива, но я ещё хочу немного насладиться одиночеством рядом с тобой. Я хочу испытать чего-то ещё после того после того, как с уходом этой назойливой девчонки и прилипчивой пушистой белки вдруг кончились эти насыщенные дни, и я не знала, как мне отпустить это время. Нужно тщательно прочувствовать тоску, которую не выплакать, даже если весь день лить слёзы.

Лоуренсу это показалось неправильным, но он понял, что судил неверно, когда увидел музыканта, закончившего настройку своего инструмента, вероятно, каждый из музыкантов пел в своём определённом месте. Музыкант поприветствовал присутствующих, ожидая заказов.

В своих странствиях Лоуренс как-то услышал, что действительно стоят денег не те песни, после которых восторженно орут, а те, от которых льют слёзы.

— Рядом с тобой, — тихо завершила Хоро, — я могу плакать со спокойной душой.

Жизнь не состоит из одного счастья, но это совсем не то, о чём толкует Церковь — дескать, жизнь греховна сама по себе и потому наполнена страданием. Несчастье сопутствует счастью, будучи его противоположностью, а значит, в каждом проявлении жизни можно отыскать вдвое больше наслаждения.

— Хей, я бы хотела заказать песню, — позвала музыканта Хоро и показала подбородком на Лоуренса.

Давно приручённый Лоуренс быстро достал несколько монет и сунул их музыканту.

— Какую мелодию хочет услышать достопочтенная госпожа?

Этот музыкант отличался от тех, которые приезжают в Ньоххиру, от него исходило ощущение безрассудства, такой мог бы и на мелкую кражу в городе решиться. И Хоро произнесла:

— Я хочу такую весёлую и живую песню, что смогла бы пронзить мне уши.

Глаза музыканта чуть расширились, на губах показалась дерзкая улыбка, словно он принял вызов. В этот момент в таверну завалилась толпа моряков. Самое время зажигать.

— Тогда слушай мою песню, под которую затанцуют сами боги!

Громкая музыка заставила всех выпивох повернуть головы в его сторону. Вскоре самая восторженная часть из них затопала ногами в такт музыке.

Служанка-разносчица ужасно беспокоилась, что они разобьют террасу перед входом или выбьют сваи, на которых держалась над рекой таверна. И в самом деле, от покачивавшихся свай по реке распространялась рябь.

Праздник постепенно набирал силу, а Лоуренс и Хоро тем временем спокойно смотрели друг на друга.

— Чувствую, у меня будет звенеть в ушах, когда я буду ложиться спать, — устало пошутил Лоуренс.

Хоро, как ни в чём ни бывало, будто это кто-то другой заказал такую буйную песню, сказала в ответ:

— Чего ты боишься? Единственное, что не доставляет удовольствие, это похмелье.

Может, надо пить поменьше? — спросил взглядом Лоуренс, и Хоро, улыбнувшись улыбкой невинной девушки, кивнула, приподнялась и заказала ещё эля.

Путешествие Лоуренса и Хоро будет продолжаться. Каждый из них не будет одинок, сколь холодный ветер не подул посреди ночного мрака. И потому утром снова взойдёт солнце.